Текст книги "Поэты «Искры». Том 1"
Автор книги: Василий Курочкин
Жанры:
Поэзия
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц)
(НА ГОЛОС «МАЛЮТКА, ШЛЕМ НОСЯ, ПРОСИЛ»)
Наконец-то мы дождались настоящей, не алгебраической гласности!
«Рус<ский> вест<ник>» 1859 г. по делу г. Якушкина
За шум, бывало, так и знают,
Народ на съезжую ведут.
Теперь в журнальную сажают:
Там им расправа, там и суд.
Князь Вяземский
66. ЛОРД И МАРКИЗ, ИЛИ ЖЕРТВА КАЗЕННЫХ ОБЪЯВЛЕНИЙ[132]132
Малютка-гласность как-то раз,
Не оскорбив цензурных правил,
Рассказом поразила нас,
Как был пленен Якушкин Павел.
Малютка милая свой нрав
Не скрыла от суда мирского,
Как должно, Гемпелем назвав
Полициймейстера псковского.
Три года минуло с тех пор:
Уж перешли в века два «Века»,
Промчался «Светоч»-метеор
За ерундою Льва Камбека.
Якушкин издал свой дневник,—
Вдруг о расправе допетровской
Вновь повествует Доминик
(Не ресторатор, а Тарновский).
Судьба обрушилась над ним
За то, что в простодушье грубом
Сказать решился он, что «дым
Вверх, а не вниз идет по трубам».
Таких обид нельзя снести:
Его связать сейчас велели,
Держали десять дней в части,
В тюремном замке две недели[131]131
«Пришло в голову стряпчему, – говорит г. Тарновский, – протестовать против незаконности акта и его определения (об аресте), но в доказательство несостоятельности протеста меня сейчас же отправили в тюремный замок, а акт представили уже высшему полицейскому управлению, которое, соглашаясь с мнением стряпчего, предписало освободить меня немедленно; но слово немедленно осуществилось едва только через две недели» («История моего ареста», «С.П<етер>б<ургские> ведомости)», 1862 г., № 227).
[Закрыть].
Малютка милая! Тебе
Якушкин Павел был обязан
Рассказом о своей судьбе,
Хоть и ничем он не был связан.
В части он много вынес мук,
Но, хоть и был в простой поддевке,
Ему не связывали рук
Неблагородные веревки.
Тогда, не тратя лишних слов,
Ты вышла в свет без покрывала,
Назвала прямо древний Псков
И прямо Гемпеля назвала.
Теперь ты скромницей глядишь
И, позабыв о прежнем форсе,
«В одной столице…» – говоришь…
(В Варшаве или в Гельсингфорсе?)
Полковник N… столица Z…
Всё недосказано, всё глухо…
О гласность, гласность! В цвете лет
Ты стала шамкать, как старуха!
Останься ж при своих складах,
Но за былые заблужденья
Надень вериги – и в слезах
Моли у Гемпеля прощенья!
1862
Материалом для предлагаемой трагической сцены автору послужила полемика, происходившая в 1862 году по поводу казенных объявлений между двумя газетами (см. «Наше время», № 231, и «Современную летопись», № 44). Автор от себя ничего не прибавил; скорее его можно упрекнуть в излишней деликатности выражений. Для изложения сцены автор нарочно избрал александрийские стихи, как самые тяжелые и, следовательно, ближе всего подходящие к предмету сцены.
[Закрыть]
(ТРАГИЧЕСКАЯ СЦЕНА – ПОДРАЖАНИЕ ФРАНЦУЗСКИМ КОМЕДИЯМ: «TARTUFFE» И «LES EFFRONTÉS»)
Театр представляет кабинет лорда, роскошно убранный à la reaction[133]133
В стиле реакции (франц.). – Ред.
[Закрыть].
Лорд
How do you do, marquis?[134]134
Как вы поживаете, маркиз? (Англ.) – Ред.
[Закрыть]
Маркиз
Mylord, je vous salue[135]135
Приветствую вас, милорд (франц.) – Ред.
[Закрыть].
Лорд
Садитесь!
(В сторону.)
Ну постой!
Маркиз
Merci.
(В сторону.)
Уж насолю!
(Вслух.)
Я рад, милорд, что вам досталася газета.
Лорд
(встает и кланяется)
Маркиз, позвольте вас благодарить за это.
Маркиз
Милорд, не я один, весь свет вас оценил.
Лорд
Маркиз, мы трудимся по мере наших сил.
Маркиз
Милорд, вы трудитесь поистине как нужно.
Лорд
Маркиз, мы действовать привыкли с вами дружно.
Маркиз
Нам врознь нельзя идти.
Лорд
Нам легче труд вдвоем.
Оба вместе
(не без оттенка иронии)
Теперь горячую работу мы начнем.
Маркиз
Милорд, я лести враг, – но ваше объявленье
Прочел я – и душа поверглась в умиленье!
Какая точность в нем, какой изящный слог!
Лорд
Благодарю, маркиз, я написал как мог.
Маркиз
Скромны, как девушка; но я скажу вам гордо:
В Москве и за морем известен слог милорда.
Лорд
И я отвечу вам, хоть скромность ваш девиз,
Что вы единственный во всей Москве маркиз.
Маркиз
Когда уж так, милорд…
(В сторону.)
Начать с размаху, что ли?
(Едко.)
Милорд, вы были враг когда-то монополий?
Лорд
Враг монополий – да.
(Строго.)
Но я не утаю,
Что я, как собственник, за собственность стою,
(еще строже)
И полагаю я, что вы б не захотели…
Маркиз
Я?!. Нет!.. У нас, милорд, одни и те же цели.
Лорд
Благодарю, маркиз. Я вижу, в наши дни
На поле гласности остались не одни
Ломаки…
Маркиз
Свистуны…
Лорд
Горланы…
Маркиз
Нигилисты…
Оба вместе
Но есть подобные милорду/маркизу журналисты.
Жмут руки друг другу. Продолжительное молчание.
Маркиз
Милорд…
(В сторону.)
Ей-богу, я не знаю, как начать…
Лорд
Маркиз, я слушаю.
(В сторону.)
Попробуй-ка опять.
Маркиз
(в очевидном замешательстве)
Милорд, наш век… есть век… реформ…
Лорд
Маркиз, вы правы:
Эмансипация смягчила наши нравы.
Маркиз
Нет больше откупов… но привилегий след
Еще мы видим, сэр, в столбцах иных газет.
Лорд
(иронически)
Маркиз хотел сказать, что след их не затерян
В статьях, что пишет он и господин Чичерин?
Маркиз
(гордо)
Милорд, умерьте ваш не свойственный вам тон.
Я не Марат, и вы, надеюсь, не Прудон.
Лорд
(скрывая смущение)
Маркиз! Вы шутите, надеюсь, но, однако,
Вы не свистун, маркиз!
Маркиз
Милорд, вы не кривляка.
Оба вместе
О нет, милорд/маркиз, о нет! Я против свистунов
С милордом/маркизом под руку всегда идти готов.
Рукопожатия и молчание.
Маркиз
Милорд! Мы, помнится, сходились с вами в мненьях
Об… об… я…
Лорд
Да, маркиз, об частных объявленьях?
Мы бурю подняли, статей писали тьмы
И выиграли…
Маркиз
Да-с… и выиграли мы.
Но… в обстоятельствах, как я, весьма стесненных,
Я поднял бы, милорд, вопрос и об казенных.
Лорд
(разражаясь хохотом)
Ха, ха, ха, ха, маркиз!
Маркиз
(подсмеиваясь)
Хи, хи, хи, хи, милорд!
Лорд
(в сторону)
Еще смеется, бес!
Маркиз
(в сторону)
Еще хохочет, черт!
(Вслух.)
Мне в петлю лезть, милорд, а вам, милорд, забава!
(С язвительным упреком.)
Зачем же вам одним досталось это право?
Лорд
(продолжая хохотать)
На объявленья?
Маркиз
(робко)
Н… да…
Лорд
(хохочет)
Ка-зен-ные?
Маркиз
Ну да-с…
При нашей бедности недурно б и для нас.
Лорд
(покатываясь со смеху)
Да право-то, маркиз, – про бедность слова нету, —
Принадлежит не мне, а университету.
Маркиз
(значительно)
В законе нет, милорд.
Лорд
(еще значительнее)
Маркиз, в законе есть.
Я вам советую законы перечесть.
Маркиз
Поверьте мне, милорд, когда б в законе было,
Я начал бы…
(Выпрямляя стан и закидывая голову.)
Милорд, во мне осталась сила,
Я стал бы сетовать, роптать, негодовать,
Писать протест!..
Лорд
(очень строго)
Маркиз, советую молчать!
Мальчишки в наши дни молчат перед законом,
А вы… опять-таки вы смотрите Прудоном!
Маркиз
(оробев)
Не досказал, милорд… позвольте… Ропот мой
Я б задушил в себе пословицей святой,
Сказал бы набожно: солома ломит силу.
В Москве прилично лишь роптать славянофилу.
Я западный маркиз.
Лорд
Я западнейший лорд.
Оба вместе
Я рад, милорд/маркиз, что мы поем в один аккорд.
Усиленные рукопожатия и продолжительное молчание.
Маркиз
Милорд, скажите мне… скажите мне: во храме
Прилично ли жрецам дрожать над барышами?
Ученый может ли стоять за лишний грош?
Лорд
Я нахожу, маркиз, что лишний грош хорош.
Маркиз
Так, сэр. Но видите: цель университета
Не деньги наживать, а лить потоки света;
Не может же идти его святая цель
С сбиранием грошей, pour ainsi dire, pêle-mêle[136]136
Так сказать, вперемежку (франц.). – Ред.
[Закрыть].
Возможно ли, милорд, чтоб ваш высокий гений
Спустился до грошей казенных объявлений?
Ужели вы – пророк, оратор и мудрец —
На стойку променять готовы свой венец?
Скрижаль истории нам подает примеры…
(Со вздохом.)
Ах, сэр! Лишь в бедности рождаются Гомеры!
Лорд
Маркиз!..
Маркиз
(воодушевляясь)
Кореньями питался Цицерон!
Лорд
Маркиз…
Маркиз
В темнице был свободен Кальдерон!
Лорд
Маркиз…
Маркиз
В нужде окреп талант Лопе де Веги!
Лорд
Маркиз…
Маркиз
Клод Сен-Симон не ведал привилегий…
Лорд
Маркиз…
Маркиз
А Диоген доволен бочкой был!
Так пусть все граждане, как стройный хор светил,
Все равноправные, свершают путь согласный…
Лорд
(с ужасом)
Маркиз, опомнитесь! Вы – коммунист! Вы – красный!
Маркиз
Я – красный?
Лорд
Вы, маркиз! Вы – к вашему стыду!
Маркиз
(оробев окончательно)
Я – красный?!. Я не то, милорд, имел в виду…
Лорд
(грозно)
И где набрались вы таких превратных мнений?..
Маркиз
(скромно)
Я только, сэр… насчет казенных объявлений…
(Встает.)
Я друг порядка… но… я человек… я слаб…
Лорд
Маркиз, я верю вам. Садитесь.
Маркиз садится.
Но когда б
Для личной выгоды вы стали коммунистом,
Я не свистун, но вас – я оглушил бы свистом!
Но вы раскаялись, маркиз, я очень рад.
Оба вместе
Идем, милорд/маркиз, идем на Запад и назад.
Продолжительное молчание.
Маркиз
Ноябрь уж на дворе, милорд, и дело близко
К подписке…
Лорд
Да, маркиз.
Маркиз
Я, собственно, подпиской
Не озабочен, сэр… «Times», «Siècle», «Débats» и «Presse»
Не от подписчиков имеют интерес.
Подписчик! Фи, милорд, как тривиально это!
Без них обходится хорошая газета.
И лучший журналист, по-моему, есть тот,
Кто не для чтения газету издает,
А больше для других, возвышенных, стремлений…
Лорд
Маркиз, но в «Таймсе» нет казенных объявлений.
Маркиз
Не всё же, сэр, идти за Англиею вслед.
Лорд
Маркиз, пример ее полезен для газет.
Маркиз
Но в данном случае, милорд, скажу вам смело:
До а́нглийских газет Россия не созрела.
Молчание.
Лорд
(зевая)
Маркиз, но как внушить присутственным местам,
Чтоб с объявленьями все обращались к вам?
Маркиз
Милорд, известен я как журналист невздорный…
Лорд
Маркиз, не ведает об этом суд надворный.
Маркиз
Милорд, отечеству я посвятил труды…
Лорд
Маркиз, не знают их уездные суды.
Маркиз
Милорд, статьи мои язвительны и сжаты…
Лорд
Маркиз, их не прочли гражданские палаты.
Маркиз
Милорд, я думаю, моей газеты взгляд…
Лорд
Маркиз, не думает об нем комиссарьят.
Маркиз
Милорд, но, наконец, газеты направленье…
Лорд
Маркиз, об нем молчит губернское правленье.
Маркиз
(нетерпеливо)
Но я печатаю казенные…
Лорд
(торжественно)
Закон
Вам запрещает их печатать.
(Берет со стола Св<од> зак<онов>, т. I.)
Вот вам он!
(Читает.)
«Частные лица могут, если желают, обращаться с объявлениями своими и к издателям газет или журналистам; (громко и внушительно) но объявления от правительства в частных изданиях не допускаются» (Св<од> зак<онов>, т. I, ч. I, кн. III, прилож. к ст. 472, § 21).
Маркиз
(падая в обморок)
Милорд! что слышу я? Дрожат во мне все нервы…
Лорд
(спокойно подает ему Свод законов)
Маркиз, вот вам статья: параграф двадцать первый.
Маркиз
(в бреду)
Как? Без подписчиков и без казенных мест?
(Хныкая.)
Милорд! подумайте, как мне тяжел мой крест.
(Рыдает.)
Лорд
(снисходительно)
Утешьтесь, о маркиз! При нынешнем прогрессе
Для стонов места нет в отечественной прессе.
Маркиз, вы – опытный, солидный журналист
(Хоть в отношении к подписке нигилист),—
В России, где цветут кунсткамеры, музеи,
Наук, искусств, ремесл различные затеи,
Где ценится талант и признается труд,—
И ваши доблести, маркиз, не пропадут!
Жмет руку маркизу, маркиз улыбается, засыпая. Картина.
1862
67. «Ты помнишь ли, читатель благосклонный…»68. ТИК-ТАК! ТИК-ТАК!
Ты помнишь ли, читатель благосклонный,
Те дни, когда мы пели в унисон,
Когда Зарин и Охочекомонный
Еще тебя не погружали в сон,
Когда тебя не оскорблял Безрылов
И «Парусом», разорванным судьбой,
Ты связан был с судьбой славянофилов,
Ты помнишь ли, читатель добрый мой?
Ты помнишь ли период русской прессы,
Когда Катков на мнимой высоте
Из кололац[137]137
Кололацы – известное выражение московского пророка Ивана Яковлевича Корейши, усвоенное после его смерти М. Н. Катковым, выражение, вероятно, заключающее в себе глубокий смысл, к сожалению непонятный поморным сочинителям.
[Закрыть] российские прогрессы
Выделывал в сердечной простоте,
Какие он отмачивал коленцы,
Как он ходил на Зотова войной
И как к нему стекались ополченцы,
Ты помнишь ли, читатель добрый мой?
Ты помнишь ли, какой был строгий тон дан
С Олимпа, где верховодил Катков,
Как им в Москве основан был Нью-Лондон
Недалеко от Пресненских прудов,
Как он сразил профессора Крылова,
Как он был горд своим Байбородой,
Все подвиги, все шалости Каткова
Ты помнишь ли, читатель добрый мой?
Ты помнишь ли, как он, попеременно,
То строг, как Зевс, то нежен, как Амур,
Нас забавлял своею несравненной
Полемикой с Евгениею Тур;
Как Николай Филиппыч был с ним дружен,
Как Соллогуб был жертвой дружбы той
И как Дюма был Павловым сконфужен,
Ты помнишь ли, читатель добрый мой?
Ты помнишь ли, как некогда в Пассаже
Сказали нам, что не созрели мы,
Ты помнишь ли, как все восстали, даже
Действительно незрелые умы.
И как потом, в варяго-русском деле,
Муж, вспоенный московскою водой,
Погодин сам сказал, что мы созрели…
Ты помнишь ли, читатель добрый мой?
Ты помнишь ли… Ах! помнить это надо!
Тогда еще Скарятин не решил,
Что общество российское есть стадо.
Прошли года. Корейша путь свершил;
Московского юродивого братцы
Пошли за ним дорогою прямой.
Нью-Лондон пал – и только кололацы
Остались нам, читатель добрый мой.
1862
69. ПРИРОДА, ВИНО И ЛЮБОВЬ
Тик-так! Тик-так! Спокойно, ровно
Свершает маятник свой круг.
Тоска томит меня, и словно
Меня пугает этот стук.
Как будто с явною насмешкой,
Связав мне ноги, лютый враг
Мне говорит: «Иди! Не мешкай!»
Тик-так! Тик-так!
Увы! по-прежнему исправно
Кружась, как белки в колесе,
Вдруг слышать явственно недавно
Тик-так, тик-так мы стали все.
Мы маршируем, пляшем, пишем,
Дни коротаем кое-как,
А ночью все с тоскою слышим:
Тик-так! Тик-так!
Звук, с детства каждому знакомый,—
Тик-так, тик-так – известный звук.
Не знаем сами, отчего мы
Его пугаться стали вдруг.
То страх возьмет, то вспыхнет злоба…
Ты будто слышишь в нем, земляк,
Стук молотка о крышку гроба —
Тик-так! Тик-так!
Чертог твой вижу изукрашен,
Делами предков гордый муж!
Ты вчуже для меня был страшен,
Владея тысячами душ.
Ты грезишь в сумраке со страхом,
Что всех людей твоих, собак
Уносит время с каждым взмахом —
Тик-так! Тик-так!
Чертог твой вижу либеральный,
Нинон Лянкло из русских дам,
И разговор патриархальный
Об мужичках я слышу там.
Но вам неловко… Вслед за спором
Вдруг смолкнет весь ареопаг,
И простучит для всех укором:
Тик-так! Тик-так!
Я вижу, канцелярский гений,
Твой кабинет, и труд ночной,
И ряд твоих соображений,
Где распустить, где крикнуть «стой!».
Но тщетны мудрые уловки!
Ты стал бледней своих бумаг,
Услышав стук, без остановки:
Тик-так! Тик-так!
Смотри: усердный твой поклонник —
Медоточивый публицист,
Трудясь над составленьем хроник,
Не кончив, вдруг бросает лист.
Он вдруг почуял, в страшной муке,
Всех этих гимнов ложь и мрак
В победоносно-ровном стуке:
Тик-так! Тик-так!
Тик-так, тик-так – в спокойной силе
Волнует сердце, гонит сон…
Что ж это? Скука просто – или
«Глагол времен, металла звон»?
Мы слышим в ровном этом ходе
За звуком – звук, за шагом – шаг:
Движенье вечное в природе:
Тик-так! Тик-так!
Мы слышим в звуках всем понятных
Закон явлений мировых:
В природе нет шагов попятных,
Нет остановок никаких!
Мужайся, молодое племя!
В сияньи дня исчезнет мрак.
Тебе подсказывает время:
Тик-так! Тик-так!
<1863>
(ИЗ БЫЛЫХ ВРЕМЕН)
Трагедия в трех действиях, без соблюдения трех единств, так как происходит в разное время, в разных комнатах и под влиянием различных страстей и побуждений.
ЛИЦА:
Поэт, Редактор, Цензор.
Комната Поэта.
Поэт
(пишет и читает)
Пришла весна. Увы! Любовь
Не манит в тихие дубравы.
Нет! негодующая кровь
Зовет меня на бой кровавый!
Кабинет Редактора.
Редактор
(поправляет написанное Поэтом и читает)
Пришла весна. Опять любовь
Раскрыла тысячу объятий,
И я бы, кажется, готов
Расцеловать всех меньших братий.
Кабинет Цензора.
Цензор
(поправляет написанное Поэтом и поправленное Редактором и читает)
Пришла весна. Но не любовь
Меня влечет под сень дубравы,
Не плоть, а дух! Я вижу вновь
Творца во всем величьи славы.
(Подписывает: «Одобрено цензурою».)
Поэт
Люблю вино. В нем не топлю,
Подобно слабеньким натурам,
Скорбь гражданина – а коплю
Вражду к проклятым самодурам!
Редактор
(поправляет)
Люблю вино. Я в нем топлю
Свои гражданские стремленья,
И видит бог, как я терплю
И как тяжел мой крест терпенья!
Цензор
(поправляет)
Люблю вино. Но как люблю?
Как сладкий мед, как скромный танец.
Пью рюмку в день – и не терплю
Косматых нигилистов-пьяниц.
(Подписывает.)
Поэт
Люблю тебя. Любовь одна
Дает мне бодрость, дух и силу,
Чтоб, чашу зла испив до дна,
Непобежденным лечь в могилу.
Редактор
(поправляет)
Люблю тебя. Любовь к тебе
Ведет так сладко до могилы
В неравной роковой борьбе
Мои погубленные силы.
Цензор
(поправляет)
Люблю тебя. И, не скорбя,
Подобно господам писакам,
Обязан век любить тебя,
Соединясь законным браком.
(Подписывает.)
Занавес падает. В печати появляется стихотворение «Природа, вино и любовь», под которым красуется имя Поэта. В журналах выходят рецензии, в которых говорится о вдохновении, непосредственном творчестве, смелости мысли, оригинальности оборотов речи и выражений, художественной целости и гражданских стремлениях автора.
<1863>
70. РАПСОДИИ О НИГИЛИЗМЕВСТУПЛЕНИЕ
Героические времена нигилизма прошли. Вдохновенно призывавший на битву Петр Пустынник-Тургенев, санктифировавший первый поход против нигилистов папа Урбан-Катков, горячий Бульон московский-Юркевич с братом своим Балдуином-Лонгиновым, мудрый Роберт-Краевский с племянником своим неустрашимым Танкредом-Громекою принадлежат уже истории. На священных скрижалях оной бесстрастный Галахов изобразит приводящие во ужас сердце кровопролитные войны, для поучения воспитанников средних учебных заведений, в новом издании своей хрестоматии. Суд истории мудр и нетороплив. Неизгладимые борозды на ее каменистой почве проводятся событиями медленно. Время, в которое войны постепеновцев с нигилистами отразятся в ее ровном зеркале во всей величавой правдивости, еще не определено провидением. Прагматической истории обыкновенно предшествует художественный эпос. Бледнея и отступая в смущении перед великостью задачи, я тем не менее берусь быть певцом этой войны, ибо вдохновенные барды наши не берутся: Аполлон Майков в Неаполе, князь Петр Вяземский в Киссингене, Афанасий Фет, повесив на стенку свою лиру, взялся за плуг селянина, граф Толстой принял из рук Клио свиток с мрачными письменами времен Иоанна Грозного, Страхов для увеселения «Времени» играет, как мячиком, глобусом Урании, Всеволод Крестовский шалит с снисходительною Эрато, а Щербина вымаливает у Полигимнии новых мифов для своего народного читальника. Каллиопа тщетно зовет русских бардов; кроме меня, никто не откликается на ее зов.
Я делаю что могу: песни мои суть не что иное, как рапсодии эпохи нигилизма. Потомству предстоит составить из них величественно-поучительный эпос.
24 марта 1863
Пр. Знаменский
ПЕСНЬ ПЕРВАЯ
Происхождение или, лучше сказать, возникновение нигилизма доселе покрыто еще мраком неизвестности. Первое веяние духа нигилизма замечается в Орловской губернии, славной в географии Российской империи как место рождения И. С. Тургенева, который даже временно проживает в оной губернии, когда на несколько дней покидает Париж, сию вторую родину образованных россиян. Дух нигилизма зоркие Собакевичи и Ноздревы орловские воплощают в Базарове, лекаре, кончившем курс в императорской медико-хирургической академии. Вместе ли с Базаровым родился дух нигилизма и когда родился Базаров – еще не исследовано г-ми Геннади и Бартеневым; полагают, что в начале тридцатых годов, когда еще издавался «Благонамеренный» Измайлова. Собакевичи и Ноздревы предполагают присутствие нигилизма в Базарове потому, что он режет лягушек и у него есть микроскоп. Жак Араго точно так же неприязненно встречен был дикими, потому что обходился посредством носового платка и имел при себе компас. Жака Араго дикие хотели съесть; Базарова Куролесовы хотят отодрать на конюшне. Общее совещание по этому поводу. Базаров, говорят Собакевичи, начинает с лягушек, а кончит нами. Он рассматривает в микроскоп всякие гадости во внутренностях лягушек, говорят Ноздревы, а потом будет высматривать внутренние гадости наши. Надо отодрать его! – говорят Ноздревы и Собакевичи. Надо отодрать его! – восклицает за ними весь хор. Благовоспитанный Кирсанов в краткой, но сильной речи доказывает, что система подобных наказаний несовременна, и советует лучше идти жаловаться соседу своему И. С. Тургеневу. После долгих прений все соглашаются. Из области обыкновенных деревенских сплетен и выдумок зараза нигилизма переходит в область так называемого литературнохудожественного вымысла. Слово нигилизм всё еще не произнесено. Воспоминание об улице Рогатице древнего Новгорода.
Неожиданно, негаданно,
Как зловещий запах ладана,
Предвещающий покойника,
Словно бес, из рукомойника
Появлявшийся пустынникам,—
Перестав бродить по клиникам
И начальству сдав экзамены,
Юный плотью, духом каменный,
Родом подлый, нрава ярого,
Внук кутейника Базарова
Вдруг в губернию Орловскую
Всю заразу внес бесовскую.
Внес с собою он цинический
Некий запах хирургический,
Весь пропитанный алкоголем
(Вроде запаха, что Гоголем
Укреплен был за Петрушкою);
И лягушку за лягушкою
Истреблять пошел в селения,
Полон духа разрушения.
Чтоб внутри у всякой гадины
Видеть все бугры и впадины,
Обзавелся микроскопами,
Хороводился с холопами,
А в туземные гостиные,
Спокон века благочинные
(Точно так же, как столичные),
Внес манеры неприличные
И намеренно враждебные
Разговоры непотребные.
Расходились все окрестные
Курдюки мелкопоместные,
Петухи любвеобильные,
Все Кирсановы жантильные,
Все Багровы многодушные,
Все Расплюевы послушные,
Собакевичи тяжелые
И Ноздревы развеселые —
И, простившись с домочадцами,
Жен оставивши за святцами,
Вышиваньями, вареньями
И Авдеевых твореньями,
Кто с арапником, кто с палкою,
Кто вороною, кто галкою,
Рты раскрыв, с глазами странными —
Неподвижно оловянными —
Все с испуганными лицами,
На совет слетались птицами.
И неслось их слово дикое:
«Горе, горе нам великое!
Ходит тучею огромною
Гром над кущей нашей скромною,
Деревенскими пенатами,
Самоварами, халатами,
Буколическими нравами
И господскими забавами.
Погибает всё отечество!
Где же наше молодечество?
Мы ль потерпим посрамление!»
И решили во мгновение —
Все, от малого до старого,—
На конюшне драть Базарова.
Словно вишенка на веточке,
Как картинка на конфеточке,
Посреди толпы неистовой
Вдруг, в рубашечке батистовой,
В сюртучке сукна атласного,
Цвета трюфельно-колбасного,
И в шотландской легкой шапочке,
На груди скрестивши лапочки,
Встал Кирсанов – от Кирсанова
Всею лавкою Рузанова,
Всех mille-fleurs[138]138
Сорт цветочных духов. – Ред.
[Закрыть] благоуханием
Пронеслося над собранием —
И собранье это шумное
Слово слышало разумное:
«Укротитесь, други-братия!
Должно взять мероприятия
Не веками освященные,
А гуманно-современные:
Я приятель с сочинителем —
Он да будет нам хранителем».
Поднялись тут рассуждения:
– Что такое сочинения?
– И какие там писатели?
– И просить их будет кстати ли?
– Петухам-де унизительно…—
Но Кирсанов так внушительно
Объяснил движенье новое,
Что всё общество суровое
С ним к Тургеневу за славою
Устремилось всей оравою.
Так на улице Рогатице,
В неописанной сумятице,
Чадь Новгорода Великого,
Преисполнясь гнева дикого
На Василия Буслаева,
Чтобы в руки мать взяла его,
Подвигалась легионами
Ко вдове честной с поклонами.
Конец 1-й песни
