Текст книги "Днем казак, ночью - волк (СИ)"

Автор книги: Валерий Евтушенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 15 страниц)

   -Раз мати породила!– рванул рубаху на груди Кривонос, становясь рядом с Хмельницким. «Раз мати породила!»-, отозвались сотни голосов. Чубатые запорожцы сбросили с себя рубахи и, оставшись голыми по пояс, сплотились вокруг Хмельницкого. В воздухе сверкнули почти пять сотен казацких сабель и сердце Богдана вдруг наполнилось радостью и ликованием от внезапно возникшего чувства слитного единства с товариществом единомышленников. "Раз мати породила!– крикнул и он, выхватывая саблю, подаренную польским королем, из украшенных драгоценными камнями ножен...

   Для полковника дЭберта, земляной вал, преградивший дорогу его рейтарам, оказался неожиданностью, хотя и неприятной, но на первый взгляд, не непреодолимой. Передние ряды кавалеристов перешли на галоп, намереваясь сходу ворваться на вал и расстрелять в упор укрывавшихся за ним дерзких удальцов, осмелившихся встать на пути многократно превышающего их числом, войска. Рейтарские кони понеслись к речушке, всадники на ходу доставали из кобуры пистолеты с длинными стволами. Рейтары предпочитали расстреливать противника на ходу, не спешиваясь, и свои тяжелые палаши пускали в ход в исключительных случаях.

   Но не зря и казаки почти целую неделю занимались оборудованием своих позиции . Конница не успела еще приблизиться к Нагати, когда одна за одной стали срабатывать «волчьи» ямы. Казалось, сама земля разверзлась перед летящими галопом лошадьми. Громкое ржание ломающих ноги коней, крики падающих с них рейтар были слышны далеко в задних рядах. Полковник дЭберт, приказал остановиться и отдал команду первым шеренгам открыть огонь по укрывающимся за валом. Другие же рейтары, спешившись, стали переходить неглубокую речку, намереваясь штурмовать вал. Однако, в это время раздался дружный залп из казацких самопалов. С этого расстояния в сотню метров по плотному скоплению конницы промахнуться было трудно. Почти все выпущенные пули достигли цели. Конечно, кирасы рейтар многих своих владельцев спасли от смерти, но человек двести получили ранения разной тяжести. После первого раздался второй залп, заставивший дЭберта отдать приказ отойти назад. Поняв, что штурм казацких укреплений в лоб потребует длительного времени и повлечет большие потери, полковник приказал первым шеренгам продолжать вести непрерывный огонь по казацким позициям, а пятьсот кавалеристов отправил обойти их справа и зайти к казакам во фланг и в тыл. Но и там для рейтар было заготовлено немало сюрпризов в виде «волчьих» ям, замаскированных и заполненных водой рвов и других ловушек.

   Тогда разъяренный дЭберт пропустил вперед подошедший тем временем солдатский полк Тобиаса Унзена. Ситуация становилась все более угрожающей. Казакам пришлось отражать фланговую атаку рейтар, открывших по ним огонь из своих длинноствольных пистолетов, и отбиваться от солдат, забросавших ров фашинами и уже ворвавшихся на валы, под фронтальным огнем остальных кавалеристов. Постепенно сражение перешло во всеобщую свалку, солдаты почти всего полка уже взобрались на валы, рейтары, наступавшие с фланга наконец-то, спешившись, перешли речушку и обнажили палаши. Командовавший левым флангом обороны Кривонос с горсткой казаков ринулся им навстречу. Закипел бой, о котором, многие из его участников потом с гордостью рассказывали своим детям и внукам. Рассвирепевший Кривонос, с обнаженным торсом, перевитым канатами мышц, в полной мере раскрылся, как ратный профессионал сабельного боя. За его движениями невозможно было уследить, словно он расплылся в воздухе. Пустившись в свой знаменитый боевой танец, Максим окружил себя вращающейся, как ветряк саблей, сверкающей призрачной сферой. Время от времени он взлетал в воздух и, срубив очередного противника, вновь продолжал свой смертельный танец. Рейтары, никогда не видевшие такого зрелища. смешались в кучу, а казаки Кривоноса, дружно навалясь, сбросили их в Нагать.

   Здесь на левом фланге опасность была временно устранена, но оставшимся на валах приходилось тяжело. На каждого казака нападало, по меньшей мере, два солдата. Ожесточенная схватка достигла своего апогея. Солдатам приходилось не сладко: в сабельном бою с запорожцами мало кто мог сравниться, но и казаки уже падали один за другим. Хмельнпицкий, сразивший королевской саблей -подарком Владислава IV, нескольких солдат и сам уже получил ранение в левую руку. Жупан его был пробит пулями, шапку он где-то потерял. Все поле сражения затянуло густым пороховым дымом, за которым ничего нельзя было рассмотреть.

   « Где же Дорошенко? Где подмога? Неужели Серко не сумел добраться до наших?»– с тревогой и досадой подумал Богдан, вытирая обильный пот со лба, смешанный с кровью. Однако, бросив в следующий момент взгляд на небо, он помрачнел: солнце поднялось над горизонтом еще не высоко, значит, прошло не так уж и много времени. «Даже, если Серко и добрался к гетману,– пронзила его мозг мысль,– помощь придет не скоро, им скакать сюда надо двадцать верст, а мы больше получаса вряд ли продержимся!» Мысленно попрощавшись с женой и сыном, которому уже не суждено увидеть отца, Богдан вновь присоединился к товарищам, пустив в ход свою саблю. Натиск солдат все крепчал, все меньше казаков оставалось на валах.

   Сколько времени прошло еще, вспомнить позднее никто не мог, но вдруг в задних рядах рейтар раздались тревожные звуки труб. Солдаты, уже фактически выбившие казаков с валов, сплошь скользких от потоков горячей крови, внезапно стали быстро откатываться назад. Уцелевшие казаки , не понимая, что происходит, опять взобрались на опустевший вал. Больше никто не стрелял, пороховой дым развеялся, унесенный порывами ветра, и перед казаками открылась картина, наполнившая их сердца чувством безумного восторга. Слева со стороны польско-литовских позиций катился настоящий вал густой темной пыли поднятой тысячами конских копыт, сверкали в солнечных лучах молнии сотен сабель, солнечные зайчики отражались от наконечников казацких пик: на выручку своим погибающим казакам во главе двух тысяч всадников летел на гнедом аргамаке наказной гетман Дорошенко.

   Но как бы грозно не выглядели казацкие полки, не их испугался полковник дЭберт, его рейтары и солдатские полки Шеина. Немного дальше в стороне от конницы Дорошенко сверкающей стальной лавииой на войско Шеина неумолимо накатывались панцирные хоругви Великого гетмана Литовского Радзивилла и смоленского воеводы Гонсевского, а немного дальше разворачивалась к бою собственная панцирная хоругвь короля Владислава IV, впереди которой на буланом в яблоках коне в развевающейся за плечами бурке, мчался с палашом в руке поручик Стефан Чарнецкий. Серебряными молниями сверкали взметнувшиеся вверх палаши в руках закованных в железные доспехи воинов, ощетинившихся своими грозными копьями; слитный звук мерно качающихся на скаку страусиных крыльев наводил ужас на противника, а леопардовые шкуры на плечах гусар придавали им вид каких-то сверхъестественных существ.

   Тем не менее, рейтары полковника дЭберта успели развернуться фронтом к своим страшным противникам и даже произвести залп, но в следующий момент строй их оказался разорванным и центр отброшен прямо к Днепру. Затем гусары разделившись, обрушились вместе с казаками Дорошенко на оставшиеся беззащитными фланги кавалерии дЭберта.

   От полного уничтожения рейтар и солдат спасло только то, что уже неподалеку был вагенбург, окружавший основные силы воеводы Шеина. Не выдержав удара крылатых гусар, рейтары дЭберта все же избежали полного разгрома, укрывшись внутри вагенбурга. Солдатам пришлось хуже, погиб их командир полковник Унзен. Шеину под прикрытием вагенбурга пришлось отступить на старые позиции у Жаворонковой горы.

   Бой еще продолжался , когда к Хмельницкому, окруженному своими уцелевшими казаками, подъехал гетман. Срыгнув с коня, он обнял Богдана и троекратно расцеловал.

   -Ты и твои люди совершили настоящий подвиг. Еще одну славную страницу вписали в историю реестрового войска!

   -Но как вы успели так быстро? Я уж и не надеялся...,– не договорив, Хмельницкий махнул рукой.

   -Да, если бы не он, то не успели бы, – повернувшись куда-то назад, ответил Дорошенко. В это время из-за его спины выглянул улыбающийся Серко. Кривонос, стоявший рядом с Хмельницким сразу все понял. Он широко улыбнулся и показал Ивану большой палец.

   Тесно окружив наказного гетмана и Хмельницкого, казаки не сразу заметили, как к ним подъехала группа пышно одетых всадников.

   Лишь громкий голос Оссолинского : «Его величество король!»– заставил всех отпрянуть от гетмана и, сняв шапки, склонить головы в низком поклоне.

   Владислав, отбросив полагающиеся в таких случаях условности, спрыгнул с коня, подошел к Хмельницкому и, протянув ему руку для поцелуя, сказал с улыбкой: «Вижу, пан войсковой писарь, ты уже успел испробовать мой подарок в деле! И должен признать, самым достойным образом».

   Богдан, опустившись на одно колено, приложился губами к королевской руке и, оставаясь в этом положении, поправил Владислава:

   -Ясноосвецонный король ошибается, я только казацкий сотник.

   -Вот странно,– улыбнулся король, подавая ему знак встать с колен,– а королевская грамота свидетельствует о другом.

   Он протянул руку назад и Оссолинский вложил в нее лист бумаги, скрепленный королевской печатью.

   Передавая грамоту Дорошенко, принявшему ее с низким поклоном, король, по-прежнему, улыбаясь, произнес:

   -Если войсковой писарь не доверяет словам своего короля, то, надеюсь, пан старший казацкого войска не станет оспаривать королевскую грамоту!

   Столпившиеся вокруг казаки побросали шапки вверх и громкими криками приветствовали своего нового войскового писаря.

   9 октября королевские войска полностью окружили лагерь воеводы Шеина. В конце ноября Шеин попытался сделать несколько вылазок из осажденного лагеря, но ловушка к тому времени уже была плотно захлопнута. Казаки заняли Дорогобуж и полностью перекрыли дорогу на Москву. У осажденных не хватало продовольствия, начались болезни. Но и полякам задерживаться под Смоленском смысла не было. В конце января по предложению короля начались переговоры. 14 февраля 1634 года воевода Шеин капитулировал, получив право на беспрепятственное возвращение в Москву со знаменами, ручным оружием и 12 полевыми пушками, но оставив полякам всю осадную артиллерию. Часть наемников перешла на службу к полякам. В Москву воевода привел немногим более 8 тысяч солдат. Царское правительство обвинило его и Измайлова в государственной измене и 28 апреля 1634 года они были казнены. Смоленский поход обошелся полякам в 6450000 злотых ( 2150000 флоринов), донельзя истощив королевскую казну.

   После столь удачного завершения дела под Смоленском Владислав 1У повел свои войска на Москву, до которой оставалось 300 верст, но героическое сопротивление небольшой крепости Белой спутало его планы захвата столицы Московского государства. Деньги в казне кончились, жалованье кондотьерам выплачивать стало нечем, наемники отказывались продолжать службу. По заключенному вскоре Поляновскому миру он вынужден был официально отказаться от своих притязаний на московский трон, возвратить все документы, связанные с его избранием в 1610 году ( в частности, крестоцеловальную запись бояр) на московский престол, возвратить на родину останки царя Василия Шуйского, умершего в польском плену, признать законным царем Михаила Романова. Границы восстанавливались по положению до Смутного времени, но с оставлением за Польшей захваченных ею территорий.

   Глава девятая. Кодак.

   Легкие казацкие челны рассекали голубую гладь Днепра. Гребцы в такт поднимали и опускали весла, вспарывая прозрачную воду, которая тяжелыми каплями падала опять назад в реку. Хотя чайки поднимались вверх по Днепру, скорость их хода была вполне удовлетворительной. Еще немного и покажется Чертомлыцкое Днеприще, а там уже рукой подать и до Сечи.

   Наказной гетман Иван Михайлович Сулима гордо стоял на носу передовой чайки, выпрямившись во весь рост. Ему было чем гордиться: поход на Азов, предпринятый в конце прошлого года вместе с донцами, закончился полным успехом. Казаки погромили и разграбили с полсотни татарских селений в окрестностях Азова, отбили выпасавшиеся там табуны коней, потопили несколько турецких судов в устье Дона. На обратном пути запорожцы крепко пограбили Керчь ( древнюю Пантикапею), нагрянули в Кафу, где освободили несколько сот пленников. Сейчас с богатой добычей участники морского похода возвращались на Запорожье. Здесь все награбленное и захваченное имущество подлежало дележу по давно установленным правилам. После этого каждый со своей долей отправлялся на волость и в украинные города, где все продавалось торговым людям. Обычно вырученные деньги быстро пропивались в шинках и запорожцы, порой, в одних шароварах возвращались на Сечь. Но многие из казаков постарше, особенно семейные, вкладывали деньги в развитие собственных хозяйств или накапливали на черный день.

   Кривонос и Серко присоединились к этому морскому походу в самый последний момент и во многом благодаря стечению случайных обстоятельств. Сразу после его назначения войсковым писарем реестровых казаков, Хмельницкому надлежало явиться в Чигирин и приступить к исполнению своих обязанностей. Дорошенко попрощался с побратимом, выделив ему для охраны сотню казаков, в числе которых оказались и оба приятеля. Из Чигирина гетман Орендаренко срочно отправил их на Сечь с каким-то письмом к кошевому атаману. Здесь они узнали о готовящемся морском походе и присоединились к Сулиме.

   Иван Михайлович среди казаков пользовался авторитетом, сравнимым разве что с авторитетом Конашевича-Сагайдачного, ближайшим соратником которого он являлся длительное время. Сколько ему лет никто точно не знал, но в то время уже исполнилось не менее пятидесяти. Говорили, что родился он где-то на Черниговщине в Любечском старостве. Дед или прадед его Сулейман был из крещеных турков, ставшим Сулимой. Войдя в возраст, Иван служил у гетмана Жолкевского, потом у старосты Даниловича, как и отец Хмельницкого. Когда Сагайдачный стал организовывать морские походы против турок и татар, Сулима примкнул к нему. Вместе они громили Трапезунд, Кафу, Измаил, ходили на Цареград. В 1605 году в одном из боев с турецкой эскадрой, Сулима попал в плен к туркам, где провел долгих 15 лет гребцом на галерах. Получив свободу, он участвовал в сражении под Хотином в 1621 году против 300– тысячной турецкой армии, а вскоре примкнул с отрядом запорожцев к донцам во время их морского похода против турок. Позднее под его руководством было организовано еще несколько морских походов, в одном из которых захваченных 300 турок он подарил папе римскому Павлу V,получив от него золотой портрет папы...

   Но вот уже показалось Чертомлыцкое Днеприще и чайки, выполнив левый поворот, устремились к острову Базавлуку. Здесь казаков ожидало неприятное известие, оказалось, что пока они ходили на Азов, поляки напротив первого днепровского порога, острова Кодака, выстроили неприступную крепость.

   -Совсем нас за горло взяли, клятые ляхи,– посасывая потухшую люльку, жаловался кошевой атаман Сулиме.– Теперь речным путем на Сечь не попадешь, а в степи разъезды выставляют. Всех беглых ловят. И нам теперь свободно по Днепру не плавать к городам и на волость. Испокон веков казаки свободно передвигались вверх-вниз по Днепру-Славуте, занимались промыслами, а теперь это запрещено.

   -Но, как они сумели за каких-нибудь полгода крепость там выстроить?– удивлялся Сулима.– Кодак же всегда голый был и лысый, как колено, там и леса нет.

   -Говорят, какой-то француз-инженер придумал, мол, такой и такой должна быть крепость, и рабочих французских с собой привез. Лес для строительства они на Княжьем острове брали и на Хортице, а камня там и своего хватает. Построили крепость быстро, с марта по июль. Там сейчас гарнизон в 200 солдат, а командует ими какой-то французский полковник.

   Повисла пауза. Сулима обдумывал услышанное, кошевой раскурил люльку и выпускал дым кольцами.

   -Но и это еще не все,– продолжал он.– Люди сказывают, лютуют ляхи на волости и в городах. Понаехало панов из Польши тьма, да все со своим надворными командами. Уния опять свирепствует, церкви жидам в оренду сдают или закрывают, а жид за все дерет три шкуры. Покрестить ребенка -плати, свадьбу сыграть– плати, похоронить -плати. Многих хлеборобов со своих наделов сгоняют, православных иначе, как схизматами, не называют. Надворные панские команды творят, что хотят никаких законов никто не соблюдает.

   -Да доколе ж терпеть все эти ляшские притеснения будем?– стукнул кулаком по столу Сулима.– Тут на Сечи казаков много?

   -Да тысячи три наберется, но беглецы из панских фольварков каждый день десятками бегут. Если бы этого Кодака не было, то наверно сотнями бы бежали.

   -Тут три тысячи, да со мной больше тысячи храбрецов, испытанных в боях и походах,– сказал Сулима, размышляя о чем-то своем.– А ты случайно не знаешь, где Трясило?

   -Говорят на Дону,– ответил кошевой,– недавно уехал. Да, жаль, что его здесь нет, за ним бы многие пошли.

   -Вот снесем этот Кодак к такой матери,– опять стукнул кулаком по столу Сулима, -и за нами все пойдут. Есть у меня тут мыслишка одна...

   Он склонился к кошевому и, понизив голос, стал посвящать его в свой план.

   Пока сечевое начальство обменивалось новостями и совещалось, Серко с Кривоносом разыскивали знакомых. Долго искать никого не пришлось, уже через десяток минут Иван попал в могучие объятия Верныдуба, а вскоре появились Ярош, Водважко, Мельник. Особенно Серко обрадовался, увидев Богуна.

   -О, да тебя не узнать,– сжал его в объятиях Федор,– возмужал, заматерел, настоящим казаком стал. Сколько ж тебе годков уже?

   -Да, почитай четверть века уже белый свет копчу,– улыбнулся Иван.

   Приятели собрались в курене, где продолжали обмениваться новостями. Все они были в основном невеселые.

   -Стон стоит по всей Украйне,– с гневом говорил Водважко о панском своеволии.– Надворные панские команды налетают не только на села мирных хлеборобов, но и на фольварки русской шляхты. И правды нигде не добьешься, даже, если суд и примет сторону обиженного.

   -А , что уж говорить о простом люде?– вмешался Ярощ.– Сгоняют людей с их наделов, обращают в рабов. Каждый пан может убить любого простолюдина и не нести никакой ответственности.

   Иван вспомнил, что творили люди Лаща в Лисянке и руки его непроизвольно сжались в кулаки.

   -Что там о сироме говорить, когда и к нам уже подбираются ляхи,– произнес, затянувшись дымом из люльки Богун.– Выстроили крепость на Кодацком пороге и перекрыли все судоходство на Днепре. Скоро и Сечь обложат со всех сторон.

   Такие речи велись повсеместно, поэтому, когда на следующий день собралась рада, исход ее был заранее предрешен. Выбрав своим гетманом Ивана Сулиму, запорожцы постановили поднять восстание против поляков и в качестве первого шага захватить и уничтожить Кодак.

   Пока кошевой атаман рассылал гонцов на волость с универсалами гетмана, призывающих всех запорожцев прибыть на Сечь, сам Сулима в конце июля решил на нескольких чайках подняться к Кодацкому порогу, чтобы произвести рекогносцировку местности.

   Решение о постройке мощной крепости в месте, где течение Днепра с северо-запада поворачивает на юг ( нынешний Днепропетровск– прим. автора) и преодолевает первый из одиннадцати порогов, было принято еще Сигизмундом III, который с этой целью пригласил в Польшу известного французского инженера Гийома де Боплана. В феврале 1633 года сейм, избрав новым королем Владислава IV, санкционировал и начало строительства крепости Кодак. Основной целью ее постройки являлась защита южных рубежей Речи Посполитой от нападения крымских татар. Но в свете участившихся казацких восстаний она должна была сыграть роль сдерживающего фактора и для Запорожья. Построенная на высоком правом берегу Днепра, крепость представляла собой бастионный четырехугольник периметром 1800 м. С запада от степи она была отделена рвом и земляным валом, с юга ее от удара конницы защищали рассыпанные по всему предполью железные «ежи». Тяжелые крепостные орудия контролировали оба берега реки,так как Днепр здесь был очень узким..

   -Такую крепость с налета не возьмешь, – вынужден был признать Сулима, рассматривая Кодак в подзорную трубу. -Хитро построена! Тут думать надо!

   Хотя они находились на расстоянии доброй версты от Кодака, даже сюда явственно доносился рев Кодацкого порога.

   Серко, Кривонос, Богун и еще несколько казаков, которых гетман взял с собой на рекогносцировку местности, задумались. Действительно, даже, если попытаться подняться по днепровской круче наверх, это ничего не даст, так как со стороны реки крепость ограждена стеной, на которой несут службу часовые. Если преодолеть ров и вал с западного направления, опять попадешь под огонь крепостных орудий. Оставалось только южное направление, но и здесь все предполье простреливалось орудийным и ружейным огнем.

   -Но как-то же в крепость доставляется провиант, припасы? Интересно, у них свои фуражиры или им крестьяне с окрестных сел доставляют все необходимое?– спросил Серко.

   -Да нет тут никаких окрестных сел и сроду их не было,– мрачно ответил Богун.– Все, что нужно ляхам, поступает сюда из Черкасс, Корсуня, Чигирина, Крылева или Кременчуга по Днепру. Там выше крепости пристань оборудована.

   -Кстати, не мешало бы на эту пристань взглянуть,– вдруг сказал Сулима, слышавший их разговор.

   Действительно, как выяснилось несколько позже, выше крепости, перед порогом была оборудована довольно вместительная пристань, но самое главное, что с севера у стен Кодака разместилась примыкающая к ней обширная слобода. Здесь поселились ремесленники, кузнецы, шорники, торговцы. Уже кое-где были вскопаны огороды и разбиты сады.

   Удовлетворенный разведкой, Сулима возвратился на Сечь, где приступил к разработке плана операции по захвату Кодака.

   Через несколько дней куренные атаманы и заслуженные войсковые товарищи, в числе которых оказались Серко и Кривонос , собрались в курене кошевого атамана. Разложив на столе лист бумаги с набросанной от руки схемой Кодака, гетман сказал:

   -У каждой крепости есть свое слабое место. Слабым местом Кодака является уверенность ляхов в его неприступности. Плюс рев Кодацкого порога, который грохочет так, что за версту слышно, а вот в самой крепости, хоть из пушек стреляй– ничего не услышишь. Значит, план предлагаю такой: штурмуем крепость с запада, откуда атаку ожидают меньше всего. Снимаем часовых, забрасываем ров фашинами. Запасшись веревками с крюками, взбираемся на стены. Для нас главное -оказаться внутри крепости, а там уж повеселимся от души. Что скажете, панове товариство?

   Послышались одобрительные возгласы. Хотя предложение Сулимы было рискованным, но в целом выполнимым, и большинство поддержало дерзкий замысел гетмана.

   В конце обсуждения поднялся Серко:

   -План хорош, что и говорить,– сказал он,– но его можно немного усовершенствовать.

   Сулима вопросительно посмотрел на Ивана и тот продолжил:

   -Самый сложный пункт плана– снятие часовых, а поэтому предлагаю...

   Иван говорил, гетман внимательно его слушал, изредка кивая головой.

   Когда Серко закончил, Сулима спросил:

   -Но ты, казаче, понимаешь, на что сам идешь? Чуть что пойдет не так– это верная смерть.

   Иван пожал плечами:

   -Раз мати породила!

   Со своего места поднялся Кривонос и сказал просто:

   -Если его милость пан гетман позволит, я пойду с ним!

   Спустя несколько дней, 11 августа 1635 года, когда солнце уже клонилось к закату, к Кодацкой пристани причалила легкая двухвесельная лодка с двумя сидевшими в ней, судя по одежде, реестровыми казаками. Согласно подорожной, предъявленной коменданту пристани, сотник Максим Кривонос в сопровождении казака Ивана Серко прибыл с посланием от гетмана реестровых казаков к полковнику Жану де Мариону. Окинув прибывших пристальным взглядом, немец-комендант отправил их в сопровождении одного из драгун в крепость.

   Жан де Марион, прозванный поляками «старым воином», сам по образованию инженер, помогал Боплану проектировать Кодак и теперь возглавлял его гарнизон, состоявший из 200 немецких наемников-драгун. Высокий, сухопарый с пронзительным взглядом бледно-голубых глаз, полковник бегло прочитал переданное ему письмо гетмана и, отложив его к другим бумагам, лежавшим на столе, поинтересовался:

   -Гетман пишет, что вы следуете на Сечь к кошевому атаману и просил оказать вам содействие. Как дальше думаете двигаться степью или водой?

   -Водой проще,– ответил Кривонос,– потому и не стали брать байдару, а пошли на лодке. При такой осадке пороги нам не помеха. Если не возражаете, мы бы завтра на рассвете двинулись дальше.

   -Дело ваше.– равнодушно ответил полковник. Позвонив в лежавший на столе колокольчик, он вызвал порученца и распорядился отвести прибывших казаков в одну из гостевых комнат рядом с казармой драгун.

   -Ужин вам подадут прямо в комнату,– добавил он на прощание,– и хочу предупредить, что после заката у нас наступает комендантский час. Хождение внутри крепости посторонним лицам запрещено.

   Оказавшись в отведенной им комнате, где стояло несколько походных коек, стол и два табурета, Иван и Максим поужинали нехитрой солдатской едой, затем улеглись, не раздеваясь на койки.

   -Ну, что пока все идет, как задумано,– с удовлетворением заметил Кривонос,– теперь осталось дождаться наступления ночи.

   -Да,– хмыкнул Иван,– если только Марион не вздумает перечесть письмо гетмана. Ох, и сильно же он удивится, обнаружив вместо него чистый лист бумаги.

   -А как он его найдет? – хитро улыбнулся Максим. -Лист-то я у него стащил со стола , пока он в колокольчик звонил.

   С этими словами он достал из кармана шаровар скомканный лист бумаги.

   -Ну, ты и мастер,– восхитился Серко,– даже я не заметил, когда ты это сделал.

   -То-то же, учись, пока я жив,– ответил польщенный Кривонос.

   Время шло медленно, тем более, что в комнате не было окон. Но и Кривонос и Серко умели определять ход времени по своим внутренним биологическим ритмам и знали, что в их распоряжении еще не меньше шести часов.

   -Можно пока и вздремнуть, – сказал Максим, поудобнее устраиваясь на узкой койке.

   Когда по расчетам казаков наступила глухая полночь, они оба незаметно выскользнули из отведенной им комнаты. В крепости уже все, кроме часовых на стенах спали глубоким сном, несмотря на рев Кодацкого порога. Но оба с удивлением обнаружили, что внутри крепости он почти не слышен, и к создаваемому им шуму можно привыкнуть.

   Им нужна была западная стена крепости, но, чтобы подняться на нее, необходимо было пройти мимо часовых внутри крепости. Убрать их не составило бы труда, но отсутствие часовых могло вызвать тревогу.

   -Напускаем морок,– предложил Серко. Максим согласно кивнул. Сконцентрировав мысленную энергию на стерегущих выход на стену часовых и воздействуя на их сознание, оба стали, словно, невидимыми для них. Казаки прошли вплотную к двум драгунам, стоявшим с фузеями на плечах, и те ничего не заметили. Оказавшись на стене крепости, друзья разделились, двигаясь в разные стороны и убирая по ходу часовых. Не прошло и десяти минут, как западная стена крепости оказалась полностью свободной от солдат гарнизона. Сойдясь вновь, Серко и Кривонос подали факелом условленный сигнал затаившимся в степи запорожцам. Спустя несколько минут внизу у крепостного рва появилось множество едва различимых в темноте теней. Все издаваемые ими звуки заглушал рев Кодацкого порога, особенно громкий в ночной тишине. Казаки Сулимы быстро забросали ров фашинами, взобрались на вал и вот уже сотни веревок с крюками на концах взвились в воздух у крепостной стены. Спустя несколько минут сотни полуголых запорожцев с саблями в руках оказались внутри крепости, а еще через полчаса стали полными ее хозяевами...

   На следующий день утром Сулима вызвал к себе Серко. Принял он его в бывшем кабинете полковника Мариона.

   -Славная работа, сынок,– сказал он, обнимая Ивана за плечи.– Заслуга во взятии Кодака наполовину твоя и Максима. Но я вызвал тебя по другому поводу.

   Он внимательно посмотрел Ивану в глаза и продолжил:

   -Взятие Кодака– только начало. Я хочу развернуть такую войну, чтобы ни одного пана больше на Украине не осталось, чтоб забыли они сюда дорогу навсегда. Но у нас мало добрых казаков, профессиональных воинов, все больше вчерашних гречкосеев. Я слыхал, ты в Черкасском городке свой человек?

   Серко пожал плечами:

   -Да, я там три года прожил, хорошо знаю некоторых атаманов.

   -Вот тебе мое письмо к Татаринову, он там сейчас один из влиятельных атаманов, передай его ему и на словах скажи, что я прошу подмогу прислать. Хотя бы тысячи две донцов. Они нам во как пригодятся тут в предстоящем деле!

   Гетман провел ребром ладони по горлу и, перекрестив Серко на прощанье, отпустил его.

   В то же утро Иван оставил Кодак. Значительно позднее он узнал, что после пыток, которым запорожцы подвергли полковника Мариона, ему набили одежду порохом, затем его привязали к дубу, стоящему на краю днепровской кручи и запалили фитиль. «Пущай полетает!»– с хохотом кричали запорожцы. Снесенное сильнейшим взрывом дерево улетело в Днепр вместе с человеком, создавшим мощнейшую крепость, захваченную с помощью казацкой хитрости и коварства. Но и Кодак недолго пережил своего создателя. Через несколько дней запорожцы заложили бочки с порохом под его стены, и крепость взлетела на воздух. Валы снесли, рвы засыпали, остатки стен сравняли с землей. Победоносный Сулима возвратился на Сечь, развернув знамя всеобщей народной войны.

   Но в это время на Украину возвратился великий коронный гетман Станислав Конецпольский, находившийся вместе с королем Владиславом IV в Прибалтике, где шла война со шведами. Угрожая ликвидировать вообще все казачество, он добился того, что, как позднее ходили слухи, несколько старшин реестровиков : Иван Барабаш, Роман Пешта, Ильяш Караимович притворно присоединились к Сулиме, а затем пленили его и предали в руки Конецпольскому. Славный казак и гетман запорожский Иван Михайлович Сулима был доставлен в Варшаву, где и казнен в декабре 1635 года. Как сообщается в древних хрониках, ему отрубили голову, четвертовали и останки развесили по стенам польской столицы на поживу воронью.

   Часть третья. По военным дорогам.

   Глава первая. В Мурафе.

   Казак и война– понятия неразделимые. Казак– это привольная бескрайняя степь, широкая гладь голубого Днепра, гром сражений, грохот пушек, свист пуль, лязг сабель, высекающих сноп искр одна из другой. Казак-это долгие походы, битвы и тяжкий ратный труд. Без войны казак– либо обыкновенный бродяга, либо лихой разбойник, грабящий купцов и торговые караваны. Но среди всех многочисленных разновидностей казаков того времени одним лишь запорожским казакам было предопределено судьбою стать родоначальниками нового этноса и нового государства. Запорожский казак был не просто профессиональным воином, но еще и членом могучего боевого товарищества единомышленников, именуемого Запорожской Сечью, этого полугосударственного образования военной демократии, которому волею и предопределением судьбы суждено было стать колыбелью Украины, как страны и государства. Еще в описываемый период первой половины 17 века понятие польско-литовской Украйны ассоциировалось именно с Запорожской Сечью и ограничивалось ее территорией, в отличие от Южной Руси, собирательного названия для киевских, брацлавских, черниговских территорий. Здесь на Запорожье создавался не только прообраз будущего украинского государства, но и формировалась общность людей, из которых позднее выкристаллизовался украинский народ.