Текст книги "Несознательный (СИ)"

Автор книги: Василий Каталкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 22 страниц)

– Баркхорн, какого черта ты не поддержал Графа, – выговаривали ему командир группы, – ведь если бы ты атаковал русских, они бы его не сбили.

– Я пытался, – пожал плечами Герхард, – но новые самолеты русских превосходят нас в скорости на пике. Не разваливать же мне самолет, в конце концов.

– Ты хочешь сказать, что достиг в пике максимальной скорости, но русские тебя догнали? – удивился командир. – Не может этого быть. Ведь Ме-109 в пике развивает скорость до восьмисот километров в час.

– Да, так и есть, – согласился с ним пилот, – но, тем не менее, они меня догнали.

* * *

И все же Киев был сдан, 17-го октября, почти на месяц позже, чем в той истории, в окружение попали части 26-ой и 38-ой армий, а вот остальные силы, которые тогда попали в окружение, сумели вырваться через бутылочное горлышко в районе Конотопа. Все же не хватило 2-й танковой группе немцев сил выйти на соединение с 1-ой танковой. Хотя последняя набралась сил и все-таки продвинулась до Ромны, но на этом ее наступательный порыв был исчерпан. Ну а наш полк после двух смен аэродромов и дикой нехватки топлива перебазировался опять под Смоленск, именно здесь немцы должны были нанести новый удар на Москву, вот только погода испортилась, и вместо боевой работы мы были вынуждены подолгу сидеть на земле.

Впрочем, возможно это было к лучшему, все дело в том, что летному составу ничего не стоило перебазироваться на новый аэродром, а вот техникам вместе с материальной частью пришлось выбираться из Киевского котла. Так-то ничего страшного не произошло, что-то было отправлено по железной дороге, что-то двигалось на автомобильном транспорте, но добирались они до аэродрома две недели. Как раз к этому сроку, вермахт успел подготовиться и ударить к югу от Смоленска силами 53-его армейского корпуса в направлении Кирова, а с севера третья танковая группа через Демидов устремилась на Гжатск, стремясь повторить успех вяземского котла прошлой истории. Авиация ничем не могла помочь в эти дни, дожди прижали нас к земле, так что надежда была только на сухопутные войска.

Тут надо сказать, что предыдущие трудности в обороне ничему не научили Красную Армию, вермахт в очередной раз легко прорвал фронт, и снова используя танковые клинья, устремился вперед. Да, тут командование отреагировало быстро и контратаковало основание клиньев, но в том-то и дело, что немцы предусмотрели такой шаг и быстро выдвинули навстречу пехотные части, которые успели сесть в оборону. А прорывать оборонные порядки противника малыми силами не получится. Все это я видел, вылетая на разведку, когда позволяла погода. Вообще-то, когда я говорил «позволяла погода» я немного лукавил, в такую погоду истребительной авиации вообще предписывалось сидеть на земле, ибо найти аэродром базирования, будучи прижатым к земле низкой облачность, очень и очень трудно. Но командованию требовались разведданные, а никто кроме меня не мог летать в такую погоду на большие расстояния, все же навигатор в голове, это нечто. Вот и сегодня вылетел по просьбе командования, все же погода такая, что приказать Ершов не может, только просить.

Что можно сказать? Во-первых: в такую погоду наступать по бездорожью натуральная глупость. Это было видно по тому, как немцы пытались использовать для снабжения танковой группы гужевой транспорт, но помогало это мало, все же грузовик берет на борт как десяток повозок. Во-вторых: все же, наше командование имело оперативные сведения по продвижению передовых частей наступающей группы, и на их пути оперативно организовывало заслоны, которые заставляли наступающие части ждать подхода артиллерии. Так что наступление стремительным не получалось, это давало надежду, что части 49-ой, армии развернутые на пути наступления, остановят немецкие войска.

* * *

– Да куда же в такую погоду лететь? – Удивился сержант Меньшов, дежурный техник готовящий полет И-125. – Дождь же, чуть ли не ливень.

– Взлет не посадка, дождь не помеха, – тут же отозвался напарник.

– Это понятно, – кивнул сержант, – ну а как он садиться будет при таком дожде?

– А может быть, к его возвращению он прекратится, – последовал убойный аргумент.

– Ну да, прекратится он, как же, – ворчал Меньшов, – весь день лил, а за час прекратится.

Прогрев двигателя сержант делал при закрытом фонаре, иначе кабину летчика залило бы, и только он успел это сделать, как к самолету подошел старший лейтенант Шибалин:

– Все в порядке? – Спросил он у техника и, получив утвердительный ответ, полез сам осматривать самолет.

Так повелось, как бы он не был уверен в технической службе, осмотр самолета проводил всегда сам. Люди терпеливо ждали, накрывшись плащ-палатками, пока летчик не закончит осмотр и не залезет в кабину. Но вот все закончено, летчик завел двигатель, немного подождал, пока мотор войдет в режим и махнул рукой, чтобы вытащили упорные колодки. Самолет медленно сдвинулся с места в сторону рулежной дорожки.

Сержант с напарником быстро привели в порядок место стоянки самолета и нырнули под натянутый тент.

– Вроде под плащ-палатками были, а все равно мокрый, – пожаловался напарнику сержант, и не переоденешься, пока старлей не вернется.

– Это да, – вздохнул напарник, выражая согласие.

При дежурстве покидать свой пост было нельзя, так что ждать придется около полутора часов, по крайней мере, столько времени проходило при разведывательных полетах.

– Что-то дождь вроде сильнее стал, – забеспокоился Меньшов, спустя час, – вот как старший лейтенант аэродром найдет?

Осталось только надеяться, что за оставшиеся полчаса дождь прекратится. Но полчаса прошло, а дождь и не думал затихать, небо как провалилось.

– Плохо, – бормотал сержант, – все это очень плохо.

Он пытался прислушаться, но в шуме дождя это было бесполезно. Прошло еще полчаса, и когда техник решил, что его подопечный где-то пошел на вынужденную посадку, раздался звук работающего мотора.

– Ну, наконец-то, – облегченно вздохнул Меньшов, – это же надо столько переживать.

Вот только удивительно было, как старший лейтенант сумел разглядеть аэродром с воздуха, когда здесь и в низу ничего не видно? Хотя, разглядел и ладно, может быть сверху все лучше видно. Шибалин время терять не стал, сходу зарулил на стоянку, заглушил двигатель и, выскочив из кабины, чуть ли не бегом кинулся в штаб.

– Видал? – Напарник кивнул в спину лейтенанта. – Видимо, что-то важное привез.

* * *

А привез я действительно важные сведения, все же 49-ая армия не выдержала натиска третьей танковой группы немцев, те прошли ее порядки как нож сквозь масло и теперь рвутся напрямую к Вязьме. То есть, немцам до этого города осталось всего пятьдесят километров. А это уже считай, что они там. Значит, снова будет Вяземский котел?

Вот с этими сведениями я и спешил в штаб.

– Да ну, не может быть, – скривился Ершов, – чтобы немцы сходу прорвали оборону. Покажи еще раз, где ты их обнаружил?

– Вот здесь, – тычу я в карту.

– Ерунда какая-то, – снова отказывается верить командир полка, – может ты неправильно местность определил? Заблудился?

– Нет, – мотаю головой, – если бы я заблудился, то обратную дорогу не нашел бы, а я точно на аэродром вышел.

– Да, это аргумент, – в конечном итоге был вынужден согласиться майор, – хорошо, сейчас сообщим в штаб, но там вряд ли поверят.

– А зря, товарищ майор, – делаю вид, что оскорблен до глубины души, – я эти танки с бронетранспортерами хорошо сверху рассмотрел, так что сведения точные.

Естественно в штабе эти сведения приняли, но тоже удивились, думаю, получится как всегда, пока будут уточнять, и проверять станет поздно, и немцы выйдут к Вязьме. А ведь еще и с южного направления тоже четвертая танковая группа давит.

На следующий день меня опять попросили отправиться в разведку и уточнить нахождение передового отряда немцев, которые нацелены на Вязьму. Видимо не поверили тем сведениям, которые я добыл вчера. Ладно, это можно, тем более, что дождь прекратился, редкая морось не в счет. Полчаса подготовки и я снова в воздухе. Вот оно то место где я вчера видел немцев. А сейчас их нет, остались только следы на поле. Ладно, продолжаем идти по следам… что за черт, следы через километров десять закончились, а немцев нет. Очень интересно. Неужели встали и замаскировались? И точно, внимательно присматриваюсь и вижу, что часть следов ныряет в лесок, который оказался на пути. Понятно, либо ждут подхода пехотных частей, либо закончился бензин, и они ждут подвоза топлива.

Все, что вижу, докладываю в штаб полка по рации, благо связь отличная, так что можно сказать режим онлайн. А ведь это хороший шанс успеть организовать оборону. Разворачиваюсь и лечу по их следам обратно, надо посмотреть, где находятся их снабженцы, от этого зависит наступательный порыв немцев. Пролетев в обратном направлении километров двадцать, вижу первую колонну автомобилей высокой проходимости Хеншель 33 с бочками в кузове. Ага, вот и бензин, что подтверждает мою версию нехватки топлива у передового отряда. Сообщив о немецкой колонне, начинаю ее обстрел, сильно резвиться не планировал, так разок причесать, пока они зенитные средства не развернули.

А хорошо так пушками прошелся, три машины из двенадцати полыхнули знатно, может и еще на какую огонь перекинется? Делаю круг на большом расстоянии, теперь уже близко к колонне не сунешься, можно от зенитных пушек получить, а меня это не устраивает. Нет, огонь на других не перекинулся, дистанцию гады хорошую держали. Все пора обратно на аэродром.

Сажусь на размокшую полосу, заруливаю на свое место, а в части переполох, готовятся к вылету шесть пар на штурмовку той колонны, которую я увидел. Какая к черту штурмовка, когда облака чуть ли не по земле ползут, и это я там могу ориентироваться, а другим худо будет – если туда еще путь найдут, то обратно вряд ли. Иду в штаб полка к Ершову, и предупреждаю, что будут потери как на штурмовке, так и при возвращении, истребители могут не найти аэродром.

– Но ты же нашел, – следует убойный аргумент, – да и не наша это инициатива, а приказ командования.

– Хорошо, – скрипнул я зубами, – побуду я проводником, но район нашему летному составу незнаком, наверняка кто-то потеряется.

– А ты постарайся никого не потерять.

Три круга пришлось сделать на малой высоте, прежде чем удалось всех собрать, дальше взял курс на тот лесок, в котором замаскировались немецкие танки, если прикинуть время, то колонна как раз должна подъехать туда. И точно, когда мы подлетели к тому месту, колонна машин с бензином как раз подъезжала к этому леску. Штурмовку проводили с низкой высоты, так как подняться повыше не позволяла низкая облачность, да и здесь снова начался дождь, видимость опять упала. Накатывались на колонну тремя волнами, первый раз наш штурм оказался для немцев неожиданным, зато во второй раз мало нам не показалось, лупили по нам с земли, чем только можно. И четверо пострадали от этих зениток, один наш истребитель был сбит вдогон, а трое получили попадания. Хорошо хоть третий заход не понадобилось делать, по причине поражения всех целей.

И все же собрать всех не получилось, еще один истребитель видимо отлетел далеко и потерял нас из вида, попытка сориентировать его по рации закончилась неудачей, так и прилетели на аэродром без двоих товарищей. Кстати летчики потом вернулись без своих машин. Тот, которого подбили, сел на поле, не выпуская шасси, в трех километрах от места штурмовки, а другой, который заблудился, тоже пошел на вынужденную посадку на приглянувшееся ему поле, но не учел, что во время дождей оно раскисло, в итоге передняя стойка зарылась в землю и самолет перевернулся.

Вот такая штурмовка у нас получилась, пять истребителей из двенадцати выбыло из строя, хорошо хоть трое только на время ремонта. Но сделано это было не зря, продвижение немецких танков задержали еще на сутки, что дало время организовать под Вязьмой дополнительный оборонительный рубеж.

* * *

И все же, мер предпринятых для обороны Вязьмы оказалось мало, немцы, получив отпор, не стали входить в город, они просто перерезали дорогу западнее, то есть там, куда смогли дотянуться. А четвертая танковая группа немцев умудрилась безнадежно застрять возле Спас-Деменска, где 33-я армия успела организовать неплохую эшелонированную оборону. Так-то и эта оборона не помогла, прорвали ее немецкие танки, но дальше пройти не смогли, так как в отличие от той истории части 33-ей армии не стали отступать, а продолжали стойко оборонять на свои позиции, да и куда отступать по такой распутице. А вот Брянский котел у немцев вышел полностью, как и тогда, 3-я, 13-а и 50-ая армии оказались в окружении и вынуждены были пробиваться из кольца окружения.

Но об этом в массах не знали, в газетах только мелькали сообщения о ведущихся боях под Брянском. Кстати про Ржев тоже ничего не сообщалось, вот лично мне очень интересно, будет Ржевская операция? Нам же было предписано, оставаться на старом месте дислокации и ждать погоды. А чего ее ждать? После того как была перерезана железная дорога с авиационным бензином стало особенно туго, ну пару вылетов мы еще можем обеспечить, а больше никак не получится. Не нужны мы больше здесь, совсем не нужны. Да и немцы снижают свою активность в условиях распутицы, наверняка будут ждать, когда немного подморозит, и зря, уж слишком сильные морозы наступят, это мне точно известно, как и известно, что под Москву спешат сибирские дивизии и готовятся резервы, совсем скоро будет нанесен контрудар.

И все же немцы выдохлись намного раньше, это видимо из-за того, что во время наступления их авиация не смогла действовать, когда 4-го ноября подморозило, и наступил конец распутицы, они попытались захватить Ржев, но уперлись в оборонительные порядки 31-ой армии. Пытались прогрызть их, но без поддержки авиации ничего не получилось, командование правильно угадало направление следующего удара немцев, так же как и на Сухиничи и Орел, так что конфигурация фронта на середину ноября сорок первого очень походила на начало сорок второго года, после поражения немцев под Москвой. Единственное отличие состояло в том, что Смоленск продолжал держаться в условиях глубокого котла, отвлекая на себя большое количество войск и затрудняя снабжение немецких корпусов двинувшихся на Москву. Но продержаться он тоже долго не мог, заканчивались боеприпасы и топливо, в этих условиях оставление тех или иных позиций было неизбежно, ведь интенсивные бои шли по всему Смоленскому фронту. Вермахт надеялся расчленить обороняющуюся группировку.

20-го ноября наконец-то пришел приказ о перебазировании нашего полка под Малоярославец, видимо поняли, что толку от нас без топлива в Смоленске мало. Правда, при этом пришлось перелетать без технического персонала, так как вывезти имущество полка не было никакой возможности. Погоды пришлось ждать два дня, и перелетали мы за лидером, так как места, куда нас передислоцировали, были незнакомы. Но вот отношение к нам на новом аэродроме со стороны технического персонала было ни шатко ни валко, запчастей именно под наши самолеты у них не было, и вообще мы здесь считались временщиками. Хорошо хоть с топливом и боеприпасами проблем не было, так что боевые вылеты возобновились, когда позволяла погода, а позволяла она редко когда. Да и не всем полком удавалось взлетать, все дело в прогреве самолета, наступили морозы и в конце ноября ночные температуры без малого достигали минус двадцати. В этих условиях от технического персонала требовались немалые усилия, чтобы прогреть двигатель самолета, да и вообще поддерживать боеготовность части.

Но получилось так, что прибыли мы на новое место с корабля на бал, именно двадцать третьего ноября была предпринята попытка интенсивного налета немецкой авиации на Москву, причем прямо днем, поэтому нам пришлось подниматься в воздух. Атаку отбили, приземлив при этом двадцать два бомбардировщика всем полком, причем два было чисто моих, но действовали-то мы группой, так что записал на всех. Потом еще несколько раз участвовали в отражении ночных налетов на Москву, а здесь уже благодаря вычислителю легко отыскивал в темноте вражеские бомбардировщики и спускал их на землю. При этом пришлось использовать только пушки, крупнокалиберные пулеметы стояли сверху, и стрельба из них ослепляла меня в ночное время. Хотя и пушки в этом плане тоже были не подарок.

Так и происходило выполнение боевой задачи, пока меня и еще троих пилотов не вызвали в Москву на награждение. На сегодня у меня на счету официально было зафиксировано девятнадцать сбитых немецких самолетов, и в этом плане я обогнал Соколова, у которого было подтверждено шестнадцать. Но все дело в том, что в полку мало кто имел на счету меньше трех сбитых супостатов, зато в целом полк оказался очень результативным, если смотреть сбитых «в группе» то на каждого приходилось по десять самолетов противника.

Самое смешное, что в отсутствии технических служб нашего полка, труднее всего было достать новое обмундирование, старое никак для награждений не подходило. Но все же Ершов сумел сговориться, с соседями и там нам это обмундирование выдали. Выдали не просто так, на глазок, а с примеркой, но все равно пришлось подгонять «по фигуре», впрочем, нам к этому не привыкать, иголка и нитка всегда под рукой.

Что сказать про военную Москву? Пока ехали на поезде видели подготовку оборонительных рубежей на протяжении километров сорока, и строили их, вопреки художественным фильмам, вовсе не женщины, а саперные войска. Да и в самой столице, тоже еще не было противотанковых ежей, и эвакуация еще не объявлена, так же как и не было объявлено осадное положение. Видимо надежда, что немец не дойдет до города была крепкой. Документы проверяли часто, особенно командировочное предписание, его буквально обнюхивали, раз пять останавливал патруль, но, в конце концов, до цели добрались.

Про само награждение рассказывать нечего, час подготовки, полчаса длились речи, ну а потом поток награждений. Когда я получал награду из рук Калинина, то вопреки расхожему мнению, ответил по уставу:

– Служу Советскому Союзу.

Никакого «Служу трудовому народу» устав 1937 года не предполагал. А другого пока принято не было.

Зато фото на память с Калининым было, это когда уже прикрутил «Золотую Звезду», рядом с орденом Ленина, знаю, что в сорок втором выйдет указ о правилах ношения медали, где она должна располагаться сверху над остальными наградами, но пока так пойдет, а то маловато их на кителе, да и карманы высоко.

Ну ладно все закончилось, завтра получим предписание и в часть. Но моим планам сбыться было не суждено, когда явился за документами, мне в отличие от моих сослуживцев, было выдано предписание явиться в НКАП (Народный комиссариат авиационной промышленности) кХруничеву М.В. заместителю наркома авиационной промышленности СССР.

Вот это да, сам Хруничев проявил ко мне интерес, с чего бы это, неужели про наш самолет расспросить хочет. Или это связано с моей деятельностью на Иркутском авиастроительном заводе. Вот и гадай теперь.

Глава 16
Зима

Я снова еду в Иркутск, буду опять работать на моторостроительном заводе, вот так судьба сделала круг и вернула меня туда, откуда начинал. Поезд подолгу стоит на станциях, пропуская эшелоны с войсками и эвакуированным оборудованием, поэтому в пути мне придется провести минимум дней десять, а так наверняка больше. На душе муторно, в голову все лезет разговор с Хруновым, бывшим директором моторостроительного завода, теперь уже находящимся на должности заместителя руководителя 8-го главка при НКАП (опытные работы по моторам). Заместителю наркома авиационной промышленности СССР опускаться до бесед с лейтенантом, хоть и старшим, было не с руки. Хотя какой я лейтенант, вместе с наградой мне присвоили очередное звание, капитан.

– Поедешь на Иркутский авиамоторный завод, – огорошил меня Иван Михайлович, – там что-то не заладилось с новым двигателем заявленной мощностью в три тысячи сил, а ты был основным разработчиком с самого начала.

– Но позвольте, я же в действующей армии, летчик, – попытался отбояриться от сомнительного счастья возвращаться в Иркутск, когда дела с фронтом вот-вот должны были наладиться.

– Все Шибалин, твоя война со вчерашнего дня закончилась, – горько усмехнулся Хрунов, – приказом ВВС Западного фронта ты выведен из действующего состава и передаёшься на выполнение работ в НКАП. Документы о твоём назначении уже готовы, нельзя позволить человеку, обладающему секретными сведениями, рисковать на фронте. Ты ведь там и по тылам немцев летал?

– Приходилось, – не стал я отрицать очевидное, – однако чем я могу помочь КБ при заводе? Я уже давно двигателями не занимался. Тогда может быть лучше на авиационный завод? Там дел с новой обшивкой невпроворот, да и с высокими скоростями на пикировании что-то делать надо, а то подъемная сила на крыльях теряется.

– Нет, – мотает головой Иван Михайлович, – иркутские истребители действительно показали себя с лучшей стороны, но сегодня узкое место это двигатели, нам очень нужны трёхтысячники, а в перспективе и большей мощности.

– Большей не получится, – возражаю я, – все дело в весе двигателя, после достижения трех тысяч мощность двигателя будет расти пропорционально весу, а то и меньше, с коэффициентом. Надо начинать разработку турбовинтовых или даже турбореактивных двигателей. Пусть у них потребление топлива значительно больше, но зато мощность не ограничена весом мотора.

– Даже так, – задумывается руководитель восьмого главка, – тогда тем более тебе карты в руки. Сделаешь двигатель на три тысячи, займешься турбовинтовыми, нас большая авиация тоже очень интересует.

– То есть как это «займешься турбовинтовыми», – удивляюсь повороту в разговоре, – это кто же мне позволит?

– А мы и позволим, – улыбается Хрунов, – ты ведь не рядовым сотрудником КБ будешь, главным конструктором назначен. Предыдущий руководитель КБ снят, по причине невыполнения задания.

– Вот оно значит как, – кривлюсь в ответ, – решил все-таки своим путем пойти.

– Да, решил, – кивнул Иван Михайлович, – и ничего у него не получилось, вот я и предложил на должность руководителя КБ при заводе твою кандидатуру. Надеюсь, ты не подведешь меня?

Пользуясь моментом поинтересовался как движутся дела у Швецова, оказалось, что двигатель М-82 до ума доведен, и проблем с ним нет, но в нем на сегодня нуждаются только бомбардировщики, в истребительной авиации востребован авиадвигатель М-105 и наш иркутский мотор. Истребитель Ла-5 в серию не пошел, его нишу занял поликарповский И-185. Кстати, М-105 сумели форсировать до 1250 л.с. и готовились к выпуску М-107, мощность которого планировали довести до полутора тысяч л.с. Однако качество подводило, слишком малый ресурс работы был у двигателя.

На этом разговор и закончился, а дальше все потонуло в беготне по кабинетам, нужно было заняться оформлением документов.

Известие о зимнем контрнаступлении красной армии на Смоленск застало меня в Новосибирске, наконец-то я увидел радостные лица людей, они бегали по вагонам и кричали друг другу:

– Вы слышали, как наши по фашистам дали? Ну, теперь мы их погоним.

Самое паршивое во всей этой ситуации было то, что успех зимнего контрудара воодушевил не только народ, но и все высшее руководство. Известно, что в той истории, на переговорах с министром иностранных дел Великобритании Энтони Иденом, которые проходили с 16 по 18 декабря. Ободренный победой под Москвой Сталин сообщил министру, что Германия будет разбита не далее чем через год и предложил подписать протокол о послевоенных границах СССР. Вот мне очень интересно, а в нынешних условиях Энтони Иден приедет в Москву на переговоры? Со Сталиным же зимние успехи сыграют злую шутку, он сам будет подвержен головокружению от успехов, и начнет требовать от командования фронтами успехов в наступлении, это не раз отзовется окружением наших наступающих войск. И жалко, что конфигурацию фронта не увижу после зимнего наступления, в той истории бои длились всю зиму и начало весны. Одна Ржевско-Вяземская стратегическая наступательная операция чего стоила, мне вот интересно, а что будет в этой реальности? Или от Ленинграда немцев отбросят? Все же полностью замкнуть колечко вокруг города на Неве, и в этот раз немцам удалось.

* * *

Середина декабря поезд в Иркутск-2 прибыл ранним утром, еще темно, но мне не терпелось попасть домой, поэтому пошел, не обращая внимания на время, тут недалеко всего полтора километра. Кстати, зря пошел, ламп на улице нет, луны на небе тоже, темнота страшная, а еще холод и ветерок, который сильно обмораживал лицо, можно сказать на ощупь продвигался, пару раз пришлось неудачно приземлиться на снежном накате. Вынужден был просить вычислитель подключиться, причем подлая железяка сразу включать ночное зрение не торопилась, вроде того, что совета не послушал дождаться рассвета, вот и получай. Удивительно, дошел до дома, не встретив ни одного патруля, в Москве настолько привык, что шагу нельзя было сделать без проверки документов, здесь это даже показалось странным. Дома женщины устроили переполох, не верили, что я вот так запросто с фронта вернулся, вот только Екатерины не было, в мое отсутствие она жила в своей комнате с матерью и сестрой, что мне было известно из писем, не хотела стеснять семью главного инженера. Ну, это понятно, свои стены и к работе ближе, хотя и жаль, однако время военное, на работу опаздывать нельзя, так что вскоре остался один и решил, что начну свою работу завтра, сегодня надо отоспаться, а то в поезде соседи этому не очень способствовали, все праздновали зимнее наступление. А с обеда прибежала Катя, это до нее Дмитрий Степанович дозвонился, и ее отпустили к мужу. Хотя удивительно, время такое, что с производства просто так не отпускают.

– Это меня в счет переработки отпустили, – успокаивает меня супруга, – а так с дисциплиной на производстве действительно строго. Но наказывают лишь в крайнем случае, голодно, эвакуированные иногда, чтобы семьи свои кормить, вынуждены по селам ездить, за отпущенное время вернуться не успевают, вот и получаются прогулы. Завком старается каждый такой случай отдельно рассмотреть.

– Так разве завод своих работников дополнительными карточками не снабжает?

– Почему не снабжает? – Удивляется Катя. – Очень даже снабжает, даже обеды на фабрике кухне для членов семьи устраивают, но для семей хватает впритык, а они в пути наголодались.

– А много эвакуировали? – Спрашиваю я.

– Так только с московского завода почти полтысячи рабочих прислали, – рассказывает жена, – говорили, там бомбежки были, жуть. Завод горел, вот их сюда и направили. А нам-то что – работников лишних не бывает. К тому же новые производственные участки открыли, где из стекловолокна обшивку делаем.

– Ну, если только так. – Задумываюсь я. – А на моторостроительный тоже эвакуированных прислали?

– Да, говорили, что вроде с Могилева.

– И куда их посели? – Интересно мне.

– Да, с расселением проблемы. – Мрачнеет Катерина. – Уплотняли, естественно, у нас в доме несколько семей из двух комнат, в одну определили. В общежитии по шесть человек на комнату расселяют. Да и двенадцать двухэтажных деревянных домов осенью построили, в дополнение к трем каменным. Это уже инициатива директора завода, как будто знал, что с жильем будет плохо. В центре тоже уплотняют, но это же временно, на полгода или максимум на год.

– Нет, это не на полгода, и даже не на один год, – говорю супруге, – война будет тяжелой и кровавой. Но это я только тебе говорю, чтобы избавить от иллюзий, другим об этом знать не положено.

– Неужели все так плохо? – Удивляется Катя.

– Ну, если бы было все плохо, то фашисты уже Москву бы захватили, – успокаиваю я её, – а так обломятся.

– Страсть какую говоришь. – Хмурится супруга. – А как же наступление, столько городов освободили?

– Города, действительно освободили, – пожимаю плечами, – но немец силен, я же говорил тебе, что с ними против нас половина Европы, просто они никогда не вели военные действия зимой. Мы их, конечно, знатно пощиплем, но совсем прогнать их в сорок втором не получится.

– А в сорок третьем? – Тут же нарываюсь на вопрос.

– А вот в сорок втором и будет видно, – закрываю поцелуем очередной вопрос супруги. И вообще, я по ней соскучился, а ее на разговоры потянуло, нет уж, так дело не пойдет.

– Погоди, – пытается она вырваться из моих объятий, – я же еще твои награды не смотрела.

– Потом посмотришь, – прерываю я ее желание смотреть их именно сейчас, в самый неподходящий момент, – мы в данное время одни, и надо использовать такую возможность.

Надо отметить, что возможность использовали на все сто, только через два часа стали приводить себя в порядок.

– Это и есть Орден Ленина, – ткнула Катерина пальчиком в висевшую на стуле гимнастерку.

– Да, это он. Дали за восемь сбитых немецких самолетов. – Уточняю я.

– А это? – Теребит она звезду героя.

– А это дали уже за девятнадцать сбитых. – Поясняю назначение награды.

– Погоди, – Катя начинает смутно о чем-то догадываться, – так это же звезда героя?

– Да, – просто говорю я, – твой муж герой СССР.

– Но почему ты не написал? – Распахиваются ее глаза.

– Потому, что я приехал быстрее письма, – развожу руками, – и вообще, теперь я руководитель КБ при моторостроительном заводе. Буду снова конструировать мощные моторы.

– А форма? – Тут же следует вопрос.

– А форма пока останется при мне, – вздыхаю я, – меня пока никто не демобилизовал. Вроде как командировали для выполнения правительственного задания.

– Хм, – супруга смотрит на меня с хитринкой, – у меня теперь свой «товарищ капитан», герой Советского Союза. Девки обзавидуются.

– Вот-вот, – кривлюсь в ответ, – а надо быть скромнее, а то захочет кто-нибудь семью разрушить, чтобы заиметь «товарища капитана» в личное пользование. Что тогда будешь делать?

– А что, капитан своего мнения не имеет? – Улыбается Катерина. – Его может любая, как телка на веревочке увести?

– А я не про то, – пытаюсь прояснить свою позицию по поводу хвастовства, – позавидует кто-нибудь по-черному, напишет невесть что, потом разбираться придется.

– У нас таких нет, – мотает головой супруга.

– Ой ли… – Выражаю сомнение. – Чужая душа потемки, наврут с три короба, тут и мое заступничество может не помочь. Так что, с людьми надо как-то помягче, тем более с сослуживцами.

– Ладно, уговорил, хвастаться не буду, – наконец соглашается Катерина с моими доводами, – давай чего-нибудь поесть приготовлю, хотя давно меня здесь не было, не знаю как с продуктами.

С продуктами оказалось все нормально, все же должность Дмитрия Степановича имеет свои преимущества, думаю, тетя простит невестку за то, что она хозяйничала на кухне.