Текст книги "Шестерня (СИ)"

Автор книги: Василий Блюм

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц)

Поднявшись следом, Шестерня наткнулся на Креномера, что дожидался на развилке лестницы. Народ разошелся, лишь из окон дома напротив посверкивают чьи-то исполненные любопытства глаза, да поодаль подпирают спинами стену Зубило с Бегунцом, устроившись на вырубленном лавочкой уступе.

Поманив пальцем, Креномер дождался, когда Шестерня подойдет вплотную, понизив голос, строго произнес:

– В деревне неспокойно, чтобы без нужды лишний раз волновать поселян. Так что не обессудь, в гости не зову.

Хорошая выпивка и закуска, уже некоторое время кружившие перед внутренним взором вожделенным хороводом разом потускнели, подернулись дымкой. Лицо Шестерни вытянулось, он произнес озадаченно:

– А как же жр... – он прервался, с усилием сглотнув вертевшееся на языке слово, закончил, – работа?

Креномер усмехнулся, сказал желчно:

– Работа будет. Не для того звал, чтобы задницу в корчме просиживал. Идем, покажу место, а по пути объясню что к чему.

Старик двинулся по лестнице, но не вверх, куда было вознамерился Шестерня, заметив приветливо распахнутые двери стоящего на перекрестке дома – явно корчмы, а вдоль, по узкой, окаймляющей деревню тропе. Бросив на корчму прощальный взгляд, Шестерня тяжело вздохнул, поплелся следом, провожаемый внимательными взглядами парней, что, едва Креномер скрылся за выступом скалы, разом ожили, заблестели глазами вслед.

Тропа настолько узка, что, попадись кто навстречу – разминешься с трудом. Слева шершавый бок скалы, справа отвесный обрыв, над головой нависает деревня. Домов не видать, лишь отсветы фонарей, да обрывки разговоров указывают, что там, над головой, не мертвый камень, а насыщенное жизнью поселенье. Внизу расстилаются сплошные заросли, если бы не редкие фонари, расставленные вдоль дорожек, могло бы показаться что под ногами бездонный провал. Хотя, если приглядеться, до земли всего ничего, спрыгнешь – не ушибешься. А если остановиться, заглянуть через идущий вдоль дорожки небольшой уступ, можно увидеть нижний ряд домов, что, судя по грубой кладке и глубоким затесам, строились первыми, и очень, очень давно. Вот только отчего-то в окнах не сияет свет, не журчат ручейки бесед, не копошатся в пыли, выкладывая из камушков домики, не ведающие усталости дети.

Шестерня догнал спутника, задумчиво произнес:

– Места в деревне не сказать чтобы много, эвон где домишки выстроили, под самым сводом! А нижний ярус не обживаете. Почему так? Никак в толк не возьму.

Креномер скосил глаза, бросил неприязненный взгляд, но тут же отвернулся, произнес скрипуче:

– Видно тебе когда-то хорошенько по затылку приложили, раз простых вещей не разумеешь. Приходится по три раза повторять

Шестерня сказал уклончиво:

– Ну хорошо, сейчас у вас неизвестная напасть, а до того как было?

Креномер раздраженно дернул плечом, бросил сердито:

– До того по-другому. В смысле, это сейчас по-другому, а раньше все как полагается. Ни одного пустого дома, не то, чтобы целый ярус. Спорили, препирались, кто достойнее. Ведь нижний ярус самый удобный, ни тебе по лестницам скакать, ни навернуться в задумчивости, знай – живи, жизни радуйся.

Шестерня произнес с недоверием:

– И что, вот так взяли, и сразу целый ярус бросили, из-за каких-то игложовней?

Креномер покосился с неприязнью, процедил:

– Не сразу, и не целый. По началу вообще внимания не обращали. Мало ли что там по полям шастает. А как начали люди пропадать – забеспокоились. Слухи нехорошие пошли, сплетни. Нашлись очевидцы, что утверждали будто видели жутких чудовищ. Кто посмелее да подурнее, отправлялись искать потерявшихся по одиночке.

– Нашли? – Заинтересованный, Шестерня подошел ближе, зашагал вплотную к спутнику.

– Может и нашли, да только об этом никто не знает, – фыркнул Креномер. – Когда таких, смелых, пропало не то пяток, не то десяток, мужики посовещались, выбрали полтора десятка самых опытных, кто знал за какой конец секиру держать, снарядили доспехами, и отправили на поиски.

– Вернулись?

– Нет.

Шестерня хмыкнул, спросил удивленно:

– Неужто заплутали?

Креномер повернул голову, сверкнув глазами, спросил зло:

– Других мыслей не допускаешь?

Шестерня пожал плечами.

– Намекаешь на этих ваших иглошумней? Ерунда это. Полтора десятка мужей завалят любую тварь. Тем более в узких проходах, да близь деревни, где и стены помогают... Что дальше-то было?

– А ничего не было. Начали появляться твари, сперва мелькали поодаль, но вскоре осмелели, стали подходить ближе. Сперва на верхние ярусы перебрались самые опасливые, за ними потянулись и остальные. Последний, самый упорный, переселился пол цикла назад. С тех пор ярус и пустует.

За разговором незаметно приблизились к противоположному краю деревни. Завидев впереди врата – точное подобие предыдущих, Шестерня замедлил шаг, а затем и вовсе остановился возле ведущей наверх тропы, однако Креномер прошагал мимо, словно собрался покинуть деревню. Пожав плечами, Шестерня догнал, спросил с удивленьем:

– А мы разве не идем в деревню?

– Мы, нет, – бросил Креномер язвительно. – Вроде бы кто-то здесь подвязался на работу.

Шестерня кивнул, сказал озадаченно:

– Все верно. Только, разве кузница не в деревне?

– Нет, но рядом, можно сказать, рукой подать. Вон там, на отшибе. – Усмехаясь, Креномер воздел руку.

Взглянув в указанном направлении, Шестерня нахмурился. Костлявый палец уперся в клубящуюся впереди тьму. Ни движения, ни света, лишь мутными проблесками мерцают искры редких фонарей, отчего чернота только сгущается, непроглядным пологом укрывая ближайшие подступы к деревне.

ГЛАВА 5

Под ложечкой неприятно заныло, а в груди зародился холодный ком. Одно дело заниматься работой в деревне, под чарку хмеля в свободное время обсуждая с товарищами страшные преданья старины, и совсем другое переться к демону на рога, предварительно наслушавшись о творящихся вокруг села ужасах.

Окинув взглядом окоем, Шестерня с безразличием произнес:

– На отшибе, так на отшибе. Пойдем, покажешь дорогу.

Креномер отмахнулся.

– Сам отыщешь, тут не далеко.

Шестерня покачал головой, сказал с улыбкой:

– Все же хорошие тут люди, не жадные. Дела вести – одно удовольствие.

– А что не так? – Креномер заволновался.

Шестерня улыбнулся шире, объяснил:

– Ты не поверишь, но где в другом месте со мной бы спутника отрядили, а то и двух.

– Это зачем? – Старик нахмурился, глаза сверкнули подозрением.

– А чтобы не стащил чего, или не сломал! Так везде поступают, – произнес Шестерня назидательно. Помолчав добавил в раздумье: – Я бы тоже проследил. На помощников бы не понадеялся, сопроводил сам. А то, мало ли, что у проходимца за душой. Может это он только прикинулся кузнецом, а сам вовсе и не кузнец. Лихой человек, или того хуже. Инструменты в охапку – и бежать. Ищи – свищи после.

Креномер закусил губу, глаза забегали, то глядя в упор на собеседника, то уходя взглядом в даль, где, за непроглядным пологом тьмы, расположилась кузня, наконец со вздохом произнес:

– Боюсь, ты прав. Погоди, сейчас найду кого-нибудь, накажу, чтобы провел, показал что где.

Шестерня закивал, произнес одобрительно:

– Вот это правильно. Нечего всяких там проходимцев доверием смущать. Это ж вы такие несгибаемые: чужого ни-ни! А другой помучается – помучается, и сопрет инструменты, да еще и угля утащит. Мягче надо с людьми-то, с пониманием.

Позади негромко хрустнуло, зашуршали камушки. Креномер с Шестерней разом повернули головы, взглянули на тропу. Из-за поворота вышли Зубило с Бегунцом, неторопливо двинулись, подчеркнуто не замечая обращенных на себя пристальных взглядов. Несколько мгновений Креномер сверлил парней сердитым взглядом, затем его лицо прояснилось, взмахнув рукой, он сделал призывный жест, прикрикнул:

– Эй, вы, а ну подь сюда.

Оба с явной неохотой подняли глаза, с трудом оторвав взгляды от камней под ногами, где с пристальным вниманием рассматривали что-то очень интересное. В глазах, с трудом скрытое, полыхает жадное любопытство, но лица обоих отражают такое искреннее изумление, что любому должно быть понятно – они здесь совершенно случайно, просто проходили мимо, даже и в мыслях ничего не держали... А тут, надо же, такая встреча!

Парни подошли ближе, Зубило поинтересовался:

– Звал?

– Звал, звал, – буркнул Креномер, – а вы будто и не слышали? Пойдете с ним, – палец уперся в Шестерню, – покажете кузню. Как вернетесь – зайдите ко мне, расскажете, что да как.

За спиной захлопнулись ворота, деревня осталась позади. Поглядывая на спутников, что двигались рядом, зорко поглядывая по сторонам, но без особого страха, Шестерня насмешливо произнес:

– Совсем недавно бежали со всех ног, за вратами прятались, а теперь идем, как ни в чем не бывало. Куда только чудища подевались. Или на эту сторону деревни они не ходят?

– Ходят, везде ходят. – Бегунец улыбнулся.

– Да только долго не задерживаются, – закончил Зубило за товарища. – Уходят, едва появились.

– А коли вернутся? – Шестерня прищурился, взглянул с вопросом.

– Не вернутся, – бросил Бегунец беспечно. – В том смысле, что вернутся, но не скоро. Они редко приходят.

– Насколько редко?

Зубило наморщил лоб, сосредоточенно принялся загибать пальцы.

– Ну, сегодня приходили, еще до этого пару раз, и до того было... – Закончив подсчеты, с уверенностью произнес: – В общем, разок – другой в седьмицу. Раньше реже ходили, сейчас почаще стали наведываться.

Шестерня покосился на парней. Идут, как ни в чем не бывало, языками молотят. Словно и нет никакой опасности. Будто и не исчезают люди, и вовсе не отсюда на поиски тварей ушел, чтобы не вернуться, целый отряд. Дурость, бесстрашие, или особенность молодости, когда нет преград, когда счастья больше чем горести, а самая тяжелая утрата вскорости забывается, оставляя после себя лишь слабую тень печали, а затем и вовсе сходит на нет?

Дорога привела к невысокой, но довольно широкой расщелине. Шестерня завертел головой, отыскивая признаки кузницы, но парни вдвинулись в щель, и он лишь пожал плечами, пошел следом. В воздухе проявились нотки металла и гари, окрепли, усилились, превратившись в мощный, пропитавший стены дух. Поворот, другой, и проход расширился, превратившись в небольшую, но уютную пещерку. Шестерня ощутил, как губы невольно расползаются в стороны, а руки, в предвкушении работы, потирают одна другую.

Слева, вдоль стены, развешанные на вбитых в стену клиньях, покоятся инструменты: клещи, зацепы, пруты всяческих размеров. Справа груда заготовок. В почерневших, изогнутых пластинах угадываются контуры будущих доспехов, шалашиком составлены сплюснутые полосы – основы мечей и кинжалов. Отдельно лежат предметы утвари: сковороды, миски, ножи. Но главное у дальней стены – здоровенное, есть где развернуться двоим, горнило с подведенными мехами. Тут же наковальня, молоты разных размеров.

По обе стороны, ближе к углам, темнеют отнорки. В одном, судя по черным блестящим крошкам у входа, хранится топливо в другом серыми силуэтами выступают штабельки из металлических болванок, там же бугрятся горки камней, не иначе – руда для выплавки. Конечно, не так хорошо, как могло бы быть: инструментов явно не хватает, топливо, исходя из цвета и фактуры блестящих крупинок на полу не из лучших, да и металл, судя по запаху и оттенку, далеко не самый чистый. Однако, если не особо не придираться, то...

Под заинтересованными взглядами спутников Шестерня прошелся в по пещерке, заглянул по-очереди в оба отнорка, откуда вышел с испачканными руками но сияющим лицом, сказал:

– Что ж, неплохо. В таком месте и поработать незазорно. Даже топчан есть. Можно спать, не отходя от наковальни.

Парни заулыбались, довольные похвалой, словно обустроили кузнецу собственными руками, натаскали топлива, развешали инструменты, соорудили очаг...

– Вот только одно но...

Улыбки враз истаяли, сменились вопросительными взглядами.

– Что-то не так? – Зубило нахмурился.

– Чего-то не хватает? – откликнулся Бегунец эхом.

– Не хватает, – Шестерня согласился. – Только не чего-то – кого-то. Одному не сподручно, нужен помощник. Ваш-то кузнец где, местный?

Бегунец вздохнул, сказал с горечью:

– Пропал вместе с остальными.

– А тебе именно кузнец нужен, или любой пойдет? – поинтересовался Зубило осторожно.

– Кузнец, – произнес Шестерня твердо. Заметив, как помрачнели парни, улыбнулся в усы, добавил: – Но... коли кузнеца нет, любой сгодится. Была бы в плечах сила. Есть кто на примете?

Парни одновременно шагнули вперед, воскликнули в голос:

– Конечно!

Оба раздулись, даже развели руки в стороны, пытаясь казаться больше и сильнее. Газа пылают огнем, челюсти выдвинуты, в лицах решительность – хоть сейчас в кузнецы! Друг на друга стараются не смотреть, в редких, искоса, взглядах ревность и страх – что если выбор падет на товарища? Как жить дальше?

Шестерня лишь покачал головой. Выбери одного – второй обидится навечно, уйдет на дальние тропы, в сражениях с чудовищами доказывать что и он достоин, или, того хуже, начнет строить козни, пакостить мелко, и по крупному, мешать работе. Решение созрело мгновенно. Брови сошлись на переносице, а взгляд потяжелел, когда Шестерня произнес сокрушенно:

– Хотя, нет. Мысль не лучшая.

Парни в голос охнули, спали с лица.

– Тебе не нужен помощник? – прошептал Зубило горько.

– Ты все же решил работать один? – выдавил Бегунец сокрушенно.

Шестерня вздохнул, произнес тяжело:

– Я переоценил свои силы. Одного помощника не хватит. Нужно два. Там где пара глаз не заметит – две точно углядят. Да и четыре руки, не две, если подумать.

Мгновение казалось, что парни кинутся на шею, повиснут на плечах, визжа от счастья. Оба в доспехах, металлические бляхи топорщатся гранями, пластины сверкают необработанными краями. Провези таким по телу – располосует до мяса, и рубаха не спасет! Шестерня отшатнулся, выставил руки, поспешно произнес:

– Сейчас не к спеху. Вот осмотрюсь немного, намечу план, тогда можно и начинать. А вы пока идите, знакомых поспрашивайте, может кто и согласится за... кх-м, умеренную плату.

Некоторое время парни перетаптывались, задыхаясь от нахлынувших чувств, размахивая руками и восклицая нечто нечленораздельное, наконец, не в силах сдерживаться, выломились из пещеры. Некоторое время снаружи доносились топот и вопли радости, но вскоре затихли.

Шестерня в который раз обвел помещение взглядом. Хотя... какое уж тут помещение – каверна, каких в местной породе больше, чем дыр в источенной каменными блохами стенке. Свет оставленного парнями фонаря слаб, но и его с лихвой, чтобы заметить недочеты: стены не обработаны, испещрены витиеватыми трещинами, свод топорщится острыми гранями и буграми. Уже то хорошо, что высок, иначе пришлось бы ходить в шлеме, чтобы не разбить лоб. Да и размахнуться есть где. А то, бывало, выделят домишко: ни встать, ни разогнуться, не то что молотом помахать.

Перед внутренним взором прошла череда поселений, где он успел побывать за последний цикл. Каменный кряж, где случилось укреплять основание пещеры, проседающее от источивших породу подземных вод; Черное распутье, задыхающееся от недостатка воздуха, потому как воздушные шахты забило желчной плесенью... ох и намаялся он тогда, плесень вычищать; Пылающие копи, где от идущего из недр жара часть деревни превратилась в жерло печи... пришлось повозиться, прежде чем удалось направить перегретый до чудовищных температур пар по заброшенному древнему штреку.

Везде, где довелось приложить руки и ум, по злой иронии судьбы приходилось балансировать на лезвии секиры, работая в таких условиях и с такими вещами, что и вспоминать страшно. Вот и здесь та же беда. Нет бы дом кому возвести, штрек подновить, на худой конец утварь какую изготовить. Чтобы неспешно, с чувством, в удовольствие, себе в радость и заказчику на загляденье. Так ведь никто и не заикнулся. Зато только и разговоров, что о тварях. Сперва мальчишки пугали, теперь старик этот. Судя по всему – староста. Ведь умен же должен быть, рассудителен. А туда же...

Из-за каких-то крыс-переростков дома бросать, да не один, не два – целиком ярус! Это ж сколько работы на ветер. Да за деньги, что за эти дома плачены, можно всю живность в окрестных ходах-переходах изловить, отвести на дальние тропы, а сюда завести новую – нужную да полезную. Ох, чует сердце, придется силки мастерить – уменье охотника осваивать. Не с руки, конечно, да и зазорно для мастерового по камню да металлу такой ерундой заниматься, но... Для достойной цены нет плохой работы.

Легкая работа прибытку не дает. Ведь если по чести, потому и рисковал, что брался за дело другим непосильное, где знания да умения нужны. Там, где цена ошибки – собственная голова, а то и чужих десяток. Так что, если подумать, не так уж и плохо, что твари появились здесь и сейчас. Не зря сапоги топтал. Только немного погодя нужно еще до деревни сходить, с Креномером о цене договориться. Языком-то все трепать мастаки, пока под задницей горит такого наобещают – слюной изойдешь, а как дело сделано и до расчета доходит – враз бедные становятся. Вот и Кнеромер этот, старик прижимистый да хитрый, слова напрямую не сказал. Так что поговорить нужно. Потому как твари – тварями, а своя рубаха ближе. Не устроит цена – пусть переселяется выше, или сам ловит своих, ха-ха, иглохерстней!

Удовлетворенный размышлениями, Шестерня встал, подошел к горнилу, некоторое время задумчиво созерцал черные, лоснящиеся от нагара камни, затем резко вытянул руку вперед, так что пятерня едва не уткнулась в заднюю стенку. Пальцы ощутили касание воздуха, легкое, словно за камнями, затаившись в щелях, дышит кто-то невидимый. Шестерня некоторое время стоял с сосредоточенным выражением, прислушиваясь к ощущениям, наконец отвлекся. Лицо разгладилось, а глаза пробежались по пещере, остановились на сваленной у стены груде металла.

Он шагнул к груде, рука ухватила один из штырей, выбрав, что подлиннее и потоньше. Взвесив штырь на руке, Шестерня одобрительно хмыкнул, вернулся назад, некоторое время всматривался в нависающий над горнилом карниз, после чего с силой вогнал штырь, снизу вверх, в казавшуюся монолитной черную спекшуюся массу. Хрястнуло, посыпалась зола, штырь же провалился в камень почти полностью. Пошерудив немного, так что возле ног выросла изрядная горка нагара, Шестерня вынул штырь, и повторил то же самое, только ударив в противоположную сторону карниза.

Закончив, Шестерня отбросил штырь, вновь протянул руку. На этот раз "невидимка" за стеной задышал сильнее, глубже, так что пальцы ощутили поток воздуха. Покивав, Шестерня двинулся в отнорок с топливом. Набрав горсть пыли и мелких камушков из ближайшей тускло поблескивающей черной груды, он вернулся, сыпанул в очаг, после чего брызнул туда же густой маслянистой жидкости из висящего на крюке горшочка.

Пальцы пробежались по внешней стороне очага, нащупав нужное, извлекли покрытые пылью полупрозрачные камни с покрытыми многочисленными сколами гранями. Взяв в каждую руку по камню, Шестерня с силой ударил, раз, другой. Искры брызнули россыпью, упав на черное ложе, зашипели, заблистали зло, и... вспыхнули. Глядя на разгорающийся огонек, Шестерня вновь сходил в каморку, на этот раз вернулся с грудой камней побольше, осторожно подложил, на всякий случай сбрызнув жидкостью из горшочка еще раз. Огонь взвился, запылал, пошел разгораться, с жадностью вгрызаясь в такую твердую, но удивительно вкусную пищу.

Стало значительно светлее, протаяли самые дальние уголки, обнажив покрытое пылью содержимое. Оставив очаг, Шестерня прошелся по пещерке. Свет обнажил до того не видимый боковой проход, скрытый за выступом. Заглянув за выступ, Шестерня присвистнул. Небольшая комнатушка буквально забита доспехами и оружием. И оружие и доспехи по большей части старые, изъедены временем, покрыты пятнами ржи и грязью. Однако, среди рухляди нет-нет, да блеснет сравнительно новая вещь, отчего глаза загораются интересом, а руки невольно тянутся, чтобы дотронуться, ощупать, примерить.

Фонарь занял надлежащее место, на крюке, у входа, Шестерня же принялся перебирать вещи. Вот неплохой панцирь. Металл достаточной толщины, без сколов и почти не тронут ржой, разве только размерчик великоват. А вот штаны. Колени хоть и потерты, а на заднице заплата, зато кожа до сих прочна и эластична, а металлические бляхи на месте, хоть и не все, но и не болтаются, крепко держатся за подложку.

Перебирая доспехи, взвешивая в руках оружие, Шестерня испытывал смешанные чувства. Где только не приходилось бывать, с кем общаться, но необходимости в оружии он не испытывал, хотя, бесспорно, мимо достойной работы мастеров-оружейников, не позавидовав, бывало пройти сложно. Не один раз, встретив очередное творение мастеров, в груди зарождалось озорное желание махнуть рукой, зайти в лавку, и обменять все заработанные богатства на нечто такое, блестящее, тяжелое и надежное, в чем не стыдно пройтись по деревне, и не страшно выйти на бой.

Однако, каждый раз разум брал верх, отыскивая достойную причину сохранить нажитое. И впрямь, зачем мастеровому воинское снаряжение? Работать неудобно, двигаться тяжело, да и поцарапать, ползая по трудно доступным местам, легче легкого. Пусть уж лучше лежит, красиво разложенное на лотке торговца, радуя глаз прохожих. Да и нажитое целее будет. Ведь если покупать что ни попадя, не долго и без штанов остаться.

ГЛАВА 6

Руки замедлились, мысль отвлеклась, ушла в неведомые дали, где на перекрестке дорог, в удобном месте, выстроена новенькая корчма. Рассевшись по лавкам, посетители чинно попивают хмель, ведут неспешные разговоры. В камине потрескивает огонь, шкворчит сало, капая на угли из висящей на вертеле жарящейся туши. Воздух насыщен дымком и ароматами снеди.

Из кухни в трапезный зал и обратно снуют юркие помощники, обслуживают посетителей. Он сам, стоя за стойкой, зорко поглядывает вокруг, следя, не закончилось ли у кого мясо, не пора ли поднести новый, еще не початый горшок хмеля, взамен опустевшего. А сквозь двери, гостеприимно распахнутые настежь, все заходят и заходят посетители, здороваются, усаживаются на излюбленные места. Некоторые подходят, делятся новостями, расспрашивают о новом рецепте, что буквально вчера освоили на кухне, таком вкусном, что есть – не наесться. Заказывают блюда, одно, второе, третье, еще, и еще... Ну и конечно расплачиваются. А куда без этого?

Мысль истончилась, исчезли посетители, растворилась таверна, сменившись грубым камнем стен. Шестерня вздохнул, тряхнул головой, отгоняя наваждение. Мечты хороши в меру, чтобы не расслабляли пустыми надеждами. Да и когда то будет? Ведь чтобы возвести таверну нужны средства, и не малые. А весь прибыток с прошлого раза остался в предыдущем селе. Конечно, сокровище никуда не денется, вряд ли кто отыщет укромный тайник. Однако, когда еще доведется побывать в тех краях.

Перед взором встало лицо Баламута, насмешливая улыбка, хитрый прищур. Кулаки сами собой сжались, а челюсть выпятилась. Все же вернуться стоит. Наглеца надлежит проучить, чтоб впредь неповадно было. К тому же за Баламутом долг, что гораздо важнее. Ведь, как известно: сам погибай – а должок отдавай! Внимание вновь сосредоточилось на деле, а глаза сурово полыхнули. Не зря пришел он в это село. И заваленная доспехами кладовая оказалась весьма кстати. Когда предстанет перед Баламутом, будет чем подкрепить аргументы, если у бывшего товарища вдруг возникнут провалы в памяти. Да и от местных тварей поможет. Если буде таковые действительно существуют. А то, что отродясь меч в руках не держал, так это не страшно. Как говорится – было бы желание. Махать железным дрыном, пусть даже остро заточенным, большого ума не надо. Это тебе не напряжение несущей балки, хе-хе, рассчитывать!

Со стоном разогнувшись, Шестерня отер пот со лба. Небольшая на первый взгляд, куча оружия и доспехов показалась бесконечной. Меж панцирями, втиснутые в промежутки, обнаруживались кольчужные рубахи, из шлемов вываливались обшитые металлом перчатки, а под оружием, сложенным аккуратными стопками, обнаруживались все новые связки: мечи, ножи, наконечники копий.

Однако, из всего, что попалось на глаза, пригодных для носки вещей оказалось совсем не много: пара обшитых металлом рубах, панцирь, крепкие штаны, да несколько щитов разных размеров. Из подошедших по размеру шлемов можно было бы взять один, да и то, если закрыть глаза на глубокие царапины и выбитые на маковке клепки, отчего прочность изделия оставалась под большим сомнением. Перчаток же не нашлось вовсе. Часть просто не налазили на руки, остальные едва держались, готовые рассыпаться от первого крепкого рукопожатия.

Наручей и поножей хватило с избытком, однако, Шестерня не придал им особого значения. Оружие выбирал долго и со вкусом, пока не остановился на небольшой секире, достаточно короткой, чтобы, будучи зацепленной за петлю на поясе, не создавать помехи при ходьбе, но с целым, не выщербленным, клинком и удобной рифленой рукоятью. Короткий засапожный нож, кастет в качестве запаса, и широкий, в металлических накладках, кожаный пояс с крючками и петлями для оружия.

Выбравшись из кладовой, Шестерня разложил отобранные вещи, еще раз тщательно осмотрел, после чего сложил аккуратной стопочкой в угол, подальше от прочего хлама. Взгляд скользнул вдоль стен, запрыгал по заготовкам, прошелся вдоль груд мусора из обломков окалины и золы. Не кузница а пещера с отбросами. И как предыдущий хозяин ориентировался среди этого хлама? Выбросить бы четверть, а лучше – половину, а остальное разложить, как полагается.

Мысль еще только начала оформляться, а рука уже потянулась, ухватила ближайшую вещь, переложив на другое, более достойное место, затем зацепила следующую, а за ней еще. И вскоре пещера заполнилась грохотом и звоном, где, скрытый поднявшимися клубами пыли, скрежеща и громыхая, ворочался новый хозяин, обустраивая жилище на свой, единственно верный и наиболее правильный лад.

Закончив, Шестерня с удовлетворением отряхнул руки, окинул взглядом помещение. Теперь самое то, не то что раньше. Конечно, многое еще можно поменять, к примеру перебить повыше колышки с инструментами, добавить полок, передвинуть столешницу, но это уже мелочи. Для уборки на скорую руку сойдет и так. Жаль только штаны пропылились насквозь, да почернела и покрылась жирными пятнами рубаха. Но, чего не сделаешь ради заказчика. Ведь чем удобнее мастеру – тем качественнее работа. А новые рубаху и штаны выделит Креномер, да не одну пару – две, а то и больше. И обувку выделит. Нельзя ж работать в такой стоптанной! Да и защитные рукавицы, если подумать, тоже...

Подсчитывая, что еще из "необходимого" должен предоставить староста, Шестерня двинулся к наковальне, когда ухо уловило шорох. Тихий, едва слышимый, шорох донесся со стороны входа. Шестерня поначалу не обратил внимания, но меж лопатками неприятно зазудело, словно в спину уставился недобрый взгляд. Отогнав неуместные мысли, он двинулся дальше, однако, миг спустя не утерпел, обернулся.

Ослабленные всполохами очага, глаза сперва ничего не смогли увидеть, когда же цветные пятна померкли, и в густом сумраке проступили очертания, Шестерня ощутил, как на голове зашевелились волосы, а в груди неприятно заныло. В проходе, с трудом различимый на фоне серой стены, застыл зверь: невысокий, не особо крупный, чем-то похожий на собаку, какие не раз попадались в путешествиях по поверхности.

Пытаясь понять, чем непрошенный гость вызвал такой ужас, Шестерня прищурился, зашарил взглядом, отыскивая детали. Собака как собака, разве бродит где попало, вместо того, чтобы грызть вкусную кость в хозяйском дворе, заплутала, и рыщет по черным глубинам, отыскивая выход. Хотя, если хорошенько приглядеться, что-то в облике зверя все же не то, не то.

Шестерня тряхнул головой, нахмурился. Однако, не хватало еще пугаться собак. Этак он скоро от собственной тени начнет шарахаться! Отмахнувшись от неприятных мыслей, он шагнул вперед, протягивая руку и растягивая губы в улыбке. Из-за плеча, освобожденный, ударил сноп света из очага, осветив гостя, и в этот момент зверь улыбнулся в ответ, широко и по-дружески. Шестерня ощутил, как от макушки до подошв вздыбились волоски, челюсть отвисла, а тело сковало оцепенение: ни сдвинуться, ни отшатнуться.

Пасть распахнулась, открыв синеватое жерло, трепещущее жало языка, блеснули изогнутые кинжалы зубов, мелкие, но невероятно острые и тонкие. Но, минуя прочие ужасы, взгляд прикипел к нижней челюсти, что раздалась в стороны и вниз, и там, в обрамлении блесток зубьев, проглянули испятнанные слюной мощные костяные крючья.

В горле заклокотало, а перед глазами поплыло. С трудом оторвав взгляд от чудовища, Шестерня покосился в сторону, где, аккуратно разложенные на столешнице, лежат доспехи: рубаха, штаны, панцирь. Секира и щит, словно нарочно, задвинуты дальше всего. Не достать. Хотя, попытаться можно. Всего-то и нужно, дважды шагнуть в сторону, перегнуться через стол, подцепить. Если зверь двигается недостаточно быстро, то...

Перераспределяя вес тела, Шестерня едва заметно шевельнулся. Шевельнулся и зверь. Зародившийся в груди холодный комок превратился в ледяную глыбу, а сердце ухнуло куда-то далеко – далеко вниз. Зверь двигается неуловимо, фантастически быстро! Еще миг назад тварь стояла у самого входа, а теперь сместилась на шаг ближе и в сторону, повернувшись боком, угрожающе вздыбила шерсть.

Так вот почему иглошерстень! Вместо шерсти, тело животного покрывают множество острейших белесых игл: коротких, приплюснутых, направленных вперед. Коснись чудовище не защищенной доспехом плоти – сдерет мясо до костей! И хорошо, если иглы не ядовиты, но и без яда рана получится такой, что лучше не думать. Длинный, как у крысы, хвост чуть заметно подрагивает, ракушки ушей плотно прижаты, глаза уставились белесыми бельмами. Тварь слепа! Хотя от этого не легче. Если только...

Отведя глаза, и стараясь не думать о чудовище, Шестерня сосредоточился на секире. Рывок, нужен хороший рывок, такой, чтобы рука легла на рукоять, взмахнула, занося оружия для удара, а там будь что будет. Хорошо бы еще цапнуть щит, но это уж как выйдет. Главное – секира. А там будет видно, кто кого. Только не думать о чудовище, что, возможно, уже стоит рядом, раздумывая, куда бы ухватить. И ладно, если вцепится в ногу, а то ведь может еще куда, повыше да понежнее.

Напружинившись так, что заныли мышцы, Шестерня рванулся, полетел к столу птицей, пущенным изо всех сил камнем, стрелой, от возбуждения и страха рыча и завывая на всю пещеру. Не долетев всего чуток, ударился об стол, завизжал, забился, разбрасывая и круша на пути все подряд, пока рука не легла на рифленую рукоять, после чего с победным воем подскочил, замер, оскалив зубы, и угрожающе вращая глазами в поисках противника.