Текст книги "Рэкет по-московски"

Автор книги: Василий Веденеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц)

VII

Как Глеб ни старался первым узнать Светлану в толпе, ему это не удалось. Особого впечатления на него молодая женщина не произвела – так себе. Тем неожиданней было обнаружить в ней недюжинную наблюдательность и способность к анализу, причем довольно тонкому. Рассказав Глебу историю отношений с Фоминым, она прямо заявила, что готова взять отпуск за собственный счет.

– Я буду помогать вам, Глеб Николаевич.

– Прекрасно, – усмехнулся Соломатин. – Вы приходите на встречу со мной, рассказываете загадочную историю и выражаете готовность помочь. Даже не зная, кто я?

– Почему же? – Светлана нисколько не смутилась. – Я к вам несколько дней пытаюсь дозвониться. Думаете, не догадалась выяснить, где и кем вы работаете?

– Сдаюсь! – шутливо поднял руки Глеб. – Но как вы мыслите свою помощь?

– Вы сейчас куда? – пытливо заглядывая ему в глаза, спросила Светлана. И добавила: – Если не секрет, конечно.

– В кабак, то есть ресторан. Хотите вместе со мной?

– Если это касается Юры, то да! – твердо ответила она.

– Ну что же, пошли, – хмыкнул Глеб.

В зале было душновато и немноголюдно. Сновали проворные официанты, на эстраде выступал цыганский ансамбль, исполнявший уже набившие оскомину мелодии. Пожилой скрипач в белой рубахе и расшитой блестками короткой безрукавке, увидев Глеба, озорно ему подмигнул.

Подошла официантка, глядя в сторону, лениво перечислила, что из указанного в меню есть в наличии. Соломатин попросил два салата, два горячих блюда, минеральной и кофе с пирожными.

– Вы, наверное, холостяк? – открыв сумочку, Света украдкой достала зеркальце и поправила прическу. – Иначе ужинали бы дома. Почему не женитесь? Или я проявляю излишнее любопытство?

– Почему излишнее? – улыбнулся Соломатин. – Что холост – угадали, а отчего не женюсь? Моя мама кроме меня вырастила еще двух парней. Они оба считают ее своей матерью. Один из них нам родня, другой совсем чужой человек. Но чужой оказался роднее. Справляя пятидесятилетие, наш родственник, выращенный моей матерью, гулял целых два дня, по-купечески широко, со смаком. В первый день сошлись у него люди, нужные для дела и для карьеры, пили, ели, веселились, но за столом не было ни той, кто его вырастил, ни его братьев.

– Почему? – удивленно подняла брови Светлана.

– Человек достиг определенного положения, – развел руками Глеб. – Неудобно ему стало, да и накладным посчитал. Пригласил родных на второй день – доедать оставшееся от «нужных» гостей. И жена его, мило улыбаясь, приговаривала: «Тут у меня чуток курочки осталось, я вам положу?»

– Мерзость, – передернула плечами Светлана.

– Мерзость, – согласился Соломатин. – Больше я в его доме не бывал… Противно. Так и чудится, что перед тобой, как перед бедным родственником, объедки поставят, а я гордый, унижения не терплю. Гордость и жениться не дает: кажется, пригласишь избранницу на объедки, только уже собственной жизни…

– Зря вы так, – ответила она. – Разве может человек точно знать, где и когда найдет счастье?

Официантка принесла салаты, хлеб и минеральную. Оркестранты сложили инструменты и ушли с эстрады. Сильнее стал слышен гул, стоящий в зале ресторана.

– Разрешите? – пожилой человек в белой рубахе и черном пиджаке подошел к их столику со стулом в руках. Светлана напряглась, вопросительно посмотрев на Соломатина.

– Здравствуй, сэрво. Присаживайся, – кивнул тот ему, как старому знакомому. – Девушка со мной.

– Здравствуйте, – слегка поклонился Светлане мужчина. – Давно тебя не видел, Глеб Николаевич. Ко мне пришел?

– К тебе, сэрво, к тебе.

– А я вас узнала, – засмеялась Светлана. – Вы сейчас на скрипке играли. Так? А почему сэрво? Это имя или фамилия?

– Э-э-э, милая девушка, – покачал головой скрипач. – Это не имя, не фамилия и в то же время и имя, и фамилия. Сэрво! – он поднял длинный тонкий палец. – Так называют себя цыгане южных областей России и левобережной Украины. Или сэрви, если нас много. Из сэрви раньше были самые лучшие лошадиные барышники, плясуны и музыканты. Ах, как играли до войны на скрипочках курские цыгане во всех российских пивных! Теперь этого никто уже не может слышать, только остается вспоминать.

– А Яша Конденко? – прищурился Глеб.

– Чтобы не было недоразумений, Яша Конденко – это я… – чуть привстав, поклонился скрипач. – Но Глеб Николаевич по своей доброте всегда преувеличивает. Я не то, что старые цыгане. Сколько нас было и сколько осталось? Но я думаю, что Глеб Николаевич пришел узнать не об этом. Угадал?

– Мне нужны Алик и Моисей, – бросил Соломатин.

– Да-а, – вздохнул скрипач, складывая руки на животе. – Я всегда считал: в моем возрасте лучше каждый день иметь «Цветок папоротника», пусть даже мифический, чем один раз много-много живых цветов. Вам ясно, дорогой Глеб Николаевич?

Светлана молча и настороженно переводила взгляд с одного на другого – девушка не совсем понимала, о чем идет речь, но чувствовала серьезность разговора, полною скрытых намеков, иносказаний, недомолвок. Чего хочет Соломатин от скрипача, зачем спрашивает о каком-то Алике и неизвестном Моисее, кто они? Какое отношение имеют к поискам Юры?

– Перерыв кончается, – поглядев на часы, буднично сообщил Соломатин. – Пойдем, Яков, провожу.

– Прощайте, милая барышня, – встал цыган. – Хотя я не гадалка, но вижу на вашем лице печать большой любви к отсутствующему здесь мужчине. Желаю вам, чтобы ваша любовь была счастливой! У каждого человека должна быть особая любовь. Прощайте…

Скрипач взял Глеба под руку, они медленно пошли к скрытому пыльной портьерой проходу около эстрады.

– Я музыкант, Глеб, – тихо сказал Яков. – У меня музыка! А ты меня втягиваешь в тайные дела, просишь помочь, что-то сказать… Тебе не жаль старого Конденку?

– Нет, – после короткой паузы ответил Соломатин. – Не жаль. И сам Конденко знает – почему.

– Э! Будь проклят тот день, когда я познакомился с тобой, Глеб. Нет, ты не плохой человек, но нельзя же все время напоминать другим, что они когда-то хромали.

– Вот ты и помоги перестать хромать другим, – все так же невозмутимо предложил Соломатин.

– Да? – приостановился цыган. – А что потом будет со мной? Начнут говорить: Яшка-скрипач ссучился?!

– Кто это скажет, если ты больше не хромаешь? – поглядел ему в глаза Глеб. – Ну? Кто?

– Тебе надо жениться, – вздохнул скрипач. – Помягчеешь, начнешь лучше людей понимать, особенно когда появятся дети… Не знаю я, где Алик. Крутился он здесь вместе с Моисеем, но теперь их нет, и где найти, я не знаю. Ни адресов у меня нет, ни телефонов. Хочешь, я вам исполню чардаш Монти?

– Не надо, – Соломатин поиграл желваками. – Я вижу, ты больше всего ценишь собственный покой. Прощай, Яша, играй чардаш на потеху публике, а я пойду заниматься тайными делами.

– Обиделся? – удержал его Конденко. – Не надо расставаться, имея зло на сердце.

– Слушай, Яков, – повинуясь внезапному наитию, сказал Глеб. – Ты о Могильщике ничего не слышал?

– Слышал, – равнодушно пожал плечами скрипач. – Как не слышать? Он тебе тоже нужен? Тогда иди в мотель, ну, в тот, что с ночным баром. Там есть развеселая девка по кличке Мышка, ее все знают, не ошибешься. Расспроси у нее, а я пойду потешать публику. Прощай, Глеб Николаевич! И я тебя прошу, не приходи ко мне с такими делами, приходи слушать музыку…

VIII

Ночевал Фомин в сторожке, а утром вновь началось то, от чего он отвык, живя у Светланы.

Опыт бродяжничества какой-никакой, а все же некоторый у него уже имелся. Поэтому утром он первым делом отправился на рынок, где создавались и тут же распадались «трудовые коллективы». Первая половина утра прошла за разгрузкой помидоров. Получив трояк, Юрка позавтракал в харчевне при рынке, потом пошел звонить Светлане. Ее не было ни дома, ни на работе. Пришлось вернуться на рынок. Потолкался среди покупателей и таких же, как он сам, искателей мелкого приработка. Поняв, что там больше ничего не обломится, начал раздумывать над проблемами бытия. Ехать домой к Светлане он боялся. Вдруг около ее дома ждут соглядатаи? Поехать к Сакуре, поговорить по душам, вернее, вытряхнуть из него душу, узнать, что он прячет на самом ее дне? Но адреса Сакуры нет. И тут вспомнился Икряной – обвислый животик, округлые жесты, пространные обещания помощи. Заехать к нему – узнать адрес Сакуры?..

Доцент оказался дома. Увидев стоящего в дверях Юрку, он смешался – Фомину даже показалось, что Икряной его испугался, но пропустил в прихожую.

– Вот, – жалко улыбнулся Икряной. – Вчера засиделись… Как дела? Есть хочешь?

Поесть не мешало, хотя бы впрок. Икряной проводил Фомина на кухню. «Кают-компания»! – вспомнил Юрка первое посещение доцента. Достал из холодильника бутылку водки, быстро нарезал помидоры и колбасу, поставил на плиту чайник.

– Давай, это… по маленькой, – он разлил водку по пузатым стаканчикам и, не дожидаясь Юрки, выпил.

– Почему не расспрашиваете? А, Михал Владимирыч? – взяв бутерброд с колбасой, мрачно поинтересовался Фомин. К водке не притронулся. – Вдруг я уже документы собрал и пришел узнать, куда их отнести?

– Шутишь? – нервно дернулся Икряной. – Зачем тебя расспрашивать? Раз пришел, значит, надо. Так ведь?

– Мне Александр Михайлович нужен, – сказал Юрка.

– Кажется, мы один раз уже… – начал Икряной.

Фомин, не дослушав, прошел в комнату, снял с серванта большую хрустальную вазу. Увидев, что хозяин приплелся следом за ним, повторил вопрос:

– Мне нужен Шаулов. Понятно?

– Но я… – прижал к груди руки доцент и тут же сморщился, как от зубной боли. Ваза полетела на пол, брызнув в стороны осколками, а Юрка снимал с серванта вторую.

– Что ты делаешь?

– Александр Михайлович объяснит, – усмехнулся Фомин.

– Стой! – зажмурившись, закричал доцент. – Я в милицию…

Вторая ваза грохнулась на пол. Икряной закрыл лицо руками. Фомин подошел к нему вплотную:

– Какая милиция, Михал Владимирыч? Вы отлично знаете, кто такие получатели! Адрес и телефон! Или я здесь…

– Не надо! – взмолился доцент. – Я дам, разбирайтесь сами, но ты никому не скажешь, где и как узнал его адрес. Только на этих условиях.

– Я слушаю, – поторопил Фомин. Михаил Владимирович быстро продиктовал адрес и телефон Сакуры.

– И еще, – Юрка выразительно потер пальцы.

– Да, да, сейчас, – доцент метнулся в спальню, вынес две смятые десятки. – Больше нету, ей-богу нету!

– Ладно, – Юрка взял деньги и пошел в прихожую.

Услышав, как хлопнула закрывшаяся за ним дверь, доцент зло пнул ногой осколки:

– У-у-у! Скотина безрогая! Тварь! – взвизгнул он. Потом обессиленно упал в кресло, тяжело отдуваясь, но тут же сорвался с места, услышав требовательный звонок в дверь.

К его изумлению, в прихожую ввалились двое здоровенных парней, следом шел Мирон.

– Был?! – увидев осколки хрусталя, спросил он.

– Кто? – сделал недоумевающее лицо Икряной.

– Где он? – Мирон ухватил доцента за отвороты куртки.

– Да что ты… Да откуда… – попытался освободиться Михаил Владимирович, но, получив крепкий удар, отлетел в комнату.

– За что? – садясь на полу, простонал он.

– У меня человек рядом с твоим домом дежурит, – зло прошипел Мирон. – Он позвонил, что этот придурок пошел к тебе.

– Господи! – раскачиваясь из стороны в сторону, завыл доцент. – Денег приходил просить.

– Давно ушел? – легонько пнул его ногой Мирон.

– Да только что, – жалобно затянул Михаил Владимирович, проклинавший и Шаулова, который привел к нему Фомина, и Виктора Степановича, и всю их компанию. Прибьют и фамилии не спросят.

– Смотри, интеллигент, – последнее слово в устах Мирона звучало как самое грязное ругательство. – Душу выну! Если еще придет, задержи под любым предлогом. Поехали! – скомандовал он парням. – Далеко он не мог уйти!

После их ухода Икряной еще некоторое время сидел на полу, глядя пустыми глазами на осколки хрусталя. Охая и кряхтя, поднялся, пошел за веником и совком. Заметая осколки, подумал, что надо сегодня же уехать к жене на дачу, предварительно купив любые путевки и билеты на поезд. А лучше на самолет!

IX

«…Харе, харе, Кришна-Харе…» – заунывная, тупая мелодия, сопровождаемая монотонным глухим стуком маленького барабана. Фомин поудобнее оперся спиной о стену, вытянув ноги, и, полуприкрыв глаза, начал вспоминать визит к Икряному.

Наверное, его спас случай. Выйдя из квартиры доцента, он решил навести ревизию в собственных карманах. Выгребая из них мелочь и скомканные купюры, Юрка посмотрел в окно лестничной площадки. У подъезда остановилась машина, из нее выскочили трое парней, шустро кинулись к дверям парадного, загудел, опускаясь, вызванный ими лифт. Мирон! Опять все тот же Мирон!

Не дожидаясь, пока поднимет наверх Мирона и его приятелей тихоходный лифт, Юрка побежал вниз по лестнице. Проскочив несколько пролетов, невольно замедлил бег. Куда он, собственно, торопится? Внизу стоит еще один! Увидев выскочившего из подъезда Фомина, обязательно сообщит об этом и укажет, в какую сторону тот побежал. Что делать?

Несколькими этажами выше хлопнула дверь лифта, потом дверь квартиры. «Зашли к Икряному», – понял Юрка.

Ноги сами, помимо его воли, отсчитывали ступеньку за ступенькой вниз по лестнице. Навалилась тупая апатия. Сейчас они выйдут из квартиры доцента, спустятся вниз и поймают его, как глупого мышонка, запихают в машину и повезут к Виктору Степановичу. Тот радостно потрет большие ладони, словно в предвкушении обильной трапезы, и…

– Опаздываешь! – сердито прошипели рядом. Юрка вздрогнул и оглянулся: невзрачный патлатый малый в потертых джинсах стоял около приоткрытой двери в квартиру.

– Давай, заходи, – махнул он рукой, и Юрка вошел.

– Конспиратор хренов, – беззлобно ругнулся малый, закрывая за ним дверь. – Зачем выше поднимался? Уже собрались.

Юрка прошел следом за ним в комнату с задернутыми шторами, где сидели на стульях и на полу пятнадцать-двадцать пестро одетых парней и девчонок.

– Садись, – малый дернул Фомина за руку, указывая на свободное место около стены.

«Харе, харе, Кришна-Харе…» – заунывная, тупая мелодия.

Один из парней начал стучать в маленький барабан.

«Кришнаиты», – понял Юрка. Ему уже приходилось видеть их в скитаниях по городу. И вот теперь неожиданно попал на сборище кришнаитов. Даже скорее всего не самих кришнаитов, а любопытных молодых людей, решивших прийти послушать агитатора секты.

Из боковой комнатушки вышел молодой человек в очках, начал рассказывать о Кришне. Юрка не слушал – зачем ему Кришна? Интересно, сколько продлится сеанс замусорения мозгов – час, два, три? Хорошо бы просидеть здесь подольше, чтобы не встретиться при выходе со своими преследователями. Однако быстро они примчались, как на крыльях… Ох как нужен им гражданин Фомин! Но зачем? Что же он знает такое? Сам не додумаешься, а расспросить некого. Стоп, а Сакура?! Именно он свел его с Виктором Степановичем, толкнул в получатели, забрал паспорт, обещая оформить на работу в мифическую контору. Уж он-то должен знать?

Опять застучали в барабанчик, затянули надоедливый мотив.

Сеанс закончен.

– Выходим по одному, – предупредил знакомый малый. – Приходи еще, – отпирая дверь, пригласил он.

– Пока, сектант! – небрежно помахал ему рукой Юрка и сбежал вниз по лестнице.

На улице, не желая рисковать, он стремглав пролетел расстояние до ближайшей остановки и, раздвинув руками двери, успел вскочить в отходящий троллейбус. Доехав до центра, перекусил в буфете магазина «Детский мир», потолкался в ЦУМе. Поднимаясь вверх по Кузнецкому мосту, прошел мимо приемной КГБ. Может быть, зайти сюда? А что он скажет? Наплетет небылиц о повесившемся мужике, его дурной жене, мрачной фигуре Виктора Степановича и пьянице Жорке-Могильщике? Уж лучше ехать к Сакуре…

– Юра? – открывший дверь Александр Михайлович был ошарашен. – Ты как меня, собственно?..

– Подсказали, – Юрка нажал на дверь и вошел.

– Проходи, я рад, – Сакура не знал, куда деть руки, и это не укрылось от гостя.

– В общем так, Александр Михайлович, – Фомин решил не тянуть резину, а сразу приступить к делу. – Ты меня втравил в историю, свел с людьми, которые, кроме денег, знают еще одну расплату – нож в бок! Теперь давай, советуй, как дальше жить…

Говоря, Фомин теснил Сакуру к дверям комнаты. Вот они вошли в нее, сделали еще два шага, и Александр Михайлович, не имея больше возможности отступать, вынужден был сесть на диван.

– Надо уладить миром, – быстро ответил Сакура. – Мирон! Хочешь, я позвоню, договорюсь?

– Не надо, – набычился Юрка.

– Зря, ей-богу, зря! – прижал руки к груди Шаулов. Совсем как недавно Икряной. – Я не знаю, что произошло, но иди лучше домой. Подожди, я обо всем договорюсь, и помиритесь.

– Мы не в детском саду – поссорились, помирились. Не понимаете, что ли, какие будут разговоры?

– Господи! – Сакура вскочил и ловко обошел Фомина. – На что ты рассчитываешь, чего добиваешься? Я еще раз повторяю: мне ничего неизвестно, кроме того, что Виктор хочет с тобой обязательно переговорить!

– Ладно, – нервно покусал губы Фомин. – Денег можете дать взаймы? Я отдам. И паспорт верните.

– Денег? Конечно, – Сакура метнулся к пиджаку, висевшему на спинке стула, быстро вытащил бумажник. – Много не могу, но рублей двадцать пять… Устроит? Больше нет, правда.

– А паспорт? – напомнил Юрка. – Паспорт где?

– У Виктора. Я не хотел отдавать, но он мне обещал…

В этот момент раздался звонок в дверь, и оба застыли, напряженно прислушиваясь.

– Саша! Открой! – раздался за дверью женский голос, нетерпеливо застучали кулаком по филетке.

– Это… Это моя жена, – с трудом сглотнув слюну, облегченно вздохнул Шаулов. – Я открою?

Фомин только кивнул в ответ – теперь никакого разговора с Александром Михайловичем не получится. Придется уйти, унося в кармане четвертной, а в душе чувство горечи, опустошенности и отчаяния.

– Что ты тут делал? – подозрительно озираясь, в комнату вошла жена Сакуры. – Здрасьте, молодой человек.

– До свидания, – ответил Юрка, выходя в прихожую.

– Подожди, – кинулся за ним Сакура. – Подожди! Надо решить по-людски. Скажи, где тебя найти, я перед тобой в долгу, я улажу, вот увидишь, только не думай…

– Зачем думать, если я знаю! – ответил Фомин и, отстранив Шаулова, шагнул за порог.

– Шаулов! А ты дурак!

Вернувшийся в комнату Александр Михайлович тяжело повернулся и невидящим взглядом уставился на жену:

– В чем дело?

– Прикидываешься? – она зло сузила глаза. – Кто это?

– Бывший ученик. Приличный молодой человек, – отвернувшись, ответил Сакура.

– Приличный! – взвизгнула жена. – Разве с приличными запираются? У меня сегодня кошелек и ключи в автобусе украли, а то бы я знала, чем ты тут без меня занимаешься…

Не обращая больше внимания на ее вопли и угрозы, Александр Михайлович включил магнитофон, сделав погромче звук.

Теперь, видимо, надо ждать появления Мирона или Вити Рунина? Сколько ждать – минуты, часы, дни? Если они гонят Фомина, ждать недолго. Рука сама потянулась к телефонному аппарату.

– Витя? – услышав знакомый голос на том конце провода, задушевно спросил Шаулов. – Витенька, дорогой, он только что был у меня…

X

Солнце ушло на отдых, спрятавшись за огромное, похожее на серую бетонную скалу здание мотеля. Опускались сумерки, теплые, ласковые, как всегда, немного грустные. По сверкающему полу вестибюля цокали каблучки разодетых женщин, сопровождаемых солидными кавалерами.

– Нам сюда, – оперуполномоченный из местного отделения Олег Рубавин показал на притаившийся в малоприметной нише служебный лифт.

Мимо прошел седой иностранец, ведя под руку молоденькую накрашенную отечественного вида девицу. Она краснела и смущалась, но шла, стараясь сохранить независимый вид.

– Это тоже наше гостеприимство, – горько сказал Олег, кивнув им вслед. – И Мышка из такой публики.

В баре устроились за столиком у окна. Откинувшись на спинку стула, Глеб рассматривал публику в зале – небрежно развалившихся в креслах парней в модной одежде, девиц с неуловимо одинаковым выражением лица, словно многократно повторенным скрытыми зеркалами. Несколько пар танцевали – тряслись груди, мелькали обнаженные ноги, колыхались облака волос – золотистых, угольно-черных, сиренево-фиолетовых с голубизной, под цвет лака на ногтях. Топтали пол летние туфли «мэйд ин Итали» и легкие высокие ботинки типа кроссовок. Казалось, танцевали деньги в пухлых бумажниках. Танцевали «шестерки» и «лады» со стереомузыкой. Танцевали дачи и кооперативные квартиры, видеомагнитофоны «Джи-Ви-Си» и зарубежные цветные телевизоры, партнеры по сегодняшней и завтрашней любви, не оставляющей следа в душе, принадлежащие каждому и каждой.

– Вон она, Мышка, – Рубавин показал глазами на девицу, сидевшую с двумя парнями. Голые плечи Мышки прикрывал широкий шарф с люрексом. Неестественно блестели темные глаза, кривился умело подмалеванный большой рот, алели яркие пятна румян на скулах.

– Надо ее вытаскивать, пока не накачалась, а то потом слова связного не добьешься. Или уведут…

Олег направился к столику, за которым сидела Мышка, и после недолгих переговоров подвел ее к их столику.

– Садись, – предложил ей Глеб. – Разговор будет.

– Об чем? – с готовностью опускаясь на стул, засмеялась она. – Об выпить-закусить? Или о мальчиках?

– О мальчиках, – подтвердил Глеб. – Где Жорка-Могильщик?

– Чудеса! – она захохотала, запрокидывая голову, рассыпая по плечам волосы. – Всем нужен Жорка, какой спрос!

– Парни о нем спрашивали? – догадался Глеб.

– Ну? А выпить у вас есть, или менты не пьют? – Мышка потянулась к бокалу, стоявшему перед Глебом, пригубила и разочарованно протянула: – Вода…

– Слушай, ты шустрый, как электровеник? – Соломатин почувствовал на плече чужую руку и обернулся. Рядом стоял один из парней, накачивавших Мышку водкой. – Не успел прийти, уже всех баб обежал?

– Иди, – посоветовал парню Олег, – не мешай нам.

– Ты!.. – взвился тот, но подскочил его приятель, взял под руку, потащил в сторону, что-то шепча на ухо.

– Пошли, – Глеб встал. – Здесь поговорить не дадут.

– Куда, в участок? – равнодушно зевнув, осведомилась Мышка. – Правое нет забирать.

– Вставай, – потянул ее Олег, – на улицу пойдем. Потом, если хочешь, можешь вернуться.

Мышка поднялась и, поддерживаемая Олегом, пошатываясь, поплелась к лифту. «Как с ней говорить? – тоскливо подумал шагавший следом Соломатин. – Накачалась, стервоза».

– Мышка сразу двоих подклеила, – хихикнула за их спинами одна из барышень. – А говорили, сходит с круга?!

Глеб хотел обернуться, посмотреть, кто это сказал, и заодно проверить, что делают парни, накачивавшие Мышку водкой, но подошел лифт, и подполковник шагнул к его дверям.

– Бай, старичок! – пьяная Мышка игриво помахала ручкой швейцару, открывшему перед ними двери мотеля.

Олег с трудом вывел ее на улицу, дал прикурить.

– Хочу танцевать! – неожиданно заявила Мышка и, выскочив на площадку перед входом, вскинула вверх руку с шарфом.

Где-то в стороне взревел автомобиль, метнулись по фигуре Мышки лучи фар, и тут же Глеб рванулся вперед, как когда-то рвался десятый номер – «Червонец» – к воротам противника, зажав под мышкой дынеобразный мяч. Рванулся, забыв про вновь возникшую боль в сердце, с одной мыслью – успеть!

Коротко свистнул ветер в ушах, еще не успела грубо взять за горло одышка, ноги несли его легко, как в молодости на зеленом поле для игры в регби. Впрочем, поле не всегда было зеленым. Оно бывало мокрым, грязным. Но поле никогда не бывало асфальтовым, как большая площадка перед мотелем, на которой в слепящем свете фар несущегося на скорости автомобиля застыла жалкая маленькая фигурка Мышки с шарфом в поднятой руке.

Не останавливаясь, Глеб подхватил ее, сильно оттолкнул, не удержав равновесия, упал, покатился в сторону, обдирая локти и колени о жесткий асфальт. Глеб не думал о том, что может ободрать лицо и дать еще один повод Собачкину и компании для новых разговоров. Покатился, чувствуя – мимо пролетело тяжелое, пахнущее бензином и горелой резиной тело автомобиля.

Взвизгнув покрышками, темные «Жигули» выскочили на выездную дорожку, ведущую к оживленному шоссе.

– Стой! – крикнул Олег, будто сидевшие в машине могли услышать. Сунув руку за пазуху, он вытащил пистолет.

– Нет! – заорал Глеб. – Нет!

Олег опустил оружие. Соломатин медленно поднялся, чувствуя саднящую боль в разбитом колене и правом боку. Мышка сидела на асфальте и безудержно икала, выкатив испуганные пьяные глаза. Рывком поставив ее на ноги, он подвел Мышку к Олегу, убиравшему оружие. Руки у него дрожали, и ствол пистолета цеплялся, никак не желая попадать в кобуру.

– Номер видел? – морщась от боли, спросил Глеб.

Олег только покачал головой, кусая губы.

– Не надо стрелять, – устало бросил Соломатин. – Потом мы же окажемся виноватыми. Пошли, – кивнул он Мышке и, не оборачиваясь, захромал к служебной машине.

– За что?! – взвизгнула вдруг протрезвевшая Мышка. Видимо до нее дошел смысл происшедшего.

Олег, как мог, успокоил ее. Мышка напряженно морщила лобик, пытаясь уразуметь: чего хочет странный милиционер, вытащивший ее из-под колес? Зачем ему понадобился Жорка-Могильщик? Нет, если он так нужен, она всегда пожалуйста. Он ей с боку-припеку, этот Жорка, не ясно только, отчего с ним живет ее подруга, хотя, если подумать, можно понять – у них ребенок. Дети – это такая штука! Ей лично, хоть задаром, хоть с самыми большими деньгами давай сейчас младенца… Лучше удавиться! Да, Жорка наверняка у своей дуры, за городом. Нет, адреса Мышка не знает, к чему ей адрес, она объяснит, как ехать. Нарисовать? Нарисует – это же не деньги рисовать, за это не посадят?

– Спасибо, – убирая в карман порванного на плече пиджака бумажку с корявым рисунком Мышки и именем подруги, сказал Глеб. – Иди…

Мышка неловко выбралась из машины, пошла в сторону мотеля, прихрамывая и волоча за собой по асфальту зажатый в кулаке блестящий шарф. Остановилась, словно задумавшись, потом вернулась, рывком открыла дверцу:

– Слушай, начальник! – Мышка обняла за плечи Соломатина. – Ты настоящий мужик, не то, что эти… Мразь! Сегодня с тобой поеду, хочешь? Ну нет, правда, ты мне нравишься. Я тебе служить буду, как раба… – и, поймав руку Глеба, попыталась прижать ее к бедру.

Почувствовав его теплую упругость через тонкую, шелковистую ткань платья, Соломатин отдернул ладонь, словно обжегшись. Только этого еще не хватало!

– Сегодня не могу, – как можно мягче сказал он, с трудом отрывая ее от себя. – Иди, Мышка.

Она отшатнулась и, зябко кутаясь в шарф, поплелась на свет окон мотеля.

– Отправь ее домой, – попросил Глеб Олега. – И вообще пригляди за ней… Заодно проверь, там ли еще парни, сидевшие с ней за одним столиком. Думаю, они и были в тех «Жигулях».