Текст книги "Игра в людей"

Автор книги: Василий Кнежин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 19 страниц)

Глава 12

Часы едва перевалили за четыре. После прощания с Леной в груди осталось неприятное чувство, которое не преминуло напомнить мне про Влада. Мое сердце болезненно сжалось. Я достал телефон из кармана джинс. Потянулись минуты нерешительного раздумья, пока я вконец не обозлился и не нажал кнопку вызова. Гудки эхом отзываются у меня в голове, окружающие звуки потускнели на фоне дьявольски громких гудков. Влад не ответил. Я выдохнул, даже не понимая того, чего боюсь. Как все по-дурацки, подумал я. Поднялся в квартиру. Кофейная заправка не пошла на пользу, я сижу на кровати и гляжу на стены. В ладонях пустая, но еще горячая кружка. Белая, без надписей. Обычно из нее пьют гости. Я что, гость в своем доме? Кто тогда в нем хозяин… Я! Я хозяин в своих комнатах!

Я позвонил Гошу, чтобы продолжить тренировки, он долго упрямился, но согласился уйти с работы пораньше. И тут меня снова втянуло во внутреннюю комнату без моей воли, настолько крепко, что я всего лишь мельком видел происходящее. Я взял том стихов Баркова, сунул в карман. Мы с Гошем пересеклись на Пушкинской. С моей подачи он читал классику русского мата, стоя под памятником Александра Сергеевича. Он отчитался на отлично, до меня дошли смутная радость за него. После этого, я-соблазнитель показал Гошу на дорогу к метро, но тот хотел продолжения. Мы пошли к парковой аллее. В середине аллеи под деревом на белой скамейке я заметил симпатичную девушку. Наверно, выбралась под вечер понежиться на теплом ветру. Сидит и читает книжку в красной обложке. У меня-соблазнителя зачесалось с ней познакомиться, но я уступил это право Гошу. Тот застеснялся, поэтому я без лишних трений отправился к ней.

Белое плате как у маленькой девочки, белые с золотом туфли. Ноги аккуратные и стройные, закинуты одна на другую. На колене покоятся держащие книгу руки, на красной книге как на выставочном стенде лежат тонкие пальчики с красными ноготками. Я в полупьяном бреду вижу, как я же прошелся взглядом от ее пальцев по запястьям с серебряными браслетиками до плеч. На них держатся воздушные бретельки платья, они очаровательно выделяют область шеи… Я плотоядно сглотнул. Эдакий подснежник. Зря девушка так одевается. Ее хочется либо защитить от всех подряд, либо накинуться и изнасиловать. Кто-то присмотрит, чтобы никто не сорвал, а другой обязательно сорвет.

Я-соблазнитель оказался из тех, кому не достаточно просто лицезреть и умиляться. Мне нужно получить цветок целиком. Вдохнуть его аромат, видеть его в своих руках, получать ощущения от поглаживания по белоснежным с серебряными жилками лепесткам. Мягко, чтобы не спугнуть, я подошел и приземлился рядом с девушкой. От нее струится такой же серебряный, как и браслеты на ее запястьях, аромат. Я взглянул на нее детским и невинным взглядом. Она заметила это, быстро глянула в мою сторону и тут же отвернулась обратно в книгу. На щеки выпал нежно-бледный румянец. Это настолько мило, что я едва не подпрыгнул от восторга. Ко мне в голову прокралась чудовищная и неправильная мысль о том, что я урод, а Вероника такая ослепительно-белоснежная, чуткая и чувственная, в невесомом платьице и с сумкой на хрупком плечике. Она воплотившаяся Божественная мысль, спустившаяся на лавочку под тень деревьев почитать Данте. Смотрит на меня анимешными глазами и даже не подозревает, какое дерьмецо приземлилось рядом с ней. Я напряг душевные силы предупредить ее, но не смог. Со страхом я забился по ту сторону комнаты соблазнителя и застыл, вмороженный в лед. Тот, кто был в комнате, теперь я почувствовал это, пьет мои силы.

Этот подонок закружился с Вероникой в небывалом для нее танце. Он был ведущий, она – его партнером и инструмент. Забыв о людях и делах, мы двинулись по улочкам моей любимой Москвы, исполняя движение за движением. Танцуем вольную программу, а я лишь подбиваю ее под тот финал, который нужен мне. В нужный момент я поцеловал Веронику. Через поворот стрелки часов вокруг своей оси, я тронул Веронику за бедра и слегка приподнял юбочку. Спустя три движения провел пальцами по ее губам, шее и взял в ладони ее колокольца грудей. Она потянулась ко мне всем телом, надеясь завершить танец в горизонтальном положении хоть на газоне, но я перевел наш танец в легкую средневековую кадриль с ее горячими взглядами, но холодными и сдержанными движениями. Это продолжалось до тех пор, пока мы не дошли до тихого подъезда в утомленном летом дворике. Мы вышли из подъезда, измятые и краснолицые. Я поправил ей платье, пригладил его на попе. Ее анимешные синие глаза пьяны. Зацелованные губы распухли, справа на нижней губе выступила кровь. Я вижу, как остановил Веронику, облизал большой палец и вытер красную капельку. Потом она пригласила меня к ней домой в Королев, если будет время. Мы обменялись номерами телефонов. Последний поцелуй мог длиться вечность, но я оборвал его на середине.

Меня тут же вышвырнуло из комнаты соблазнителя. Замерзая на ходу от упадка сил, с трясущимися руками я добрался до дома и тут же рухнул на кровать. Сон был душным. Я проснулся мокрый и замерзший, закутался в покрывало. Значит, мне нельзя больше входить в те комнаты: они обрели самостоятельность. Я столько сил вложил в них, что они заменили истинного меня. Догадывался ли об этом Кедр, когда предупреждал меня? Если да, то почему не рассказал об этой опасности? Видимо, счел, что я справлюсь. Или что я настолько упертый, что не послушаю его, пока не убежусь сам. Что ж, убедился. А дальше? Как с этим справиться?

Я встал с кровати рывком. У меня подкосились ноги. В мышцах слабость, голова трещит. На ватных ногах добрался до умывальника на кухне, открутил по максимуму холодную воду. Моя голова сама нырнула под струю. После отрезвляющего душа я занялся дыхательной практикой, чтобы как-то успокоить нервы. Дома мне стало тошно: стены, казалось, давили на меня. Я оделся и выбежал на улицу. Уже пришел в себя, но в теле по-прежнему ощущается слабость и холод. Ветер приятно чешет волосы, я вдохнул полной грудью. Стало лучше. С широкой дороги я свернул к гаражам, там узкая дорожка идет до прудика с желтыми фонарями и утками.

В тени гаражей меня ждали. Точнее, такие ребята никого специально не ждут. Но если проходишь мимо, они встречают тебя улыбками: "как раз тебя-то мы и ждали. Понимаешь, на пивандрий не хватает…"

У меня возникло здравое желание вернуться немного назад и обойти бравую компанию стороной, но меня уже заметили и притихли. Парни подталкивают друг друга в бока, о чем-то улыбаются. Не знаю, что за дурость играет в мужчинах в такие моменты. Вместо того, чтобы вернуться и выбрать нормальный путь, мы прем прямо под ножи. То ли себе пытаемся доказать что самые крутые, то ли гордость не позволяет послать все с пригорка в задницу.

Я расправил плечи и попытался не сутулиться. Всегда возникает эта дурацкая сутулость, когда вижу опасность. Тело хочет сжаться до минимальных размеров, чтоб никто не заметил. Я пошел вперед. Влад бы на моем месте расправил плечи, да растолкал всех одним ударом. А меня мысли о возможной драке сводят с ума.

Парни разливают водку. Странно, стаканов шесть, а их пятеро. Одеты в туфли на босу ногу. Хари традиционно обширные и отекшие. Над ними стоит плотный туман из дешевых спиртов. Мой нос не успел зажмуриться, и я вдохнул. Я не из тех, кто нюхнет чуть пробку и пляшет джигу, но этот аромат меня пробил до макушки.

– Здорово брат! – Воскликнул один из парней. Он мне сразу не понравился тем, что хочет выделиться из своего сброда одеждой. Но никто ему не подсказал, что если одеть новую спортивку и иногда чистить туфли, лучше не станешь.

– И вам не болеть.

Я приветственно вскинул ладонь. Тот парень нагнулся к широкой каменной плите, на которой стоят питейные принадлежности. Я сам не заметил, как передо мной оказался протянутый стакан, на треть заполненный водкой.

– Выпьешь с нами за приезд кореша? Виталя только что из армии вернулся, отмечаем по-тихому.

Сзади парня обнял другой, менее опрятный, но более счастливый. Виталя.

– Давай с нами! – Сказал он. – Сам небось в армии был, помнишь, как оно – приезжать.

– Помню. – Хмуро соврал я. На мое счастье мать одно время была с каким-то знатным воякой, тот от армии отогрел.

Заводила с чищенными туфлями и даже бритым лицом, отцепился от Витали. Сказал миролюбиво, но меня от такой миролюбивости передернуло:

– Давай пропустим по стакашку, и пойдешь дальше. Уважить парня надо. Давай, а то ребята ждут, водка стынет.

Я принял вставленный мне в ладонь стакан. Мои плечи обхватили с двух сторон, и ввели меня в символический круг. Виталя шатается, его то и дело хлопают по плечам и обнимают, и только из-за этого он еще не свалился. Заводила, которого кто-то назвал Олегом, обнял Виталю. По громкому возгласу Олега все потянулись чокаться, меня увлекли с собой. Чокнулся я от души, так, что в стакане ничего не осталось. Символически выпил, куснул протянутый лаваш. Чуть расслабился. Они уже бы напали, если б хотели. Но все равно мышцы подрагивают в нехорошем предчувствии. Когда один из них хлопнул меня по плечу, я едва не отпрыгнул.

– Ты чего, все в порядке. Еще будешь?

– Нет. Витале привет. А я пошел.

Все переключились с неожиданного гостя на Виталю, который побледнел и стал заваливаться на бок. Его придержали, покрикивая друг на друга, чтоб не сломали. Олег, держа Виталю за бока, повернул голову. Губы напряглись что-то сказать мне, но друг начал снова валиться. Олег кивнул, мол, иди. Пользуясь случаем, я отодвинул того, кто хлопал меня по плечу. Он шарахнулся от меня, но быстро потерял интерес и из-за голов стал с участием наблюдать за Виталей. По каменистой тропинке я вышел из гаражной зоны снова на асфальт. Судя по приглушенным крикам, Витале полегчало, и праздник продолжается.

У пруда на удивление пусто. Я посмотрел на часы, половина девятого. Обожаю мосты и фонари, но для фонарей рано, а мост далеко. Ноги слегка подрагивают, хочется сидеть. Пива глотнуть, что ли. Протянуть конечности вдоль лавки, забыться на часок. Вода перед глазами есть, любоваться можно бесконечно. Особенно с пивом в руке. Я выбрал скамейку почище. Все какие-то пыльные, то ли от ног, то ли от задниц чернорабочих. Газету надо в следующий раз взять или пакет. Я ругнулся, но собрался с духом и сел. Прохладно, свежо. Мои блуждающие мысли затронули Асту. Позвонить ей хочется, но не буду. У меня ее карта, пусть сама ищет со мной встречи.

Я вздрогнул от чужого взгляда. Повернул голову направо и увидел мужчину. Лакированные туфли, штаны со стрелками, об которые можно порезаться. Первые три пуговицы белой рубашки расстегнуты, открывая любимую девушками волосатость. Красивый, зараза. Мне б такой прямой нос, выразительные брови и волосы… хрен с волосами и носом, но похожие брови дайте!

Он сказал:

– Добрый вечер, Ларион.

Я так засмотрелся, что снова дернулся. Он смотрит ровно в глаза, смотрит покровительственно. Улыбается голливудской улыбкой "чиз".

– Действительно добрый. – Ответил я.

Мы переглядывались минуты две. Его улыбка все растягивалась, но в конце он резко погрустнел, хлопнул себя по коленям и произнес:

– Не узнал. Неужели не помнишь?

Я покачал головой. Он сказал позитивно:

– Тогда познакомимся. Константин Разумовский. Для друзей Костя Разум.

Вот тебе прогулочка, присвистнул я про себя во второй раз. Разум! Он…не просто изменился. Он стал принципиально другим.

Я пожал протянутую руку, улыбнулся.

– Ларион Холод. Просто Ларион.

Мы расхохотались, тряся друг другу руки. Вот уж действительно, не часто люди меняются столь кардинально. Причем в лучшую сторону!

– Даже не буду спрашивать, какими судьбами. Столько произошло. – Он перевел взгляд на меня, и я желудком ощутил себя, как школьник перед учителем. – Как студенты, как девчонки?

Да, конечно же, про девчонок. Сразу вспомнился Влад, который первым делом поинтересовался бы насчет здоровья, развития и воли. Крепнет ли тело, светлеет ли дух. А потом начал бы рассказывать про ножи.

– Хорошо. – Ответил я и запрятал укол совести о Владе. Не время сейчас. Слишком много навалилось, и я воспользовался передышкой просто поговорить с Константином. Глядя на него я забыл о своих ужасах, от него мне таинственным образом передалась уверенность. Разговор потек приятный и легкий, как бывает только с очень близким человеком. Мимо нас идет девушка, вслед которой оба непроизвольно посмотрели. Когда нехотя отвели взгляды от упругих округлостей, Константин помрачнел. Плечи осунулись, он как-то ужался, и сказал с теми неуверенными интонациями, которыми сейчас изобилует Гош:

– Хорошо, что мы встретились, Ларион. Наверно ты мне сможешь объяснить, что со мной происходит в последнее время.

Я приготовился слушать, готов подсказать. Он сказал:

– Проблема в том…даже не знаю, поймешь ли? Уже два года, как женщины исчезли из моей жизни. Вместо прекрасных существ, от которых взыгрывает кровь, а по телу бегают приятные мурашки, меня окружают тела. Сексуальные, страстные тела. Но страсть не та. Вот раньше, еще до тренинга. Была у меня пассия, мы вместе работали, оба молодые специалисты, оба скромные. Я о ней мечтал, мы виделись один-два раза в день: на обеденном перерыве и по случайным обстоятельствам. Ну, воды из кулера взять. Для меня было счастьем, если виделись три раза в день. Каждый вечер я засыпал с радостью о завтрашнем дне, когда увижу Настенку, а она скажет: "привет" и смущенно опустит глаза. Это была сладчайшая из мук. Я хотел добиться Настю, видел это во снах, грезил наяву. В трудные моменты это давало сил. Хрен с ним, начальником, говорил я себе. Зато у тебя скоро будет Настя. – Его выражение лица смягчилось почти до детского. Видно, что такие слова он говорит редко, может, смог открыться только мне. Я почувствовал укол жалости к этому человеку. Хотя вправе ли я жалеть? Он точно сможет справиться со своей проблемой, а я, смогу ли, или меня в один прекрасный момент втянет в какую-либо комнату. Кем я тогда стану: закоренелым развратником, борцом против сектантства, или тренером-автоматом до конца своих дней?

Константин предложил пройтись. Я согласился. Прокомментировать его ситуацию не так просто, а на ходу как-то лучше думается. Да и ноги затекли, размять надо.

Он направился в сторону гаражей, но я придержал его. Рассказывать недавнюю историю казалось глупо. Я сказал, что стало темно, а между гаражей грязь, можно испачкаться.

– Твоя обувь чиста. – Заметил он.

Я прикусил язык. Действительно, на белых туфлях ни пылинки. Носить обувь это единственное, чему меня научил отец.

– Я тропку знаю хорошую. Но вдвоем там не пройти.

– А друг за дружкой?

– Господи, – взмолился я шутливо. – Что ж тебя туда так тянет? Или у тебя там гараж и ты хочешь показать свой новый мотоцикл?

В итоге мы пошли в небольшую рощицу возле чертовых гаражей: ни мне, ни ему. В темени вечера отчетливо зазвучит шоссе неподалеку. В церквушке возле пруда грохнул колокол. Я посмотрел на часы – ровно одиннадцать.

Я спросил:

– Так что у тебя с женщинами?

Сложилось впечатление, будто он чего-то ждет. Руки сунул в карманы, остановился. Я встал напротив него. Хорошо здесь: деревья, прохлада. Шум полностью поглощается разлапистыми кустами.

– Странно и горько и противно. Нет, не сами женщины, ты что. Попытайся понять: когда я мечтал о них, засыпал с мыслью о них, робел перед ними, только тогда они у меня были. А после твоего тренинга то одна, то другая, то сразу обе. И женщины пропали. Их заменили тела. Как на работе: я вижу не людей, а подчиненных.

Он стал величественен и бездвижен, как мраморная статуя. Я положил ладонь на его плечо. Он встал рядом. Вытащил правую руку, обнял за плечо меня. Мы уставились на дерево впереди. Не дай бог, подумал я, что он переметнулся на мужчин. Будет очень, очень нехорошо!

Он сказал сторону:

– А знаешь, кто во всем этом виноват?

– Кто?

Он повернулся ко мне, заглянул в глаза. Мне стало жутко.

– Ты.

Я увидел размытое движение от его кармана к моему животу. В тот же миг правый бок взорвался неизмеримой гаммой ощущений. Я почувствовал, как кровь отхлынула от моего лица, от рук и ног. Она устремилась в правый бок, там стало горячо и влажно. Я хочу посмотреть вниз, но взгляд прикипел к Костиным глазам. В них всплыла жестокость и та дикая злоба, которая копится годами, а потом выплескивается и убивает жизнь.

– Сходни, Ларион. Пройдя твои занятие, я изменился. Но из-за этого у меня исчезли женщины. Я получил их, и они пропали! Ты разрушил мою жизнь, а я заберу твою. Надеюсь, ты согласен.

Мои ноги подкосились. Колени больно ударились о выступающие из земли корни. Во рту стало солоно и так же горячо. Я попытался закричать, но в горле забулькало. Костя оторвал от своего плеча мою руку, кинул ее. Рука безвольно повисла вдоль тела. Я стараюсь удержаться, но земля так и тянет. Мне в лицо дунул холод. Не такой, энергетический, внутренний. А какой-то теплый… холод. Мир утонул в сумерках. Константин склонился ко мне, выдернул железо из моего живота. Там стало горячее. Я силюсь сказать хоть что-нибудь, но губы отказались двигаться, силы покидают со скоростью пули. Мне стало обидно до слез.

– Будь добр, подыхай скорее.

Я почувствовал, как он что-то делает наверху. Вытирает нож… готовится ударить в шею…

Со стороны гаражей послышались шаги и мат. Константин напрягся. Я уже приготовился к удару в шею, как услышал противный звук блевотни. Шаги со стороны стихли, словно кто-то наконец нашел дерево, на которое можно опереться. Снова на землю полилась с характерным звуком рвотная масса.

– Эй! – Раздался крик совсем рядом. – Я по тебе случаем не попал? А то я когда струю пущу, то люблю, чтоб подальше захватило! – Шаги догрохотали до меня. В нос ударил кислющий запах, словно этот человек сутки напролет жрал старые щи. – А я тебя знаю! Ты с нами только что водку давил. Как тебя вставило с одной-то рюмашки, или ты больше выпил, я не помню уже… В таком виде и одна нормальная женщина тебя домой не пустит. Поднимайся, пошли, пивком отрезвимся.

Я болезненно улыбнулся. Челюсти свело. Я завалился набок, пытаясь раскинуть руки так, чтобы была видна рана. Чтобы понял, болван, что меня убивает не алкоголь, а металл.

Резкий запах прошиб мне ноздри до затылка. Меня ощупали неловкие руки. Виталя, если я правильно узнал его голос, отрезвел за секунду. Он выругался и сказал уже без пьяных ноток:

– Лежи, сейчас прибегу. – Он сжал мою ладонь в кулак и приложил к ране. – Держи крепко!

Не успеешь вернуться, слабо подумал я. Уже столько крови вытекло, что умру, даже если прямо сейчас приедут хирурги. Мои глаза ожгло сильнее, чем рану. В ушах стоит разговор с Константином. На остатках сознания понял, что он специально меня караулил, подальше от дома. Не первый день, может не первый месяц.

Во мне вскипела черная злость. Я стиснул зубы, застонал. На зубах почувствовалась крошка эмали, я впился в губу. Черт, как же больно! Теперь понимаю, что чувствуют больные, которых оперировали без наркоза. Я представил, что растительность вокруг так же, как люди, источает энергию вовне. Как эта энергия собирается надо мной, как капельница, и устремляется в мою рану, залечивая и заживляя. Для уселения эффекта надо было бы войти в одну из комнат, но я испугался, что проекция меня, которая там находится, окончательно возьмет надо мной власть.

Вокруг меня взорвались крики, матершина. Наверно я на минуту вырубился, потому что не слышал, как люди подошли. В ухе раздался голос:

– Отыми руку, сейчас водкой прополощем. Скорую уже вызывают.

– Не надо… скорую…

Я расцепил кулак. Рука двигается как каменная. По телу побежал мороз. Краем уха услышал звук раздираемой ткани. Рвали то ли на мне, то ли меня.

– Приготовься. – Приказал Олег. Почему-то я был уверен, что это он. – Я лью, будет больно.

Мне в зубы сунули деревяшку, обмотанную тряпкой. Тот, кто сувал, вовремя убрал пальцы. От водки в боку вспыхнули такие искры, что в глазах потемнело. Я укусил деревяшку, чувствуя, что это последняя моя еда.

Олег прохрипел:

– Да не жуй ты ее. Кому дорогу перешел? Ладно, менты разберутся. Скорую вызвали?

Не надо скорую, подумал я. Константина и меня свели вместе, чтобы мы поняли что-то друг от друга. Если его заберут в тюрьму, с ним уйдет и тайна.

Раздался незнакомый голос:

– Он что-то сказать хочет. Олег, я выну тряпку.

Когда мой рот освободился, я пустил соленую слюну. Она протекла по щеке и попала в ухо. Я сказал, пытаясь вложить силу в голос:

– Отставить скорую… слушай мою команду, мужики.

Надо мной мечутся тени. Одна из теней подняла руку, остальные затихли. Олег сказал мне грубо:

– Заткнись, слышишь? Тебе через минуту крышка, а ты расприказывался. Пей.

Мне осторожно подняли голову. В зубы ударился пластиковый стакан, оттуда пахнуло гашеным спиртом. В меня влили два глотка, следующие я выпил сам. С болью и злостью, словно хочу уничтожить водку. От алкоголя и злости полегчало. Когда стакан убрался, я сказал:

– Олег отмени скорую. Первая Дубровская, я там живу. Пять минут довести.

Олег замешкался. Достал мобильник, посветил мне в глаза. Что-то промычал и сказал громко:

– Данил, Виталя. Вы потрезвей, подымите парня. Аккуратно, иначе сдохнет по пути. Артерии не пережмите. За мной.

Я стараюсь держаться, хотя такое чувство, что сейчас сдохну. Перед глазами пляшут красные огни. Чувство, будто рана расползается в стороны, и сейчас я тресну на много кусков. Я сжал зубы, чтобы с тошнотой не вылилась водка. Странное дело, от нее стало легче. Я даже сделал пару шагов. Но споткнулся и заорал от боли. Олег ударил меня ладонью по губам:

– Раз уж решился геройствовать, заткнись. Если помрешь, нас по этапу пустят.

Виталю эта перспектива не обрадовала. Он сказал:

– Может, оставим его и вызовем скорую? Видишь, как одет. Такие франты только нагрубят в благодарность.

Олег взял его за грудки и прошипел в лицо:

– Никогда, слышишь, никогда не бросай человека. Пусть тебе самому ногу прострелят, а друга должен донести.

– Он не друг нам.

– У раненого нет расы или звания. Он всегда друг, его надо просто донести.

Я попросил палочку с тряпкой в зубы. Когда подали, я вонзился в нее на сантиметр вглубь. Иду хуже пьяного, но стараюсь изо всех сил. Иногда падю в темноту, куда-то лучу. Когда просыюсь, то с удивлением обнаруживаю себя все еще на ногах. Перед тем, как выйти на оживленную улицу, Олег остановил. Откуда-то появилась рокерская косуха. На меня ее одевали вшестером, словно броню на тевтонского рыцаря. Мне она показалась тяжелее скалы, а пахнет как стойло с конями. Мне хотелось расцеловать того, кто мне ее дал. По моим щекам покатились слезы. Олег снова остановил процессию. Достал мобильник, посветил мне в глаза. Брови сшиблись на переносице, он приказал ускориться. Спросил у меня дом, подъезд. Я ответил и сказал, чтоб в правом кармане джинс они достали ключи, а живу на пятом этаже. Я взмолился, чтобы никто по пути не встретился, никто не позвонил, чтобы вообще все замерли. Кроме Олега, Витали и их друзей.

Тащились половину вечности. Я нырял в темноту, как холонавт в свои трипы, но не мог выйти из темени по собственному желанию. Дышал еле-еле.

– Помер, бедняга. Пошли, поглядим, что в холодильнике есть, жрать хочется. И мотать надо. Если застукают здесь, то вляпаемся по полной!

Я приподнял чугунные веки. Слепящий свет бьет в глаза, темные силуэты склонились едва не к лицу.

– Живой. – Сказал Олег. – Не такой слабак, как показалось. Раз выжил, пока по лестнице перли, то поправится. Знаю я одного такого же, хиляк хиляком, но жизни в нем больше чем в нас всех вместе взятых. Но таких судьба не щадит, дерет по полной.

Тряпки у меня во рту не оказалось, вынули. Каждый звук дерет хуже перца, но я сказал:

– Оставьте меня… возьмите что хотите, все ваше. Холодильник тоже ваш… Оставьте…

Тени заметно оживились. Их около семь или восемь, и две из них остались безучастны. Виталя, одна из таких теней, сказал:

– Ты это, живи, понял? Как выздоровеешь, бухнем вместе. Обещаешь? А больше нам ничего не надо.

Слезы покатились сами собой. Я закивал. Попытался поднять руку, но она не шевелится, а другая прикипела к ране. Я сказал едва слышно:

– Возьмите что-нибудь. На кухне под микроволновой, деньги… на опохмел…

Тени оживились, но две из них по-прежнему остались безучастны. Олег сказал Витале:

– Этот дурак ничего не понимает. Мы русские, а не американцы. Ээх… Ларион Холод, у тебя есть, кому позвонить?

Я удивился было, откуда знают мое имя. Закивал, лишь бы ушла эта суета, погасили свет. Как же больно от света!

Олег хотел остаться и проследить, чтобы мне была оказана профессиональная помощь, но видимо друзья нажали на него. Опасное дело они затеяли, таща меня сюда. Олег вынужденно махнул рукой. Мое тело дернулось от дверного хлопка. Друзья ушли, оставив после себя стойкий запах водки, кажущийся мне сейчас сладче любого парфюма. Я пошарил левой рукой вокруг себя, обнаружил сотовый. Я мысленно перебрал всех своих друзей, бывших студентов и просто знакомых, кто-то из них обязательно должен быть медиком. Если повезет, то хирургом. Но кто? Обзванивать всех значит истечь кровью.

Иван Столяров, пронеслось в голове. Он мне когда-то говорил, что, будучи студентом в ВУЗе, ходил по моргу в трусах в горошек и пел арию Фигаро. Давай… Пальцы дрожат, я несколько раз промахнулся мимо нужной кнопки.

– Здорово, Ларион! – Донеслось из трубки. – Рад тебя слышать!

Больная улыбка коснулась моих губ.

– Чего не спишь в такую ночь? Ваня, у меня мало времени. Как сказала мне телефонная компания, мой абонент может быть отключен за нехватку ресурсов.

– Ты на мели? Если нужны деньги, буду рад помочь.

– Стоп. – Коротко сказал я и скривился. Боль стеганула с такой силой, что на мгновение я потерялся. – Мне нужен хирург. Моего любимого песика сильно погрызла другая собака. А ты вроде как медик.

Из трубки раздалось длинное мычание. Иван сказал, что хоть он и закончил медицинское, но работает сейчас начальником кадров в автомобильной компании. Я не стал дослушивать, сказал, что моему песику совсем плохо и повесил трубку. Онемевшими пальцами я натыкал еще один номер, но сказали, что он не используется. Третий звонок тоже без результата, а на четвертый у меня не осталось сил.