Текст книги "Том 3. Стихотворения 1918-1924"

Автор книги: Валерий Брюсов

Рондо («Не смею все мечты вложить я в стих…»)

 
Не смею все мечты вложить я в стих,
И все ж его ласкаю и лелею…
Но громко повторить среди других
Не смею.
 
 
И вот теперь, пред чем благоговею,
Несу на шум базаров городских…
Не осмеять ли детскую затею?
Не смею.
 
 
О, если б был, кто книгу дум моих
Прочел, постиг и весь проникся ею…
Хотя б на миг!.. Но верить в этот миг
Не смею.
 

4 декабря 1898

Дома

 
Я люблю высокие дома,
Где небо чуть светит у крыши,
Я люблю высокие дома, —
И тем больше люблю, чем они выше.
 
 
Мне грезится город, как дом,
Вместо улиц – стеклянные своды,
И высятся этаж за этажом,
Сады, и залы, и переходы.
 
 
Мечтая о таких домах,
Я охвачен волнением странным,
Это бред о грядущих веках,
О человеке ином, но желанном.
 
 
О, я люблю высокие дома,
Где небо чуть светит у крыши,
Я люблю высокие дома,
Тем больше люблю, чём они выше.
 

22 декабря 1898

«Я в высокой узкой башне…»

 
Я в высокой узкой башне,
Кто меня привел сюда?
Я в высокой узкой башне
Гость – надолго, гость – всегдашний,
Узник навсегда!
 
 
Помню горы, лес и поле,
Все раздолие дорог.
Помню горы, лес и поле,
Где по воле, где на воле
Я скитаться мог!
 
 
Помню быстрые ночлеги
В шалаше иль у костра.
Помню быстрые ночлеги;
Ночи ласки, ночи неги!
Хохот до утра!
 
 
Кто возвел меня высоко,
Двери запер кто за мной?
Мир – внизу, во мгле – далеко,
Здравствуй, жизни одинокой
Подвиг роковой!
 

1898

На заданную тему у Случевского

 
Март! Пора нам жить наруже!
Как бегут ручьи из пены!
Но недвижны в полной луже
Опрокинутые стены.
 
 
Много шумов, много звонов,
Мчатся конки, как живые.
И стоят без капюшонов
На постах городовые.
 

19 марта 1899

Сонет о поэте

 
Как силы светлого и грозного огня,
Как пламя, бьющее в холодный небосвод,
И жизнь, и гибель я; мой дух всегда живет,
Зачатие и смерть в себе самом храня.
 
 
Хотя б никто не знал, не слышал про меня,
Я знаю, я поэт! Но что во мне поет,
Что голосом мечты меня зовет вперед,
То властно над душой, весь мир мне заслоня.
 
 
О, бездна! я тобой отторжен ото всех!
Живу среди людей, но непонятно им,
Как мало я делю их горести и смех,
 
 
Как горько чувствую себя средь них чужим
И как могу, за мглой моих безмолвных дней,
Видений целый мир таить в душе своей.
 

2 августа 1899

Железный путь

 
На середине жизненной дороги
Ты встретишь мост, свободно изогнутый,
Его столбы властительны и строги,
Его черты в самих себе замкнуты.
 
 
Но не прельстись их торжеством над бездной.
Не восходи на лестницы крутые:
Там путь проложен – каменный, железный,
И он уводит в области пустые.
 
 
Нет! Не пленись безжизненным покоем,
Останься верен избранной дороге.
И будешь счастлив ты дождем, и зноем,
И вечной близостью к земной тревоге.
 

2 августа 1899

На осуждение Дрейфуса
(29 августа 1899)

 
Люди! Вы слышите:
Звон похоронный?
Что же вы дышите
Леностью сонной!
Что же в беспечности
Радостей ждете!
Голоса вечности
Не узнаете?
 
 
Пробудитесь, уходите
Прочь от башен и дворцов,
Прах сандалий отрясите
За порогом городов.
 
 
Мы уйдем в глухие степи,
Убежим в ущелья гор,
Там в тиши, как в тайном склепе,
Спрячем, скроем свой позор!
 
 
Человек был в нас унижен, —
Душу вновь мы обретем
В тишине пустынных хижин,
В дебрях скал над шалашом.
 
 
Пусть на улицах, у зданий
Стонут сосны и трава,
Бродит зверь в немом тумане,
Кличет филин и сова.
 
 
Пусть разрушится твердыня
Строгих башен и дворцов.
Лучше, братья, нам в пустыне,
За порогом городов.
 
 
Братья! вы слышите:
Звон похоронный?
Что же вы дышите
Леностью сонной!
Что же в беспечности
Радостей ждете!
Голоса вечности
Не узнаете?
 

29 августа 1899

За пределами сказок («Под навесом темной ели…»)

 
Под навесом темной ели,
На ковре из мягкой хвои,
Оба друга рядом сели —
И теперь их в мире двое.
 
 
Души их трепещут жаждой
Прошлой жизнью поделиться,
Обменяться думой каждой
И в одно сознанье слиться.
 
 
Ищут речи, – не находят,
Гладят ласково друг друга
И с тоской бессильной бродят
В стенах замкнутого круга.
 

29 августа 1899

«Я люблю в твоих стихах…»

 
Я люблю в твоих стихах
Смутный сумрак, жадный страх,
Вспышки всемогущих слов
И тяжелый стук оков.
 
 
Я люблю в твоих стихах
Ветра перелетный взмах,
Ширь пространства до конца,
Трепет страстного лица.
 
 
Я люблю в твоих стихах
Колыханье трав на мхах,
Под звенящий звон волны
В мире звучной тишины.
 

Сентябрь 1899

«А сколько радости и неги…»

 
А сколько радости и неги
В бегущих медленно часах!
Следов доискиваться в снеге,
Взметать на лыжах белый прах.
 
 
Найти медвежий путь, тропинку,
Сидеть у проруби весь день,
Пока в воде разрежет льдинку
Тяжелой головой тюлень.
 
 
Владея радостной тревогой,
Готовый жить и умереть,
Встречать уверенной острогой,
Когда подымется медведь.
 
 
И пировать под крышей снежной,
И охранять под снегом челн,
И ждать, что океан безбрежный
Опять раскинет гребни волн.
 

23 сентября 1899

«Будущий век…»

 
Будущий век,
Тебе посвящаю я песни!
По теченью невидимых рек
Все быстрей, все смелей, все чудесней
Уплывает вперед человек.
О, времен потрясающий бег!
Словно тает мучительный снег,
Словно гаснут узорища песни,
Словно никнут виденья чудовищ…
Уплывает вперед человек
В мир цветов и весны,
В мир всеобщей волны,
Предугаданных смутно сокровищ.
 
 
Я грядущее люблю,
Я грядущему молиться
Никогда не устаю.
Я хочу
Верить белому лучу,
В блестках искристых дробиться,
Каждым мигом насладиться.
Жизнью мировой дышать —
И холодной властью мысли…
Дням, что в вечности нависли,
Как словам, повелевать!
 
 
Но жалкие мечты! кругом и отовсюду
Видения идут – герои, короли,
Поэты властные, избранники земли,
И вопят, и зовут! о нет! не верю чуду!
И я, как все, томиться осужден
В цепях веков и в тягости времен!
 

Октябрь 1899

Матери на именины

 
От ранних детских лет, как свет среди теней,
Люблю я этот день, наш праздник, вечно жданный.
И вот, когда он вновь приходит в смене дней,
Все снова для меня прозрачней и нежней,
Как в годы первые, во дни зари туманной.
 

9 ноября 1899

Из детской книжки

 
Мой плющ расцветает; живые побеги
Любовно обвили суровые нити.
Садитесь на лавочку, дети, смотрите
И думайте вместе со мною о снеге.
 
 
Когда разбегутся веселые санки
И воздух дрожит от бубенчиков ясных,
Невольно припомнишь о маковках красных,
Горящих, как угли, на нашей полянке.
 
 
Чему ж вы смеетесь? Ах, глупые дети!
Так вам никогда ничего не расскажешь!
Вяжи, Маргарита! – ты к осени свяжешь
Красивые, длинные, прочные сети.
 

12 ноября 1899

«Есть слова волшебства. Вы всесильны…»

 
Есть слова волшебства. Вы всесильны,
Роковые слова о былом!
Разве годы не камень могильный,
Разве смерть называется сном?
 
 
Мы идем бесконечной долиной,
С каждым шагом все больше теней,
И из них не отстать ни единой:
То бледнеют, то снова ясней.
 
 
И при вспышке могучего слова
Тень прошедшего странно жива.
И глядит умоляюще снова,
И твердит прямо в душу слова.
 

14 ноября 1899

«Я от стыда закрыл лицо…»

 
Я от стыда закрыл лицо
И пал, целуя прах дорожный…
Кричите, смейтесь мне в лицо:
Я все свершил, что невозможно!
 
 
Есть оправдание рабу, —
Он и не знает лучшей доли, —
Но я изведал всю судьбу
И властен выбрать жребий воли.
 
 
Я знал, что будет, наизусть,
Мне даже нет и заблуждений,
И вот иду к позору… Пусть!
Хочу и жажду унижений.
 

Январь 1900

«Заботы дня, как псы, меня бесславно травят…»

 
Заботы дня, как псы, меня бесславно травят,
Взывает ловчий рог, бегу я, как кабан…
Но горе им! Они вступить в борьбу заставят!
Стонать вам всем, ловцы, от боли свежих ран!
 

Февраль 1900

За городом

 
В городе дышит весна,
Сгинул истаявший снег,
Даль ожиданьем полна,
В воздухе радостный смех…
Первые проблески нег!
 
 
Здесь – неизменен покров
Белых и мертвых снегов,
Сосны упрямо встают,
Хмуро туманится лес…
Стынет движенье минут
В холоде зимних небес.
 
 
Был я встревожен весной,
Верил и вторил ручью,
Шел воспаленный, больной…
Холод целебный я пью.
 
 
Гаснут, как солнца, мечты,
Сладок привет темноты,
Словом весенним «люблю»
Я ли покой оскорблю!
 
 
Тысячи маленьких свеч
Вспыхнули в тайнах души…
Нет! Мне не надобно встреч
В царственно чистой тиши.
 

13 марта. 1900

«Люблю я имя Анна…»

 
Люблю я имя Анна,
Оно звенит, как свет,
Оно, как сон, пространно…
Люблю его – и нет.
 
 
И двойственно, и чудно
Оно мелькает мне.
И в ночи непробудной,
И в тихом, ясном дне.
 
 
Люблю я имя Анна,
Во мгле – как сладкий грех.
Оно зовет и странно
Звучит, как дальний смех.
 
 
Люблю в нем – унижений
Таинственную власть…
И молча сходят тени,
И ночь должна ниспасть…
 
 
Но утро вновь туманно,
И день забрезжит вновь.
С ним имя Иоанна,
С ним мудрость и любовь.
 
 
Вновь солнца круг высоко,
Спокойный свет лучист,
И мой венец пророка
Торжественен и чист.
 
 
Так двойственно, так чудно
Оно мелькает мне
И в ночи непробудной,
И в тихом, ясном дне.
 

2 апреля 1900

«Я жду у ветхого забора…»

 
Я жду у ветхого забора,
Мне в окна комнаты видны,
Людей, неведомых для взора,
Мелькают тени вдоль стены.
 
 
Я вижу статуи, картины
И пальмы веерную сень,
Но взор не встречу ни единый,
Лишь изредка проходит тень.
 
 
Когда б я мог туда проникнуть
И видеть, там ли ты, у них?
К запрету как мечтам привыкнуть?
Как быть, чтоб трепет дум утих?
 
 
Не так ли мы, в сем мире дольном
Иного мира ловим тень
И рвемся в ужасе невольном
Вступить на высшую ступень.
 

9 сентября 1900

«Кто ты? – Я – чувство, я – любовь…»

 
– Кто ты? – «Я – чувство, я – любовь.
Ты видишь: я в короне звездной».
– Зачем же ты приходишь вновь
Тревожить мукой бесполезной?
 
 
«Вернулась я из дальних стран;
Прими беглянку, как подругу».
– Твои обеты – лишь обман.
Твои пути – пути по кругу.
 
 
«Я – тайна духа». – Ты – мечта.
«Я – дрожь». – Ты только манишь дрожью.
«Я – неизбежна!» – Есть черта,
За ней я властвую над ложью.
 
 
«Ты – снова мой!» – Свободен я!
 

Сентябрь 1900

«Настали дни печальные, как воды…»

 
Настали дни печальные, как воды
В наполненном пруду под сенью ив.
Я вдаль иду один, и дни, как годы,
Растут в числе, растут, нас разделив.
 
 
Я вдаль иду один. Воспоминанья
Как будто тянут сотни жадных рук.
Лишь оглянусь, их нет. Столпились зданья
На мировом пути; светло вокруг.
 
 
Закрыв глаза, забудусь. Вспоминаю
Молчанье, лампы свет и груды книг…
Я вновь с тобой! Я лгу! Смеюсь! Желаю!
На миг я дрожью воскрешаю миг.
 
 
Откуда эта власть живых желаний?
О, страсть! – перед тобой стою я, как боец,
Толпа со мной идет ущельем зданий,
Но ей незрим палящий мой венец.
 

Сентябрь 1900

«Вы неисполненных надежд…»

 
Вы неисполненных надежд
Над бездной реющие лики.
Из-под прикрытых бледных вежд
Как ваши взоры странно дики.
 
 
Вы дерзкой юности мечты,
Прозрачных теней хороводы!
В венцах из лилий вы чисты,
И ваши локоны, как воды.
 
 
Вы творчества бессильный бред,
Недовершенный замысл фурий!
Ты, жажда властвовать! Привет!
Ты, как всегда, в порывах бури.
 
 
Но чьи уста – живая кровь
С усмешкой беспощадной власти?
Неразделенная любовь,
Мечта неутоленной страсти!
 

6 октября 1900

«Я жизнью пьян. Напиток жгучий…»

 
Я жизнью пьян. Напиток жгучий
По жилам разошелся… жжет.
Не стынь, огонь, кипи и мучай,
Кружи, влеки, водоворот.
 

Октябрь 1900

«Торжествовать! какие звуки!..»

 
Торжествовать! какие звуки!
Их плеск расплесканный мне люб.
Еще мне внятны эти руки
И язвы впечатленных губ.
 
 
Но в сладких думах о победе
Из глубей памяти встает,
Как образ, воплощенный в меди,
Холодных замыслов расчет.
 
 
И сдавлен, с судорожной жаждой,
Над ужасом померкших глаз,
О миги страсти, каждый! каждый!
Смеясь, предчувствовал я вас.
 
 
Торжествовать! люблю я звуки,
Люблю моих заклятий власть,
Мне нужны слезы, чьи-то муки,
Победа, гордость – но не страсть.
 

Ноябрь 1900

«В глуби тайные вселенной…»

 
В глуби тайные вселенной,
В воды темные столетий
Мы бросаем с лодки бренной
Золотые сети.
 
 
И из прочных уз мы рады
Доставать морских чудовищ,
И растут в челне громады
Скопленных сокровищ.
 

<1900 >

«Хорошо бы нам додуматься…»

 
Хорошо бы нам додуматься
До весенних песен птиц,
Но шумит немолчно улица
Гордым грохотом столиц.
 
 
Хорошо бы мне довериться
Взорам нежным и простым,
Но в ночном сияньи месяца
Слишком манит дальний дым.
 
 
Хорошо любить в созвучии
Верность буквы и черты,
Но мечта – звезда падучая —
Видит бездны с высоты.
 

Январь 1901

Мона Лиза

 
Есть обольщение в вине,
В его манящем аромате,
Как поцелуи в тишине,
Как вздох в безмолвии объятий.
 
 
Как хорошо дрожать, молчать,
Тревожиться при каждом звуке,
И жечь лобзанья, как печать,
Впечатлевать, как символ, руки.
 
 
Предчувствовать слова, глаза,
Утаенные в сердце речи,
Мечтать, как черны волоса,
Обжегшие случайно плечи.
 
 
И разойтись без клятв, без слов,
Скользнуть, как спугнутые тени,
Чтоб эта ночь, как греза снов,
Вплелась в гирлянду сновидений.
 
 
Есть обольщенье в тишине,
Восторг в безмолвии объятий,
Как сладость тайная в вине,
В его манящем аромате.
 

9 февраля 1901

Братья бездомные

 
Братья бездомные, пьяные братья,
В шуме, дыму кабака!
Ваши ругательства, ваши проклятья —
Крик, уходящий в века.
 
 
Вас, обезличенных медленным зверством,
Властью бичей и желез,
Вас я провижу во храме отверстом,
В новом сияньи небес.
 
 
Много веков насмехавшийся Голод,
Стыд и Обида-сестра
Ныне вручают вам яростный молот,
Смело берите – пора!
 
 
Вот растворяю я хриплые двери:
Город в вечернем огне,
Весело вспомнить опять, что мы звери,
Воле отдаться вполне.
 
 
Видите зданье за зданьем, как звенья,
Залы для женщин и книг…
Разве не вы приносили каменья,
Строили храмы владык?
 
 
Ринемтесь дико и смоем лавиной
Всю эту плесень веков!
Пусть оглушит ее голос звериный,
Наш торжествующий рев.
 
 
Полно покорствовать! видите, братья,
Двери открыты в века.
Слышу ругательства, слышу проклятья
В шуме, в дыму кабака.
 

21 марта 1901

«Так это будет летом. Кисея…»

 
Так это будет летом. Кисея
Вся заблестит, пронизанная светом,
И мне покажется в наряде этом
Еще милее красота твоя.
 
 
В широких складках, полных трепетанья,
Повиснет неба полог голубой,
И побледнеем оба мы с тобой
От чувства счастья и от ожиданья.
 
 
Настанет вечер, в чуткой тишине
Коснется ветер до твоей вуали,
И улыбнутся из прозрачной дали
Нам взоры звезд, как мужу и жене.
 

14 июля 1901

«Вот брошен я какой-то силой…»

 
Вот брошен я какой-то силой
На новый путь.
И мне не нужно все, что было!
Иное будь!
 
 
Вокруг туманность и безбрежность,
Как море, высь.
Мечта моя! в том неизбежность:
Ей покорись.
 
 
В ночном лесу, где мгла и сыро,
Ищу тропу,
Иду но ней и к тайнам мира,
И вспять, в толпу.
 
 
Как укрощенная пантера,
Покорной будь:
Да снидет к нам обоим вера
В безвестный путь.
 

Август 1901

«Нет душе покою…»

 
Нет душе покою,
Глянул день в глаза,
И опять я строю
Шаткие леса.
 
 
Снова сердцу надо
Веровать в чертеж,
И мечтам – услада
Новых планов ложь.
 
 
Снится, снится зданье,
Купол золотой,
Бракосочетанье,
Ночь с тобой, с тобой.
 
 
Мы во мраке двое…
Двери тишь хранят…
Зыблются обои…
Душит аромат…
 
 
– Тщетно, дерзкий! тщетно!
Не воздвигнешь вновь
Купол огнецветный,
Новую любовь!
 
 
Будешь вновь обманут,
Разберешь леса,
И руины глянут
Прямо в небеса.
 

Ноябрь 1901

«Непересказанные думы…»

 
Непересказанные думы,
Неразделенные слова —
Вы беспокойны, вы угрюмы,
Как перед молнией трава.
 
 
Что просияло, что мелькнуло,
Что душу пламенем прожгло,
Ужели в прошлом потонуло,
И гладь былого – как стекло.
 
 
И в сердце сдавленные речи,
Навеки смолкшие слова
Безумно ждут желанной встречи,
И сердце не кричит едва.
 
 
Я жажду жадных откровений —
Все повторить, все рассказать,
Чтоб в час заветных оживлений
С тобой все пережить опять.
 

<1901 >

«Я снова одинок, как десять лет назад…»

 
Я снова одинок, как десять лет назад.
Все тот же парк вокруг, за елью звезды те же,
С черемухи и с лип знакомый аромат.
 
 
Там где-то лай собак. Повеял ветер свежий.
И вечер медленный мне возвращает бред,
Который жжет мечты все реже, реже.
 
 
Я жил здесь мальчиком, едва в шестнадцать лет
С душой, отравленной сознанием и чтеньем,
Неловок, как дитя, застенчив, как поэт.
Мне этот шумный парк служил уединеньем,
 
 
Я не имел друзей. Для женщин был несмел,
И в сумраке следил за парами, с томленьем,
Но я в мечтах нашел все, все, что я хотел.
 

1901

«Все бездонней, все безмерней…»

 
Все бездонней, все безмерней,
Недоступней глубина,
Но, как свет звезды вечерней,
Светят водоросли дна.
 
 
Плотны синие преграды,
Обступили взгляды рыб.
Словно знают, словно рады,
Что еще пловец погиб.
 
 
Но на родине чудовищ
Посреди живых цветов
Не ищу морских сокровищ
И жемчужных слизняков.
 

<Январь 1902>

«Надо струны перестроить…»

 
Надо струны перестроить
Вновь на новый лад,
Песни вещие усвоить
Я готов, я рад.
 
 
Сердце, мертвое от жажды,
Слышишь? – бьют ключи!
Песнь одну не петь нам дважды,
Лучше замолчи.
 
 
Я, как феникс, в пламя кинут,
Гибну, взор смежив…
Но едва мученья минут,
Встану юн и жив.
 
 
Я в земле, под грудой гнили, —
Мертвое зерно.
Но дожди меня вспоили —
Цвесть мне суждено!
 
 
Дух живительный и юный
Влился в грудь мою, —
Строю заново я струны,
Верю и пою.
 

21 февраля 1903

«Неужели это была ты…»

 
Неужели это была ты —
В сером платье
Робкая девочка на площадке вагона —
Моя невеста!
Помню, как оба тонули мы в первом объятьи,
Жестоком до стона,
Были безумны и святы мечты.
Пели удары колес.
Вереницы берез,
Качаясь, глядели в окно,
Вечер осенний померк незаметно, и на небе было темно.
 
 
В поздний безмолвный час
Я сидел одиноко.
Странно дрожал за стеклом раздражающий газ.
Думы дрожали, как газ, раздражающе тоже.
Я жаждал упрека.
О, если б предстал мне таинственный Кто-то
И тайну открыл мне пророческой, внутренней дрожи,
Чего я боюсь в этот поздний обманчивый час.
О, если б предстал мне таинственный Кто-то
И властно позвал бы меня для отчета.
 
 
Что женщина?
– Мать, принявшая в лоно, —
Чтобы длить бесконечно преемственность сил.
Вы пестры, миражи бытия: рождений, падений, могил
– Женщина – некий сосуд драгоценный,
Тайну таящий во мгле сокровенной.
Женщина – путь до глубин божества.
Женщина – мир естества,
Его золотая корона.
Свята, свята ее жизнь, дающее лоно.
 
 
Но мы?
В нас не все ли – стремленье вовне, из предела?
Разве не мы
Природу наполнили звуками слова?
В дымной пропасти тьмы,
Где дышит и движется тело.
Нам разве не душно?
Мы жаждем иного,
В вечном стремленьи идем и идем до предела,
Кажется, близки мы к области звездной.
Миг – и повиснем в полете над бездной,
Вдруг снова, влеченью земному послушны,
Падаем в душные пропасти тьмы.
 
 
А есть красота.
В звуках, в красках, в линиях, в теле,
В обнаженности женственной.
Жажда ее не в одной крови разлита,
Это не жажда веселий.
Ее поток благоденственный
В тайных глубинах шумит,
Струя его сладко чиста,
Он вечной божественной влагой поит.
Да, есть на земле красота.
 
 
Или мы крылья у птицы?
И нам суждено
Метаться к гробнице от старой гробницы?
И нам суждено
Только взаимным усильем весь путь побороть?
Только вдвоем долететь до свержения уз?
Церковь венчает как святость союз
Двух осужденных сердец.
– Примем ли мы, как тяжелое бремя, венец?
Да, людям дано только вдвоем этот путь побороть.
Слава тебе, освященная плоть!
 
 
Ночь незаметно погасла, и свет набегал на окно.
Я сидел одиноко.
Дрожал за стеклом замирающий газ.
Был светлым и утренним час,
И город вечерний остался далеко.
Я знаю.
Я в зеркале видел всю душу мою,
Все, чему верю, и все, что люблю.
Там нет проклятья.
Как теплым волнам, я отдамся душистому маю,
Пусть будут безумны и святы мечты,
Робкая девушка в сереньком платье,
Да, это ты,
Моя невеста.
 

4 марта 1902

«Я много лгал и лицемерил…»

 
Я много лгал и лицемерил,
И много сотворил я зла,
Но мне за то, что много верил,
Мои отпустятся дела.
 
 
Я дорожил минутой каждой,
И каждый час мой был порыв.
Всю жизнь я жил великой жаждой,
Ее в пути не утолив.
 
 
На каждый зов готов ответить,
И, открывая душу всем,
Не мог я в мире друга встретить
И для людей остался нем.
 
 
Любви я ждал, но не изведал
Ее в бездонной полноте, —
Я сердце холодности предал,
Я изменял своей мечте!
 
 
Тех обманул я, тех обидел,
Тех погубил, – пусть вопиют!
Но я искал – и это видел
Тот, кто один мне – правый суд!
 

16 апреля 1902

Sub specie aeternitatis [14]14
  С точки зрения вечности ( лат.)


[Закрыть]

Отселе мне видно потоков рожденье.

Пушкин

 
О, господи, какое счастье
Быть художником!
Самовластным, гордым, свободным, —
Царем над созвучиями и образами.
 
 
Они меня оскорбляют,
Какое мне дело?
Я на тех бесконечных высотах,
Где небо и лед,
Куда и мечта о дольних заботах
Не досягнет.
Выше нет ничего. Небо сине.
Вдалеке очертанья таких же вершин.
О, как вольно дышать в беспредельной пустыне,
Повторять неземное, великое слово: один!
 
 
Мне видна земля,
Моря золотое пространство,
Нагорий живое убранство,
Распростертые низко дороги, поля.
 
 
И местами селенья,
Как столбы при дороге, как на перекрестках каменья.
Но мне не видно людей,
Их суеты вседневной.
 
 
Я увидал бы движенья двух ратей,
Падение царства, созданье столицы.
Я смотрю на жизнь мной отвергнутых братии,
Как смотрят на землю птицы.
 
 
Солнце!
Здравствуй, солнце, мой двойник!
Я люблю твой ясный дик.
Как и ты, я с высоты
Вижу горные хребты,
И узорчатых лугов,
И кипенье городов…
 

Ноябрь 1902

«Я путешественник случайный…»

 
Я путешественник случайный,
Бродяга в мире, дикий скиф,
Любуюсь на земные тайны,
На храм, на башню, па залив.
 
 
И медлю пред душой безвестной,
Внимательно любуясь ей,
Как перед статуей чудесной,
Жалея покидать музей.
 

Ноябрь 1902

«Да, в нашей жизни есть кумир для всех единый…»

 
Да, в нашей жизни есть кумир для всех единый —
То лицемерие; пред искренностью – страх!
Мы все притворствуем в искусстве и в гостиной,
В поступках, и в движеньях, и в словах!
 
 
Вся наша жизнь подчинена условью,
И эта ложь в веках освящена.
Нет, не упиться нам ни чувством, ни любовью,
Ни даже горестью – до глубины, до дна!
 
 
На свете нет людей – одни пустые маски,
Мы каждым взглядом лжем, мы прячем каждый крик,
Расчетом и умом мы оскверняем ласки,
И бережет пророк свой пафос лишь для книг!
 
 
От этой пошлости обдуманной, обычной
Где можно, кроме гор и моря, отдохнуть?
Где можно на людей, как есть они, взглянуть?
– Там, где игорный дом, и там, где дом публичный!
 
 
Как пристани, во мгле вы выситесь, дома,
Убежища для всех, кому запретно поле,
В вас беспристрастие и купли и найма.
В вас равенство людей и откровенность воли.
 
 
Вот мир восторженной победы и борьбы
В разврате искреннем и слов и побуждений.
Мы дни и месяцы актеры и рабы,
Оставьте же притон для искренних мгновений!
 

<1902>