Текст книги "Жених с подвохом (СИ)"
Автор книги: Василиса Кириллова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц)
Я прислушался к музыке. Французы свое отпели, мягкий баритон Элвиса Пресли проникновенно мурлыкал «Люби меня нежно, люби меня страстно…» И что-то там еще про вечную любовь. Разве бывает такая? Стремление человечества к совершенству во всем, возможно, и двигает цивилизацию, но вполне вероятно, что имеется и побочный эффект в виде горя, ненависти, мести, зависти.
Шум промчавшегося мимо автомобиля прервал мои философские упражнения. Я открыл глаза и посмотрел на удалявшуюся машину по пустынному шоссе. То ли все разъехались, то ли еще не выезжали. Я не знал уклада жизни обитателей поселка, не вникал. И вот теперь эта тишина на дороге, словно знак одиночества или намек на чистый лист, с которого все придется начинать.
Глава 4
Подъезжая к городу, я несколько сбросил скорость, хотя и так ехал довольно медленно. Поймал себя на мысли, что не знаю, как быть дальше. Поехать сразу на работу, забежать домой или к Алине, чтобы переговорить. Только о чем? О том, что я не знаю, что делать и куда бежать? Нет, только не это, взваливать свои проблемы на нее, подвергать опасности единственного близкого мне человека я позволить себе никак не мог.
Стоя на светофоре, я приметил небольшое кафе за перекрестком и решил скоротать там минут двадцать. Ответить на вопрос, почему я оттягиваю время и не желаю появляться на работе, у меня никак не получалось. Сказать, что боюсь? Нет. Не то, чтобы мне было все равно, что со мной случится, но, скорее, я тупо не мог сообразить, откуда ждать опасность. В конце концов, не прямо же в офисе на меня будут нападать. Даже мысленно повторять это слово – нападать – было трудно, и звучит отвратительно. Кто? За что? Я же не бандит, не мафиози, не миллиардер какой, заработавший свое состояние махинациями и воровством. И чужих жен не уводил к тому же. Хотелось ругаться… Еще только утро, а я уже чувствовал усталость и злость.
Припарковав машину на стоянку, я зашел в кафе. Пустой еще зал был окутан терпким, сладковатым ароматом только что смолотого кофе. Подойдя к барной стойке, я поискал глазами официанта.
– Алексей! – неожиданно услышал я и обернулся на голос. За дальним столиком, у окна, весело улыбаясь, какая-то особа махала мне рукой. Присмотревшись повнимательней, я изрядно удивился: Катерина Авдеева собственной персоной! Вот уж точно мыслями накликал, не иначе. И чего ее занесло сюда с утра пораньше? Статус мадам Авдеевой позволял ей до обеда даже глазки не открывать. Ну, в крайнем случае, в неглиже да на мягком диване с чашечкой утреннего кофе в одной руке и с глянцевым журналом в другой – это еще куда ни шло. Но чтобы в такой серенькой кафешке… А делать нечего, надобно подойти. И политес придется разводить.
Я растянул губы до предела возможного и, склонив голову набок, кошачьим шагом двинулся в ее сторону.
– Здравствуй, красавчик. Лет сто не виделись. – Насмешливые глаза гламурной дамочки оценивающе пробежали вдоль моей унылой фигуры.
– Здравствуйте, Катерина… э-э-э, запамятовал, простите, как вас по батюшке…
Я встал спиной к окну и стрельнул глазами по залу: неровен час опять снимают…
– Ты чего, Соболев, не с той ноги встал? – тонкие брови Авдеевой высоко взметнулись, ментоловая сигаретка в длинных, аристократических пальчиках невольно дрогнула. Пристроив ее в уголке капризного рта, она протянула мне ладонь.
– Присядь, не стой истуканом. А то подумаю, что ты не рад меня видеть.
Хм, можно подумать, мы закадычные подружки, – саркастически подумал я. Что ж, придется идти на фамильярность – именно такую тактику навязывала она.
– Как такое возможно? Рад бесконечно. – Я коснулся ее руки с видом, словно наконец ухватил птицу счастья за хвост.
Катерина удовлетворенно повела плечиком и кивнула:
– И я тоже.
Внезапно я почувствовал запах ненависти. Такой назойливо пыльный и серый по цвету. Кому-то может это показаться странным. Ненависть, оказывается, имеет цвет и запах. Я даже опустил глаза вниз, чтобы она не заметила чего-нибудь. Да и не в Кате дело вовсе. Мне сейчас ненавистна стала вся атмосфера, окружающая меня. Напрашивался вывод, что меня преследуют обстоятельства и люди, с которыми связаны трагические события. Перед глазами вновь всплыло лицо Петренко, растерянное и предательски глупое. И еще эти фотографии с Авдеевой, которыми он пытался сбить меня с толку. С какого боку их прилепить?
Я с едва скрываемым раздражением глянул на эту «дорогую» женщину. Красивые, густые волосы медного оттенка крупными локонами были уложены в незатейливую, но, похоже, тщательно продуманную прическу. Изумрудного цвета шелковая блузка хорошо подчеркивала ее светло-карие глаза. Мелькнуло едва уловимое ощущение, что Екатерина Авдеева испытывает сейчас ко мне похожие чувства – то ли напряжения, то ли страха. Однако тщательно скрываемого. С чего это? От любопытства, может. Сейчас начнет допытывать, как там все произошло, какой ужас… Трали-вали, в общем. К горлу подступила противная нервная тошнота.
– Как дела, Катя? – Я медленно опустился на стул и уперся руками в край стола. – Выглядишь неотразимо. А еще только утро…
Авдеева медленно потушила сигарету о край пепельницы, взяла в руки чашку с остывшим уже кофе и сделала глоток.
– Знаешь, – тихо, глядя в окно, произнесла она, – про утро это ведь ты неспроста, я думаю, заговорил…
– В смысле?
Катерина повернула лицо ко мне, совсем невеселое, даже постаревшее как будто. Грустно улыбнулась.
– Ты хотел сказать… точнее, спросить: что это я делаю здесь в такой ранний час.
– Вообще-то нет, совсем ничего такого… – я нервно заерзал на стуле, проклиная себя за то, что пришел сюда. – Хотя, действительно, был несколько удивлен. Госпожа Авдеева и это…
– И эта забегаловка, – закончила она мою неуклюжую тираду и рассмеялась. Неожиданно и весело.
Я окончательно растерялся. Оглянулся в сторону барной стойки. К счастью, там уже появился молодой человек, который тут же поймал мой взгляд. Я махнул рукой, и он резво метнулся к нам.
– Вот, решил зайти, немного скоротать время до работы, – зачем-то решил я отчитаться Авдеевой.
– Что желаете? – спросил подошедший юноша. – Может, яичницу с беконом? К сожалению, пока ничего другого предложить не могу.
– Нет, спасибо. Кофе.
Когда официант удалился, я нехотя вернулся взглядом к своей собеседнице.
– Так вот, эта кафешка теперь моя, – буднично сказала она и достала из пачки очередную сигарету.
Не люблю курящих женщин. Очевидно, я непроизвольно сморщился, она это заметила, и мелькнувшая было в ее руке зажигалка благополучно исчезла в сумочке.
– Это так сказать мое выходное пособие, – добавила она.
– Э-э… ты хочешь сказать, что Авдеев…
– Именно. Мы развелись. Инициатива была моя, поэтому… поэтому теперь вот так, – она описала руками большой круг в сторону зала, означавший, видимо, что это кафе ее единственное детище и – не дай бог! – пристанище.
– Скажу честно, не знал, – промямлил я с виноватым видом.
Авдеева снисходительно скривилась.
– Эка невидаль! Разбежались и разбежались.
– Давно?
Официант принес кофе. Я придвинулся ближе к столу и только сейчас заметил цветные папки с бумагами, лежавшие на краю стола.
– Да уж с месяц. Жду вот юриста, договорились, надо въезжать как-то в это дело, – пояснила она, перехватив мой взгляд.
Я почувствовал, как по моей спине поползли противные мурашки. Как странно получилось: все мы – я, Петренко, Авдеева – были буквально сцеплены звеньями жизненных обстоятельств, но при этом абсолютно не в курсе событий, произошедших с каждым из нас. И что характерно, весьма неприятных и достаточно громких событий. Серега мне совал под нос фотографии, не зная даже, что Авдеева уже вовсе и не жена олигарха… Шантажист хренов! Я не знал, что она в разводе. А Катя вообще ни сном, ни духом, что называется – про нас обоих.
– Соболев, впечатление, что ты подсчитываешь, до какой степени меня ободрал мой бывший. Чего угрюмый такой?
– Я? – Не зная, что сказать, я пожал плечами. – Да нет, не подсчитываю, что ты. Наверно, у тебя были серьезные причины плюнуть на все.
Мне было странно разговаривать на такие личные темы с этой женщиной, находившейся несколько на другой статусной ступеньке. Во всяком случае, совсем недавно это было так.
– Просто голова забита разными проблемами… Катя, можно вас спросить, – неожиданно я вновь перешел на вы. – Сергей Петренко – это имя вам о чем-нибудь говорит? – Мне вдруг пришло в голову, что я могу каким-то образом сейчас выйти к разгадке про связь Петренко с Авдеевым, а уж оттуда и ко мне тропинка, может, протопчется.
Она задумалась, подняла глаза к потолку, через мгновение уверенно произнесла:
– Абсолютно. Ни о чем. Разве нас что-то связывает? Кто это?
Я пожалел, что задал ей этот вопрос. Теперь надо выкручиваться.
– Нет-нет, ничего не связывает. Просто я вспомнил тот корпоратив, где мы танцевали вместе.
– Ах, это… помню, конечно. Я под большим впечатлением была, – игриво заметила Авдеева. И что? – Она все-таки достала зажигалку и прикурила очередную сигаретку.
– Тогда, если я не ошибаюсь, Петренко снимал нас. Фотоаппаратом.
– Да нет, ты путаешь, красавчик, – Катерина откинулась на спинку стула, прищурила глаза, подняла кверху пальчик с длинным белым ноготком. – Снимал весь этот балаган Костик. Фамилию не скажу, не знаю, но этот мальчик с камерой постоянно мозолит глаза на тусовках. Очень прилипчивый, надо заметить. Один раз ему аппарат об стену чуть не разбили. Влез куда не просили… Ой, Витюша! – Авдеева приподнялась из-за стола и радостно заулыбалась. – Адвокат мой прибыл, – сообщила она. – Очень толковый парень, между прочим. Если что – рекомендую.
Я обернулся. От входной двери к нам направлялся смуглый, подтянутый мужчина с барсеткой в руках. Мне казалось, что юристы должны непременно с портфельчиками ходить. Уже по походке и гордо откинутой назад голове я определил его в разряд прохвостов. Психолог из меня никудышный, это я понимал, но что-то мне сразу не понравилось в нем. Я бы на месте Авдеевой не слишком доверял подобным типам.
– Что ж, рад был повидаться, – я посмотрел в глаза Катерине, пытаясь мысленно донести до нее свои сомнения, и поднялся.
Смуглый мужчина подошел к столу и с интересом посмотрел на меня.
– Доброе утро, – пробасил он. Тембр голоса, надо сказать, меня несколько обескуражил. Густой, как смола. В таком захлебнешься и утонешь в один момент. С его лоском и самовлюбленностью – а это было написано огромными буквами у него на лбу, – скорее, гармонировал бы мягкий баритон.
– Познакомься, это Алексей Соболев. Мой старинный друг, – сказала Катерина.
Кто бы мог подумать, что госпожа Авдеева запишет меня в свои друзья, еще и старинные. Снизошла. А может, оправдывалась перед этим щеголем.
– Очень приятно. Рощин Виктор, – адвокат протянул руку и пронзил колючим взглядом.
– Взаимно, – коротко ответил я и пожал его холодную, сухую ладонь.
Опять что-то не так. Почему бас, а пальцы холодные? Должны непременно быть горячими. Я уверен в этом, черт подери!
– К сожалению, вынужден вас покинуть, – развел я руками и одарил каждого персональной улыбкой. – Рад был познакомиться, – это уже конкретно юриста касалось.
В салоне машины я устало откинулся на спинку сиденья, нервно зевнул, не открывая рта. Что за напасть такая, почему меня окружают не люди, а куклы, и обстановка кругом кроме как декорацией не назовешь… Да, Соболев, тут одно из двух: либо ты псих конченный, либо дела твои действительно из рук вон плохи, так плохи, что интуитивно ты подвергаешь анализу все подряд. Да, кстати, про анализ – он как раз показывает, что Петренко для Авдеевой, как неоткрытая галактика. Что есть, что нет. Ни холодно ни жарко, как говорится. Но это еще хоть как-то объяснить можно. А вот шантаж Сереги, как выяснилось сейчас, ни в какие ворота не лезет. Если он был настолько далек от самого Авдеева, что даже не знал о его разводе, то каким образом собирался передать ему фотографии? Просто подкинуть? Возможно, переслать. От имени доброжелателя, разумеется. Ага… но это ведь мерзко, это настолько мерзко, что я в это не верю. Я понимаю, конечно, что верить никому нельзя, зарекаться тоже дело неблагодарное, и все равно Петренко не мог этого сделать даже под давлением обстоятельств. Но зачем-то же раздобыл он эти фотографии… Я задумался. Вариант ответа крутился где-то рядом.
Я со злостью ударил кулаком по рулю и повернул ключ зажигания. Все ясно, как белый день. Ни в какой протекции Серега не нуждался, да и сам Авдеев ему был нужен как автомобилисту штраф. Все это было постановкой, и режиссер отнюдь не Петренко. Только состряпано все было на скорую руку. И стряпальщик этот тоже не знал про Авдеевский развод, просто использовал первое, что попало под руку. Получается, что обстоятельства у Сереги все-таки складывались не лучшим образом, раз он согласился на этот спектакль. Согласился и тут же пожалел. Только поздно было. Вот и поплатился жизнью. Это была единственная ниточка, за которую можно было ухватиться и попытаться распутать клубок. Теперь же надо идти другим путем. А что делать, если направо пойдешь – пулю схлопочешь, налево – голову свернешь, а прямо и того хуже – в тюрьму попадешь? И это, увы, не сказка, а моя драгоценная жизнь, дарованная мне родителями. Вряд ли они одобрили бы мои необдуманные действия. Думать надо крепко, очень крепко.
Я заперся в кабинете, сказав Кате, что меня пока ни для кого нет. Обложившись бумагами, я скрупулезно, с маниакальной настойчивостью возвращаясь к каждому документу по нескольку раз, пытался прояснить для себя ситуацию с делами на сегодняшний день. Я не находил причин, по которым со мной нельзя было серьезно работать. Ни одного прокола никогда не было, ни одного скандала, претензий по качеству, судебных разбирательств и прочих неприятностей. Никогда! Почему вдруг нарисовался отказ от заказа? Причем отказ во вред не столько нашему предприятию, сколько самому заказчику. То, что они требуют назад предоплату – детский лепет, существуют подписанные документы, гарантии и прочее. В конце концов, если за это возьмутся юристы, то в выигрыше останемся мы.
А вот и нет, решил я минуту спустя. После любого, даже самого небольшого разбирательства остаться в выигрыше весьма сложно, практически невозможно. Не в деньгах дело. Репутация – вот ключевое слово в данном случае. А случай здесь не тот, чтобы на скандале попиариться можно было. Не шоу бизнес. Вот и получается, что кому-то очень надо испортить мою репутацию… Хм, если б только репутацию. Вы бы, господа бандиты, – мысленно обратился я к людям икс, – уж как-то бы определились – жизнь или репутация. А так многовато будет.
Отъехав в кресле от стола – на бумаги уже смотреть было тошно, – я скрестил руки на груди, окинул взглядом кабинет. Кому все это надо? На рейдерский захват слабо похоже. Хотя, возможно, это первые ласточки. Предвестники, так сказать… Но в такой ситуации хотя бы намеки должны быть в виде предложений по продаже или еще чего, ну, не знаю даже.
Я подкатился к столу, взял трубку, чтобы позвать Катю. Передумал, положил и поднялся сам. Захотелось подвигаться. Медленно открыл дверь в приемную, просунул голову.
– Что-то случилось, Алексей Викторович? – спросила секретарша, не оборачиваясь в мою сторону.
Ее длинные рыжие волосы, не прибранные сегодня в прическу, огненным костром полыхали на плечах. На фоне нежно-зеленой блузки это было особенно эффектно. Я даже замер в восхищении. Какая удивительная штука природа. Не знаю, что там твердит народная молва про рыжих, но лично я считаю их посланниками солнца. Судя по моей Кате, это удивительные, где-то даже загадочные, но очень добрые и яркие во всех смыслах люди.
– Алексей Викторович, – она, не моргая, смотрела на меня голубыми, как у ребенка, глазами, опушенными золотым ореолом ресниц. – Вы что-то хотели спросить?
– Да, – медленно протянул я, с трудом выходя из состояния какого-то оцепенения, – у тебя есть последние данные о составе участников тендера?
Катя нахмурила невидимые бровки и уверенно сказала:
– Одну минуту, Алексей Викторович, сейчас принесу. Еще вчера на почту прислали.
– И минералки бутылочку захвати.
Я вернулся за стол. Скоро должен был подойти Ряскин со своими выводами по персоналу. Вошла Катя, поставила бутылку с водой и чистые стаканы на подносе. Рядом приземлился листок из принтера. Стоило мне взять бумагу в руки, как в дверь заглянул Ряскин.
– Проходи, Иван.
Я отложил список в сторону и посмотрел на своего помощника, пытаясь угадать – нарыл он чего или нет.
Лицо Ряскина было непроницаемо. Он быстро разложил свои бумаги и посмотрел на меня.
– Что вам сказать, Алексей Викторович. – Он сцепил пальцы, глаза лирично как-то уперлись в потолок, как будто собрался здесь декламировать стихи. – Перебирал я это все и вдоль и поперек, – скучно протянул он, имея в виду, очевидно, список сотрудников. – Уволилась за последнее время только одна девушка из бухгалтерии. По причине замужества и отъезда. Как говорится, дело житейское. Остальные, бухгалтерские, работают ровно, тихо, без претензий к нам. Здесь вроде все надежно. Опять же – вроде. Вот понимаете, какая штука, Алексей Викторович, – Ряскин поерзал на стуле. – Никто ничем не выделяется. Не только здесь, но и за пределами нашей конторы. Это я проверял. Если бы что-то там где-то, уже легче, уже зацепка. А так… слежку, прослушку что ли устанавливать? Нереально.
– Дальше. – Я прикрыл глаза, слушая эти сказки про белого бычка. Ну что, в самом деле, можно было таким образом узнать? Разве что освежить в памяти перечень работников. Раскрытием козней должны заниматься спецы. Я понял сейчас это окончательно.
– Идем дальше, – произнес Иван. – Служба безопасности. Здесь все прикормлены с вашей барской руки, роптать им, что совесть потерять. Однозначно. Ну, характеры, не сахар, так это ни о чем не говорит. Взять, к примеру, Синякова. Главный страж порядка, он же главный сердцеед и подонок по совместительству.
– О как! – От неожиданности я открыл глаза.
– Но это чисто с дамской стороны если смотреть. А в работе, вы же сами знаете, профи, каких поискать. Все остальные у него на коротком поводке, отфильтрованные кадры. Перейдем к юридическому отделу.
– Ну, отдел – это громко сказано. – Я вновь смежил веки.
– Вот именно. Не концерн у нас, нет и надобности. Этим все сказано. Три юриста наших у всех на виду. Дела ведут исправно, никогда недоразумений не было, никто из них на зарплату не жаловался. Вид заносчивый, ну так это все понты. Пусть себе.
– Пусть, – согласился я, вспомнив холеного дружка Авдеевой.
– Вот, собственно, и вся картина. Еще свора менеджеров, которые под контролем той же бухгалтерии, юристов… Весь несложный механизм в деталях с виду исправен, а в целом работает как-то не очень.
– Что наши заказчики, так и продолжают требовать возврата предоплаты?
Иван Ряскин поскучнел, и скука эта серой паутиной разлетелась по кабинету.
– Водички хочешь? – Я налил себе стакан шипучей жидкости и залпом выпил.
– Нет, спасибо, – отмахнулся он. – Пока что говорят о приостановке заказа. Причину называют – нелестные отзывы от людей, работавших с нами. Каких именно, не говорят, типа не хотят скандалов. Хотят разобраться. Бред, как я и говорил вам вчера. Возврата предоплаты мы не допустим. Тут уж ничего у них не выйдет.
– Только нам от этого не легче.
– Нам не легче. Это вы правильно заметили. Репутация дороже денег. Такова се ля ви.
– Знаешь, Иван Иванович, – я приложил пустой стакан ко лбу, – нам таки придется пойти на скандал. Я так думаю.
– В смысле?
– В самом прямом. Если они затеяли с нами грязную игру, значит, придется их вывести на чистую воду. И шумиха нам будет на руку. Но только после того, как мы убедимся, откуда ветер дует. Я ни за что не поверю, что кто-то недовольный работой с нами, будет тихо пакостить за спиной. Смысл? Дело таким образом с места не сдвинется. Бояться меня тоже не вижу резона: в мафии не состою и никого не принуждаю к сотрудничеству. Другой вопрос, если облить нас грязью – цель. Здесь совсем другой расклад. Так что пока тянем время, а сами ищем источник вони.
– Как его искать то?
– Не знаю. Пока никак. Будем надеяться, что источник сам проявится. Должен проявиться. Иначе смысла в этой игре никакого. У нас есть немного времени. И потом, этих людей порекомендовал мне Виталий Иванович. Улавливаешь? Все рекомендации от Бородича надежные. Так было всегда, и сейчас по-другому быть не может. Но вариант, что на этих людей кто-то давит – есть.
Я взял со стола лист, принесенный секретаршей.
– И еще одна головная боль. Братцы Трегубовы, – помахал я бумажкой. – Надеялся, что их в списке по тендеру сегодня не увижу. Ошибся. Интересно, их пригласили или они сами себя предложили? Этот бизнес не их, черт побери!
– Не их. Или мы что-то не догоняем.
– Когда, говоришь, мероприятие?
– Через неделю, – глухо произнес Ряскин. – Я узнаю по своим каналам, откуда у них древесина нарисовалась. Выглядит блефом. В противном случае не только мы, но и все остальные участники просто массовка.
– На кого рассчитан блеф? Что-то подсказывает мне, что мальчики для битья это мы.
Иван вяло попытался возразить мне. Я махнул рукой:
– Ладно, Иван Иванович, стреляться пока не будем.
Мы одновременно поднялись со своих мест, пожали руки. Ряскин ушел, я подошел к окну, присел на подоконник, уставился на улицу. Да, стреляться самим незачем, застрелят, если надо другие. А что, и делу конец. Пара пустяков. Я невольно поймал себя на странной мысли, что страшна не сама смерть, а незнание за что. Это как кино, смотрел-смотрел, а на концовке отключили электричество, и ты ничего не понял. И что делать? А ничего. Громко выматериться. Все. Вот и сейчас я могу только громко ругаться. Хотя нет, громко не могу, неприлично. Юмор жизни называется – тебя в асфальт закатать хотят, а думать приходится о приличиях. Да уж…
Внизу, у входа в здание, я неожиданно заметил Шведова. Он о чем-то оживленно разговаривал… похоже, с Димой Соловьевым. Тот стоял спиной. Я присмотрелся повнимательнее. Так и есть, с Димой. Чего его сюда принесло? Странно. Эти ребята могли быть знакомы, я приглашал на свой первый корпоратив Бородича и Диму, само собой, тоже. Но с тех пор я не замечал, чтобы они поддерживали тесные отношения. На моих глазах они едва здоровались. Причина весьма банальна – эти ребята находились в разной статусной категории. Кирилл Шведов из семьи интеллигентной, его родители преподавали в вузе. Когда же они успели сблизиться?
Мне не хотелось сейчас никаких непонятных схем взаимоотношений среди людей, окружающих меня. Алина, Бородич с Димой – это одна сторона моей жизни. А люди на работе – совсем другая. Если они начнут переплетаться, это усложнит мне жизнь сейчас.
Но удивляло меня в данном случае совсем другое – какие дела у него могут быть в это время здесь? Я приоткрыл окно и вытянул шею, пытаясь услышать, о чем идет речь. Однако Дима уже попрощался со Шведовым, хлопнув его по плечу, и вошел в здание. Ага, это уже, похоже, ко мне.
Я быстро покинул кабинет, вышел в коридор. Стоявшие по углам сотрудники тут же растворились в пространстве. Дармоеды. Со стороны лестницы послышались шаги, и вскоре на этаже появился Дима. Откинув отработанным жестом длинные русые волосы со лба, он махнул рукой. Пружинистой походкой двинулся ко мне. Я направился в сторону ниши у окна, где стояли стулья. Кивком пригласил последовать за мной.
– Здрассьти, Алексей Викторович, – подойдя, прошамкал он, активно работая челюстями над очередной порцией жвачки. Он жевал эту резину всегда. Иногда мне казалось, что еду Дима поглощает только вприкуску со жвачкой. Зная характер и благородные манеры Виталия Ивановича, я просто диву давался, как он выносит это жвачное животное рядом с собой изо дня в день.
– Привет. Что-то случилось?
Дима опустился на стул напротив меня.
– Да я не понял, если честно, – он подкинул вверх ключи от машины, поймал их и пожал плечами.
– Отвез Иваныча в клинику. К Костину, ну знаете.
– Знаю. Так что случилось? Ты можешь сказать толком? – мое терпение лопалось.
– Так это… – чавкнул он, – прихватило сердце вроде. Просил вас не беспокоить.
Я почувствовал, как у меня зачесались кулаки. Так бы и вклеил в лоб этому продукту воспитания по системе Бородича.
– Что значит не беспокоить? Ты что не мог сразу позвонить мне из клиники? – Я нервно выхватил из кармана мобильник.
– Не-не-не! – громко запротестовал тот. – Тока не это! Он уволит меня без выходного пособия. Я же приехал и все рассказываю. – Дима на мгновение даже перестал жевать. – Иваныч сказал, что ниче, типа, страшного. Мол, профилактика. И звонить я не стал потому, что вы трубу отключите и Иванычу сразу станете названивать. А он не велел.
– Знаю я эту профилактику, – расстроился я. – Надо поговорить с Костиным.
– Ну вот, а я про что. Только меня не закладывайте. Если что, скажете, что от тети Маши узнали. Лады?
– Лады. – Моя злость немного улеглась. И правда – приехал же. – А с чего такая секретность? – на всякий случай поинтересовался я.
– Ну, так Иваныч все ныл: не вздумай Леше сказать, у него там терки по жизни, ну, проблемы типа. Ему уезжать надо, а из-за меня он застрянет, – старательно имитировал Дима выражение лица и интонацию Бородича. Я представил старика, усердно жующего жвачку…
– Виталий Иванович преувеличивает, – ровным голосом произнес я.
– Алексей Викторович, я тут между вами мечусь, как теннисный шарик. Легко мне? Мое дело, чтобы Иваныч здоровый был, и вы на меня не наезжали.
– Правильно делаешь, – не мог не согласиться я, удивляясь столь литературному обороту про шарик.
– А если у вас проблемы, то я всегда готов помочь. Тока пальцем ткните, – Дима угрожающе насупился.
Да уж, ткните. В кого? Знать бы, так и сам разобрался.
– Ладно, Дима. Спасибо, что приехал. Не волнуйся, все будет с Иванычем в порядке, я проконтролирую.
– Ну, тогда я поскакал? – неуверенно спросил он разрешения и запустил пальцы в волосы, убирая их с глаз.
– Давай, скачи.
Чего это они все расскакались сегодня, глядя вслед Диме, подумал с раздражением я, вспомнив слова Марии Егоровны, сказанные рано утром про Бородича: ускакал куда-то. Так не говорят о приболевшем человеке. Следовательно, прихватило его позже. Что наша жизнь? А ничто. Сейчас ты бодр и решителен, а спустя минуту – в больничке. И это, надо заметить, в лучшем случае. Я передернулся.
Секретарша стояла у окна с блюдцем в руке и задумчиво закидывала в рот какие-то крошки. На подоконнике стояла чашка со свежезаваренным кофе, ароматная струйка пара причудливо вилась вверх и исчезала в огненных облаках волос Кати.
– А мне? – спросил я вкрадчиво.
По части поедания сладкого, однозначно, мы были с этой рыжей пигалицей родственными душами. Алина часто подтрунивала над моим пристрастием к разному роду десертам. Екатерина Игоревна же, напротив, считала это признаком тонкой душевной организации у мужчин. Такая неприкрытая лесть со стороны секретарши меня вполне устраивала.
– Сей момент, – не оборачиваясь, произнесла она. – Только это не эклеры.
– А что?
– Жемчужина называется. – Она соизволила, наконец, повернуться. – Рекомендую. Из самого Парижа.
– Ого! Кто поставщик, если не секрет?
Катя направилась к шкафчику, где, по всей видимости, хранились эти самые жемчужины из Парижа.
– Что Дмитрий тут, по делам? – спросила она со скучающим видом.
– Да, ко мне забегал. Виталий Иванович приболел. – Я с удивлением посмотрел в ее сторону. Уж не интересует ли ее этот примитивный шулер? Несмотря на преданную службу Бородичу, я, в отличие от Виталия Ивановича, так и продолжал считать Дмитрия Соловьева авантюристом.
– В Париже недавно был мой приятель. Вот привез. Вам в кабинет?
Она протянула в сторону двери руку с тарелочкой, наполненной светло-коричневыми небольшими раковинами. Я подошел ближе. Створки ракушек были приоткрыты и на месте жемчуга лежали орешки.
– Забавно, – оценил я. – Если не возражаешь, я присяду за твой стол, а то в кабинете мысли о работе мешают.
Я лукавил. Все, что мне сейчас было нужно – это выяснить, кто такой этот парижский пижон. В конце концов, о любом новом персонаже в моей странной пьесе я должен знать по возможности больше. Если разобраться, то о личной жизни своих сотрудников я ничегошеньки не знал. Даже о своей секретарше. Это непростительная беспечность. Она хороший работник, я ей всецело доверяю, но не исключен вариант, что кто-то может воспользоваться этим, – накручивал я себя.
– Конечно, Алексей Викторович. – Девушка невозмутимо придвинула мне стул и поставила на поднос кофейник и пирожные.
Затем, чтобы не торчать у меня под носом, она уселась на подоконник.
– Виталий Иванович серьезно заболел? – решила она поддержать светскую беседу, болтая длинными ногами в серых атласных брючках.
– Виталий Иванович? Да нет, надеюсь, ничего серьезного. Подъеду после работы в клинику, разузнаю все.
– А что вы улыбаетесь?
– Я? – удивленно спросил я и, не выдержав, рассмеялся. Потерял над собой контроль, что называется, полностью. Мне действительно было смешно оттого, что я вдруг испытал укол ревности. А вдруг мою рыжую секретаршу в самом деле уведет какой-то там прощелыга. Соблазнит ее парижами, мадридами… Нет, я решительно не мог допустить этого. Где еще смогу найти такого работника? Меня ужасала даже сама мысль, что ее место может занять, к примеру, расфуфыренная блондинка или того хуже – двуличная брюнетка.
– А теперь еще смеетесь, – она перестала болтать ногами и пронзила меня взглядом психоаналитика.
– Катя, не обращай на меня внимания, – отмахнулся я. – Ты же понимаешь, живу сейчас в таком режиме, что просчитывать должен каждый шаг, все мне стало подозрительно, даже собственной тени веры нет. Черт бы все побрал…
– И это, по-вашему, смешно.
– А что мне остается? – Я сделал глоток из чашки, аккуратно взял очередную хрупкую раковину с «жемчужинкой», поблескивающей нежным кремом. – Это называется, Катюша, истерический хохот. Как на духу признаюсь, – я засунул за щеку «жемчужину» и посмотрел на секретаршу глазами преданного дворового пса, – только представил, что тебя твой приятель увезет в какой-нибудь Париж… В общем, ужас. У меня не останется ни одного надежного человечка в этой богадельне.
На светлое личико секретарши легла тень.
– Какие страшные вещи вы говорите, Алексей Викторович. Почему вы решили, что здесь нет преданных вам людей? Вас не просто уважают, вами дорожат сотрудники.
– Так что насчет Парижа? – настойчиво гнул я свою линию.
Катя спустилась с подоконника, забрала пустую тарелку с подноса и горестно вздохнула.
– Эх, Париж… Я бы согласилась. Только не с кем! – в отчаянии воскликнула она. – Приятель мой – это Вовка Клочков. Сосед по площадке. Можно сказать, друг детства. Никакого интереса он у меня не вызывает, ни с Парижем, ни без Парижа. К тому же он глубоко женат. Спортсмен, фехтовальщик, за границу потому ездит часто. Понимаете?
