Текст книги "Жизнь взаймы"

Автор книги: Василий Кононюк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 26 страниц)

Глава 15
Кадры решают все

Летом, в конце месяца червеня, после Петра и Павла, пришла весть о поражении хана Тохтамыша. По этому поводу состоялся у меня разговор с атаманом.

– Вернулись вчера наши казаки с разъезда, встречали купцов татарских, что в Киев ехали. Сказывали те, что побил Тимур войско Тохтамыша. Так что не обманул тебя святой Илья… – Иллар выжидающе уставился мне в глаза.

Чего он от меня ждал, понять было трудно, поэтому я ответил максимально нейтрально:

– Где ж такое видано, чтобы святые обманывали, – он ведь, батьку, казакам добра желает…

– Добра, говоришь… А что сказывал тебе святой Илья, придут в липне к нам крымчаки?

Вопрос был непростой. С одной стороны, потрепанные кочевники могут опасаться как преследования Тимура, так и набегов соседей. Любая серьезная встряска меняет соотношение сил, державших в относительном порядке различные кланы. И у многих возникает соблазн улучшить свое положение за счет ослабевшего соседа. С другой – ослабевшему роду как никогда нужно вливание средств, чтоб вновь стать на ноги. А середина липня – начало страды, идеальное время для набега. Но если сравнивать, то первая причина перевешивает. Пока не установится новая система взаимоотношений, пока не станет понятно, кто кому подчиняется и на каких условиях, опасаться серьезных вылазок не стоит. Тохтамышу, исходя из сложившейся ситуации, как никогда важно иметь надежные тылы в виде Литовского княжества, поэтому он приложит усилия, чтобы держать в узде непокорные крымские роды.

– Ничего, батьку, не сказывал, но я думаю, что не придут. Своих дел у них хватает.

– Думает он… чего тут думать, если к соседям посланцы хана прискакали. Собирает войско Тохтамыш на следующую весну. Велено всем явиться, кому от шестнадцати до тридцати зим исполнится. Всем главам родов велено во главе своих людей стать и весной пред очи хана явиться. А до той поры всех, кто в литовские украины с разбоем идет, в полон брать и на суд хана везти.

– Ну и дела…

– Такие дела, что в Киев ехать надо, найм искать. Начало лета, без походов казаки со скуки опухнут. У наших-то еще ничего, добычу знатную взяли, могут дома сидеть, а у других атаманов дела плохи. Теперь бы многие под мою руку пошли, да некуда. Да и наши… пропьют всю добычу еще до осени, даже зерна не будет на что купить. Мед твой, что у меня в запасе был, уже весь выпили, а нового-то нет.

– Зерна нет, батьку… все запасы на переселенцев пошли: триста ртов кормить надо. Слава богу, свой запас зерна был, сейчас полпуда никто продать не хочет.

– Не смеши людей. Кто тебе в червене зерно продаст? В червене на поле густо, а во дворе пусто. Зайдешь ко мне, монеты свои заберешь.

– А в Киев когда поедем, батьку?

– Тебе тут дел мало?

– Вроде наладил все за четыре седмицы. Пусть без меня трохи покрутятся.

– Жаловались на тебя гречкосеи, что строг ты больно, навоз заставляешь всех в ямы свозить, а над ними крыши ладить. Семью целую выгнал ни за что, голых-босых.

– Была бы моя воля – еще бы парочку вслед за ними отправил, но спужались, рот свой на замке держат. За навоз монеты получат, если все по совести исполнять будут. Ты бы, батьку, почаще к нам наведывался: тяжко мне одному с ними управляться.

– Терпи, казак, атаманом будешь. Наведаюсь еще не раз, не боись. Сам знаешь, что я больше в Черкассах и у других атаманов гостил, чем у себя дома. Так чего тебе в Киеве надо? Там сейчас ни купить, ни продать. Пока урожай с полей не соберут, делать там нечего.

– Есть у меня задумка одна, батьку, только сказывать то долго…

– Сказывай давай. Не мнись, как девка перед сеновалом.

Коротко пересказал атаману историю семейства Белостоцких и то, что в Киевском княжестве два сына его и дочь имения получили, – бояре они у князя киевского Владимира Ольгердовича.

– Мыслю я, батьку, хотели бы они за смерть отца посчитаться, имение свое отбить, да силенок у них не хватает. А мы можем им подсобить за добычу, которую с обидчика снимем. Не одно у того разбойника поместье, а Белостоцкие – не единственные бояре православные, у кого он землю и гречкосеев на саблю взял.

– А с чего это ты за них так печешься? Мало батогов они всыпали родичам твоим?

– Ты ж говорил: найм искать надо. Чем этот хуже другого? Замятня этим летом лишь на севере будет. Князь Витовт с помощью тевтонов будет своему брату Ягайлу досаждать. Наш князь, Владимир Ольгердович, намерен стоять в сторонке. Никто в Киеве оружных людей искать не будет. А поляков пощипать вместе с Белостоцкими – и близко, и добычу взять можно. И разбоем нас никто не попрекнет: весь спрос с Белостоцких придется.

– Тянет тебя, Богдан, в родные места… ладно, возьму тебя с собой. Поищем родичей боярина твово. Может, и выйдет что путное из твоей задумки.

Через две недели, с началом страды, мы в составе представительной делегации из четырех атаманов – черкасского, его соседей Марата, Захара и Верховного атамана войска казацкого Иллара Крученого – направились в имение старшего из братьев Белостоцких. Каждый взял с собой трех сопровождающих, так что с нами ехал еще добрый десяток казаков. Компания получилась внушительная. Чтобы не пугать хозяина, казаки остались варить кашу в соседнем леске, а старши́на[46]46
  Верхушка казачества (атаманы, писари, судьи и т. д.).


[Закрыть], взяв меня в качестве связующего звена, направилась в открытые ворота боярской усадьбы.

Михайло Юрьевич Белостоцкий принял нас в достаточно скромном поместье, но неплохо укрепленном как глубоким рвом, насыпным валом, так и четырьмя выносными деревянными башенками на углах частокола, откуда лучники могли обстреливать ров и вал с флангов. Был он молодым мужчиной двадцати восьми лет, с черными как смоль волосами, располагающим к себе лицом, если бы не настороженные, колючие черные глаза, ощупывающие наши лица и наше оружие. Впрочем, его можно понять. Не каждый день в твое подворье заезжают пятеро вооруженных с головы до ног всадников и требуют принять их по неотложному делу. Ворота были открыты, вот мы и заехали. Так что Михайло Юрьевич сам будет разбираться с тем, как его люди патрульно-постовую службу несут.

Атаман не стал тянуть кота за хвост – прямо на крыльце попытался заверить боярина в наших дружеских намерениях:

– Здравствуй, боярин Михайло Белостоцкий. Долгих лет жизни желают тебе мои атаманы и я, Иллар Крученый, Верховный атаман войска казацкого. Привел нас к тебе наш казак Богдан Шульга, что по левую руку от меня стоит. Признал ли ты его, боярин?

Боярин непонимающе смотрел на мою разукрашенную свежим, страшным шрамом физиономию – и видно было, что никаких ассоциаций с воспоминаниями шестилетней давности у него не возникает. Не затягивая паузы, попытался натолкнуть его на нужную картинку в голове:

– Не признал ты меня, боярин. Уже шесть зим пролетело, как виделись с тобой в последний раз. Помнишь, у брата твоего младшего, Борислава, упокой Господь его душу невинную, дружок был?

– Богдан… не узнать тебя… воином стал. А как ты к казакам попал? Зачем приехал?

Его лицо осветилось на мгновение радостью узнавания и вновь стало напряженным. Пять незваных одоспешенных воинов во дворе любого заставят напрягаться. Коротко пересказал боярину историю своей семьи:

– Обещал я матери своей, что не будет эта нелюдь на свете жить. Пришло время ему ответ держать за дела свои. Но негоже нам было бы, собравшись на дело такое, тебя и брата твоего о замыслах наших не уведомить и с тобой не посоветоваться. За тем и приехали к тебе атаманы, что казаков в поход поведут.

Лицо боярина осталось хмурым, тем не менее на официальное приветствие он сподобился:

– Заходите в дом, гости нежданные. Там будем разговор дальше вести. Жена! Встречай гостей!

Боярыня вынесла нам жбан кваса, который мы с удовольствием выпили.

Сначала разговор шел тяжело, но после того, как все выпили по кружке ликера и закусили поданными закусками, пошел веселей. У запасливого атамана нашелся в заначке небольшой бочонок. Сильно подозреваю, что не последний.

После достаточно долгого обсуждения был принят единственно разумный в данной ситуации план. Вся добыча, взятая нами в других имениях, полностью наша. То, что добудем в бывшем имении Белостоцких, забирают его наследники. Михайло сразу предупредил, что не меньше пяти крепостиц нужно будет взять, а то и более. Добираться до места основных действий будем группами по двадцать – двадцать пять человек. Каждая группа сопровождает какого-то боярина, двигаются они по разным дорогам. Первым выезжаю я, под видом покойного Борислава Белостоцкого, младшего из братьев, проживающего после смерти родителей в имении Михаила. Еду в гости к дальним родичам, проживающим в Холмском воеводстве. Чай, о том, что он погиб шесть лет назад, известно весьма ограниченному кругу лиц. Как доберемся в родные края, так легенду и сменим.

Выбрал фамилию Белостоцких я не случайно. В памяти Богдана хранилась масса сведений о родственных взаимоотношениях внутри этой семьи. Без таких знаний в серьезном разговоре с другим боярином можно спалиться за несколько минут. Сопровождали меня одиннадцать казаков: по трое нас было от каждого из атаманов, участвующих в совместном походе. Михайло Белостоцкий отправил с нами еще пятерых своих гайдуков. Походным атаманом был назначен Иван Товстый.

Поскольку выехали мы заметно раньше всех, то и дорога у нас была самая окружная. Мы отправились в сторону Каменец-Подольска, а уже оттуда собирались повернуть к Холмскому воеводству, пересекая по дороге густонаселенные районы пограничных к Литве польских земель. Здесь преобладало православное население и уже реально возникло противостояние православного крестьянства с перекрещенными в католиков шляхтичами.

Основной нашей задачей была разведка. Раз уж затеяли совместный поход, то нужно показать соседям, что в этом есть смысл. Обидчик Белостоцких, естественно, оставался приоритетной целью, но запасные варианты экспроприации экспроприаторов никогда никому не мешали. Для меня, кроме разведки, важной задачей была агитация местного населения, особенно молодежи, по смене места жительства и поиску лучшей доли в казацких землях, а также выстраивание цепочки заинтересованных посредников.

В очередной корчме, найдя себе собеседника, начинал рассказывать какую-то «невыдуманную» историю о переселенцах, о наших подвигах в нынешнем сезоне, о трехстах вызволенных из татарского плена, обустраивающих свою жизнь на новом месте. В конце обязательно начинал насмехаться над глупыми местными гречкосеями, пашущими на дядю, вместо того чтобы удрать на казацкие земли и жить свободными людьми. Обязательно навещал местного священника и жертвовал несколько монет на церковь. Расспрашивал о местном феодале – кто такой, какого вероисповедания, как себя ведет с людьми, как организовано хозяйство. В большинстве своем все новоиспеченные католики сохраняли толерантность, никого перекрещивать в новомодную религию не пытались. Но бывали досадные исключения. Этих мы брали на заметку и проводили разведывательную работу. Подъезды, подходы, охрана – все как положено.

Рассказывал священнику о нашем житье-бытье, о нехватке священнослужителей и агитировал переезжать к нам вместе со всеми крестьянами. Ну а если со всеми не получится, то хотя бы отправлять к нам молодых под видом паломников в киевскую Лавру.

В эти времена паломничество было очень распространенным видом проведения досуга. Народ легко проходил пешком четыреста – пятьсот километров, чтобы добраться до святыни и там попросить у Бога чего-то сокровенного, выстраданного. Так что никого по дороге этим видом путешествия не удивишь. Оставлял координаты атамана из Куреневки, с которым уже были оговорены предварительный прием и размещение переселенцев перед отправкой в наши пределы. Естественно, за такую работу обещались щедрые пожертвования на церковь, причем именно на его церковь и врученные исключительно в его руки.

Чтобы объяснить вдруг возникший у казаков интерес к переселенцам, рассказывал страшную историю о нашем провидце и характернике, который предсказал страшный татарский набег через восемь лет. И только войско казацкое может стать у него на пути – все княжеские дружины татары вырежут без остатка. Поэтому, дескать, укрепляют казаки свои ряды, чтоб стать на пути напасти и не пустить басурман в эти земли.

Особых приключений нам не встречалось, мелкие вооруженные отряды, сопровождающие какого-то шляхтича или боярина, вели себя с нами уважительно, после короткого ознакомительного разговора, кто, куда и зачем, мы разъезжались каждый в свою сторону. Города мы миновали стороной, а когда приблизились к цели нашего путешествия, стали особенно осторожны. Основной отряд ночевал в лесу, а три-четыре человека – в придорожном трактире, где расспрашивали дальнейшую дорогу и болтали с трактирщиком и посетителями о здешнем житье. Заодно пели песни, играли в кости, рассказывали небылицы и бывальщины из жизни киевских бояр и живущих по соседству казаков.

Игра в кости была любимой азартной игрой эксплуататорских классов да и людей попроще. В нее с удовольствием играли как шляхта, так и купцы. Наверняка и простой народ с удовольствием поиграл бы в кости, но отсутствие монет сдерживало распространение азартных игр в этот исторический период. Да и церковь регулярно предавала анафеме как игру, так и игроков. Впрочем, последнее скорее помогало популяризации данной игры, чем наоборот. Ведь запретный плод сладок во все времена.

Поскольку устное народное творчество было основным способом передачи информации в это время, кроме игры, все жаждали побольше услышать о других местах и посетовать или похвастаться своей жизнью. Как у кого получалось. Диалог шел очень продуктивно. Понятие военной тайны отсутствовало напрочь, поэтому вскоре у нас была полная информация о нашем клиенте, его родственниках и близких друзьях. Ситуация выходила напряженная. В идеале нам нужно было нанести удары по семи имениям одновременно. По центральному имению клиента, по бывшему имению Белостоцких, которое он передал своему старшему сыну, две дочки и средний сын тоже отделились. Кроме этого, один из сватов и брат клиента имели свои имения поблизости. Естественно, на этом его родня не заканчивалась, но остальные жили достаточно далеко и могли долго оставаться в неведении относительно судьбы своих родственников. При условии, что мы все сделаем без шума и пыли.

Число способных дать сопротивление в этих семи имениях не превышало сотни человек. Нас собралось около полутора сотен. Собрались мы все, как было договорено, на десятый день после памятного разговора с Михайлом Белостоцким в большом лесу на границе Холмского уезда и Литвы. Обговорив сведения, полученные нами и другими отрядами, приняли следующее решение.

Учитывая, что необходимо было плотно взять цель в кольцо, не давая возможности никому покинуть поместье, одновременное нападение на все семь целей исключалось. Посовещались, и было принято решение разделиться на четыре отряда и ударить сперва по мужской части фамилии. По имению самого клиента, его сыновей и младшего брата. Затем часть казаков остается паковать добычу и снаряжать обоз, а часть наносит удар по имениям дочерей и свата.

Отдельно подчеркивалось, что успех всей операции зависит от согласованности, скрытности совместных действий и качества блокады захваченных поместий. Поскольку в эту горячую пору сбора урожая взаимные визиты были редкостью, особых проблем поставленные задачи вызвать не должны. Первый налет был назначен в ночь с воскресенья на понедельник. Понедельник – день тяжелый, это поняли еще наши предки, поэтому барщину назначали ближе к концу недели. В Литве и Московском княжестве барщины еще не было – там отношения бояр и крестьян ограничивались натуральным оброком. В Польше панщина уже вовсю процветала. Естественно, нам совершенно не улыбалось объяснять пришедшим на панщину крестьянам, что именно случилось, пока они сладко спали.

Меня определили в отряд, который нацелился на бывшее поместье Белостоцких, где поселился со своей семьей старший сын клиента. В его поместье проживал полный десяток гайдуков и еще два десятка дворни. Слуг можно не брать в расчет, тем более что большая часть из них принадлежала к лучшей половине человечества. Нас было тридцать человек, так что ничего невозможного в нашей задаче не было.

Прибыв на место в субботу вечером, мы разместились в лесу возле поместья. По пути у встречных расспрашивали дорогу к городку, лежащему в двух днях пути от интересующего нас пункта. Вечером и ночью провели разведку, выяснив, как охраняется поместье и как проникнуть внутрь, не поднимая шума. В воскресенье часть отряда неторопливо продолжила путь по ложному маршруту, продолжая расспрашивать встречающихся по дороге путников. Ехали мы группой из десяти человек, чтобы не привлекать внимания к слишком большой компании. К обеду неторопливым шагом мы добрались до ближайшего городка. Большая часть расположились в лесочке, а мы вчетвером направились в единственный трактир поиграть в кости и пообщаться с местной публикой.

Расположились мы, как обычно, двумя парами за двумя разными столами, делая вид, что незнакомы. Заказав пива, сразу начали шумно играть в кости. Немного помявшись для виду, товарищи громко попросились в нашу компанию и были приняты.

Надо сказать, что играли мы в самую простую «семерочку», не ограничивая количества участников. Каждый клал на стол монету, после чего по очереди кидали стаканчиком две кости. Те, у кого выпало в сумме семь очков, считались победителями и делили между собой банк после очередного круга. Если семерку никто не выкинул, банк пополнялся новыми монетами, и мы бросали кости по второму кругу. Надо сказать, что после того, как мы приняли новых, «незнакомых» игроков в свою компанию, народ, сидевший в трактире, смелее приглядывался к нам, и вскоре компания разрасталась.

В этот раз все шло как обычно. К нашей четверке начали подтягиваться другие завсегдатаи. Некоторые присматривались, другие сразу пробовали свою удачу. Поскольку мы никогда не стремились обогатиться с помощью игры, а если удача поворачивалась к кому-то из нас, заказывали на выигранное выпивку для всей компании, то скандалов с пришлыми игроками нам удавалось избегать. Но из всякого правила бывают исключения.

В этот день счастливое число «семь» избрало меня своим новоявленным адептом. Как ни пытался выкинуть другую сумму, кости, словно насмехаясь надо мной, всегда ложились в семерку, словно заколдованные. Выиграв несколько кругов подряд и купив пива на эти монеты, громогласно заявил присутствующим:

– Панове, мне сегодня дьявольски везет. Это неспроста. Видно, нечистый меня соблазняет. Поэтому я больше не буду с вами играть. Нужно сорвать сатанинские планы.

Претензий не было, выигрыш был честно пропит, поэтому никто из-за меня не тужил. Игра пошла веселей, с переменным успехом, завязались разговоры. Мы выяснили последние новости, которые подтвердили имеющуюся в нашем распоряжении информацию. Потом удача пришла к местному шляхтичу, который снял несколько банков подряд. Сидеть дальше в трактире смысла не было, и мои товарищи начали откланиваться. Но разошедшийся пан никак не хотел отдавать нам наши кости и стакан, несмотря на то что трактирщик предлагал заменить их своими, и азартно продолжал метать кубики с двумя местными шляхтичами, оставшимися в игре. После очередного круга я подошел и забрал наши орудия разведывательной деятельности.

– Ясновельможное панство, нам пора в дорогу. Рады были знакомству. Ваш трактирщик с удовольствием предложит свои кости желающим продолжить игру. Честь имеем.

– Нет! Игра не закончена! Я не буду менять счастливые для меня кости! – сразу начал орать выигравший.

Его глаза горели лихорадочным блеском. Дело принимало нежелательный оборот. Скандалов и поединков нам нужно было избегать.

– Хорошо. Предлагаю пану сыграть на мои кости, раз они вам так сподобились. Весь выигрыш пана против моих кубиков и стаканчика. Идет?

– Идет!

– Прошу пана бросить кости.

– Нет! Бросай первым!

– Как пану будет угодно, но мы играем с паном один раз. Кто выиграл, тот получает кости и деньги. Пан согласен?

Я был готов проиграть эти кубики. По большому счету, они мне были больше не нужны, тем более что купил их по дороге на одном из базаров, который мы проезжали. Проиграть их было не зазорным, все сохраняли свое лицо.

– Согласен! – Он азартно выдвинул в центр стола кучку мелких серебряных монет.

Делать было нечего. Положив внутрь стаканчика кубики, покрутив его, я бросил кости на стол. Видит Бог, я этого не хотел. Выпала пятерка и двойка. Побледневший шляхтич долго крутил кости. Выбросив четверку и тройку, он радостно завопил и протянул мне стаканчик. Мне выпало две двойки. Азартный пан с надеждой на лице сделал свой ход.

Но судьба сегодня шутила над нами не по-детски. Переменившись в лице, мой соперник смотрел на кубики. На верхних гранях на него смотрели две четверки. Следующим ходом мне опять выпала семерка, а шляхтичу вновь улыбались две четверки. Игра была закончена. Бросив кубики в стакан, громко заявил:

– Шановное панство, на эти монеты попрошу вас выпить за наше здоровье и легкую дорогу. Нам пора.

Все, кроме проигравшего, встретили эту новость радостными возгласами. Тот раздраженно смотрел на меня и явно искал повода зацепиться. Как известно, кто ищет, тот всегда найдет.

– Не будет пан столь любезен сообщить нам свое имя и цель своего путешествия? – Он перегородил мне путь, явно нарываясь на драку.

– Советую пану лечь и проспаться. Пан явно перепил. А если пан будет дальше стоять на моем пути, мне придется пана подвинуть.

– А ну спробуй, шмаркач! – Он выдернул саблю и отступил на шаг, приглашая меня к поединку.

Подскочивший трактирщик пытался сохранить свое заведение от разрушения:

– Шановные паны, прошу вас выйти во двор. Там просторно, и ничто вам не будет мешать.

Другого выхода, кроме поединка, у меня не оставалось.

– Если пану охота помахать сабелькой, то прошу во двор. Пусть пан поищет себе второй клинок, поскольку у меня их два и оба будут в моих руках. Биться будем до первой крови.

Мне не хотелось этого поединка и лишнего к нам внимания, но другого пути не было. Все эти девять месяцев в мои ежедневные упражнения обязательно входил комплекс занятий с двумя палками. Вспоминал все упражнения арнис, которые изучал в юности, и тщательно повторял все приемы работы с двумя клинками, показанные мне Иваном Товстым. Были и другие казаки, имеющие навыки боя двумя руками. Едва увидев мои две сабли за плечами, такие ребята тут же вспоминали, что и они умеют двумя руками махать. Обычно все заканчивалось дружеским спаррингом. После боя каждый из участников просил соперника повторить приемы, которыми тот выигрывал отдельные схватки. Так постепенно мой арсенал пополнялся новыми ухватками и движениями.

Сперва все мои соперники отмечали мою бестолковость как фехтовальщика, но хвалили реакцию и скорость движений. В последнее время первую часть многие стали упускать, ограничиваясь лишь констатацией моих высоких скоростных качеств.

Но несмотря на все это, предстоящая стычка была совершенно лишней, ненужной и глупой. У самых опытных бойцов бывают ошибки, а получить серьезную рану или попрощаться с жизнью в столь юном возрасте было бы обидно. Все это наполняло душу глухим раздражением, совершенно лишним и ненужным перед предстоящей схваткой. Хотелось поскорее покончить со всем этим – ведь впереди была очень трудная и ответственная работа. Это желание покончить поскорее было особенно опасным.

С трудом взяв себя в руки, выгнав из головы, из сердца все ненужные мысли и эмоции, поклонился сопернику и стал в левостороннюю стойку. Фехтование во многом похоже на бокс. И там и там победу приносит малозаметная работа ног. Руки тоже важны, но любой спортсмен поставит работу ног на первое место. Единственная разница – в боксе у тебя есть шанс исправить допущенную ошибку, а в фехтовании весь бой идет до первого промаха.

Несколько раз скрестив свои клинки на предельной дистанции, мы присматривались друг к другу. Мой противник был опытным рубакой с хорошо развитой кистью. Он пытался в характерном для этого времени стиле закрутить своей саблей мою и ложным выпадом либо ложным замахом пробиться сквозь оборону. Передвигался он неохотно, предпочитая парировать мои атаки сильными кистевыми движениями. Мне, в свою очередь, нужно было присмотреться к его манере атаковать и постараться подловить его быстрой контратакой правой руки.

Привыкнув, что на любую его атаку следует мой быстрый отход назад с разрывом дистанции, противник был неприятно поражен, когда при очередном ложном рубящем замахе, который он попытался перевести в укол, я отбил его саблю вращением левого клинка. Затем быстро шагнул правой ногой, нанес низкий укол правым клинком в его выставленную вперед ногу, которую он не успел вовремя забрать. После этого, моментально отскочив назад, громко заявил:

– Ему нужно рану зашить, иначе кровью изойдет!

Впрочем, мои опасения, что противник, несмотря на ранение, захочет продолжать бой, были напрасными. Правая нога его практически не слушалась – видимо, были повреждены коленные связки, куда и пришелся удар. Многие зрители не вполне поняли, что произошло, за широкими шароварами крови не было видно, все случилось очень быстро.

Больше никому из местных идея задержать нас или задавать нам вопросы не пришла в голову. Собравшись, мы быстро распрощались со случайными знакомыми, хлопотавшими вокруг раненого, а сами отправились на встречу с основным отрядом.

* * *

Скрытно двигаясь в сторону бывшего поместья Белостоцких, мрачно размышлял над вопросом: почему просто не подарил приглянувшиеся кости азартному шляхтичу и не решил возникшую проблему мирным путем? Никаких других причин, кроме своего скверного характера и желания лишний раз подраться, найти не мог. Совершенно бездарно привлекли к себе внимание в непосредственной близости от первой цели.

Остановились мы в лесу, в двух километрах от поместья. Иван Товстый, походный атаман нашего сборного отряда, выставил наблюдательные посты на опушке леса и велел всем отдыхать. Часа в три ночи начали выдвигаться на исходные рубежи. Светает летом рано, а нам до того времени нужно все закончить.

К стене пошли мы втроем. Мне поручалось влезть на частокол, закрепить там веревку и бросить товарищам. К этому заданию я подготовился заранее. Еще когда лазил по черкасскому частоколу, пришла мне в голову мысль, что не последний это забор, на который взбираться придется. Заказал тогда отцу отковать мне специальные накладки на подошву сапог и два крюка в руки наподобие тех, что для натяжки самострелов, но с рукояткой на всю ладонь. Привязывая накладки к подошвам, тренировался с их помощью и с помощью крюков влезать на высокую толстую сосну, практически лишенную веток на нижнем участке. Толстую выбирал, чтобы не было возможности использовать бока, и лезть приходилось по фронту, близкому по форме к частоколу. Самое трудное – зависая на трех конечностях, освобождать впившиеся в дерево шипы четвертой, чтоб сделать следующий рывок вверх. Для этого им пришлось вручную придавать ярковыраженную коническую форму, что было совсем нелегко.

Вот и сейчас медленно и аккуратно расшатываю шипы накладки, привязанной к правой ноге, медленно подтягиваю ее вверх, прижимаю шипы под небольшим углом к дереву и начинаю осторожно переносить тяжесть тела на правую ногу, одновременно освобождая крюк левой руки. Так, шаг за шагом, ползу как паук по вертикальной стенке. Каждый шажок – это около пятнадцати сантиметров. Трачу на него в среднем десять секунд. В задаче спрашивается: сколько времени мне понадобится, чтоб преодолеть пятиметровый забор? Теоретически получается меньше четырех минут. Это потому что последние два метра пойдут значительно быстрее, стоит мне только зацепиться за верхний край. Там и бойницы уже есть через каждые два метра, узкие, правда, не пролезешь, но ногу уже есть куда поставить.

Ручных часов у меня нет, отсчитывать секунды в уме, когда пытаешься без звуков преодолеть высокий частокол, тоже не самое легкое занятие, поэтому как соотносится теория с практикой, мне сказать трудно. По моим психологическим часам прошло не меньше получаса. Но если этот показатель поделить на восемь, как положено в таких случаях, то получим что-то близкое к истине.

Полати, на которых стоят защитники стены и по которым бродит неусыпная стража, располагались на полтора метра ниже. Учитывая, что верхушки бревен частокола заострены, бесшумно перелезть через них и приземлиться на полати, не зацепившись одеждой, было совершенно нетривиальным заданием. С трудом, но и с ним справился.

Ночью службу несли двое охранников, которые обходили частокол по периметру, осматривая окрестности. Во дворе им помогал здоровый и злющий кобель. Но патрульно-постовая служба исполнялась всеми участниками из рук вон плохо. Как показало наблюдение, если с вечера и в начале ночи головы над частоколом мелькали, а из двора доносились лай и рычание, то ближе к рассвету все звуки и движения затихали. Постовых не меняли: как заступала очередная пара с вечера, так и тянула лямку до утра. Неудивительно, что ближе к утру все дрыхли на своих постах. Но пес – животное чуткое, и любой звук мог привести его в состояние бодрствования, а там недолго до оглушительного лая, который может сорвать наши далекоидущие планы.

Еще вчера, раздумывая над этой проблемой, вспомнил я, как цыгане решают проблему злобных псов. Читал когда-то, в другой жизни. Поэтому весь вчерашний день по дороге искал то, что должно (согласно прочитанному) полностью обезопасить нас от внимания четвероногого охранника. И нашел. Как известно, кто ищет, тот всегда найдет. И сейчас товарищи привязывали к опущенной веревке мешок, в котором шевелилась моя покупка. Приняв груз и бросив веревку обратно вниз, я достал из мешка сучку в период течки, за которую отдал вчера ее хозяину целую серебряную монету.

Лапы ее были спутаны бечевкой, а морда плотно завязана сыромятным ремешком. Распутав, оставил бечевку привязанной к задней лапе, осторожно начал опускать сучку во двор. Длины не хватило, и пришлось уронить бедное животное. Но угрызений совести у меня не было: там уже оставалось совсем невысоко. И вообще животное должно радоваться, что я не цыган. Те просто вырезали матку и перебрасывали через забор. Этого хватало, чтоб пес полностью игнорировал хозяйское добро и цыган, производящих экспроприацию.

Шмякнувшись на землю, собака начала изучать чужой двор и сразу привлекла внимание проснувшегося кобеля. Наблюдая, как «в раба мужчину превращает красота», я понял: большую часть задачи мы успешно решили. Недаром в Древнем Риме каждый год вешали собак и угощали гусей.