Текст книги "Жизнь взаймы"

Автор книги: Василий Кононюк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 26 страниц)

Дмитро, напряженный, как струна, слыша наш разговор, уже подтянулся и стал слева и чуть сзади от меня.

– А я и хочу тебя вызвать, казачок: ты меня обманом побил – посмотрим, каков ты в честном бою!

– Тут загвоздочка одна есть. Твой пан нас тоже не на честный бой в лес вел. И ты, по его приказу, нас бы сзади рубил, про честный бой не думал. Так что ты из себя лыцаря не строй, рожей пока не вышел. И честного боя со мной ты пока не заслужил. Рубить тебя будем, если биться надумаешь, мы с Дмитром в четыре руки. А вот когда станешь казаком, то на палках завсегда со мной побиться сможешь. Тут даже разрешения атамана не надо. А расскажешь атаману, какая у тебя кручина, что не можешь жить с душевной раной и побитой мордой, – может, разрешит тебе со мной в поединке биться. Так что решай, гайдук, с нами ты иль против нас.

– Боишься, значит, со мной на бой выйти. Дружка в помощь привел. Думаешь, поможет он тебе. А что боишься, то ты правильно делаешь. Ладно, казачок, не буду тебя сегодня рубить, ты мне сегодня жизнь подарил, хоть не просил я тебя об этом, а все равно должок за мной есть. Но ничего, жизнь длинная, может, отдам должок и заслужу у тебя честный бой. А пока давай о наших делах толковать. Там, в корчме, еще двое гайдуков, пан их паковать коней и воза оставил. С ними что будем делать?

– А что за люди, что про них сказать можешь?

– Один из них товарищ мой, вместе мы пану служили верой и правдой, да ответил нам на то пан обидой. Не хотели мы в католиков креститься, но сказал пан – или в холопы, или в католики. Поскрипели мы зубами, но что делать: куда собака – туда и хвост. Но он, паскуда, заставил и жену и детей перекрестить. – Гайдук заскрипел зубами, его лицо перекосилось. – Уже больше года как жизни нет. Домой прихожу как в чужой дом, жена не глянет – и молчит, за год слова не сказала. Сначала бил, но потом вижу, забью до смерти, детей сиротами оставлю. Второй год уже смерти ищу, но не идет ко мне старуха с косой. За товарища своего головой ручаюсь, пойдет в казаки со мной – хоть не так у него, как у меня, а тоже почернел за этот год.

– А что ж ты раньше в казаки не сбежал, герой? Целый год жену лупил и зубами скрипел, а уехать от пана смелости не хватило?

– Поглядел бы я на тебя, какой бы ты смелый был, если на тебе и жена и дети…

– Так теперь все одно придется с ними тикать. Какая разница?

– А такая! Теперь другого пути нет, значит. И думать нечего!

Порой логика людей или ее подобие, которыми они аргументируют свою инертность и страх менять теплое, сытое место, способны довести до белого каления, но от этого ничто не меняется. Вещи и события нужно принимать такими, какие они есть, а не такими, какими они могли бы быть в наших мечтах, и работать с тем, что есть, а не с тем, что ты нарисовал на кульмане. Теперь мне стала понятна его агрессивность и близкое к суициду желание броситься под сабли.

– Ладно, с товарищем твоим понятно, ну а второй кто?

– Курвый сын он! Как стал католиком, так и пнется везде показать, что он лучше других. Слышал бы он твои байки – там бы, в Киеве, бучу с тобой устроил!

– С этим тоже все ясно. Послушает он тебя, если скажешь коней и воза к Киеву гнать?

– А как не послушает, если я скажу – пан меня наперед послал, за конями.

– А им чего за тобой ехать, бери коней да и езжай?

– Так скажу, воза надо, не рассчитали мы, товару много пан набрал, догружать надо.

– А за корчму пан уже рассчитался?

– Да, с утра еще корчмарю монет за все отсыпал.

Вроде все выглядело логично. Прикинув, что к его корчме минут десять ходу – пока выедут, пока доедут, есть полчаса в запасе, – отправил его в корчму. Дал указание, чтобы его друг, который будет править возом, не кричал и не дергался, если вдруг что увидит. Дальше принялся выпытывать у пана подробности политической жизни в этом княжестве, в этом варианте параллельной вселенной. Вначале пан начал качать права, грозить мне всяческими судами и казнями, если его немедленно не отпущу. Состояние пана стабилизировалось, умирать он не собирался – видно, хорошо ему горло починил. Пришлось вывернуть пану мизинец из сустава, а потом вправить на место. Это у меня получилось. После того как вправил палец обратно, у него перестали вылезать глаза из орбит и он перестал мычать заткнутым ртом. Вытащив кляп изо рта, в этот раз получил от него более содержательные ответы на свои вопросы.

Оказалось, события пошли здесь несколько иначе. Крестил Литву Ягайло в конце восемьдесят восьмого, а не в восемьдесят седьмом. Кревская уния тоже была заключена на год позже – в одна тысяча триста восемьдесят шестом году. Князья вроде везде были на месте те же, что и у нас. Что с Витовтом, он не знал, но знал, что тот выступил уже против Ягайла, это все обсуждали. Похода на Гродно пока не было, а в нашей истории он был в девяностом организован Ягайлом, чтобы усмирить Витовта. С другой стороны, Новый год тут весной будут отмечать, так что впереди еще целая зима. И киевский, и черниговский князья посылали свои войска под Гродно против Витовта, так что при правильной агентурной работе мы этих событий не пропустим. Из того, что пан знал о событиях на востоке, все совпадало с моими сведениями. Тут контрольная точка – будущий год. Если Тимур начнет войну с Тохтамышем, значит, можно ориентироваться на известную мне хронологию.

В Литовском княжестве тоже все шло по старой канве, небольшие временные нестыковки на общие тенденции не влияли, значит, с небольшим временным опозданием события будут повторяться. Главное, следить за реперными точками.

Поскольку полезность пана приблизилась к нулю, быстро воткнул ему кинжал в глаз, чтобы он не успел расстроиться оттого, что его жизни лишают. Как мне показалось, он и понять ничего не успел, впрочем, как и Дмитро, который решил выразить свое неудовольствие тем, что я режу пленных без его согласия, весьма оригинальным вопросом, заданным с явной издевкой:

– Что ты все время людям в глаз нож суешь? Это тебя так святой Илья научил?

– Дмитро, если я что не так делаю, так научи меня, неразумного. Тут сейчас по дороге гайдук будет ехать, его упокоить нужно. Но так, чтоб он не крикнул, ведро крови на дорогу не вылить, чтобы он с коня на землю не упал. А потом его с конем сразу в лес увести нужно. Вот ты сейчас мне покажешь, как это сделать, а я постою и посмотрю.

– Да ты не серчай, Богдан, то я так шуткую.

– А я не шуткую – иди гайдука резать, посмотрим, что у тебя выйдет.

– Не, у тебя на земле ловчей биться выходит, не справлюсь я. Ты мне кажи, что делать, я у тебя на подхвате буду. Кабы с коня, так я б его раз-два и завалил, а с земли несподручно мне биться.

– Тогда первым делом, Дмитро, ты меня дурницы не спрашивай. Аль сам не кумекаешь, что если в глаз бить, то кровью вещи не заляпаешь, а куда с окровавленными вещами ехать: как найдут, так и повесят нас сразу на первом суку.

Так жизнерадостно шутя друг над другом, мы подошли к дороге. Поставив Дмитра в тридцати метрах от себя, дал ему следующие инструкции. Как только оба конных всадника минуют дерево, за которым я спрятался, он выходит на дорогу. Медленно идет им навстречу и смотрит, что дальше будет, а потом уходит обратно в лес на поляну раздевать пана и считать, сколько монет у того в поясе запрятано.

Особенно настаивал на том, чтобы он не считал ворон и не искал кабанов в чаще леса, а внимательно следил за всадниками и моим деревом. Для этого стал с противоположной стороны дороги, чтобы ему проще было наблюдать. Доспех и шлем оставил на поляне, был вооружен только кинжалом. Пока мы ожидали, мимо нас прокатилась пара возов и проскакало несколько всадников. Но выбранный мной участок дороги был извивист, вероятность обойтись без лишних свидетелей была высока. А там как Бог даст.

Наконец появились нужные нам люди. Впереди ехала потенциальная жертва разбойничьего нападения, сзади и с противоположной от меня стороны дороги – наш знакомый гайдук, ведший в поводу еще двух оседланных коней, а немного отстав от них, ехал запряженный парой коней воз. Передний гайдук двигался по центру дороги, сторожко оглядывая прилегающую местность. Видимо, столь радикальное изменение планов хозяина вызвало у него подозрение.

Формально придраться ему было не к чему, а подсознательно человек чувствует, что нечисто вокруг, вот и обостряются все органы восприятия. Работать будет трудно, но выбирать не приходится – никто за нас нашей работы не сделает. Как только всадники проехали мое дерево, из лесу на дорогу вышел Дмитро, медленно направившись им навстречу.

Пока плохой гайдук рассматривал его и окрестности на предмет потенциальных угроз, я вышел на дорогу сзади них, быстро подбежал к лошади клиента, в прыжке заскочил ей на спину и тесно прижался к широкой спине гайдука. Он пытался дернуться и ударить меня шлемом в лицо, но, подставив лоб, сам ударил его кинжалом в правый глаз. Удар вышел сильным. Узкий клинок, пройдя насквозь и пробив череп, остановился, упершись в шлем.

Перехватив поводья, повернул коня в лес, на нашу поляну. Жертва проявила редкое жизнелюбие – неожиданно для всех она ожила, начала орать и пытаться вытащить кинжал из своего глаза. Такое иногда бывает, когда клинок минует жизненно важные центры. Вот тогда я понял, почему нужно носить с собой столько ножей. Выхватив нож из-за голенища сапога, сунул его гайдуку в левый глаз. Такого издевательства он пережить не смог и затих.

Вот как удачно пригодился ножик, которым старый казак мне в горло метил и чуть было не попал. По совету старших товарищей, что такое оружие удачу приносит, приспособил его на левый сапог, так как за правым у меня уже один был.

Все-таки симметрия – это большая сила. Впервые я это понял, когда теорию групп в университете изучал, а сегодня сама жизнь подтвердила этот вывод с неодолимой очевидностью. Какими причудливыми нитями вплетена математика в ткань мироздания, и какими неисповедимыми путями являет она нам себя во всей своей красе…

К сожалению, времени подумать о высоком, как всегда, не хватало. Странно, но по жизни обратил внимание на один любопытный факт. Всегда, когда тебе приходят в голову мысли о вечном, проза повседневности не дает додумать их до конца. А вот когда думаешь о какой-то ерунде, часами ничто не тревожит плавного потока твоих мыслей.

– Гайдук, а что твой товарищ делает?

– Стоит на дороге, нас ждет.

– Езжай к нему, скажи – пусть не торчит тут, как тополь на Плющихе, а едет медленно, но не в Киев, а по окружной дороге к Южным воротам. Мы его по пути догоним – там и решим, кто куда поедет и на чем. Если есть там торбы пустые или мешки у него на возу, возьми сюда, нам тоже паковаться надо.

Приехав на полянку, сосчитали добычу и начали делить. Тут сразу проявились фундаментальные расхождения в понимании термина «добыча» между разными договаривающимися сторонами. Гайдук никак не хотел понимать или делал вид, что не понимает, что их оружие, кони и доспехи – это тоже наша добыча.

– Слушай, как тебя кличут, а то все «гайдук» да «гайдук», а ты уже и не гайдук получаешься.

– Ярославом мать кличет.

– Вот гляди, Ярослав, доспехи и зброя на тебе панские?

– Панские.

– А теперь твои стали – хочешь пропей, хочешь продай, – а у меня ничего от твоего пана нету. Если мы на троих делим, то и мне, и Дмитру доспех положен и зброя. Понял теперь?

– Ну, понял. А с доспехом Павла как быть?

– Твой теперь это доспех, как с Павлом решишь – так и будет. Или монетой тебе отдаст, когда заработает, или заберешь у него и доспех, и коня.

– Ну, ты, казачок, и считаешь, чисто как жид в лавке: никто ничего не поймет, но все знают, что их надурили.

– Богданом меня кличут, Ярослав. Ежели считаю не так, как бы ты хотел, так тут извини. Ты решил Павла в товарищи брать, но мы на троих делим: то, что на нем надето, нами добыто, – он к тому рук не прикладывал. А если ты добрым за мой счет хочешь быть, так не ты первый, Ярослав. У нас все добрые, пока не с их кошеля за то плачено.

После устранения гносеологических проблем дело пошло веселее. Их пара доспехов с оружием пошла против трех, что с убитых сняли, панский за два комплекта пошел, ну да он того стоил. Их пара лошадей – за четверку оставшихся, лишние седла поменяли на возы, монеты разделили, треть отдали Ярославу.

Барахло, купленное паном, должен был оценить Павло – он с паном все покупал и в устном счете силен. Мы договорились с Ярославом, что весь товар забираем себе, выкупая дешевле на пятую часть от цены, а Ярославу его часть, после оценки товара, отдаем монетами. Хоть оно нам тоже ни к селу ни к городу, но ребятам еще семьи собрать и к казакам добраться нужно, так что на том и порешили. Двадцать процентов скидки, которые выторговал у Ярослава за оптовую закупку, вполне достаточно, тем более что половина товара в пиве и вине. Товар легко реализуемый и пользующийся во все времена устойчивым спросом.

Все текущие вопросы были решены. Оттащив трупы с поляны поглубже в лес, отправил их догонять возы, а сам начал тренироваться в отсекании голов. А то что я за казак, если не могу саблей снять голову с плеч? Решил затруднить расследование того, что произошло, и опознание трупов, если на них кто в лесу случайно наткнется. С точки зрения обитателя этого времени, занимался чистой ерундой: никто над такими мелочами даже не задумывался.

Хорошо, что зрителей отправил, потому что такой позорной рубки саблей никому показывать нельзя. Теоретически мне было известно, что во время удара саблю нужно протягивать, чтобы она рубила, но теория и практика дружат только после литров пролитого пота. Засунув с таким трудом отрубленные головы в мешок, отъехал подальше, нашел глубокий овраг, вырытый ручьем, куда и покидал головы.

Выбравшись обратно на дорогу, пришпорил коня и помчался догонять своих подельщиков. Они медленно двигались рядом с возом по окружной дороге, а Ярослав растолковывал Павлу, что с ними приключилось и какой неожиданный зигзаг удачи встретился им сегодня. По мрачной физиономии Павла было видно: его душа поет, освободившись от постылого ярма панской власти и навязанного католицизма.

Времени на длительную дискуссию о том, что все нужно было делать не так, не сегодня и в другой компании, которую так любят заводить наши люди после того, как ничего изменить уже нельзя, катастрофически не было, поэтому попытался ускорить обсуждение проблемы.

– Павло, скажу тебе, как оно есть на самом деле. Либо ты садишься на коня, вместе с Ярославом берешь свою семью и едешь к казакам, либо я тебя сейчас убью – и он поедет сам, только доспех с тебя снимет, бо то его доспех. Решай быстро, времени на балачки у меня нет.

– Ты, казачок, иди жаб палкой погоняй да сто казанов каши съешь, а потом, может быть, тебе меня побить удастся!

Все, что Павло хотел, но боялся высказать Ярославу, который был для него авторитет, он решил сказать мне, будучи со мной не знакомым. В доспехе и шлеме узнать убийцу с дороги было непросто. Весело рассмеявшись такой откровенной грубости, обратился к Ярославу:

– Ярослав, у тебя времени – пока я до десяти досчитаю. Если твой товарищ не вылезет с воза и не сядет на коня, будешь с него доспех снимать.

Левой рукой тихонько вытащил из сапога ножичек, который мне сегодня так пригодился. Совсем недавно обнаружился еще один талант Богдана, в котором он не признавался: мы мастерски мечем ножи левой рукой. Случайно обнаружил. Бросил, задумавшись, нож в дерево левой рукой – а он взял и воткнулся. Бросил еще раз – результат тот же. Десять раз бросал, пока не понял, что это не случайность, а закономерность.

Ничего не мог понять. Ножей никогда не метал ни левой, ни правой. Только вспомнилось, когда на круге мне имя Шульга давали, кто-то из казаков сказал, что Богдан ножи левой рукой бросает. Добраться до его умений оказалось несложно – оно в двигательной памяти: стоило бросить нож левой рукой, как тело само вспомнило все навыки.

Попасть в лицо ножом с пяти метров не проблема, а выжить после такого попадания проблема очень большая. Но, к счастью, все решилось без ненужного кровопролития. Ярослав очень доходчиво, с использованием всех доступных ему языковых средств, убедил Павла пересесть на лошадь, которую он для него держал в поводу. Быстро выяснив у Павла, сколько стоит товар в телеге, отсчитал Ярославу положенные ему монеты.

Еще раз повторил ему, кого искать в Черкассах и на кого ссылаться, заверил его, что дальше их доставят на место без проблем. Дозоры уже смешанные должны ездить, кого-то из нашей деревни найдут, а там атаман поможет устроиться. Гайдуки поскакали забирать свои семьи и перебираться в казацкие земли, а мы с Дмитром поехали дальше по дороге вокруг Киева к нашей корчме.

Нам ума хватило не заезжать в нее со всем этим добром, поэтому завернули в соседнюю корчму. Пристроив наш воз под навес, а новых коней в конюшню, дали пару медяков хозяину и отправили того готовить ужин, сказав, что сейчас вернемся. Сами побежали бегом к нашей корчме, несмотря на острое желание немедленно бросить что-то за ребра. Там сидели хмурые товарищи и молча пили пиво.

На наше появление они отреагировали мрачным вопросом, где нас так долго носило и кто Дмитру морду набил. Не отвечая по существу, заказали у корчмаря еды нам с Дмитром, доложили, что несколько купцов отправляются завтра в Чернигов и согласились нас взять. Платят по две серебрушки на нос, кормят со своего котла. Завтра с утра все соберутся возле паромной переправы, будут на левый берег двигать, там и договорились встретиться. Затем осторожно поинтересовались, чего они узнали нового. Оказалось, что ничего нового они не узнали, но объяснили они это такими словами, что я узнал много нового о характерных для этого времени идиомах и сравнениях, а также об их использовании в художественном слоге.

Если коротко подытожить услышанный рассказ, то получалось следующее. Отыскать нужное строение труда не составило. Весь постоялый двор был занят польской делегацией. Было их от тридцати до сорока человек. Такая свита мелкой сошке не по карману будет, так что приехала особа достаточно крупная. Вот и все, что удалось узнать. Все попытки наладить взаимоотношения с приехавшими закончились неудачей – им заявили, что в услугах наемников тут никто не нуждается, а если они будут в таковых нуждаться, то найдут способ об этом сообщить казакам. Ненавязчивый допрос персонала постоялого двора в нейтральном месте тоже ничего не прояснил. Главный пан из Кракова ни с кем ничего не обсуждал, только часто принимал и отправлял гонцов. Потратив полдня впустую, они злые вернулись в корчму.

Все это было очень подозрительно и нехарактерно для этой эпохи. Тут народ, перед тем как идти в поход, сначала полгода об этом кричит при каждом удобном случае. Потом, глядишь, или дома останется, передумает, или еще на полгода отодвинет это мероприятие.

Желание и предпринятые попытки сохранить в тайне суть переговоров говорили о внутриполитической теме, которую обсуждали высокие стороны. А поскольку в стране существовало только два полюса – Ягайло и Витовт, – данные переговоры могли иметь лишь одну цель: склонить киевского князя на сторону Ягайла, что в нашей истории имело место быть. Дружина киевская принимала участие в походе на Гродно. Намечалась перспективная тема для агентурной работы. Знания о том, что затевается, были нужны для лучшего понимания дальнейшего развития событий.

После того как народ немного выговорился под хмельные напитки, а мы с Дмитром, под аккомпанемент их ненормативной лексики, заморили червячка, принялись и мы рассказывать о последних событиях в жанре юмористического приключенческого рассказа. Основную часть работы языком пришлось выполнять мне, Дмитро в основном поддакивал. Внимание акцентировал на том, каких двух бойцов мы в казаки завербовали и какую хорошую добычу взяли на всю нашу компанию. А лишняя добыча карман не жмет. Но народ юмора не заметил.

– Ты мне скажи, Богдан: ты что – Ирод? Тебя что, в клетке держать, как зверя дикого, чтоб ты на людей не бросался? Ты думаешь, мне не хотелось ляхов порубить на том дворе, которые нас в спину гнали? Но я же терпел! И Сулим с Давидом зубами скрипели, но терпели! Тебя панок в спину толкнул, а ты троих зарезал, как курчат, даже не подумал – может, миром все решить можно! А то ведь христианские души были, Богдан, – католики, а все одно в Христа веруют.

– Кому-то другому, Иван, я бы такие слова запомнил, но на тебя обиды не держу. Сейчас атаман ты мой походный: провинился – можешь мне голову срубить. Только и Дмитро не даст соврать, не хотел я бучи той. Как мог панка успокаивал. Но позарился он на доспехи наши – мы с Дмитром как хлопчики против него и его гайдуков были. Вел он нас в лесок на расправу и миром решать ничего не хотел. Я пойду сбегаю в корчму, где мы добычу оставили, нам там сегодня ночевать надо, чтобы корчмарь не подумал чего, а вы Дмитра еще расспросите, как дело было. Вернусь – дальше толковать будем.

Выйдя из корчмы, быстро направился к соседу – смысла особого в этом не было, но хотелось, чтобы народ немного без меня эту ситуацию обговорил и маленько успокоился. По большому счету, Иван был прав: нужно было мне найти способ миром решить дело. Если бы не гайдук, ситуация могла быть очень непростой.

Представим себе, что заартачился гайдук, зарубили его. Что делать дальше? Даже имея после допроса кого-то из первой троицы полный расклад, как выманить оставшихся двух гайдуков с лошадьми и возом из корчмы? Значит, прошлось бы резать их прямо на месте, в корчме, вместе со всеми свидетелями. Народу сейчас много не ездит – если бы повезло, никого лишнего, кроме корчмаря и его семьи, убивать не пришлось. Обычная корчма, это чисто семейный бизнес. Потом корчму закрыть и уехать, так что выкрутиться всегда можно, но настроение было бы испорчено надолго. А если бы там дети малые? Да и князь такого бы не спустил, расследование назначил. А там выйти на нас ни ума, ни удачи не надо, только расспроси купцов внимательно…

Оставлять тех двоих гайдуков – значит, завтра на веревке болтаться. Не приедет пан в корчму – подымут крик, все вспомнят, кто и с кем за ворота пошел, какие слова при этом говорил. Оставаться стражу ждать на базаре – тоже приятного мало: пан к князю на суд потянет, начнет брехать, что на римскую церковь клеветал, так и под топор палача угодить можно. Князь киевский тоже католичество принял, паскуда.

Был только один способ решить дело миром. Когда к воротам шли, дать стрекача в другую сторону и покрыть себя позором. Даже если бы Дмитро молчал, весь бы город зубоскалил, как казаки от пана тикали. Или так до наших дошло бы, или завтра купцы над нами потешались. А от такого уже не отмоешься. Куда ни кинь, всюду клин. И в десятый раз у меня выходило, что без драки ситуация не решалась. Уж больно пану нас порубить захотелось.

Корчмарь встретил меня в зале и сразу усадил за стол.

– Что у тебя сегодня на вечерю?

– Каша с мясом, есть холодец, копченое сало, мясо, пироги с капустой, если пан хочет, жонка еще сготовит, что пан скажет. А кто панского товарища так побил, что лицо у него распухло?

– Я и побил.

– А за что паны повздорили?

– Спрашивал меня дурницы всякие, вот и получил в ухо.

– А куда паны путь держат?

– На кудыкину гору. Завтра с утра отправляемся, смотри, чтобы кони готовы были. Овса не жалей, понял?

– Понял, понял! А что, пан товар на продажу везет или для себя купил?

– Как тебя зовут, хозяин?

– Лазарем люди кличут, молодой пан.

– Слыхал ли ты, Лазарь, что Спаситель наш, будучи на земле, Лазаря из мертвых воскресил?

– Знаю, знаю, панночку!

– Так вот, Лазарь, Спаситель сейчас на небесах, когда на землю следующий раз придет, никто не знает, если будешь много вопросов задавать – воскрешать тебя некому будет, так и помрешь. Понял?

– Понял, понял. Как молодой пан умно шуткует, и Святое Писание знает. Кто ж учил молодого пана?

Стало ясно: нужно возвращаться. Еще одной неожиданной добычи, которая так и просилась на ножик, и моей радости по этому поводу никто не поймет. А счастье – это когда тебя понимают. Так в одном старом добром кинофильме ответил мальчишка на вопрос: «Что такое счастье?» Прожив после этого уже много-много лет, не услышал я более точного и емкого определения, чем эта простая фраза. А чтобы самому придумать… скромнее надо быть.

– Мы с товарищем скоро вернемся, чтобы вечеря была подогрета, бо заплатим тебе такой монетой, никто у тебя ее обратно не возьмет. И ради своих детей поверь мне, Лазарь, я с тобой не шуткую.

Пока он не успел открыть рот, я выскочил из корчмы на свежий воздух и побежал обратно к товариществу. Что-то неправильное чудилось мне в этом корчмаре, его притворная лесть и угодливость скрывала безнаказанную наглость, которая иногда проблескивала в его глубоко посаженных глазах, всегда смотрящих в сторону. Так ведет себя урка, мелкая шестерка, которого прикрывает влиятельная компания. Надо еще кого-то умного и старшего на него натравить – пусть пообщается. По жизненному опыту знаю: если с первого взгляда человека хочется придушить, жди от него беды.

Зайдя в корчму и глядя на довольные рожи, понял, что придумали все же казаки гадость какую-то на мою голову.

– Ну что, братцы, решили, как меня карать? Говорите сразу, что со мной будет, не мучайте.

– Врать не буду, Богдан. Хотел я тебя сперва вместе с твоей новой добычей обратно в село отправить, но заступились за тебя казаки. Так как нам Дмитро тут поведал – таки пан бучу учинил и на мировую идти не хотел. Поэтому Сулим лучше меня придумал. Все беды у тебя от твоего языка.

– Неужто отрежете? – спросил я с ужасом в голосе.

От громкого хохота, казалось, зашатались стены корчмы, и только массивная мебель, сотворенная мастеровым народом из толстых колотых досок, искусно выровненных с помощью топора, незыблемая как мироздание, равнодушно реагировала на эти раскаты. Встревоженный хозяин вбежал в зал, окинул все оценивающим взглядом и убежал обратно подслушивать – видно, казаки его из зала прогнали. Вытерев слезы, Иван продолжил:

– Надо бы было, да скучный поход выйдет без твоего языка. Но решили мы так. Или ты слово нам даешь, что до конца похода ни с кем из чужих людей словом не перекинешься, только с нами говорить можешь, когда рядом никого нет, – или езжай обратно в село.

Нашли варвары, как достать до печенок: вся моя пропагандистская кампания накрывалась медным тазиком, а неграмотные в информационных войнах казаки выбивали из моих рук самое мощное оружие. Надо было что-то делать.

– Хорошо, я дам слово, если вы дадите мне слово, что будете вместо меня с чужими людьми говорить.

– Что-то я не пойму, чего ты хочешь, Богдан.

– Вот к примеру. Хочу я в Киеве в Лавру пойти, а дороги не знаю. Тогда тебе, Иван, говорю: спроси дорогу, – а ты вместо меня спрашиваешь.

– Так чего ее спрашивать – Лавру отовсюду видно.

– Это я к примеру говорю. Если купить чего на базаре захочу, скажу: Иван, поторгуйся за тот топор, – значит, будешь вместо меня торговаться; или в корчме мне отхожее место надо – значит, будешь вместо меня дорогу туда спрашивать.

– Ладно, Богдан, хочешь ты нас с уговора сбить, но не выйдет у тебя: будем вместо тебя с другими толковать, потерпим до конца похода, даем тебе слово.

– Значит, и я до конца похода с чужими больше не заговорю. В том вам слово даю.

Иван на меня подозрительно смотрел, а я мысленно улыбался: теперь вы, ребята, будете вместо меня продолжать информационную борьбу. Первым делом выпив пива, спел им думу о казаке Кериме Вырвыноги. Потрясенный народ молчал, а мне пришлось тонко намекнуть – это святой Илья помог думу про Керима сочинить.

Народ вызвал меня на бис, а поскольку мозги в эту эпоху не были перегружены избытком информации, сразу начал подпевать. Третий раз мы уже исполняли ее уверенным хором.

Напоследок все спрашивали меня, какую это байку рассказывал на базаре, что так пану не сподобилось и привела в результате к его трагической кончине. Пришлось им пересказывать смешную историю про католического духовника, жившего в доме у одного пана. Так заботился он о моральном облике его домочадцев, ночей не спал, а когда пан вернулся из очередного похода, то обнаружил и жену и дочку в интересном положении. Духовник, не будь дурак, не дожидаясь благодарностей за свой неусыпный труд, вовремя сделал ноги, разыскивая новое поле для своей деятельности.

– Вот скажите – чем я тут римскую церковь обидел? Наоборот, рассказал, как ее слуги неусыпно работают с прихожанками.

– Все, Богдан, нам рассказал – больше никому, такие времена пошли, что князья могут и на голову укоротить за такие байки. Мы для князей те же тати с большой дороги – так и ищут повод с нами бучу затеять. Без повода боятся, знают: могут казаки и татар на помощь позвать, чтобы отмстить зарвавшемуся князьку. Любую свару князь против тебя решит, Богдан. Добре, что вы стражи не дожидались: от стражи одна беда.

Иван подтвердил мои сомнения в справедливости правосудия в эту эпоху. С другой стороны, чего тут странного? Назовите мне хоть один период в истории человечества, где правосудие не вызывало бы сомнения. А вот то, что вы, ребята, не удержитесь, сами мои байки – а у меня их много есть в запасе – будете в корчмах пересказывать, сомнения не вызывало. У нас, как известно, ради красного словца народ многим готов рискнуть.

– А покажи, Богдан, как ты пана с двумя гайдуками голыми руками побил. А то так, как Дмитро рассказывал, то они крепче нас троих были.

– Не буду показывать – поломаем тут все, другим разом покажу. Поздно уже, идем, Дмитро, там нас еще одна вечеря ждет.

– Какое поздно: вон еще только солнце заходит, светло на дворе.

– Иван, пусть Сулим с Давидом пиво пьют, а ты нас проводи, тут недалече наша корчма. Нужно мне, чтобы ты с хозяином потолковал. Нечисто там что-то у него. Дмитро, скажешь корчмарю, что знакомого казака встретили – пусть вечерю, пиво несет, – и молчи, потом Иван толковать будет, понял?

– Понял, чего тут не понять-то.

Войдя в корчму, после небольшой вступительной части, в которой мы еще раз поужинали и выпили пива, Иван, отозвав хозяина в сторону, умело разыгрывая подвыпившего казака, начал с ним неторопливую беседу. Мы тем временем наедались про запас, восстанавливая недополученное в этот насыщенный событиями день. Наконец Иван закончил свой длинный разговор с корчмарем, попрощался с нами и, задумавшись о чем-то, пошел к своей корчме.

Утром встали затемно. Усадив Дмитра на возы, выпустив его за ворота, тут же вместе с хозяином закрыл двор и потащил его в корчму. Там заставил паковать нам в торбу копченого мяса, сала, хлеба и пирогов с капустой. Рассчитавшись, медленно оседлал коня, погрузил торбы на вторую лошадь, седло с которой мы вчера благоразумно сняли и уложили в телегу еще на окружной дороге. Выехав на основную дорогу, повернул в сторону Киева и легкой рысью поскакал по ней. Отъехав недалеко, развернулся и ходкой рысью полетел обратно, в сторону Черкасс. Как и предполагал, любопытный хозяин среагировал на звуки, успел выскочить из калитки, когда мы пролетали мимо его корчмы.