Текст книги "Несознательный (СИ)"

Автор книги: Василий Каталкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 22 страниц)

– И сколько времени вы будете решать эти вопросы? – Нахмурился Иосиф Виссарионович. – Неужели не очевидно, что такие моторы нам требуются как можно скорее?

– Извините товарищ Сталин, – нашел в себе смелость возразить замнаркома авиационной промышленности, – для работы нового двигателя требуется более качественный бензин, без него полной мощности двигатель не достигнет. Такого топлива у нас производится не так уж и много, поэтому нужно увязывать наши планы с планами нефтеперерабатывающих заводов.

– Хорошо, я понял вас, – кивнул секретарь ЦК, давая понять, что ответом удовлетворен. На самом деле он был доволен, ответ Хруничева позволил ему плавно перейти к обсуждению следующего вопроса, – однако нам стало известно, что в том же Иркутске в лаборатории авиазавода создали вещество, которое существенно улучшает качество топлива. Что нам по этому поводу скажет товарищ Седин?

Настала очередь отчитываться Ивану Корнеевичу, теперь он понял, почему вдруг его обязали присутствовать именно на этом заседании:

– Информация об этом веществе, которое получило название Ферроцен, поступила к нам две недели назад. За это время мы провели серию экспериментов, в ходе которых подтвердилась способность этого химического соединения существенно улучшать качество бензина. В настоящее время идет работа по проектированию установок промышленного получения присадки для топлива.

– Что работа в этом направление движется – хорошо, – заметил Сталин, – но нам надо знать конкретные сроки.

– Планируем к октябрю этого года получить первую партию фероцена, – быстро сориентировался Седин.

– Это означает, что в октябре проблем с топливом для авиации у нас не будет? – Сразу сделал вывод Иосиф Виссарионович.

– Не совсем, товарищ Сталин, – вздрогнул комиссар нефтяной промышленности, – мы еще не знаем, как поведет себя присадка в топливе при длительном хранении. Пока нам неизвестно насколько она стабильна и не произойдет ли выпадение ее в осадок. К тому же ее разработчики предупредили о нежелательности высоких концентраций присадки в топливе, так как входящее в состав вещества железо, имеет особенность накапливаться в двигателях на свечах зажигания. По мере выяснения этих вопросов можно принять окончательное решение о способах ее применении, но в любом случае ферроцен позволит решить большую часть проблем с обеспечением авиации высокооктановым топливом.

– Вот так всегда, не бывает быстрых решений, всегда есть что-то, что не позволяет получить все и сразу, – подумал Сталин и уже вслух произнес, – надеюсь, вы сделаете все для этого, и нам не придется снова возвращаться к этой теме. Кстати, подумайте, как поощрить ученых, которые сумели получить этот ферроцен.

* * *

В марте директор снова вызвал меня на приватный разговор.

– Ты это имел ввиду, когда говорил, что я еще буду гордиться твоей девушкой? – Подвинут он ко мне письмо из комиссариата нефтяной промышленности.

– Ну, да, – соглашаюсь я, мельком взглянув в письмо, где директора завода просят поощрить работников химлаборатории, причастных к открытию ферроцена.

– А Фомичева рассказывала тебе, почему она оказалась в Иркутске?

По тому, как Левин смотрел на меня, я убедился в справедливости своих подозрений, хоть Катерина тщательно увиливала от вопросов о своем отце, догадаться было не сложно.

– Сын за отца не отвечает, – выдал я слова Сталина, – тем более дочь.

– Значит, знаешь, или догадываешься. – Хмыкнул Израиль Соломонович.

– Догадываюсь, – опять киваю, подтверждая его догадки, – но было бы что-нибудь серьезное, их из Ленинграда не выпустили бы.

– А как ты считаешь, заговор против советской власти это серьезно?

– Очень. – Тут мне крыть нечем, но все равно возражаю. – Что-то не клеится, жену при таких обстоятельствах на свободе вряд ли оставили бы.

– Тут ты прав, – теперь уже Левин соглашается со мной, – Фомичев застрелился до того, как его арестовали, поэтому и семье удалось покинуть Ленинград.

– А точно он сам застрелился? – Пытаюсь заронить сомнение в официальной версии.

– А кто его знает, – пожимает плечами директор, – там, на флоте, среди командного состава два года назад многие стрелялись. Ну и как будем решать?

А как тут решишь? Гусей дразнить себе дороже, но с другой стороны, мало ли кто что подумает, под следствие ее отец не попал, и соответственно приговора не было, а что свел счеты с жизнью, это не доказательство вины, мало ли какие личные причины тому виной. Так и выдал.

– Взвешенная позиция, в случае чего так и надо говорить, – кивает Левин, – но вопрос о поощрении остался, каким будет твое мнение?

– А что я могу посоветовать? – На минутку задумываюсь я. – Только если улучшить их жилищные условия, сегодня ее семья живет у дальних родственников, и это при том, что тех и так до этого уплотнили, вот и выделить комнату в коммуналке.

– Нет, жильем не поощряют, – мотает головой Левин, – им вообще заведует завком, мое мнение, конечно учитывается, но требовать не надо.

Ага, требовать… понятно, для своих возможности приберегает.

– Тогда давайте грамотой наградим, – предлагаю беспроигрышный вариант.

Все дело в том, что грамота в начале сороковых это круто, не то, что в шестидесятых и более поздние времена, когда их раздавали направо и налево. Нет, грамота это документ о признании заслуг, а заслуженный не мог жить плохо, а значит и вопрос о комнате, при должном внимании, мог решиться весьма оперативно. Израиль Соломонович сразу понял, куда я клоню:

– Хитришь? – Улыбнулся он. – Хотя это выход, письмо есть, это уже основание. Хорошо, договорились.

Понятно, он быстренько перевесит вопрос на завком, те проникнутся и поспособствуют награждению Катерины грамотой. А сам директор здесь как бы и не причем, да мне, по большому счету все едино, хоть крути-верти, хоть верти-крути, главное результат.

Но на этом разговор не закончился:

– Помнишь наш разговор в конце ноября? Ты тогда сказал, что грядет война с Финляндией, – спрашивает директор, внимательно отслеживая мою реакцию.

Хм, нельзя сказать, что я не был готов к этому вопросу, но что он прозвучит именно сегодня, не ожидал. Неужели наступил момент истины? Или он еще не созрел?

– Помню, конечно, – дергаю плечами, мол, ну и вопрос задаете, – и уверен, что оказался прав.

– Абсолютно, – кивнул Левин, – особенно по поводу шапкозакидательских настроений и необходимости серьезной подготовки к войне. Если учитывать, что летом ты предсказал быстрый разгром Польши, то у меня возникли определенные подозрения. Умеешь предсказывать будущее?

Так, по моему время первого признания наступило.

– Это не предсказание, – поджимаю губы, – это знание. Предсказания никогда не бывают точны.

– Вот даже как? – Удивляется Израиль Соломонович. – И насколько точны твои знания?

– Если вы захотите узнать, что будет завтра или через час, то обратитесь не по адресу, считайте что это сны.

– Хорошо, – согласился Левин, – тогда подскажи, как убедиться в твоих способностях?

– Понимаю, двух раз недостаточно, вероятность угадать все же существует, – соглашаюсь я, – тогда давайте встретимся после десятого мая. У нас найдутся темы для разговора.

– Хоть намекни, о чем будет разговор, – улыбается директор, его откровенно забавляет такой разговор.

– Тема все та же, мировая война, – пожимаю плечами, – Германия нападет на Францию.

– Планы германского штаба можно узнать.

– Планы, да, а вот ход войны нет, – парирую я.

– Тогда ждем май, – подвел итог Левин.

Ждем! Вот ведь, нашел что сказать, у кого-то может быть и есть время ждать, а у меня нет, мало того, что пришлось плотно заниматься И-185 и спаркой на его основе, так еще и тренажеры требовали внимания. Убиться.

Однако время идет, а с учебой ничего не решается, отловить Поликарпова для приватного разговора никак не получается. В конечном итоге плюнул на все приличия и завалился в кабинет главного конструктора.

– Николай Николаевич, – начал я, – вопрос жизни и смерти, выручайте.

– Договариваться с царством Аида меня никто не уполномочивал, – хмыкнул он в ответ, – что случилось?

Объяснить ему свои затруднения хватило пяти минут.

– А есть смысл торопиться? – Удивляется Поликарпов. – К чему эта гонка за знаниями?

– Время терять не хочется, я готов сдать выпускные экзамены.

– Хорошо, давай свои документы, – соглашается он, – в твоих способностях я уверен.

Неделько несколько раз перечитал письмо-рекомендацию от Поликарпова, уж очень не хотелось ему допускать такого прецедента, но в конечном итоге сдался, все же главный конструктор величина.

– Готовься, – вздохнул он, – гонять будем не по билетам, а по всему материалу.

Вот и хорошо, зато потом никто не будет говорить, что повезло. Сам же я продолжал заниматься тренажерами, потихонечку мы выходили с ними на финишную прямую, в мае буду проводить демонстрацию. Работы по прорисовке местности, которую должен был наблюдать летчик с высоты птичьего полета, оказалось очень много, сначала с карты все переносилось на ватман, потом раскрашивалось красками, имитируя вид сверху, а потом через фильтры снималось на пленку. Пленка проявлялась, изображение отбеливалось и с помощью реактивов окрашивалось. Сложив три пленки, окрашенные в базовые цвета получали цветное изображение, которое потом и проецировалось на экраны. Конечно, никакой нормальной цветопередачи мы не получили, но если не придираться, сойдет за первый сорт.

Потихоньку, полегоньку работы двигались в нужном направлении, и первыми были готовы к показу именно тренажеры.

– Ну, показывай, чего там изобрели? – Заявился к нам Тихомиров Дмитрий Федорович, который был заводским испытателем с 1937 года.

Начинаю объяснять ему, что к чему, он внимательно меня выслушивает и заявляет, что готов испытать тренажер. Готов, значит готов. Запускаем задание и понеслось. Взлет – посадку, испытатель прошел нормально, а вот на стрельбе позорно засыпался. Это потому, что зазнайство из него прет, я ему предложил сначала по конусу отработать, а уже потом усложнять цели, но в ответ услышал, что нечего время тратить, по конусу стрелять.

– Да…, – вылез он из тренажера, – вот что значит давно не тренироваться в стрельбе. А вообще хороший тренажер у вас получился, если бы не отсутствие перегрузок при эволюциях, то подумал бы, что реально в самолете сижу. А знаешь что? К нам недавно двух выпускников из училища прислали, давай их попробуем обкатать.

Сказано – сделано, два «веселых» друга были вскоре доставлены к тренажерам. А вот удержать тестирование в секрете не удалось, следом за вчерашними курсантами к нам заявился весь цвет заводских испытателей, видимо развлечений в Иркутске им не хватает, поэтому решили здесь веселье не упускать. В этот день молодым летчикам пришлось испить позор полной мерой. Понятно, что их учили на СБ, а тут пришлось управлять И-16, но меня все уверяли, что должны справиться, не справились, слишком большая разница в пилотировании, взлетать-то они взлетали, а вот с посадкой получились сложности: то скорость выше чем положено и они выкатываются за пределы полосы, то «козла» выдавали, а то и вообще плюхались на полосу ломая шасси.

– Да ну, ерунда какая, – вылез молодой летчик из тренажера после нескольких неудачных попыток, – у меня же взлет-посадка на отлично. Неправильно твой тренажер работает.

– Может на самом деле что-то сбилось? – Ворчу я, забираясь после него в кабину тренажера.

Нет, ничего не сбилось, легко взлетаю, легко сажусь, никаких козлов и прочих неприятностей. Тут и сами испытатели полезли проверять свое мастерство, и должен сказать, что все с посадкой справились с первого раза.

– Ну что ж, – подвел итог Тихомиров, – этот тренажер необходим при подготовке летного состава. Буду рекомендовать такие для летных училищ, тогда и биться меньше будут и научатся быстрее. А вам, – Дмитрий Федорович повернулся к оскандалившейся молодежи, – как хотите, уговаривайте, упрашивайте конструкторов, но пока не научитесь «летать» на тренажере, к полетам не допущу.

Вот и ладненько, Тихомиров сам не понял, какой подарок мне сделал. Теперь у меня есть две лабораторные мышки, и я не я буду, если не выпью всю их кровь посредством морального воздействия.

* * *

Двенадцатое мая 1940 года, суббота, продолжаю домучивать потенциал своих тренажеров, и предвкушаю выходной день. На завтра решил посетить блошиный рынок, поизносился я, да и вырос из прежней одежды. Однако ничего из вещей я покупать не собираюсь. Зачем? Вряд ли мне понравится то, что там продают. Зато, как мне сказали, на рынке можно найти отрезы хорошей ткани, вот она-то мне и нужна, закажу себе пошить костюм и много еще того, чего не найдешь в наших магазинах. И вообще впору удивляться, в магазинах мало что можно найти, но народ где-то все достает. Ключевой вопрос – Где?

– Шибалин, к директору, – кричит мне ворвавшаяся в цех Людмила Голая.

Да вы правильно прочитали фамилию женщины, но неправильно поставили ударение, фамилия у нее Гола́я. Из-за этого частенько возникали казусы при чтении списков, но такое ее не сильно напрягает, она даже наоборот рада тому, что потом никто не путает фамилию.

Отмываю руки от смазки и тащусь к Левину, догадываюсь, чего именно ему от меня понадобилось. Не скажу, что в приемной полно народа, но хватает, дожидаются аудиенции, это обычная практика, если тебе назначено, то секретарь проследит и в случае надобности известит, а если нет, сидишь в приемной и ждешь у моря погоды, вдруг у директора появится свободная минутка.

– Проходи, – кивает мне Анатолий на дверь в кабинет Левина.

Кстати, Анатолий по должности не секретарь, а помощник директора, это, наверное, чтобы не путать с секретарями партийных организаций. Увидев меня, Левин быстро закругляет разговор с посетителем и чуть ли не пинками выставляет того из кабинета.

– Десятого мая, немцы атаковали Бельгию и Голландию.

А чего он так возбудился? Я же его предупреждал.

– Зачем биться лбом в линию Мажино, когда можно легко обойти ее через эти страны. – Сообщаю ему о планах немцев.

– Подожди, – Израиль Соломонович пытается понять, причем здесь линия Мажино, – ты хочешь сказать, что немцы уже начали военные действия против Франции?

– Да, и против Англии тоже. И во Франции, и в Англии прекрасно понимают, что после объявления Германии войны они развязали руки Гитлеру. Пока они надеются на численность своих армий, но забывают, что их армии не воевали, а армия Германии только что, набралась опыта в польской компании. Долго эта война не продлится, немцы стремительным броском рассекут французские войска и заставят их капитулировать.

– Даже так? А как же Англия?

– А что Англия? Она тоже не готова к войне, убегут на свой остров, поджавши хвост.

– И какой твой прогноз? – Рубит с плеча Левин.

Опять прогноз. Вроде бы все в прошлый раз объяснил, но все равно…, а прогноз в этом случае очевиден, только кое-кто боится себе в этом признаться.

– Заставив капитулировать Францию, Германия так и не решит своих проблем, – начинаю пояснять ситуацию, – а Royal Navy (Королевский флот Англии) не допустит высадки германских войск на свой остров. Поэтому война за колонии переместится в Африку, но ресурсы нужны Гитлеру не когда-нибудь потом, а сейчас. Где германия может эти ресурсы взять, если в Европе их не так много?

– Думаешь, будет война?

– Не думаю, знаю, – киваю я, – в этом году, немцы не успеют подготовиться к войне, а вот в следующем вполне.

– Но Красная Армия сильна, как никогда, – возразил Левин, – неужели Гитлер не побоится объявить войну Советскому Союзу.

– А почему он должен бояться? – Пожимаю плечами. – Если ему удастся разгромить Францию, которая имеет войск втрое больше чем у него, то почему он должен бояться нас, имея в своем распоряжении весь военный потенциал Европы?

– Хорошо, я понял твою мысль, – решил закончить разговор директор, – но пока это только твое предположения, надо еще убедиться в том, что Германия одержит победу.

– Одержит, и это не предположение, – решаю я проявить твердость, – к середине июня немецкие войска войдут в Париж.

– Хм. Вот давай мы и продолжим разговор после того как это произойдет.

Ой, мля, один хрен не верит, ну что за человек?

* * *

К началу лета произошли сразу пять событий: пошла на сборку первая серия И-180; собрано два прототипа И-185; я сумел протестировать тренажеры на всех режимах; поступил заказ на серию нашего истребителя, который мы называли изделие «Иркут»; и начались выпускные экзамены в авиационном техникуме. Последнее для меня не событие, но получив диплом, я получу иной статус.

Что касается изделия «Иркут», то ему было присвоено обозначение И-125, серия правда была заказана небольшая, всего тридцать машин, но лиха беда начало. Теперь иркутский авиазавод должен был заниматься сборкой сразу двух типов истребителей, не имеющих между собой ничего общего кроме двигателя. Но тут, надо отметить, никто не возмущался, наоборот встретили это сообщение с радостью, мне сразу пришло в голову: Свое г…. не пахнет.

Поликарпов рвется обратно в Москву, его там снова ждет слава и почет, И-180 с новым двигателем и стальным хвостом сразу оставил всех конкурентов далеко позади, но ненадолго, как только наш И-125 войдет в серию, Николай Николаевич окажется в числе догоняющих. Он, правда, надеется на свой И-185, который, попытается быстро пропихнуть через НИИ ВВС, но в любом случае его новый истребитель в этом году в серию не пойдет. А жаль, ведь на его самолеты переучивать легко, управление ими не так уж сильно отличается от И-16. А вот при освоении нашего И-125 летчикам придется сильно напрягаться, повышенная маневренность это палка о двух концах, ошибки в управлении могут привести к печальным последствиям. Мне стало интересно, а как же Яковлев и Лавочкин?

Яковлев в данный момент занимает должность заместителя наркома авиационной промышленности по новой технике, он спешит, пытается протолкнуть свой И-26 в серию еще до завершения государственных испытаний. Но в данном случае опоздал, в этой истории Поликарпов вырвался вперед. Хотя все может быть, ведь в ЯК-1 применяется мотор М-105, вряд ли просто так от него откажутся, но больших серий ему уже не видать. А вот ЛаГГ обречен, накатывающийся И-185 заставит поставить крест на дальнейших модификациях этого самолета, можно считать, что в этой истории Николай Николаевич сумел отомстить своим оппонентам в полной мере.

* * *

Вот оно мое будущее, в руках у меня диплом иркутского авиационного техникума. Теперь моя должность уже будет не чертежник, а инженер конструктор, очередная ступенька к относительному благополучию.

– Шибалин, к директору, – опять находит меня Гола́я.

А, ну да, сегодня восемнадцатое июня, подозреваю, что Левину сообщили о том, что Париж пал, поэтому он сразу вспомнил свое обещание. На этот раз всех вытолкали даже из приемной, а сам Израиль Соломонович сидел как на иголках.

– Ты знал! – Тычет он в меня пальцем.

– О чем конкретно я знал? – Пытаюсь уточнить обвинение.

– О том, что немцы будут в Париже так скоро.

– А я с самого начала говорил, что это не предположение. – Пожимаю плечами. – Но вы почему-то решили меня не слышать.

Левин замирает, видимо пытается припомнить наш разговор в деталях, а потом в его глазах появляется разочарование, именно так иногда реагируют люди, когда им рассказывают секрет фокуса, которым они только что восхищались.

– Но…, но это просто невозможно. – Приходит он к единственно верному выводу.

Хм, вот оно то, чего я ждал и чего боялся, вдруг перемкнет у человека и он кинется во все тяжкие? Сейчас еще ничего страшного не произошло, можно заявить, что нафантазировал себе черт знает чего, а оно сбылось. Но Левин мне нужен, без его должности не получится хоть как-то подготовиться к предстоящей войне. Заполучить его в союзники очень желательно. И что-то говорит мне, что на него можно положиться, он не глуп, поэтому не побежит на доклад в Москву, знает, что там произойдет. А раз так, то:

– Нет, заранее об этом никому не было известно, – начинаю я склеивать хитрые развороты из слов, – в том числе и немцам. На самом деле Гитлер не был готов к такой скорой победе, то, что произошло для него так же неожиданно, как и для всего мира. Но, тут я должен поделиться с вами одним секретом, есть некоторые события в истории, которые должны произойти. Их можно увидеть, причем неважно как, это можно сделать путем расчетов, услышать от сумасшедшего, увидеть во сне. Но они произойдут, предотвратить их невозможно, и горе тому, кто попытается это сделать.

– Ты хочешь сказать, что знаешь, что произойдет в будущем, но не можешь это предотвратить? – Наконец начинает мыслить в нужном для меня ключе Израиль Соломонович.

– Совершенно верно, – киваю в ответ, – но с маленькой поправкой, я вижу отдельные события в снах как фантазии своего воображения, иногда они воплощаются в реальности, но чаще всего фантазией и остаются. Их невозможно связать воедино, отследить причинно-следственные связи, то есть можно сказать, что будущее мне неизвестно. Хотя, должен признать, в наступлении некоторых значимых событий я уверен.

– А что имелось ввиду, когда ты сказал, что предотвратить их невозможно.

– А это вам предупреждение, – начинаю пугать Левина, – если вы решите попытаться изменить будущее. Из своего небольшого опыта я знаю, что будущее все-таки может меняться, но только в худшую сторону, особенно для того, кто пытается его изменить.

– Эффект Кассандры, – вдруг приходит он к каким-то выводам.

– Это о чем?

– О том, что люди начинают верить в предсказание, только тогда, когда оно произошло, и ничего уже изменить нельзя, они ищут виновного и находят его в самом предсказателе.

– Да, так часто и бывает. – Соглашаюсь с ним.

– Тогда выкладывай все, – заявляет он мне.

– Что именно? – Пытаюсь тянуть время, чтобы собраться с мыслями.

– Ты же утверждал, что Гитлер в следующем году нападет на Советский Союз.

– Эм… Израиль Соломонович, – скривился я, – а вам не кажется, что для этого вы выбрали неподходящее место и время. Представьте себе, как это выглядит со стороны, директор вызывает в разгар рабочего дня к себе какого-то новоиспеченного инженера конструктора и имеет с ним долгую беседу, откинув все срочные дела. Пожалейте хотя бы своего помощника, ведь потом его замучают вопросами излишне любопытные органы.

– Да, действительно, как-то нехорошо получается, – задумался Левин, – но я ведь сейчас просто не способен нормально работать.

– Нельзя нам вот так уединяться у вас в кабинете, надо быть все время на виду. Придется потерпеть до вечера, а потом можно будет «проинспектировать» аэродром, летчики к нам лезть не будут, а от своих любопытных мы как-нибудь отобьемся.

Подозреваю, Израиль Соломонович тяжело пережил этот день, но к вечеру он был на аэродроме в окружении сопровождающих его лиц, естественно нашлись вопросы, которые требовали срочного решения. В один из моментов директор «увидел» меня:

– Вот ты-то мне и нужен, – обрадовался он, и обернулся к остальным, – извините товарищи, нам надо обсудить некоторые вопросы с начальником нашего комсомольского КБ.

Не знаю чему больше радовался директор, тому что может, наконец-то поговорить со мной, не вызывая у всех подозрений, или тому, что ему удалось избавиться от свиты. Но как оказалось, радовался он зря, где-то через полчаса передо мной стоял раздавленный знаниями будущего, потерянный человек.

– Но как же так, – бормотал он, – у красной армии больше танков, самолетов, пушек, в конце концов, и так бездарно проиграть начало войны.

– Израиль Соломонович, у Французов была та же самая ситуация и они позволили себя разгромить. Что касается «бездарно проиграть», признайтесь себе, что вы знаете ответ на этот вопрос, – вздохнул я.

– Да, думаю, что знаю, – кивнул он, – но я даже не догадывался, что могут быть такие последствия. Неужели ничего нельзя сделать?

– Вы помните что я говорил о попытках изменить ход истории? – Снова вздыхаю я. – Однако есть одна лазейка. Изменить ход истории нельзя, но смягчить последствия можно, и все же риск при этом запредельный.

– То есть? – Напрягся Левин.

– Любое ваше действие, не направленное напрямую на развитие заводских мощностей и которое покажется подозрительным, может привести к печальным последствиям. Ведь директорский корпус постоянно находится под пристальным наблюдением.

– Этим ты хочешь сказать, что надо начинать готовить завод к войне? – Делает вывод директор.

– Да, это единственно, что вы можете сделать в данной ситуации. – Киваю в ответ. – За перевыполнение планов не наказывают.

– Не наказывают, – соглашается Левин, – но придется согласовывать их с наркоматом, иначе поставщики не будут за нами успевать. Хотя, этот вопрос легко решается. А чем ты хочешь заняться?

– Нужно готовить пилотов, самолеты у нас будут, благодаря вам, а вот пилотов у нас нет.

– Как это нет? – Снова не может понять Израиль Соломонович. – Я знаю, что совсем недавно, Наркомат обороны начал расширение сети летных военных учебных заведений.

– Да есть такое, – подтверждаю слова директора, – но вам не кажется, что они немного запоздали? Уже сегодня надо готовить пилотов бешенными темпами, а они только начали раскачиваться. Что сможет недавний курсант с сорока – пятьюдесятью часами налета, противопоставить немецким выпускникам, у которых минимальный налет в двести часов. И учтите, что скоро немецкие пилоты будут набираться опыта в небе Англии. А в ГУ ВВС вроде и приняли решение, но отнеслись к нему формально, назначили начальников училищ и на этом успокоились. Вот, майор Чекменев тому пример, назначили начальником авиаучилища и прислали сюда, если бы завод не взялся ему помогать, так бы и мыкался до осени, а там с ним уже НКВД стало бы разбираться. А теперь и училище будет под триста курсантов, и у будущих пилотов появится больше шансов выжить в войне, ведь у нас гораздо больше возможности обеспечить их учебной техникой.

– Ты же знаешь, что у нас авиационный бензин уже в дефиците. – Напоминает Левин.

– Знаю, и, по-моему, знаю, как эту проблему надо решать. Есть способ синтеза авиационного бензина из угля. Только надо сначала экспериментами заняться, вдруг это только ничем не подкрепленные мои фантазии. А потом, если пробьем разрешение в нашем Наркомате, то к осени сделаем такую установку.

– Как у тебя все просто получается, – засомневался директор.

– Израиль Соломонович, я когда-нибудь не сделал того что обещал? – Изображаю обиженный вид.

Директор на несколько секунд задумывается, а потом тяжело вздыхает:

– Хорошо, готовь обоснование, но в отношении синтеза бензина обычной запиской не отделаешься, нужно что-то посущественней, и надо расписывать весь процесс.

– Не только распишу, но и демонстрационную установку сделаем, чтобы даже у скептиков не нашлось чего возразить.

Никаких сложностей с этой стороны я не видел, «железяка» уже подтвердила, что процесс получения жидкого топлива из угля не проблема, и он не настолько сложный, чтобы сильно заморачиваться.