Текст книги "Утомленное солнце. Триумф Брестской крепости"

Автор книги: Валерий Белоусов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 27 страниц)

Валерий Белоусов
УТОМЛЕННОЕ СОЛНЦЕ
Триумф Брестской крепости

РУССКИМ СОЛДАТАМ – ВСЕМ ПАВШИМ И ЖИВЫМ

Моей любимой, единственной на свете, моей жене Оле.

Моим друзьям с литературного объединения «В вихре Времен».

Моему другу и редактору Леше Махрову.

Без помощи которых не была бы написана эта книга.

Разве я взялся писать историю войны? Нет.

Моя цель – правдиво рассказать, что переживали ее участники.

Приписывается капитану 2-го ранга Семенову

ПРОЛОГ

 
«Если завтра война,
Если завтра в поход,
Если темная сила нагрянет,
Весь советский народ
Как один человек,
За Советскую Родину встанет…
На земле, в небесах и на море —
Наш ответ и могуч, и суров —
Если завтра война, если завтра в поход,
Будь сегодня к походу готов!»
 

Я неторопливо, осторожно рассматриваю старые, хрупкие от времени газетные страницы – довоенные фотографии из «Известий», «Комсомолки», «Пионерской правды»: «Праздник окончания учебного года», «Пионеры выезжают в лагерь», «Колхозники на сенокосе», «Красноармейцы строят стадион»…

Когда я печально смотрю на последние дни – да что там, дни! – последние минуты той счастливой, яркой, веселой жизни, которая осталась такой в памяти тех, кто выжил – радостным праздником…

О котором потом с тоской вспоминали – как же хорошо мы жили ДО ВОЙНЫ… мне хочется закричать, закричать во весь голос:

– Люди! Опомнитесь! Неужели вы ничего не видите?!

Вот другие фотографии – из «Дас Вермахт»…

Вот 2-я батарея 60-см чудовищных гаубиц «Карл Герат» 833-го тяжелого артдивизиона особой мощности, на позиции, ждет часа «Ч». Перед орудием – командующий артиллерией генерал-майор фон Кришер. Карту разглядывает. Чем-то озабочен…

Вот генерал-лейтенант Фриц Шлипер в последний раз перед боем осматривает расположение 133-го пехотного полка своей 45-й пехотной дивизии. Особенно ему нравятся огнеметчики, смотрите, как доволен…

Вот трактор катит целый поезд из тележек с бомбами по аэродрому Бяла-Подляска…

Вот «Панцер-цуг» – бронепоезд № 28, на станции Тересполь, видите – на платформах трофейные французские танки «Сомма С-35»… Ему сейчас спешно меняют колесные тележки на широкую русскую колею, а весельчак обер-лейтенант Эдвард Сееле уже прикрепил к борту бронетепловоза «ЦЛ-2» табличку с вагона поезда «Берлин – Москва».

Вот саперы 1-го понтонного парка 1-го саперного полка, согнувшись, подтаскивают к Бугу надувную лодку…

А вот и те, кто это все снимал, – будущие авторы еще ненаписанных, но уже наиправдивейших и в будущем любимейших демократической интеллигенцией книг о еще не начавшейся войне, журналисты из «Дас Вермахт» и «Дойче Вохеншау» – напоследок оптику проверяют… смотрят сквозь объектив на Буг и краснокирпичную крепость за ним…

Неужели ЭТОГО никто не видел? Не замечал? Или видели? И все понимали? Но почему, почему… Почему все произошло именно так, как произошло? И не могло ли быть – иначе?

Дорогой читатель! Давайте мы с Вами попробуем представить то, что вполне могло быть. И помните – наш альтернативный вариант будет базироваться на подлинных событиях, в которых действительно принимали участие наши герои…

Мы всего лишь будем перемещать их во времени и в пространстве – в пределах одного-двух дней, максимум пары недель.

А вот то, что происходило с героями в реальности, —мы опишем, выделяя текст курсивом…

ЧАСТЬ 1
Накануне

ГЛАВА 1
Накануне. Утро

21 июня 1941 года. 03 часа 18 минут.

Москва, улица Малая Лубянка, дом 2, кабинет 308

В сущности – совсем небольшая комната, стены которой до высоты человеческого роста покрыты дубовыми панелями, посреди нее Т-образный стол, сбоку от которого – приставной столик с десятком разнокалиберных телефонов, один из них примечательный, белый, с государственным гербом Союза ССР вместо диска.

На стене – висит огромная карта СССР, выше нее – портреты Сталина и Дзержинского, рядом, одинакового размера.

За столом, заваленным бумагами и на котором расстелены простыни сетевых план-графиков, сидит полноватый мужчина, в пенсне… Берия Лаврентий Павлович!

Берия в белой рубашке с засученными рукавами, сквозь которые видны сильные руки, покрытые густым черным волосом… Вообще он больше всего похож на главного инженера Уралмашзавода в конце квартала… замотанный, до предела уставший…

За спиной Берии диван, на котором, как всем демократическим интеллигентам известно, указанный монстр насиловал первоклассниц.

Вместо первоклассницы там сейчас мирно похрапывает начальник Особого отдела РККА тов. Абакумов. Так похрапывает, что стекла оконные дрожат. Даже не разделся, только сапоги снял и ворот гимнастерки расстегнул.

– Слюшай меня внимательно, Богданов! – говорит по телефону, чуть играя голосом в восточного человека, Берия. – Если верить твоей закордонной агентуре, то прямо на тебя сейчас прет неисчислимая вражья сила и не сегодня-завтра будет война… С кем война, слюшай? С Гитлером война? Богданов, ты что же думаешь, что Гитлер – дурак? У них же боеприпасов во всей Германии по нормам прошлой, Империалистической войны на три месяца активных боевых действий запасено! Неужели же ты считаешь, что Гитлер – хоть он и фашист, но очень умный, сволочь такая, усатая, всерьез полагает НАС победить за три месяца?.. – Берия снял пенсне и, устало потерев переносицу, внимательно выслушал ответ невидимого собеседника. – Да! А вот это очень может быть! Правильно мыслишь, Богданов! Исключить масштабную провокацию – нельзя… даже без ведома Гитлера! Просто его генералы возьмут и соберутся. Помнишь, как мерзавец Тухачевский сделать собирался? А кому сейчас выгодно военное противостояние Союза ССР и Германии? Правильно, Англии. А англичанам сегодня – довольно кисло… Так что, Богданов, хватит тебе скучать в Минске… Нет, не выедешь… А вылетишь! [1]1
  Согласно приказу Берии, по мнению демократической интеллигенции, слепо верившего в нерушимость союза с Гитлером, на границу в последний мирный день был отправлен не только начальник войск Белорусского пограничного округа генерал-лейтенант Богданов И. А., но и начальник Главного управления Пограничных и конвойных войск НКВД СССР генерал-лейтенант Григорий Григорьевич Соколов, встретившие войну в Беларуси, на направлении главного удара… Однако в реальности выехавший на поезде в Минск Соколов прибыл в 87-ю погранкомендатуру только вечером 21 июня и мало что успел сделать… Кроме того, что поднял по тревоге героических пограничников, которые и так не проспали бы!


[Закрыть]У тебя же 11-я пограничная эскадрилья под боком! Сегодня, сейчас же, немедленно лети в Брест! Время сейчас – дороже всего! Каждый час на счету! Разберись там, и в случае чего – действуй по-боевому! Захотят прощупать нас немцы, как япошки на Хасане, – смотри, чтобы не повторилась позорная история с Заозерной… Ну, ты ведь там был, знаешь, как все на самом деле было… Верю! Надеюсь на тебя! Крепко надеюсь!

Берия моргнул покрасневшими от бессонницы глазами и уже собрался было закончить разговор, но кое-что вспомнил.

– Да, Богданов, у меня есть личная просьба… погоди обещать, ты послушай сперва. У Меркулова в Бресте человек один… ага, сержант НКГБ Лерман… и ты знаешь? Из моего партпризыва. Чистил ежовские авгиевы конюшни… начальство его хвалит. Но вот атаковал меня рапортами, понимаешь, – хочет Лерман служить в погранвойсках! Романтик какой, слюшай… Начальство же его не отпускает, говорят – что он прирожденный опер… Так ты, ежели будет время, вызови его – спроси, зачем он в войска хочет, над чем сейчас работает… приглянется тебе – забирай! Ну, ладно. Звони сегодня в 22 часа. Отбой!

Берия положил трубку на рычаги, потер виски. Вычеркнул несколько квадратиков на графике и, не оборачиваясь, крикнул:

– Просыпайся, Красная Армия, непобедимая и легендарная! Хорош дрыхнуть! Совещание через десять минут!

– А я и не спал, товарищ Берия! – мгновенно перестав храпеть, потягиваясь и сладко, выворачивая челюсть, зевая, ответил Абакумов.

– Как не спал, слюшай? – обиженно засопел Лаврентий Павлович. – Я тебе что приказывал? Спать сорок минут, а он не спал! Вот так мои приказы выполняются! Никто меня не любит, никто меня не уважает! Все Хозяину расскажу!

И кровавые монстры дружно хихикают…

21 июня 1941 года. 06 часов 00 минут.

Гарнизон Брест

На плацу – утренняя зарядка красноармейцев. Голые по пояс, загорелые, стриженные под ноль молодые ребята. Подтягиваются, делают подъем с переворотом… обычное субботнее утро.

Из спецсообщения ГРУ: «По всей границе, начиная от Балтийского моря до Венгрии, проводятся усиленные рекогносцировки немецкими офицерами наших границ.

О предстоящей войне между Германией и Союзом ССР немецкие офицеры и солдаты говорят совершенно откровенно, как о деле, уже решенном…

Немецкие солдаты, со слов своих офицеров, утверждают, что захват Украины немецкой армией якобы обеспечен изнутри работающей на территории Союза ССР пятой колонной.

С десятого по двадцатое число текущего месяца германские войска двигались на восток через Варшаву беспрерывно в течение как ночи, так и днем. Из-за непрерывного потока войск останавливалось все движение на улицах.

По железным дорогам в восточном направлении идут составы, груженные главным образом тяжелой артиллерией, грузовыми машинами и танками.

Производится подготовка переправочных средств через реку Буг.

Население из пограничной зоны немцами выселено»…

21 июня 1941 года. 06 часов 08 минут.

Минск. Кабинет командующего ЗапОВО генерала армии Павлова

– Нет, товарищ Сталин. Это полная ерунда. На границе – как никогда спокойно… Я полностью контролирую ситуацию. На любую провокацию – не поддамся. Граница на замке! – говорит Павлов по телефону ВЧ (аппарат белого цвета, без наборного диска, с золотым гербом СССР). – Не беспокойтесь, товарищ Сталин, глаз не смыкаем… Служу трудовому народу!

Осторожно, словно для того, чтобы не побеспокоить человека на другом конце провода, повесив трубку, Павлов достает из кармана галифе большой фуляровый платок и вытирает покрытый испариной лоб.

– Фу-у-у-у… – взгляд командующего падает на стоящего у стола начальника штаба округа генерал-майор Климовских. Павлов хватает со стола какую-то бумагу и, потрясая ею, возмущенно кричит, – и ты хочешь, чтобы я доложил ОБ ЭТОМ Хозяину? Какой-то Осташенко Фе А, какой-то сраный полковник… не нравится ему, видите ли, что в крепости Бреста НЗ всех видов сложены, удручает его, видите ли, что личный состав скученно размещен… Да кто он такой? Замкомдива 6-й стрелковой? А геморрой в толстой жопе его не беспокоит? Тебе что, делать больше нечего?! Или тебе что, звезды в петлицах тяжело носить стало? Пошел ты на хуй! Вон из моего кабинета, и больше с ЭТИМ ко мне не ходи!

21 июня 1941 года. 06 часов 09 минут.

3-я погранкомендатура 17-го Краснознаменного Брестского погранотряда

– Слушай, Саша… что-то мне очень не нравится эта тишина! – говорит комендант Западного острова старший лейтенант НКВД Черный. – Всю неделю соседи по берегу шастали туда-сюда, туда-сюда, фотографировались, тур-р-ристы, а сегодня – как вымерли! – Черный мазнул биноклем по противоположному берегу Буга. – Вот так же и на Хасане было – перед началом…

Стоящий рядом с комендантом начфизподготовки 17-го КПО лейтенант Сергеев кивнул, соглашаясь.

– Ты со своими спортсменами все закончил? – опустив бинокль, комендант обернулся к Сергееву. – Знаешь, не распускай их на сегодня… займи их чем-нибудь!

– Так ведь сегодня банный день! – ответил лейтенант.

– Ничего, в баню твои орлы завтра сходят! А мне дополнительные пятьдесят человек не помешают, – доверительно положив руку на плечо Сергеева, говорит комендант. – Ведь лучшие стрелки со всего Белорусского погранокруга собрались! И знаешь что, в случае чего, давай их всех к старому деревянному мосту…

– Это тот, что к крепости ведет? – уточняет Сергеев.

– Ага, он самый! – кивает Черный. – А кто у нас победитель по разряду ручных пулеметов?

– Старший сержант Минин! – отвечает Сергеев.

– А его на вал – там круговой обстрел…

21 июня 1941 года. 09 часов 07 минут.

Цитадель. Столовая 455-го стрелкового полка

За длинными столами завтракают красноармейцы, слышна таджикская и туркменская речь – почти у половины азиатские лица. На столах – горки хлеба, нарезанная колбаса в мисках. [2]2
  Я никогда бы не поверил, что у красноармейцев на завтрак на столах в мисках стояла нарезанная колбаса – но таковы воспоминания очевидцев. Вот до чего кровавый Сталин довел Красную Армию!


[Закрыть]Вдоль прохода неторопливо прохаживается кряжистый мужчина с роскошными усами. Это ротный старшина Шубенко. К нему подскакивает красноармеец-старослужащий.

– Красноармеец 7-й роты Огородников! Разрешите обратиться? – старшина кивает. – Товарищ старшина! А молодые картошку не едят, она, говорят, с салом! Не халяльная!

– Красноармеец Огородников! Приказываю вам провести среди личного состава партполитработу! – отвечает старшина.

– Есть провести партполитработу среди личного состава! – молодцевато вытягивается Огородников. Шубенко неспешно следует дальше, незаметно улыбаясь в пышные усы, когда слышит сзади:

– Эй, бабай, ну-ка, давай наворачивай! Жри, кому сказано! Во, видал у меня? Поговори мне еще! Устав Внутренней службы теперь твой шариат!

21 июня 1941 года. 09 часов 08 минут.

Вокзал города Брест. 60-й железнодорожный полк НКВД

Лязгая сцепкой, на станцию прибыл грузовой состав с Запада. В составе несколько металлических высоких полувагонов стандартной высоты 7,72 метра, нагруженных доверху сверкающим на утреннем солнце крапинками слюды углем.

Из привокзального туалета выходит, поправляя на ходу портупею, младший политрук Черкалин. Он прибыл на окружные спортивные соревнования, которые должны начаться в воскресенье. Проходя мимо вагона с углем, Черкалин вспрыгивает на тормозную платформу и подтягивается, заглядывая в вагон. Молодой еще, силу девать некуда…

Мимо, скрипя начищенными сапогами по гравию, проходит пограничный наряд.

– Забыли что-нибудь, товарищ политрук? – вежливо отдав честь и внимательно, быстро осмотрев Черкалина с ног до головы, спрашивает старший наряда сержант Турсунбаев.

– Просто интересно… – Черкалин спрыгивает, смущенно отряхивает ладони, – чего это немцы нам наш же донецкий уголек поставлять стали?

– Почему наш же? – Сержант непонимающе морщит лоб под зеленой фуражкой.

– Да как же не наш? Именно наш, донецкий, настоящий антрацит! – Черкалин отвечает уверенно. [3]3
  И он глубоко ошибается – антрацит был именно немецкий, из самого Рура.


[Закрыть]

Пограничник с сомнением качает головой.

– А и, правда, зачем? Ну-ка, Петренко, давай наверх. Проверь, что там за уголек!

Один из рядовых пограничников мигом заправляет под подбородок ремень фуражки, забирается на вагон и, достав из-за голенища сапога шомпол, начинает раскапывать уголь сверху.

– Товарищ сержант, да тут что-то… твердое, под углем!

– Ну, неужели контрабанда? – сержант скидывает с плеча ППД. – Молодец, боец! Считай, отпуск ты себе заработал!

Но это оказалась не контрабанда… Распахивается, как дверь, стенка вагона – и из образовавшейся ниши на гравий возле путей выскакивают, как чертики из коробочки, четверо в форме командиров РККА.

Первый из них проводит классический «маваши-гири» в голову ближайшего пограничника, но тот, против ожидания, текучим, неуловимым движением уклоняется от удара, захватывает конечность нападавшего, и по всем правилам боевого самбо выворачивает… слышен хруст кости.

Другой диверсант бросается на Черкалина и с размаху бьет его широким клинком в район печени. Но политрук уворачивается и в ответ проводит классический хук с левой. На гимнастерке чемпиона СКА по боксу в полутяжелом весе вспухает багровая полоса, а нокаутированный падает навзничь, со звоном ударяясь затылком о рельс.

Турсунбаев вздергивает ствол и короткой, в три патрона, очередью прошивает третьего неизвестного. Петренко, спрыгнув прямо с вагона на плечи четвертого, всаживает тому шомпол глубоко в левое ухо – диверсант дергается и затихает.

Вся схватка продолжалась от силы пять-шесть секунд… [4]4
  Именно так и дрались в НКВД.


[Закрыть]

– Ну, хорошо, что хоть одного взяли! – Турсунбаев оглядывается по сторонам. Других врагов поблизости не видно, но сержант не торопится ставить автомат на предохранитель. – Эк вы, товарищ политрук, неаккуратненько его приложили… все рельсы мозгами забрызгали… А это кто такой красивый на нас наехал-то? Ну-ка, Петренко, покрути ему ручку… ага, сломанную…

– Не трэба, кляты москалики… усе повидаю… я с Бранденбургу… – злобно шипит захваченный нарушитель госграницы.

Разбитый вокзал, перрон, усеянный битым стеклом… у забора – расстрелянные раненые, с промокшими от крови повязками – среди них Черкалин, Петренко, Турсунбаев…

ГЛАВА 2
Накануне. День

21 июня 1941 года. 13 часов 00 минут.

Город Брест

 
Расцветали яблони и груши,
Поплыли туманы над рекой…
Выходила на берег Катюша,
На высокий, на берег крутой…
 

Мирные улицы тихого советского города…

Суббота – рабочий день, поэтому в Брестском обкоме проходит партхозактив – расширенный пленум областного комитета ВКП(б).

В зале – руководители районов, председатели колхозов, директора заводов, многие из них в военной форме без знаков различия.

Из протокола пленума: первый секретарь обкома тов. Тупицын на вопрос, существует ли угроза войны, отметил напряженность международной обстановки и призвал к бдительности. При этом он потребовал от актива не вести о грядущей войне открытых разговоров и не проводить каких-либо открытых мероприятий, которые могут обеспокоить население.

На вопрос участников пленума – об отправке семей из Бреста на Восток – Тупицын ответил, что этого делать не нужно, чтобы не вызвать нежелательных настроений…

Из спецсообщения НКГБ БССР в НКГБ Союза ССР: «Немецкие войска на брестском направлении заняли исходное положение… Агент по пути к границе лично наблюдал большое скопление войск – в Тересполе две пехотные дивизии, прибывшие из Австрии».

Парк имени Первого Мая… Девушки гуляют парами, высматривая кавалеров… а вот и они! Мимо парка марширует рота красноармейцев из 333-го стрелкового полка, лихо, с песней:

 
Полыхают дальние зарницы,
Злые тучи ходят у границ.
Днем и ночью у границы
Не смыкаем мы ресниц!
 

В руках красноармейцев банные веники, шайки, бельишко… Суббота ведь! В РККА – парково-хозяйственный день.

21 июня 1941 года. 13 часов 22 минуты.

Управление НКГБ БССР по городу Брест

В уютной комнатке с веселенькими, в цветочек, обоями (единственные приметы казенного дома – стальной сейф и портрет Л. П. Берии в форме комиссара ГБ на стене) мирно беседуют два человека.

За широким письменным столом сидит оперуполномоченный сержант ГБ Исаак Лерман – хрупкий на вид мужчина с усиками мушкой, лысенький, в очках с толстенными линзами в черепаховой оправе. Напротив него скрючился на табуретке задержанный на вокзале диверсант.

– Пан не зрозумие! Я с Бранденбургу!!! – визгливым, истеричным голосом почти кричит бандит.

– Та всегда пожалуйста, хучь из Жмеринки! – отмахиваясь от него как от назойливой мухи, говорит Лерман. – Ви, пан Поносенко, главное, так сильно не турбувайтесь… расслабьтесь, водички холодненькой вот еще выпейте.

Диверсант замолкает, дыша как запаленная лошадь.

– А шо такое? Шо ви морщитесь? – ласково спрашивает Лерман. – Неужели до сих пор ручка болит, морда ваша петлюровская? Ничем, к сожалению, сейчас вам помочь не могу! Потому как, согласно Указа, уголовные дела о шпионах, диверсантах и террористах рассматриваются в течение 24 часов. Четыре часа уже ж таки прошли!

– А может, к дохтуру, пан официр? – баюкая поврежденную конечность, с затаенной надеждой спрашивает диверсант.

– Куда ж вас, дорогой ви мой, еще и к доктору? – тем же тихим ласковым голосом, словно разговаривая с тяжелобольным, говорит Лерман. – Ведь еще и Особое Совещание собрать нужно, и протокол оформить… Не успеваем мы с вами до конца рабочего дня – ведь он сегодня сокращенный! А, извините за нескромность, когда же ж вашу могилу копать? Тоже ж ведь время нужно…

Диверсант вздрагивает всем телом, и, моментально забыв про сломанную руку, заискивающе заглядывая оперуполномоченному в глаза, говорит:

– Пан официр, ни нада могилу! Я все… все скажу!

– Ну и шо ви таки мОжите минЕ сказать, кроме лирических воспоминаний детства? – удивляется Лерман. – Дело-то насквозь ясное, взяли вас, пан Поносенко, в красноармейской форме, с оружием в руках, и весь ви минЕ такой неинтересный… Вот объясните мне, тупому жиду пархатому, отчего же ж именно мы именно вам путевку в Могилевскую губернию выписывать не должны?

Здоровенный диверсант сползает с табуретки и, рыдая, ползет к столу. Лерман смотрит на этот спектакль, иронически приподняв одну бровь.

– Все-все-все, ничего не хОчу слушать! – насмешливо говорит оперуполномоченный. Диверсант, не вставая с пола, начинает выть. – Ой, ну какой же ви настырный, ну прямо второгодник Вовочка! Ну ладно, ладно, встаньте уже с колен. Ну хорошо, хорошо… пяток минут у нас с вами еще есть… сейчас я вернусь, погодите…

Лерман выходит в коридор, заглядывает в соседнюю комнату – там за пишущей машинкой барышня с наушниками на пергидролевых кудряшках.

– Машенька, вы готовы записывать? – местечковый акцент Лермана мгновенно испаряется. – Клиент, слава труду, конкретно потек!

– Готова, Исаак Абрамович! – кивает барышня. – Как вы его… раз! И раскололи! Даже бить не пришлось!

– Ой, ну что вы, Машенька, вы ведь меня знаете – я же не злодей! – улыбается Лерман. – Я, вообще, человек штатский, минский учитель истории… в прошлом учебном гОде… был.

У открытого сейфа – куча бумажного пепла… на клочке обугленного картона – надпечатка черным шрифтом «Сов. секр…»…

В углу за сейфом – сидя на полу, привалившись развороченным пулей затылком к заляпанной кровью стенке, Лерман прижимает к себе левой рукой секретную пишбарышню с черным зевом входного отверстия у кудрявого белокурого виска, в правой руке – крепко зажат наган…

На мертвых губах оперуполномоченного – улыбка. Он все успел сделать вовремя, точно по инструкции…

21 июня 1941 года. 15 часов 01 минута.

Брест. Штаб 11-го погранотряда

– Продолжайте, товарищ Лерман! – подбадривает оперуполномоченного Начальник войск Белорусского пограничного округа генерал-лейтенант Богданов. – Что еще показал этот Поносенко?

Сидящий за маленьким приставным столиком Лерман сейчас совершенно не похож на того типичного «ботаника», чей образ он демонстрировал на допросе. Исаак строг, подтянут, одет в щегольскую коверкотовую гимнастерку, даже вместо очков – пенсне без оправы, как у Лаврентия Павловича.

– Слушаюсь, тащщ генерал, – кивает Лерман и, мельком глянув в протокол допроса, продолжает докладывать наизусть, по памяти. – По показаниям задержанного агента службы «Абвер», главной задачей ближайших суток, предшествующих нападению Германии на Советский Союз, для указанной разведгруппы являлись мероприятия по блокированию средств проводной связи, в том числе Бодо и ВЧ.

Богданов достает папиросы, но, не прикуривая, начинает постукивать мундштуком по коробке.

– Другими задачами являлись: уничтожение ком и политсостава Красной Армии, проживающего в городе Брест, недопущение по большому сбору или тревоге указанных лиц в расположение своих частей, – докладывает Лерман. – В первую голову это касается летчиков, танкистов, старших командиров РККА. После начала боевых действий ставилась задача уничтожения и подмены дорожных указателей, организация дорожных заторов, направление транспортных колонн РККА в неверном направлении. Соединение с войсками немецкого вермахта планировалось в 18 часов 23 июня сего года в районе реки Ясельда.

– Широко шагают… – хмыкает Богданов.

– Так точно, тащщ генерал! – откликается Лерман. – Далее. Как показал задержанный Поносенко, заместитель начальника 2-го отдела службы «Абвер» оберст-лейтенант Эдуард Штольц лично дал указание руководителям украинских националистов, германским агентам Мельнику и Бандере организовать сразу же после нападения Германии на Советский Союз провокационные мятежи на Украине, с целью подрыва ближайшего тыла советских войск. А также для того, чтобы убедить международное общественное мнение о происходящем, якобы, разложении советского тыла. Задержанный показал, что ему известно, что, якобы, подготовкой мятежа в городе Львов занимается его близкий знакомый, начальник разведки украинских националистов некто Сушко.

– С-с-суки! – выдыхает сквозь сжатые зубы генерал. Так и не прикуренная папироса крошится в кулаке. – Мятежи, значит, решили организовать… Ну-ну…

– Также задержанный показал, что германская агентура в ближайшее время имеет задачу захватить железнодорожный тоннель и мосты близ города Вильно, – снова мельком глянув в протокол, продолжает докладывать Лерман. – А германские диверсионные группы имеют задачу в ночь на 22 июня захватить мосты через реку Двина, причем должны удерживать их до подхода немецких войск. Сам задержанный подчиняется полковнику вермахта Лахузену и является добровольным помощником в первой роте, в так называемой роте «Нахтигаль», это «Соловей» по-русски, так как личный состав из украинских националистов очень любит петь хором…

– Ну прямо-таки хор Пятницкого, – усмехается Богданов.

– Так точно, тащщ генерал, – кивает Лерман. – Так эти самые хористы, рота «Нахтигаль», входят в состав специального полка «Бранденбург-800». В Брест заброшено, по сведениям Поносенко, тридцать парашютистов из указанного полка. И от сорока пяти до шестидесяти бывших подданных Польши и Прибалтийских государств (украинцев, литовцев, латышей, эстонцев). Указанные подразделения расписаны по двадцати пяти конкретным объектам. В частности, подразделение «2-А-зет», в состав которого входил задержанный, должно было подняться на чердак жилого дома № 5 ДНС гарнизона Бреста и 22 июня в 4 часа по берлинскому времени приступить к физической ликвидации проживающих там командиров и членов их семей, включая женщин и детей.

– Детей-то… Детей-то зачем?! – изумляется Богданов.

– Не знаю, тащщ генерал, – качает головой Лерман. – Логика врага мне непонятна.

– Учись, Исаак Абрамыч, учись лучше! – грустно усмехается Богданов. – Своего врага нужно знать от и до!

– Есть, лучше учиться, тащщ генерал! – Лерман кивает, делает пометку в блокноте и продолжает доклад. – Далее. Все военнослужащие полка «Бранденбург» из бывших зарубежных немцев свободно владеют русским языком. Подразделение оснащено по штату предметами обмундирования и вооружением Красной Армии. Причем предметы абсолютно аутентичные. На снятых нами с трупов диверсантов гимнастерках и бриджах были даже бирки фабрик-производителей.

– Надо же, какие аккуратисты… – замечает Богданов.

– Виноват, тащщ генерал, но вот немецкая аккуратность их и подведет! – говорит Лерман и достает из потертого кожаного портфеля небольшой пакет. В пакете – документы диверсантов. – Обратите внимание, тащщ генерал, вот это красноармейская книжка одного из убитых при задержании. Сделана очень профессионально, на отличном полиграфическом уровне, с соблюдением всех требований к удостоверениям личности военнослужащих. У наших командиров – точно такая же… почти… вот только скрепка у нас – из стальной проволоки. Когда долго носишь удостоверение в кармане, то от пота и воды скрепка ржавеет и пачкает бумагу. А у шпиона – скрепка из стальной НЕРЖАВЕЮЩЕЙ проволоки. И бумагу ничуть не пачкает!

– Прямо клеймо на лбу – я шпион! – хмыкает Богданов.

Спецсообщение погранвойск НКВД БССР: «В полосе 10-й армии группа диверсантов перешла госграницу. Из них: 2 убито, 2 тяжело ранено, 3 (украинские эмигранты) захвачены в плен».

21 июня 1941 года. 15 часов 48 минут.

Брестская крепость. Северный остров. Дом начальствующего состава № 5

На стадионе рядом с домом – красноармейцы, в одинаковых синих майках, одинаково наголо стриженные, азартно гоняют футбольный мяч.

У входа в подъезд трехэтажного краснокирпичного, под красной черепичной крышей, дома на лавочке сидят мальчик в коротких штанах, с перекрещенными за спиной помочами, и девочка в панамке, в белом сарафане.

– А у меня в кармане гвоздь! – важно произносит мальчик.

– А у нас на крыше гость! – почти в рифму отвечает девочка.

– Какой еще гость? – удивляется мальчик.

– Военный, какой же еще! – рассудительно отвечает девочка. – Мы с мамой на чердак лазили белье вешать, а он там сидит. Мама сначала его испугалась, а потом говорила с ним и смеялась. Он мне пуговку подарил. Вот, смотри, с буковками!

Мальчик внимательно осматривает подарок и морщит лоб.

– А буковки-то не русские… – бормочет мальчик под нос и решительно отбирает пуговку у сестренки.

– Отда-ааай, отда-аай, моя пуговка! – ревет девочка.

В этот момент у подъезда, скрипнув тормозами, останавливается трехосный ЗиС-5, в кузове которого пограничники в зеленых фуражках, с АВС-36 в руках…

Дверца кабины распахивается, на асфальт спрыгивает Лерман. Он приветливо улыбается детям и ласково спрашивает:

– Детишки, вы случаем не здесь живете?

Мальчик подходит поближе и, грозно насупив белесые бровки, четко, по-военному, командным голосом отвечает:

– Мы вам не детишки, а дети капитана Прохоренко! – А потом не менее сурово спрашивает: – А вы кто такой будете? – Внимательно, сопя, изучает протянутое ему удостоверение… поднимает глаза на петлицы и белозубо улыбается: – А понятно. ЭН-КА-ВЭ-ДЭ?

– Ну, почти угадал, – с доброй улыбкой отвечает Лерман.

– Тогда, дяденька, вот что я Вам скажу… – и мальчик что-то шепчет внимательно слушающему командиру.

Лерман внимательно изучает пуговку, которую сжимала горячая мальчишечья ладонь, и задумчиво произносит:

– Это, кажется, мы удачно зашли… Взвод, к машине! А вы, детишки, ну-ка, бегите вот к стадиону, футбол посмотрите!

Темный коридор… Распахнутая, полусорванная с петель дверь… Женщина в наброшенном наспех халате, в руках детские вещи, застыла в луже крови на полу, последним движением пытаясь прикрыть собой маленькую девочку, в глазах которой остановился смертный ужас.

21 июня 1941 года. 18 часов 19 минут.

Брест. Обком ВКП(б). Кабинет первого секретаря обкома

– …И тогда оставшийся в живых нарушитель госграницы выпрыгнул с чердака во двор дома, где и был ошпарен с ног до головы крутым кипятком женой капитана РККА Зубачева, которая в этот момент собиралась замочить в тазу верхнюю одежду мужа. Благодаря чему указанный нарушитель и был без сопротивления задержан опергруппой «соседей», то есть Управления НКГБ БССР, – докладывает начальник областного Управления НКВД БССР старший майор Фрумкин. – Выпотрошенный… извините, спешно допрошенный с применением методов физического воздействия, разрешенных Постановлением ЦК ВКП(б) в отношении шпионов, диверсантов и вредителей, задержанный Крысенко подтвердил, что 22 июня, в 4 часа по берлинскому времени, на участке Брест немецкими войсками будет совершено массированное нападение, с применением танков, артиллерии и авиации.

– Мда-а… Как они с пуговкой-то прокололись, а? – задумчиво вертя в руках пуговку с иностранными буковками, говорит первый секретарь обкома Тупицын.

– Так ведь не прокололись, товарищ Тупицын! – хмыкает Фрумкин. – На форме как уничтоженных террористов, так и на форме задержанного живым все пуговицы носят отечественную маркировку. Экстренной проверкой, с привлечением работников Особого отдела 6-й стрелковой дивизии, нам удалось установить, что с женой капитана Прохоренко на чердаке разговаривал привлеченный на учебные сборы приписного состава уроженец и житель Кишинева красноармеец Андрей Болфу. На рукавах гимнастерки и на ширинке бридж Болфу действительно обнаружены самовольно пришитые последним не уставного образца пуговицы с латинской маркировкой.

Присутствующий в кабинете генерал Богданов сдержанно улыбается.