Текст книги "Жизнь взаймы"

Автор книги: Василий Кононюк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 26 страниц)

– Весна не за горами, хлопцы, потом другие дела найдутся, поэтому нужно нам сейчас все к походу сготовить. Запоминайте добре, кто и что сделать должен.

Андрей, ты должен купить триста локтей полотна на халамиды. Вот тебе монеты, должно хватить. Не хватит – скажешь. В селе я еще осенью все полотно, что бабы продавали, купил, так что тебе по хуторам и соседним селам искать надо. Как полотно будет, договорись с девками, чтобы на вечерницах халамиды нам сшили. Мы их за то медом угостим и подарков из Киева привезем.

Ярослав, ты у деда Матвея ремни боевые закажешь, на всех, у кого их нет. Я сегодня сосчитал – шестнадцать ремней надо. Проверишь. Вот тебе пара монет на задаток, потом, как сторгуешься, скажешь, сколько еще надо.

Иван, вот тебе мой крюк, беги к моему бате в кузню, скажешь, атаман сказал, чтобы он всю другую работу бросал и тридцать крюков таких же отковал. Вот тебе монеты, думаю, хватит, если больше запросит – скажешь, атаман заплатит, когда крюки забирать будет.

– А ты чего не идешь?

– Мне нельзя, боюсь я. Неделю назад наконечники заказывал, тоже эту байку отцу рассказал. Так что давай лучше ты, а то у бати рука тяжелая – снова к Мотре на лечение попаду, что тогда делать будем?

Лавор, на тебе портупеи. Так ее латиняне называют. Это каждый пусть сам себе по размеру изготовит. Вот я тебе форму из веревок связал. Пусть берут полотно как на вожжи конские, чтоб крепкое было. Такая, как моя, должна быть, как крюки готовы будут – проверишь, чтобы пришили правильно, за ремень конец крюка цепляться должен, а не за яйца.

Петро, на тебе сетка. Дядько Николай их вяжет, но жадный, что хомяк. Нам нужно сто локтей сетки шириной три локтя. Вот тебе монеты, думаю, хватит.

– Что, он один сети вяжет? За деньги любой свяжет, еще и монеты останутся.

– То тебе видней, кто вязать будет. Петро с Иваном, вот вам пара стрел тупых. Они сделаны по весу как бронебойная стрела. Такими будем учиться стрелять. Проследите, чтобы каждый в вашем десятке себе две точно такие же вырезал. Перья на них прилепить – к Степану отнесете, он через пару дней освободится.

– Сами прилепим, не впервой, знаем, что к чему.

– Лавор и Ярослав, как это все готово будет, потом проследите, чтобы каждый в вашем десятке себе сам круглый щит деревянный заделал и отнес в кузню железом края обить. С батей я договорюсь. Скажете хлопцам, из какого дерева доски колоть, а то многие не знают. Кто не сможет, пусть с другими сговорится, чтобы ему щит изготовили. Если все поняли, оставляйте старшего, решайте, кто завтра за старшего останется, и за дело принимайтесь. Меня, сами знаете, не будет.

Мои командиры с сочувствием посмотрели на меня, и было из-за чего. Кроме всех этих дел, связанных с озадачиванием окружающих общественно-полезным трудом, за который мне приходилось, как правило, расплачиваться из своего кармана, много времени отнимала самоподготовка. После Любавиной терапии, видимо, под влиянием молодого сознания, от которого теперь уберечься было очень трудно, решил, что мне обязательно нужно подтянуть другие воинские дисциплины, а то, кроме мордобоя и стрельбы из самострела, ничего за душой нет. Поскольку из всего разнообразия средств по укорачиванию жизненного пути ближнего своего самым эффективным на данный момент являлся лук со стрелами, я не нашел ничего более умного, чем пойти к Кериму и попросить его поучить меня из лука стрелять. Керим долго смотрел на меня, покусывая свой ус, потом сказал:

– Для того чтобы я тебя учить начал, ты должен мне слово свое дать, что если начнешь учиться, то не бросишь, что бы я с тобой ни делал. Если бросишь – уедешь из села в тот же день и больше мне на очи не покажешься.

Он помолчал, потом добавил:

– И еще одно. Если я не смогу сына своего научить стрелы пускать – ты его научишь. – Керимова женщина была на сносях, и Мотря уже обрадовала его, что, скорее всего, будет мальчик. – Иди думай, но тебе так скажу: будь я на твоем месте – лучше бы другого поискал, кто учить будет: тяжко тебе придется.

Что-то мне это напомнило, но, не обратив внимания, наполненный юношеским адреналином, сразу вякнул:

– Уже подумал, Керим, слово тебе даю, исполню все, что скажешь. Когда начнем?

Керим иронично усмехнулся, но, помолчав, ответил:

– Приезжай завтра с утра – с конем, луком, и тупых стрел возьми.

На следующий день с утра Керим рассказал мне народную былину половецкого народа. В далекие времена враги взяли в плен малолетнего сына половецкого хана. И так случилось, что отбить его или выкупить хан смог, когда сыну исполнилось четырнадцать. А у половцев это был возраст, когда юношу принимали в воины. Если он сдавал экзамен, то мог и в походы ходить, и жениться.

Основной экзамен был весьма оригинальным. Отец юноши подвешивал на трех высоких шестах привязанных на веревке за заднюю ногу живых баранов. Орущих и дергающихся животных раскачивали, а юноша, пустив коня галопом, с пятидесяти шагов должен был тремя стрелами прервать их мучения. После этого радостные гости съедали баранов и торжественно объявляли экзамен сданным на отлично. Если испытуемый промахивался, не менее радостные гости съедали баранов и утешали юношу – мол, в следующий раз получится, позовешь, когда новые бараны вырастут.

Но хан оказался отцом требовательным. Видно, жалко ему было за просто так баранов резать. И после проваленного экзамена начал каждый день бить сына палкой, по пять ударов за каждый промах. Старейшины спрашивали хана – почему, мол, бьешь безвинного, у него не было возможности с луком упражняться. На что им хан ответил, что для упражнений с луком лук не нужен, нужно только желание. Вот за то, что у его сына не было желания упражняться, – за это он сейчас и получает. Старейшины подумали и признали аргументы отца весомыми. С тех пор и тянется хорошая половецкая традиция: всех, кто в четырнадцать провалил стрельбу, нужно бить ежедневно палкой, по пять раз за каждый промах.

– Брешешь ты все, Керим, сам ту байку придумал. Лавор вон тоже половецких кровей, а ничего такого мне не сказывал, да и не пойму, к чему ты то мне толкуешь, – я-то не половец.

– А тут, Богдан, как сказать. У нас только отец или родич хлопца стрельбе учить может, так что выходит, ты мне уже родич, раз я тебя в учебу взял. А что Лавор того не сказал – так, может, он от отца уже каждый день по спине получает: кто ж о таком сказывать будет.

Керим громко заржал и повел меня в сад, где гордо показал три мешка с соломой, подвешенных на веревке. Придирчиво осмотрев мой османский лук, оставшийся в наследство от Ахмета, он рассказал мне, как за ним ухаживать, правильно хранить и приводить в боевое состояние. Затем началась стрельба стоя, на меткость и на скорость, но неизменно в конце занятия он выводил меня на площадь перед церковью и отвешивал пятнадцать ударов палкой по спине. И вот уже почти две недели на это зрелище сбегалось полсела – веселились и активно давали Кериму советы, как меня лучше бить.

Единственное, что для меня оставалось загадкой во всем этом, – чего ж они увидели такого веселого в том, что меня палкой лупят. Народ просто поражал своей душевностью. Но мотивировало это здорово. Понимая холодным рассудком, что все это суета, не стоящая тех усилий, которые затрачиваю, тем не менее до мозолей и ломоты в теле расстреливал ненавистные мешки. Но чудес на свете не бывает: стрелы упорно не хотели летать туда, куда их посылали. Я к этому старался относиться с юмором, но все чаще меня посещала мысль: а на хрена мне, такому умному, этот гребаный лук?!

Глава 7
Готовь сани летом, а засады зимой

Во вторник, в последнюю неделю перед началом Масленицы мы наконец-то закончили собирать и запустили пилораму под построенным навесом между родительским домом и кузницей. Возились долго, но сделали все на совесть. Причем горизонт для вращающихся осей не на глазок выставляли, а с помощью отвеса и прямоугольного треугольника. Прямоугольный треугольник – тоже мое изобретение. Подумать только, с седьмого класса помнил, что треугольник со сторонами три, четыре и пять является прямоугольным, но никогда не поверил бы, что это может на практике пригодиться. Недаром люди говорят: «Ученье – свет, а неученых – тьма»…

Особенно вокруг меня. А это создавало определенные трудности и вызывало массу вопросов. Отвечая на них, старался пореже вспоминать о своем небесном покровителе. Представить себе, что святой Илья советует, как поточнее выставить по горизонту центральную ось, даже при моей фантазии было сложно. Поэтому приходилось выдумывать истории о своем детстве золотом, прошедшем на боярском подворье, и о том, каким разным наукам учили боярского сынка и меня вместе с ним. Народ зачарованно слушал, только иногда дядька Опанас вставлял свой комментарий:

– Як ты гарно брешешь, Богдан! – и бессердечно разрушал очарование момента.

В понедельник народ по одному начал подходить рассматривать, что мы делаем, но мы всех отправляли на вторник – мол, сегодня не закончим. Так оно в конце концов и вышло. Зато во вторник все село собралось, чтобы посмотреть, как оно все получится.

После того как все собрали и проверили, пришел торжественный момент распила первого бревна. Для этого нужно было как-то крутить большое двухметровое колесо, нашу основную шестеренку. Пока испытывали вхолостую – крутили просто руками за спицы. Но зачем крутить руками, если можно ногами? Притащив одно короткое и одно длинное полено, мы пристроили их с другой стороны колеса. Укрепив рядом с длинным поленом шест, за который при случае можно ухватиться, чтобы не навернуться, показал Степану, как нужно крутить колесо.

– Смотри, Степан, бежишь по колесу, как белка, только она внутри колеса бегает, а мы сверху, давай залезай ко мне, а мы с дядькой Опанасом попробуем бревно пилить.

Поставив Степана вхолостую раскручивать весь механизм, а раскручивать было что, сами с его отцом загрузили на направляющие толстое трехметровое бревно. Чтоб не мучиться и плавно регулировать нагрузку на пилу, заранее наготовили и нарезали одинаковых цилиндрических кусочков ровной ветки. По ним, как по шарнирам, подкатили бревно к вертикально движущемуся пакету пил. Пакет – это громко сказано: один бегающий, как белка, хлопец нужного усилия не создаст, поэтому вместо десяти пил в пакете крепилась только одна. Но, как говорят, лиха беда начало.

– Помалу, Богдан, двигай, не напирай, пила сама покажет, когда вперед давать. Не напирай, я тебе сказал! – кричал на меня дядька Опанас, как будто я на его пилораму пришел подработать.

– Все будет добре, дядьку, не кричите, давайте помалу вперед, а то до вечера будем бревно пилить. Степан бегать по колесу умается.

– Вот иди его подмени, а Степан пусть сюда идет – тут с него больше толку будет. Загробишь пилу – что делать будем?

– Да не загробим – если что, ремень провернется, я его сильно не натягивал.

– Богдан, уйди, Христом Богом прошу! Не учи меня дерево пилить! Степан, слезай оттуда, иди сюда!

Заскочив на полено, а с него на колесо, начал равномерно перебирать ногами, иногда хватаясь за шест, чтобы не загреметь. Назвать это бегом было бы опрометчиво – скорее, эти упражнения походили на достаточно медленный подъем по лестнице. Все работало как часы, единственное, что не давало насладиться процессом, – это куча детей, которые, освоившись, начали проникать за огороженное веревками пространство. А ведь предупреждал мамаш с самого начала: не пускайте детей внутрь. Спрыгнув на землю, выбил клин и скинул ремень со второго колеса.

– Все, пока стен не будет, больше не пилим. Михаил, бери кого в помощь, бери воза – и в лес за жердями. – Михаил оказался самым толковым из лесорубов и занял место прораба. – У Степана коловорот и сверло, деревянных колышков – и забить стены жердями. Особо не старайся, пусть дырки будут, чтобы было мальцам куда подглядывать, а то законопатишь все – начнут в ворота лезть, как мыши, не углядишь. Ворота тоже из жердей, в короткой стороне, чтобы с воза бревно прямо к пилам подавать.

– Богдан, ты чего, давай бревно допилим, ничего с мальцами не будет, пусть побегают.

Дядька Опанас не на шутку обиделся, что его игрушку остановили. Ничего не говоря, поднял с земли кусок деревяшки и кинул в соединение основного колеса со второй шестерней, продолжающих по инерции вращаться, и все примолкли, глядя на посыпавшиеся куски.

– А ну давай, Богдан, залезай обратно на колесо, хотят казаки еще на твою чудасию поглядеть. А вы, бабы, за детьми глядите – сказано вам, за веревку не пускать. Чьего сорванца увижу – та сразу домой с ним отправится, чтобы не мешала остальным смотреть.

Незаметно подошедший атаман сразу объяснил присутствующим, кто здесь Ленин, и твердой рукой восстановил порядок. Делать нечего, радостно поприветствовав атамана, вскочил на колесо, поражаясь про себя. Вот вроде ничего не сказал такого Иллар и голоса не повышал, а все дети уже за юбку держатся или у отцов канючат, чтоб на руки, повыше взяли. Талант. У меня так никогда не получалось – ни в прошлой жизни, ни в этой.

Прыгая по зубьям шестеренки и разглядывая со своего постамента зрителей, сначала не мог понять, что меня беспокоит в открывшейся панораме. И только когда к атаману потянулись более сообразительные казаки, понял, что рядом с ним стоит Сулим, который в прошлую пятницу отправился в дозор и должен был штатно вернуться только в конце недели. А поскольку вопрос о том, лучше или хуже нежданный гость татарина, обсуждается в народе не одно столетие, на душе стало тоскливо. Этот недолгий зимний период покоя, еще совсем недавно выводивший из себя своим однообразием, сразу окрасился новыми привлекательными красками.

Как странно устроен человек: он никогда не ценит того, что у него есть. Лишь теряя что-то, он запоздало начинает понимать, как много у него было. И только когда запахнет кровью, а смерть пройдет рядом, обдав тебя морозным воздухом, – вот тогда каждое мгновение, отпущенное тебе, окрасится немыслимыми ранее цветами и вдыхаемый воздух станет сладок…

«Помни о смерти». Древний философ напоминал об этом не для того, чтобы попугать, а чтобы научить нас радоваться тому, что имеем.

Поскольку атаман никого к себе специально не звал, решил и я подтянуться поближе. Тоже, надо сказать, интересный ход: пришел с Сулимом и стоит, кто сообразит – сам подойдет, кто не сообразит – с тем и советоваться не о чем. Поставив вместо себя крутить колесо Андрея, пошел к атаману. Прогонят – уйду, а может, что-то интересное узнаю.

И узнал. Оказалось, что племяш Айдара помнит добро и дорожит дружбой с казаками. Посланный им гонец нашел казацкий разъезд и передал сообщение – мол, объявились среди их кочевий пять крымчаков из выкупленного осенью полона, нашли проводника и отправились через Днепр на правую сторону искать дорогу к нашему селу. Надо сказать, идея неглупая – зимой на снегу тропинки не спрячешь, все как на ладони. Но глупо, с их стороны, считать противника настолько недалеким и надеяться на нашу безалаберность: нам ведь тоже известно, что реку можно перейти по льду в любом месте.

Зимой существовал строжайший запрет выезжать напрямую через Холодный Яр на битую дорогу. Все ехали по льду нашей речушки в сторону Черкасс, а оттуда уже – кому куда надо. Даже разъезды формировались в Черкассах и разъезжались по дорогам. Но запрет запретом, а дуракам закон не писан, гарантировать, что кто-то из хуторян в целях экономии времени не срежет угол в направлении дороги, никто не мог. Поэтому Остап Нагныдуб сразу предложил направить отряд на поиск и уничтожение супостата.

Некоторые его поддержали, а некоторые, в том числе и атаман, молчали задумчиво. Их легко было понять. Не выйдет неожиданно напасть на противника, у которого ушки на макушке, который неизвестно где прячется, а гоняться за татарами себе дороже. Одно дело, когда ты их на копья гонишь, – тогда можно перетерпеть и пожертвовать несколькими лошадьми, которых они обязательно подстрелят. Дай бог, чтобы этим потери ограничились, а просто так гонять – кровью умоешься. Все кончится тем, что татары уйдут, может, не все, но и с нашей стороны от напрасных потерь никто не застрахован. А потери без добычи воспринимаются казацкой демократической общественностью очень болезненно.

Пока слушал вводную и обсуждения, у меня возникли зарисовки возможного плана действий, но если ты не атаман и хочешь, чтобы этот план приняли, то так нужно дело повернуть, что якобы этот план атаман лично и придумал. Шансы его воплощения в жизнь от такой рокировки возрастают многократно. Дождавшись, когда атаман раскритикует предложенный Остапом и другими казаками план под кодовым названием «Чего тут думать – трясти надо» и все примолкнут, обдумывая другие пути нейтрализации разведчиков, мечтательно закинул:

– Вот бы их в Змеиную балку заманить – там бы они не убежали. Как в Киев ехали, Сулим сказывал, одна тропка там всего, и бурелома кругом нее тьма – пешим не продерешься.

– Да как ты их туда заманишь?

– Вот и я говорю: хорошо бы их туда заманить, – не отвечая на поставленный вопрос, настаивал я.

– Сулим, а что тебе посыл сказывал, куда крымчаки поехали? – после короткой паузы спросил атаман.

– Ничего не сказывал – кто его знает, где их черти носят.

– Да где им быть – крутятся возле того места, где их меняли. Их там недалече в лесу держали, в шатре, может, кто дорогу запомнил, – там будут тропки к нашему селу выискивать.

Атаман согласно качнул головой – видно, что-то уже придумал.

– Остап, бери свой десяток и езжай завтра с утра к Днепру, к большому дубу. Через Змеиную балку езжай. За собой ветки волоките – все одно след останется. Там татар ищите, но даже если найдете, не лезь, дальше езжай. Они, если не дураки, по вашему следу пойдут, а в Змеиной балке уже мы их встретим.

Первый этап вроде благополучно придумали таким, как себе его и представлял, вторая часть уже была более авантюрной, но не закинуть удочки я не мог:

– Эх, вот бы их всех туда заманить и одним махом прихлопнуть, вот бы дело было, добыча невиданная. Батьку, а может, их целая сотня с Крыма пришла – вперед разведку послали, а сами ждут в степи? Вот бы их всех в балку заманить, славно бы вышло, не то что пятерых прибить.

– Не балакай дурницы, Богдан, зима снежная, коням корм не добыть, одни они пришли тропу разведать, метки на тропе оставить. Всех остальных весной приведут.

– Там, где пять прошло, там и сотня пройдет. А даже и весной придут – для такого дела не жалко и до весны подождать: такая добыча часто не приходит. Раз уж ты, батьку, такую засаду задумал, так надо в нее щуку ловить, а не пескаря.

Казаки одобрительно загудели.

– Дело верное, батьку, – поддержал меня Остап. – В Змеиной балке что пятерых, что пять сотен положим, разницы нет. Деревья подпилим, как заедут, засеками тропу перекроем. И биться не надо: коней не выведут, а пеша – всех порубим и стрелами посечем, кто лесом выйти попробует.

Атаман молчал: политик в нем боролся с осторожным руководителем, справедливо считающим, что любой риск, если дело можно решить без него, избыточен. Я добавил еще один аргумент:

– Сегодня пятерых побьем – завтра другие пять приедут тропу вынюхивать. Если Бог нам сейчас поможет этих по ложной тропе провести, то можно спокойно спать: других уже не будет. А пристукнем всех одним махом, кто по той тропе в Змеиную балку полезет, – другие десять раз подумают, перед тем как к нам в гости соваться.

– Верно, батьку! Одним махом басурман побьем!

Атаман, подождав, пока все замолчали, недовольно глянув на меня, подвел итог нашим прениям:

– Остап, выезжаешь, как я сказал, завтра с утра. Шатер возьми – чай, не лето на дворе. Как на битую дорогу возле дуба выедешь – там следы искать будешь, заночуешь, еще полдня поищешь – и обратно, чтоб до вечера в селе был.

Сулим, возьмешь Давида и Богдана, завтра к полудню станешь в дозор возле Змеиной балки. Так стойте, чтобы вас ни одна живая душа не заприметила. Если татары пройдут, дождетесь Остапа, с ним вернетесь, если нет – еще день постоите. Потом обратно вертайтесь: дальше смысла ждать нет.

– Так мы с Остапом и поедем, чтобы лишнего не следить. Он нас на своих заводных довезет. Дальше мы на снегоступах в сторону от тропы уйдем. Пока место для лагеря найдем, пока пристроимся – как раз время придет на дозор вставать. – Сулим сразу сообразил, что с лошадьми нам в таком дозоре не с руки стоять будет.

– Добро, с Богом, казаки. Пусть помогут нам святые заступники. Чует мое сердце, в этом деле нам их подмога лишней не будет.

* * *

Все было оговорено, и казаки вновь обратили внимание на большое колесо, которое не уставал крутить Андрей, отгоняя Лавора, пытающегося занять его место. Производительность лесопилки была слабенькой, проход – где-то полтора погонных метра в час. Зато будет пилить из одного бревна десять и больше досок.

– Хитрую штуку вы смастерили. Вроде забава, а дерево пилит. Сам придумал аль святой Илья помог? – задумчиво разглядывая вращающиеся части, спросил атаман.

– То, батьку, еще древние латиняне придумали. Меня сын боярский, погодок мой, с собой брал на занятия, ему одному скучно было, – в книге старой такой рисунок был. Еще тогда такое строили. Вот я и запомнил, а теперь смастерил. Ладьи строить – много досок надо будет.

– В книге старой, говоришь… А что ж такого никто не строит? Один ты старые те книжки читал?

– А кто будет строить, батьку? Боярину то не в голове – ему бы вина попить, саблей помахать да девок драть. Монахи только Богу молятся да милостыню у бояр просят. Так и выходит, что некому.

– Сказывают, ты всем за так разрешаешь тут доски пилить?

– Брешут, батьку. Половину досок что напилят, тут оставляют, да еще день работы мне должны будут. У меня тут Михайло работать будет, так что баш на баш выходит.

– А казаки если досок напилить захотят? Тоже на тебя день работать будут?

– Договоримся, батьку, в обиде не останутся. Не хотят работать – значит, два медяка дадут или две чешуйки: я Михайле так за день работы плачу.

– Много платишь – в Киеве по медяку в день на работу сговариваются.

– Другому и медяка много, а Михайле я б и три платил. В Киеве медяк с харчами дают, а он дома харчуется. Да и пила серебряных монет стоит. Чуть сильнее бревно нажмешь – и нету монет. А Михайло – тот и мне не даст бревно криво подать, не то что чужому.

– Теперь любой поглядит на твою чудасию и себе такую заделает доски пилить. Не жалко будет, что другой твоей задумкой пользует и себе мошну набивает?

– Не моя то задумка, батьку, другие то придумали. А что мошну он себе набивать будет, так то твоя забота – чтоб и другой для товарищества поработал, а не только на свой кошель. Чай, лес не его, а всему товариществу служить должен.

– Вот почему, Богдан, от всех твоих чудасий у меня голова болеть должна? Иди в дорогу собирайся. Шкуру медвежью найди. Я свою Давиду дам, у Сулима есть, а ты у Керима попроси. Раз он тебя каждый день лупит, пусть шкуру дает, а то околеешь.

– Батьку, ты нам меду дай, греться будем.

– А мать что, не даст?

– Нет, она меня теперь туда, где мед делает, на порог не пускает. Говорит, раз мне атаман сказал никого не пускать, то и тебя не пускаю.

– Все у тебя, Богдан, не как у людей.

Наказав Михайле завтра с утра жердяные стены и ворота мастерить – пусть дядька Опанас со Степаном сами пилят или помощников ищут, у них еще на два дня запасу бревен, – сам побежал к Кериму пострелять из лука, медвежью шкуру одолжить и получить палкой по плечам.

Рано утром, взобравшись на заводных, мы с Остаповым десятком рысью направились к Змеиной балке. Утоптанные тропинки в окрестностях села быстро закончились, и мы шагом двинулись по целине. Снега было около полуметра, но даже в лесу он лежал неравномерно, и кое-где лошадки грудью пробивали дорогу в пушистом покрове. Задняя лошадь волочила за собой ветки, кое-как маскируя следы лошадей, но следы веток были отчетливо видны и скроются, скорее всего, через сутки. Легкий ветерок рано или поздно выровняет снежную поверхность, пусть не полностью, но след уже будет неразличим на белоснежной поверхности.

Так что если татары засекут отряд, у них будет две возможности – либо попытаться сразу пройти по следу, либо идти следом за отрядом и выйти на тропу, когда он будет возвращаться. Вторая возможность скорее гипотетическая, поскольку неизвестно, когда это произойдет, пойдет ли отряд обратно по этой тропе или свернет на другую, а следом все время идти… нереально: рано или поздно тебя засекут. Так что если нам повезет и татары заметят отряд, то в гости они пожалуют еще сегодня, намерзнуться не успеем.

Возле Змеиной балки Сулим выбрал подходящее дерево и прямо с коня залез на нижнюю ветку. Передав ему наши переметные сумки, мы последовали за ним, а Остап с казаками вскоре скрылся за поворотом и крутым спуском в балку. Перебрались еще на несколько деревьев по смыкающимся веткам, но через три дерева пришлось спускаться на землю и дальше передвигаться на снегоступах. Сулим, пустив нас вперед, сзади аккуратно заметал веничком следы. Когда склоны пологого овражка скрыли от нас тропу, Сулим велел разбить лагерь.

Расчистив от снега небольшую площадку и укрыв ее толстым слоем лапника, всухомятку перекусив, мы запили пироги моим ликером и довольные повалились спать, закутавшись в медвежьи шкуры. Проснулся я первым – видно, молодой организм работал интенсивней, чем у моих товарищей, и первым сжег алкоголь, оставив себе избыток, скажем так, воды. С неохотой поднявшись на ноги, надел снегоступы и взял с собой топор: решил заодно с решением неотложных задач оборудовать наблюдательный пункт.

Солнце перевалило за полдень, Остап с казаками уже наверняка добрались до дороги. Если нам повезет, через пару часов надо ждать в гости татарских дозорцев. Лежку оборудовал сразу на вершине склона за деревом, метрах в пятидесяти от тропы: оттуда тропа хорошо просматривалась, «мертвых зон» не было. Нам ведь нужно только установить факт, что рыбка наживку попробовала, по нашей тропе прошла, село издали увидела. Потом будем ждать дорогих гостей.

Нарубив лапника под ноги, чтобы не стоять в снегу, потоптался и пошел обратно заворачиваться в шкуру. Но проснувшийся Сулим отправил меня дежурить, хотя минимум еще час, а реально – целых два можно было погреться и никуда не ходить. Это было совершенно бессмысленным занятием. Но с начальством не спорят.

Больше часа выстоять относительно неподвижно и пялиться на пустую тропу было невозможно. Меня сменил Давид. Пока я растирал свои ноги, щеки и нос, а потом отогревался в медвежьей шкуре, он успел, цокая зубами, вернуться обратно. С тоской подумав, что вскоре мне опять придется выматываться из такого приятного кокона и идти стоять под дерево, я задремал. Вернувшийся с поста Сулим на мои поползновения вставать, как обычно, буркнул:

– Лежи. Только что трое проехали, один здешний и два крымчака, в одноконь пошли: видно, двоих с заводными возле Днепра оставили. – Помолчал, потом добавил: – Через час костер можно палить.

Хитрые, не стали все соваться. Оно и правильно: одно дело – три коня пройдет, другое – десять. Тут слепой заметит, что тропа стоптана.

– Успеют сегодня?

– До села успеют, чуть назад отъедут – и заночуют, завтра утром назад пойдут. Надо нам подальше от тропы отойти: будем тут костер жечь – завтра унюхать могут. Давайте, пока видно, подальше переберемся, тай спать ляжем, – завтра с утра сюда обратно вернемся.

Отойдя от тропы не меньше километра, Сулим успокоился и разрешил собирать сушняк. Сварив кашу, попив ликеру, нарассказав друг другу разных небылиц, мы улеглись спать.

Утром татары проехали обратно – и на этом наша служба закончилась. Я до вечера тренировался лук растягивать, а Сулим с Давидом надо мной подтрунивали и гадали, простит мне Керим пропущенные дни или выдаст дозу палок за три дня сразу. Но в конце концов, покоренные моей настойчивостью, отметили:

– Молодец, Богдан, будет из тебя толк. Помнишь, Давид, как добычу продавали, он тогда раз двадцать лук тянул, не больше, а теперь – сотню раз тянет.

– У Керима любой потянет: каждый день палок получать.

– Ништо, Богдан, годик постреляешь – глядишь, и научишься.

Отогревшись у костра и выпив весь запас согревающего, мы с нетерпением поджидали Остапа с казаками. От нечего делать даже разошлись по лесу в надежде подстрелить что-то на обед. Но, видимо, за сутки нашего топтания взад-вперед возле тропы вся дичь отошла от этого района подальше. Нам пришлось ограничиться кашей с салом и пирогами. Остап приехал позже, чем мы ожидали, – видимо, тоже прикинул в голове возможное время движения по маршруту татарских дозорных и выехал в обратную дорогу так, чтобы не столкнуться с ними.

В пятницу были планы попробовать бумагу делать, но атаман хорошо запомнил, кто больше всех ныл, чтобы дозора татарского не трогать. Остальных отпустил по домам, а мне велел предупредить Степана, дядьку Опанаса и четырех лесорубов, что у меня работали: завтра с утра едем к Змеиной балке деревья подпиливать. Коней для лесорубов он обеспечит, если у кого нет своего.

– А чего сейчас пилить, батьку? Сам сказал: татар до весны не будет.

– Мало что я сказал, береженого Бог бережет. И дозор поставить придется, пока Масленица: татары тоже знают, что у нас праздники, а там один местный был – как бы беды не вышло.

Выбрать четыре дерева, выпилить клин в нужном направлении и, поставив его обратно, заклинить до лучших времен – дело получаса, если в наличии восемь человек и четыре двуручные пилы. Мне выпала честь пилить на пару с атаманом. После полудня мы уже прибыли обратно.

– Завтра у меня все атаманы соберутся дела обсудить. Обещал я им на Масленицу по два бочонка меду. Хотят с тобой потолковать. Все им невдомек, что ты про крепости и корабли сказываешь и зачем они нужны. О видениях твоих тоже поспрошать хотят. Чтобы в полдень у меня был.

– Буду, батьку.

Прошлый раз не получился разговор у меня с атаманами – вернее, немного не о том поговорили; теперь народ уже конкретно знать хочет, на что общественные деньги тратить хотят, – какие на хрен крепости и корабли, если казакам выпить не на что. Одни мы так кучеряво зимуем – у других половины народу дома нет, пошли наниматься – не удивлюсь, если помогают полякам Витовта бить в Гродно. Хотя должна бы осада давно уже закончиться. Надо в Киев ехать строителей нанимать на следующий сезон, там заодно последние политические новости узнаю.

На первую пробу изготовления бумаги нас собралась целая толпа. Пробовать решили у меня дома – батя в кузне, мать в винокурне, малявка у подружек, хата полностью в нашем распоряжении. В наличии имелось мелкое квадратное сито, две ступки, в которых была гомогенная масса цвета детской неожиданности. Цвета в ступках несущественно отличались желтизной, но это были вариации вышесказанного. Было у нас десятка два нарезанных кусков холстин, два деревянных валика: один – помассивней, для прокатки бумаги, второй – потоньше, клей наносить. Достаточно жидкий столярный клей и деревянная посудина типа маленького корыта, чтобы второй валик в клей макать, тоже имелась в наличии.