Текст книги "Хочу тебя в долг (СИ)"
Автор книги: Валерия Ангелос
сообщить о нарушении
Текущая страница: 32 (всего у книги 37 страниц)
Глава 68
Леон усаживает меня в автомобиль, пристегивает ремнем безопасности, а я настолько плохо соображаю, что даже не замечаю, какого цвета его машина сегодня. Красная? Багровая? Алая? Перед глазами плывут мерцающие черные точки.
Мужчина занимает место водителя, а я отстраненно наблюдаю за его движениями, вижу, как он берет бутылку с водой, откручивает крышку, после достает темный стик, вроде тех, в которых обычно приносят сахар в кафе, если заказываешь чай или кофе, надрывает упаковку зубами, высыпает содержимое в бутылку, снова закрывает емкость, встряхивает, основательно взбалтывает и наконец протягивает мне.
– Пей, – произносит он.
И я даже не спорю. В голове воцаряется полный вакуум, никаких мыслей. Только тревога сотрясает изнутри, жгучая паника пронизывает жилы.
Я не спрашиваю, что там, что именно он размешивал и предлагает выпить. Вообще не задаю никаких вопросов. Безвольная. Слабая. Никчемная. Я должна бороться. Обязана. Во всяком случае, мое тело этого требует, потому что меня до сих пор ужасно колотит. Физически тянет к активным действиям. Бежать. Сражаться. Вернуться назад и лично вытащить Амира из той адской комнаты. А морально я на дне, не соображаю, слабо осознаю происходящее, с трудом понимаю, где нахожусь, с кем и зачем.
Все вокруг выглядит странно. Размыто. Размазано.
Я покорно открываю бутылку и пью растворенный там порошок. Возможно, поступаю глупо, подвергаю себя опасности. Но и отказаться сейчас не выходит. Я толком и не задумываюсь о том, что в принципе могу отказаться. Мало ли какая внутри гадость?
Амир верит Леону. Точка. Значит, и я буду верить.
Но Амир не знал, что на нас нападут. Верно? Так он сказал. Не рассчитал, не предугадал всего. Никто не способен оценить всю опасность, предугадать ходы наперед. Это нереально. Фантастика. Только черт побери, если я и Амиру доверять перестану, то как могу быть уверена в остальных людях?
Мне нужно за что-то держаться. Нужно. Необходимо.
Жидкость в бутылке безвкусная. Мутная. Пью мелкими глотками. Смотрю в пустоту. Дрожь в теле понемногу утихает. Дыхание выравнивается. Разум проясняется.
Или это обманчивые впечатления? Вдруг там просто наркотик? Очередная запрещенная гадость?
– Что здесь? – спрашиваю Леона. – Что ты мне дал?
– Препарат для восстановления водно-солевого баланс, – поясняет он и, понимаю природу моих опасений, прибавляет: – Ничего серьезного. Не волнуйся.
– Мой баланс в полном порядке, – замечаю тихо.
И продолжаю пить. Когда содержимое емкости подходит к концу, автомобиль останавливается. Поворачиваю голову и вижу знакомый отель.
Настолько быстро?
Господи, я даже не заметила, как мы сюда приехали. Вовсе пропустила подобный момент. Ощущение, словно в реальности сформировался разлом и я туда рухнула.
Неприятное чувство. Очень неприятное.
– Пойдем, – говорит Леон и помогает покинуть салон, проводит до номера и предлагает принять ванную. – Тебе надо смыть кровь. Я останусь за дверью, мы будем общаться, пока ты не закончишь.
Ограничиваюсь рассеянным кивком.
Прохожу вперед, бросаю взгляд в зеркало и обмираю на миг. Сглатывать больно. Да и челюсть ноет. На лице явственно проступает отметина, грозящая превратиться в синяк. Но даже это не самое жуткое в моем внешнем виде.
Боже, я так по отелю и шла?
Перепачканная кровью. В разодранном платье. Практически полуголая. При чем я даже не понимаю, когда успела испортить свой наряд. Дорогой материал теперь смахивает на ветошь.
В тайном проходе ободрала ткань? А кровь откуда? Я же не ранена.
Амир. Прямо как утреннее дежавю. Но хуже. Дьявол, сейчас и заорать не выходит. Звук забивается в груди.
Закрываю глаза и отворачиваюсь. Стягиваю тряпку через голову. Избавляюсь от всего лишнего. Открываю воду и ступаю под упругие струи. Смываю все.
Леон говорит, задает мне вопросы, снова и снова, не дает никакого покоя. Отвечаю машинально, чисто механически. Что-то о моем состоянии. Есть ли раны. Синяки. Царапины. Где болит. Что чувствую.
Настоящий фарс. Я в полном порядке, обо мне не стоит переживать. Я в номере отеля, в душевой кабине. Мои дурацкие ранения не представляют никакой угрозы для моей жизни. Чего нельзя сказать об Амире. Он в эпицентре бойни. Один. Доверять некому. Мифические люди Леона внушают мало доверия. Вообще, не внушают, если честно. Викинг и вовсе двинутый садист. Плюсом ко всему идут взрывы, перестрелки.
Только ничего не изменится. Киллер не оставит меня в одиночестве и не поспешит на помощь другу. Я даже не попробую повлиять на него. Не важно. Уже ничего не важно. Мы оба получили приказ. Мы оба не посмеем ослушаться.
Я выхожу из ванной комнаты в халате. Зуб на зуб не попадает. Меня снова начинает дико трясти. Успокоиться не выходит. Вообще ничего уже не выходит.
Леон протягивает мне таблетки и стакан воды. Принимаю это. Молча. Без вопросов и без уточнений. А потом я закрываю глаза и как будто проваливаюсь в темноту.
Мир вокруг плывет, становится мягким.
Я плыву, окончательно теряю волю.
+++
– Где Амир? – это первый вопрос, который я задаю, когда открываю глаза и вижу в кресле перед кроватью Леона. – Что с ним? Почему его здесь нет?
– Занят, – отвечает киллер. – Он занят, но как только освободится, то приедет сюда. Ляг и поспи, тебе необходимо восстановить силы.
– Нет, – решительно отбрасываю простынь, резко поднимаюсь, отчаянно стараюсь справиться с головокружением. – Я достаточно отдохнула.
Лицо обжигает боль. Кажется, слишком активно двигаю челюстью в процессе речевой деятельности. Меня точно кипятком ошпаривает, жар прямо в лицо бьет.
Замираю, осторожно ощупываю подбородок. Теперь и сглотнуть страшно. Судорога мышцы сводит.
Леон пользуется образовавшейся заминкой, поднимается со своего поста и заталкивает в мой рот очередную порцию таблеток, силой заставляет их проглотить. Эти капсулы мелкие и скользкие, моментально внутрь пролетают.
– Осторожно, – произносит ублюдок, укладывая меня обратно, набрасывает сверху покрывало.
– Какой же ты…
Я даже договорить не успеваю. Или успеваю, но не осознаю произнесенные фразы. Разум подернут дымкой. Язык заплетается, и я отключаюсь прежде, чем могу хоть слово произнести. Погружаюсь в глубокий сон.
Так происходит несколько раз. Практически – так. Меня кормят, разрешают умыться и сходить в туалет, а после опять проталкивают в рот таблетки. Мозг отрубается как по щелчку. Ощущаю себя куклой, покорной игрушкой.
Абсолютный ступор. Рефлексы замедленны. Все происходящее воспринимается точно через вату, едва осознаю окружающие декорации. Но постепенно получаю больше свободы и меньше капсул. Трезвею, изгоняю предательский туман из головы.
Леон игнорирует мои вопросы об Амире. Если и отвечает, то сухо и односложно, без подробностей. Чем лучше мне становится, тем больше и чаще начинаю спрашивать, однако от моих попыток нет никакого толка.
Жив. Разберется. Приедет.
Все речи киллера сводятся примерно к этим фразам. Снова и снова, по кругу, в разных комбинациях. Суть от перестановки данных сочетаний очень слабо меняется.
Леон вручает мне мобильный телефон, предлагает связаться с матерью и, достаточно взгляда на дату, отображенную на дисплее, – мое сердце моментально ухает вниз.
Пятница. Выходит, прошла целая неделя, а я даже не заметила, не ощутила никакого подвоха. Столько дней провалялась в постели, пробыла в состоянии овоща. Кошмар. Чудовищно просто. Столько времени впустую потратила. Идиотка.
Впрочем, сейчас самое лучшее, что я могу сделать, это действительно набрать свою маму и пообщаться с ней. Она там явно с ума сходит в ожидании весточки. Странно только, что не вылетела следом за мной.
– Я написал несколько сообщений, – говорит Леон. – Объяснил, тебе срочно пришлось выехать в другую страну, очень дешевый туристический тур, но роуминг обойдется в солидную сумму, поэтому удобнее переписываться.
– Тут штук сто сообщений! – бегло оцениваю историю мессенджера.
– Входящих больше, – ровно констатирует киллер.
– И что? – пораженно смотрю на него. – Моя мать ничего не заподозрила? Общалась с тобой и не поняла подставу?
– Я изучил ваше прошлое общение, – отмечает без эмоций. – Придерживался сходного стиля.
– Ты… ты читал мою переписку с матерью? – испарина прошибает от возмущения. – А не проще ли было дать телефон мне? Какого черта столько тянул? Пичкал дрянью и держал в кровати?
– Тебе требовался отдых, – заключает совершенно невозмутимо. – Восстановление.
– Я в порядке! – кричу. – Черт раздери! Я в полном порядке. Твою ж…
Осекаюсь и затыкаюсь. Ну да. Пожалуй он прав. В какой-то степени. В очень малой степени. Но прав. И это ужасно раздражает, выводит из состояния равновесия. Прямо вымораживает.
– У тебя был тяжелый вечер, – спокойно продолжает Леон. – Поверь, лучше отоспаться пару дней, чем получить гораздо более серьезные последствия.
– Семь дней, – поправляю его. – Семь проклятых дней.
– Не совсем, – усмехается. – Чуть меньше.
– Не вижу ничего смешного! – восклицаю и запинаюсь. – О каких последствиях ты говоришь? Что могло меня ожидать?
– Нервный срыв, – замечает вкрадчиво. – После сильного стресса необходимо много спать и хорошо питаться. Важен баланс. Меньше думаешь – быстрее идешь на поправку.
– Ничего особенного не произошло, – бросаю в ответ. – Нечего было так надо мной трястись, поехал бы и помог Амиру. Вот кому и правда требовалась поддержка.
– Уверена? – во взгляде читается ирония.
– Где он? – игнорирую все. – Когда вернется?
– Позвони матери, – парирует киллер.
И мне опять остается лишь подчиниться. Глупо и бесполезно закатывать истерику. Я не добьюсь от него никакого нормального объяснения.
Ладно, если посудить логически, то Амир должен быть в полном порядке, иначе Леон вряд ли стал играть в няньку, умчался бы подальше творить свои чудовищные дела.
«Ничего особенного не произошло» – мысленно повторяю собственную фразу и нервно посмеиваюсь.
Реально. Ничего. Просто меня похитили, угрожали насилием, приволокли в берлогу, битком напичканную бандитами. Моего любимого мужчину пытали. Я дошла до того, что выстрелила в человека. В плохого человека. В преступника. В ублюдка, который мечтал меня изнасиловать и убить самым жестоким способом. Но все равно… в живое существо. Пусть и злое, агрессивное, мерзкое. Но живое.
Никто не должен стрелять в людей. Никто. Даже в таких как этот урод Лютик.
А что я им всем тогда плела? Что несла про драгоценности? Про бункер, доверху набитый золотом?
Безумие. Даже не верю. Разве это я была?
Лихорадочно мотаю головой, стараюсь побороть ледяную дрожь, охватившую тело. Пролистываю переписку Леона с моей мамой, просматриваю через строчку. Черт, прозвучит безумно, однако у киллера отлично выходит с ней общаться.
Жму на вызов.
– Марианна, – буквально стонет в трубку. – Ты родную мать до могилы доведешь. Где тебя носит? Уезжала в горы на пару недель, а оказалась на отдыхе в другой стране. Что я должна думать? Как я должна это понимать?
Прекрасный способ отвлечь глупую девчонку от мыслей об Амире.
Леон гребаный гений. Приличных слов нет. Он ведь точно осознает, разговор коротким не будет. По легенде последних отправленным им сообщений, я уже могу позволить себе роуминг. Значит, гуляем по полной.
Мама устраивает мне взбучку. Но привычного раздражения не чувствую, даже как будто скучаю по ней, по всем этим истерикам и претензиям. Забавно. Видимо, те проклятые таблетки действуют. Эффект накопительный.
Слушаю через слово. Будто фоном воспринимаю. Периодически вставляю короткие ремарки вроде «да» и «конечно, мам». Угукаю. Пристыженно вздыхаю.
А потом новая информация режет слух.
– Что? – невольно переспрашиваю. – Илью уволили?
– Да, еще неделю назад, – подтверждает мама. – Чудовищные новости. В университете разыгрался жуткий скандал. Это потом по всем телеканалам протащили.
– Но почему? – удивляюсь. – Как так вышло?
– За взятки, – следует лаконичное замечание. – Там целая запись была, детальные показания свидетелей. И знаешь, его теперь по судам затаскают. Столько всего всплыло. Не представляю, как позволила тебе с ним встречаться.
– Подожди, – сглатываю. – Не может быть. Илья слишком принципиальный, он бы никогда не стал…
– Ох, Марианна! – выдает с надломом, который ощущается так живо, как если бы мама прямо сейчас стояла передо мной. – Ты совершенно не разбираешься в людях. Твой Илья просто маньяк.
– В смысле? – роняю сдавленно. – Ты о чем, мам?
– Маньяк, – повторяет уверенно. – Сексуальный извращенец. Или как это верно назвать? Он домогался до своих студенток, принуждал к плотским утехам.
– Бред, – невольно кривлюсь. – Я не верю.
– Мари, там несколько судебных дел на него завели. Жертв много. Не одна и не две. Этот монстр пользовался своим служебным положением в грязных целях. Обманывал наивных старшекурсниц, предлагал обслуживать его за диплом. Низость. Мерзость.
– Мама, – запинаюсь. – Ты серьезно считаешь, будто Илья на такое способен?
– Пускай суд разбирается, – отрезает. – Хорошо, что ты прежде успела расстаться с этим отщепенцем. Он опорочен. Мы теперь и с его семьей не сможем общаться.
– У него патологическая порядочность, – стою на своем. – Да, Илья своеобразный человек, но он никогда бы не начал брать взятки и принуждать студенток к интиму.
– Я видела репортаж, Марианна.
– Мама, по телевизору всякое…
– Ему руки сломали, – обрывает, заставляя меня похолодеть изнутри. – Ты думаешь, приличным людям ломают руки в темном переулке? Там явно месть была. И значит, есть за что. Наверняка, брат или отец обиженных девушек, тех старшекурсниц, что шли в его постель за диплом. Это как раз между делом о взятках и теми заявлениями про домогательства произошло. Ему прищемили хвост с преступными схемами. Вот жертвы и почувствовали – пора признаваться. Негодник дал слабину. Нужно было окончательно размазать этого паршивца. Бедняжки наверняка признались семьям, а уже после пошли в полицию. За дело его наказали. За дело. Поверь.
– Хорошо хоть обвинения в убийстве избежал! – вдруг восклицает мать. – Иначе бы совсем родителей добил. И так чуть родную тетку в могилу не свел. Довел бедную женщину до инфаркта. Ты же помнишь ее? Очень интересная дама, интеллигентная.
– Конечно, помню, мам, – бросаю, почти не слыша собственного голоса. – какое еще убийство? О чем речь?
– Ох, Марианна!
Причитания длятся минуту. Я успеваю вспомнить тетушку Ильи во всех деталях. И правда милая женщина, приятная и симпатичная. Мы встречались довольно часто, потому как Илье она была ближе родной матери, у них были довольно теплые взаимоотношения. Мой парень называл ее крестной. Но какое теперь это все имеет значение? Убийство. Черт. Убийство тревожит меня гораздо сильнее.
Я без особого внимания выслушиваю очередную порцию нотаций на тему, насколько я плохая дочь, не люблю, не ценю и не уделяю внимания близким людям. Проникаюсь угрызениями совести. Очень сильно сожалею о своем скверном характере.
– Мама, пожалуйста, – говорю наконец. – Ты можешь объяснить, что произошло. В каком еще убийстве могли обвинить Илью?
– Чудовищная история, – скорбный вздох. – Скажи, ты знала? Ты видела его там?
– Где? – поражаюсь. – Мама, я совсем перестаю тебя понимать.
– На курорте! – тяжкий стон. – Ты знала? Скажи честно. Марианна, прошу. Ты знала, что Илья отправился на тот же самый курорт? Господи… возможно, этот негодяй преследовал тебя, выслеживал…
– Мам, – прерываю. – Ну это уже совсем ерунда. С чего бы вдруг? Мы расстались достаточно давно. Полагаю, тут могло быть банальное совпадение.
– Тот же курорт. Тот же период. Марианна, прошу, не будь настолько легкомысленной. Вполне вероятно, этот гаденыш замышлял дурное. Признаюсь, он всегда был мне не по вкусу, не по душе.
Вот уже точно бред. Какие только истерики мать не закатывала, узнав, что я разошлась с Ильей, вопила и рыдала, давила на больное, заявляла, я встречу старость в компании кошек и ни один приличный мужчина на меня не взглянет.
Интересно, как бы она оценила Амира? Он бы ей понравился? Пришелся по душе?
Дыхание перехватывает от одной мысли, что мои родители действительно встретятся с громилой. Вообще, не представляю, как их можно познакомить, в одной комнате собрать. Даже если он обуздает звериную натуру, использует все навыки нормального общения, даже если решит продемонстрировать лучшие манеры, достаточно уже самого внешнего вида. Горящие глаза. Пугающая улыбка. Мать решит, он держит меня в заложниках, силой принуждает оставаться рядом.
– Взяточник. Извращенец. Я бы не удивилась, если бы твой Илья оказался еще и маньяком-убийцей, – уверенно произносит мать.
– Он не мой…
– Ты совершенно не способна выбрать правильного мужчину.
Ну здесь и не поспорить.
– Помнишь, я говорила об убийстве туристки? – вопрос неприятно царапает сознание, пробуждает память. – Жестокая расправа на курорте. Бедняжку истязали часами, а потом оставили на улице, посреди ночи, прямо на морозе. Жуткие кадры потом показывали в вечерней трансляции новостей. Разумеется, не обошлось без цензуры, однако все равно видно главное. Столько крови. Ужас…
– Но как Илья связан с убийством? Какое это имеет к нему отношение?
– Так это была его девушка, – выдает мать. – Убитая туристка. Он привез ее на курорт. Путевка на троих. Тетка еще поехала за компанию. Как полиция пришла, так бедная женщина и слегла, сердце не выдержало, давление. Сразу в больницу забрали.
– Ты уверена? – холодею.
– Конечно, – фыркает. – Но не волнуйся, бедняжка уже идет на поправку. Хотя мы все же не сможем продолжать общение. Тень позора на всю семью. И ладно бы убийство, на тот вечер у Ильи есть алиби, свидетели видели его в ресторане. Но все остальное. Там такое огромное количество показаний. Уже не отмыться.
– Мам, – сглатываю. – Я про туристку.
– Тамара или Василиса, – протягивает задумчиво. – Вроде бы так ее звали.
– Варвара? – уточняю и закашливаюсь от волнения.
– Точно, – соглашается. – Так ты ее знала? Подожди, Марианна. Почему ты сразу не…
Отключаю вызов. Сжимаю телефон дрожащими пальцами, лихорадочно забиваю необходимый запрос в поисковик. Мама перезванивает несколько раз, но я отклоняю каждый звонок. Черт. Не до того, есть вопросы важнее.
Мне открывается куча статей. Новостные порталы пестрят «жареной» информацией. Чего там только не написано про моего бывшего парня, подробный перечень грехов. Однако я стараюсь сосредоточиться на основном. На жутком убийстве. Практически моментально добираюсь до главного. Фото Ильи и Варвары. Из университета явно. Ректор и студентка старшего курса. Милый кадр. Узнаю девушку.
Господи. Боже мой. Строки статей плывут перед глазами. Тошнота накрывает в одну секунду. «Выпотрошили», «внутренности на снегу», «разрывы», «удары ножом», «сломанные кости». Выхватываю детали, далеко не все. Но этого хватает.
Отбрасываю мобильный. Вгрызаюсь зубами в кулак.
Что происходит? Что, черт побери?!
Оглядываюсь и понимаю, Леона больше нет рядом. Я остаюсь в одиночестве и не замечаю, когда киллер успевает испариться. Отлично, теперь и вопрос задать будет некому. Хотя какая разница? Леон и без того всегда мои фразы игнорирует.
Откидываюсь назад, растягиваюсь на постели, накрываюсь одеялом, натягиваю его до самого подбородка. Меня конкретно штормит. Бросает то в жар, то в холод.
Амир ведь говорил Призраку об этом. Подарок для деда. Убитая туристка. Блондинка. Девушка моего бывшего парня. Цепь выстраивается перед глазами. Паззл собирается воедино.
Мог ли Рустам Ахметов безжалостно расправиться с невинной девушкой? Разумеется. Даже не вопрос. Он бы любого порешил. Псих и маньяк, истязать людей для него не ремесло, не способ заработка, а призвание.
Но… по разговору в пабе выходило, будто это не он? Проклятье. А существует разница? Допустим, Варю погубил другой бандит. Ничего толком не меняется.
Девушка мертва. Очередная жертва преступных разборок.
Ахметов больной на всю голову и не скрывает. Леон наемник, профессиональный убийца. Амир… он же с ними. Такой же? На его руках чужая кровь.
Это бизнес. Темный, порочный, опасный. Криминальная реальность. Тут никто просто не выходит из игры. Здесь в любой момент могут отодвинуть, сместить и как закономерный итог – уничтожить.
Выживает сильнейший. А тут – самый жестокий. Безжалостный. Беспощадный. Тот, кто врагам глотку перегрызет. Кадык выдерет.
Меня тошнит, настолько сильно тошнит от осознания всего, творящегося вокруг, что я подскакиваю на постели, бросаюсь в ванную комнату и едва успеваю добежать до унитаза, куда в момент отправляется содержимое моего желудка.
Слишком много таблеток. Стресса. Шока. Переживаний. Вообще, слишком много такого, к чему я совсем не готова.
Поднимаюсь, отрываюсь от безупречно белого фаянса, на негнущихся ногах подхожу к раковине, открываю кран и привожу себя в порядок.
Где Амир? Он нужен мне. Очень. Срочно. Сейчас. Чем раньше, тем лучше. Просто обнять его, просто почувствовать его тепло, близость рядом.
– Звезда, – хриплый голос, как плетью по спине бьет. – Истосковалась.
Оборачиваюсь и удерживаюсь на ногах только чудом, успеваю ухватиться за край раковины.
– Амир, – выдыхаю сдавленно. – Амир.
Мужчина оказывается рядом в мгновение ока. Обнимает. Нет – сгребает в объятья. Голодно, жадно, обдает жаром. Так лишь он один на целом свете умеет. Трогать и клеймить, присваивать каждым касанием, каждым жестом. Другим не повторить.
– Амир, – шепчу и понимаю, как тяжело дышать, а слезы льют по щекам, ручьем стекают, градом, без причины, просто катятся, заставляют давиться всхлипами.
– Я скучал, – чмокает в макушку, шумно втягивает воздух, заставляя меня затрепетать, зайтись в припадке судорожной дрожи. – Раньше вырваться не смог. Штопали долго. Заразы. Не пускали.
– Штопали? – поражаюсь, голову запрокидываю и до одури знакомый взгляд встречаю, растворяюсь в нем, сгораю в пепел.
– Ну да, – кривит губы. – Пока все раны залатали, неделя прошла. Но ты не дергайся. Я в норме. Больше кровью не залью.
– Господи, Амир, – обвиваю широкую шею ладонями. – Я без тебя не жила. Я чуть не сошла с ума. Даже те таблетки не отключали полностью, не помогали забыться. Я тобой бредила. Я точно чокнутая.
– И я, – ухмылка гаснет. – Не жил.
Льну к нему, покрываю лицо поцелуями. Так хочется каждую черту губами повторить, запомнить, вырезать в памяти. Так сильно его желаю и жажду, неутолимый голод во мне разливается, горло тисками сдавливает.
– Надо собираться, – говорит он и мягко меня отстраняет. – Вылет через два часа.
– Уже? – удивляюсь. – Сегодня?
– Нечего тянуть, – бросает он. – Дел много.
– Да, – соглашаюсь, пытаюсь вспомнить какая на календаре дата. – Мне и на работу пора. Нельзя все время развлекаться.
– Нет, – обрывает неожиданно жестко. – Никакой работы.
– Что? Но ты…
– Я сказал, – отрезает с таким мрачным видом, что возражать больше не тянет. – Это для твоей же безопасности. Больше никаких ошибок не допущу. Ты моя женщина, а значит будешь под охраной. Под присмотром. И в том гребаном офисе тебе не место.
– А где тогда, – запинаюсь. – Где мое место?
– В моем доме, – чеканит. – Подо мной.
– Амир, я…
– Не забивай башку чепухой, – рот поцелуем запечатывает, прямо в горло мое выдыхает: – Ты моя. Моя. Только моя.
