Текст книги "Преподобный Варнава, старец Гефсиманского скита (Житие, письма, духовные поучения)"

Автор книги: Варнава Гефсиманский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 23 страниц)

Кто знает, сколько подобных случаев духовного врачевания видели стены убогой келийки старца за все время его служения! Да и кто может исчислить, сколько народа перебывало у него за все это время и сколькими духовными благами одарил многочисленных страдальцев старец-утешитель? Насколько же отзывчив был батюшка к горю всякого человека и к каким только способам ни прибегал он при утешении своих «деток»! Особенно поразительна была находчивость мудрого старца там, где горе было слишком глубоко.

Одна жительница Ярославля, г-жа Л-ва, рассказывала, что когда она осталась вдовой, будучи совсем еще молодой, то испытывала невыразимое горе. Батюшка пришел ей на помощь, настоятельно повелев начать судебный процесс по одному делу ее покойного мужа. Всегда далекая от мысли иметь с кем-либо судебные тяжбы, г-жа Л-ва и теперь не была расположена к тому. Но старец «за послушание» повелел ей начать и вести дело, сказав, что она его выиграет. И г-жа Л-ва покорилась. Но процесс, продолжавшийся немалое время, закончился не в ее пользу. «Сержусь на вас, батюшка! – говорила она старцу, приехав после того к нему „на Пещеры“. – Благословили вы мне начать дело и уверили в благополучном окончании его, а оно вот оказалось проигранным!» – «Ах, да я очень рад этому! – весело, с ласковой улыбкой сказал на это ей старец. – Мне только того и нужно было, чтобы заставить тебя заняться чем-нибудь. Вот время-то у тебя и прошло в хлопотах незаметно». – «И, действительно, не будь у меня в то время таких занятий, не знаю, как и чем бы разрешилась моя скорбь о потере мужа», – заключила свой рассказ г-жа Л-ва.

Пришла однажды к батюшке женщина и со слезами просила его благословения развестись с мужем, который почти всегда был нетрезв и причинял ей много горя. Измучилась она за все двенадцать лет своей жизни с ним: «Успокойся, успокойся, дочка, не плачь! – утешает старец бедную женщину. – Поверь мне: он скоро, очень скоро будет на коленях просить прощения у тебя во всем и сам отстанет от вина!» И сбылись слова старца: женщина эта приходила благодарить своего утешителя за его молитвенную помощь.

Скорбела бездетная женщина С-ва, приехавшая к старцу из Орловской губернии, о своем наследстве и с глубокой верой просила его молитв о ней. Батюшка, благословив ее Черниговской иконой Божией Матери, сказал: «Бог да благословит и утешит тебя дочерью». И у нее через некоторое время родилась дочка, о чем она поспешила письменно сообщить батюшке.

«Русское спасибо тебе, добрейший батюшка и утешитель в скорбях наших, отец Варнава, – писала старцу его духовная дочь Евфросиния. – Письмо твое мы получили, в котором ты посоветовал нам молиться о здравии пропавших солдатиков; говорили, что они убиты, – мы их записали в поминание. Но как получили твое письмо, то начали молиться о здравии, а недавно они нам письма прислали, все, слава Богу, живы, только в плену у японцев…»

В июне 1901 года жительница Полтавской губернии Т-ва писала, что она, выезжая в поле и видя, как все гибнет от бездождия: и хлеб, и трава, и скот, решилась послать телеграмму отцу Варнаве с просьбой помолиться о дожде. И вот 5 июня пролил по всей степи такой обильный дождь, что лучшего и желать трудно.

О трех случаях, в которых проявились дар прозорливости и молитвенная помощь батюшки Варнавы, рассказывает М. Д. Усов – преданнейший духовный сын иеромонаха Варнавы.

«В 1900 году я получил срочный подряд на строительные работы на сумму 250 тысяч рублей. Работы эти проводились в Санкт-Петербурге, по Забалканскому проспекту, и по условию они должны были закончиться не позже 15 октября того же года, иначе мне пришлось бы заплатить 50 тысяч рублей неустойки. Будучи малоопытен по этой части, я ошибся в смете расходов и употребил на постройку весь свой капитал, а к окончанию ее не привел. Оставалось еще много неисполненных работ, но денег не хватало, и даже занять было не у кого. В глубокой душевной скорби вздумалось мне обратиться за утешением к отцу Варнаве.

Я описал ему свое безвыходное положение и просил молитвенной помощи. Совершенно случайно в первых числах августа отец Варнава посетил меня и, выслушав мой рассказ, как бы недоумевая, спросил:

– Чего же тебе надо?

– Денег, – ответил я.

Он промолчал и удалился в соседнюю комнату, пробыл там не более трех минут, затем спросил:

– Сколько нужно денег?

– Тысяч пятьдесят.

– Если потребуется тебе двести тысяч, и то принесут. Окончишь стройку своевременно.

Эти пророческие слова глубокочтимого мною старца успокоили меня. Я искренне поверил ему и вечером следующего дня поехал проводить его на вокзал.

На обратном пути со мною поравнялся купец Г. Ф. Шустров, остановил экипаж и предложил мне пересесть к нему. Разговорившись о делах, я выразил нужду свою, и, к великому изумлению моему, Г. Ф. тут же с полной готовностью обещал дать мне пятьдесят тысяч, что и исполнил. Дело подвинулось быстро, но и опять застопорилось. Потребовалось и еще двадцать пять тысяч. Обратиться к Шустрову мне было крайне тяжело. Но по молитвам старца Варнавы Господь избавил меня от печали. Случайно пришли взглянуть на мою постройку два банкира и, узнав, что мне необходимо еще двадцать пять тысяч рублей, предложили ссудить нужную сумму. Работа опять закипела и была успешно окончена даже на одни сутки раньше срока».

«В 1904 году, – вспоминает М. Д. Усов, – я встретил батюшку на вокзале железной дороги и усадил в свой экипаж. Дорогой старец и говорит мне:

– Ты, сынок, возьми для меня билет на обратный путь, с вечерним поездом я сегодня уеду.

Посланный приказчик принес проездной билет для батюшки, и я положил его к себе. Около часа дня отец Варнава зашел ко мне в лавку и всех благословил. На мое замечание, что проездной билет готов, он улыбнулся и сказал:

– О, нет, сынок, меня не посадят на поезд.

– Не имеют права, – возразил я.

Батюшка молча вышел из лавки и уехал.

Я растерялся и не знал, чем объяснить столь загадочные слова. Посмотрел билет, и что же? На нем вместо сегодняшнего числа стоит завтрашнее… Конечно, служащий тотчас же отправился поменять билет. Но каково же было наше общее удивление происшедшему!»

Старец Варнава совершенно неожиданно посетил М. Д. Усова в Санкт-Петербурге перед своей кончиной в феврале 1906 года. «Тогда у меня были гости и жених моей дочери Н. Б., – рассказывал М. Д. Усов. – Мы все чрезвычайно обрадовались батюшке, а он между прочим обратился к жениху с такими словами: „Вот тебе мое послушание: первую неделю говеть и постом реже ходить к невесте“. Затем, обращаясь ко мне, он сказал: „А тебе мое послушание: делай свадебку маленькую“.

– Батюшка! Ведь это дело не мое, а жениховой стороны, – возразил я.

– Ты слушай, что тебе говорят, – внушительно промолвил благодатный старец.

Но мы не послушали его наставления и назначили свадьбу на 30 апреля, пригласив до двухсот человек гостей. За заказанный в кухмистерской обед дали задаток сто рублей еще в марте. Вдруг без всякой видимой причины отец жениха в половине апреля опасно заболел. Врачи назначили ему операцию, болезнь все усиливалась, и на скорое выздоровление была потеряна всякая надежда. Стало уже не до балов… И пришлось нам, отказавшись от задатка, действительно, сделать „маленькую“ свадьбу в моем помещении, как и говорил нам дивный старец».

«Приехала я однажды в 1906 году к батюшке Варнаве, – рассказывала жительница Москвы Грачева, – а батюшка вместо обычного привета вдруг и говорит мне: „Что это ты надумала в такое время ехать, ведь, слышно, забастовка будет на железной дороге, как поедешь обратно в такую смуту?! Спеши скорее назад, да, смотри, не закружись!“ Что же это, думаю, даже и передохнуть не дал батюшка, уж и обратно торопит. А он еще настойчивее повторяет, чтобы торопилась назад да не закружилась бы где. И поехала я тотчас же обратно. На вокзале, гляжу, народу почти никого нет, служащие все какие-то развеселые. Села в вагон – совсем пустой. Поезд тронулся и с места до Москвы летел без остановки. Вагон в пути так сильно колыхался из стороны в сторону, что я не чаяла и доехать. Но за молитвы старца все же обошлось благополучно мое путешествие, и я с радостью покинула вагон по приезде на вокзал. Но тут-то вот и довелось испытать, что означали слова батюшки „не закружись“. Сошла на платформу и закружилась, не знаю, куда идти к выходу: везде народ толпится растерянно в ожидании поезда, и никто никак не добьется толкового ответа от станционной прислуги, полиция силится сохранить порядок… В суматохе я взмолилась к кому-то, чтобы хоть провели меня до извозчика. Спасибо, добрый человек не отказал, вывел меня на улицу. Вот как ясно видел все даже до мелочей наш родимый батюшка! Поэтому-то я и не начинала никогда ничего важного без его благословения. И слово его всегда исполнялось в моей жизни. Так, когда сын мой задумал жениться и написал мне из Н., с места своей службы, прося благословения, я первым делом отправилась к батюшке за советом. Старец спросил, что я сама-то думаю о выборе сына. Я никогда не видела и не знала его невесту и потому сказала батюшке, что слышала от других, будто бы у нее гордый нрав. Батюшка и говорит мне как бы в каком-то раздумье: „Хоть и женится, хоть и не женится твой сын, ему все же придется жить одиноко!“ Как-то жутко стало мне от этих слов, а старец на прощание опять повторил мне то же самое о судьбе сына. Владимир (так зовут его) женился на своей избраннице и уже имел ребенка, когда жена оставила его, и он теперь живет один, как и предрекал старец Божий».

В 1905 году в Оренбургской губернии был неурожай, так что многие из казаков не знали, что будет с их семьями ввиду надвигающегося голода, к тому же многих из них по случаю войны с японцами отправили на Дальний Восток. Находясь в затруднительном положении, один из оренбургских казаков написал своему брату, монаху Гефсиманского скита отцу Сергию, письмо, в котором просил известить отца Варнаву о тяжелом положении и попросил его совета, как быть ему теперь и продавать ли домашний скот за неимением корма. Батюшка на это спокойно ответил: «Бог пошлет – все будет».

– Да время-то уже прошло, батюшка, когда же это будет?

– Ах, какой ты маловерный! У Бога время не прошло – и в сентябре урожай будет!

И что же оказалось? Когда отец Сергий получил письмо от брата, с того времени пошли дожди, трава и хлеб поднялись, и был хороший урожай. К сентябрю, по уведомлению от брата отца Сергия, вся станица запаслась хлебом, кормом для скота и семенами.

«Единственный мой сын Сергий, – сообщал в обитель в 1907 году известный духовный писатель С. Нилус, – в мае 1901 года окончил гимназию и поступил на университетские курсы Московского лицея в память цесаревича Николая. Начиналась его новая самостоятельная жизнь, и мы решили с ним съездить к отцу Варнаве за благословением на новый путь. Узнав в Лавре, что батюшка дома, мы взяли извозчика и отправились к Черниговской. Здесь у крылечка келлии старца стояло человек двадцать в ожидании его возвращения из Посада, куда он поехал, как мы узнали потом, к какой-то генеральше, которая строит приют. Чтобы не терять даром времени, мы с сыном отправились в Вифанию поклониться гробу Преподобного Сергия[15]15
  Теперь гроб выставлен на поклонение в Успенском соборе Лавры, а то время он пребывал в Вифании. – Ред.


[Закрыть]и помолиться у гробницы великого митрополита Платона. По дороге в Вифанию я все думал об отце Варнаве, очень скорбел, что, быть может, нам так и не удастся его повидать, не удастся и сыну принять его благодатного старческого благословения „на новый путь“.

И вдруг неожиданно для меня в моей голове мелькнула мысль: а я бы еще выпросил у старца его портрет с собственноручной надписью. Подумал так и забыл об этом.

В Вифании, кроме нас, никого не было. У Святых ворот стоял послушник, а другой послушник повел нас по Вифанским святыням. Поклонились мы гробу Божия угодника и только что успели положить поклон последнему на земле жилищу митрополита Платона, как увидели бегущего к нам послушника, – того, что встретил нас у ворот.

– Батюшка Варнава вас обоих к себе требует! – еще издали позвал нас этот послушник.

– Где он? Да как он о нас узнал?

– Ничего не знаю. Батюшка вас дожидается у Святых ворот.

Мы побежали туда что было духу. У Вифанских ворот стояла запряженная в одну лошадь, крытая, с поднятым верхом, плетеная пролетка; на козлах сидел кучер, а из-под верха пролетки выглядывала на нас головка седенького старичка-монаха с необыкновенно живыми, ясными, добрыми, ласковыми, но вместе с тем так и пронизывающими насквозь всего человека глазками. Тут мы в первый раз увидели того, кто был известен скорбной душе русского человека под незабвенным именем батюшки Варнавы.

^{Перед дорогой.}

– Вам благословение мое нужно? – встретил нас с сыном такими словами отец Варнава. – А тебе, – сказал он, обращаясь к сыну, стоявшему в студенческой форме, – нужно мое благословение на новый путь? Так езжайте со мною!.. А ваше здоровье как? – спросил он неожиданно, обращаясь уже лично ко мне. Я был совершенно здоров.

– За ваши святые молитвы, – ответил я, – слава Богу!

– Ну да ладно! Езжайте же за мною ко мне!

И батюшка, благословив нас, быстро покатил в своей закрытой пролетке по направлению к Черниговской. Мы, конечно, за ним, едва вскачь поспевая на заморенных извозчичьих клячонках.

– А ведь это я вам отца Варнаву-то вернул, – сказал извозчик. – Он ехал мимо Вифании, а я его догнал да и оборотил, сказал, что господа его желают видеть.

Точно холодной водой облили меня эти слова. Бедный малый думал угодить и на чаек заработать, а не видел, что род сей знамении и чудес ищет и что такие извозчичьи речи сразу в нашем сердце низвергли прозорливость старца до низин обыденной человеческой встречи… Подъехали мы к Черниговской в одно время. Батюшка зашел в лавочку у Святых ворот, взял мелочи, дал своему кучеру и быстрой походкой пошел с нами по направлению к своей келлии. Народу, его поджидавшего, значительно прибавилось, и все теснились к старцу, оттирая нас от него. Слышались разные восклицания, из которых выделялось выкрикиваемое слово: „Батюшка! Батюшка!..“ Нас было совсем оттерли от батюшки.

– Ну, вы подождите, подождите, говорю вам, – громко сказал старец, – а вот со студентом-то, со студентом вы идите со мной!

Толпа сразу раздалась и пропустила нас к старцу.

– Ну, а здоровье-то ваше как? – опять спросил меня отец Варнава, когда мы уже поднимались по ступенькам его крылечка.

– За ваши молитвы, батюшка, слава Богу! – ответил я, но мне что-то от этих слов вдруг стало не по себе.

Каким-то крюком, не то палкой батюшка открыл наружную дверь своей келлии и в темной прихожей опять обернулся ко мне с тем же вопросом о моем здоровье. Я смущенно ответил:

– Слава Богу!

Старец взглянул на меня пристально, что-то подумал или помолился – это было одно мгновение – и вдруг весело сказал:

– Ну, а если слава Богу, то и слава Богу!

И с этими словами ввел нас обоих в первую комнатку своей келлии. На стареньком письменном столе, покрытом старой клеенкой, лежал небольшой металлический образ святителя Николая. Батюшка взял его со стола, поднял над нашими головами (мы встали на колени) и сказал:

– Вам нужно было мое благословение. Так запомните же мое слово: святитель Николай и в сем веке и в будущем будет вам заступник и ходатай!.. Да благословит Господь твой новый путь! – крестя нас и отдавая икону, сказал моему сыну батюшка… Потом подумал немного и обратился ко мне со словами:

– А я тебе свой патрет дам!

Так и сказал батюшка: „Патрет“.

Это-то уже было чистою прозорливостью. У меня в сердце закипели слезы…

Верующие знали это сладкое чувство! Из другой своей комнаты батюшка вынес свою фотографию и подал мне.

– Батюшка! – сказал я, задыхаясь от волнения. – Благословите что-нибудь написать на ней своей ручкой!

– Эх, друг, некогда!.. Ну да ладно! – и батюшка тут же написал: „Иеромонах Варнава, 1901 г. июня 18“.

Эта святынька цела у меня и поныне.

– А я тебе и еще свой патрет дам, – сказал батюшка, – вот моя обитель Иверская (брошюрка), а в ней мое изображение. Возьми себе да навести когда обитель!

Тут я не утерпел, чтобы не сказать святому старцу скорбь моей помещичьей души о том, что нет уже больше сил бороться с надвигающимся разорением, а за сына просил его молитв о том, чтобы сердце сыновнее до конца сохранило страх Божий.

– Будет, будет страх Божий у него в сердце, – ответил батюшка, – он у тебя пятую заповедь помнит… И вот что еще я скажу тебе, друг: как моя мать звала меня кормильчиком, так я тебе про твоего сына скажу: он будет тебе кормильчиком… Как имя твое?

Я ответил: „Сергий!“

В другой комнате келлии показался батюшкин послушник.

– Запиши-ка двух Сергиев: они оба хорошие, о них молиться надо!.. Да благословит вас Господь! А святитель Николай и в сем веке, и в будущем – ваш ходатай и заступник!

Это были к нам последние слова великого старца и, всем сердцем верую, угодника Божия. С тех пор я уже больше не видел батюшку, а осенью того же года заболел такой тяжкой болезнью, что в январе 1902 года едва не умер. Спасло чудо Божие, не без молитв великого старца Варнавы, велевшего занести мое грешное имя в свой помянник. Слава Богу милосердному! Слава святым Его молитвенникам на грешной нашей земле!»

«По благословению батюшки Варнавы собрались мы, – рассказывает духовный сын старца А. К-в, – в Киев на богомолье и порешили выехать из Москвы 28 июня втроем (я, мой двоюродный брат Н. М. Ш-в и племянник М. М. К-в). Это было в 1882 году. Но батюшка настоятельно советовал нам выехать в Петров день, а не накануне его, и мы покорились, к величайшему нашему благополучию.

Оказалось, что тот поезд, с которым мы должны были бы выехать накануне Петрова дня, весь целиком погиб в кукуевской катастрофе! По прибытии на другой день к месту крушения мы увидели страшную картину человеческих страданий: погибло едва ли не тысяча человек, и никто еще не приступал к спасению живых… Тут-то мы поняли, почему не пустил нас батюшка из Москвы 28 июня!»

«В октябре 1905 года, – рассказывает монахиня М., казначея Иверской обители, – будучи в Москве по делам обители, я на две недели задержалась там по случаю железнодорожных забастовок. Потом с первым поездом поспешила к старцу „на Пещеры“ и застала его в каком-то необычном для него удрученном состоянии духа: он весь как-то согнулся, осунулся и потемнел с лица будто. Батюшка, – говорю ему, – да что же это такое, что-то никогда и неслыханное творится, какие-то забастовки?! А старец на это мне лишь кратко ответил: „Вся темная сила поднялась на Россию! Но силен Господь, и Он спасет царя! Нужно молиться архистратигу Михаилу. А ты, дочка, – прибавил батюшка, – спеши в обитель: еще не все кончено… прольется кровь!..“ И, действительно, в конце ноября было прислано в Москву войско для усмирения вооруженного восстания».

Воспоминания Евгении Леонидовны Четверухиной, урожденной Грандмезон, касающиеся встречи со старцем Варнавой, датированы 10 сентября 1904 года. Она пишет: «Будучи в Лавре, мы надумали съездить к Черниговской иконе Божией Матери (чудотворной), для чего и наняли извозчика. Подъезжая к Черниговскому скиту, я вспомнила, что там живет известный своей святой жизнью старец Варнава, и мы решили побывать у него. Брат мой Анатолий побоялся услышать от прозорливого старца какое-нибудь страшное пророчество, отошел от нас и встал в воротах; мы же взошли на крылечко и вошли в сени батюшки. Я стала читать „Троицкие листки“. Душу мою охватила неожиданная радость, сама не знаю почему. Старец выходит и прямо ко мне: „Ну, молодая, что скажешь?“ – „Слава Богу!“ – „Что?“ – переспросил старец. „Слава Богу, батюшка. Больше я ничего не могу сказать“. – „Тебе сколько лет?“ – „Двадцать“. – „Надо замуж выходить“. – „Я не хочу“. – „А я благословляю выходить замуж“. Тут моя мать вмешалась: „У нас, батюшка, старшая дочь вышла замуж, да все у нее скорби“. – „Там скорби, а здесь радость будет“».

Через несколько месяцев Евгения Леонидовна познакомилась со своим будущим мужем И. Н. Четверухиным, у которого был свой опыт общения с отцом Варнавой. Илия Николаевич побывал у него дважды. В первый раз в 1905 году – с отцом и братом Егором. Тогда батюшка предсказал, что младший, Егор, будет у отца кормильцем. Старшему, Илии, показалось обидным, что кормильцем будет не он. Но обстоятельства сложились именно по слову старца. Во второй раз Илия оказался у батюшки перед самой его кончиной – Великим постом 1906 года. Он поехал поговеть в Гефсиманский скит и стал ходить ко всем монастырским длинным богослужениям, пытался увидеться со старцем, но у домика неизменно толпился народ и поговорить с отцом Варнавой все не получалось. В четверг после вечерни батюшка в сопровождении монаха прошел мимо толпы, все останавливаясь и ни на кого не глядя. Затворилась за ним дверь, сердце у Илии Николаевича защемило, но через какие-то секунды старец выглянул и позвал: «Студент, подойди ко мне… Завтра в пять часов утра приходи, надо поговорить». Рано утром, как на крыльях летел Илия Николаевич к старцу. Тот усадил его возле себя, обнял и всё приговаривал: «Милый ты мой подвижник, исповедник ты Божий». Илия Николаевич рассказал о своих планах: тогда он как раз готовился к поступлению в Духовную академию. Обмолвился, что у него есть невеста, но жениться студентам в академии не полагается. Старец выслушал юношу и решительно сказал: «Бог благословит поступать в академию, а насчет невесты, Бог даст, через два года много воды утечет». Потом прибавил: «Высоко будешь стоять, только смотри не загордись»…

В жизни Илии Четверухина[16]16
  См. о нем: «Слава Богу за все…». Священномученик протоиерей Илия Четверухин. Жизнеописание. Воспоминание духовных чад. Проповеди. Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 2004.


[Закрыть] всё свершилось так, как предрек старец Варнава. Он учился в Духовной академии и ко времени женитьбы на Евгении Леонидовне студентам уже разрешали вступать в брак. Он стал настоятелем московского храма во имя Святителя Николая в Толмачах, прихожане его почитали и любили. Исповедничество отца Илии, которое предрекал Гефсиманский старец, пришлось уже на послереволюционные годы. Его дважды арестовывали за «слишком большую популярность среди прихожан». В его присутствии бесцеремонно закрывали Никольский храм, вывозили святыни. В 1930 году он был во второй раз арестован, приговорен к трем годам заключения и отправлен в один из пермских лагерей на реке Вишере. Там он трагически погиб в клубе, заполненном арестантами, с запертыми и охраняемыми выходами, когда на киносеансе случился пожар. Многие сгорели заживо, в том числе и протоиерей Илия Четверухин, теперь уже причисленный Русской Православной Церковью к сонму священномучеников.

11 августа 1995 года Людмила Васильевна Кузина рассказала о своей бабушке, Елизавете Михайловне Раевской, которая перед свадьбой в 1904 или в 1905 году приезжала с матерью к старцу Варнаве за благословением. «Старец их принял и сказал Лизе – моей будущей бабушке: „Зачем, девушка замуж идешь? Будут очень трудные времена“. Девушка ответила, что она не хуже других, а подруги все выходят замуж. Старец благословил, а потом, повернувшись к ее матери, сказал: „А ты гармонь свою забрось, пора о детях подумать!“ (У нее было семеро детей.) Мою прабабушку эти слова просто потрясли. Откуда отец Варнава мог знать, что она не занималась детьми, а играла на гармони? Когда они вернулись домой в деревню Колычево, недалеко от Подольска, то, как и велел старец, забросила свою гармонь на чердак. Эту историю рассказала мне моя мама, и я ее хорошо запомнила с детства».

Как уже говорилось, всех приходящих старец называл «сынками» и «дочками» и никогда никого не называл на «вы» – всегда на «ты». Среди «сынков» был, например, будущий обер-прокурор Святейшего Синода В. К. Саблер и, наконец, император Николай II, пришедший к старцу с покаянием в начале 1905 года. О содержании беседы императора с отцом Варнавой точных сведений нет. Достоверно известно лишь то, что именно в этот год Николай II получил благословение на принятие мученической кончины, когда Господу угодно будет этот крест на него возложить.

В окружении дивного старца не обошлось и без отступников. Среди его духовных чад был и уже упоминавшийся В. Н. Львов. Как пишет о нем князь Н. Д. Жевахов, «пресловутый», прославившийся в революцию своими ретивыми действиями по обновлению Синода тем, что угрозами, попранием канонических установлений сместил с Московской кафедры митрополита Макария (Невского). Но дело в том, что этот, с позволения сказать, преобразователь всегда был далек от послушания старцу и еще задолго до революции, по свидетельству Жевахова, отец Варнава «отзывался о нем, как об „одержимом бесами“».

Старец Варнава многим предсказывал будущие гонения за веру – иным прикровенно, иным совсем ясно – и давал советы, как жить в десятилетия скорбей. Предсказывал он и грядущее возрождение Русской Православной Церкви. В письме к Н. Китер батюшка писал: «Преследования против веры будут постоянно увеличиваться. Неслыханные доныне горе и мрак охватят все и вся, и храмы будут закрыты. Но когда уже невмоготу станет терпеть, то наступит освобождение. И настанет время расцвета. Храмы опять начнут воздвигаться. Перед концом будет расцвет».