Текст книги "Днем казак, ночью - волк (СИ)"

Автор книги: Валерий Евтушенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)

   Кривонос резко осадил коня.

   -Ты брат что-то путаешь,– сказал он, глядя Ивану в глаза,– это не в прошлом году было, а четыре года назад.

   -Да как так,– тоже остановил своего жеребца Иван, – каких четыре года назад? Это было в прошлом 1629 году от рождества Христова.

   -Да, что с тобой? Опомнись, друже! Сейчас на дворе 1633 год от рождества Христова.

   Серко молча смотрел на Кривоноса и, убедившись, что тот не шутит, обхватил в отчаянии голову руками, воскликнув:

   -Так выходит я у той ведьмы провел целых четыре года?!

   Глава четвертая. Встреча с Хмельницким.

   Поняв, что из его жизни вычеркнуто целых четыре года, Иван впал в настоящий ступор. Теперь в его памяти всплыли слова колдуньи, которым он в то время не придал значения– о том, что для постижения науки чародейства понадобится много времени. Много, он с этим был согласен, но ведь не четыре же года? « Как же так,– повторял он вновь и вновь,– значит, мне уже двадцать четыре, почти четверть века прожил на свете, а и не заметил!»

   Наконец, Кривонос, безмолвно наблюдавший за ним некоторое время, решительно потребовал объяснений. Серко не стал врать новому приятелю и рассказал, что произошло с ним после выезда с Сечи. Когда он дошел в своем рассказе до появления черного кота, Кривонос вдруг рассмеялся своим раскатистым смехом и неожиданно сказал: «Оглянись!» Иван механически выполнил его команду и обернулся, однако, ничего не увидел. Когда, так и не поняв, чего хотел от него Максим, он повернулся к приятелю, то внезапно увидел четырех Кривоносов, стоявших рядом друг с другом. Сообразив, что три из них тульпы , Иван вспомнил, чему его учила колдунья и, сделав защитный пасс руками, уничтожил их.

   Настоящий Кривонос опять захохотал и, хлопнув Ивана по плечу, сказал:

   -Так, значит, и ты школу мадам Солохи заканчивал?

   -А ты откуда ее знаешь? – не смог скрыть своего удивления Серко.

   -Да довелось познакомиться, -ответил Максим, уже серьезным тоном.– Тоже, как ты ехал однажды из Сечи, вот так же гроза стала собираться. Заехал в дубраву, чтобы от дождя укрыться. Ну, а дальше ты все и сам знаешь...

   -И ты тоже там четыре года провел?– все еще недоверчиво спросил Иван.

   -Да, нет, меньше, год или около того. Видимо, Солоха поняла, что не очень– то я к чародейству пригоден. Так, морок могу напустить или тульпу смастерить на ходу. А вот тобой, похоже она всерьез занималась. Да и то сказать, я к ней попал уже в возрасте.

   -Но, почему Солоха? Мне она назвалась Горпыной и только при расставании, сказала, что на самом деле ее зовут Солохой. Я даже и значения этому не придал, думал, послышалось, а вот ты опять ее назвал этим именем.

   – Тут все довольно просто,– стал объяснять Максим.– Не только мы с тобой побывали у нее в гостях. Говорят, еще первый казацкий атаман Муха учился у Солохи, а было это, чтобы не соврать, полтора столетия назад. После него Евстафий Дашкович, Байда Вишневецкий, Северин Наливайко, Конашевич-Сагайдачный – все они обучались у нее чарам. Так вот, еще во времена Мухи она уже была глубокой старухой. Представляешь, как она сейчас должна выглядеть на самом деле? Вот Солоха, чтобы не пугать людей, которые к ней забредают, и принимает облик молодицы Горпыны.

   Потрясенный Серко молчал, переваривая услышанное, а Кривонос, поняв его затаенные мысли, сказал:

   -Не жалей, друже, о тех четырех годах, которые ты считаешь потерянными. Зато ты стал характерником, заговоренным. Ни пуля, ни сабля тебя в бою не возьмет, а сам ты на любого можешь морок напустить или заставить врагов горло друг другу перерезать. Впрочем, в своих приобретенных способностях сам разберешься, у каждого они по– разному проявляются.

   Давно известно, что хорошая беседа сокращает длинный путь. Серко в силу молодости особо рассказывать было нечего, но зато жизнь Кривоноса оказалась насыщенной множеством ярких событий.

   -Ты вот в пятнадцать лет сбежал из дому и с торговым караваном ушел на Дон счастья искать, – говорил он Ивану,– а я в таком же возрасте тоже, пристав к торговому каравану, отправился на Балканы. Дальние страны повидать хотелось, себя показать, ну, как обычно, в таком возрасте бывает. Помню, добрались мы до Адриатики, а там, в Триесте, я с купцами расстался и устроился юнгой на торговый парусник, ходивший под шотландским флагом. Честно говоря, мне крупно повезло, в этот порт корабли заходили не так уж часто. Да и взял меня шкипер к себе только потому, что на них перед этим напали берберийские пираты. Отбиться они отбились, но потеряли половину команды. Короче говоря, взяли меня юнгой, но вкалывал я, как настоящий моряк, хотя и работал только за харчи. Вот так я и оказался в Шотландии.

   Кривонос раскурил трубку, бросил косой взгляд на внимательно слушавшего его Ивана, и продолжал:

   -Шкипер был доволен мною, предложил оставаться у него на шхуне. Чтобы не было лишних вопросов, он выправил мне документы на некоего Мак Кемпбелла, якобы я к клану Кемпбеллов принадлежу, это у них там в Шотландии, как у нас знатный род у поляков. Но меня унылая жизнь торгового матроса привлекала мало. Хотелось битв, сражений, добычи, славы. Ну, вот как-то, когда мы оказались в Портсмуте я увидел эскадру военных кораблей. Тут и слущок прошел между матросами, что это сэр Уолтер Рейли, известный капер, гроза испанцев, готовит поход к Карибам. В портовой таверне я подпоил двух моряков из эскадры сэра Рейли и они меня провели с собой тайком на корабль. Короче, так я оказался в Карибском море, а затем и в числе буканьеров.

   Сообразив, что Ивану не понятно, кто такие буканьеры, он уточнил:

   -Это, почитай, те же запорожцы. Живут на островах, заготавливают мясо быков и коров, их там диких бродит десятки тысяч. Но испанцы стали их преследовать. Буканьеры присмотрели очень удобный для обороны, остров, Тортю называется, по– французски, в качестве своего убежища. Ну, и стали в ответ нападать на испанцев, грабить их галеоны с золотом. К тому времени я уже повзрослел, возмужал и никто мне не давал мои неполных семнадцать лет. Все думали, что мне уже около двадцати. Пристав к буканьерам, я начал вместе с ними пиратствовать. Пират– это джентльмен удачи, игрок со смертью, трусов среди нет, хотя народ отпетый, сплошь головорезы. Через год другой заела меня тоска по дому и, воспользовавшись оказией, я добрался в Англию, а оттуда уже рукой было подать и до Речи Посполитой.

   Кривонос умолк, вглядываясь в даль, где, как ему показалось, мелькнул одинокий всадник. Серко, с его молодыми и более зоркими глазами понял, что это им перебегает дорогу косуля, изредка встречавшаяся в этих местах.

   Воспользовавшись возникшей паузой, он с легкой завистью произнес:

   -Какая удивительная судьба выпала тебе, Максим. Столько повидать других краев, пережить такие приключения. Другому бы на десять жизней хватило.

   Кривонос хмыкнул:

   -Да это еще далеко не все. Вернулся я домой, а было мне тогда лет, почитай, столько, сколько тебе сейчас. Родня обрадовалась. Как водится, тут же мне сосватали дивчину хорошую, мы с ней с самого детства обручены были, сын родился у нас. Но не для меня мирная жизнь хлебороба– гречкосея. Затосковал я по привольной жизни, по удали казацкой, а тут Конашевич войско стал собирать, на Москву идти, ну я и примкнул к запорожцам. Хоть королевичу Владиславу и не удалось достигнуть целей похода, но к казакам он претензий не имел, свою задачу Конашевич выполнил. Вернулся я домой, да и опять на Запорожье попал. А тут Конашевич с Бородавкой кликнули поход под Хотин. Сорок тысяч конных казаков привели они на помощь ляхам, и я там тоже был. Славой себя покрыли в этом сражении запорожцы, да ляхи обманули нас, не заплатили ничего из обещанного жалованья. Вот Марко Жмайло и поднял восстание. Так я и в Куруковской войне поучаствовал. Но в казацкий реестр Дорошенко меня не включил. Что ж было делать, как не возвращаться на Сечь? Но тут узнал я, что началась война Франции, Англии, Голландии против Испании и Австрии. поддерживаемых Речью Посполитой. Французы стали набирать волонтеров, в том числе даже и у нас, правда,тайно. Решил и я тряхнуть стариной, стал наемником и поступил на службу к французскому королю. Но вскоре уже я понял, что войне этой не видно ни конца, ни края, а тут еще и внутри самой Франции смута началась. В войсках дюка Ришелье принимал я участие в осаде и взятии их северного порта Ла-Рошели, а потом мне все это надоело и решил я возвращаться на родину. Вот побывал на Запорожье, а сейчас хочу повидаться с Хмелем. Ходят слухи, что король Владислав собирается выступить на помощь осажденному москалями Смоленску. Реестровиков точно привлекут для участия в этом походе. Может, и я к ним присоединюсь.

   -Какой король Владислав?– с недоумением спросил Серко.– А как же его величество, король Жигмонт Третий?

   -Преставился еще в прошлом году, – перекрестился Кривонос.– В феврале сейм избрал его сына Владислава королем Речи Посполитой.

   – Много же мне еще предстоит узнать, – сокрушенно покачал головой Иван.

   -Это точно!– засмеялся Кривонос, хлопнув его широкой ладонью по спине.

   Хотя у них было по два сменных коня, казаки особенно не торопились, проходя в день не больше тридцати верст. На привалах Серко не только перенимал у Максима приемы боевого гопака, но и пытался усовершенствовать этот смертельный танец, уменьшая по своему желанию вес тела. Наблюдая, как он порхает с двумя саблями в руках, окружив себя полупрозрачным куполом сверкающего металла, Кривонос только завистливо крякал– сам он способностью уменьшать вес тела не владел.

   Но вот, наконец, далеко впереди показалась голубая нить Тясмина.

   -У Хмеля тут хутор, верстах в восьми от Чигирина.– сказал Кривонос.– Он рассказывал, что подарил тот хутор его отцу местный староста за какие-то заслуги. Тут мы его и разыщем.

   Действительно, Хмельницкий оказался у себя на хуторе, называвшемся Субботово. Гостей принял радушно, Кривоноса крепко обнял и они троекратно расцеловались по православному обычаю, Серко он тоже припомнил, как участника совместного похода в Крым.

   За чаркой круто перегнанной оковитой, Богдан подтвердил, что король Владислав 1V действительно готовится к походу на помощь осажденному московскими войсками Смоленску.

   -Наш гетман хочет воспользоваться возможностью показать ляхам казацкую силу и добиться больших льгот и привилегий от нового короля. – говорил чигиринский сотник Кривоносу и его молодому товарищу.– Помимо всех реестровых казаков, он призвал присоединиться к походу и Запорожье. Тысяч двадцать нас, наверно, наберется. Ходят слухи, что сам Орендаренко останется тут, а казаков поведет наказной гетман Дорофей Дорошенко, наш чигиринский полковник.

   -Дорофей справный казак,– пристукнул кружкой по столу Максим,– помню его по походу на Москву, когда отец его еще генеральным есаулом при Сагайдачном был.

   -Да,– согласился Хмельницкий,– лучшей кандидатуры для такого дела и я не вижу.

   В это время в горницу вошла ладная статная молодица– Анна, жена Богдана, дочь славного на Сечи казака Семена Сомка. Поприветствовав гостей, она поднесла обоим по чарке венгерского вина. Бросив взгляд в сторону Богдана, Серко заметил с какой любовью и нежностью он смотрит на свою красавицу– жену, на которой женился всего три года назад. Со слов Кривоноса Иван знал, что у них только недавно родился первенец– Тимофей.

   После ухода Анны прерванный разговор продолжился.

   – Я собственно, затем и приехал к тебе, чтобы принять участие в этом походе под твоим началом, – сказал Кривонос.– Возьмешь в свою сотню?

   -А почему нет?– живо отозвался сотник. – Только я тебя могу записать волонтером. Жалованье платить не будут, а на котловое довольствие поставим. Зато у волонтера все трофеи, доставшиеся в бою – его.

   -Ну, значит по рукам,– сказал Максим.

   Серко, молча слушавший их разговор, неожиданно для самого себя спросил:

   -А меня с собой возьмете?

   Кривонос с удивлением посмотрел на него:

   -Ты же, вроде, домой собирался в Мурафу, родных повидать?

   -Ааа, после похода повидаюсь,– махнул рукой Иван.

   -Люблю друга,– обрадовался Максим, раскрывая ему объятия,– вот это по– нашему, по– казацки.

   Все трое чокнулись и осушили кружки до дна.

   Глава пятая. Покровская гора.

   Как известно, Смоленск, принадлежавший Московскому княжеству с 1514 года, был захвачен поляками в 1611 году после трехлетней осады и присоединен к Великому княжеству Литовскому. Царское правительство никогда не мирилось с утратой этой важнейшей крепости на польско-литовском направлении, но ни дипломатическим, ни военным путем возврата ее добиться не могло.

   В 1632 году умер польский король Сигизмунд III и сейм должен был выбирать его преемника, что у поляков обычно занимало достаточно длительное время. Воспользовавшись бескоролевьем, московский царь Михаил Федорович направил воевод Михаила Борисовича Шеина и Артемия Измайлова для захвата Смоленска, нарушив тем самым Деулинское соглашение, по которому город оставался за Польшей. Но, как говаривал лет за сорок до этого Генрих IV: « Париж стоит мессы» и грех было не воспользоваться подвернувшейся так удачно возможностью отобрать назад у поляков эту важнейшую для государства крепость.

   5 декабря 1632 года 24– тысячное русское войско подошло к стенам города и, разгромив 8 -тысячный отряд смоленского воеводы Гонсевского, осадило Смоленск. Хотя польский гарнизон во главе с Соколинским и Воеводским насчитывал не более 3000 человек, зимняя осада города оказалась неудачной.

   В мае и июне Шеин несколько предпринимал штурм города, но безрезультатно. К этому времени численность его войск несколько уменьшилась, так как часть служилых людей ушла в южные районы государства для отражения набега крымского хана, а также запорожских казаков в московские пределы. Вместе с дезертирами армия Шеина уменьшилась на 9 тысяч, хотя боевые потери составили всего несколько десятков человек.

   Тем не менее, даже и с оставшимися силами Шеин мог бы овладеть городом, но к этому времени польским королем уже был избран старший сын Сигизмунда 111 Владислав IV. В августе 1633 года его армия, насчитывавшая 15 тысяч человек, быстрым маршем подошла к Красному, где соединилась с Гонсевским и Великим князем и гетманом Литовским воеводой Виленским Янушем Радзивиллом. Их объединенные силы достигли 23 тысяч человек. Одновременно с королем наказной гетман реестровиков Дорофей Дорошенко привел к городу 20 тысяч казаков, больше половины из которых составляли запорожцы. Еще раньше, в начале июня, пятитысячный отряд казацкого полковника Якова Острянина вместе с войском Иеремии Вишневецкого стал вести наступательные боевые действия в районе Путивля и Севска, а крымский хан по Изюмскому шляху прорвался к самой Москве.

   В описываемое время Смоленск занимал левый, высокий берег Днепра, протекающего здесь с востока на запад, и представлял собой пентаграмму, составленную из крепостных стен. Местность в самой крепости и за ее пределами пересечена несколькими притоками Днепра. Высокие межречные увалы, холмы и мысы образуют так называемы горы ( на самом деле, холмы высотой в сотню метров). Принято считать, что Смоленск стоит на семи холмах, но нынешнее Заднепровье ( северная часть города) в то время заселено не было. Господствующей высотой там была Покровская гора, на которой занял позиции солдатский полк численностью 1300 человек. Для связи с ним через Днепр было построено два моста. Основные же силы воеводы Шеина охватили Смоленск с юго-востока, прикрывая и юго-западное направление со стороны Красного по речке Ясменная, где оборонялся князь Прозоровский. С этого направления Великий гетман Литовский князь Радзивил и воевода Гонсевский до подхода королевских войск безуспешно пытались несколько раз деблокировать город.

   В Красное, отстоящее от Смоленска на расстоянии сорока верст, король Владислав подошел 22 августа. Теперь объединенные польско-литовские войска получили возможность приблизиться непосредственно к линии обороны воеводы Шеина по речке Ясменной.

   25 августа король в окружении свиты вельмож и казацких старшин проводил рекогносцировку местности. Сам он и Януш Радзивилл наблюдали за позициями Шеина в подзорные трубы, казаки– по своему обычаю из-под ладони.

   -Действительно, позиция противника здесь сильная,– вынужден был признать король,– но прорвать их крайне необходимо. Гарнизон крепости держится из последних сил.

   -Неделю назад мы уже атаковали с этой стороны,– сказал Радзивилл. опуская подзорную трубу,– пытались выманить москалей в поле, где могла бы развернуться панцирная кавалерия, но у них тут сильная артиллерия, правда, их рейтар нам удалось немного потрепать, да что толку... ( в этом бою погиб ротмистр рейтар Джордж Лермонт– прапрадед М.Ю. Лермонтова– прим.мое)

   -Да, но сейчас у нас достаточно пехоты,– заметил Владислав,– мы можем начать штурм снова и добиться успеха.

   Литовский гетман покачал головой:

   -Если мы их не выманим в поле, то штурм обречен на провал, только людей зря положим.

   -Хорошо,– ледяным тоном, поджав тонкие губы, произнес король,– в таком случае, панове, какие будут предложения? Он окинул свою свиту надменным взглядом.

   Гонсевский промолчал, так как был согласен с Радзивиллом. Польские военачальники не хотели спорить с королем.

   Не дождавшись ответа, Владислав окинул взглядом группу казаков, стоявших несколько в стороне.

   -А что думают, панове казаки, откуда начинать штурм?– внезапно задал он вопрос Дорошенко. Тот, видимо, не ожидал, что король снизойдет к его мнению, поэтому в первую секунду смешался. Стоявший рядом вместе с Зацвилиховским, Караимовичем, Барабашем, Филоненко и другими старшинами, Хмельницкий, бросив вопросительный взгляд на Дорошенко и, получив молчаливое разрешение говорить, смело шагнул вперед.

   -Если его королевская милость позволит?– начал он, глядя королю в глаза.

   Тот милостиво кивнул и Богдан уже более уверенно продолжил:

   -Конечно, когда другого выхода нет, то для спасения осажденных можно пойти и на штурм сильно укрепленных позиций.

   Он сделал паузу, следя краем глаза за реакцией короля. Тот приосанился и тонкая улыбка коснулась его губ. Богдан перевел взгляд на Радзивилла и заметил, как тот недовольно нахмурился.

   -Но ведь прав и его княжеская милость– при общем штурме большие потери неизбежны.

   Теперь уже и Радзивилл, и король вопросительно посмотрели в его сторону.

   -Сейчас важнейшая задача– помочь осажденным провиантом и боеприпасами. А для этого, думаю, лучше всего начать штурм Покровской горы.

   Он указал рукой на ту сторону Днепра, где вдали за стенами Смоленска темнела возвышенность.

   -Там, насколько можно судить, войск немного, да и позиции с виду слабые. Захватив эту возвышенность, можно наладить прямую связь с осажденными через Днепр, а уже потом решать, как лучше и с меньшими потерями разбить москалей. Даже, если взять высоту штурмом и не удастся, то уж в любом случае во время завязавшегося боя подкрепления в Смоленск переправить через Днепр будет несложно

   Казак умолк. Король и князь приставили к глазам подзорные трубы и стали внимательно разглядывать Покровскую гору.

   -А, что,– сказал Радзивилл, опуская трубу, – совет казака может быть дельный. Мы ведь уже с месяц назад через эту гору переправляли подкрепления в Смоленск, но потом Шеин усилил в том месте оборону и мы лишились возможности связаться с осажденным гарнизоном. Ты, кто будешь, пан казак?– обратился он к Богдану.

   -Сотник Чигиринского полка Хмельницкий, ясновельможный князь,– ответил Хмельницкий.

   -Видно, ты опытен в военном деле, пан сотник,– с одобрением заметил князь,– пожалуй, взяв Покровскую гору, можно решить судьбу всей кампании.

   Король, внимательно выслушавший Януша Радзивилла, который уже тогда был всем известен, как выдающийся военачальник, обвел требовательным взглядом свиту. Дорошенко, Зацвилиховский, Караимович и другие казаки кивали головами, молча соглашаясь с Хмельницким и князем. Поляки, не желая противоречить Владиславу, сохраняли непроницаемое выражение на лицах.

   -Если других мнений нет, -подвел итог король,– принимаем вариант, предложенный паном Хмельницким. Детали операции обсудим сегодня на военном совете.

   На военном совете Хмельницкий, как и другие сотники, в силу малозначительности своей должности, не присутствовал. Позднее он узнал, как проходил совет от Дорошенко. Князь Радзивилл предлагал атаковать позиции Шеина на Покровской горе одновременно с востока и запада, бросив на штурм 16 тысяч польских солдат и десять тысяч казаков в пешем строю. Но король поддержал план польских военачальников, предложивших одновременно наступать на позиции московских войск по обеим сторонам Днепра. После долгих дебатов было решено для штурма Покровской горы выделить только 8 тысяч польско-литовских войск, а казаков использовать для атаки на войска Шеина, осаждающие Смоленск с юго-востока.

   28 августа с утра начался штурм. Поляки не учли, что Покровскую гору оборонял один из полков иноземного строя, начавшихся создаваться в Москве. Точнее, это был солдатский инженерный полк, явление новое в вооруженных силах государств того времени. Командовавший им полковник Юрий Матейсон, хорошо разбиравшийся в фортификационном искусстве, оборудовал глубоко эшелонированную оборону, опоясав гору тремя рядами траншей. Позиции для орудий он выбрал ближе к вершине горы, откуда все предполье просматривалось, как на ладони. В результате, после нескольких неудачных атак, полякам и литовцам под губительным орудийным огнем удалось все же ворваться в первую линию траншей, которая оказалась пустой, но зато заминированной. Взрывы произошли одновременно во всей траншее, унося жизни нескольких сотен солдат. Оборонявшие же гору 1202 рядовых солдат и 82 командира разных степеней людских потерь не понесли. После этого король, наблюдавший за штурмом, приказал трубить отступление, но одна из важных задач, стоявших перед королевскими войсками, все же оказалась выполненной– в Смоленск через Днепр удалось переправить существенное подкрепление людьми, а также провиант и боеприпасы.

   На состоявшемся вскоре военном совете кое-кто из польских военачальников попытался бросить упрек в адрес чигиринского сотника, предложившего штурмовать Покровскую гору, но король такие попытки резко пресек.

   -Пан казацкий сотник высказал дельное предложение,– заметил он,– а то, что прошлый военный совет не прислушался к мнению Великого князя Литовского и воеводы Виленского о том, какими силами следует было идти на штурм Покровской горы, это уже не его вина.

   Хмельницкий и в этот раз на военном совете не присутствовал. Он вместе с Серко и Кривоносом, подобравшись на расстояние ружейного выстрела к позициям Матейсона, внимательно рассматривали линию укреплений, возведенных полковником у подножия Покровской горы.

   -Эти позиции взять, конечно, можно,– заметил Кривонос,– но ценой гибели нескольких тысяч солдат. Обратите внимание, как расположены траншеи: в три ряда одна выше другой, что позволяет вести из них огонь всем сразу. А еще выше гора опоясана орудиями, спрятанными за мощными брустверами. Чтобы их достать, нужна осадная артиллерия, а у нас ее нет.

   -Оно так,– согласился Богдан,– но со стороны реки траншей нет.

   -А на кой ляд они там нужны?– хмыкнул Кривонос. – По Днепру на лодках туда не подберешься, потопят, а вплавь большими силами тоже не подплывешь. Так, на всякий случай часовых, видимо, выставляют вдоль берега.

   Серко о чем-то задумался, не принимая участие в разговоре, затем спросил:

   -Но ведь для такого количества орудий им нужны огромные запасы пороха. Интересно, где они его держат?

   Хмельницкий и Кривонос внимательно посмотрели на него. Богдан задумчиво произнес:

   -Узнать, где у них крюйт -камера не сложно, да вот, как ты к ним в лагерь проберешься. Дело-то смертельно опасное.

   Кривонос, переглянувшись с Иваном, усмехнулся:

   -Пробраться туда дело не сложное. Сложнее после взрыва крюйт-камеры самим уцелеть.

   -Все равно сначала надо выяснить, где у них пороховой склад,– не стал спорить Хмельницкий.– Пока этого не узнаем, о дальнейшем рано думать.

   На следующий день на рассвете Серко и Кривонос опять скрытно подобрались к позициям полка Матейсона и, вырыв небольшой окопчик, укрылись в нем. Выждав немного времени, они сконцентрировали свое внимание на поле перед траншеями, где внезапно, будто из-под земли возникли фигуры человек десяти казаков, бегущих в направлении укреплений. Когда оттуда раздались ружейные выстрелы, тульпы исчезли, но тут же появились в другом месте. Так, то исчезая, то появляясь, тульпы серыми тенями метались по полю несколько минут. Артиллерийские командиры, видимо, решив, что готовится новый штурм, открыли огонь по предполью. Именно это и нужно было Кривоносу и Серко, которые заметили, откуда солдаты подносят пороховые заряды. Оказалось, что крюйт– камеру Матейсон оборудовал выше линии орудий ближе к вершине Покровской горы, но со стороны Днепра.

   -Умно,– одобрительно заметил Кривонос,– солдаты меньше устают, спуская вниз пороховые заряды. А то, что вход в хранилище пороха находится со стороны реки, предохраняет склад от случайного попадания в него снаряда.

   -Вопрос только в том,– озабоченно сказал Иван,– закрывают ли они дверь крюйт-камеры на запоры или оставляют открытой?

   -Даа,– озадаченно почесал затылок Максим,– это вопрос, так вопрос. Если там, на дверях, пудовый замок, дидька лысого мы его откроем. Хотя, судя по всему, там просто выставлен часовой. Закрывать пороховой склад на замок опасно, ненароком ключ потеряешь, что будешь делать? Значит, в худшем случае на засов закрывают.

   -Ну, дай Бог, чтобы оно так и было,– все еще сомневался Серко. – Пора докладывать о нашем плане Хмелю.

   Глава шестая. Взрыв в ночи.

   -А вы уверены, что сумеете проникнуть в охраняемый лагерь, пройти через всех часовых, взорвать пороховой склад и остаться при этом в живых? Вы что заговоренные?– жестко спросил Хмельницкий, выслушав план, предложенный обоими приятелями.

   -Беллона часто помогает дерзким и отважным, а казак не без доли, – тряхнул оселедцем Максим.– Сам знаешь, что не раз так бывало, когда на первый взгляд, самые безумные предприятия, заканчивались полным успехом.

   Хмельницкий молча покусывал ус.

   -Да меня же на смех поднимут все, когда я предложу своей сотней штурмовать позиции, которые не смогли взять приступом восемь тысяч отборных жолнеров?– наконец, почти выкрикнул он.– Да меня же сочтут за безумца!

   -Так пусть тебе в помощь дадут два– три полка, если твоей сотни мало, мы не против, – захохотал Кривонос.

   -Да ты хоть понимаешь, что мне грозит военно-полевой суд и расстрел, если я без приказа подниму свою сотню и прикажу казакам имитировать штурм вражеских позиций. Противник ответит огнем, и не только ружейным, но и пушечным, поднимется волнение и в нашем лагере, дойдет до короля...

   -Ладно, мы поняли,– недобро усмехнулся Максим,– обабился ты, Хмель на ляшской службе. Пошли Иван, чего уж там.

   Обескураженный Серко вышел вслед за Кривоносом. С одной стороны, он понимал сложное положение, в котором оказался Хмельницкий, но с другой, весь их замысел был основан на том, чтобы скрытно, Днепром, подобраться к Покровской горе именно в то время, когда все внимание противника будет отвлечено на имитацию штурма укреплений, предпринятую сотней Хмельницкого. Казакам не было нужды врываться в траншеи, достаточно было полчаса пострелять из ружей с дальних позиций. Отказ Хмельницкого поддержать их, неимоверно усложнял выполнение задуманного.

   -А еще побратим называется,– бушевал Кривонос по дороге.– Засмеют, безумцем сочтут, суду предадут! Совсем бабой стал, трясця его матери! Забыл, что победителей не судят.

   -Ладно,– повернулся он к Ивану,– пойдем готовиться к ночи. Нам, собственно, много и не надо: кресало, кремень, добрый трут, да метра три фитиля.

   Внезапно, глянув на Серко, он с подозрением спросил:

   -А ты, часом, не того? Может, тоже хочешь жить вечно?

   Иван в ответ только молча пожал плечами.

   Наступление ночи приятели встретили в прибрежном лозняке. Максимально приблизившись к первой линии траншей, заканчивающейся у самого берега, они стали дожидаться полночи. Время тянулось медленно, в лозняке не смолкал писк комаров, где-то у берега играла рыба, которой в те времена в Днепре было огромное количество. Как назло, на темном бархате ночного небосвода, усыпанном яркими звездами, светила полная луна. Все вокруг до самой вершины горы было видно, как на ладони. Солдаты наверху еще не ложились спать, сюда к реке доносились обрывки разговоров, смех, окрики часовых. Наконец, все звуки постепенно стали затихать. Близилась полночь, в лагере московитов воцарился Морфей.

   Прошло еще часа два. К счастью, легкие облака скрыли луну, которая уже скатилась к горизонту.

   -Пора,– сказал Кривонос, глянув на небо– Воз перевернулся, дело близится к рассвету. Казаки зашли в воду и медленно поплыли в сторону траншей. Там они, стоя по горло в воде, попытались определить, где находятся часовые. Серко сосредоточился, сконцентрировав всю свою мысленную энергию на том, чтобы разглядеть позиции солдат Майтенсона и закрыл глаза. Внезапно у него в центральной части лба , словно, открылся третий глаз и пробудилось какое-то второе зрение. В зеленоватом, струящемся свете, вдруг разлившемся вокруг, Иван отчетливо видел все пространство от берега до самой вершины горы. К его неудовольствию, оказалось, что ночью вдоль берега патрулируют парные часовые, причем на расстоянии прямой видимости друг от друга. Более того, метрах в ста пятидесяти дальше за линией этих часовых перемещается еще пара других.

   -Ну и как поступим? -спросил Серко, немного растерянно, поделившись с Кривоносом увиденной картиной.– Справиться с двумя первыми несложно, а как быть с теми?

   Вместо ответа Максим очень замысловато и нелестно отозвался в адрес «обабившегося» Хмеля. Действительно, если бы в предполье поднялась стрельба, внимание часовых было бы отвлечено. Можно было бы незаметно подобраться к берегу, а так каждый шорох и плеск воды разносился далеко и был слышен часовым.

   В этот драматичный момент, грозивший провалом всего плана, вдруг в предполье началась густая оружейная стрельба. Московский лагерь буквально через минуту уже был на ногах. Солдаты из траншей открыли ответный огонь, стреляя наугад в темноту, у орудий засуетились канониры. Паники и излишней суеты не было, но вторая линия часовых переместилась в сторону траншей, а та пара, что патрулировала берег, спустилась почти к самому Днепру. Это и нужно было Ивану. Оставаясь в воде, он шагов с двадцати, максимально сконцентрировался и завладел сознанием обоих часовых, мгновенно отключив его. Оба в беспамятстве свалились у самой воды. Серко и Кривонос быстро подобрались к ним, стянули с обоих головные уборы, кафтаны, брюки. Сапоги решили оставить свои, так было удобнее идти. Спустя минуту они уже, не спеша удалялись от берега, с фузеями на плечах.