Текст книги "Жизнь взаймы"

Автор книги: Василий Кононюк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 26 страниц)

– Не бери к сердцу, боярин, ишь, раскраснелся весь, как вареный рак, за холопами глаз да глаз нужен, а твой чисто тать лесной – за одну рожу повесить надо. Держи доспех. С татарина на поединке снял. Такой же широкий, как ты, был, только выше на голову. Еле завалил кабана. Мне в Киеве за него двести монет давали – нет, привез сюда, дурак, чтобы за сто девяносто продать. Носи здоров, боярин, только монет холопам не доверяй: пустят по миру.

Господи! Неужели все обошлось без мордобоя и без трупов? Ведь могу, когда захочу. Трудно, однако, убить легче было бы. Эх, отвернулись бы все на минутку от нас, мне бы хватило… Мечты, мечты…

Бормоча под нос ругательства и даря мне чувственные взгляды (чувства были разнообразными, теплоты не хватало, ну да бог с ней), боярин забрал доспех и быстро ретировался под откровенные смешки многочисленных зрителей.

Вот так и находятся заклятые друзья: любой случайный контакт может открыть тебе такое богатство человеческих отношений, о котором ты не подозревал, несмотря на весь свой опыт. Появился еще один повод выращивать глаза на затылке.

Делать тут больше было нечего, пора перебираться к лошадям. Сказав соседям, что могут использовать наше сооружение для демонстрации своих изделий, перебрался вместе с новым арбалетом к лошадям, где уже собрались остальные члены нашей компании. Народ дружно начал сетовать, что меня надули, а такой знатный кинжал поменять на такое угребище мог только полный лопух.

Дикари, что с них возьмешь, любят яркие вещи. И не докажешь, что камушки убойной силы не добавляют. На все мои возражения и примеры они только хмыкали и вспоминали, какой ладный кинжал у меня был: одни ножны дороже этого монстра стоили. Правда, на заклад, что с пятидесяти шагов любой доспех навылет пробью, никто не пошел.

Пока мы ругались, намного раньше придуманного мной срока появилась длинная кавалькада, от которой мы благоразумно спрятались в ближайший проулок. С трудом пристроив свое приобретение к заводной лошади, отдал ее в опеку Дмитра. Он и Давид, ведя в поводу заводных, начали переулками объезжать базарную площадь по направлению к нужной нам дороге. Иван велел им не торопиться, смотреть по сторонам в оба глаза и пристать к какому-то каравану, пока мы не подтянемся. Два человека на пустом тракте – соблазн для каждого. В эти времена бандит от боярина отличался слабо. Впрочем, если кто-то мне найдет такой период в истории, когда эти отличия были заметны невооруженным глазом, это перевернет все мои представления о человечестве.

Выждав пятнадцать минут после того, как кавалькада скрылась за воротами замка и вокруг все успокоилось, мы уверенно направили своих коней к воротам. Все прошло без сучка и задоринки. После короткого разговора с Иваном старший по страже, засунув три переданных тубуса за пазуху, с озабоченным видом побежал в глубь двора, оставив кого-то вместо себя. Мы, развернув коней и равномерно наращивая скорость по мере удаления от ворот, поскакали вдогонку Дмитру и Давиду. Подхватив их с конями возле каких-то возов, вместе с которыми они шагом продвигались в сторону Новогродка, дав разогреться легкой рысью остальным коням, мы перешли на ходкую рысь. Так, не увеличивая темпа, и скакали по дороге.

Ходкая рысь – это такая скорость движения пары лошадей и одного всадника, которую она, с одним небольшим перерывом, способна выдержать целый день. Для татарских коней этот темп был установлен столетия назад, и многими поколениями наездников эмпирически было доказано, что максимальное расстояние за день всадник проходит именно с этой скоростью.

На самом деле этот темп движения особой скоростью не отличается. Когда у тебя нервы шалят от адреналина, так и хочется припустить, но Иван и Сулим жестко держали скорость, ибо кровью доказано, что в конных гонках выживает тот, у кого крепче нервы и кто лучше чувствует свою лошадь. Вдобавок этот ритм езды успокаивал нервы, равномерный скрип седла упорядочивал мысли, и по зрелом размышлении становилось ясно, что в нормальных условиях никто за нами гоняться не будет.

Конечно, если князю вожжа в одно место попадет и он вышлет погони по всем дорогам, не ожидая результатов расспросов, то теоретически они к нам приблизиться смогут, но вот догнать – вряд ли.

По дороге встретили два дозора, но, не останавливаясь, Иван издали начинал орать и махать тубусом с печаткой:

– Посторонись! Посыльные князя Дмитрия-Корибута! Везем ответ от князя Витовта!

Оба дозора попались в часе езды от города, что очень обрадовало старших товарищей. После этого они признались, что больше всего волновались, чтобы погоня не поменяла коней, встретив по дороге дозор со свежими лошадьми. Но поскольку оба дозора были недалеко от города, никакой опасности это обстоятельство уже не несло: дальше менять коней было не у кого.

Когда мы въехали на постоялый двор под Новогродком, лошадей шатало от усталости. Меня тоже, но на меня никто не обращал внимания. Не доверяя конюхам, под руководством старших товарищей мы расседлали коней, обтерли их сухим сеном и холстинами, какие нашли. Водопой для коней был устроен во дворе рядом с колодцем. Сулим велел местным конюхам начерпать из колодца воды и принести из кухни пару ведер горячей, а если нет, нагреть. Проконтролировав, чтобы вода была лишь чуть прохладной, выждав положенное время, разрешил им вести коней на водопой. Дальше он популярно объяснил, что с ними будет, если коням не будет дано достаточного количества овса и он найдет лишь одно сено в яслях. Лишь после этого мы смогли, обвешанные оружием, зайти в зал, рухнув в углу возле свободного стола, и заказать ужин.

На расспросы хозяина, кто мы и откуда, неразговорчивый Сулим вдруг выдал, что, дескать, князь перед дорогой велел нам убивать каждого, кто задаст такой вопрос. Корчмаря проняла не сама фраза – он такого за свою жизнь наслушался немало, – а то, как мы, открыв рты, смотрели на Сулима. На всякий случай он прислал вместо себя круглую служанку, которую Давид сразу начал прощупывать, определяя, сможет ли она принести все, что мы закажем. На прямой вопрос она уверенно заявила, что и не такое приносила, а нас пятерых ей на один заход.

Тогда Иван предложил ей продемонстрировать, что она может нам предложить. Служанка принесла, прижимая к своей груди, сразу три глиняных горшка и один кувшин. При этом на пальцах рук у нее болтались четыре пустые кружки, пятая была надета сверху на горлышко кувшина. Девушке в цирке выступать. На разочарований вопрос Давида она ответила, что все остальное продемонстрирует и принесет прямо в комнату. Все веселились, а я засыпал прямо за столом.

Иван разрешил всем по кружке вина для снятия стресса, и она валила меня с ног. Все надо мной смеялись, требуя подробностей – чем меня так ведьма ухайдохала, что засыпаю над тарелками. С трудом впихнул в себя немного каши, кусок жареного сома и закусил вкусным пирогом с кислой капустой. Собрав в кулак всю свою нечеловеческую силу воли, дошел до комнаты и сумел раздеться, перед тем как рухнуть в забытье.

Самые выдающиеся подвиги, совершенные нами, остаются никем не замеченными…

С утра все были бодрыми и веселыми, одного меня продолжало шатать. Давид и Дмитро принялись вновь надо мной зубоскалить, пока Сулим на них не цыкнул. Осмотрев мои глаза, язык, он буркнул озабоченному Ивану:

– Надорвался.

– Вот не хотел я тебя к той ведьме отпускать – так эти жеребцы подбили. С другой стороны, оно и верно, надо было тебя пускать, а то про тебя уже слухи ходят, что ты на баб не смотришь, – кому оно такое надо. Но теперь есть чем брехунам рот заткнуть. Злых языков полно: пустят слух, что ты на молодых парубков не так смотришь, как положено, прилепится дерьмо – вовек не отмоешься.

Не было печали – так меня, оказывается, уже в альтернативную тусовку записали. Люди, люди, люди… И это же сука какая-то придумала, не с небес такая фигня кому-то в ухо влетела. Интересно, мужик или баба? И вроде людей в селе с гулькин нос, и знаешь всех. Но, суки, я этого так не оставлю. Приеду – носом землю рыть буду, а найду, кто это придумал. Да и зачем рыть – есть сладкая парочка на примете: вероятность больше девяноста процентов, что их работа.

Кажется, я заскрипел зубами, – все как-то встревоженно смотрели на меня.

– Почему раньше не сказали? – Я смотрел на них, в их глазах было понимание и сочувствие.

– Да плюнь ты, Богдан, никто в то не верит, – уверенно заявил Иван, считая инцидент исчерпанным. – Собака брешет – ветер уносит. И атаман в то не верит. – Иван как-то странно посмотрел на меня, будто хотел что-то добавить. – Все, закончили разговор, по коням, казаки, – заткнул он мой уже открытый рот.

В этот день мы ехали легкой рысью, не спеша: лошадям, после того как они за полдня пять обозных переходов одолели, нужен был щадящий режим. В результате за день проехали те же пять обозных переходов. Заночевали под Слуцком. В тот день было время обо всем подумать. Успокоившись после утреннего стресса и восстановив способность к логическому мышлению, выстроил следующий ряд заключений.

Слух пошел, когда болел, иначе бы услышал об этом раньше. В селе любой слух за день разносится. Иван узнал от атамана об этих слухах перед отъездом. Сам сказал. Поскольку атаман просто так не треплется, логично предположить, что Иван получил задание.

В таком контексте задание может быть только одно: проверить достоверность или найти весомые аргументы против. Поход длинный, шила в мешке не спрячешь. После того как были найдены аргументы против, атаман поручил Ивану поставить меня в известность. Для чего? Видимо, для того, чтобы по приезде предпринял существенные шаги по разрушению этих слухов.

Зачем ему это нужно? Видимо, имеет на меня виды: я оказался задействован в его планах на будущее. Кстати, умение планировать – очень редкая черта в это время. Поэтому моя репутация становится важной. А то еще придется на кол посадить, а у него другое на уме.

Что-то я упустил, что существенно изменило его отношение ко мне и к моим идеям. Кстати, его внимание к весенне-летней кампании и ко всем моим новаторствам уже следствие этого.

Распутывая все это, нужно начинать с последнего пункта. Иначе можно наворотить такого, что нагайками дело не ограничится. Нужно понять, каких шагов атаман от меня ожидает и почему не хочет отдавать прямого приказа.

В свете нарисовавшейся структуры вопрос, что изменило его отношение, остался мной нерешенным. Оставим на потом. Мозг будет обрабатывать базу данных, а мы попробуем понять, как изменилось его отношение. Если проанализировать имеющиеся факты, вырисовывается следующее. Мне стали больше доверять, мной стали больше дорожить, за мое реноме стали волноваться. Вообще ни в какие ворота не лезет.

Возьмем пункт «больше доверять». Кому ты, Владимир Васильевич, в своей жизни доверял? Правильно. Тем, с кем съел не один пуд соли. Годы должны пройти, чтобы такие люди, как Иллар, доверять начали. Десятки походов, сотни смертей и схваток бок о бок – вот тогда появляется доверие. Этого не было.

Значит, ищем другую причину. Как вариант может сойти объяснение, что кто-то достаточно просоленный совместными походами поручился головой, что хлопцу можно и НУЖНО доверять. Таких людей немного, простым перебором всех вычеркиваем. Другая причина отпадает, как и первая.

Третья причина. Было атаману видение, что мне нужно доверять. Явился(ась) архангел (дева Мария), святой (нужное подчеркнуть) и изрек: «Доверяй Богдану». Вычеркиваем как маловероятное событие. Мне, как специалисту по видениям, этот вариант кажется фантастикой.

Тупик. Не должен мне атаман доверять. Как вспомню свое объяснение со студенческой зачеткой – так дрожь бить начинает, что такая галиматья приходит в голову как серьезное объяснение мотивации атамана. Хрен разберешь, что с психикой творится. Ведь на полном серьезе поверил, что это объясняет все странности.

Пойдем дальше. Мной начали дорожить. С какой стати? Бойцов у него хватает, женихов у его дочки тоже. Остается предсказание. Он вдруг поверил, что так все и будет, а носителя стратегической информации нужно беречь. Теплее. Почему поверил? Видение вычеркиваем. Кто будущее предсказать может, кроме высших сил? Колдуны, ведуны, гадалки, предсказатели. С кем из них он мог консультироваться? Как ни смешно звучит, но это именно оно.

Ведунья у нас в наличии, и атаман не только мог с ней консультироваться, а реально этим занимался – сразу, как я выздоровел. И занимал его мысли только один вопрос: насколько можно доверять моему предсказанию? Как ни крути, а для того, чтобы решить, как жить дальше, это вопрос центральный. И похоже, Мотря очень конкретно ответила на него, так что аж Иллара проняло. А ведь за такие вещи головой отвечают. И на то, что она баба, скидок не будет. Так что я ей, выходит, не только жизнью обязан.

Ну а дальше все просто. Раз есть весомый поручитель и обоснованное подозрение, что парень что-то знает, значит, надо держать возле себя, тем более что хлопец в зятья набивается. До этого еще далеко, все еще можно многократно проверить, но предпринять определенные шаги по охране реноме потенциального зятя нужно.

С доверием тоже все просто. Тут центральным становится не личность, а носитель информации. Возьмем, к примеру, книгу. Если тебе скажет кто-то, чье мнение ты ценишь, что данная книга содержит ценные и нужные сведения, то этого вполне достаточно, чтобы ты доверял содержимому этой книги, естественно, регулярно проверяя эту информацию на практике. И не нужно с ней пуд соли съедать.

И последнее. Чего ждет от меня атаман по приезде? Раз прямо не сказал, что мне делать, то либо не знает (полный абсурд), либо это касается его семьи, и приказ типа: «Богдан, надо тебе вдову объездить, так чтобы по селу бегала и о тебе всем бабам сказывала», – не подходит по этическим соображениям. Сватов посылать к его дочке не могу, маленькая еще, единственное, что могу, – это оказывать активные знаки внимания, ухаживать, короче. Ну и пустить контрслух – дескать, влюблен был с детства, ни на кого смотреть не мог, а на нее боялся. Теперь наконец-то смелым стал. С этого начнем, а там посмотрим, куда кривая выведет.

А дорога неслась дальше. Во вторник к полудню были в Бобруйске, купил десяток двуручных пил, заночевали на полпути к Гомелю. В среду, задолго до полудня, подъехали к Гомелю. Завернули в корчму передохнуть и обсудить с купцами дальнейшую дорогу. Легенда с посыльными так нам понравилась, что до Гомеля каждому разъезду, что нам попадался на пути, Иван издали кричал и махал тубусом с печатью. Это, как правило, не вызывало даже попыток нас остановить.

Дело в том, что посыльным любой князь давал разрешение прорываться силой в случае возникновения угрозы письму и обещал прикрывать, что бы они ни натворили, в пределах разумного. Разъезды об этом прекрасно знали. Поэтому вызывать подозрение у посыльных, что у тебя есть интерес поближе рассмотреть заветный тубус, никому не хотелось.

Дальше так ехать и притворятся посыльными от киевского князя Иван был категорически против. С ним можно было согласиться. Если ляхов искали со знанием дела, то могли по описанию коней выйти на наш постоялый двор и получить описание людей, имевших подозрительно похожих лошадок. А если заподозрят, то остановят и посыльных.

Отмахнуться от этого было нельзя. Но ехать в направлении Пинска до Мозыря, а там искать дорогу на Коростень всем тоже активно не хотелось. Раз купцы утверждают, что доброй дороги от Мозыря до Коростеня нет, то это лотерея. Значит, там тропки от села до села, на речках нет переправ, морозов сильных не было, льда толкового тоже нет, полная засада. Куда ни кинь, всюду клин. Тут мне в голову пришла неожиданная идея.

– Иван, я малевать добре умею. Видел ведь, как халамиду размалевал, на поле ее и не увидишь. Давай я нас всех чуть подмалюю, чтобы мы на татар стали похожи. Сулима и малевать не надо, его и татары за своего примут. Повяжем конские хвосты на шишаки, из одного копья бунчук заделаем – и поедем как посыльные князя Мамая. Татарских посыльных ни один дозор остановить не посмеет. Кони и оружие у нас татарское, свои самострелы я попрячу, вы трое по-татарски трошки балакаете, Сулим – тот как татарин говорит, не отличишь, а я молчать буду.

– Как остановят, так сразу увидят, что мы намалеваны. А в корчме, на постоялом дворе – что, тоже намалеванный ходить будешь?

– Так мы останавливаться не будем, а поперек дороги татарам никто не станет. На постоялом дворе сразу в комнату идем, обо всем Сулим сговариваться будет, так и в Киев доедем. В Киеве казаков всегда полно, никто нас там не ищет, там краску и смоем.

– Обмозговать это дело надо, – вынес Иван свой вердикт.

Это означало, что план ему понравился и он начнет пристреливаться к деталям. Посыпались вопросы про краску, чем малевать буду, не слезет ли по дороге.

– Иван, давай я краску делать буду, потом Дмитра размалюю, а ты посмотришь – может, у тебя вопросов меньше будет.

– Ну давай.

Краску я сделал самую простую: растолок черный уголь, добавил немного свиного жира и нагретого столярного клея. Затем наточенными палочками начернил Дмитру брови и усы и черными линиями навел раскосые глаза, подчернил верхнее и нижнее веко. Как привязали к шишаку шлема кусок лошадиного хвоста – издали от татарина не отличишь. Да и вблизи тоже.

– Сулим, делай бунчук, Богдан, малюй меня и Давида. Надо хоть два-три перехода до Чернигова сегодня проехать.

Идея была утверждена – не прошло и часа, как мы под видом татарских посыльных продолжили свой путь и заночевали на полпути до Чернигова. Четверг выдался трудным. Перекусив всухомятку в своей комнате, мы выехали затемно, скакали весь день, останавливаясь ненадолго в лесу на поляне дать роздых коням, сбросить стресс и пожевать пирогов с рыбой.

Идея прикинуться татарами оказалась правильной. При виде княжеского разъезда Сулим начинал орать по-татарски и размахивать тубусом, Иван переводил на ломаный русский и тряс бунчуком. Мы, не снижая скорости, проезжали мимо и скакали дальше. Поскольку больше всех орал и махал руками Сулим, то на него в основном и смотрели. Духу остановить нас и расспросить подробно ни у кого не хватило.

В пятницу к полудню мы были в Киеве, содрали хвосты со шлемов, смыли краску с лица и веселой командой подались на базар. Мне нужно было отыскать купца Марьяна: раз по дороге не встретил, значит, на базаре уже должен быть. С купцом познакомиться, который в Черкассы обозы водит, – у меня было много планов на долгую зиму, а чтобы их реализовать, нужно предусмотреть каждую мелочь, все заказать и купить, пока есть возможность.

Сказал кто-то из умных людей[13]13
  Микеланджело Буонарротти. Почти дословный афоризм.


[Закрыть], к которым стоит иногда прислушиваться: «Не пренебрегайте мелочами, ибо от них зависит совершенство. А совершенство – это не мелочь».

Глава 4,
в которой становится ясно, что без мелочей не бывает совершенства

Разглядывая разнообразные товары, вывезенные на киевский пятничный базар, расспрашивал торгующих купцов, знают ли они купца Марьяна, пока не нашелся один, кто мне указал нужное направление. Как и следовало ожидать, Марьян приехал под Киев вчера вечером, с утра только выехал торговать, никого не видел, ничего не знает. Воз мой стоит на постоялом дворе в целости и сохранности.

Единственной полезной и радостной новостью из этого потока сведений было то, что недоверчивый Иван Медник сам нашел Марьяна в тот же день, как получил от меня заказ. Убедившись, что монеты у него на окончательный расчет есть, узнал, когда он отъезжает, и в понедельник утром, поймав купца практически уже на выезде из постоялого двора, вручил ему мой заказ. Узнав у Марьяна имя и приблизительное месторасположение его товарища, который в Черкассы ездит, пошел его искать.

Звали его как первого президента США, убитого при исполнении: Авраам. Был он из хазарских иудеев, издревле живших в Киеве в районе под названием Козаривка, где они начали селиться еще при княгине Ольге. Потом там рядом с единоверцами появились европейские евреи, потомки выходцев из Палестины. Но значительно позже, массово – они возникли на этих территориях вместе с поляками. Эти группы перемешались, и хазары растворились в более организованной среде. Крымская и кавказская группы хазар приняли ислам, стали частью будущего Крымского ханства и народов Северного Кавказа.

Разговор с Авраамом был трудным. То ли он заподозрил во мне будущего конкурента, то ли одно из двух, но он начал ломить за доставку грузов в Черкассы совершенно несусветную цену. Все мои попытки торговаться закончились безрезультатно, и я уже думал соглашаться: другого выхода не было, время было дороже. Не говоря ни «да», ни «нет», стал пока расспрашивать, какие новости он слыхал, когда был в Черкассах в последний раз, что изменилось в сопровождении караванов. Он рассказал мне про совет атаманов, про совместные дозоры и о фиксированной плате с купцов за проезд через казацкие земли.

– А что, Авраам, тягло с купцов иногородних в Черкассах на базаре берут?

– Да нет, Бог миловал, не слыхал пока о таком.

– Запамятовал, видно, Иллар, а ведь говорили ему: нечего инородцам на казаках наживаться, надо тягло на них ввести за торговлю – во всех городах тягло купцы платят, и у нас платить будут. Такое тягло поставим, чтобы ни у кого такого не было. Больше нашего ни у кого не будет.

– Так никто к вам торговать не приедет.

– Ничего, сами будем торговлю вести, чай, не дураки: зимой делать нечего, только торговать, а летом – все одно торговли нету.

– Так вы и зимой часто в походы ходите.

– Одно другому не помеха. Добычу продавать будем, заодно и домой товару привезем. Не дело это, когда инородцы с казаков три шкуры дерут. Приеду домой – первым делом батьке скажу, чтобы тягло на купцов вводил, и не меньше двух монет на один воз, а если товар дорогой, то и десять монет брать можно.

Намек был правильно понят.

– А не может такого случиться, казак, что забудешь ты атаману о том напомнить?

– А чего ж не может. Все в Божьей власти. Может и такое быть, особливо если у меня пара лишних монет в кошеле появится, которые в корчме потратить можно. Тогда, чувствую, сразу это у меня из головы вылетит. Чего мне такое в голове долго держать.

– Сколько ты мне давал за то, чтобы твои возы в Черкассы доставить? По три монеты серебром? Маловато, конечно, дорога дальняя, но для тебя довезу. Только не говори никому о том.

– Три монеты – это если твой возница, а если мой – то одну.

– Тогда и харчи возница свои должен иметь.

– Харчи мои, а ночлег твой – либо в шатре, либо под крышей.

– Где же ты там по дороге крышу видел, казак? Глухомань, ни дворов постоялых, ни сел по дороге. Да и кто на такой дороге селиться станет, если каждую весну по ней татары идут. А в шатре место дадим, на улице спать не оставим. Сколько твоих возов будет?

– Шесть, может, семь будет, думаю, на семь возов все поместим.

– Что ж ты везешь аж на семи возах?

– Да я сам еще толком не знаю – как куплю все, что надо, тогда и посмотришь.

Довольный, что относительно дешево решил транспортную проблему, договорившись, где будут стоять мои возы, пошел скупать необходимый мне товар. Первым делом необходимо было закупить зерна. Урожай в этом году выдался неплохой, цена на зерно была невысокой. Даже в Гродно держалась чуть больше полгроша серебряного за мешок. Нашел на базаре боярина, который вместе с женой и парой вооруженных холопов торговал зерном. У него было чуть больше того, что я хотел купить. Мешков двести тридцать в пяти возах. Решив, что запас карман не жмет, начал торговаться. Зерно шло слабо, купцы сбивали цену как могли.

– Сколько у тебя зерна осталось, боярин?

– Ровно столько, сколько и привез, – коротко и мрачно ответил молодой боярин, на пару лет старше меня.

– Сколько монет хочешь за все?

– Столько никто платить не хочет, – последовал содержательный ответ. Да, зря он себя в продавцы записал – лучше бы дружинников или жену поставил с покупателями разговаривать.

– Может, я заплачу, но ты мне его своими возами в Черкассы довезешь.

– Нет, лучше я с возами и с зерном останусь, чем без возов и без зерна.

Пришлось вести недоверчивого боярина к купцу, чтобы тот с ним договаривался, как и когда получит свои телеги обратно. По дороге увидал бондаря с целым возом всевозможных дубовых бочек. С этим оказалось проще. Сторговавши все бочки на треть дешевле, он, ошалевший от такой удачи, отдал мне их вместе с возом. Авраама он знал хорошо и просил только сказать ему, что этот воз по приезде заберет Степан Бондарь.

Остановились мы в корчме у старого солдата, того самого, что подозревали в связях с людоловами. Казалось, лишь вчера дело было, а уже две недели пролетели. Заплатив боярину за зерно и договорившись, что он завезет своим возницам харч на две недели дороги, повез туда свои телеги с зерном и бочками. На удивленный вопрос купца, что я буду с зерном делать, ответил:

– Запас хочу иметь на следующий год.

– Зачем тебе такой запас, казак? На следующий год другое зерно вырастет.

– Кто его знает, как оно вырастет, а у меня запас будет. Да и сам посуди: куда мне монеты девать? Все одно за зиму прогуляю. А так хоть зерно на весну останется.

– Тоже верно, – с уважением поглядывая на меня, сказал Авраам. – А бочек тебе зачем столько?

– Монеты мне не в чем хранить, купец. Вот в бочки сложу – пусть в бочках лежат.

Авраам мне ничего не сказал, но мне показалось, что уважения в его взгляде стало меньше.

Встретив по дороге Давида и Дмитра, волокущих мешки с подарками в корчму и вытаращивших глаза на шесть груженых возов, посадил их отгонять в корчму обоз, а сам вернулся на базар. Забрав свой воз у Марьяна, догрузил его пудом меди и куском олова килограмма на два – может, кое-что придется самому выплавлять, без специалиста. Купил у местного медника самый большой казан, какой был, литров на двадцать: лишняя посуда в нашем деле всегда пригодится. У местного ювелира увидел красивые золотые сережки с камушками. Так они мне понравились, что сторговал и их, и серебряное зеркальце Марии в подарок.

Царский, конечно, подарок вышел, ну так мне ж за ней ухаживать нужно. Все сразу увидят: ухаживает хлопец серьезно. Затем нашел местный вариант заготовок на зиму, когда свежие ягоды заливаются медом, – так они и стоят. Купил несколько маленьких бочоночков, с виду каждый литров на десять, малина, вишня, ежевика и брусника, прикупил еще разных специй, которые могли мне пригодиться в моем тяжком труде, корицы, гвоздики, имбиря.

Ничего более интересного и нужного не нашел. Сообщив Аврааму окончательный результат – семь возов, два без возниц, – уплатил ему наперед десять монет за доставку, одиннадцатую, сказал, отдам в Черкассах, и, сопровождаемый его удивленным взглядом, направил телегу к нашей корчме.

Пока мотался взад-вперед, солнце повернуло на запад и большим багровым шаром низко склонилось над горизонтом. Отложив подарки в пару переметных сумок, чтобы с утра на заводную кинуть, зашел в корчму. Наши все уже собрались и обсуждали, кто каких гостинцев накупил. Как только я появился, все выбежали посмотреть, что еще купил, кроме бочек и зерна. Потом начались бесконечные расспросы – зачем мне то да зачем мне се.

– Вот ты, к примеру, знаешь, Богдан, сколько браги можно из твоего зерна наделать?

– Знаю.

– И сколько?

– Где-то выйдет три сотни больших бочек.

– И что ты с ней делать будешь?

– Продам.

– Брешешь!

– Бьемся об заклад на сто серебряков, что до Великого поста всю продам!

– А медь с оловом тебе зачем?

– Чтоб доски пилить.

– Брешешь!

– Бьемся об заклад!

– Да что ты заладил – бьемся да бьемся?

– Каков привет, таков ответ, Дмитро, дай поесть спокойно, как бражки наделаю, так к вам в хутор приеду продавать.

– Да кто у тебя ее там купит, побойся Бога!

– Ты и купишь: вон серебра сколько набрал, куда девать не знаешь – бочонок вина заморского за пятнадцать монет купил.

– Так то ж заморское, за двенадцать монет сторговал! – Бочонок был не больше двадцати пяти литров, а стоил как лошадь. – А об заклад с тобой никто биться не будет! Все знают, что у тебе черт за левым плечом стоит и помогает.

– А вот теперь ты брешешь, Дмитро! Вот скажи, когда я в церкви стою, куда черту деваться? Или когда отец Василий на меня свяченой водой брызгал, как бы черт на такое смотрел?

– Все, хватит вам черта к ночи поминать! А ты, Дмитро, поменьше слушай, что про Богдана болтают. Вон говорили, что он на девок не смотрит, – так ты сам видел: брехня то все. Вот когда черта у него за плечом увидишь или когда его за хвост поймаешь, тогда и будешь говорить.

Вот что жаба с человеком делает. И монет у него немало, причем подавляющее большинство из них благодаря мне заработанные, и накупил всего, о чем мечтал, но как увидел семь возов груженых – так его жаба и начинает душить. И ведь не объяснит, почему душит. А как начнешь копать – так докопаешься до такой сути, что самому нечего сказать будет.

Ибо если снять поверхностную шелуху, то душит его жаба не потому, что я это все накупил, а потому, что он не может понять, что со всем этим сделать можно, а мне, видимо, понятно. То есть претензии нельзя отказать в логике. Почему, Господи, ты одному даешь больше, чем другому? Или еще более глубокую претензию высказать можно: почему, Господи, ты, дав другому так много, не вложил в его голову простую мысль, что в том нет его заслуги, что дано ему только затем, чтобы преумножать и делиться с другими…

А Бог тихо шепнет в ответ: если даже до такой ерунды вы не способны додуматься сами, к чему тогда все это…

– Ты, Дмитро, не серчай, шуткую я. Вот наделаю бражки, приеду к вам в гости на праздники, выпьем мы с тобой – и сравним ее с вином заморским.

– Эх, жаль, что пятница сегодня, народу везде полно, – вдруг вспомнил Иван. – Думал я с корчмарем соседским потолковать еще раз, как домой вертаться будем. Верный у тебя глаз, Богдан, не простой то корчмарь, много поведать сможет, если правильно спросить. Но не судьба, видно, в этот раз к нему заглянуть. Ништо, зима длинная, приедем еще в Киев, может, тогда потолкуем. Идемте спать, казаки, завтра вставать затемно.

С утра Сулим поцокал языком, заставил всех набрать пару дополнительных мешков овса в корчме и достаточно быстро, значительно быстрее обычного, погнал нас по дороге. На мой вопрос Ивану, почему так быстро идем, он посмотрел на меня, как на младенца, и с удивлением в голосе, что приходится растолковывать такие очевидные вещи, сказал:

– Так ведь после полудня метель начнется, уже не поскачешь.

– Вон оно что…

Видимо, для всех это было совершенно очевидно, только у меня с прогнозом погоды не сложилось. Я принялся допрашивать Богдана, как у него с этим делом. Надо сказать, что Богдан добился за последнее время больших успехов в исследовании новых возможностей, скажем так, нашего мозга.