Текст книги "Тропиканка. Том первый"
Автор книги: Вальтер Неграо
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 16 страниц)
– Как хорошо, что я к тебе зашел, – признался он. – Это трудно объяснить. Наверное, воспоминания нахлынули. Но теперь я спокоен.
Летисия ничего не поняла: что тревожило Рамиру и почему он успокоился, повидавшись с ней. Как всегда после встречи с ним, она долго приходила в себя. А ей еще предстояло очень неприятное свидание. До Франсуа секретарша так и не смогла дозвониться, поэтому Летисия решила поговорить с ним лично. Она вспомнила о глупой его записке и вздохнула: жизнь полна загадок. Она не понимала ни Рамиру. ни Франсуа, да и в самой себе не могла разобраться как следует.
* * *
Едва Самюэль увидел Рамиру, как тут же понял – что–то произошло. Его друг словно преобразился со вчерашнего дня, его лицо просветлело, тяжелая угрюмость исчезла без следа, как будто Рамиру получил утешительное известие. С довольным видом он протянул Самюэлю проспекты и чертежи легких рыболовецких судов. Вначале Самюэль с такой жадностью погрузился в чертежи, что не подумал, а где же Рамиру мог достать все это. И вдруг его словно озарило:
– Так ты был на верфи, у Летисии? Рамиру; как ты мог! Ведь ты обещал мне, помнишь?
Рамиру был смущен, но оправдывался: эта встреча произошла случайно, он не искал ее. Но Самюэль не верил ему. Рамиру уверял его, что рад счастью Летисии. Пускай она остается в своем мире, с человеком ее круга. У президента компании и простого рыбака все равно ничего бы не вышло. И после всех этих заверений он поехал на верфь, чтобы увидеть ее.
– Рамиру, неужели ты не можешь обуздать себя? Я прекрасно видел, что с тобой произошло, когда она явилась с этим своим Франсуа… – не мог удержаться от упреков Самюэль. Его прежде всего беспокоило спокойствие Серены, мир в семье.
– Это не ее Франсуа, – вдруг высказал свою тайную мысль Рамиру. – Я должен был в этом убедиться. Они просто друзья.
Самюэль изумленно посмотрел на него. Вот что делает с людьми страсть, даже с такими сильными, как Рамиру. Он неделю мучился ревностью, пока не убедился, что эта женщина не любит соперника. Теперь Рамиру спокоен и даже доволен, хотя все еще полон решимости не видеться с Летисией, забыть ее. Ему просто невыносимо было бы встречать ее здесь вместе с Франсуа. Все это было так непонятно уравновешенному, спокойному Самюэлю. К тому же его тревожили дурные предчувствия. Нужно было поскорее увозить отсюда Рамиру. Может быть, за несколько недель, проведенных в море, свежий ветерок выветрит из его головы мысли о Летисии.
То, чего так боялся Самюэль, случилось в тот же день. Серена узнала о странном визите мужа на верфь. После новоселья у Франшику она совершенно успокоилась. Правда, Рамиру был какой–то дерганый и мрачный, но она терпеливо ждала, пока это настроение пройдет.
И вдруг радостный Кассиану приволок в дом ворох чертежей, разложил их на столе и стал внимательно изучать.
– Конечно, такого корабля мне ввек не построить, но кое–какие детали можно позаимствовать, – рассуждал он вслух.
Серена заглянула в чертежи, и первое, что бросилось ей в глаза, был знак компании Веласкесов в углу листа – «Рыболовецко–морское объединение «Судно».
– Эта аристократка донна Летисия дала отцу чертежи. Посмотри, какая красота, мама! – говорил Кассиапу.
У Серены даже потемнело в глазах: он снова ходил туда, они виделись. Грозная тень Летисии Веласкес снова встала перед ней. С этой женщиной ей трудно бороться, потому что Рамиру тянет к ней как магнитом. Она ничего не скажет ему; не станет упрекать. Пусть будет так, как распорядится судьба.
Глава 17
Франсуа не терпелось спровадить Франшику. Сегодня у него начинается новая жизнь – в его дом придет Летисия, зеленоглазая наяда, которая так волнует его воображение. Кто бы мог подумать, что она способна на такие пьткие романтические выходки? Воистину, женская душа – загадка… А Франшику стиоял и разглагольствовал об омарах с орешками под манговым соусом, от которого любая женщина влюбляется по уши…
– Ужин сегодня готовлю я, – прервал его Франсуа, – и готовлю его для двоих: Летисии и художника Франсуа, который пригласил ее в гости, а тебя прошу удалиться. И как можно скорее. Больше того, Франшику, я прошу тебя не возвращаться!
– Ты что, хочешь сказать, что я буду ночевать под кустом? – возмущенный Франшику готов был испепелить взглядом приятеля, но возмущение его было наигранным, они прекрасно понимали друг дpyгa.
– Где хочешь, там и ночуй, – проявил крайнюю степень бессердечия влюбленный художник. – Кстати, ты говорил, что завтра уезжаешь. Можно узнать куда?
– В Рио–де–Жанейро. Деловая поездка. – Франшику тут же напустил на себя серьезный вид. – Ты вот думаешь, что Франшику – шут гороховый, а он – бизнесмен, главная надежда фирмы.
– Очень рад за тебя и за фирму, – расхохотался Франсуа. – А ты бы не мог стать и моей главной надеждой?
– В чем дело? – насторожился Франшику.
– Не в службу, а в дружбу – загляни в Сан–Паулу и повидай Лилиану. Ты наверняка ее помнишь. Она была со мной, когда ты продавал мне участок. Узнай, как у нее дела с моей квартирой. Продала она ее? А если продала, то перевела ли деньги?
Франшику прекрасно помнил Лилиану. Еще бы ему не помнить такую красивую девушку! Она тогда ему очень понравилась. Что ж, он с удовольствием с ней повидается. Похоже, Франсуа не будет рыдать, уткнувшись в подyшку, если Франшику немножко поухаживает за этой красоткой.
– Так и быть, – с важностью сказал Франшику, – заеду. Но и ты окажи мне услугу: заведи себе блокнот и записывай все мои благодеяния.
– Непременно, – пообещал Франсуа. – А пока до встречи, дружище! Жду тебя с хорошими вестями от Лилианы.
Франшику поклонился и ушел, а Франсуа подумал, что вести от Лилианы могут быть всякие. Он ведь не позвонил ей, так что она наверняка на него обижена. И не без оснований. Но с другой стороны, уж теперь она точно знает: между ними все кончено.
Насвистывая, Франсуа принялся готовить ужин. Готовить он любил и умел. Рыба будет золотиться поджаристой корочкой, золотистой, поджаренной будет и картошка. Вино тоже будет золотистым. А в окно будет струиться золотистый свет заходящего солнца. И в мягких сумерках будут мерцать, как две звезды, любимые глаза, наполняя сердце счастливым томлением. Ведь любовь главная драгоценность жизни.
Летисия пришла в самый разгар стряпни. Она, можно сказать, застала Франсуа врасплох.
– Входи, мое счастье.
Конечно, Франсуа предпочел бы, чтобы она пришла, когда у него все было бы уже готово, но сколь многообещающим было ее нетерпение!
– Я не могла дозвониться тебе целый день, вот и заехала на секунду, – сказала Jkтисия. – Я не поняла, что означают твоя записка и цветы.
– А мне показалось, что я написал так ясно, – улыбнулся Франсуа. – До чего же долго я ждал тебя, и вот ты, наконец, здесь. Разве это не самое главное?
Он подошел к ней, собираясь обнять, поймать нанопец ускользающую наяду. Но выражение лица Летисии было, по меньшей мере, необычным. Она ничуть не походила на влюбленную женщину, которая торопилась на свидание, и уж совсем не была готова ни к каким объятиям.
Все–таки Франсуа притянул ее к себе, попытался поцеловать и почувствовал сопротивление.
– Что это? Ошибка? Комедия? Или ловушка? – Летисия будто размышляла вслух, высвобождаясь из его объятий и вопросительно поглядывая на него.
– Клянусь, я пришел в неистовый восторг от твоего послания на зеркале и в экстаз от сережки у меня в постели.
Франсуа вовсе не собирался отпускать Летисию. Он хотел уверить ее, что ей нечего стыдиться своего порыва, что он разделяет ее чувства, что он просто на седьмом небе от счастья и благодарности.
– Но я никогда не была в твоей постели, и ты это прекрасно знаешь, – Летисию начала даже забавлять нелепая ситуация. И чем она казалась нелепее, тем больше хотелось Летисии разобраться в ней и расставить все точки. – Ты просто морочишь мне голову, Франсуа, и я не скажу, что шутки у тебя хорошего тона.
Летисия бросила холодный взгляд на Франсуа: в конце концов, любая нелепость должна иметь свой предел.
– Но я вовсе не шучу. – Франсуа теперь держал ее за руку. – Пойдем ко мне в спальню.
Летисии на миг потеряла дар речи: да что же это такое?! 3а кого он ее принимает?!
– Я ухожу! Довольно с меня всяких глупостей! – заявила она.
Негодование Летисии рассмешило Франсуа.
– Не будь ребенком, Летисия! Разве я похож на насильника? Поверь, я и пальцем тебя не трону! Мне теперь тоже стало интересно, кто же побывал у меня в спальне и испачкал твоей помадой мою подушку.
Летисия медленно, недоверчиво вошла в спальню. На зеркале губной помадой – да, ее помадой, но такой помадой красят губы миллионы женщин! – было на разных языках написано: «Я тебя люблю».
Франсуа молча протянул ей сережку. Если такой помадой красили губы миллионы женщин, то сережка была действительно ее, тут уж не было никаких сомнений.
– Мне очень жаль, что ты решил, будто я спо¬собна на такие дурацкие выходки. Они не в моем стиле, Франсуа, хотя сережка в самом деле моя, – ¬Летисия снисходительно смотрела на художника, чье пылкое воображение увлекло его слишком да¬леко.
Ей даже стало жаль его, такое искреннее огор¬чение отразилось у него на лице. Даже не огорчение – горе.
– Но Франшику видел, как ты приезжала на машине Гаспара, – Франсуа пустил в ход свой последний аргумент, он не понимал, почему Летисия так упорствует: – Прости! Я был так счастлив оттого, что женщина, которую я люблю, ответила мне любовью, и с такой любовью готовил ужин…
Из кухни запахло горелым, и Франсуа, не договорив, бросился туда.
– Ты права, что не собиралась со мной ужинать, – все сгорело! Все прах и пепел, а пеплом сыт не будешь, – улыбнулся Франсуа.
Летисии вдруг все показалось очень смешным.
– Я очень люблю хорошо прожаренную рыбу. И чем больше, тем лучше, – сказала она, оглядев угольки на сковородке, – так что придется мне все–таки с тобой поужинать. Только знаешь, мне бы тоже хотелось похвастаться своими кулинарными способностями.
Пока она колдовала над сыром и сливками, готовя какое–то фантастическое блюдо, Франсуа смотрел на нее и таял – самая прекрасная из женщин хозяйничала у него в доме. И естественно, когда они, наконец, сели за стол, первый бокал он выпил за нее.
Таял Франсуа. Таяло во рту приготовленное Летисией блюдо, и, кажется, в конце концов немного оттаяла и Летисия, но и то только после того, как Франсуа сказал:
– Похоже, я знаю, кто у меня побывал. Оцени мои дедуктивные способности. Во–первых, согласись, что это кто–то из близких тебе людей. Иначе откуда машина Гаспара, твоя помада и серьги?
– Но клянусь, я просто ума не приложу, кто бы это мог быть, – искренне недоумевала Летисия.
– Аманда! – сказал Франсуа. – Потому что, во–первых, я хочу сказать тебе, что она уже несколько раз пыталась поговорить со мной наедине.
– Ты знаешь, я это замечала, – и вот тут Летисия смягчилась, – замечала, что Аманда всеми силами старается нас свести. Ты помнишь, как она во что бы то ни стало хотела помирить нас? Какая же она трогательная!
И Летисия вдруг почувствовала себя счастли¬вой: ее дочь так заботится о ней, так не хочет, чтобы мать осталась одна… Горячая волна благо¬дарности захлестнула Летисию.
Потом она смотрела картины Франсуа. И долж¬на была признаться себе, что не может остаться равнодушной. От них веяло силой и страстью. Они радовали насыщенным цветом и каким–то необычным разворотом привычных предметов.
– Какое у тебя великолепное чувство композиции, – не могла не похвалить она его.
– У критиков другое мнение, – рассмеялся Франсуа, – но я, кажется, нашел что–то свое и не собираюсь выпускать его из рук, – работаю с утра до ночи.
– Да, искусство забирает человека целиком, – согласилась Летисия.
– Любовь тоже, – сказал Франсуа и притянул ее к себе.
Это был их первый настоящий поцелуй, такой же насыщенный, полный и радостный, как нарисованные Франсуа картины.
– Ой, я же никого не предупредила, что задержусь, – спохватилась Летисия, – все будут волноваться, думать, что со мной что–то случилось.
– Но ведь случилось же? Да? – Франсуа вопросительно заглядывал ей в глаза.
– Да, – Летисия не могла сейчас слукавить.
* * *
Кассиану рассматривал рекламный проспект «Судоверфи Веласкес» и невольно ахал: ну до чего же хороши лодки! Одна другой лучше, удобнее. И как сделаны! А какие краски! Лодки прямо как живые!
Кассиану был настоящим рыбаком, и лодка была его мечтой. Серена мельком взглянула, чем так восхищается ее обычно суровый и молчаливый сын.
– Это мне папа дал. Наверное, принес от сеньоры Веласкес, – простодушно объяснил Кассиану, и мирный ясный день померк в глазах Серены.
– Иди погуляй, сынок, – попросила она, – и Асусену прихвати с собой. Ужинать мы еще не скоро будем.
Кассиану с недоумением взглянул на мать, но спорить не стал, не в его характере было спорить.
Серена осталась дома одна. В ее груди бушевала буря. Весь мир сейчас был для Серены тесен, а не только ее дом, всегда такой любимый, уютный, а теперь ставший прибежищем несчастья, мрачным, словно тюрьма.
Как только Рамиру вошел и взглянул на Серену, он понял: стряслось что–то серьезное – таким отчужденным было обычно радостное лицо жены.
– Ты опять с ней виделся? – только и спросила она.
Взгляд Рамиру невольно привлекли цвcтныe лодки, которые рассматривал Кассиану, и он тут же все понял. У него опустились рyки: опять надвигается шторм – возмездие за тени прошлого, что приходили и тревожили яркий день настоящего.
– Ты же знаешь, мы хотим сделать с Кассиану лодку, я и ходил на верфь, разговаривал с инженером, там мне и дали чертежи.
– Ты не ответил на мой вопрос: с ней ты виделся? – глаза Серены неотстyпно следовали за Рамиру, и, глядя в ее огромные, черные, полные боли глаза, нельзя было не сказать правды.
– Да, я видел и сеньору Летисию, но нужна мне была только лодка, Лодка для Кассиану!
– Нет, я не такая образованная, как твоя сеньора Летисия, но дурой я тоже никогда не была, – Серена говорила это, словно бы глядя в себя, словно размышляя вслух. – Что же ты думаешь, я не вижу, что с тобой творится, после того как ты увидел свою сеньору вместе с тем парнем? Думаешь, я не поняла, что ты непременно отправишься к ней, чтобы самому убедиться, влюблена она в него или нет?
В отчаянии была не только Серена, но и Рамиру – неужели Серена так никогда и не поверит ему? Неужели покой в их доме так и будет всегда держаться на волоске? Неужели невозможно до конца искупить совершенное прегрешение и оно всегда будет нависать мрачным при зраком?
– Вспомни, Серена, как нам было хорошо той ночью? Разве может обмануть ночь любви? – Рамиру всеми силами пытался найти то, что, безуспешно убедит жену в его преданности и отгонит навязчивый призрак.
– Может! – горько ответила Серена. – Все эти годы я бьта тебе верной, надежной женой. Мы были вместе во всех бедах и горестях. Ты всегда был моим единственным, моей радостью, и я надеялась, что ты позабудешь о ней. Но ты ее не забыл. Что ж! Без тебя мое сердце ссохнется и почернеет от горя, но жить я буду, потому что нужна своим детям. Поэтому будь мужчиной, Рамиру! Скажи, что ты выбираешь в этой жизни. Жить и делить тебя с ней я не смогу.
Серена высказала все, что хотела, и почувствовала, что в ней поселилась пустота безнадежности, у нее не было даже слез. Она тихо вышла из дому и не спеша пошла к морю, села на песок и стала смотреть, как набегают одна за другой волны. Она ни о чем не думала, только пристально следила, как набегали и откатывались сине–зеленые пенистые волны …
Серена все еще сидела на пляже, когда в дом вернулись с прогулки дети. Странно, может быть, называть детьми этого взрослого юношу и юную девушку, но все–таки они были детьми.
– Что–то случилось, папа? – спросил Кассиану у сгорбившегося Рамиру. сидевшего в углу, безнадежно опустив между колен руки.
– Нет, ничего, – глухо ответил Рамиру. – Толыю знаешь, может, вы переночуете сегодня у Самюэля? Ужинайте, а я пока пойду пройдусь.
Брат с сестрой переглянулись: такого еще не было никогда. Видно, произошло что–то крайне серьезное, иначе ни отец, ни мать так бы себя не вели!
Но слово родителей было для них законом, и, поужинав, Асусена прихватила белье, и они отправились к Эстер и Самюэлю.
– Милые бранятся, только тешатся, – попробовала успокоить ее Эстер, но Асусена только недоверчиво поначала головой.
Рамиру надеялся на благодатную ночь, которая всегда приносила им мир и согласие, но на этот раз он ошибся. Вернувшись, Серена заперлась в номнате Асусены и не захотела с ним даже разговаривать. Разговаривать им было не о чем. Она будет ждать его решения.
Рамиру злился на себя, на Серену и чувствовал свое полное бессилие. Он же все уже решил, все высказал. Но чем и как он мог вернуть себе поколебленное доверие Серены? Что должно было случиться, что произойти, чтобы она поверила ему?! И поверила навсегда!
Ночь была для обоих тягостная, почти бессонная.
Но поутру Серена уже, как всегда хлопотала на кухне, готовя завтрак. Жизнь должна была идти своим чередом, и дети не должны бьmи страдать оттого, что у матери разрывается сердце. У них будут свои неприятности, их в жизни не избежать…
И Рамиру, глядя на свою жену, не мог не восхищаться ею. С каждым годом он все больше и больше уважал Серену за выдержку, ровный нрав, за житейскую мудрость и за преданность ему и детям. Он не мог понять, как не чувствует его уважительной любви Серена? Как может в нем сомневаться? Ведь он же предан своей семье! Неужели она не замечает этого?
Асусена и Кассиану были рады вновь воцарившемуся у них в доме миру. Они были слишком молоды, слишком заняты собой, чтобы задумываться, прочен ли этот мир? Их и не тревожил призрак Летисии Веласкес.
Глава 18
Летисия вернулась домой в приподнятом настроении. Она не могла отрицать, что в ее жизни свершилась перемена, что она готова ее принять. Гаспару и Аманде болыпс нечего беспокоиться. Она приняла решение и согласна покончить со споим одиночеством.
Франсуа привлекал Летисию своей неординарностью, умом, талантом. В общении с ним она могла надеяться на душевную тонкость, на понимание. Летисия нс собиралась торопиться, по была согласна, чтобы рядом с ней на некотором расстоянии, все приближаясь и приближаясь, шел Франсуа, а куда приведет дорога, они посмотрят…
Именно это она и собиралась сказать Аманде, чтобы удержать от дальнейшего неблагоразумия ее горячее сердечко.
У дочки еще горел свет, и Летисия поднялась в ее спальню. Ей не стоило большого труда добиться у Аманды признания, что именно она побывала у Франсуа, надев материнские сережки и прихватив помаду.
– Одну сережку я потеряла, но собиралась завтра же купить, – горячо сказала Аманда.
Полусонная, разрумянившаяся, она была сейчас прехорошенькой, и Летисия залюбовалась ею.
– Не надо, доченька. Франсуа нашел ее и уже мне вернул. А я хочу сказать тебе, что не надо больше ни секретов, ни сюрпризов. Я вижу, как вы с дедом стараетесь, чтобы я нашла себе спутника жизни, и знаешь, я решила, что…
Но Аманда не слышала ее. Занимало Аманду только одно: как отнесся к ее визиту Франсуа. Теперь она страшно раскаивалась в этом своем поступке. Она–то ведь хотела, чтобы Франсуа наконец увидел в ней взрослую привлекательную женщину. А вышло, что повела она себя как глупая маленькая девчонка, Она так хотела все исправить и вместо этого все испортила. Одна мысль об этом приводила Аманду в отчаяние.
– Мамочка! – Аманда смотрела на Летисию блестящими глазами, – Я безумно люблю Франсуа. Я готова на все, лишь бы он перестал смотреть на меня как на маленькую! Но теперь он вообще не будет на меня смотреть! – Слезы готовы были политься из глаз Аманды.
На лице ее было написано такое отчаяние, что Летисия застыла. Боже мой! Аманда! Неужели?! Как хорошо, что признание не успело сорваться с ее губ. Как хорошо, что они с Франсуа еще так далеки друг от друга… Хотя Летисия не могла не признать, что нежданная откровенность Аманды взволновала ее не только как мать…
Аманда, сделав первое признание, заторопилась и с остальными – в ней накопилось столько мыслей, чувств, новых ощущений, что носить все это в себе ей давно уже было невмоготу. Плотина прорвалась. Открыв в матери наперсницу, дочь торопилась ей все высказать.
– Знаешь, он всегда один, и мне кажется, он страдает. Мне так хочется подойти к нему поближе, утешить, наполнить его жизнь радостью. Ты ведь меня понимаешь, правда, мама? – Восторженные и встревоженные глаза дочери смотрели на Летисию. – И ты мне поможешь! Да? Ты мне поможешь его завоевать?
Летисия невольно про себя усмехнулась, но усмешна была печальной.
– Ты считаешь, что именно я могу тебе помочь? – спросила она.
– Конечно! Кто же еще? Ведь ты же моя мама! – простодушно удивилась Аманда.
– Понимаешь, я хотела тебе сказать … – неуверенно начала Летисия. сама еще не зная, что именно она хотела бы сназать дочери, но Аманда прервала ее:
– Я знаю все, что ты скажешь! Разница в возрасте и все такое прочее! Но поверь, все разницы предрассудки! Я люблю его! Люблю впервые! Я не знала, что любовь – это просто сумасшествие, не знала, какое это необыкновенное и восхитительное чувство! И он должен, должен ответить мне взаимностью!
Летисия поняла, что ничего больше она уже не скажет. Что она просто не знает, как говорить с дочерью. Она в тупике и не знает, что ей делать. Со своим недоумением, с тяжелой печалью в сердце она, простившись, ушла к себе в спальню.
А наутро первый звонок был от Франсуа. Трубку взял Витор. Услышав мужской голос, он мгновенно внутренне насторожился, но трубку передал матери с улыбкой.
– Я так и не уснул после нашего вчерашнего вечера. Твой поцелуй жег мне губы. Мне не терпится увидеть тебя снова. Я заеду за тобой, и мы вместе пообедаем, – в голосе Франсуа было столько ласки, столько нежности.
– У меня возникли очень серьезные осложнения, – ответила Летисия. – Ситуация переменилась, и я просто не знаю, что сказать …
– Тем более! Значит, нам просто необходимо увидеться. Я заеду за тобой! – уверенно и энергично пообещал Франсуа.
– Да, вообще–то ты прав. Хорошо, – согласилась Летисия.
Витор по–прежнему был настороже. Для начала ему нужно было уточнить, кто это звонит матери в таной ранний час.
– Нужно раз и навсегда запретить секретарше давать номер твоего домашнего телефона клиентам. Беспокоить тебя в такой ранний час, – высказал сын свое недовольство.
Погруженная в свои мысли, Летисия рассеянно посмотрела на него.
– Это не клиент, – сообщила она, – скорее всего, это будущий сотрудник. Пока он – друг, у него есть кое–какие предложения по отделке яхт. По профессии он архитектор.
– Друг отца? – уточнил Витор.
– Нет, деда, – ответила Летисия.
Такое пристальное внимание Витора к звонку было неприятно Летисии. Ей очень мешало то, что Витор так настойчиво вторгается в ее личную жизнь.
* * *
После того как Витор стал энергично заниматься делами фирмы, он только и делал, что всех контролировал. По существу, он мало еще что смыслил в делах, но уже хотел, чтобы служащие воспринимали его как хозяина, и к тому же как доброго хозяина. Поэтому он всем говорил о новшествах, о повышениях по службе, об увеличении окладов. Друг семейства заинтересовал Витора с разных точек зрения, он наметил себе непременно с ним познакомиться, простился с матерью и заторопился на работу.
Одним из тех, кого Витор стремился расположить к себе, был Дави, которого Витор всячесни ободрял и поощрял. Он уже пообещал ему и прибавку к жалованью, и повышение по службе.
Окрыленный новостью, Дави понесся к Оливии.
Он спешил обрадовать ее: теперь они могли назначить день своей свадьбы.
Однако Оливия ничуть не обрадовалась и к обещаниям Витора отнеслась более чем скептически. Ей был крайне неприятен этот молодой человек. Она подозревала его в двуличности и непорядочности. И в связи с этим энтузиазм Дави был ей тоже очень неприятен. Он бросал какую–то недобрую тень на ее жениха, и она тем более не хотела торопиться со свадьбой.
– По–моему, тебя хотят использовать на твоей новой должности, а потом от тебя избавиться. – сказала она Дави.
– Как ты можешь так думать. Оливия?! – возмутился он.
– Не будем торопиться со свадьбой. Мы достаточно долго ждали, чтобы подождать и еще немножко. Посмотрим, что будет.
– Мне уже кажется, дело не в Виторе, а в тебе. Мне кажется, что ты просто оттягиваешь нашу свадьбу, – в запальчивости высказал свои подозрения обиженный Дави.
– Ну зачем ты так? – мягко ответила Оливия. – Сейчас не время ссориться, я много работаю и так устою у себя в больнице. Не забывай, я только что с дежурства.
– Да, прости, отдыхай, – тут же пошел на попятный Дави, – мы успеем еще обо всем поговорить, мне просто очень хотелось тебя обрадовать …
– Я рада, что ты пришел, а с остальным мы пока подождем.
В общем, в искренности Оливии Дави сомневался напрасно: у нее были сомнения, и она честно их высказывала.
Зато ее мать, сеньора Изабел, была совсем не прочь оттянуть свадьбу дочери. С возвращением Витора отношение ее к Дави резко переменилось.
Изабел стало казаться, что ее дочь достойна лучшей партии. Тем более что Бонфинь, прослуживший столько лет в фирме, давным–давно стал добрым другом ее хозяина, Гаспара Веласкеса. Так почему бы, собственно, им не породниться? Увидев. что разговор с Оливией опечалил Дави, она про себя порадовалась: кто знает, как еще все повернется?
В душе Изабел считала себя необыкновенно тонким политиком. И сейчас она задумала одну весьма престижную акцию, она готовила благотворительный чай! В патронессы их благотворительного общества она собиралась выдвинуть Летисию. Гаспар будет очень благодарен Изабел за то, что она введет его одинокую дочь в лучшее общество, и. возможно, даже повысит Бонфиня по службе.
Изабел уже вознеслась на головокружительные высоты и с этих высот провинциал Дави, у которого не бьто никаких связей, казался ей, конечно, жалкой мошкой, от которой она предпочла бы отмахнуться.
В то время как Изабел тешила мечтами свое честолюбие, ее сын тешился любовными мечтами. Адреалина вновь исчезла с его горизонта. Вернее, она снова жила у Фреда. Пессоа не был в претензии к ней. У него появился чудесный план, и он немедленно взялся за его осуществление.
Не теряя времени. Пессоа отправился к Питанге. Он давно знал, что обстоятельной, положительной Питанге по душе такой же обстоятельный Кассиану, а ему самому была очень по душе живая непоседливая Далила, которая стала избранницей сурового Кассиану. Пессоа не сомневался, что рано или поздно Далила не устоит перед его достоинствами: как–никак живости и ему не занимать, собой он недурен, и к тому же горожанин! Вот тогда Питанге и достанется Кассиану. А пока пусть Питанга съездит с ним в деревню и все покажет, а там уж он сам во всем разберется.
Просьбу о том, чтобы отправиться в деревню, Питанга приняла без всякого воодушевления. Она не знала, какая кошка пробежала между ее матерью и ее деревенской родней и соседями, но с некоторого времени Мануэла строго–настрого запретила ей появляться в деревне. Однако Пессоа обещал сй, что он устроит встречу с Кассиану, с которым она сможет поговорить с глазу на глаз, и это, конечно, не оставило Питангу равнодушной.
Увидев Мануэлу, Пессоа тут же подступил к ней с уговорами, но о деревне он ни слова не сказал. Он так расписывал страдания заболевшей Адреалины, которая лежит совсем одна и так будет рада, если Питанга навестит ее, что Мануэла отпустила дочь.
– Ладно, ладно. Иди, Питанга, – сказала она. – Только долго не задерживайся, у меня дел по горло, одной не управиться.
Пессоа подмигнул Питанге: ну что? Теперь она убедилась, что все идет как по маслу?
На машине они вмиг докатили до деревни. Но на окраине Питанга попросила высадить ее из машины – дальше лучше идти пешком, кто знает, как их еще встретят?
Но Далила им обрадовалась. Конечно, она не забыла забавного брата Оливии, который так горячо обещал приехать в деревню, посмотреть на их житье–бытье. Рада была Далила и Питанге, которой очень симпатизировала. У Далилы была Асусена, она только что прибежала за ней, чтобы позвать полюбоваться на Кассиану, который мерился с желающими силой.
Далила пригласила и гостей–горожан полюбоваться этим зрелищем.
– А кто этот Кассиану? – разыграл полное неведение Пессоа.
– Мой парень! – с гордостью ответила ему Далила.
Смуглый атлет Кассиану мерился со всеми желающими силой, и руки одного за другим парней плотно прижимались к деревянной поверхности, хотя парни были такие же крепкие и мускулистые, как молодой рыбак. На губе у Кассиану блестели бисеринки пота, в черных глазах горел сумрачный упорный огонь. Увидев озорную Далилу, он только хмыкнул про себя: теперь его соперники могли не сомневаться – ни одному из них не выйти в победители!
Кассиану снисходительно усмехнулся, когда и нескладный горожанин пожелал вступить с ним в поединок.
– Сейчас, – согласился он, – вот только водички попью…
Далила попыталась образумить гостя: разве он не видит, что с таким богатырем вряд ли стоит тягаться? Но своими уговорами она только подзадорила Пессоа.
Видя, как раскипятился горожанин, Маджубинья сказал с улыбкой:
– Проигравшего будем купать …
Старики подошли поближе, им тоже хотелось поглядеть, как играет в парнях молодая кровь. Они вспомнили свои молодые годы, когда–то и они не чуждались Тaкой забавы, а тут поединок приобрел еще больший интерес: свой тягался с чужаком–горожанином!
Одна была заслуга у Пессоа – Кассиану положил его руку, но не в первую же секунду, а чуть–чуть спустя, хоть недолго, но ему удалось противостоять неутомимому натиску.
Пессоа весь напрягся, покраснел, запыхтел. За спиной он слышал одобрительные возгласы:
– Давай, давай, парень! Ну–ка поднажми, поднажми еще!
Так старики исполняли свой долг гостеприимства. Но рука Пессоа была уже плотно прижата к доске.
– Купать его! Купать! – закричали все.
Парни с хохотом потащили отбивавшегося Пессоа к морю, благо тащить было недалеко.
Сверкающее, сияющее, чудесное море с радостыо приняло ватагу разгоряченных парней, счастливых своей молодостью и силой. Шум, гам, брызги. Но Кассиану, пожалуй, переборщил, купая Пессоа. Не в добрую минуту он заметил, как посматривает горожанин на его Далилу. Тот вьлетел из воды, ловя ртом воздух. Пока мощная рука Кассиану держала его под водой, он уже успел распрощаться с жизнью.
Девушки стали просить у гостя прощения за своих парней.
– Не обижайся! Не сердись! Они же не со зла.
Просто так вышло, – смеясь, наперебой утешали его Далила и Асусена.
Но Пессоа и рассердился, и разобиделся до крайности гpубые деревенские забавы ему не по нутру. Впрочем, чего и ждать от чурбанов неотесанных?!
