Текст книги "Жизнь взаймы"
Автор книги: Василий Кононюк
Жанры:
Попаданцы
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 26 страниц)
Все крестьянское барахло вместе со скотиной потянуло почти на полторы тысячи монет серебром. Несмотря на то что удалось учесть во взаимозачет долги атамана и хлопцев за изготовленное на мои деньги снаряжение, около девятисот монет пришлось выложить. Это существенно подорвало мою наличную кассу, а ведь с наймитами нужно каждую субботу расплачиваться.
Но кое-какой жирок еще имелся. Атаман был мне должен триста монет за десять больших бочек ликера. А у него монеты точно есть, и в большом количестве. Если мои монеты кончатся, пойду с него долги требовать. До осени продержусь. Главное, зерно побыстрее достать и винокурню вновь запустить.
Из добычи мне еще перепало три коня и татарского барахла с оружием монет на девяносто. Казаки считали поход весьма удачным: доля вышла в пересчете на монеты около ста семидесяти монет серебром. Не считая долговременного дохода с гречкосеев, с которыми мне придется маяться. Ведь со следующего года все они начнут платить десятину дохода товариществу за защиту и землепользование. Правда, мы с Керимом индивидуальным разбоем добыли намного больше. Добыча Керима легко тянула на восемьсот монет, а моя на четыреста пятьдесят. Ее в общий котел вносить не нужно было, все нам осталось. Но и риски, конечно, несравнимы.
* * *
Следующие две недели выпали из сознания за множеством дел, которые нужно было решать одновременно. Временное жилье на шестьдесят семей, организация питания, быта, планировка будущих строений, колодцев, организация бригад, бригадиров и многое-многое другое. Но не это утомляло больше всего. Утомляло бесконечное нытье переселенцев, как все вокруг хреново, а они, мол, думали – придут, а вокруг все будет почти как в раю.
Особенно изгалялись бабы, обступая меня тесным кольцом, одновременно тарахтя визгливыми голосами, от которых вяли уши, при этом не давая мне проходу. Бить их мне претило категорически, а больше ничего они не боялись. На мои убедительные просьбы привести своих баб к порядку мужики пожимали плечами – мол, если тебе с саблями за плечами и нагайкой в руках слабо, чего ты от нас, убогих, хочешь?
Когда стало понятно, что так дальше продолжаться не может, ибо безнаказанность лишает представительниц лучшей половины человечества последних признаков ума в их прелестных (в отдельных случаях) головках, пришлось принимать радикальные меры. Собрав представителей худшей половины человечества, объяснил им текущую политическую ситуацию:
– Слухайте меня добре, мужики, чтобы потом не было обид. Слушать визг ваших баб у меня больше нет ни сил, ни мочи. Чья баба еще раз рот на меня откроет, сажаю всю семью на коней и вывожу на киевский битый шлях. Вот вам Бог, а вот вам порог. Татары ушли, совесть моя чиста. Дам один нож, полпуда каши на дорогу, чтобы с голоду не померли, – и с Богом. Ищите себе лучшей доли, коли тут вам беда. И не думайте, что шуткую. Все поняли?
– Поняли… – невесело загудели мужики.
На этом, естественно, история не закончилась. Лишь после того как на следующий день приехавшие со мной хлопцы усадили на коня голосящую бабу, решившую проверить серьезность моих намерений, ее детей, валяющегося в ногах мужика и увезли через речку в лес, наступил порядок. Ко мне подходили только бригадиры – и только после того, как позову. Остальные старались на глаза не попадаться. Была еще парочка семей, от которых избавился бы аналогичным образом, но одного раза хватило.
За изгоев не переживал: казацкие разъезды, купеческие обозы не дадут пропасть. А что охолопят – так тут за что боролись, на то и напоролись. Мужик – тряпка, баба – змея подколодная, пусть с ними кто-то другой мается. Как говорил один известный в истории человечества деятель, «лучше меньше, да лучше».
Хорошо, что лесопилку удалось до приезда атамана запустить: потом на нее ни времени, ни сил не хватило бы. К моему приезду первая дамба была полностью готова. Желоб вставили на высоте два с половиной метра от дна ручья. Над ним подняли дамбу еще на два метра. Желоб представлял собой параллелепипед со сторонами шестьдесят на восемьдесят сантиметров, сбитый из толстой колотой дубовой доски. Внутреннее отверстие сорок на шестьдесят сантиметров, по которому шла вода, можно было перекрыть специальным опускающимся запором. Им же можно было регулировать поток воды через желоб. Летом, когда уровень воды в ручье упадет, планировалось перекрывать воду на ночь, чтобы даром не бежала, а набиралась в запруде.
Столяры как раз к моему приезду изготовили трехметровое водяное колесо метровой ширины. Оно было похоже на бухту от телефонного кабеля, только выше и тоньше. В колесе с помощью колотых дощечек были наделаны раздельные ниши, шестнадцать штук, куда наливалась вода из желоба. Чтобы установить это чудо, на дне ручья дополнительно прорыли канал метровой ширины глубиной сантиметров шестьдесят, куда сбрасывалась вода. Колесо опустили в канал, и оно залезло под желоб.
Смонтировать остальные, уже опробованные, части конструкции труда не составляло. Мое первое механическое устройство на водяной тяге начало работать и пилить заготовленный лес. Вокруг него теперь возводились стены, заготавливался материал на крышу. Рядом строились крытые навесы, под которыми складывались на просушку готовые доски и различные брусья.
Тем не менее на лесопилку тоже приходилось постоянно появляться и контролировать уже налаженный процесс. Всем работникам так нравилось пилить доски, что последующих операций мозг не воспринимал. Поэтому они все делались на шару. То бревен основы, на которых в последующем складировался пиломатериал, не выведут на плоскость, то между рядами досок не резаную мерную планку положат, а куски веток орешника, то еще какую пакость отчебучат, совершенно не понимая будущего вреда. Время такое – нет у людей никаких навыков работы с тонким пиломатериалом.
Чтобы увеличить эффективность работы переселенцев, не хватало качественного инструмента. Все имеющиеся в наличии кузнецы, а среди освобожденных нашелся еще один знающий это дело человек, были заняты моими заказами. Но заканчивалась закупленная осенью крица. Проблему нужно было срочно решать. Да и желание съездить в район известного мне месторождения железных руд было давно.
Интересующая нас территория была в ведении другого татарского рода, соответственно и переговоры следовало вести с их беем. Весточку ему передали сразу по возвращении атамана. Вскоре разъезды с той стороны привезли ответ, что через три дня нас будут ждать на переговоры возле переправы. Количество участников просили ограничить десятью представителями с каждой стороны. В состав нашей делегации включили и Сулима и Керима как знатоков татарского.
Меня атаман заставил надеть одну саблю на пояс, снять портупею с крюком, оставить дома мой старый самострел. На естественный вопрос, что за сложности, почему самострел брать нельзя, он хмуро сообщил:
– Мурат передал: монеты за наши головы назначены крымским мурзою, что осенью с выкупом за полоном нашим приезжал. За мою, Керима и твою. Можешь гордиться. Мы с Керимом уже битые-перебитые, немало им крови попортили, а ты молодой, да ранний, но успел им приглянуться, что такой честью пожаловали. Никто тебя еще из соседей не знает – пусть так и остается. Мы день побудем и уедем, а тебе туда не раз отправиться придется. Будешь Сулиму помощник, а звать тебя будут Пылып Шульга. Все понял?
– Понял…
В положенный день мы переправились через Днепр, где на левом берегу в шатре нас уже поджидал бей Ренат Турунбек, невысокий, широкий и кривоногий татарин лет пятидесяти, с хитрыми глазами и радостным выражением лица. Атаман начал свои речи издалека – мол, собираемся торговлю по реке развивать, в море плавать. Хотели бы знать, как соседи на это смотрят, какие товары готовы предложить, можно ли обеспечить безопасный волок возле днепровских порогов? Знает ли уважаемый Ренат, с кем нужно говорить по этому вопросу? Сможет ли поспособствовать?
В конце своей речи атаман, указавши на Сулима, поведал дорогому соседу, что нашему характернику, ведьмаку и провидцу Сулиму приснился вещий сон. Мол, есть во владениях уважаемого бея Рената Турунбека неисчерпаемые россыпи камня железного, из которого можно крицу плавить. И может наш характерник, ведьмак и провидец помочь великому бею Ренату найти те россыпи за плату малую.
Бей послушал, согласно покачивая головой, затем начал держать ответную речь. Он, дескать, наслышан о славном атамане Илларе Крученом, что объединил вокруг себя все казацкие отряды правого берега и много славных побед добыл над крымчаками. Говорили ему, что крымский мурза много монет обещал тому, кто поможет найти и полонить славного атамана. Но напрасно он надеется, потому что сам пророк говорил: сосед – это самый близкий тебе человек после родичей твоих.
После этих слов бей Ренат Турунбек поднял свою чашу за доброе соседство между казаками и татарами. Затем бей долго жаловался, что сволочные крымчаки не дают торговать скотом на своих базарах, а тут дают за кожу, шерсть и скот такую цену, что об этом даже стыдно говорить. Поинтересовался, какую цену готовы казаки платить за эти товары, когда собираются в море плыть. Оказалось, что возле порогов кочует его дальний родственник, с которым они никогда не ссорились, и тот наверняка захочет помочь казакам в такой взаимовыгодной затее.
Незаметно разговор свернул на большую политику. Ренат, по совету своего соседа Мурата, послал в этом году лишь полсотни воинов в ставку великого хана Тохтамыша и теперь с волнением ожидал новостей. Сулим по этому вопросу с важным видом заявил:
– Не успеет луна вновь взойти полноликой на небесах, как разобьет Тимур войско хана Тохтамыша. Догонять не станет, в обратный путь повернет. Два следующих года удача не покинет великого хана, будет он разорять украины Тимурового ханства, но на третий год придет Тимур с силой великою в Кавказские пределы. Смерть пройдется косой от Кавказских гор до берегов Днепра-Славуты. Кто на правый берег уйти успеет, тот и спасется.
– А что, на правый берег Смерть не ходит? Казаков боится? – с иронией спросил Ренат.
– У Тимура каждый, кто наказ порушил, головой отвечает. Велит он воинам своим до берега Днепра войско Тохтамыша гнать, значит, так и будет. Ни один конь свое копыто в воде Днепра не замочит.
– Тяжелы грехи наши… но будем надеяться на милость Аллаха. Так какую плату хочешь ты, Сулим, за то, что покажешь место, где камни железные в земле лежат?
– Так знай же, славный бей Ренат, что явился мне во сне сам архангел Гавриил и сказал: «И вы, живущие на правом берегу, и братья ваши с левого берега, все вы дети единого Творца, и с вами сейчас его благословение. Много крови прольется на этих берегах, ибо так в Книге Судеб предопределено, но чтобы могли вы противостоять напастям, откроются тебе сегодня земные глубины». И открыл мне архангел Гавриил место, где собрано камня железного несметное множество. И сказал он: «Если все люди, живущие на земле, будут приходить каждый год и забирать камня, сколько сами весят, то понадобится им триста лет, чтобы весь камень тот забрать». – Сулим сделал паузу, давая слушателям возможность представить такое множество. – За то, что открою тебе это место, прошу чистую безделицу. Каждый день мы будем увозить одну лодку камня для своих нужд. Сами будем добывать тот камень и сами грузить.
– Подарок делается один раз, а не каждый день, уважаемый Сулим. Если я начну сокровища, лежащие в нашей земле, раздавать просто так, мои люди меня не поймут. Ты получишь в подарок от меня десять лодок камня. И не думай, что ты один умеешь искать скрытое в земле. Искателей много, а мест с камнями мало.
– Никто не может помешать уважаемому нами соседу, славному бею Ренату Турунбеку, искать и торговать сокровищами, спрятанными в его земле. Мы рады были повидать тебя, сосед, и ближних твоих. Пусть не оставит Господь вас своим вниманием. Если тебе понадобится наша помощь, обращайся. Наше внимание к твоим просьбам не уступит твоему вниманию к нашим. Мы будем собираться. Путь неблизкий.
– Куда спешишь, дорогой сосед? Еще барашка не кушали, разговор едва начали. Завтра будет день – будет дорога с самого утра. Ты отдохнешь, кони отдохнут, жены и дети отдохнут без тебя, а ты без них.
Торговля началась с новой силой. В конце все пришли к взаимовыгодному решению. В подарок мы получали только первую лодку руды. В дальнейшем мы платили за каждые двадцать пять пудов камня (столько примерно можно было нагрузить в мою лодку при двух гребцах, а она была самая вместительная из имеющихся) две монеты серебром либо пуд откованной крицы. Так крица и стоила в Киеве на базаре.
Для камня цена была очень хорошая, хотя ее и не существовало. Никто его не продавал, руду искали в болотах, заводях, где ее столетиями намывало ручьями, качество камня определяли по цвету, по вкусу. Камня в таких «залежах» было мало, редко какой кузнец торговал даже крицей, все продавали готовые изделия. Для татар тоже сделка была выгодной. Ничего делать не надо, только стой, считай лодки и монеты.
Утром атаман с казаками отправился обратно, оставив Сулима, меня и пятерых копачей на попечении соседей, которые гарантировали нашу безопасность. Мы с Сулимом на конях, а хлопцы на моей лодке двинулись вниз по Днепру искать первую левую притоку ниже переправы. Там в будущем расположится город Комсомольск. С этого места практически перпендикулярно к течению Днепра следовало искать месторождения. Насколько я помнил, самое дальнее из них будет самым богатым по содержанию железа в руде. В отдельных местах камни содержат больше пятидесяти процентов железа. В том будущем месторождение было законсервировано, поскольку рядом располагался довольно крупный поселок. Как название поселка и месторождения, из головы вылетело, но точно помню, что стоял он на берегу речушки с характерным названием Рудька. Уже по одному названию реки можно предположить, что на дне в тихих местах должны быть намытые железосодержащие камни. Да и берега следовало изучить. Должны быть выходы руды на поверхность. Откуда она в реку и попадала.
Впадала эта Рудька в ту притоку Днепра, которую мы как раз и разыскивали. Ваня Тарасюк, мой хороший знакомый из прошлой жизни, как-то называл эту речку, и название знаменитое, часто встречалось, а сейчас вспомнить не могу. Когда нашли, спросил сопровождающего нас татарина – мол, как называете речку. А он мне отвечает: «Псел».
Оказывается, название уже существует, а я думал, ее еще предстоит назвать. Спросил, что означает, – татарин пожал плечами. Выходит, название еще раньше придумали, татары его уже застали. Одного из хлопцев посадили на заводного коня, а четверо остались подниматься вверх по течению на лодке, пока не увидят кого-то из нас. Не знаю, сколько приток здесь впадает в реку Псел, но помнил, что нужная нам Рудька впадает выше по течению километров на двадцать. Это если по прямой, а по реке и все сорок набегут.
Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. Если бы в прошлой жизни здесь не бывал и не имел жестких привязок по расстоянию от реки Псел и от Днепра, то мог бы бродить по этой местности и неделю, и больше. Собственно слово «искать» в данном случае имело несколько иной смысл. Железо было под ногами. Вся эта местность, по которой мы двигались, представляла собой огромное месторождение на миллиарды тонн. Вопрос был в том, чтобы найти места выхода руд, близкие к поверхности и богатые на железо.
Этим мы и занимались весь этот и следующий день. Искали визуально на склонах холмов, оврагов, на обрывах возле реки. Искали с помощью лозы. Нужно настроиться на металл, проверить, как реагирует лоза на металлические предметы, а потом можно искать на местности. В результате наметили больше двадцати перспективных мест, из них раскопали четыре. Лоза реагировала, когда руда лежала на глубине от двух до трех метров, – ближе не было. Лопатой прорыться на такую глубину непросто. К сожалению, в основном мы натыкались на бурый камень с содержанием железа процентов на тридцать. Запомнилось мне из какой-то прочитанной книги – мол, если содержание железа около тридцати процентов – камень бурый, если дотягивает до пятидесяти и выше – цвет камня темно-фиолетовый. Еще знаток описывал вкусовые качества. Мол, если камень фиолетовый, но на вкус неприятный, от него плеваться хочется, то дело дрянь, какие-то примеси вредные в наличии. А если камень на вкус сладкий – вот это то, что надо.
Фиолетовый камень мы нашли в последней нашей копанке, чему жутко обрадовались и больше не копали. С большим волнением решил его попробовать на зуб и другим дал. Сладости особой никто не ощутил, но и плеваться не тянуло. Уже хорошо.
Кирка у нас была в количестве одна штука, экспериментальная модель. Батя как раз к выезду сковал, а я на рукоятку надел. Казаки смеялись, что клевец мне дрянной отковали: таким голову пробивать неудобно. Но четыреста килограммов руды, что могла выдержать наша лодка, мы нарубили быстро. К счастью, раскоп был недалеко от реки – метров триста. Мы грузили на лошадей по две корзины, килограммов пятьдесят общим весом, и возили к лодке. Поскольку речь не шла о тысячах тонн, то оптимизацией процесса голова не болела. Главное – мы смогли найти руду в доступном для нас месте. Теперь оставалось проверить, какое железо из нее выйдет.
Оптимальным решением было бы ставить доменную печь прямо возле карьера, а древесный уголь, как более легкий компонент, возить сюда по речке. В будущем, если оно будет, так и сделаем. А пока придется возить руду.
Дорога назад заняла у нас два дня. Около ста километров водного пути. Большая часть против течения. Приходилось помогать и тянуть лошадьми, где это было возможно. Так получалось, что посылать за рудой придется хотя бы троих человек. Двое на лодке – один на паре лошадей. Дорога туда и обратно займет четыре дня. Но проблема с железом будет решена, а мы начнем создавать запасы руды для большой доменной печи.
Сразу по приезде мы сложили небольшую домницу – полметра в диаметре и высотой метра два. К этому времени уже все три плотины были готовы, и столяры успели изготовить второе трехметровое верхнебойное колесо. Мне приходилось целыми днями чертить планы и размечать на местности будущие постройки в натуральную величину.
Планов было много. На второй плотине строилась мукомольная мельница и маслобойня. По механической части классическая мельница – довольно простое сооружение. Одна вращающаяся деталь и один передаточный механизм на ремнях. Но нужен был специалист, который изготовит жернова.
В это время мастера по изготовлению жерновов в основном рубили камни для ручного помола. Но принцип один и тот же, и рисунок на камне такой же, просто размеры побольше. А материал был поблизости в наличии. Еще когда источник воды раскапывали на плоской вершине, где крепость будет стоять, уже тогда обратил внимание, что камень там – плотный песчаник, как раз то, что нужно для жернова.
Маслобойня – это более сложное производство. Если бы в свое время не имел возможности облазить ее вдоль и поперек, то не знал бы, из каких механизмов и последовательности действий состоит процесс получения постного масла. Дед мой покойный по материнской линии жил на Западной Украине и имел в собственности, помимо прочего, мельницу и маслобойню. Когда турнули поляков, а пришла Советская власть, он одним из первых подал заявление в колхоз. Его и оставили работать на мельнице и маслобойке. Кому же там было работать, если во всем селе грамотными были мой дед и мать, которая с семи лет ходила пешком в школу. Каждое утро восемь километров туда и восемь обратно. Школа была в соседнем городке.
Но поскольку маме моей тогда было восемь лет, то у деда конкурентов не было. Так он и проработал на мельнице до самой смерти. Там и умер, прямо на работе. Схватило сердце – у бабки на руках и ушел за Грань. Она моложе была на пятнадцать лет, помогала ему весь последний год. Здоровье у деда уже было не то, а на пенсию идти отказывался. Не понимал, за что ему чужие люди будут деньги платить, если он не делает ничего. И не хотел понимать. Мудрый у меня был дед. Запомнил его слова: «Когда работать не смогу, дети мои мне помогать должны, а не государство. А то не станет ни детей, ни пенсий».
Так вот. Производство постного масла из зерен льна и конопли состоит из нескольких этапов. Сперва зерна пропускают через вальцы, можно деревянные, которые их слегка мнут. Тут основной фокус, чтобы вальцы крутились с разной скоростью и обязательно от внешнего привода. Тогда зерно проволакивается, и происходит первичное разрушение структуры. Семена подсолнуха после этого можно сразу в жаровню, а льна и конопли нужно дополнительно помять на бегунковых жерновах. В бегунковых жерновах верхний камень катится по нижнему. Камни тоже из песчаника, только без рисунка. После этого размятую мякоть, непрерывно помешивая, подогревают на глубокой плоской толстостенной сковородке до температуры не ниже шестидесяти и не выше восьмидесяти градусов. Ее выкладывают в плотную мешковину из конопляной нитки (она намного прочней, чем мешковина изо льна) – и сразу под пресс.
Пресс у деда был древний, кли́новый. Представьте себе обычный железный цилиндр с дырками, в котором что-то давят, но положенный набок. В него сбоку вставлено подходящее по размеру круглое полено, прижимающее содержимое мешковины. Затем между поленом и боковой основой пресса забивают расширяющийся клин. Полено начинает сдавливать содержимое мешковины. Создаваемое давление не уступает современным гидравлическим прессам, поэтому клиновые прессы используют в сохранившихся старых маслобойнях до сих пор. Кстати, и название – маслобойня, а не маслодавка – пошло от клинового пресса, поскольку клин забивали молотом.
Насчет мельницы у меня были сомнения в ее коммерческом успехе, поскольку особой необходимости в ней видно не было. Хлеб народ пек редко, по большим праздникам. В основном питался кашами. Смолоть зерно на крупу несложно и ручной мельницей. Соблазнить моей большой мельницей можно было только крестьян, не имеющих этого девайса в собственном хозяйстве и вынужденных обращаться к более богатым соседям. Те брали за услугу десятую часть зерна в виде оплаты за помол. Мололи сами – в чужие руки инструмент не давался.
Совсем другое дело с маслобойкой. В домашних условиях это крайне тяжелый и низкопроизводительный труд. Сперва зерна конопли или льна нужно долго толочь в ступе, затем жарить и давить с помощью примитивных прессов, которые давали выход в два-три раза ниже, чем мой клиновой. Дед рассказывал, что брал в оплату треть выдавленного постного масла. И всем было выгодно, потому что оставшегося масла все равно было в два раза больше, чем клиент мог выдавить сам, потратив кучу времени и усилий. С маслобойкой будущий коммерческий успех сомнения не вызывал.
На этой же второй плотине с противоположного берега разместятся большие ступки, в которых огромными пестами будет толочься сечка изо льна или конопляной соломы. А в соседнем сарае, который мы гордо назовем мануфактурой, из того, что получится в этих ступках, будут делать бумагу. В качестве отбеливателя будем использовать известковое молоко. Думаю, если вымочить в нем непродолжительное время отбитые волокна, бумага из них выйдет значительно белее.
Сам процесс толчения в ступе с механической точки зрения организовать совсем несложно. Напротив песта вращается колесо с торчащими спицами, без внешнего обода. Такая спица входит в зацепление с выемкой на песте. Вращаясь, поднимает его вверх, по направляющим. Выходя из зацепления, «роняет» пест в ступу, где его подхватывает следующая спица. От диаметра колеса и густоты спиц зависит высота подъема и частота ударов.
На третьей плотине планировалась в будущем шестиметровая доменная печь с механизированным нагнетанием воздуха, отбойный молот, кузнечные горны и горны для изготовления стали методом пудлингования. Самый простой и понятный в реализации метод. В данный момент был готов только отбойный молот, на котором отбивали крицу, получаемую из маленькой домницы. Принцип действия механизма, приводящего в движение молот, был аналогичен тем, которые поднимали песты в ступе.
С чугуном спешить не имело смысла. Нужен был грамотный литейный мастер, и не один, поскольку, кроме пушек, существовало необозримое количество бытовых предметов, которые можно и нужно было лить. Посуда. Котелки, котлы, кастрюли, сковородки. В настоящее время либо медные, либо кованые, из железа.
Медные – дороги, кроме этого, существует опасность реакции меди с кислыми продуктами с образованием малополезных для здоровья соединений. Железные не только ржавеют, но и быстро прогорают на огне. В силу низкой теплопроводности кованого железа внешняя к огню поверхность котелка нагревается до высоких температур и начинает реагировать с кислородом.
Сродни посуде, но еще более необходимая в быту деталь – чугунный настил плиты с разнообразными отверстиями в поверхности. А там жизнь и люди подскажут, чего им еще чугунного нужно вылить.
Но чтобы это все начинать, нужно создать необходимую инфраструктуру поставок сырья и реализации готового продукта. Леса вокруг нас мало, значит, нужно договариваться севернее, там жечь уголь и сюда везти. Готовая продукция тяжелая, да и уголь возами не навозишься, значит, речные суда должны быть, которыми это возить.
Так всегда одно тянет за собой другое. К примеру: все построенные нами устройства базировались на постоянном вращении. Значит, появляется много трущихся друг о друга частей. Чтобы решить эту проблему, мне пришлось выливать, а затем подгонять друг к другу бронзовые подшипники. Но не на шариках – отлить нормальный шарик у меня не получалось, – а на роликах цилиндрической формы. Естественно, их нужно постоянно смазывать. Единственный доступный смазочный материал – смалец. Очень неплохая смазка, но имеющая совершенно иное применение в здешнем не голодном, но и не сытом быту. В Киеве деготь на базаре продается, но здесь никто не знает, как его гнать.
Возникает потребность получить деготь. А тут у меня полный ноль. Смутно помню, что читал в какой-то книге: нужно, мол, из кирпича соорудить нечто похожее на грушу. Сверху – большая плотная крышка, снизу – небольшая дырка. Внутри все тщательно оштукатурить. Загружать сверху, закрыть и поджигать снизу. В зависимости от дров будет капать либо деготь, либо смола. Либо то и другое вместе. Еще помнил, что если дым, выходящий вниз сквозь дырку, охлаждать, как в самогонном аппарате, то можно скипидар получить.
На словах вроде все понятно, но если начинаешь думать, как это сделать, возникает масса вопросов. Не говорю о том, что грушевидный полый объем из кирпича сделать несравнимо сложнее, чем прямоугольный параллелепипед. Но как и на чем должна стоять эта груша? Каким деревом загружать грушу? Как отличить смолу от дегтя?
Тут приходилось решать возникающие задачи самым научным из всех известных мне методов – методом тыка. Его еще называют методом проб и ошибок. Обратите внимание на название. Не методом проб и успехов, не методом проб и положительных результатов, а именно методом проб и ошибок. Чтобы сразу настроить человека на ожидаемый результат.
Теперь представьте, что вас окружают люди, не знающие, что такое отвес и для чего он нужен. Такого инструмента, как мастерок, в природе не существует. Обожженного кирпича не существует, и никто не может понять, зачем он нужен. Складывай себе печь или домницу из высушенного – потом сам обгорит. И так во всем.
От избытка общения с людьми, как правило, начинает портиться характер. Не раз замечал это и на своем примере, и на примере других людей. Человек становится грубым, раздражительным. Единственная мысль, преследующая его, – поселиться на необитаемом острове в компании со скатертью-самобранкой. Мечты… мечты…
Тут еще будущая жена взяла за моду подговаривать младшего брата, чтобы тот отпрашивался у тетки Тамары съездить ко мне в лес поглазеть на лесопилку, на строящуюся маслобойку или бумажную мастерскую. Ну а Мария за компанию увязывалась вслед за ним. На стройке сразу пристраивала братика к мастерам, а меня пыталась умыкнуть в свое личное пользование. Но Георгий был на высоте и не забывал о чести сестры. Больше пяти минут наедине он нам никогда не давал, а на злющие взгляды сестры никак не реагировал.
В перерывах между руганью с работниками и их бригадирами я шептал ей на ухо какие-то стихи или песни, которые приходили мне на ум, чтоб она не сомневалась, кто для меня важнее всего.
Мария смотрела на меня такими глазами, что становилось понятно: нужно прекращать рассказывать стихи, а то она сейчас набросится на меня, не обращая внимания на присутствующих.
И где-то в глубине души моя старая сущность видела перед собой Любку и читала ей совсем другие стихи…
Она начала сниться мне по ночам. Любовь моя смотрела на меня своими дивными глазами, в которых золото перемешали с каштаном. Слезы текли по ее щекам и капали мне на лицо.
– Почему ты перестал сниться мне, Волчонок?
– Мне нельзя… я из Нави, Любка. Чтоб войти в Явь, мне нужна чья-то жизнь. Я могу тебя убить…
– Раньше ты приходил, пил мою жизнь… Я чувствовала, еще немного – и ты заберешь меня за собой. Было так хорошо и спокойно… потом ты пропал, а я живу и живу… без смысла, без цели, без счастья… Зачем все это? Забери меня с собой…
Я гладил ее золотые волосы и шептал слова, в которые сам не очень верил:
– Так надо, солнышко мое, просто так надо. Никто не обещал нам, что мы будем счастливы вечно. Мы сами себе это придумали и поверили… надо терпеть…
И просыпался. Мое лицо было мокрым от слез, я кусал до крови свои руки, чтоб не завыть и не вцепиться зубами в чью-то глотку…
Как и обещала мне маленькая, стервозная ведьма, меня заполняла жажда убийства и разрушения. Глотая кровь, льющуюся мне в рот, шептал сам себе:
– Надо терпеть…
