Текст книги "Черный обходчик (СИ)"

Автор книги: Василий Криптонов

Соавторы: Мила Бачурова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)

– Ага. Скажи, Тимур?

Соня вопросительно повернулась ко мне.

– Правда. Очень красиво.

Я не лукавил. Соня и впрямь превратилась в красавицу. И дело было не в макияже. Девчонка продолжала хорошеть на глазах. Она светилась. Буквально…

Положила на кровать телефон Евы, который та сунула ей в руки вместо зеркала. Выпрямилась и широко улыбнулась. Ева тихонько вскрикнула.

Столб света. И – всё. Сони в комнате больше нет.

Ева покачнулась и опустилась на кровать. Вот, оказывается, как это выглядит у других. До сих пор я этот процесс наблюдал только тогда, когда сам кого-то возносил. Со стороны себя не видел.

Я сел рядом с Евой – готовясь подхватить, если начнёт падать. Мало ли что. Выглядела она человеком, плохо отдающим себе отчёт в своих действиях. Смотрела перед собой – на то место, где только что стояла Соня, и улыбалась. Так счастливо, словно сама вознеслась вместе с ней. Впрочем, в каком-то смысле так и было.

Те, кого мы возносим – с нами навсегда. В такие моменты забываешь, скольких сил и нервов тебе это стоило. Что-то подобное чувствует, наверное, спортсмен, ставший чемпионом. Или горный восходитель, покоривший вершину. Всё, что было – трудности, боль, переживания – было не напрасно. У тебя получилось. Ты смог. Ты сделал. И сейчас уже неважно, чего тебе это стоило. Сейчас ты этого уже просто не помнишь. Ты победил. И ты счастлив.

Глава 13

Из глаз Евы выкатились слезинки. Она улыбнулась. На секунду мне показалось, что светится сама.

– Это Это не передать словами, да? – пробормотала Ева. – То, что чувствуешь.

– Не передать. Да и не нужно, наверное.

– Угу.

Ева ткнулась лбом мне в плечо. И подняла руку с чётками. Бусин стало три.

– Ещё одна…

– Конечно. Ещё одна твоя победа.

– Да я вообще ничего не делала! Подумаешь, макияж. Я его пока толком и не запомнила. Румяна помню, а тени нет.

– Это нормально. Мне тоже обычно кажется, что ничего не делаю. И тут, скорее всего, сработал не макияж.

– А что?

– Девчонка успокоилась, – сказали от двери.

Мы с Евой одновременно обернулись. В дверях, прислонившись плечом к косяку, стоял Денис.

– Ты что тут делаешь⁈ – возмутилась Ева.

– Что положено. Наблюдаю.

– Давно?

– С самого начала. Соня – моя клиентка.

– Твоя? – Ева удивленно посмотрела на меня. – А…

Я кивнул:

– Всё, что сделал я – попросил тебя помочь. Соня – клиентка Дениса.

– Который не понял про неё самое главное, – пробормотал Денис. – Девчонка боялась уходить отсюда куда бы то ни было. Маэстро её убил – пусть и не своими руками. А после смерти запугал до трясучки. Соня боялась, что, если окажется за пределами отеля – неважно, где, – Маэстро может объявиться снова. Он ведь внушал им, что бессмертен Н-да, Денис Васильевич, – он покачал головой, – теряешь квалификацию.

– Да может, просто совпало, – сказал я. – Может, ей, чтобы успокоиться, надо было меня увидеть. Чтобы я – тот, кто убил Маэстро, – подтвердил, что он мёртв окончательно и бесповоротно. А может, Соне и впрямь для полного счастья нужен был красивый макияж. Уж это ты точно изобразить не сумел бы.

– Не. Это – пас, – хмыкнул Денис. – Тут не поспоришь.

Он подошёл к Еве и церемонно поклонился.

– Благодарю вас, коллега. Вы мне очень помогли.

Поцеловал ей руку. Ева зарделась.

– Ты серьёзно?

– Абсолютно. Никогда в жизни не был так серьёзен. – Денис смотрел на неё сверху вниз. – Вознесение душ – это самое серьёзное, что происходит в жизни видящего. Сам бы я с Соней не справился. И искренне благодарю тебя за помощь.

Ева смешалась окончательно. Пробормотала:

– Да не за что. Пожалуйста.

Денис ей улыбнулся и повернулся ко мне.

– Пойду Вано навещу. Расскажу, как Соню вознесли. Может, и ту женщину, с которой он работает, страх держит? Маэстро ведь им мозги одинаково промывал, всей четвёрке.

– Резонно, – согласился я. – Может, и сработает.

* * *

Денис ушёл. Мы с Евой спустились в кафетерий. Рассказали Мстиславе о Соне. Та просияла. Пирожных принесла столько, что большую часть в итоге сложила в пакет, чтобы Ева забрала их с собой.

– Я тебя провожу до остановки, – сказал я.

Мстислава покивала.

– Проводи, проводи. А то не дай бог надорвётся – тяжесть такую тащить. Такси-то по городу не ездят.

– Мстислава Мстиславовна! Ева нам помогла.

– Да я спорю, что ли? – Мстислава состроила невинное лицо. – Помогла, конечно. А теперь ты ей помоги. Можешь, кстати, до самого салона проводить. А по дороге в зоопарк заглянуть.

«Зачем?» – чуть не спросил я. Зоопарк – это другой конец города. Не по дороге вообще ни разу.

Но не спросил. Потому что вспомнил. А от воспоминания взвыл. Там же у нас, блин, ещё дед непонятный в подвесе! Незарегистрированный. И неизвестно, сколько лет болтающийся.

Я посмотрел на Еву – в надежде, что поддержит моё негодование, но Еве было не до меня. Она уткнулась в телефон. Набирала сообщения со скоростью машинистки из анекдота, печатающей тысячу знаков в минуту. От окружающего мира отрешилась полностью.

Мстислава тоже посмотрела на Еву. Хмыкнула.

– Вот так сейчас и живут, ага. Каждый – в этой своей хреновине. А потом удивляются, почему детей у них нету.

– Да никто не удивляется, – буркнул я. – Все и так знают, что это из-за плохой экологии.

– Ну-ну.

Мстислава покачала головой и ушла за прилавок. Я тронул Еву за плечо.

– Ау!

– А? Что? – Ева посмотрела на меня.

Так, как обычно смотрят люди, вырванные из увлекательного сетевого общения – с трудом узнавая.

– Ты говорила, что тебе в салон вернуться надо. Пирожные Мстислава сложила. Я готов тебя проводить. Идём?

– Да. Щас. Пять минут. – Ева снова уткнулась в телефон.

И разочарованно опустила руку.

– Что, тишина в чате? – спросил я. – Как обычно – пока ты отвлеклась на какую-то ерунду в реале, все всё сказали и разошлись по своим делам?

– Я не в чате общалась. С одним человеком.

Ева вздохнула. Встала, сунула телефон в сумку. Взяла со стола пакет с пирожными. Прокричала в сторону прилавка:

– Спасибо, Мстислава Мстиславовна! – и пошла к двери.

Я пошёл за ней. Отирающийся за парковкой пожиратель при виде меня встрепенулся. Я отрицательно покачал головой. Мол, помню о тебе, но заниматься тобой пока не готов. Пожиратель разочарованно колыхнулся и снова застыл на месте.

– Он тут так и торчит всё время? – взглянув на пожирателя, спросила Ева.

– С некоторых пор – да.

– Клиентов не пугает?

– Клиенты к нам сами по себе попадают редко, обычно их обходчики привозят. А они этого красавца уже знают, не трогают. Ну и клиенты в их присутствии, понятное дело, ничего не боятся.

– Обходчики, – задумчиво повторила Ева. – А ты знаешь легенду про Чёрного обходчика?

– Буквально на днях узнал. Только это не легенда.

– А что?

– Страшилка детская. Не знаю, вы такое друг другу рассказывали или нет. Про Красную руку, там. Чёрные занавески, Гроб на колёсиках.

– Что-то слышала, – протянула Ева. – Кажется. Давным-давно, в спортивном лагере.

– Ну, вот как раз в лагерях такое и рассказывают. По ночам, после отбоя. Друг друга пугают и радуются.

– И ты хочешь сказать, что Чёрный обходчик – это то же самое?

– Насколько я понял, да. А что?

– Да не. Ничего.

Мы подошли к остановке. Маршрутки не было видно ни на горизонте, ни в приложении.

– Если торопишься, могу такси вызвать, – предложил я.

– Не тороплюсь. Маршрутку подожду.

Ева плюхнулась на стоящую под стеклянным навесом лавочку. Пакет с пирожными поставила рядом с собой. Чем-то её неведомый собеседник мощно загрузил.

– А ты про Чёрного обходчика давно узнала?

– Только что.

– От кого?

Ева оценивающе посмотрела на меня. Так, словно прикидывала, можно ли мне доверять. Я не торопил. Молча ждал.

– Только пообещай никому не говорить!

– Не могу.

– Почему?

– Да мало ли что ты расскажешь. Если это касается призрачного мира, ты могла случайно узнать что-то такое, о чём просто необходимо знать всем. Хотя тебе, из-за отсутствия опыта, это ничем таким не кажется.

Ева надулась.

– Я, по-твоему, совсем дура?

– Совсем дуру я сегодня на помощь не позвал бы. Так что не совсем… – Тут пришлось уворачиваться – Ева взмахнула сумкой, целясь мне в голову. – Просто, повторюсь: ты из-за недостатка опыта можешь не придавать значения информации, которой владеешь. А если я тебе пообещаю молчать, то мне придётся молчать. И более опытные люди ничего не узнают. И неизвестно, что в итоге из этого выйдет. Вдруг мы таким образом нового Маэстро проморгаем?

– Да ну не-е, – протянула Ева.

– А вдруг?.. Короче. Выкладывай, что там у тебя. Если ерунда, никому не скажу. А если что-то серьёзное…

– Да, блин, сама не знаю. До сих пор казалось, что не ерунда. Теперь, когда ты про страшилки вспомнил – кажется, что ерунда. Помнишь, ты мне список людей дал и попросил их фотки в сети нарыть?

– Помню, конечно.

– Ну, вот. Я же тогда не сама фотки искала, попросила одного человека. Ты мне ещё деньги переводил.

– Ну да. И что? Он решил, что мало? Ещё хочет?

– Да не-ет. Я заплатила, мы попрощались – как обычно всё. А сегодня он меня ни с того ни с сего вдруг грузить начал. Слышала ли я о том, что существует призрачный мир? А в этом мире – призраки, пожиратели, видящие?

– И что ты сказала?

– Что в первый раз об этом слышу. Только он мне не поверил.

– Почему ты так думаешь?

– Потому что вообще не обратил внимания на ответ. Продолжил со мной разговаривать так, как будто уверен, что я всё это знаю. И спросил, видела ли я в призрачном мире катафалк или карету, запряжённую лошадьми? Если в неё сесть, тебя увезет Чёрный обходчик, и ты никогда не вернёшься назад.

* * *

Ева уехала на маршрутке. Я рассеянно помахал вслед, собрав удивлённые взгляды пассажиров, дожидающихся своего счастья. Конечно, это уходящему поезду вслед помахать – норма, а если маршрутке – наркоман, наверное.

Опустил руку в глубокой задумчивости. Всё-таки женщины – такие создания… Обожают вскружить голову, ошеломить и оставить всё это переваривать. С непременным элементом загадки.

Итак, где-то на белом свете живёт человек, знающий о призрачном мире. Не сказать, чтобы это было чем-то из ряда вон. У нас, вот, Николай в теме, например. Даниил Петрович тоже. Однако они оба – адекватные люди, языки за зубами держат, никаких претензий.

А этот пассажир, с которым Ева познакомилась где-то в дебрях бескрайней сети, начал болтать. И вот тут возникает вопрос: он это с какой целью делает? Либо он знает, что Ева – видящая, и просто её подкалывает, либо дебил. Но тут должно быть просто сказочное совпадение: дебил узнал про призрачный мир и начал о нём рассказывать видящей. А жизнь за последний месяц меня научила тому, что совпадения случайными быть не могут. Кто-то их заставляет совпасть. Или что-то.

Может быть, этот персонаж ведёт какую-то свою игру? Может быть. В одном Ева права: рассказывать об этом кому-либо смысла особого нет. Первым делом дёрнутся найти и разобраться, тогда как именно с «найти» основная проблема и есть. Ева не была уверена даже в том, где этот парень живёт. Как вариант, вообще не в России. Время сейчас такое, где только не живут люди…

Ну а если с поисками человека возникли непреодолимые препятствия, то что? В святую воду телефон положить? Это я и сам додумаюсь. Да, действительно, пусть мои коллеги пока меньше знают и крепче спят. У них и так работы дохреналлион и больше.

С этими мыслями я дождался своей маршрутки, доехал до нужной остановки и, чтобы ни с кем не объясняться, сразу же через призрачный мир вошёл в зооцентр. Решительным шагом направился к каморке старика. Но нашёл его раньше, чем добрался.

Борис Наумович стоял возле двух разговаривающих женщин. Обе были в какой-то униформе, видимо, означающей принадлежность к штату зооцентра. Женщины были вполне живыми, реальными, и Бориса Наумовича не видели. Видел ли он их – понять было сложно. Старик смотрел перед собой расфокусированным взглядом и покачивался из стороны в сторону, будто в трансе.

Одной женщине было за сорок, второй – за тридцать. Та, что моложе, выглядела какой-то съёжившейся.

– Да ну, Маш, ну ты чего, – бормотала она. – Ну какой из меня начальник? Я же, вон, только со зверятами и умею.

Борис Наумович глубоко вдохнул носом, и от головы Наташи к нему что-то поплыло. Выглядело это как запах в стареньких мультфильмах. И старик, будто мультяшный мышонок, почуявший сыр, втянул эту эфемерную субстанцию и заулыбался.

– Наташ, ну ты что мне заливаешь-то? – Вторая женщина не злилась, она скорее искренне недоумевала. – Кого, как не тебя ставить? Ты самый опытный сотрудник.

– Вот тут я на своём месте и хороша…

– Ты понимаешь, что у тебя зарплата будет в полтора раза выше? И работа – за столом, а не спину гнуть. Давно последний раз на спину жаловалась?

– Да я привыкла… Что мне та зарплата?

– Наташка, у тебя высшее биологическое! Ты… – Женщина замешкалась, и мне показалось, что она проглотила фразу: «Что ты вообще в нашей запинде забыла?». – Ты подумай ещё, хорошо? Давай завтра поговорим.

Женщины разошлись. Взгляд Бориса Наумовича прояснился.

– О! – обрадовался он, увидев меня. – Не забыл старика, значит.

– Лихо, – сказал я. – Ну ладно мы с Евой. Зашли, почилили, отчалили. Но Наташа-то здесь работает. Сколько ты её уже окучиваешь?

Борис Наумович по-стариковски махнул рукой. Этаким жестом, говорящим: «Сложно всё стало в мире, ничего я не пойму, оставьте уже меня, старика, доживать, как привык, и я вам мешать не стану». И, повернувшись ко мне спиной, зашаркал призрачными ногами в направлении каморки.

– Э, нет, погоди, не так быстро! – нагнал я его. – Борис Наумович, ты вообще отдаёшь себе отчёт, что делаешь?

– А, – вновь отмахнулся старик.

– Вот вообще ни разу не «а»! А если сказал «а» – говори «бэ». Женщина с высшим профильным образованием тут дерьмо за кроликами убирать будет до конца дней своих, и заслуга в этом – твоя!

– Молодой человек! – Борис Наумович остановился, распрямил плечи и посмотрел на меня впервые не как престарелый рудимент, которого взяли сторожем из жалости, а с высоты всех своих достижений и регалий на ниве науки. – Я через всё это прошёл, на собственной шкуре испытал. Чем выше поднимаешься – тем больнее потом падать. А там, наверху, такие акулы циркулируют… Если сам с ними закуситься не умеешь – сожрут и не то что не подавятся – не заметят. Внизу – оно спокойнее, честнее. Человеку, поверьте, нужно не так уж много. Кусок хлеба, крыша над головой, глоток воды…

– Да хапануть чужой жизненной энергии время от времени, ага.

Борис Наумович помрачнел. Как и любой человек, которому ставят на вид некрасивые последствия его привычных действий, он этого очень не любил.

– Ничего я не забираю, – буркнул он.

– Да ну? А что это за дорожку ты только что занюхивал? Подбросили? В первый раз видишь?

– Оно само выплёскивается. Я только подбираю, что не нужно.

– Оно выплёскивается, потому что ты рядом трёшься и на мозги капаешь, Борис Наумович. Так нельзя.

Плечи старика вновь поникли. Короткий всплеск былого достоинства миновал.

– Знаю, что нельзя, – вздохнул он. – А всё ж таки жалко людей.

– Жалко⁈

– Конечно. Сколько уж таких видел, кто на самый верх карабкался, а потом скатился, да после и на ноги встать не сумел.

– Ну, знаешь, с такой логикой – это не надо было и эволюционировать начинать, – усмехнулся я. – Плавали себе одноклеточные организмы в океане – и всё хорошо у них было.

– Это ты так легко рассуждаешь, пока молодой. Ты доживи до моих лет…

– Вот хватит! – махнул я рукой. – Это, Борис Наумович, глупая игра, в которую я не играю.

– Чего это она глупая?

– А любая игра, в которой сразу победитель назначен – глупая. Доживу до твоих лет – ты ещё больше проживёшь, опять доживать. Нечестно это. А давай наоборот! Вспомни себя в мои годы.

– Помню, – охотно принял условия игры старик. – Очень хорошо помню… Ух, как я тогда наверх рвался… Ответственности хотел. Стране своей больше пользы приносить.

– И разве это плохо?

– Хорошо, конечно хорошо… Вот, помню, был у нас в институте заведующий кафедрой. Как сына меня любил. И я к старику хорошо относился.

Тут я почему-то вспомнил Мстиславу.

– Но дружба дружбой, а служба… Как-то раз застал я его, м-да…

– Со студенткой? – предположил я.

– Типун тебе! Какой… С Пастернаком.

– О как…

– Вот так. Слово за слово, другое, третье… Век помнить буду, как он в последний раз из института уходил. Поникший такой… И двух месяцев не прожил потом. А я… Я его место занял.

Я вспомнил, как Мстислава говорила, что скоро ей будет пора на покой, и мне придётся её заменить. Представил, как она уйдёт… Лишится дара бессмертия, на неё навалится сто миллионов старческих недугов. И вместо того, чтобы думать о вознесении душ, она будет думать, как пораньше занять место в очереди к терапевту.

– Припеваючи жил, знаешь ли. Да только вот если бы сейчас всё повернуть… Я б в тот день лучше бы на кафедру вовсе не заходил и ничего не видел. И пусть бы жизнь по-другому сложилась. Пусть бы никогда звёзд с неба не схватил. Зато совесть, совесть спокойна! Помню я себя в твои годы, юноша, очень хорошо помню. Врагу такой памяти не пожелаешь, как у меня. Пойдём лучше чайку выпьем.

– Бр-р-р! – встряхнулся я. – Проклятый колдун! Да как ты это делаешь⁈

Старик светился. Не как возносящийся, а как человек, очень довольный тем, что хапанул больше, чем планировал. Я же ощущал себя так, словно к этому зоосаду от отеля не ехал, а шёл. С гантелями в руках. И вприсядку. Упал бы да уснул.

Я разрывался между двумя противоречивыми желаниями. С одной стороны хотелось подтянуть десяток пустышек и приказать им растерзать старика на части. С другой – просто уйти, отдохнуть и обдумать ситуацию. Я выбрал нечто среднее – пошёл пить чай в подсобку.

Глава 14

Пить чай я, разумеется, не стал, просто вежливо держался за кружку. Сам же смотрел на старика и думал. Мой клиент, как-никак. Пусть не гость отеля – но это не суть. Есть и в нём душа, которая вознесения требует. Пустышками порвать – это, конечно, просто. Но это поставит планку. Которую я, следуя скотской человеческой природе, периодически буду себе опускать. Не возносится? Порвать, да и дело с концом! Этак работником месяца мне не стать…

Судя по деталям биографии, которые любезно открыл мне Борис Наумович, он действительно был без пяти секунд пожирателем. По головам идти умел. Только одна беда: при этом обладал такой гадкой вещью, как совесть. Таким образом его душа взывала к разуму, и разум отмахнуться не мог, хотя искренне пытался. У пожирателей совесть спит сладким сном.

Маэстро – это был, конечно, особый случай. Я так понял, этот кадр умудрился ещё при жизни себе душу не убить, а изуродовать так, что там бороться в принципе было не за что. Борис Наумович на него не похож. Он, в сущности, приличный старичок, мораль у него на месте. Обжёгся, наделал неправильных выводов, кое-как сляпал из них жизненную философию и теперь пытается выдавать её за мудрость. Грех осуждать, все такими будем.

– Знаете, что, Борис Наумович. Есть у человека такая черта отвратительная – обжегшись на молоке, дуть на воду.

– Чего это? – Борис Наумович смотрел на меня щурясь сквозь пар, идущий от чашки с чаем, которую держал у лица.

– Вы, наверное, думаете, что всё, что с вами произошло в девяностые, это расплата?

– А как ещё? Конечно. Нагрешил, вот и расплачиваюсь. Но я не жалуюсь, молодой человек, отнюдь. Я понял, что счастье – в простоте.

– Угу. У кого простата – тот и сильней, – усмехнулся я. – Вот почему иному человеку проще признать, что он всю жизнь прожил неправильно, чем-то, что он допустил одну ошибку? Потому что если всю жизнь неправильно – то это как будто и не его вина. Бог виноват. Общество. Судьба. Неправильно построили. Вот если бы всё снести и переписать начисто – вот тогда бы да! А если всё было хорошо, но сам накосячил раз, и из-за этого конструкцию повело – кого винить? Некого.

– Ой, не понимаю я тебя…

– Да всё ты понимаешь, Борис Наумович, просто себе признаться не хочешь. То, что ты завкафедрой сделался, это не хорошо и не плохо. Надо кому-то было быть завкафедрой, деканом, ректором, генсеком – так почему бы и не тебе. Плохо то, что ты на человека настучал. Ему жизнь отравил. Что там ему оставалось, два месяца! Ну, может, подольше, если бы стресс не сломал. Да даже пусть и десять лет, не суть. С ним ты плохо поступил. За это и расплачивался в девяностые. Но расплата закончилась.

Борис Наумович вздрогнул.

– Да, всё уже. Что с тем завкафедрой ты сделал – то и на себе пережил, хуже даже. Его один человек предал, а тебя – вся страна. Таким и было твоё наказание. Отбыл, но выводов не сделал, вот и висишь тут, депрессию наводишь на людей. Счастье, может, в простоте и есть, кто бы спорил. Да только с чистой совестью – и в простоте, и в сложности, и на Татуине жить вполне себе неплохо.

– И что же мне, – пробормотал Борис Наумович. – Как же мне…

– Прежде всего – от дозы отказаться. Не подсовывать людям собственный страх.

– Но тогда ведь…

– Тогда энергию из них тянуть уже не получится, конечно. Всё правильно понимаешь.

Старик опустил голову.

– Я исчезну?

– Все мы рано или поздно исчезнем. Разница в том, что кто-то – в никуда, а кто-то вознесётся. Ты всё ещё здесь, значит, потенциал для вознесения в тебе есть. Но ты вместо того, чтобы его реализовать, размениваешь вечную жизнь по крохам. Тянешь и тянешь существование, в котором, на самом деле, смысла и сам уже особо не видишь. Если хочешь, пойдём со мной. Посмотрим, что можно сделать.

Борис Наумович вздрогнул. Я покачал головой.

– Как будто в тюрьму зову. Ну, нет – так нет. Твой выбор. Больше сюда не приду, собирай дальше свои огрызки.

Я встал.

– Подожди! – Борис Наумович тоже вскочил. – Я пойду с тобой.

– Уверен? В отеле мы тебя на диету посадим. К людским страхам больше не подпустим.

– Да. Я понял. Я согласен. Идём. – Борис Наумович решительно направился к выходу из каморки.

Я пошел за ним.

Каморка находилась в самом дальнем углу, позади всех вольеров. Соответственно, для того, чтобы выйти на улицу так же, как в реальном мире, нужно было миновать весь зал. Я удивился, что Борис Наумович выбрал такой сложный путь, мог бы просто просочиться сквозь стену. Но – ладно, его дело.

Борис Наумович медленно плыл вдоль вольеров, разглядывая каждый. Прощается? Наверное. Сколько лет здесь проторчал, среди зверюшек.

Я вернулся в реальный мир. Не похоже, конечно, что старик затеял какой-то финт, но мало ли. Пусть люди на глазах будут. Не учёл я лишь то, что и сам оказался на глазах. Причём, не только у людей.

Из знакомого вольера донёсся до боли знакомый вопль. В котором прозвучали отчётливые нотки узнавания.

– Да ладно, – пробормотал я. – А ещё говорят «память, как у курицы»! Мне бы, блин, такую память.

Повернулся к вольеру. Чёрный петух, почётный донор призрачного мира, важно шествовал к решётке. Встретившись со мной взглядом, снова приветственно заорал.

– Ну, здорово, – вздохнул я. Подошёл к вольеру, присел на корточки. – Чё, как дела? Рассказывай.

Куры почтительно разошлись по углам и притихли. Глава курятника старого товарища встретил, разговаривать будет. Разве ж можно мешать?

Белого петуха я не увидел. Осмотрел вольер внимательнее. Не, не кажется. Реально куда-то исчез.

– А конкурент твой где? Не видать его что-то.

Петух презрительно заклокотал. Дескать, в гробу видал таких конкурентов.

– Да ладно? – не поверил я. – Так вот запросто, взял и выставил?

Самодовольный клекот.

– Н-да. Вот это я понимаю, альфа-самец! Красавцы из качалки, завидуйте молча.

Рядом со мной негромко засмеялись.

Я обернулся. Увидел ту самую Наташу, которая, имея высшее биологическое образование, чистила в зоопарке клетки. Она поставила на пол ведро с грязной водой. Улыбнулась мне.

– Простите. Вы так забавно с ним разговариваете. Не смогла пройти мимо.

– О, да! Понимаю вас, как никто другой. Я в своё время тоже не смог. Как, в общем-то, и сейчас. Гхм…

Я посмотрел на петуха. Тот победно закукарекал.

– Да тихо ты, блин! – Я повернулся к Наташе. – Простите, не подскажете? Я здесь был на прошлой неделе, и точно помню, что в этом вольере было два петуха. Этот и белый.

Наташа всплеснула руками.

– Ох, там такая загадочная история! Вы не поверите. Наш петух – только один, белый. Больше года уже у нас. Прекрасно прижился, курочки; всё, как положено. И вдруг неизвестно откуда, средь бела дня в вольере появляется ещё один петух! Вот этот, чёрный. Представляете?

– Да что вы? Не может быть.

– Вот и никто не верит. Не было – и вдруг, откуда ни возьмись! Мистика какая-то. Тут рядом находилась посетительница с дочкой, они обе уверяли, что видели внутри клетки какого-то парня. Он будто бы появился и тут же исчез. Но мы проверили – замки не тронуты. И вообще никаких следов чьего-то присутствия! Кроме, собственно, петуха. До сих пор не понимаем, как он попал в клетку.

– Конкуренты подбросили? – предположил я. – Хотят, чтобы вместо белых птенцов рождались чёрные? Хитрый план по захвату мира?

Наташа снова засмеялась.

– Да бог с вами. Какие у нас конкуренты? Да и чёрный петух, к тому же такой красавец – редкость. Белых гораздо больше. Чёрного скорее украдут, чем подбрасывать будут. Хотя в одной клетке эти два и часу пробыть не смогли. Дрались так, что перья до потолка летели. Мы сначала хотели изолировать чёрного… – Наташа укоризненно посмотрела на петуха.

Тот горделиво кукарекнул. А я вспомнил изодранные руки Вана.

– Не дался?

– Ни в какую! Отбивался так отчаянно, как будто мы его на бойню тащим.

– Видимо, детская психологическая травма.

– Видимо, – абсолютно серьёзно согласилась Наташа. – Белый гораздо спокойнее. Пришлось отселить в другой вольер его. Тем более, что и курочки чёрного восприняли лучше, чем белого.

Я посмотрел на петуха.

– Угу. То есть ты вдобавок ко всему ещё и профессионал-сердцеед? Прямо как в бояръ-аниме. Не успел в другой мир попасть, как тут же и врага победил, и гарем его оприходовал.

Петух издевательски заорал.

– Ну да, ну да. Это я не пла́чу, просто зависть в глаз попала.

Наташа снова засмеялась. И взяла ведро, собираясь уходить.

– Давайте, помогу. – Я перехватил ведро.

– Ой, ну что вы! Не нужно! Вы же посетитель.

– Тс-с. Я никому не скажу, прикинусь уборщиком. Куда отнести?

Наташа отвела меня к санитарному помещению. Я вылил ведро. Ополоснул и отдал ей.

– Мне кажется, что вы чем-то озабочены.

– Так заметно? – вскинула брови Наташа.

Борис Наумович маячил у неё за спиной.

– Ну, я наблюдательный. Сами видели, с петухами – и то общий язык нахожу. Не хотите поделиться? Знаете, постороннему человеку, которого видишь впервые и никогда больше не увидишь, что-то, бывает, рассказать проще, чем близким друзьям.

– Да, бывает такое. Но мне особо и рассказывать нечего. Предложили перейти на другую должность. А я боюсь. Переживаю, что не справлюсь. Уборщицей – денег меньше, зато ни за что не отвечаешь. Прибралась, и свободна.

Я пожал плечами.

– Дело ваше, конечно. Но мне кажется, если бы тот, кто предложил вам эту должность, сомневался, что вы с ней справитесь, предлагать не стал бы.

– Вы так думаете?

– Уверен.

– Ну, не знаю Мне неловко как-то. Получится, что я как этот петух – ору во всю глотку и самоутверждаюсь.

– Вот уже просто потому, что вы об этом задумались, я могу сказать, что никаким самоутверждением в вашем случае не пахнет. Вы ведь ни о чём не просили. Никого не подставляли, по головам не шли. Просто хорошо делали свою работу. Так?

– Да…

– Ну, вот. Судьба не так часто подбрасывает шансы. И, коль уж выпадает шанс – надо хотя бы попробовать.

– Интересная мысль. Спасибо. – Наташа улыбнулась.

– Да не за что. Всего доброго.

Я развернулся и, оставив Наташу размышлять о судьбе и шансах, пошёл обратно в зал.

Едва скрывшись с глаз незадачливой уборщицы, шагнул в призрачный мир. С петухом на сегодня наобщался достаточно, хватит с него.

Борис Наумович летел за мной. Мы вышли на улицу.

– Она согласится, – сказал старик.

– Конечно. Теперь-то её никто не пугает. На мозги не капает.

– Я хотел как лучше…

– Да я понял уже. Знаешь, у одного моего приятеля матушка – фанатка огорода. С апреля по октябрь на даче возится. Копает, сажает, поливает. И жутко обижается, когда приятель говорит, что за неделю на работе устал и в выходные хочет отдыхать, а не тащиться на дачу – чтобы с утра до ночи газон косить и помидоры подвязывать. Не издевается. Реально не понимает, что ему не так. Для неё-то лучше помидоров ничего не придумаешь.

– Это ты к чему?

– К тому, что не надо судить людей по себе. Навязывать свой образ мыслей, свои представления о том, какими должны быть отдых и развлечения. Неважно, что ты при этом хочешь как лучше. Как им лучше – люди знают и без тебя.

– А я мешал?

– Ещё как. Ты ведь это уже и сам понял.

Какое-то время мы шли молча.

– Теперь всё изменится, – сказал вдруг Борис Наумович. – Мой страх – это мой страх! Ты верно сказал. Я не вправе навязывать его другим.

– Ну вот, – кивнул я. – Осознал – уже неплохо. Скоро в отель придём. Зарегистрируем тебя, в номер заселим. Сменишь обстановку, а там, глядишь, натанцуется что-то. Не переживай. И не таких возносили…

Я говорил, а сам смотрел по сторонам – выглядывал в реальном мире машину обходчиков. Топать пешком через полгорода желания не было, а садиться в такси или маршрутку под руку с призраком опасался. Чёрт его знает, как отреагирует.

Ничего, ближе к центру точно встречу кого-нибудь. Время к обеду, а большинство прикормленных мест, где обедают обходчики, знаю.

– Не спеши, – сказал вдруг Борис Наумович.

Голос донёсся как будто издали.

Я резко обернулся. Идущая за мной женщина охнула от неожиданности. Покачала головой и посторонилась, обходя меня.

А Борис Наумович, оказывается, отстал. Он стоял посреди тротуара и светился.

Свет разгорался всё ярче. Согбенные плечи старика распрямились. На лице появилась улыбка.

«Прощай», – услышал я.

В Бориса Наумовича ударил свет. А в следующую секунду старик исчез.

Я понял, что стоять на ногах тяжело, свернул за угол ближайшего дома и прислонился спиной к стене. В груди разливалось тепло.

«Спасибо».

– Да мне-то за что, – пробормотал я. Посмотрел на появившуюся на чётках девятую бусину. – Ты всё сделал сам. Согласившись пойти со мной, остаться без пищи, к которой за столько лет так привык, ты уже отбросил страх. Я надеялся, что это сработает. Но не думал, что быстро.

С дороги вдруг посигналили. Я повернул голову. Увидел затормозивший у обочины знакомый фургон. Мысленно себя похвалил – так и знал, что обходчиков встречу. Помахал рукой.

С водительского сиденья вылез Ким, подошёл ко мне.

– Здорово. Ты чего тут? Всё нормально?

– Всё даже лучше, чем нормально. – Я пожал протянутую руку. – Только что сложный клиент вознёсся.

– Здесь? – удивился Ким.

– Ну да. А чем плохое место?