Текст книги "Шестерня (СИ)"

Автор книги: Василий Блюм

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 16 страниц)

– Какая плата? – Шестерня искоса взглянул на спутников. – Любая. Вплоть до самой высокой.

– Например? – Зубило взглянул на собеседника озадаченно.

Шестерня произнес задумчиво:

– Недавно мы устанавливали друзу, прямо посреди "магического проявления"... – Он покосился на Бегунца. – Напомнить, чем дело кончилось?

Уже готовый возразить, Бегунец захлопнул рот столь поспешно, что лязгнули зубы. Зубило ощутил, как по спине разбежались мурашки. Воспоминания ожили, перед внутренним взором заплясали огни, как после ярчайшей вспышки, а за ними, сквозь разноцветные огоньки, проступили обугленные тела строителей, тех, что стояли ближе, и внесли плату... за всех.

Дальше двигались в тишине. Любоваться расхотелось. Магическое сияние, что до того казалось прекрасным, потускнело, потеряло привлекательность. Всполохи налились недоброй силой, и теперь сверкали яростно и зло, словно зрачки неведомых чудовищ.

В молчании достигли дома. Шестерня, не замедляя шаг, нырнул в проем, исчезнув с глаз. Парни некоторое время топтались у входа, бросая отрывистые взгляды в сторону котлована, но вскоре зашли следом, решив не искушать судьбу, проверяя на себе страшную догадку мастера.

Не говоря ни слова, парни прошли к топчану, молча улеглись. Не в силах успокоиться, Бегунец некоторое время ерзал, наконец, не выдержал, приподнявшись на локтях, спросил:

– Так может уйти, пока не поздно? Подземники заняты волшбой, никто не будет препятствовать. Если поторопиться, можно увести остальных... По крайней мере, попытаться.

– Волшбой заняты маги, – отозвался Шестерня сонно. – Воины на постах.

– Но я никого не видел! – запротестовал Бегунец.

– Больше за огоньками следи, – донеслось насмешливое. – Еще не то пропустишь.

Бегунец обиженно замолк, рухнул обратно на топчан. За него вступился Зубило, произнес рассудительно:

– Воинов не так уж много. К тому же рабочие сейчас не заняты, успели отдохнуть, да и располагаются недалеко друг от друга. Если заранее договориться, может и получится. Всем скопом рванем – никакие воины не удержат!

Шестерня с подвыванием зевнул, произнес:

– Вот закончат маги свои фокусы, там и поглядим. А пока дергаться рано.

– Но почему?! – взвыл Бегунец, подскакивая вновь. – Почему рано?

– Хочу посмотреть, чем дело кончится, – ответил Шестерня просто. – Не зря же я три седьмицы спину ломал. – Помолчав, добавил непонятное: – Да и многое по ту пору может измениться.

Шелестнула, сдвинувшись, куча тряпья, с шорохом обвалилась, укрывая мастера от струящейся от камней прохлады. Шестерня замолк, задышал глубоко и размеренно, и вскоре уже раскатисто похрапывал, спокойный и умиротворенный, будто под боком могущественные маги вовсе не творили волшбу, неведомую и опасную, как и все связанное с подземниками.

Со стоном разочарования Бегунец улегся окончательно, завозился недовольно и обиженно сопя. Зубило сочувственно вздохнул, успокаивающе потрепав товарища по плечу, закинул руки за голову. От переполняющих чувств мысли заметались в черепе гудящим роем, но, вскоре успокоились, убаюкиваемые сном, поползли вялые, как объевшиеся водяницы. Образы помутнели, расплылись, сливаясь друг с другом, проваливаясь в заполнившую все вокруг мягкую пустоту.

Вслушиваясь в нестройную мелодию, где могучий храп мастера переплелся с дыханием друга, Бегунец хмурил брови и стискивал кулаки. Как можно быть таким расчетливым? Разве, брошенные на чашу весов, могут перевесить какие-то там слитки и блистающие камни хотя бы одну жизнь соплеменника, не говоря о десятках? Причем, ладно бы мастер не получил оплаты вообще. Ведь получил! Хоть и не всю, но большую часть. Что еще нужно? К чему медлить, если можно прямо сейчас, пользуясь моментом, спастись самим и помочь рабочим! Чего ждать?

Ладно мастер, но Зубило! Единственный друг, с кем никогда не разлучались и не спорили, понимая друг друга с полуслова. Нет-нет, да встанет на сторону мастера, посмотрит с насмешкой, а то и кольнет язвительным словцом. Нет бы заступиться, поспорить, выказать неодобрение. Понятно, что в конце концов наступит примирение, и мастер окажется прав, но все не так обидно.

Ноздрей касается сладковатый запах дымка, на краю зрения, успокаивающий и кроткий, шевелится в поленьях огонь. Время от времени отдельные языки пламени вскидываются, облизывают подрумянившийся бок висящего на вертеле хряка. Туша истекает жиром, шкворчит, посвистывает струйками пара. За столами расселись посетители, обложившись блюдами, трапезничают со смаком. Насытившись, наполняют чарки, неспешно беседуют.

Белесой тенью снует помощница, огибая столы разносит блюда. Крутобедрая, дородная, ловко уклоняется от жадных рук, что норовят сгрести, потискать, наметанным взглядом отмечает посетителей, у кого пустеет миска, или кончается хмель. Ненадолго скрываясь в кухне, вновь возвращается, с полным разносом, неся страждущим радость и умиротворение.

Корчма полна посетителей. Молодых, едва оперившихся, у кого на губах лишь мягкий пушок, и зрелых, в полной силе, с окладистыми бородами и густым переплетением усов. Кто говорит, потягивая из чаши, кто, подперев голову рукой, поглядывая на огонь, а кто и вовсе дремлет, но возле каждого миска, и не одна, чарка, и, конечно, горшок с хмелем. Блюда великолепны, хмель отменен, а обстановка столь умиротворяющая, что не хочется уходить. Труды корчмаря ценят все. Ценят добрым словом, уважительным взглядом, покачиванием головы, ну и, конечно, звонкой монетой.

Не отстает и корчмарь, знает посетителей наперечет, поименно. Вон, справа, кривой на один глаз Резьба, нелюдим, суров. Всегда берет двойную порцию. А там, у дальней стены, Керн, весельчак и затейник, говорлив не в меру, пьет, как пяток сидящих тут же друзей, вместе взятых. В той или иной мере знакомы все, со всеми довелось перекинуться словом, а то и посидеть за чаркой. Посетителя надлежит уважить. И тогда посетитель не скупится. Потому хороший корчмарь встречает каждого сам. А уж он, Шестерня, не просто хороший корчмарь – лучший!

В чарке звякнуло, плеснул на щеку хмель. Звякнуло вновь. Сверху угрожающе затрещало. Прикрыв чарку ладонью, Шестерня задрал голову, с удивлением вперился в свод. Хрустнуло, с балки тоненькой струйкой посыпалась пыль, грудой обвалились камушки. Один, увесистый, пребольно ударил в лоб, со злорадным стуком отскочил под ноги.

Зашипев от боли, Шестерня дернулся всем телом, открыл глаза, и... сразу же закрыл, потому как в этот момент откуда-то сверху принеслась добрая горсть перемешанной с камнями пыли. Закрыв лицо рукой, он с силой зажмурился, пытаясь вернуться в сон, но тот истаял, оставив лишь смутные воспоминания да легкий щем в груди.

Сверху принеслась очередная порция щебня. Камни забарабанили по руке, с веселым треском рассыпались вокруг, больно царапнули по уху. Досадливо вздохнув, Шестерня сел, обвел помещение взглядом. Серые, в трещинах, стены, изломанная поверхность свода, груда грязной одежи. В углу, прикрытый ветошью, слабо светит фонарь. Все как обычно, разве только воздух гуще обычного, насыщен пылью, а в горле першит не то от остатков ужина, не то от насыпавшейся грязи.

Работа закончена, и впору снова лечь, предварительно хорошенько прикрыв голову, но что-то внутри мешает, не дает расслабленно раскинуть руки, что-то смутное, непонятное, и... тревожное. Шестерня прислушался к себе. Ничего. Лишь сердце постукивает чуть быстрее обычного, да глубоко внутри, под желудком, образовался комочек страха. Пожав плечами, он уже собрался лечь, когда ушей коснулся звук.

Низкий, вибрирующий рев ворвался в пещерку, заметался, отразившись от стен, отдался в черепе глухой болью. Вновь посыпалась пыль, мелко застучали камешки. Однако, Шестерня не обратил внимания. Застыв, он вслушивался в затихающие отголоски. Не показалось; не ослышался ли; не отразился ли давешний удар головой о балку, когда, впопыхах выскочив из дома, забыл шлем? А может, это всего лишь продолжение сна? Тот, сладкий и желанный, закончился и бунтующие глубины разума, от расстройства и не согласия, порождают чудовищ?

Взгляд сместился в сторону. На топчане застыли парни. Еще мгновенье назад оба лежали пластом, а теперь сидят, тараща глаза в пространство, напряженные, испуганные, с отвисшими челюстями. Нет, не сон, не мираж утомленного работой разума. Явь. Неужели у магов получилось?..

Мысль вспыхнула обжигающим пламенем, заставив подскочить, ринуться к выходу.

– Мастер, ты куда? – донеслось испуганное вслед.

Шестерня лишь отмахнулся, разметав ветошь, вынесся наружу, забыв одеться и даже не захватив фонарь.

– Куда это он? – озадаченно произнес Бегунец, проводив мастера взглядом.

– Наверное, посмотреть, – отозвался Зубило, спрыгивая с топчана на пол.

– На что? – В глазах Бегунца метнулось замешательство.

Низкий, вибрирующий звук, зародившийся в неведомых глубинах, вновь ворвался в дом, выбил из свода пыль, заставил втянуть голову, попятнал мурашками кожу. Набрасывая куртку, и уже выбегая из дома, Зубило крикнул:

– По всей видимости на это.

Не успел Зубило сделать пару шагов, а Бегунец уже появился рядом, двинулся, плечо в плечо.

– Где мастер, видишь его? – Бегунец завертел головой.

– Вон. – Зубило ткнул рукой в мельтешащую впереди фигуру. – Догоняем!

Оба ринулись следом. Однако, смогли догнать мастера лишь когда тот остановился возле огораживающих ямину перил. Парни зашарили взглядами, отыскивая причину шума, а когда узрели... Гортани разом пересохли, а пальцы вцепились в шероховатую поверхность каната так, что побелели костяшки.

Внизу ворочается нечто. Мутная бесформенная тень, словно каким-то чудом вдруг ожила земляная куча. Очертания существа теряются, смешиваются в жуткий конгломерат, плывут. Разбросанные тут и там, редкие фонари не в силах осветить возникшее неведомо откуда чудовище, гаснут один за другим, под могучим напором мечущегося взад и вперед неведомого ужаса.

Даже отсюда, сверху, не смотря на расстояние, тварь кажется невероятно большой. Какая же она на самом деле, страшно даже представить. Жуткий, вибрирующий рев стегает по ушам болью, от прыжков могучего создания содрогается, кажется, все вокруг, так что под ногами подпрыгивают мелкие камушки, а со свода откалываются, несутся вниз, здоровенные глыбищи.

Сипло, словно враз охрипнув, Бегунец просипел:

– Что это?

Лицо Шестерни напряжено, глаза прикипели к котловану. Не отрываясь от зрелища, он бросил:

– Похоже, маги таки преуспели в своих изысканиях.

– Что это значит? – поинтересовался Зубило, с трудом сдерживая дрожь в голосе.

– Это значит, проект работает, и можно забрать остаток долга, – произнес Шестерня отстраненно.

– К демонам оплату! Что это значит для нас? – прорычал Зубило, не выдержав напряжения.

Помедлив, Шестерня ответил:

– Пришло время уходить, и уходить быстро. – Помолчав, добавил упрямо: – Но сперва – оплата!

Он развернулся, поспешно двинулся в сторону россыпи огней неподалеку. Не сговариваясь, парни двинулись следом. С каждым шагом огни все ближе, мельтешат фигурки строителей, доносятся испуганные вопли, раз за разом прерываемые злыми окриками. Где-то звенит металл, кто-то истошно верещит, придавленный в панике, что-то рушится, гремит, а снизу непрерывно доносится тяжкая поступь мечущегося внизу существа, раз за разом прерываемая жутким вибрирующим ревом.

Мимо пронесся пещерник, разинутый рот, перекошенное в ужасе лицо. Следом пробежали еще трое. Шестерня попытался заговорить, одного даже ухватил за рукав, но вместо ответа услышал лишь сдавленное мычание, а пойманный, рванулся с такой силой, что ткань треснула. Парни переглянулись, смутно надеясь, что мастер отступит, но, тот лишь упрямо нагнул голову, отбросив обрывок рукава, зашагал дальше.

Похрустывая доспехами, пронесся подземник, опасный и гибкий, словно закованный в металл грациозный хищник. Шестерня лишь дернул головой вслед, но шага не замедлил. Из ямы донесся жуткий, исполненный боли и ужаса крик. Оборвался. Следом еще и еще. Зубило с Бегунцом переглянулись, чувствуя, как подгибаются ноги, а сердце замирает от ужаса, повернули головы к котловану. Там, в кромешной тьме, один за другим погибают строители, что не ушли вовремя, или спустились по рабочей надобности.

На очередном крике, Бегунец не выдержал, воскликнул с мукой:

– Я не могу это слышать!

– Хочешь помочь? – Шестерня кольнул взглядом. -Вон, ямина, рядом. Спускайся. Только подождать не проси.

Бегунец поник, Зубило же стиснул челюсти так, что скрипнули зубы. Друг прав, нельзя оставлять соплеменников в беде. Но... прав и мастер. Втроем, против неведомого чудовища. К тому же, у мастера наверняка есть план. И хотя цель не самая благая, но... возможно мастер не договаривает и помимо холодных камушков в мешочке планирует что-то еще.

– Где хозяева?

Пришлось повторить трижды, прежде чем очередной остановленный пещерник осознал, что от него требуется. Махнув рукой за спину, строитель унесся дальше, а Шестерня зашагал в указанном направлении. Вновь грохнуло. Одна из вознесшихся из котлована опор накренилась, с жутким скрежетом унеслась вниз. Судя по всему, тварь подобралась к самой стенке, и теперь бесновалась внизу, стремясь выбраться из заточения.

Вошли на освещенную территорию. В центре, среди разбросанных арматур, воины стали в круг, отгораживая закутанные в хитоны фигуры от сгрудившихся вокруг строителей. Шестерня с ходу вклинился в толпу, расталкивая рабочих плечом, прошел к самому центру. Стоящие рядом воины, дернули копьями, но, узнав, немного раздвинулись, но оружие оставили наготове.

Поймав взгляд одного из магов, Шестерня кивнул, сказал с удовлетворением:

– Что ж, вижу, дело увенчалось успехом. Вы своего добились, проект сработал, а значит – пришло время расплатиться.

ГЛАВА 15

Подземник недобро сверкнул глазами, ответил холодно:

– Не время для расчетов. Поговорим после.

Шестерня недобро прищурился, и Зубило ощутил холодок в груди. Обычно веселое, лицо мастера закаменело, а взгляд наполнился угрозой, скрытой, но столь осязаемой, что даже десяток шагов расстояния и несколько рядов строителей ни сколько не ослабили чувства.

– После что будет, лишь Прародитель ведает. Так что самое время сейчас, – произнес Шестерня мирно. – Я свое слово сдержал, держи и ты.

И без того темное, лицо мага почернело, он произнес ледяным тоном:

– Кто ты такой, чтобы говорить мне о слове?

Усмехнувшись, Шестерня ответил:

– Я тот, кто помог тебе добиться желаемого. Не будь меня – это, – рука поднялась, указала в сторону котлована, – вы бы возводили очень долго, если бы вообще возвели.

Маг шевельнул желваками, бросил:

– Ты выбрал не лучшее время.

Словно подтверждая его слова, вновь грохнуло. Часть нависающих над ямой конструкций, вместе с куском края посыпалась вниз. С протяжным криком следом унеслось несколько строителей, сгрудившихся у края на свою беду.

– Другого времени может не быть, – произнес Шестерня упрямо.

Один из магов, не принимавших участия в беседе, раздраженно произнес что-то непонятное, метнул на Шестерню исполненный ярости и презрения взгляд. Начавший было колебаться под действием доводов, собеседник нахмурился, произнес сухо:

– Разговор окончен. Ты получишь свое после. Или... не получишь ничего.

Звякнули доспехи. Воины вновь сплотились, отрезая магов от толпы. Шестерня некоторое время стоял, покусывая губу, затем резко развернулся, выбрался из толпы. К нему сразу же подошли несколько пещерников, заговорили разом. Шестерня сделал отстраняющий жест, так что голоса разом оборвались, произнес кратко:

– По одному.

– Чудовище пожирает рабочих! – воскликнул сгорбленный, совершенно седой подземник.

– Уже пожрало, – с досадой перебил крепкий мужик, с густыми кустистыми бровями и начисто выжженной бородой. – Бригаду Коваля – как языком слизнуло, Сверло и Гофра остались без людей, у Стамеса выжил лишь один, но вряд ли протянет долго.

– Тварь рвется наверх, – дрожащим от ужаса голосом воскликнул третий, совсем молодой, с белесым пушком над губой, парень. – Когда она вырвется, здесь не останется никого!

Вновь загрохотало, от очередного прыжка качнуло землю, а утробный рев заглушил прочие звуки. Дождавшись, когда в ушах прекратит звенеть, Шестерня деловито поинтересовался:

– Бойцы не справятся?

– Ты бы ее видел, – выдохнул парень с дрожью. – Тут не то что десятком – сотней не обойтись!

– Такая большая? – Шестерня неверяще изогнул бровь.

– Большая, – сипло добавил сгорбленный, – но дело не в том. Быстрая.

– Большое быстрым не бывает, – проворчал Шестерня. – Поди, померещилось со страху...

По толпе пронесся вздох ужаса. Над краем котлована вдруг вздыбился огромный нарост, чудовищная, искаженный буграми и выростами харя, сочащаяся омерзительной слизью. Миг, и харя раздвинулась, превращаясь в огромную пасть. Еще миг, и наружу выметнулся толстенный, словно связка канатов, фиолетовый язык, обхватив троих стоящих поблизости пещерников, поволок в исполненное зловония жерло глотки.

Харя исчезла, исчезли и несчастные, а мгновенье спустя земля тяжко содрогнулась, принимая тушу чудовища.

Заметно побледнев, Шестерня сглотнул, сказал хрипло:

– Да, это меняет дело. Беру слова назад. – С усилием взяв себя в руки, добавил: – Входы, выходы?

Крепкий бросил с досадой:

– Подземники все перекрыли. На каждом по два бойца. Там и один сотню удержит, а уж вдвоем... – Он обреченно махнул рукой.

– А маги не помогут? – неожиданно выпалил Бегунец. Ощутив себя под перекрестьем десятка пар глаз, сник, добавил просительно: – Они хоть и не воины, но, говорят, гораздо сильнее.

Покачав головой, Шестерня произнес задумчиво:

– Нет, только не маги. Они быстрее скормят зверюге всех нас, да и воинов заодно, чем хоть пальцем тронут свое детище. – Словно не замечая, как у пещерников вокруг поникают плечи, бледнеют лица, а в глазах проступает безысходность, Шестерня возвел глаза к своду, долго-долго молчал. Наконец, когда даже у самых стойких не осталось надежды, неожиданно произнес: – Но мы сделаем по-другому...

Зубило и Бегунец со все возрастающим удивлением наблюдали, как вокруг, словно по команде, сгрудились строители. Мастер что-то негромко и торопливо говорит, указывает, поясняет. Пещерники внимают сосредоточенно и молча. То один, то другой выныривают из толпы, неторопливо, вразвалочку отходят в сторону, чтобы в следующее мгновенье исчезнуть из круга света, раствориться во тьме.

В какой-то момент на месте мастера возник другой, очень похожий пещерник, так что Зубило с Бегунцом лишь пораскрывали рты, когда Шестерня внезапно вырос за спинами, шепнул:

– Пойдем, здесь больше нечего делать.

Вновь жутко загремело, тварь в очередной раз попыталась выпрыгнуть, но Шестерня уже уходил, и парни поспешили следом, радуясь, что не окажутся невольными свидетелями очередного броска чудовища, с каждым своим появлением собиравшего кровавую жатву.

Светлое пятно осталось позади. Под ногами загремели обломки металла. Запнувшись в очередной раз, Зубило прошипел сквозь зубы:

– Может, все же возьмем фонарь?

– Возьмем, но позже. Внимание нам пока не нужно. К тому же, насколько успел заметить, свет привлекает чудовище. Хотя... могу и ошибаться. Думаешь, стоит проверить? – Он пытливо взглянул на помощника.

– Нет!

Зубил захлопнул рот с такой силой, что лязгнули зубы, помотал головой. Бегунец от ужаса охнул, замахал что есть сил руками, замычал жалобно. Мастер, конечно, глазаст, но, вдруг не заметит, решит подсветить, а то и в самом деле захочет проверить...

Обходя груды камня, свернули раз, другой, третий. Когда за очедной глыбиной вспыхнул огонек, навстречу выдвинулась фигура, в слабом отсвете показавшаяся огромной. Парни испуганно отшатнулись, однако, узнав в жуткой тени сгорбленного старца, выдохнули с облегченьем.

Шестерня шагнул навстречу, спросил:

– Сверла, клинья?

– Все как ты сказал. – Старик кивнул. – Даже больше.

– Остальные? – Шестерня вопросительно изогнул бровь.

– Остальные тоже на местах. Уже приступили.

– Хорошо. Нужно работать сообща, иначе ничего не выйдет.

Не услышав в голосе мастера обычной уверенности, Бегунец с удивленьем поднял глаза, но тот уже двигался вперед, о чем-то негромко переговариваясь со сгорбленным строителем.

Зубило с Бегунцом поспешили следом, но, едва выскочив из-за камня, остановились, изумленно озираясь. Подсвеченная фонарями, из тьмы выдвинулась стена. Нижний край упирается в основание, верхний, плавно загибаясь, взмывает ввысь. У стены, облепив поверхность, словно водяницы, копошатся строители. Поскрипывают рычаги, звякают блоки, вращаются лопасти, с гулким хрустом вгрызаясь в камень, словно переросшие всякие мыслимые пределы голодные жуки-камнежоры.

Часть строителей тачанками оттаскивают груды камня, освобождая место, что тут же вновь заполняется сыплющейся из трещин породой. Другие вбивают в землю костыли, приколачивая разлапистые станины буров. Третьи вовсю орудую пальцемерами, оставляя едва заметные засечки на камне, куда тут же ввинчиваются блестящие зубья сверел.

– Что они делают? – выдохнул Бегунец невольно. – Там, внизу, беснуется чудовище, один за одним гибнут соплеменники, а здесь... Что это, для чего?

На пару с Зубило, они вопросительно взглянули на мастера, но тот, занятый разговором, не обратил внимания. Лишь когда Бегунец, набравшись смелости, подошел ближе, с недоумением заглянул в глаза, махнул в сторону стены, затем вверх. Не дождавшись ничего более внятного, Бегунец вернулся, в ответ на выжидательный взгляд товарища, лишь пожал плечами.

– Не знаю, что имелось в виду, но он показал на стену, а потом на свод.

Зубило некоторое время всматривался в указанном направлении, изредка переводя взгляд вверх и обратно, но лишь развел руками, произнес с досадой:

– Никак нее могу взять в толк, что делают!

Сосредоточенно наблюдая за работой, Бегунец предположил:

– Может, решили прорыть выход? Вроде бы остальные перекрыли подземники, и...

Угрожающий хруст заглушил слова, заставил невольно присесть, в испуге раскрыть глаза. Строители, как один, разом взглянули вверх, но работу не бросили, наоборот, лишь с большим рвением принялись за дело. Прикрыв глаза от сыплющейся сверху пыли, Зубило задрал голову, на некоторое время замер, наконец прошептал потрясенно:

– Они собираются обрушить свод!

Бегунец некоторое время усиленно тер глаза, размазывая выступившие от пыли слезы, а когда проморгался, ощутил, как в груди похолодело. От пробоин в стене, вверх, устремились десятки трещин, перепрыгнули на свод, разбежались дальше, жуткие предвестники беды. Сердце застучало с перебоями, от щек отлила кровь, а мышцы предательски ослабли. Кусая губы, и кривясь от сдерживаемых рыданий, он прошептал:

– Погибнуть вместе с поработителями... Что может быть достойнее.

Зубило сердито сверкнул глазами, рявкнул:

– Не спеши. Возможно, все не так уж плохо. Нужно спросить у мастера.

– Да-да, конечно. Мастер наверняка знает нечто, чего не знаем мы... – Бегунец всхлипнул, промокнул рукавом лицо, отчего под глазами образовались размазанные пятна грязи.

Они двинулись вперед, сторонясь рабочих, обходя инструменты и опасливо поглядывая вверх – не рухнет ли на голову камень, не осыплется ли испятнанная трещинами порода, хороня под собой все живое?

Заметив помощников, Шестерня повернул голову, взглянул с вопросом. Ощутив на себе требовательный взгляд, Бегунец замялся, но Зубило не оплошал, сказал твердо:

– Вы собираетесь обрушить свод. Но... это верная смерть.

Шестерня прищурился, сказал с усмешкой:

– Это точно, верная.

– Тогда зачем? – Зубило всплеснул руками. – Не лучше ли еще поразмыслить, обсудить. Наверняка есть и другие пути, чем всеобщая гибель.

Шестерня ухмыльнулся в усы, проворочал:

– А кто говорил о всеобщей?

Опешив, Зубило закрыл и открыл рот, произнес нетвердо:

– Но ведь свод...

– Что свод? – прервал Шестерня нетерпеливо. – Если погибать, так всем гуртом, а если рушить, то все сразу? Одно слово – молодняк.

Ощутив, как с плеч свалилась гора, Бегунец задышал чаще, воскликнул с подъемом:

– Значит мы не погибнем?

Шестерня отмахнулся.

– Не погибнете, если в середку не понесет. Хотя... всякое может случиться.

Только сейчас Бегунец обратил внимание, что мастер то и дело поглядывает в сторону пещеры, но не вниз, а... вверх! Всмотревшись в клубящуюся под сводом тьму, Бегунец с содроганием ощутил, там, в непроглядной черноте, происходит нечто жуткое. Раз за разом доносится жуткий хруст, будто в гигантских жерновах перетирают огромные камни, с гулким уханьем обрушиваются невидимые глыбы, при падении сотрясая пещеру до основания, густыми клубами вспухает пыль.

Так вот что замыслил мастер! С помощью чутья отыскал слабые места в породе, подобрал инструменты, организовал строителей, чтобы обрушить свод, но не весь, а... частично. В разных местах пещеры идет кропотливая работа, результаты которой уже более чем ощутимы. Еще немного, и, источенные, опоры не выдержат, центральная часть свода рухнет, погребая под собой жуткое исчадие тьмы и его хозяев.

Испуганный крик ворвался в мысли, смешал, разметал в клочья. Не понимая, что происходит, Бегунец завертел головой, отыскивая источник шума. Взгляд наткнулся на пещерника. Покрытый пылью, испятнанный черным, мужик бежит из пещеры. Спотыкается и падает, но вновь встает, непрестанно повторяя одно и тоже. Слов не разобрать, но у строителей поблизости белеют лица, а в глазах появляется обреченное выражение.

– Вырвалась, тварь вырвалась!

Несчастный подбежал ближе, прислонился к булыжнику, голос сошел на нет, лишь губы продолжают двигаться, шепча бессвязное. Бегунец безотчетно подался вперед, страшась, и в тоже время страстно желая узнать, какую весть принес посыльный. Шестерня успел чуть раньше, крепко тряхнул пещерника, приводя в себя, рявкнул:

– Повтори! И поподробнее.

Собрав последние силы, тот выдохнул:

– Чудовище безуспешно пыталось выбраться наверх долгое время, и мы успокоились. К тому же подземники не проявляли страха.

– Существо выбралось? – скорее утвердительно, чем с вопросом произнес Шестерня.

– Да. – Пещерник потупился. – И теперь скачет вокруг, топча и пожирая не успевших уйти.

– Им нужно помочь! – воскликнул Бегунец порывисто.

– Нет. – Шестерня покачал головой. – У них было время.

– Они погибнут? – поинтересовался Зубило напряженно.

– Возможно, – Шестерня пожал плечами. – Но вопрос не в этом.

– А в чем? – крикнул Бегунец в ярости. – Что может быть важнее, чем их жизни?!

Не глядя на помощника, Шестерня ответил:

– Наши. Всех тех, кто сейчас раскачивает свод. Погибнем или будем жить – вот в чем вопрос.

Голос мастера прозвучал негромко, но Бегунец мгновенно поник, съежился. Выспренние слова недавней вспышки показались настолько неуместны, что захотелось немедленно провалиться под землю, или быть раздавленным рухнувшим сводом, только бы не ощущать осуждающие взгляды рабочих.

Заглаживая вину друга, Зубило деловито произнес:

– От чего это зависит?

Шестерня произнес устало:

– Места напряжения в стенах выбраны таким образом, что свод вскоре рухнет. Но не весь – лишь центральная часть, как раз та, что над ямой. Если к этому времени тварь вернется в котлован – все получится. Если нет...

– Она вернется.

Все, кто прислушивался к разговору, разом повернули головы. Ощутив на себе исполненные надежды многочисленные взоры, Бегунец повторил, стараясь, чтобы голос прозвучал твердо:

– Она вернется. Я этому поспособствую.

– Мы поспособствуем. – Зубило шагнул к другу, пристально взглянув в глаза, повторил с нажимом: – Мы!

Шестерня кивнул, сказал с удовлетворением:

– Вот и хорошо. Ну а я посмотрю, как это у вас выйдет.

– Мастер, ты пойдешь с нами? – В глазах парней сверкнула радость.

– Пойду. Куда ж денусь, – отозвался Шестерня ворчливо. Помолчав, добавил: – К тому же есть у меня небольшой должок. А долги, вроде как, оставлять не хорошо.

ГЛАВА 16

Отблески фонаря испуганно мечутся вокруг, под ногами поскрипывают камни. Мастер идет чуть впереди, уверенным, спокойным шагом. Как обычно, как всегда. Ну, почти как всегда. Если присмотреться, можно заметить, с какой основательностью ноги попирают землю, прежде чем оторваться, чуть задерживаются, словно хотят напитать хозяина мощью и невозмутимостью камня, равно взирающего на извечную тьму пещеры и на неведомых, жутких существ.

Рядом, плечо в плечо, шагает Бегунец. Лицо друга сосредоточено, в глазах огонь, словно грядущая встреча с ужасным вовсе не страшит, наоборот, придает уверенности и сил, отчего плечи раздвигаются, а, обычно неровные, движения выходят величавыми и исполненными достоинства. Так идут не на смерть – на подвиг.

Бегунец всегда уступал духом, казался менее решительным, слабым. Но сейчас... Куда делась робость, отчего, обычно стеснительный, друг преисполнился силы? Неужто и впрямь жизни соплеменников настолько значимы, а гибель за них так достойна, что отступает страх, что смерть превращается из жуткой бестелесной тени, от чьего могильного дыхания смерзаются кости и выстывает кровь, в добрую подругу, с кем не зазорно пройтись под руку, провожая самого себя в далекий путь?

Возможно, что и так. Только почему подгибаются ноги, а в груди все больше разрастается кусочек льда, выпячивает иглы, распускает холодные щупальца страха, отчего сердце бьется с перебоями, а дышать все тяжелее, будто на грудь давит невидимая каменная плита, холодная и тяжелая. А на плите, высеченные резцом мастера, красуются руны. И не нужно смотреть, чтобы догадаться, чье имя выбил неведомый мастер. Изящные руны короткого слова, что ближе и роднее всего в этом мире, наполненного смыслом и значением, что навсегда останется в сердцах родных и близких. Руны своего имени.

Мир покачнулся, поплыл. Зубило до хруста сжал челюсти, лишь бы не выпустить предательскую влагу, что уже скопилась в глазах, и вот-вот прорвет запруды, побежит по щекам, оставляя за собой влажные дорожки позора. Где-то наверху хрустнуло, на голову рухнула пригоршня пыли и мелких камушков. Зубило закашлялся, с готовностью зарылся лицом в руках, радуясь, что можно больше не сдерживаться. Ведь после, отняв ладони, можно смело взглянуть друзьям в лицо, не стыдясь покрасневших глаз, ведь каменная пыль такая едкая...

Поворот, еще один. По ушам ударил знакомый рев, заставив вздрогнуть. Шестерня остановился, сказал со странной интонацией:

– А маги не плошают. Зверюга резвится во всю. Вон сколько народу подавила. Даже кое-кто из воинов не устоял. А эти, гляди, стоят, не шевелятся.

Зубило устремил взор вперед, сказал сдавленно:

– Мне кажется, или там... – Он сглотнул, не в силах продолжать, стиснул зубы.

Однако Шестерня понял, подтвердил:

– Все верно: повсюду кровь, кишки. У кого-то даже, вон, мозги вытекли, и шлем не помог. Будем идти, глядите под ноги, не оскользнитесь.