Текст книги "Утомленное солнце. Триумф Брестской крепости"

Автор книги: Валерий Белоусов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 27 страниц)

– Спешно допрошенный с применением методов физического воздействия, разрешенных Постановлением ЦК ВКП(б) в отношении шпионов, диверсантов и вредителей, – продолжает Фрумкин, – задержанный Болфу показал, что посетил чердак ДНС № 5 с целью, как он заявил, сбора сувениров. При обыске в его вещевом мешке найдены женские панталоны с начесом пятьдесят восьмого размера и бюстгальтер размера номер пять, уверенно опознанные женой капитана РККА товарища Зубачева, как принадлежащие ей личные вещи…

Богданов тихонько смеется, Тупицын недоуменно крутит головой.

– Причастность Болфу к иностранным разведкам в настоящее время отрабатывается, – продолжает рапортовать Фрумкин. – Негодяй уже дал признательные показания о связях с румынской Сигуранцей, а также с разведками хортистской Венгрии, царской Болгарии и феодального Великого княжества Лихтенштейн…

Богданов и Тупицын, переглянувшись, понимающе улыбаются.

– Но о нападении Германии на Союз ССР Болфу ничего не знает! – заканчивает Фрумкин.

– Ну, с этим… кроликом бессарабским, мне лично все ясно! – вытирая выступившие от смеха слезы, говорит Богданов. – Но вот что меня беспокоит по-настоящему, так это показания задержанных бандитов… Неужели широкомасштабная провокация, как на Халхин-Голе?

– А связи с округом до сих пор нет, – тихонько говорит Тупицын.

– Как это нет? – Богданов ошарашен. – А по линиям НКПС?

Тупицын отрицательно качает головой.

– Тоже нет? – переспрашивает Богданов. – А по радио?

– Уже три месяца нет кодов, – пожимает плечами Фрумкин. – Не утвердили.

– И кто же не утвердил? – задумчиво прищуривает глаза Богданов. – Товарищ Павлов?

Тупицын и Фрумкин синхронно кивают.

– Ну, ни ху… чего себе! Товарищ Фрумкин, мне кажется, тут есть, где поработать Вашему ведомству… Но что же делать-то, а? А если задействовать «шоферов»? Была – не была! Под мою ответственность… Пусть нежненько потрогают супостата за вымя…

– Оформляйте письменный приказ, товарищ генерал! – решительно говорит Тупицын. – Я, как член военного совета, тоже подпишу!

21 июня 1941 года. 19 часов 01 минута.

Кобрин

Командующий 4-й армией генерал Коробков через Пинск сумел дозвониться до штаба Округа. Попросил начальника штаба Округа Климовских дать разрешение вывести на боевые участки хотя бы дивизии из гарнизона Бреста. Получил категорический отказ.

«Подписано, так с плеч долой!».

И Коробков с начальником штаба Армии генерал-майором Сандаловым отправляются на спектакль Белорусского театра оперетты «Цыганский барон».

Тем временем член Военного совета диввоенкомиссар Шлыков и его начотдела политпропаганды уезжают в Брест – на концерт артистов Московской эстрады…

21 июня 1941 года. 19 часов 51 минута.

Минск

Командующий Западным фронтом (не Округом, а со вчерашнего дня – Фронтом) генерал армии Павлов находится не на фронтовом ГКП, а в Минском окружном Доме Красной Армии. Наслаждается опереттой «Свадьба в Малиновке»…

Рядом с ним первый заместитель командующего генерал-лейтенант Болдин И. В.

Оперетта им нравится, особенно веселит Попандопуло…

Неожиданно в ложе появляется начальник разведотдела штаба Западного фронта полковник С. В. Блохин. Наклоняется над ухом Павлова, что-то шепчет…

– Что за ерунда! Этого не может быть! – раздраженно бурчит Павлов.

Начальник разведки пожимает плечами и удаляется.

– Чепуха какая-то… – наклонившись к Болдину, вполголоса говорит Павлов. – Разведка сообщает, что на границе, якобы, очень тревожно. Немецкие войска, якобы, приведены в полную боевую готовность и даже начали обстрел отдельных участков нашей границы. Слушай, сделай что-нибудь с этим паникером, чтобы он не мешал мне больше! [5]5
  Подлинный диалог. Взят из опубликованного допроса арестованного 7 июля 1941 года Павлова и показаний свидетеля Болдина.


[Закрыть]

21 июня 1941 года. 19 часов 57 минут.

Крепость Брест. Западный остров. Окружная автошкола погранвойск

Никто ничего не знает об этой школе, расположенной на самом краешке советской земли, с трех сторон окруженной сопредельной территорией. Только выжившие свидетели героической обороны крепости в один голос вспоминают, что не было в этой школе ни гаража, ни автодрома, ни учебных автомобилей… Видимо, злобный сталинский режим заставлял будущих шоферов учиться исключительно по картинкам. А когда ранним утром на Западный остров ворвался немецкий штурмовой отряд, втрое превышавший по численности личный состав школы, – все до единого фашисты были уничтожены шоферами в рукопашной схватке… вот такая это была интересная «автошкола»…

Начальник автошколы, воентехник первого ранга Безуглый с интересом рассматривает мокрого до нитки немецкого унтер-офицера… Картина заслуживает внимания – на связанном, мычащем сквозь кляп, выпучившим глаза немце – кайзеровский шлем с пикой! [6]6
  Подлинная история.


[Закрыть]

– Ну и где же, бойцы, вы этого клоуна отловили? – на секунду прервав созерцание, любопытствует Безуглый.

– Там их трое было – расчет MG-34. Аккурат на нас направленный, у отметки 145, – старший из двоих курсантов-«шоферов», сержант Михаил Мясников, невысокий крепыш в комбинезоне, вытаскивает из нагрудного кармана мокрые зольдатенбухи. – Солдатиков мы от греха притопили, а старшенького – на наш берег. Полиции пограничной на сопредельной стороне уже нет, блокпост пустой, то-то собаки немецкие второй день не лают.

– А вообще немцев в прибрежных кустах – как грязи! – добавляет второй «шофер», ефрейтор Колпаков. – Саперы лодки подтаскивают, вот здесь и здесь… – Колпаков показывает места на карте. – Окопы немцы не роют, стоят биваком. И вроде у них не иначе как… партсобрание – офицеры личному составу что-то вслух зачитывали.

– Добро! – кивает Безуглый. – Так, ребятки, кликните из канцелярии Немца и несите скорее горячий утюг – видите, совсем наш гость продрог, надо ему форму подсушить…

– Раздеть? – прикидывается дурачком Мясников.

– Нет, прямо на нем сушить будем! – криво ухмыляется Безуглый. – Ой, чой-то он головою затряс? Не хочешь утюга, да? Разговаривать будешь, камрад?

Из канцелярии возвращается Колпаков в компании еще одного курсанта – ефрейтора Алексея Фридриховича Вольфа, по кличке Немец.

– О, Алеша! – радуется Безуглый. – Давай-ка, переведи нам, что этот клоун лопочет!

– Говорит, что он социал-демократ, – хмыкает Вольф, – к тому же в тридцать третьем году голосовал за товарища Тельмана!

– Вот как! – широко и радостно улыбается Безуглый. – Это хорошо его характеризует! Чего он там еще лопочет? Гитлер капут, говоришь? Ну и ладненько! Колпаков, отставить утюг! Он нам просто по доброте душевной сейчас все-все расскажет! Немец, давай переводи…

21 июня 1941 года. 20 часов 10 минут.

Город Брест. Парк имени Первого Мая

 
Утомленное солнце
Нежно с морем прощалось…
В этот час ты призналась,
Что нет любви…
 

Очаровательная блондинка, в шифоновой белой блузке, юбке-клеш, с прической, как у Марики Рокк, доверчиво прижимается к плечу младшего лейтенанта Бори Элькина – молодого красного командира в форме танкиста – изумительного стального цвета. [7]7
  Автор знает, что эта форма тогда была уже отменена. Но по воспоминаниям очевидцев, отдельные несознательные командиры продолжали вне строя ее донашивать – уж больно стильно она выглядела.


[Закрыть]

Красивая пара… Вот только девушка отчего-то грустна…

– Эх, мивый, мивый… коханий… ведь завтра вОйна… закатуют тЭбья…

Элькин в остолбенении смотрит в ее затуманенные слезой голубые глаза…

21 июня 1941 года. 20 часов 12 минут.

Кобрин. Дом Красной Армии

На сцене – приключения, любовь, цыгане… в зале – половина зрителей в парадно-выходной форме. Коробков и Сандалов сидят в отдельной ложе.

Что-то нервничают. Наконец, Коробков не выдерживает:

– Слушай, Сандалов, пойдем-ка в штаб….

Стараясь не привлекать внимания, командиры тихо выходят…

21 июня 1941 года. 20 часов 14 минут.

Крепость Брест. Остров Пограничный. Штаб 3-й погранкомендатуры

– Таким образом, тащщ генерал, численность личного состава достигла ста пятидесяти двух человек, что на треть больше, чем по штату. Из них сверхсрочнослужащих, отслуживших к 1 января три года и не уволенных в запас особым приказом Наркома, – пятьдесят два человека. Старослужащих бойцов срочной службы, отслуживших два и более года, – шестьдесят человек, остальные – новое пополнение, – докладывает генералу Богданову начальник 9-й пограничной заставы лейтенант Андрей Митрофанович Кижеватов.

– Новички «те самые»? – уточняет генерал.

– Так точно! – кивает Кижеватов. – Призыв 1940 года, особо качественный. Девяносто пять процентов призывников имеют высшее и среднее специальное образование, с начальным образованием нет ни одного человека. Семьдесят два процента вновь поступивших – коммунисты и комсомольцы. [8]8
  Все цифры – подлинные.


[Закрыть]Все призывники только из добровольно изъявивших желание служить на границе и прошедших спецпроверку и учебную заставу Округа.

– Чем твои люди сейчас занимаются? – спрашивает генерал.

– В дозорах и секретах одномоментно у нас находятся до сорока пяти бойцов, остальные заняты боевой подготовкой или несут службу по распорядку дня.

– Как у тебя с оружием и боеприпасами? – продолжает спрашивать Богданов.

– Вооружение заставы по сравнению с прошлым годом значительно увеличилось! – сразу видно, что лейтенант этому факту очень рад. – Сейчас мы имеем три станковых и шесть ручных пулеметов, три ротных миномета, запас ручных гранат РГД-33 – до 1000 штук, патронов до 120 тысяч штук, в том числе имеются бронебойные. Произведена 18 июня, согласно приказа Наркомата, полная замена «драгунок» и карабинов на автоматические – ABC и самозарядные винтовки СВТ, в пропорции 1:3, имеются также два пистолета-пулемета ППД. Комсостав вместо револьверов Нагана вооружен пистолетами «Тульский-Токарев». Сдаваемое оружие смазано и складировано, но отправить в тыл Округа его еще не успели.

– Что у тебя с инженерными сооружениями? – Богданов внимательно слушает без малейшей запинки диктующего сведения Кижеватова.

– Согласно приказа Наркома, подготовлены дерево-земляные огневые сооружения, вырыты перекрытые сверху окопы и укрепленная траншея, под зданием конюшни оборудован блиндаж, протянуто скрытое малозаметное проволочное заграждение в три кола длиной до 600 метров, – отвечает лейтенант.

– Ну и… как вы тут… вообще? – слегка помягчел лицом генерал.

– Последние шесть месяцев, согласно ориентировки Наркомата, застава несет службу в усиленном режиме, а последнюю неделю бойцы спят не раздеваясь, оружие хранится в свободном доступе, в пирамидах в казарме, боеприпасы и гранаты на прикроватных тумбочках! – четко доложил Кижеватов и, как-то несколько неуверенно, добавил после небольшой паузы (потому что военный человек не должен выглядеть невоспитанным в глазах высшего командования. А воспитанные военные люди никогда не требуют от высших командиров объяснений их действий). – Мы ждем приказа, товарищ генерал-лейтенант… [9]9
  Все так и было, с личным составом и оснащением! До чего довел погранвойска Союза проклятый Берия! Не иначе вынашивал коварные планы захвата Европы…


[Закрыть]

Богданов молчал почти минуту.

Наконец генерал поднял на лейтенанта глаза и сказал чуть дрогнувшим голосом:

– Считай, что дождались. У тебя связь работает?

– У меня? – недоуменно переспрашивает Кижеватов. – Так точно! Работает устойчиво. Провод закопан, замаскирован, ежедневно прозванивается. Как можно без связи?

– Ну, а вот армейцы как-то обходятся… – почти сплевывает Богданов и решительно, как с обрыва в реку, рубит: – Слушай приказ, лейтенант! Кобрин-41!

– Есть! Кобрин-41! – с облегчением, почти радостно выкрикивает Кижеватов.

Он делает шаг к столу, крутит ручку полевого телефона:

– Дежурный? Здесь Кижеватов. Застава, В РУЖЬЕ!

На заставе – мгновенный, но бесшумный ураган.

Бойцы, так, как умеют только пограничники, неслышными тенями выскальзывают из казармы и разбегаются по огневым точкам. Через несколько минут на заставе вновь ни движения, ни звука…

– Товарищ генерал-лейтенант! – через небольшой промежуток времени докладывает Кижеватов, выслушав сообщение по телефону. – Девятая застава к бою готова! Разрешите убыть в расположение?

– Четыре с половиной минуты! – глядя на часы, говорит Богданов. – Молодец! Давай, сынок! Держись там… На самом краешке Советской земли. И знай – что бы ни случилось – мы тебя не бросим! Ты только продержись, только один-единственный час, ладно? Давай, дуй к своим!

Кижеватов бегом выскакивает из штаба. А Богданов поворачивается к командиру погранотряда майору НКВД Кузнецову:

– Поднимай всех! Все заставы, основные и резервные, по плану прикрытия границы. И маневренную группу, и бронегруппу тоже! Но только тихо, тихо… Не вспугни соседей за кордоном! Особое внимание – мосты через Буг. В случае угрозы захвата мостов – действуй строго по инструкции!

Майор Кузнецов молча кивает. Богданов раскрывает блокнот, пишет несколько строк, смотрит на часы, ставит дату и время.

– Вот письменный приказ на вскрытие «красного пакета», – протягивая листок, говорит генерал. – Действуй, майор, не подведи меня… да что меня? Советскую Родину – не подведи!

Лейтенант Кижеватов, в пыли, перемешанной с кровью, застывающей на его лице коркой, в изорванном обмундировании, голыми руками выкапывает из-под развалин заставы станковый пулемет.

21 июня 1941 года. 21 час 00 минут.

Брест, улица Каштановая, дом 17, общежитие, комната 3

Скромный холостяцкий уют, четыре солдатские койки, по-уставному заправленные белыми простынями и серыми одеялами с вышитой надписью «Ноги».

Младший лейтенант Евгений Мохнач, командир первого взвода 7-й роты 3-го батальона 455-го стрелкового полка, 19 лет, выпускник Калинковичского пехотно-пулеметного училища (город Калинковичи Полесской области БССР), любуется собой в настенном зеркале.

– Ой, ну наконец-то я при деле! – говорит он, поправляя новенькую портупею. – А то болтался за штатом целую неделю, надоело…

Лейтенант Николай Дамарацкий, командир взвода пулеметчиков 84-го стрелкового полка, смотрит на Мохнача с легкой усмешкой.

– В училище-то – помните? – продолжает Мохнач. – Досрочный выпуск, досрочный выпуск… А в Минск приехали и вроде нас здесь особо не ждали? В Брест прямо спихнули… Ну ладно, все позади.

– Я смотрю, и пистолет тебе выдали? – с улыбкой спрашивает Дамарацкий.

– Ну! – радостно подтверждает Мохнач. – А то приходилось с пустой кобурой по городу рассекать.

Младший лейтенант вынимает из кобуры предмет своей гордости и торжественно демонстрирует его всем присутствующим.

– Вот, старшина на складе вручил, по особому блату – немецкий, «Вальтер-ПК»! – улыбка Дамарацкого становится еще шире. Мол, чем бы дитя не тешилось… Но Мохнач не замечает откровенной подначки приятеля и гордо продолжает. – И бинокль шестикратный, «Карл Цейсс-Йена», с красной звездой! У нас же с немцами дружба! Вот и снабжают…

Бинокль, как до этого пистолет, идет по рукам. Особенно долго его вертит в руках младший лейтенант Вячеслав Смагин.

– Видали? – радуется Мохнач. – Славка, не лапай! Вам, связистам, такое имущество не положено! Я не жадный, я хозяйственный. Как все бульбаши!

Приятели ржут в голос, а Мохнач грозно хмурит брови, но через секунду присоединяется к смеющимся.

– Когда ценный оптический прибор обновишь-то? – подкалывает неугомонный Дамарацкий.

– У нас в понедельник учения за городом, вот! Буду командовать! – пыжится Мохнач.

– О как! – делано удивляется Дамарацкий. – А тема какая?

– Военная тайна! – громко отвечает Мохнач. Приятели снова ржут, и младший лейтенант «сдается». – «Рота в обороне». Будем копать индивидуальные стрелковые ячейки – от забора и до обеда. Ну, ладно… Кто со мной в Дом Красной Армии? Так, Славка готов… Коля, ты идешь?

– Отстань, аспид! – укладываясь на койку, отвечает Дамарацкий. – Мне завтра в восемь ноль-ноль надо быть на полигоне. Мы, пулеметчики, народ технический, не то, что вы, крупа косопузая! Хоть выходной, а все при деле!

– И чего это вас от отдыха оторвали? – удивляется Мохнач.

– Пулеметы новые смотреть будем. «ДС», Дегтярев-Станковый. Ты, по серости своей, о таких, поди, и не слыхал?

– Уж куда нам, дуракам, чай пить! – разводит руками Мохнач и тут же подкалывает Николая. – Зато вот пистолета тебе так и не выдали!

– А зачем мне пистолет? – с усмешкой отвечает Дамарацкий. – Пивную бутылку я зубами откупориваю, без помощи затворной скобы…

Приятели снова ржут. Молодые здоровые ребята, им палец покажи – ржать будут…

– А вот тебе без пистолета никак нельзя! – продолжает насмешник Дамарацкий.

– Это еще почему? – предчувствуя новую подколку, подозрительно спрашивает Мохнач.

– Потому как пошлындаешь ты сейчас в ДКА, или на танцплощадку в парк «КИМ», снимешь там барышню… кто же против твоего бинокля устоит! – объясняет Дамарацкий. – К нам в комнату ты ее не потянешь, потому как стеснительный донельзя!

Слушатели грохают от смеха. И громче всех смеется сам Мохнач. А неугомонный Дамарацкий неторопливо продолжает.

– Значит, куда? На берег речки… А как скинешь галифе, так комары тучей и налетят на твою голую… гм-гм… вот и «пестик» пригодится – от комаров отстреливаться!

Народ в комнате уже не ржет – стонет от смеха. Мохнач швыряет в Николая подушкой.

– Завидуешь? Завидуй молча! – отсмеявшись, говорит младший лейтенант. – А мы пошли! Давай, Славка, вперед!

И лейтенанты, во всем своем великолепии, отправляются на поиски вечерних приключений…

21 июня 1941 года. 21 час 12 минут.

Брест. Поле у железнодорожного переезда

На краю поля, среди кустов, биплан «Р-5 ССС» с пограничной зеленой окантовкой красной звезды.

– Ты понял меня, Степанов? Долетишь до Минска, только долети, я тебя ПРОШУ, немедленно в штаб! – говорит Богданов внимательно слушающему его летчику. – Дежурному скажешь пароль «Воздух», он должен немедленно соединить тебя с Наркоматом. Доложишь лично товарищу Берии – все, что я тебе говорил, слово в слово… Только долети, я тебя ОЧЕНЬ прошу!

21 июня 1941 года. 21 час 18 минут.

Брестская крепость. Северный остров. ДНС № 5

Полковой комиссар Фомин Ефим Моисеевич, заместитель командира по политчасти 84-го стрелкового полка, устало ступая по посыпанной желтым песком дорожке, нежданно-негаданно возвращается домой.

Жена Августина только что уложила сына Юру и немало изумлена его приходом – ведь этим вечером он должен был уехать в Даугавпилс, в подотдел партполитпропаганды политотдела 23-й стрелковой дивизии, куда переводился начальником…

– Понимаешь, Густа, странное дело – на вокзале нет билетов ни на один поезд на восток, ни в мягкий вагон, ни даже в бесплацкартный! – объясняет Ефим, устало снимая сапоги. – Просто толпа народа из города уезжает. Представляешь, весь вокзал забит – и центральное здание, и перроны Московской и Граевской сторон. Причем едут одни женщины и дети… Комендант ВОСО ничем помочь не смог, разве что завтра, говорит… Ну, чего я ночь на вокзале делать буду? Завтра встану в пять утра… Да военному коменданту, честно говоря, не до меня было – там на грузовом дворе пограничники кого-то отловили…

– Ой, а у нас здесь тоже стрельба была, НКВД кого-то гоняло по крыше! – отвечает Августина и встревоженно спрашивает: – Фима, может, нам тоже уехать? К маме, в Житомир?

– Ты что, Густа! Ты же жена коммуниста! Как ты можешь такое говорить? – с возмущением говорит жене Фомин. – Подумаешь, НКВД кого-то гоняло… они вечно чертей ловят, как мой дядя Додик после Пурима… Это все полная ерунда!

В дверь заглядывает капитан Зубачев Иван Николаевич, помощник командира 44-го стрелкового полка по снабжению.

– Во дела, Моисеич! А я думал, ты сейчас в вагоне уже курочку доедаешь! Не уехал, что ли?

Фомин отрицательно качает головой.

– Да ладно, всех не переброишь, как мой батя-парикмахер говаривал… – скалит зубы Зубачев. – Пойдем, ребята, на сон грядущий пива выпьем!

Фомин и Августина задумчиво переглядываются. Но неугомонный Зубачев уже кричит своей жене:

– Шура! К нам Моисеич с Густой! Тащи пиво с ледника, быстро-быстро… Слушай, Моисеич, у нас тут днем такое было! Представляешь, только Шурка стирать собралась, ведро воды вскипятила, как вдруг…

21 июня 1941 года. 22 часа 00 минут.

Брестская крепость. Цитадель

Во всех частях гарнизона начинают демонстрироваться фильмы.

В бывшей церкви, а ныне клубе 84-го стрелкового полка показывают «Четвертый перископ». Сейчас бы такой фильм назвали блокбастером. Ну еще бы – фантастический боевик о будущей войне на море! Автоматическая, дистанционно управляемая подводная лодка РККФ уничтожает флот неназванной империалистической страны. У противника на флаге – свастика…

А в клубе 125-го стрелкового полка крутят фильм документальный: «Ветер с Востока» – о воссоединении с Бессарабией.

Зрителей особенно впечатляют кадры высадки с сотни тяжелых ТБ-3 авиационного десанта…

21 июня 1941 года. 22 часа 00 минут.

Брест. Парк имени Первого Мая

Лейтенанты Мохнач и Смагин сидят на лавочке с барышнями. Девушки по виду – типичные старшеклассницы: кудряшки, белые носочки, как в японских мультиках аниме. Молодые люди уже успели познакомиться… все же бинокль – великое дело!

Барышни увлеченно грызут зажатое между двумя круглыми вафлями (с выдавленными на них именами) молочное мороженое и, развесив уши, внимают кавалерам…

И на пустеющих улицах Бреста… шелест… шелест… шелест шагов. [10]10
  Это уходят из города глупые евреи, которые не верят, что немцы – культурная, цивилизованная нация… Умные евреи, которые, напротив, не верят «пантойфельной почте» о зверствах фашистов, остаются дома.


[Закрыть]

21 июня 1941 года. 22 часа 08 минут.

Брест

Голос из-за ситцевой, в цветочек, оконной занавески распахнутого по летнему времени окошка, в котором уютно желтеет свет шелкового абажура:

– Ой, Фира, токи не надо из мене делать идиета! Или же я не видел германцев в Брест-Литовске в восемнадцатом году? Приходили тогда к нам таки себе вежливые молодые люди в фельдграу и жалобно требовали у нас яйки и свинячье сало… Слава Б-гу, второго ми не держим, тьфу-тьфу, а мои единственные яйки в доме – мало того, что совсем стали седые, так их на всю германскую армию все равно не хватит! Я понимаю, шо в том же восемнадцатом году я мог би беспокоится на счет тэбе, мое золотко, но сейчас, я очень боюсь, что к тебе даже прохожий солдат может начать приставать тольки за очень большие деньги, причем заплаченные ему наперед… Таких денег, у меня, извини, моя звездочка, для этого дела не запасено… или их есть у тебя? Тоже нет? Ну, тогда я совсем спокоен…

Старый Сруль лежит на полу, с разбитой, окровавленной седой головой, до конца грудью заслонявший свою старую Фиру…

Это еще далеко не холокост. Стариков немцы забили просто так, походя – больше для развлечения…