Текст книги "Днем казак, ночью - волк (СИ)"

Автор книги: Валерий Евтушенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц)

   К счастью для поляков, Конецпольский, Лащ и командиры хоругвей, хотя тоже праздновали, но излишествам не предавались и оставались трезвыми, как и их охрана. Им удалось, хотя и с большим трудом, собрать несколько тысяч относительно трезвых жолнеров и с их помощью отразить попытку штурма лагеря, предпринятую Тарасом. К этому времени уже начинался восход солнца и Серко приказал свои людям возвращаться с захваченными трофеями в табор, тем более, что Богун со своими людьми, зайдя в тыл полякам, уже давно захватил почти всю польскую артиллерию, большую часть обоза и несколько конских табунов...

   Станислав Конецпольский в ярости метался у себя в палатке, кусая от злости ус. Лащ стоял у входа, потупив голову, хотя особой вины в происшедшем за собой не чувствовал. Но польный гетман ни в чем его и не обвинял, повторяя время от времени :

   -Пся крев, лайдаки, хлопы, быдло, которых батогами надо было разогнать! И столько наших погибло! Цвет шляхетства! Еще немного и они бы вырезали всех нас! И вся армата досталась этим лайдакам, и обоз! Позор на мои седины!

   Польный гетман не зря выходил из себя. В эту ночь, которую позднее в народе прозвали «Тарасовой ночью», было вырезано около пяти тысяч шляхтичей, в том числе 300 из польской знати. Казаки захватили часть обоза вместе с артиллерией, а также лошадей. В ночь на 20 мая в этой польско-казацкой войне ситуация изменилась кардинальным образом, теперь польному гетману коронному уже рассчитывать на победу не приходилось.

   Воспользовавшись тем, что Конецпольский на какое-то время умолк, переминавшийся с ноги на ногу коронный стражник, осторожно сказал:

   -Ваша светлость, неутешительные новости из окрестных местечек.

   -Что там еще? – насторожился Конецпольский.

   -Местное население поднялось против нас. Везде убивают поляков и жидов. Бунтовщики уничтожили уже несколько наших отрядов фуражиров. Если так пойдет дальше, у нас начнутся проблемы с продовольствием.

   Лащ говорил правду. В окрестностях Переяславля начались выступления крестьян и мещан, на помощь которым Тарас направил несколько запорожских полков. Гнев восставших обрушился в основном на евреев, которых уничтожали тысячами без всякой пощады. Пожар народной войны грозил охватить все южнорусские территории.

   Спустя несколько дней от польских позиций отделился всадник. За ним ехал горнист с белым флагом. Тарас, узнав об этом, приказал Богуну встретить парламентера и доставить его к нему. Парламентер вежливо приподнял шляпу, приветствуя куренного атамана, и представился послом от Конецпольского к гетману Тарасу, ротмистром Хмелецким. Богун не стал завязывать послу глаза– пусть видит казацкую силу, и провел его к Федоровичу.

   Как выяснилось, Хмелецкий привез казацкому гетману предложение о начале переговоров. Посовещавшись с полковниками и старшиной, Тарас ответил согласием.

   Переговоры проходили трудно. Тарас требовал убрать ограничения казацкого реестра, как это было при Сагайдачном, Конецпольский соглашался лишь на увеличение его до восьми тысяч. Причем, кого принимать в казаки, а кому отказывать, должна будет решать специальная комиссия из реестровиков и запорожцев. Поляки требовали также выдачи Тараса Федоровича, но это предложение было сразу отвергнуто.

   Тем не менее, представители реестровой старшины Ильяш Караимович, Роман Пешта, Иван Барабаш и ряд других согласны были на реестр в восемь тысяч человек. Реестровые казаки также поддержали их. В результате, в июне 1630 года было заключено переяславское соглашение, с которым Тарас не согласился и ушел со своими сторонниками на Сечь. С ним вместе на Запорожье возвратился и Иван Серко.

   Часть вторая. Возмужание.

   Глава первая. Домик в дубраве.

   Пока запорожцы вместе с Тарасом возвращались на Сечь, реестровые казаки выбрали себе нового гетмана, Семена Перевязку. Его кандидатуру поддержал и польный гетман коронный Станислав Конецпольский. Перевязка выражал интересы большей части казацкой старшины, тех, кто являлся сторонником переяславского договора. Увеличение реестра до восьми тысяч и гарантирование старинных казацких вольностей их вполне удовлетворяло. Однако, в восстании Тараса, уже получившего в народе прозвище Трясило, участвовало около тридцати тысяч человек и значительно больше из них, чем восемь тысяч, хотели быть зачислены в казацкий реестр. Наряду с этим оказалось, что запорожцы и простой народ, сыгравшие ключевую роль в восстании и фактически одолевшие коронные войска, вообще не получили никакой выгоды от этой победы, плодами ее воспользовалась только верхушка реестрового казачества.

   Укрепившись на Сечи, Трясило начал готовить новое восстание. На Запорожье стали стекаться его сторонники, верные своему гетману и также, как он сам, не приемлющие переяславского договора. Собрав около пяти тысяч казаков, Тарас уже был готов к выступлению, но тут на Запорожье явился Семен Перевязка. Он стал убеждать Трясило и его сторонников не начинать новой войны с Польшей, ссылаясь, в первую очередь, на то, что реестровики вынуждены будут принять сторону коронных войск.

   -А зачем нам братоубийственная война?– с хорошо разыгранной патетикой обращался он к собравшейся сечевой раде.– Неужели мы, дети одной матери, плоть от плоти земли русской, обнажим друг против друга сабли? Не будет ли правильнее объединиться и вместе выступить против басурман?

   Многих запорожцев убедили слова гетмана реестровиков. Даже сам Трясило, после некоторого колебания, согласился временно отказаться от идеи войны с Польшей и совместно с реестровиками выступить против татар, особенно памятуя свою неудачную попытку взять Перекоп.

   Возвратясь к себе, Перевязка стал готовиться к походу вместе с Трясило в Крым, но он не учел изменчивости казацких настроений. Когда сразу после перяславского договора в свои имения, города и местечки начали возвращаться поляки, убежавшие в Польшу во время восстания Тараса, реестровые казаки стали винить гетмана в предательстве их интересов. Понимая, что ему грозит войсковой суд, Семен Перевязка прибегнул к защите Конецпольского , а затем скрылся в Великой Польше, где его уже не могли достать бывшие братья по оружию.

   На его место реестровики выбрали Тимофея Михайловича Орендаренко, бывшего войсковым есаулом при гетмане Тарасе. Он являлся одним из тех, кто подписывал переяславский договор и был противником продолжения смуты и войны с Польшей. Реализуя договоренности Семена Перевязки с Трясило, Орендаренко отправил на Сечь всех реестровых казаков, желавших присоединиться к морскому походу.

   Серко по возвращению на Сечь стал обыкновенным войсковым товарищем, то есть казаком, занимавшим прежде старшинские должности, но в силу тех или иных обстоятельств утративший их. Молодого парня изменение его статуса ничуть не огорчило, тем более, что войсковых товарищей его возраста на Запорожье можно было по пальцам пересчитать. Приготовление к морскому походу он принял без энтузиазма, но не потому, что его перестала увлекать романтика дальних странствий, а потому что последнее время у него все более крепло желание побывать дома, повидаться с родными и близкими.

   Федор Богун, которому он доложил, что намерен уехать в родные края повидаться с родителями, приобнял его за плечи и с теплотой в голосе сказал:

   -Поезжай, сынку! Чай не последний поход, сколько их еще будет. А вот родителей повидать надо.

   Куренной погрустнел, задумчиво глядя куда-то вдаль и Иван догадался. что мысли его витают далеко отсюда– там, где у него остался двенадцатилетний сын, которого Федор не видел уже несколько лет.

   Трое суток спустя Иван был уже далеко от Запорожья, в верховьях Базавлука. Отсюда начинался печально знаменитый Черный шлях, по которому полтора столетия совершали свои набеги на земли Литвы и Польши крымские татары. Этой же, вытоптанной миллионами конских копыт дорогой, почти ежегодно они угоняли в Крым многотысячные полоны из русских, поляков, литвин, молдован. Сейчас, в конце июля, когда стояла удушливая жара, а степь местами полностью выгорела, татарских чамбулов здесь не должно было быть, а встречи с мелкими разъездами конных степняков Серко не особенно опасался. Поэтому он ехал не торопясь, придерживаясь берега Базавлука, где было достаточно и зеленой травы для коня и воды, где в тенистой дубраве можно было переждать пик дневного зноя. Здесь в широкой, привольной степи, пересекавшейся многочисленными речками, речушками и их притоками, водилось множество всевозможной водоплавающей птицы (от гусей до чирков), перепелок, куропаток. Можно было встретить и дроф или дудаков – этих великанов между птицами, размером с крупного индюка и весом пуд с четверью, мясо которых считалось деликатесом у польской знати. Не раз испуганная перепелка вспархивала прямо из-под конских копыт, или дремавший заяц вдруг очумело выскакивал из-за ближайшего куста и мчался куда-то в степь. Водились здесь звери и не столь мирные, как зайцы. Каждую ночь то издали, то вблизи раздавался вой волков или хортов, как их называли в Южной Руси. Правда, звери в эту пору голодными не были и сами избегали встреч с людьми, да, по правде сказать, волков Иван и не боялся...

   Вечерело. Багровый солнечный диск скатился к самому горизонту, от реки уже потянуло вечерней прохладой. В последних лучах заходящего солнца облака окрасились в кроваво-красный цвет, что очень не понравилось Ивану. «Похоже, ночью разразится гроза»– подумал он. Перспектива провести ночь под проливным дождем не прельщала казака, надо было где-то искать укрытие. Приподнявшись в стременах, он стал осматривать степь, но признаков человеческого жилья нигде не обнаружил. « Надо найти какой-нибудь байрак, на дне которого можно будет укрыться хотя бы от ветра»,– решил он, продолжив путь. Действительно, проехав с полверсты, Иван заметил глубокий овраг, поросший густым кустарником. С противоположной стороны к нему примыкала густая дубрава. Иван остановился, раздумывая спускаться в байрак или попытаться укрыться на ночлег в дубраве, когда вдруг в сгущающихся сумерках ему показалось, что где-то там вдалеке среди высоких дубов мелькнул огонек.

   Углубившись в дубраву, он понял, что не ошибся. Свет шел из подслеповатого оконца какого-то здания, стоящего между деревьями. При ближайшем рассмотрении оказалось, что это покосившийся деревянный дом, к которому примыкала какая-то пристройка. На корчму или постоялый двор это здание было мало похоже, так как, во-первых, стояло вдалеке от дорог, а во-вторых, нигде поблизости не было видно не только просторного двора для возов, но даже и обыкновенной коновязи. Между тем, уже стемнело, небо затянуло тучами, на горизонте вовсю бушевали зарницы. Первая крупная капля дождя скатилась по щеке Ивана, за ней другая. Серко спешился и, ведя коня на поводу, подошел к двери. Дубовая дверь, хотя выглядела такой же старой, как и весь дом, оказалась достаточно крепкой. Постучав несколько раз по ней рукояткой нагайки, Иван стал ждать ответа. Прошло несколько минут, когда, наконец, из-за двери глубокий женский голос спросил: « Кто там в такую погоду?»

   -Казак с Луга,– ответил Иван обычным паролем запорожцев.

   Прошло еще несколько минут, дождь усилился. Иван уже хотел было стучать еще раз, когда дверь распахнулась и на пороге появилась высокая женская фигура с факелом в руке.

   Оглядев казака и коня, женщина, лица которой Иван не сумел разглядеть, с едва скрытой насмешкой в голосе сказала:

   -Запорожец, значит. Ладно, ставь коня под навес и заходи в хату.

   -А где тут навес?– не понял Серко.

   -Заверни за дом, увидишь. Там и сено есть – ответила женщина и захлопнула дверь.

   Действительно, завернув за угол дома, Иван увидел там огороженный навес со старой коновязью на десяток лошадей. Приглядевшись он понял, что лошадей здесь не привязывали уже давно. Немного дальше в углу навеса стояла копна сена. Разнуздав и расседлав коня, казак привязал его к коновязи и бросил в кормушку охапку сена. Достав из переметной сумы овес, он отсыпал в кормушку добрых пять фунтов, после чего из другой переметной сумы достал корец горилкы и приличный кусок копченого свиного окорока. Закрыв дверь навеса на засов, Серко отправился в дом. Дождь уже заметно усилился, падая крупными каплями, развесистые молнии перекраивали небо почти каждую секунду, раскаты грома, подобно орудийным залпам, не стихали ни на минуту. Едва Иван успел вскочить в оставшуюся незапертой дверь, как после особенно сильного раската грома, с разверзшихся небес хлынул настоящий водопад.

   Изнутри дом выглядел несколько приличнее, чем снаружи. Прямо из сеней дверь вела в просторный зал, к которому примыкало несколько комнат. В центре зала стоял широкий стол, на котором уже было несколько блюд с закусками. Хозяйка вышла навстречу Ивану, приглашая его к столу. Теперь он ясно сумел рассмотреть ее в свете нескольких ярко горящих свечей. На вид женщине было лет сорок, лицо ее сохранило следы былой красоты, а стройной фигуре с тонкой талией и высокой грудью могла позавидовать не одна Иванова сверстница. Жгучие черные глаза хозяйки этого странного дома, казалось, проникали в самую душу Ивана, как бы намереваясь прочитать все его мысли, но внезапно ожившее подсознание казака выставило мыслеблок, не давая проникнуть в его голову чужому разуму. Обостренным чувством Серко понял, что для женщины это явилось неприятной неожиданностью, она удивленна и растеряна. «Ого, -подумал Иван.– да, похоже, она не из простых, надо будет держать ухо востро!»

   Ужин проходил в молчании. Хозяйка, назвавшаяся Горпыной, не отказалась пригубить чарку горилкы из корца предложенную Серко. Сам он выпил целый ковш, закусывая предложенной гостеприимной хозяйкой едой, состоявшей в основном из нескольких куропаток, грибов,овощей и фруктов. На вопрос о том, давно ли она здесь живет, Горпына дала расплывчатый ответ, из которого Иван понял только, что у нее здесь нечто вроде корчмы. Для себя же он сделал вывод, что здесь разбойники и конокрады, которых немало скитается по степи, прячут угнанных лошадей, чтобы затем их перегнать на Запорожье и выгодно продать.

   После ужина Горпына показала Ивану комнату, в которой он должен был устроиться на ночлег, и ушла, оставив ему в плошке огарок свечи.

   Иван с плошкой в руке внимательно осмотрел комнату, но ничего подозрительного не обнаружил. На двери изнутри имелся засов, который он задвинул, изолировав себя, таким образом, от возможных неожиданностей. Достав из ножен саблю, Иван положил ее на кровать справа от себя и улегся сам, загасив свечу. Войдя в состояние мысленной концентрации, а затем, погрузившись в транс, он как бы отделил свое сознание от тела и мысленно осмотрел весь дом. Не обнаружив никаких признаков присутствия в нем посторонних людей, кроме хозяйки в соседней комнате, он погрузился в сон, однако, как учил его Киритин, оставил в своем мозгу своеобразный бодрствующий маячок, участок мозга, который не спал.

   Сколько прошло времени, когда бодрствующее подсознание, подало ему сигнал к пробуждению, Иван не знал, однако, открыв глаза, понял, что за дверью кто-то возится. Гроза давно прекратилась, и свет полной луны лился в комнату через окошко в задней стене комнаты. Вечером в темноте и блеске молний Иван подумал, что оно закрыто слюдой, но сейчас понял, что окно стеклянное. В свете луны казак ясно рассмотрел, как засов на двери, закрытой им лично вечером, медленно сдвигается в сторону. Нащупав рукоять сабли, Иван с любопытством ожидал, что будет дальше. Засов медленно сдвигался, и он вдруг вспомнил, как год назад таким же образом усилием мысли ему удалось сдвинуть засов на двери турецкой башни.

   Наконец, засов сдвинулся до упора, дверь медленно открылась, но в комнату вне ожидания никто не вошел. Хотя нет, опустив взгляд ниже, Иван увидел огромного черного кота, который неторопливо перебирая лапами, медленно приближался к его кровати. От неожиданности и внезапно охватившего его ужаса, волосы на голове Ивана ощутимо поднялись дыбом. Глаза кота горели зеленым светом, усы топорщились, зубы оскалились, словно, в усмешке. Внезапно кот прыгнул на кровать и, поднявшись на задние ноги, замахнулся передней лапой с длинными острыми когтями, целясь в лицо Ивану. В то же мгновение свистнула казацкая сабля, и быть бы коту без головы, но в последний момент тот сумел увернуться от удара. Только кусочек передней лапы с когтем упал на кровать. Сделав чудовищный прыжок, он с громким душераздирающим «ммяуу» выпрыгнул прямо за дверь, которая так и осталась открытой.

   Достав кресало и трут, Серко высек огонь, зажег огарок свечи и стал внимательно осматривать постель. Искать ему пришлось недолго, в ногах кровати лежал отрубленный окровавленный палец.

   Глава вторая. У чаровницы.

   Подняв палец, Иван внимательно осмотрел его. Палец явно был женским, скорее всего, указательным, но к удивлению казака выглядел так, словно, был пальцем древней старухи, а не молодой сорокалетней женщины. Завернув его в платок и спрятав в карман, Иван , взяв в одну руку плошку, а в другой держа саблю, направился в комнату хозяйки. Как он и ожидал, дверь оказалась открытой, женщина в длинной белой рубахе сидела на кровати, правая рука ее была обмотана тряпкой.

   Когда Серко вошел, она подняла голову и недобро усмехнулась:

   -Что ж, я в твоей власти, можешь меня зарубить!

   -Зачем ты хотела меня убить?– спросил казак.– Разве я тебе сделал что-то плохое?

   -Я потомственная ведьма в десятом поколении,– ответила она с вызовом,– по-другому я поступать не могу. Каждый, кто переступил порог этого дома, обречен...

   -Ну, положим, не каждый,– усмехнулся казак.

   -Да, с тобой ошибка вышла, – не стала спорить ведьма,– слишком поздно я поняла, что ты тоже из наших.

   -Ну, не совсем из ваших, – поправил ее Иван,– положим, я душу нечистому не продавал.

   -Да, тебя учили не колдовству, а чарам, и учитель у тебя был не простой, ой не простой, – согласилась Горпына.

   -А что ты знаешь о моем учителе?– насторожился Иван.

   -Только то, что очевидно, – пожала плечами колдунья,– это аватар кого-то из великих...

   Иван не понял, что она имеет в виду и сменил тему:

   -Так, значит, ты заманиваешь сюда прохожих, потом убиваешь, а коней , деньги и другие вещи продаешь?

   -Если бы все обстояло так, как ты говоришь, не проще ли мне было жить не в гуще дубравы, а у дороги?– с сарказмом в голосе спросила она.– Да, если бы ты не обладал даром, дидька лысого ты бы нашел мой дом.

   -Тогда объясни, что ты здесь делаешь?

   -Я уже давно, очень давно живу здесь и никто сюда ко мне не заглядывал много лет. Я отгородилась от внешнего мира и не хочу больше заниматься тем, что делала когда-то,– неохотно ответила женщина.– Много времени назад я творила зло, но уже давно, много десятков лет никому вреда не причиняю. Живу здесь одна, ловлю рыбу, собираю грибы, ягоды, выращиваю овощи, есть у меня тут неподалеку лан жита, тем и питаюсь. Но вот вчера, черт принес тебя и снова что-то в душе всколыхнулось...

   -Ладно, довольно причитать – сказал казак, опершись на обнаженную саблю,– а мне то, что теперь с тобой прикажешь делать?

   -Теперь я в твоей власти,– безучастно ответила колдунья,– можешь меня зарубить, противиться тебе я не могу.

   -Не хочется что-то убивать тебя, -задумчиво ответил Иван,– не привык я с бабами воевать. Да и ничего плохого ты мне не сделала, не за что мстить тебе. Опять же приютила на ночь...

   -Ну, как знаешь, – с надеждой в голосе сказала колдунья,– одно скажу-подаришь мне жизнь, не пожалеешь.

   -Кстати, возьми свой палец, – достал казак из кармана тряпку, в которую тот был завернут,– может пригодится?

   -Вот спасибо, – оживилась Горпына,– конечно, он и сам отрастет, но так проще.

   Она достала палец из тряпочки, сдернула перевязку с руки и приложила его к обрубку. Спустя несколько минут палец прирос, словно, никогда и не был отрублен. Женщина оглядела его со всех сторон, повернула несколько раз ладонь с растопыренными пальцами и осталась явно довольной.

   -Почему палец выглядел так, будто это палец глубокой старухи?– поинтересовался Иван.– А сейчас он смотрится, как палец молодой женщины.

   -На самом деле я гораздо старше, чем выгляжу, – неохотно ответила Горпына.– Настолько старше, что и говорить об этом не хочу. Отделившись от тела, палец и стал выглядеть так, как должен.

   -Хорошо, не будем об этом,– опять переменил тему Серко,– но вот скажи, ты могла бы меня обучить вот так же сращивать кости. Врачевать раны я и сам немного умею, но срастить кость за считанные мгновения...

   -Ты добрый человек и неиспорченный юнак,– после некоторой паузы сказала колдунья,– я научу тебя не только искусству лечить болезни и сращивать кости. Ты отмечен даром. Да и наставник у тебя был чрезвычайно сильный характерник, он тебя научил гораздо больше того, что я сама умею. Но ты еще будешь долго раскрываться, чтобы постичь все, что можешь постичь. Хотя подтолкнуть твое развитие я могу. Ты уже сейчас готов к постижению искусства создания тульпы. Могу тебя также научить наводить на врагов морок. Но для этого тебе придется задержаться у меня на некоторое время...

   Лукавая улыбка мелькнула на ее красивом лице, но Иван не придал этому значения, ответив, что для обучения этой науки ему никакого времени не жаль.

   -Ну, если не жаль, значит, так тому и быть, -заключила колдунья.

   Следующим утром они встретились за завтраком и к ночному происшествию не возвращались, обмениваясь ничего не значащими фразами. Но немного позднее, когда Иван накормил коня и, стреножив, отпустил пастись на лугу, Горпына сказала:

   -Ну, а теперь, давай приступим к учебе.

   В начале она создала свои шесть одинаковых копий и предложила Ивану определить, где тульпы, а где она. Все шесть были настолько похожи друг на друга, что, если бы не внутреннее зрение, он ни за что не отличил бы настоящей Горпыны от фантомов. Колдунья, довольная произведенным эффектом, стала обучать его, каким образом следует концентрировать мысленную энергию, чтобы получилась настоящая добротная тульпа.

   -Учись, казак,– серьезно говорила колдунья,– искусство создания тульпы может спасти тебя в трудную минуту, особенно, если ты научишься создавать их сразу несколько.

   -А как долго может просуществовать тульпа?– поинтересовался Серко.

   -Тут все зависит от силы чар, то есть, от способности чаривника. Чем подобнее тульпа оригиналу, чем больше у них сходства, тем длительнее и время ее жизни. Но обычно тульпа создается на короткое время, чтобы отвлечь кого-то. Это как бы составная часть искусства морока. Ты отводишь глаза кому-то и одновременно создаешь тульпу, чтобы этот кто-то устремился за ней. Сам же ты остаешься незамеченным там, где находился, и, таким образом, избегаешь опасности.

   Дни шли за днями, Серко, постигая науку чародейства, потерял счет времени. Наконец, наступил тот час, когда он уже сам довольно успешно мог создавать сразу несколько тульп, а также наводить морок. Убедившись, что он освоил ее науку, Горпына заставила его сдать ей практические экзамены, после чего с удовлетворением сказала:

   -Все, Иван. Что ты мог постичь на сегодняшний день, ты постиг, теперь тебе предстоят постоянные тренировки в том, что ты уже умеешь. Конечно, ты можешь остановиться и на том, что можешь делать сейчас, но, если будешь постоянно тренироваться, накапливать и увеличивать резерв мысленной энергии, то сможешь добиться гораздо большего.

   -Чего, например?– заинтересовался Серко.

   -Расстояния перестанут играть для тебя роль, ты сможешь в мгновении ока переместиться, например, из одного края Дикого поля в другой. Сможешь воскрешать умерших, поднимать мертвых и посылать их в бой... Много чего умеет настоящий чародей. Но для этого надо постоянно совершенствовать свои способности.

   -А как я узнаю, что могу перейти на новую ступень постижения чар?– с сомнением в голосе поинтересовался казак.

   -Не беспокойся, в нужное время ты это поймешь,– улыбнулась колдунья.– И ко мне тебе путь не закрыт, всегда буду рада дорогому гостю. И вот, что еще...

   Она сняла с пальца простое на вид кольцо с каким-то камнем странного коричневатого цвета и вручила его Ивану.

   -Носи это кольцо на пальце и не снимай. Кроме тебя, оно никому не будет видно. Если окажешься в трудной ситуации или понадобится моя помощь, поверни кольцо камнем внутрь. А теперь прощай, казак, удачи тебе и счастливого пути. Не забывай старую Солоху!

   -Почему Солоху?– хотел задать вопрос Иван, но оглянувшись по сторонам не увидел ни колдуньи, ни ее дома, ни самой дубравы. Он стоял, держа за повод коня в самом начале Черного шляха у Кичкасова перевоза.

   Глава третья. Боевой гопак.

   Все происшедшее с ним показалось Ивану странным и неестественным. Судя по положению солнца и состоянию травяного покрова степи, продолжался все еще июль, хотя он думал, что пробыл у Горпыны ( или Солохи) дольше, а по всему выходило, что всего несколько дней.

   Но рассуждать о происшедшем с ним не было времени, надо было продолжать прерванный путь. Непосредственно по Черному шляху Иван ехать не стал, забрав левее и углубившись в степь. На второй день пути, он оказался в верховьях Саксагани, откуда уже оставалось полпути от Запорожья до Чигирина, последнего форпоста Речи Посполитой на границах Дикого поля. Спешить Серко было некуда, конь его двигался шагом, изредка переходя на рысь, легкий ветерок холодил спину в легкой рубахе. Покачиваясь в седле, Иван задумался о чем-то своем и не сразу сообразил, что впереди в полуверсте происходит нечто странное. Приподнявшись в стременах, он рассмотрел какой-то блестящий полукруг, вокруг которого крутились и прыгали с кривыми саблями в руках четыре татарина. Стегнув нагайкой коня, Иван пустил его в галоп и через несколько минут понял, что какой-то полуголый человек в малиновых шароварах и красных сапогах танцует, быстро-быстро перебирая ногами, нечто вроде гопака, а блестящий полукруг описывает сабля в его руке. Судя по клоку волос на выбритой загорелой голове, это был запорожец, поэтому Иван сжал острогами бока своего жеребца и буквально пролетел мимо увлекшихся безуспешными попытками пробить защиту запорожца, татар. Свистнула сабля в руке казака и один из них упал на землю с раскроенным черепом. Но и конь Ивана, несущийся в карьер, сумел остановиться, только проскакав еще шагов тридцать. Этого оказалось достаточно для того, чтобы один из нападавших сдернул со спины лук и, сорвавшаяся с тетивы стрела с ястребиным оперением, уже летела теперь прямо в голову казака, в тот момент, когда он развернул коня. Казалось, еще доля секунды и ее острый наконечник вопьется ему прямо в глаз. В этот момент в сознании Ивана, что-то будто щелкнуло и он почувствовал, как время вокруг него, словно, остановилось. Стрела продолжала двигаться, но настолько медленно, что ему не составило труда, протянув руку, выхватить ее прямо из воздуха. В тот же момент время продолжило свой бег, Иван заметил удивленный взгляд татарина, руку, выдергивающую новую стрелу из саадака и, автоматически завладев его сознанием, нанес мощный энергетический удар, парализовав незадачливого лучника. Запорожец, на которого теперь нападали только два противника, вдруг сделал огромный прыжок прямо с места вверх, оказавшись своими ступнями на плечах одного из татар. С этой позиции он нанес страшный удар саблей по шее второго, отделив ему голову от туловища. Затем сделав задний кульбит в воздухе, он разрубил от ключицы до пояса и второго татарина, после чего мягко приземлился на ноги. Так как врагов больше не осталось, он аккуратно вытер окровавленную саблю о халат одного из зарубленных им татар и небрежным жестом бросил ее в ножны, оставляя лежать руку на эфесе и широко расставив ноги. Иван спрыгнул с коня и, ведя его на поводу, подошел к запорожцу, сняв шапку. Увидев хохол на его голове, запорожец улыбнулся и, сняв руку с эфеса сабли, произнес звучным раскатистым баритоном:

   -Благодарю, пан лыцар, за помощь. Один я мог бы и не справиться с этими басурманами.

   Иван внимательно вгляделся в его лицо. Красивым его назвать было нельзя, из-за хрупкого шрама пересекавшего крупный нос. Но лицо запорожца дышало отвагой и неукротимой энергией. Темные, почти черные глаза его, смотрели открыто и дерзко, а мощный торс обвивали тугие веревки мускулов. Видимо, ему было лет тридцать с небольшим, но выглядел он моложаво.

   – Сдается мне, пан лыцарь, – с усмешкой ответил Иван,– что не особенно ты и нуждался в моей помощи. Выстоять против тебя у них не было ни одного шанса. Если бы захотел, то зарубил бы всех четверых так, что и глазом моргнуть не успели бы.

   Запорожец громко захохотал и, подойдя к Ивану, хлопнул его по плечу.

   -Ну, будем знакомы,– сказал он , протягивая крепкую ладонь,– Максим, а прозывают еще Кривоносом, сам понимаешь почему.

   Иван назвал себя и они занялись осмотром трупов. Денег у татар было не очень много, все что нашли, поделили поровну. Потом Кривонос как-то по– особому переливчато свистнул, откуда-то раздался топот копыт и вскоре появился его конь, гнедой красавец. Казаки отловили и татарских коней, убежавших в степь, после чего Иван спросил:

   -А что это за чудный танец ты плясал с саблей в руках, на гопак похоже?

   -Так это и есть боевой гопак,– ответил с гордостью Максим.– Древнее искусство боевого гопака изрядно подзабыто, а когда-то казаки владели им в совершенстве. Говорят, его основы разработал еще первый казацкий атаман Муха.

   -Научишь меня этому искусству? – спросил Иван

   -Конечно, – ответил Кривонос,– дело, в общем, не хитрое. Главное, крепкие ноги иметь и не отрубить себе саблей что-нибудь. А как это ты ухитрился стрелу на лету голой рукой поймать?– в свою очередь поинтересовался он.

   Так они переговаривались еще долго, пока не настало время двигаться дальше.

   -А, кстати, ты Иван, куда путь держишь?– поинтересовался Кривонос.

   -Домой к себе, отца и мать повидать, давно не виделись.

   -А родом откуда?

   – Из Мурафы, что недалеко от Винницы.

   -А я с Ольшанки, что под Черкассами.

   Нельзя сказать, чтобы они были земляками, но здесь, вдали от дома, оба почувствовали себя почти братьями.

   -Так ты тоже , Максим, домой собрался? -спросил Иван.

   -Нет, -тряхнул оселедцем Кривонос, – я в Чигирин еду, там у меня побратим живет, Хмель Богдан, может, слыхал? Сотник реестровиков.

   -Как же не слыхал,– встрепенулся Иван,– в прошлом году под его началом в Крым ходили. Правда, нам с Федором Богуном не повезло, буря поднялась, чайка разбилась, пришлось через Сиваш домой возвращаться. А Хмель тогда Кафу хорошо погромил.