Текст книги "Игра в людей"

Автор книги: Василий Кнежин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц)

Глава 7

Я встал, приглашая Гоша на выход. Наедине со мной он не сутулился и вел себя вполне уверенно, видимо, бедственное его положение касалось только женщин. Я пожал ему на прощание руку и отправил вниз. Провожая стихающие внизу шаги, я закрыл дверь и тут же, в коридоре, разделся до трусов. Одежду на вешалку, тело в душ. Холодные струи душа бьют нещадно, колко, но внутри горит пламя. Я готов был кричать от радости, я чувствую, что оживаю. В эйфории я тер мочалкой так, что остались царапины. Зато почти все отмылось, что наболело. В глубине тела теплится огонек надежды: с Гошем можно совладать. Не такой он пропащий… каким был в семнадцать лет я.

Воспряв духом, я включил горячую воду. По бледной коже быстро побежали красные линии. Волоски на теле втянулись в пупырышки, а сами пупырышки разгладились. Едва стало жарко, я движением руки вырубил душ. Выскочил из ванны на тряпичную подстилку, потоптался на ней, как гусь. Вытираться не стал, нагишом вышел на кухню и открыл форточку. После меня остались мокрые следы по кухонному ковру. Я встал на выходе из кухни, туда, где тянет сквозняк, и расправил руки. Ласкающий ветер обдувает и сушит. Мои глаза от неги прикрылись, улыбка сама собой растянулась до ушей.

Зазвонил сотовый. Наслаждение моментом было таким полным, что я вскрикнул. Бодрая мелодия гудка пронзил мое изнеженное душем тело. Я сделал неловкое движение и сослепу ударился бедром об косяк. На месте удара вырос багровый шар. Ойкая и бегая по квартире в полнейшей дезориентации, я с трудом нашел источник звука в своей комнате в кармане джинс.

Номер Влада.

– Да? – Поспешно спросил я.

– Ларион… Нужно поговорить.

От голоса друга вспомнился только что принятый ледяной душ. Меня едва не вывернуло наизнанку, я съежился, чтобы сохранить тепло.

Я сказал:

– Давай через час на Китай-Городе.

– Хорошо. Будь вовремя.

Он не сказал, а я не спросил, по какому поводу и о чем будем говорить. Мне стало страшно, что-то внутри запротестовало против поездки, сказало сидеть дома и делать вид, что все идет нормально. Еще немного, и меня бы охватила паника. Чтобы избежать ее, я занялся подсчетом времени: двадцать минут на сборы, полчаса на дорогу. Влад не терпит опозданий, надо быть вовремя.

На моей памяти Влад никогда не просил помощи. Даже когда умерла от рака его мать, он стиснул зубы и похоронил ее, потом несколько дней сидел дома и метал ножи в доску. Дерево испещрилось, словно доску рубили топором десяток бугаев. Даже тогда он отказался от предложения встретиться и поговорить по душам. Я не знаю, чем смогу помочь, лучше было бы его напоить вином или пивом, но ни того, ни другого, он не пьет. По его убеждению, боль можно победить только на трезвую голову.

Знать бы только, что болит.

Я спустился в метро. Подошел к белой полосе и поглядел, сколько ждать поезд. Не прошло и минуты, как ушел предыдущий состав. От нечего делать я достал из кармана мобильник и привычно сверил часы с электронным табло. Мои идут на четыре минуты вперед, чтобы всегда быть чуть раньше, чем вовремя.

Из туннеля загрохотало, рванул на редкость мерзлый ветер. По моей спине пробежал одинокий и холодный паук. Я поднял воображаемый воротник и качнулся от края платформы. От тревожных мыслей меня потянуло в сон, в таком состоянии лучше держаться подальше от поезда. Приезжающий состав я встретил зевком.

Через стекло ближайшего вагона я увидел девушку. Время замедлилось, давая мне возможность ее разглядеть. Поначалу я так и воспринял ее: девушка. Мгновением позже добавилось: длинные каштановые волосы с проблеском отчаянной рыжины, тоненькие ручки, шея… Наши взгляды встретились, и я ощутил нечто в ее глазах. Эти глаза быстро расширились, а ее зрачки из больших и притягательных стали восхитительно необъятными.

Мое тело стало ватным, я потерял над ним контроль. Моя реальность сошла с ума. Глаза этой девушки не только стали огромными, они захватили меня в объятья. Время замедлилось. Поезд пополз как улитка, а потом и вовсе замер. Девушка продолжает смотреть на меня, а я на нее.

– Привет. – Прошептал я. Губы не слушаются, мой привет был похож на пьяное признание.

По онемевшим суставам резануло так, что на мгновение потемнело в глазах. Как будто сверху на меня упал тонкий стальной лист и разрезал надвое. Запахло бергамотом, словно рядом заварили чай эрл грей. Когда черные круги от боли перед глазами сменились фиолетовыми и вовсе исчезли, я с ужасом понял, что нахожусь одновременно в двух местах: здесь и здесь же, но в другом месте. Взбесившееся восприятие разорвалось надвое, одна его часть осталась в застывшем времени, где мы с девушкой смотрим друг на друга с мечтательно-оценивающим выражением на лицах. Другой половиной я увидел, что время пошло своим ходом. Поезд остановился, двери раскрылись. Я подошел к девушке познакомиться.

– Привет.

Она посмотрела мне в глаза и открыто улыбнулась.

– И тебе привет….

Я словно смотрю на телевизоре одновременно два канала, и один из них поставил на паузу. На другом нажал "плей".

Мне слышно и я понимаю все, о чем мы с девушкой говорим. Вот я будоражу в ней интерес к своей персоне. Я вижу, как попросил ее закрыть глаза, а сам взял ее ладони и приказал влюбиться в меня. Она рассмеялась и одернула руки, а я схватил ее за талию. Ее смех раздался громче самой веселой музыки. Мне понравились ее губы, расправившиеся из пухлых комочков в белозубую улыбку. Черты ее лица, на них приятно смотреть. Девушка должна быть благодарна тому небесному художнику, который делал ее лицо.

Время ускорилось и понесло нас, обнимающихся, в будущее. События заспешили друг с другом наперегонки. Мы с девушкой встретились, и я окончательно сорвал ей крышу. Первый секс, после которого у нас завязались крепкие отношения. Мне хочется делать все только с ней, видеть ее при каждом своем вдохе. Дальше глупый ритуал свадьбы, не нужный ни ей, ни мне, но важный для ее родителей. Временем позже я держу на руках первенца. Время замелькало так, что я едва различаю картинки, но внутренностями замороженного тела чувствую каждое мгновение.

У нас появился второй ребенок, дочка, я ее назвал в честь Лены. Так мило растут дети, ссорятся, просят нас с мамой разрешить их споры. Мы с женой берем детей, едем в Тибет к хорошему другу, он что-то рассказывает, но я не понимаю ни слова! Мы с женой возвратились в Москву, спустя годы наши дети выросли и разъехались. Вот мы с женой состарились, наша кожа взрезалась морщинами. Наша жизнь близится к смерти, но ни я, ни она не умерли. Я увидел нас, стариков, обнимающихся и устремленных в теплую и неизбежно темную даль. Там прекрасно и тепло, телу приятно, а ощущения сходят с ума от чувства любви. Я увидел перспективу еще дальше, туда, где нет ни возлюбленной, ни меня, нет вообще никого, но в то же время все вместе. Эта перспектива настолько глубока и высока, что никакого ускорения времени не хватает, чтобы скользнуть из одного в другой ее конец. Там вообще нет конца! Ускоренная часть моего восприятия истончилась звуком гитарной струны и исчезла в глубине памяти, оставив твердое знание о том, что увиденное будущее может осуществиться только в этом городе. Привычная реальность возобновила свой неспешный ход. Поезд поехал. Двери открылись. Я вошел в вагон, а девушка вышла, играя полуулыбкой между щечек.

Двери вагона закрываются, сообщил приятный женский голос из динамиков вагона. Следующая станция – Таганская.

С шумом друг к другу поползли двери. Меня пронзило ощущение уходящего чуда. Такое было всего раз в моей жизни, тогда я наблюдал, как уходило лето. От невозможности вернуть уходящее было обидно до слез, и я плакал, целуясь с дождем, а холодные капли смывали с лица обжигающие слезы утраты.

Я выкинул вперед руки, по ладоням больно ударило. Мои ладони оказались зажаты дверями, но зазор слишком мал, чтобы машинист открыл двери снова. Я попытался разжать двери, в груди застонало от усилий, на лбу выступил холодный пот. Мои часы заведены на четыре минуты вперед, а опоздал я на секунду!

Около моих ладоней появились еще одни, крепкие, с мозолистыми толстыми пальцами. Я вздрогнул от неожиданности. Они дернули двери так, что те приглашающе распахнулись. Я оттолкнулся подошвами от пола вагона и мгновенно оказался вне поезда.

– Спасибо! – Крикнул я за спину и побежал в ту сторону, куда по моим предположениям должна пойди та девушка.

Люди. Я мыслями настолько погрузился в беспокойство за Влада и свое любимое дело, что люди выскользнули из виду, и только сейчас я заметил плотную толпу вокруг. Продираясь, толкая пассажиров плечами и извиняясь, я высматриваю ту девушку по ее волосам. Где-нибудь да должны мелькнуть каштановые пряди с вкраплениями блестящего золота. Девушка должна быть выше других, так мне показалось в поезде.

На меня налетел усатый мужик, пробормотал что-то под нос и понесся дальше. Из-за этой секундной заминки я остановился. Прямо передо мной – переход на другую линию, слева – очередь к эскалатору и выход из метро в город.

В голову нагрянула пустота, совершенно не к месту и не ко времени. Я повернулся волчком на месте, пытаясь увидеть хоть намек на ту девушку… знать бы, как ее зовут, я бы закричал на всю Москву ее имя!

Погоди, сказал я себе. Пусть и в воображении, но я с ней целую жизнь прожил! Я должен знать ее имя, надо лишь вспомнить. Вид у меня стал дикий. Ближайшие ко мне люди шарахнулись в стороны, как от бешеного пса. Вокруг меня на расстоянии вытянутой руки образовалось пустое пространство. Миленькая девочка дернула маму за палец и показала на меня, за что получила от мамы легкий подзатыльник.

– Нехорошо показывать пальцем на незнакомых. Остановись же! – Услышал я строгий шепот матери. Девочка смущенно опустила глаза.

Остановись… оста… Аста! Мои губы сами прошептали это имя. Черт возьми, ее зовут Аста.

Я готов зацеловать за помощь эту девочку, показывающую откровенный интерес к другому человеку и еще не испорченную обществом с его запретами. Но время бежит. Я набрал в грудь прожаренный воздух подземки и на крике выдохнул:

– Аста!

И добавил про себя: где же ты?..

На меня обернулись десятки, единицы задержали взгляд. Не она, и не эта… Я снова вдохнул так, что затрещали легкие. И почувствовал на себе ее взгляд.

Она только-только встала на эскалатор вверх, заняла сторону справа. Мне показалось, что она смеется, но я пригляделся и увидел серьезное выражение на ее лице. Кажется, я ее напугал. Проталкиваясь к эскалатору локтями плечами, я жестами показал Асте, чтобы подождала меня, как сойдет с эскалатора. О том, чтобы идти до нее не было и речи, ступени для прохода заняты людьми по всей длине. Я закрыл глаза и попытался войти во внутреннее равновесие. К моему отчаянию, это не получилось, и я открыл глаза, едва ноги ощутили скольжение ступенек вниз.

Аста стоит около ограждения, слева от потока людей. Голова склонена набок, на лице скованная улыбка. Я улыбнулся в ответ.

– Привет. – Сказал я, одновременно понимая, что ее зовут не Аста. Потому что этого не может быть. Нет такого имени.

– И тебе. – Ответила она. Улыбка на ее лице растянулась пошире, глаза опустились.

– Как тебя зовут?

Она звонко засмеялась, словно я сказал самую смешную вещь в мире.

– Ты же кричал мое имя. Мы знакомы?

– Такое ощущение, что очень давно.

Аста удивленно приподняла брови. Она потерла ладони, словно ей холодно от потока воздуха из открытых за ее спиной дверей метро. Аста склонила голову на другую сторону. Разглядывает меня как дикий зверек, размышлюящий: приближаться к человеку или откусить ему голову. Меня самого продрал озноб. Делая вид, что меня толкают в спину, я прижался к ней ближе.

Для меня есть два типа женской красоты. Женщины первого типа хороши, когда недвижимы. Их красоту по-настоящему можно оценить только на стоп-кадре. На них смотришь, как на картины, получая невероятное эстетическое удовольствие. Асту я сразу отнес ко второму типу, к тому же, в который входит Лена. Эти женщины красивы в действии, у них сильные фигуры с развитыми мышцами. Аста одета в синее платье с большим желтым ремнем на поясе, и даже под обволакивающей тело тканью видна непостижимая сила ее движений. Глаза ее словно квинтессенция внутренней энергии, они изучили меня всего прежде, чем я успел открыть рот.

Во мне проснулась опытная сволочь. Я представил себя в личном внутреннем пространстве и вошел в комнату "соблазнитель". По телу пошел мандраж, температура повысилась, но несмотря на жар мне комфортно. На раздражители, такие как свет, шум и прочие беспокоящие обычно вещи, моя реакция стала практически нулевой. Светит, шумит вокруг и ладно. Все проблемы упаковались в темную прохладную коробку, а коробку я поставил в дальний угол сознания. Все внимание на девушку. Мой взгляд раздевает донага, голос стал грудным и обворожительным, движения плавными, иногда резкими, словно мы с Астой не разговариваем, а занимаемся сексом на расстоянии.

Я сказал:

– Знаешь, зачем я тебя позвал?

– Догадываюсь. – Ответила она холодно.

– Ты можешь всю жизнь о чем-то догадываться. А сейчас попытайся угадать наверняка. Даю три попытки.

– Нуу.. – Протянула она. – Ты хочешь со мной познакомиться.

– Зачем, мы ведь уже знакомы. – Сказал я и коснулся ее плеча. – Одна попытка истрачена, еще две.

– А что будет, если не угадаю?

– Я тебя укушу за попу.

Аста склонилась от смеха, показав остренькие белые зубы. Как хорошо она смеется, а выгибает шею так, что хочется куснуть. Представляю, как она будет смотреться на кровати, раскидав волосы волосы по подушке.

– Хорошо. – Волей-неволей она приняла игру. – Ты догнал меня затем, чтобы пойти сейчас со мной на фотовыставку. Показ закрытый и одного тебя не впустят.

Одета она действительно для торжества, с достоинством женщины, знающей толк в себе и людях. Я сделал круглые глаза и приоткрыл рот…. Она сочла мое удивление правдивым и сказала:

– Угадала?!

– Нет! – Я снова коснулся ее плеча, уде ближе к ключице. – Третья попытка.

Аста поняла, что я ее разыграл. Она захохотала, ее кулачок стукнул меня в грудь.

– Ты нечестно поступаешь! А ну говори!

– У тебя есть еще одна попытка. Угадывай.

– Не хочу. – Она цокнула каблучком совсем как маленькая девочка. – Кусай меня, но только за палец.

Я демонстративно покачал ее же пальцем им из стороны в сторону. Я сказал:

– Не пойдет, я играю по правилам.

Я присел, обхватил руками ее за талию и сделал вид, что поднимаю. Она заколотила меня по спине, и отбрыкиваться, вкладывая в это столько энергии, что я почувствовал: окажись рядом кровать…

Проходящие мимо мужчины с угрозой посмотрели на меня, но у Асты лицо счастливое, видно, что я не насильник. Мужчины угрюмо отвели взгляды. Чтобы не привлекать лишнее внимание и поиграться, я сказал:

– Ладно. – Я медленно поставил ее на землю. Пальцы мои поправили ей волосы, растрепавшиеся по всему лицу и груди. – Не буду тебя кусать сегодня. Взамен ты кое-что сделаешь.

– Не будешь кусать сегодня?

– Да, сегодня не буду, как ни проси. – С каменным лицом сказал я. – Ого, у тебя ресницы накладные?

Она задумалась. Наверно, посмотрела на себя со стороны. Поправила платье на бедрах.

– Нет, свои.

– Да ну? Сомкни веки.

Она закрыла глаза, а я наклонился и лизнул ее в губы. Что тут началось! Аста вскрикнула и с шипением накинулась на меня. В глазах стоит дикий восторг. Они блестят так, что можно выключить в вестибюле метро все лампы, и все равно будет светло.

Аста раскраснелась. Руки полезли в сумочку, чтобы достать зеркало и посмотреть, не размазал ли я помаду. Нахлынувший поток людей придвинул нас вплотную друг к другу. В тесноте она передумала смотреться и сказала с вызовом:

– Ты… жутко невоспитанный человек!

Я кивнул, соглашаясь со всем. Когда я более-менее успокоил ее, то сказал:

– Дай свои ладони.

И уже сам взял ее за руки, Аста лишь подняла их повыше, до уровня груди. Я посмотрел на нее, и медленно сказал:

– Закрой глаза.

Аста улыбнулась и сделала то, что я попросил.

– И что будет?

– Имей терпение. – Сказал я сердито. – Итак, ты сделаешь то, что я тебя попрошу. Сейчас я попрошу тебя…

Я рассчитал громкость фразы так, что слово "тебя" утонуло в тишине. А затем легко но ощутимо сжал ладони и крикнул:

– Быстро в меня влюбись!

Аста дрогнула и распахнула глаза так, что если бы ресницы были накладными, слетели бы как листья с дерева по осени. Она замерла. Мы смотрели друг на друга несколько минут, я в предвкушении победы, а она… мне показалось, что она уже знает этот прием на влюбление. Мне показалось, что я провалился, улыбка сошла с моего лица.

Аста сказала изменившимся голосом:

– Ты хороший… – От нее повеяло опасностью, словно не я с ней играю, а наоборот. – Но то, что ты задумал, может обернуться совсем другим концом, и я не буду никого жалеть. Понимаешь, о чем я? Впрочем, неважно. Мы больше никогда не увидимся, это просто не нужно.

Мое сердце провалилось в желудок от ее слов. Я сжавшимся затылком почувствовал, что Аста видит мою сущность, а предугадать мои действия для нее так же просто, как затушить спичку. Я стою перед ней как лист бумаги под ультрафиолетовым светом, и даже невидимые чернила на этом листе ей видны. Ощущение от такого осмотра гадостное. Я сказал хрипло:

– Мы встретимся. Пока не знаю, зачем, но просто так люди в моей жизни не появляются. У тебя есть что-то, нужное мне, а у меня – нужное тебе. Либо у нас общая цель…

Меня вышибло из комнаты соблазнителя. Аста совсем изменилась, стала суровой, сожалеющей и еще более красивой. Если бы я мог, я бы обнял ее, чтобы просто ощутить ее тепло, ее энергию жизни. Но руки не слушаются, ноги оледенели.

Аста вынула из сумки сотовый телефон, открыла и сделала мое фото. Эти мгновения я стоял в оцепенении, а она фотографировала меня, как объект, случайно увиденный и который скоро исчезнет. Когда она убрала телефон в сумку, то сказала с сожалением:

– Значит, мы встретились, чтобы я сделала это фото. Извини, надо бежать.

Аста оставила меня. Я стоял с трясущимися от бессилия руками, потом спохватился, глянул на часы мобильника. На встречу с Владом опаздываю. Проклиная себя и Асту, я с безумными глазами рванулся вниз по эскалатору. По пути звонил Владу, но его телефон был вне зоны действия. До последнего мгновения я убеждал себя, что это из-за того, что он в метро. Сердце сошло с ума: то замрет на минуту, то колотится. В горле пересохло. Я выбежал из вагона на Китай-Городе, несколько раз обежал вестибюль станции, но Влада нигде нет. Из-за Асты я опоздал на сорок минут. Теребя волосы и ругая себя, я поехал к другу домой, на Беляево, непрерывно звоня по телефону. Он не отвечал. Дома его не оказалось. Я ждал его у порога до полуночи, после чего на последних поездах поехал к себе, мысленно зажимая избитое терзаниями сердце. Что-то случилось с любимым делом-вместо подъема энергии, оно взяло из меня кусок жизни. Я пытался успокоить себя, что при Игре возможны и временные поражения. Стало легче, но сил не прибавилось. Полуживой, я приехал на Пролетарскую и доплелся до квартиры.

Глава 8

Утро субботы разбудило меня дерзким солнечным лучом, который ткнул мне прямо в глаз. Я встал, поплелся делать завтрак. На часах полдесятого. Спал мало, больше ворочался и пытался не думать. Получалось плохо, а по пробуждению я затеял настоящую внутречерепную ругань с Астой. О чем ругались, сам не пойму, но было очень обидно. Самое страшное, что подкачала моя личина соблазнителя. Может, она стала работать только тогда, когда я занимаюсь наказыванием? Я сосредоточился и, несмотря на отвратительное настроение, смог войти в комнату, увешанную фотографиями бывших со мной девушек. При этом неудачи с Владом и Астой забылись, настроение пошло вверх. Несколько минут я пребывал в блаженстве воспоминаний, пока не пришло сообщение от Влада: «не звони мне, я хочу подумать сам». Мой желудок неприятно забурлил, в горле стало горько. К тому же, мой омлет пригорел, я выругался и в раздумьях сел на стул.

– Ой. – Сказал я вслух, когда телефон в руке завибрировал. К моему удивлению на экране высветился номер Ярослава. – И тебе бодрое хмутро! – Сказал я в трубку.

– Я кое о чем поразмыслил и хочу об этом с тобой поговорить. – Сказал друг. Голос его решителен, словно он замышляет какую-то сделку со мной. – Ты уже позавтракал? Если нет, то я за тобой заеду, и отправимся к "Трем Дельфинам".

Предложение Ярослава меня несколько взбодрило. Я накрыл крышкой пахнущий гарью омлет и спросил, нельзя ли в ресторан пешком, но друг как обычно был непреклонен. Пока я ждал Ярослава, то включил комп чтобы посмотреть прогноз погоды: необходимая вещь при тренировках на улице. Ожидаются локальные дожди, а так солнечно и жарко. На автомате я зашел на почту. В графе "новые письма" стоит цифра один, я кликнул туда, гадая, кто мне может написать. Когда я увидел, от кого это письмо, то долго не мог собраться с духом и открыть его, словно оттуда на меня может выпрыгнуть убийца с ревущей бензопилой. Чтобы удостовериться, что все нормально, и мир не рушится, я подошел к окну, несколько минут полюбовался на мирно качающиеся деревья и монументальный дом напротив. Ничерта не успокоившись, я разозлился на себя и свою трусость перед боссом. Пока порыв злости не прошел, я рванулся к компьютеру и на одном дыхании прочел письмо.

"Добрый день, Ларион. На меня иногда накатывают воспоминания, прошлые мысли и я становлюсь добрым. Возвращайся на фирму, спор наш аннулируем, Гоша отставим в сторонку. Ты так молод, а молодым свойственно совершать необдуманные поступки, просто признай, что ты неправ, и начнем все по-старому. Мне достаточно будет твоих личных извинений и отказа от новомодных программ. Перешагни свою гордость, в бизнесе она ни к чему. Даю срок до завтра, просто позвони мне по прямому номеру. Договорились?"

Я откатился на сидении назад, руки закинул за голову и сцепил их в замок. Судя по дате отправления, завтра это уже сегодня, надо брать телефон и звонить. Если есть предложение, надо им воспользоваться. Незаменимые люди все же существуют, так, босс?

Я послал его к черту. Я должен выиграть это пари, на кону не только Москва, но и мое любимое дело.

Звонок по домофону возвестил о том, что приехал Ярослав. У меня уже урчит в животе, а запах горелого завтрака стал до того соблазнительный и зовущий, что я опрометью кинулся к двери на улицу. Тепло, солнечно и зелено. Только друг мрачный и в костюме, словно действительно на деловую встречу. Меня это разозлило. Он к друзьям относится, как к деловым партнерам, и неизвестно, чью еще сторону выберет в случае конфликта между мной и, скажем, его подчиненным.

Мы приветственно обнялись. Я сказал, что умираю, как хочу есть, вези куда хочешь, только поскорее. Ярослав осмотрел мой уличный вариант одежды, состоящий из светлых холщовых штанах и незаправленной рубашке, неоднозначно помотал головой и повел к своей машине. С его губ сорвалось что-то насчет фейс-контроля, но что именно, я не разобрал. Машина Ярослава черная, маленькие двери, большие колеса… фу.

– Ты не говорил, что у тебя новая. – Заметил я. – Но выбор хорош, сильная и быстрая, да? Сколько лошадей в цилиндрах?

Ярослав скривился. Видимо, из моего рта вопросы о машине звучат фальшиво до безобразия.

– Лошадь одна, и та между рулем и сиденьем. А ишачит, как баран. Ларион, ты б научился сам ездить, чем тебе это метро нравится?

– Тем, что катают другие. – Ответил я, забираясь на заднее сиденье. Ни один черт не заставит меня сесть рядом с водителем. К общим нерадостным мыслям воспоминания о моей первой и последней поездке за рулем. Мне было восемнадцать, справа от меня сидела моя спутница. Я до сих пор содрогаюсь от того, что было бы, будь я на ее месте.

Спустя полчаса машина мягко затормозила у двухэтажного здания ресторана "Три Кита". Дверь справа от меня открылась автоматически. Мы прошли длинный бордовый коридор с золочеными светильниками в стиле барокко. Зал поделен на две части стеклянной стеной аквариума, внутри которой плавают цветные рыбки и пузырьки воздуха. Сели у окна с золотыми виньетками на старорусский манер. Подошедший с меню официант поинтересовался, сколько нас будет, Ярослав ответил, что двое.

– Два острых сицилийских супа, два цезаря с креветками, два салата из кальмаров и устриц, фокаччо, красное вино на ваш вкус. – Сказал Ярослав официанту, взглянув на меня при этом, как на своего сына, за которого надо все делать. Я не успел моргнуть, как парень записал заказ и исчез.

Для разговора с другом я максимально отошел ото всех своих субличностей, запер комнаты на замки. Они сейчас лишние, к тому же… Я не сразу себе в этом признался, но ощутил заметное облегчение, как только это сделал. Словно стянул с себя груз трех дополнительных личностей. Я с поистине детским восторгом и беззаботностью очистил от еды тарелку с супом и одним из салатов. Друг сидит с таким видом, что я точно понял: он хочет чтобы я снова провел один из своих тренингов у него на фирме. Неожиданно для себя я отпер комнату с тренерским арсеналом; внутренняя свобода очертилась кругом моих обязанностей и нелегких мыслей о тщетности старых тренерских программ. Я поник, отодвинул от себя еду и налил вина. Прежде чем Ярослав насытится и перейдет к деловой части, я решил объяснить, что я на распутье и терплю поражение за поражением по всем фронтам. Надеюсь, он поймет, что главной помощью от него сейчас будет дружеская поддержка.

– Помнишь, лет в пятнадцать мы мечтали о том, чем будем заниматься в будущем? Мы пообещали друг другу, что будет здорово, и у меня было здорово. Последние три года я летал наяву. Мои любимые дела давали столько энергии, что я мог не питаться вообще. Но что-то сбилось. – Друг слушал, потом отложил в сторону вилку, налил себе и мне вина. Наши бокалы встретились, и через несколько секунд я продолжил рассказ. – Я истощен. Тренинг не идет, это раз. В сектах тоже потерял кучу энергии, которая не вернулась. Это все равно, что ты сделал крупный вклад в проект, а он загнил.

– Выходит, у тебя осталось третье любимое дело, которое пока что приносит прибыль?

– Да. – Соврал я, спрятав неуверенность и тот факт, что именно унижение жены босса послужило началом моего нынешнего угнетенного состояния.

– Ты действительно выглядишь не очень. Я много думал над твоими словами по поводу энергии к жизни. Похоже, ты прав, что ее дает только любимое дело. Знаешь, я вначале хотел просить, но теперь хочу тебе помочь. А ты поможешь мне.

– Я не могу вести тренинги, пока не разберусь с Гошем. Ты же о них пришел поговорить?

– Честно говоря, нет. Ты можешь наказать, – тут он спародировал меня, – одну зазнавшуюся особу – мою бывшую?

Эт слова отрезвили меня, во мне волнами накатывала злость. Мои ладони уперлись в толстое дерево стола. Я сказал жестко:

– Я тебя с детства знаю, ты всегда шел ровно, твои взгляды хоть и отличались от моих, но были здравы, и я тебе по-своему завидовал! Ты тот элемент спокойствия в моей странной жизни, на который можно опереться, который всегда как в старые добрые времена. И вот ты просишь меня о том, за что в свое время чуть по лицу не надавал. Что случилось? Где твою буйволиную шкуру проел червяк?

На нас оглянулся пузатый и лысый человек. Друг заволновался, принимая его недовольную рожу на свой счет. Но я успокоил его, сказав, что он на меня пялится. Слышно даже, как у него мозжечок скрипит. Соображает, как оболтуса в тертых штанах сюда пустили.

Ярослав ответил немного раздраженно:

– Я не понимаю, о чем ты.

– Помнишь тот момент, когда мы из-за моих планов повздорили? Год, два мы после этого не общались?

Ярослав нехотя кивнул головой. Судя по изменившемуся лицу, помнит прекрасно. Он сказал:

– Не общались мы дольше. Но сейчас-то все в порядке?

– В момент ссоры мы пообещали, что будем завидовать друг другу. Я буду завидовать тебе, что у тебя стабильный доход, постоянные девушки и хорошая машина. А ты сказал, что тебе будет не хватать той дикой и безобразной поры, какая была у нас в восемнадцать лет. – Я продолжил говорить на низких тонах, горько и с досадой. – Теперь ты просишь меня наказать твою бывшую. Ты был единственным, кому мне стоило завидовать, питая в этой зависти энергию для роста вперед. Но теперь я остался один. Раньше я мог в любой момент свернуть на твой путь: стать менеджером, старшим менеджером, начальником отдела, топом. С этого дня мне остается полный вперед до конца.

– Я ни от чего не отказываюсь. Просто в чем-то я дал сбой, так же, как и ты. Помнишь мою девушку?

Мой взгляд потух, я вздохнул, уткнулся в тарелку и молчал до тех пор, пока от сверхъестественного сочетания малознакомых продуктов не осталось и следа. Захотелось чая, что немедленно заказал.

– А я с ней встречался?

– Вряд ли… В любом случае, это та богиня, которая достойна, чтобы у ее ног лежало царство земное.

Я огрызнулся:

– Извращаешь мои слова. Я говорил: "жениться стоит лишь на той, к чьим похотливым ножкам не стыдно и корону бросить".

– Суть одна.

– Ничего подобного. То, что ты сказал – бредни влюбленного царевича, которому некуда девать отцовское наследство. Я говорил о такой, которая этого достойна, а не которую ты сделал достойной. – Я с усилием прогнал возникшее в воображении лицо Асты. Меня передернуло.

Ярослав усмехнулся. Горечь и досада отразились на его вечно сильном лице. Он сказал:

– Я хочу, чтобы она поняла, как она меня унизила. И что впредь так поступать не следует. Если ты хороша как богиня, нельзя опускаться до уровня варваров.

Я ухмыльнулся, хотя на душе гадко:

– Верно, потому что там мои владения. Давай ее сотовый.

Лицо Ярослава напряглось. Руки перебирают в воздухе невидимые нити, словно он до конца не верит в то, что делает это.

– Ты ей скажешь, что делаешь это из-за меня?

– Разве киллер кладет на труп визитку заказчика?

От такого сравнения друг дернул плечами. Мне уже видно, что расстались они давно, что он невероятно мучился, прежде чем обратиться ко мне. Но даже сейчас он продолжает сомневаться, а стоит оно того?

– Сколько вы встречались? – Решил подбодрить я друга. – Месяц, другой, полгода? Я по тебе вижу, что кризис уже миновал, но простить ты не можешь. И не надо прощать.

– Меня кинули на днях. Какой кризис?

– Первое, когда бросает девушка, которую по-настоящему любил, или испытал к ней крайне сильное половое влечение, не перебивай! Первым делом будет шок, потрясение. Отсюда снижение жизненного тонуса: сутулость плеч, поникшая голова. Дальше хуже, появляется жажда темноты. Кстати, интересно, почему брошенные люди избегают солнечного света. Может быть, тут есть физиологическая причина? Извини, мысли вслух. Затем у брошенного идет отрицание существования лиц противоположного пола или ненависть к ним. От общения с ними становится только хуже. Возникает желание вернуть свою бывшую. Воспринимаются попытки это сделать, но тут же грубый облом. Куда суешь нос, думает женщина, вначале пойми, за что я тебе дала отставку! Мужчина пытается придумать объяснение, почему так получилось. Но тут любая логика выглядит притянутой за различные части тела. Где-то глубоко внутри, несмотря на всю логику, мужчина страдает. На этой почве возникает неприятие всех людей. Кроме тех, кто так же страдает. Они понимают друг друга, так им кажется. А в конце находится хороший парень, который говорит страдальцу: "да, мне тоже больно, но в то же время я рад, что что-то может меня заставить так грустить. Я испытываю грусть и понимаю, что живу. Раз мне сейчас так плохо, значит, до этого было по-настоящему хорошо. И мне остается пережить плохое так же, как я пережил хорошее".