Текст книги "Царь грозной Руси"

Автор книги: Валерий Шамбаров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 38 (всего у книги 42 страниц)

Главной базой пиратов стал Плимут. Огромная гавань была переполнена кораблями. На разбойном промысле кормились сотни комиссионеров, перекупщиков, содержателей притонов. Склады были забиты ценными товарами. Вблизи порта можно было купить по дешевке кольца, вырванные из ушей серьги, бархатные и шелковые платья со следами крови. Разрослись кварталы злачных заведений, где реками лилось спиртное, шла игра в карты и кости, предлагались девки всех возрастов и цветов кожи, помогая «джентльменам удачи» спустить награбленное. А в Дувре действовал рынок, где торговали испанцами. За хорошо одетого дворянина платили до 100 фунтов – чтобы взять за него выкуп.

Самые удачливые предводители становились национальными героями. Джон Хокинс разбогател на работорговле, перешел на пиратство, стал членом парламента и казначеем королевского флота. Его сын Ричард разграбил г. Вальпараисо. Родственник Хокинса Френсис Дрейк тоже торговал невольниками, разбойничал в Вест-Индии. В 1577 г. он возглавил эскадру из нескольких кораблей. В пайщиках предприятия состояла сама Елизавета. Через Магелланов пролив Дрейк прошел в Тихий океан, где пираты раньше не появлялись, и испанцы плавали беспечно. Напал на Панаму, ограбив ценностей на 600 тыс. фунтов. Захватил десятки судов. Дрейк слыл «добрым» пиратом – экипажи и пассажиров не резал, корабли не топил. Рубил у них мачты и пускал неуправляемыми по воле волн. Сами погибнут в шторме или перемрут от голода. В Англию он вернулся богачом, удостоился чрезвычайных почестей.

А молодого пирата Уолтера Рэли, совершившего два рейда в Вест-Индию, увядающая Елизавета сделала своим фаворитом, осыпала наградами. Поручила ему организовать первую британскую колонию в Северной Америке. Но в XVI в. этого сделать еще не удалось, а пока Рэли плавал, его вытеснил из королевской постели граф Эссекс. Вернувшегося соперника он оклеветал и упрятал в тюрьму. Всего же за время правления Елизаветы пираты принесли королевству доход в 12 млн. фунтов стерлингов.

Нетрудно понять, что бандитизм на морях не мог понравиться другим державам, чьи владения и корабли подвергались ударам. А Англию и без того не обходили вниманием могущественные враги, Испания и Рим. Сохранялись планы вернуть страну в лоно католицизма, предполагалось освободить и возвести на трон Марию Стюарт, разогнать свору «новых людей», захвативших власть, пресечь пиратство. Благо недовольных в Британии хватало. Не без помощи иностранных шпионов один за другим возникали заговоры Ридольфи, Трокмортона, Бабингтона.

Но ценнейшей опорой Елизаветы в данном отношении оказался один из ее советников, министр иностранных дел Уолсингем. Сферы его компетенции отнюдь не ограничивались дипломатией. Он создал лучшую в тогдашнем мире систему разведки, которая успешно противостояла даже иезуитам. Он имел своих агентов при различных европейских дворах, в церковных, деловых кругах, и обо всех заговорах узнавал, когда они только начинали формироваться. Брал их «под колпак», позволял расти – чтобы проявились и втянулись скрытые оппозиционеры. А потом всех брали. Заодно и казну пополняли конфискациями.

Судьба заговорщиков была различной, в зависимости от их персонального положения, политической ситуации. Ридольфи, обосновавшемуся в Англии флорентийскому банкиру, позволили откупиться. В заговоре Трокмортона казнили руководителей, а остальные отделались заключением и выкупами. А Бабингтона со всеми соучастниками истерзали пытками и подвергли «квалифицированной казни». С чрезвычайной жестокостью было подавлено и несколько католических восстаний в Ирландии – для этого использовали пиратов и добровольцев, а расплачивались с ними землями, которые они сами «очищали» от ирландцев. Уцелевших местных жителей отдавали в рабство новым землевладельцам.

Ради собственного процветания Англия умело паразитировала на бедах других держав. Поддерживала гугенотов, голландцев. Потеря русскими Нарвы стала для британцев настоящим подарком, можно было поднять цены. Английские пираты установили отличные отношения с североафриканскими «коллегами», через них началось сближение с Османской империей. Взятие турками Кипра подорвало торговлю венецианцев на Ближнем Востоке, и британцы тут же постарались занять их место. В 1580 г. они предложили свою «дружбу» султану, заключили с ним договор, получив гораздо большие льготы и привилегии, чем в России, и в дополнение к Московской была создана еще одна крупная купеческая компания, Левантийская.

Однако «процветание» вовсе не распространялось на простонародье – поденщиков, батраков, подмастерий. Как писал английский мыслитель У. Гаррисон, «они не имеют ни голоса ни власти в государстве, ими управляют, и не им управлять другими». Катились новые волны «огораживаний». И если пиратов производили в рыцарское достоинство, то нищих, бродяг, мелких воришек без разговоров отправляли на виселицы. Всего в правление Елизаветы было казнено 90 тыс. человек. В десятки раз больше, чем при Марии Кровавой, но Елизавету «кровавой» никто не назвал. Угодила тем, кто определял «общественное мнение».

Германский император Рудольф II взял в это время курс на сближение с Испанией и Римом. Его советниками стали мадридские дипломаты и иезуиты. А столицу он перенес из захудалой Вены в богатую и красивую Прагу. Но в Чехии было свое правительство, органы самоуправления, и начались конфликты с имперской администрацией, пытающейся перехватить их права. А под эгидой тех же самоуправлений весьма вольно чувствовали себя реформаты. Они набрали в Чехии значительный вес, расплодились секты наподобие радикальных «чешских братьев». Рудольф стал снимать протестантов со всех постов, ставить ярых католиков, развернул гонения на сектантов. Но его попытки укрепить свою власть и религиозная политика тут же создали ему оппозицию внутри империи. Князья и города озаботились, зашумели о наступлении на «исконные права». И ни о какой поддержке императора больше речи не было. А уж выступать против турок ему было и подавно не с руки – под влиянием своих советников он взялся помогать Филиппу II в другой войне, в Нидерландах.

Там обстановка оставалась напряженной. Мягкое правление эрцгерцога Альберта дало только отрицательные результаты. Испанцы опять перешли к «жесткому». В Нидерланды был направлен полководец Хуан Австрийский, возобновились бои. Кстати, о какой-либо национально-освободительной борьбе говорить не приходилось, благородных Тилей Уленшпигелей, у которых «пепел Клааса стучал в сердце», придумали пропагандисты. За прибыли и «свободы» боролись купцы и ростовщики, а народу дурили головы. Вильгельм Оранский вовсю торговал страной, заключил тайные договоры с Англией, пообещав отдать ей Голландию и Зеландию, и с Францией, пообещав ей Артуа и Фландрию.

Когда испанцы осадили Брюссель, другие города ему не помогли – он был для них конкурентом. Когда обложили Антверпен, произошло то же самое. Купцы из Амстердама не только сорвали попытки выручить город, а даже содействовали противнику, поставляли снабжение. Антверпен был взят, разграблен, при штурме истребили 8 тыс. жителей. Зато главный конкурент Амстердама больше не мог с ним соперничать, надолго выбыл из игры. А Оранский использовал трагедию Антверпена для «патриотической» агитации, чтобы сплотить всех нидерландцев против Испании. Благодяря этому в 1576 г. было заключено «Гентское умиротворение» – объединились как протестантские, так и католические провинции.

Хуан Австрийский докладывал королю, что военные действия в Нидерландах неэффективны, поскольку главные корни мятежа находятся в Англии. Он разработал планы высадки на Британские острова, начал готовить десантную операцию, но в 1578 г. скончался. Вроде бы от тифа. Кто знает, может и вправду от тифа? После него Филипп II назначил наместником герцога Фарнезе, как военачальника, так и хитрого дипломата. И Фарнезе сделал блестящий ход. Сумел разузнать и довел до сведения южных провинций, что Оранский собирается отдать их Франции. Жители Фландрии и Артуа пришли в ужас. Попасть под власть сумасбродных извращенцев Генриха III и Екатерины Медичи никому не хотелось. И южные провинции сформировали Аррасскую унию, признавшую владычество испанского короля. Но северные провинции, Голландия, Зеландия, Утрехт и Фрисландия, объединились в Утрехтскую унию и провозгласили суверенитет.

Испания одержала и другой важный успех. Ее соседка Португалия к концу XVI в. попросту надорвалась. Она раскидала своих воинов и моряков по всему миру. Платили им мало, они служили спустя рукава, дезертировали, уходили в пираты. Однако королю Себастьяну I огромных владений все еще казалось мало, он решил захватить Марокко. В 1578 г. высадился с 20-тысячной армией на африканском берегу, но в битве при Альквасарквивире его разгромили наголову. Полегло 8 тыс. воинов и сам монарх. И тут-то Филипп II вспомнил о своем родстве с португальскими королями, о том, что его первая жена была португальской принцессой, и предъявил права на престол.

Соседи от такой перспективы были не в восторге, вздумали воспротивиться. Но куда там! В 1580 г. король дал команду, и оказалось достаточно одного броска армии герцога Альбы на Лиссабон. Филипп получил и Португалию, и ее колонии. Но все эти непрерывные войны постепенно истощали и Испанию, подтачивали ее могущество. А в выигрыше оказывались опять не испанцы. Хотя, вроде бы, прежние торгаши, нидерландцы, уже отпали, их место подсуетились захватить генуэзцы. Прибрали под свой контроль испанскую торговлю, финансы и гребли прибыли – разумеется, не в королевский карман, а в свои.

В Нидерландах Мадриду попытались помочь иезуиты. В 1584 г. они организовали убийство Вильгельма Оранского. Но и это не изменило ситуацию. Местные олигархи пригласили на пост штатгальтера английского графа Лестера. Он был не только могущественным вельможей при британском дворе, но и фаворитом королевы. И даже не просто фаворитом, а неофициально был признан ее мужем (для чего спровадил на тот свет собственную жену) [80]. Видимо, столь высокое положение и подвело его. В Нидерландах он пытался вести себя как настоящий монарх, запретил купцам торговать с противником и союзниками Испании. Тут он ошибся. Правитель, способный запрещать наживаться, делягам совсем не подходил. Его немедленно выпроводили вон. А штатгальтером взяли Морица Оранского, который прекрасно командовал войсками и не лез в вопросы, его не касающиеся.

Ну а на других континентах тем временем исподволь, потихонечку, создавались подходящие условия для дальнейшей европейской экспансии. В Китае иезуит Маттео Риччи обнаружил, что христианское учение совершенно не интересует местных жителей. Но он освоил их язык, философию и прикинулся поклонником Конфуция. Попал ко двору императора, предложив организовать техническую помощь. А своим собратьям дал знать, чтобы присылали иезуитов-специалистов: механиков, инженеров, медиков, астрономов. Они стали внедряться среди китайской интеллигенции, выбивались в придворные советники. Обойдется это китайцам очень дорого. Вскоре возникнут оппозиционные группировки, ориентирующиеся на «западные образцы» и «реформы». Через полвека империя Мин рухнет в междоусобицах и будет завоевана маньчжурами. А европейцы примут сторону завоевателей, чтобы утвердиться самим, и советниками у маньчжурских императоров снова станут иезуиты.

В другой империи, Эфиопии, португальцы помогли христианским властителям против мусульман, предоставили пушки. А за это здешние монархи согласились на «пустяковую» ответную услугу, пустили в страну миссионеров-иезуитов. Они начали обращать в католицизм христиан-коптов… Через несколько десятилетий это тоже приведет к гражданским войнам и распаду империи. Недолгим будет век и «европеизированного» царства в Конго. Черные герцоги и бароны, чтобы оплатить «просвещение» и модные платья своих герцогинь с баронессами, будут вести непрестанные войны, захватывая рабов. На них ополчатся все соседи. А европейцы возьмутся им помогать точно на таких же условиях, как и Конго: платите невольниками и примите миссионеров. Царство разгромят, и «просвещенные» герцоги с баронессами поедут в трюмах кораблей на плантации вместе с непросвещенными подданными. В индийскую империю Великих Моголов западные советники и проповедники начнут внедряться попозже, в XVII в. Она и продержится подольше, до 1803 г.

В Японии европейцы (японцы называли их «южные варвары») таким же образом старались играть на поддержке оппозиционных феодалов, сепаратистов. Объединитель государства Ода Нобунанга в 1582 г. был убит заговорщиками. Но его преемник Хидэеси продолжил курс на централизацию и укрепление власти. Иезуитов он выгнал, поняв, что дело это не религиозное, а политическое. А следующие правители, сегуны из династии Токугава, вообще закроют Японию для европейцев.

56. О ПАПАХ И ВОЛКАХ

Иезуит Поссевино, приехавший в Москву после заключения перемирия, застал весь двор в трауре по царскому сыну. Сам Иван Васильевич выглядел подавленным, очень усталым. Для папского посланца это показалось благоприятным – ну а как же, католическая церковь в его лице «поддержит», утешит. Иезуиты хорошо умели вести психологическую обработку, специально обучались этому. Свою роль в переговорах с поляками Поссевино, конечно, превознес до небес. Изображал, будто он один своими стараниями помог добиться мира. И иезуит, потирая руки в радостном предвкушении, намекнул, что теперь-то пора заняться обсуждением других дел. Но его ждало немалое разочарование. Царь и бояре, поблагодарив его за услуги, выразили крайнее удивление. Дескать, папских дипломатов приглашали только для посредничества, и ни для чего более. Какие же могут быть другие дела?

Союз против турок с Испанией, Францией, императором? Очень хорошо. Пускай эти государства присылают своих послов, с ними и будет разговор. Дозволить венецианцам свободно торговать в России и строить храмы? Они и так торгуют, исповедовать свою религию им никто не запрещает. Но строить католические храмы на русской земле нельзя, и впредь такого разрешения не будет. А относительно главного вопроса, об унии, Иван Грозный развел руками. Сказал, что в возрасте за пятьдесят поздно менять веру, и папе он никогда об этом не писал. И ведь действительно, не писал. Обращался просто о «дружбе». А в письме к Баторию государь всего-навсего констатировал факт, что когда-то состоялся Флорентийский собор. Иван Васильевич принял в подарок книгу деяний собора, согласился, что ее интересно будет почитать. А больше-то ничего и не было! Ватикан сам загипнотизировал себя собственными иллюзиями, сам купился. Приходилось ли обижаться, что его так обставили?

Поссевино все же хотел организовать прения о вере. Царь отказывался, говорил: «Спор ведет к ссоре, а я желаю тишины и любви». Но иезуит настаивал, ему же предстояло отчитаться, что он хотя бы предпринял попытку. Грозный согласился, диспут состоялся 21 февраля 1582 г. До богословских тонкостей в общем-то и не дошли, оказалось достаточно папской гордыни и претензий на мировую власть. Поссевино противопоставлял «апостольскую» церковь – «вашей», утверждал, что русские «новоуки» в вере, а «святой отец» – глава всех христиан, учитель всех монархов, «сопрестольник апостола Петра, Христова сопрестольника».

Иван Грозный возразил, что у христиан только один Святой Отец – на небесах. Противопоставил «христианскую» церковь – «латинской». И указал, как непомерно занеслись папы, производя себя в «сопрестольники» Христа, установив обычаи носить себя на троне, целовать туфлю, нашивать на обувь распятия. «И папа не Христос, и престол, на чем папу носят, не облак, а которые носят его, те не ангелы». Вывод следовал: «Который папа не по Христову учению и не по апостольскому преданию почнет жити, и тот папа волк, а не пастырь». Впрочем, государь смягчил акценты. Оговорился, что под волком подразумевает не лично Григория XIII, а неправедных пап. А иезуиту пояснил – вот видишь, не стоило нам спорить, «невольно досаждаем друг другу».

Через пару дней Иван Грозный снова вызвал Поссевино и пригласил вместе с собой и с боярами на богослужение в Успенском соборе. Папский посланец счел это «грубостью». С возмущением представил, как он должен будет кланяться митрополиту, и в собор не пошел. Возле самого входа свернул в сторону и покинул царскую процессию. Он очень гордился своим «ослушанием», хвастался им в воспоминаниях. Иезуит так и не понял, что Иван Васильевич наглядно продемонстрировал ему – требуешь от нас поклоняться папе, говоришь о взаимном уважении церквей, ну так попробуй, прояви это уважение. И своим подданным государь продемонстрировал: поглядите-ка на «объединителя» церквей, который брезгует войти в храм.

Царь не хотел ссориться с Римом, готов был поддерживать с ним хорошие отношения – но сугубо светские, такие же, как с другими государствами. Вместе с Поссевино к Григорию XIII отправился русский дипломат Молвянинов, повез письма Ивана Грозного. Однако Ватикан весьма откровенно показал цели своей политики. Выяснилось, что обычные, нормальные связи его совершенно не интересуют. Когда проекты привести Россию к унии провалились, «дружба» сразу же кончилась. На царские грамоты «святой отец» даже не счел нужным ответить. Мало того, по возвращении Посс00000000евино из Москвы произошел еще один примечательный случай. В августе 1582 г. иезуит выступил перед правительством Венеции, и в своей речи вдруг сообщил, что «московскому государю жить не долго». Откуда у него была такая уверенность? Поссевино являлся не частным лицом, а дипломатом, в том числе представлял интересы Венеции, его выступление было официальным отчетом. Откуда он мог знать о том, что случится через полтора года?

Пока оставим этот вопрос открытым. Ведь Иван Васильевич совсем не собирался помирать. Он был еще не стар, здоров, чему имеется однозначное доказательство – 19 октября царица Мария родила совершенно здорового сына Дмитрия. Зачинали в январе, когда заключалось Ям-Запольское перемирие, когда Москва была в трауре по царевичу Ивану. Так же, как бывало раньше: одного сына не стало – нужен другой. Наследник Федор был слаб, по своему душевному складу плохо подходил для управления государством, следовательно, требовались еще дети. Обеспечить преемственность, упрочить династию.

Смерть царевича Иван Грозный переживал очень тяжело и болезненно. Опять, уже в который раз, погиб самый близкий ему человек. Наследник, надежда на будущее. Да ведь и просто – ребенок. Росток из тех далеких и ярких, как сон, времен, когда царь был молод, когда считал себя счастливым. Наверное, и впрямь были счастливы, когда с юной женой тетешкали милого малыша, посмеивались над его первыми играми, слушали его первые забавные слова. А потом этот росток тянулся, наливался силой, расцветал, превращаясь в отцовскую гордость и помощника. Был все время рядом – и на глазах, и в мыслях, и в душе. Там, где теперь оказалась черная пустота… Но и эту страшную боль приходилось преодолевать. И усталость надо было перебарывать. Расслабляться и жалеть себя царь не имел никакого права. «Ждал, кто бы поскорбел со мною, и не было, утешающих не обрел…» Утешающие-то были. Одни искренние, другие нет. Но скорбеть было впору в молитвах, перед Господом, а при решении насущных вопросов горе убиралось на задний план. Хочешь или не хочешь, прячь его внутрь себя, да поглубже, напрягай ум, волю, используй все свое умение и опыт. Ям-Запольское перемирие избавило Россию от главной опасности, но тут же нахлынули другие проблемы.

Теперь, как и планировалось, следовало сконцентрировать усилия против Швеции. Одна она против русских устоять не могла. Времени не тратили, как только высвободились ратники, их сразу собрали в Новгороде, армию возглавили Михаил Катырев-Ростовский и Дмитрий Хворостинин. В феврале 1582 г. государь приказал им идти к Нарве и «в Шведскую землю за Неву реку». Когда неприятель узнал о наступлении, он сосредоточил свои войска в Водской пятине у села Лямицы. Но основные силы русских в битве даже не участвовали. Хворостинин с одним передовым полком опрокинул, «втоптал» и порубил шведов, остатки бежали. Однако дальнейшие действия остановила весенняя распутица.

А потом все планы смешало мощное восстание в Казанском крае. Оно началось еще в 1581 г. В исторических трудах, особенно советских, принято объяснять его злоупотреблениями царской администрации. Вот уж нет! Злоупотребления, конечно, случались, но не были такими уж вопиющими и повсеместными. Например, хорошо известно, что представители народов Поволжья, Урала, Сибири всегда предпочитали судиться не у своих князьков, а у русских воевод, считали их более справедливыми. Нелишне вспомнить и о том, что местные вожди и старейшины получили право обращаться напрямую к царю, в обход наместников и чиновников. Но ведь не обратились, предпочли взбунтовать людей – чтобы властвовать самим, без русских.

Возбудить мятеж снова постарались крымские эмиссары. Пока Россия одерживала победы, их агитация была малоэффективной. Казанцы, черемисы, башкиры сами участвовали в царских походах, очень хорошо подзарабатывали военной добычей. Но когда начались тяжелые оборонительные бои, поражения, служба показалась им совсем не привлекательной. Они уклонялись от призывов в войско, дезертировали. А агенты крымского хана распространяли слухи, что Россия совсем разгромлена. Значит, выгоднее выступить против нее. Мехмет-Гирей обещал новый поход на Москву, и сепаратисты заключили с ним тайный союз. А тут еще добавился сбор повышенных налогов на войну. Не проще ли убить сборщиков?

В период сражений за Псков Иван Грозный вынужден был и на востоке держать трехполковую рать – естественно, не из лучших войск, а вспомогательную. И одновременно с наступлением на Швецию, в начале 1582 г., царь приказал ей выступить против мятежников. Но она подверглась ударам со всех сторон и была разбита. Иван Васильевич попытался урегулировать конфликт так же, как удалось погасить прошлое восстание, вступил в переговоры. Он сам принял черемисских послов, выслушал их претензии, пообещал удовлетворить их, даровать амнистию. Нет, на этот раз не подействовало. Наоборот, миролюбие государя сочли доказательством, что дела России совсем плохи. А раз так – круши ее! К восстанию подключились новые племена. Да и почему было не резать и не грабить русских, если царь все равно простит? Становилось ясно, что полумерами ограничиваться больше нельзя. Иначе придется жить в постоянном ожидании новых мятежей. Очаг опасности требовалось раздавить решительно и сурово. Для этого государю пришлось перебрасывать полки с запада. К осени в Муроме стала собираться большая армия Ивана Воротынского и Дмитрия Хворостинина.

Но и шведы, разумеется, узнали, что войска, стоявшие против них, ушли. Ситуация для них выглядела очень уж заманчивой, и армия Делагарди, покорителя Нарвы, выступила на крепость Орешек. Цель операции была выбрана не случайно – взятие города позволяло перекрыть Неву, отрезать русским последнюю дорогу к Балтике. В сентябре 1582 г. к Орешку подошел шведский флот, берегом подтягивались пехота и конница. Но гарнизон во главе с воеводами Ростовским, Судаковым и Хвостовым встретил врага мужественно. Несколько раз защитники совершали вылазки, сбрасывали неприятельские десанты в Неву. Пушки со стен крепости метко расстреливали шведов, сбивали их батареи, рушили осадные укрепления. А из Новгорода на помощь осажденным без промедления двинулся князь Андрей Шуйский с корпусом кавалерии. Шведское войско было разгромлено и позорно бежало, бросив знамена, артиллерию, завезенные в лагерь припасы.

Однако ликвидировать восстание в Поволжье так и не удавалось. Мятежники все еще надеялись на крымцев, турок, на новые удары по русским западных держав. А зима выдалась лютая и снежная. Полки Воротынского и Хворостинина завязли в «великих снегах» и не смогли добраться до гнезд бунтовщиков. В 1583 г. царь опять собрал армию, ее возглавил Федор Мстиславский. Отдельный корпус был направлен на Каму, сформировали и судовую рать для маневренных действий по Волге и ее притокам. Бои шли жестокие. Банды повстанцев прятались по лесам, глухим деревням, нападали из засад. Их выслеживали и уничтожали. Усмиренные районы закрепляли строительством крепостей…

Таким образом, России снова приходилось драться на два фронта. А силы ее были не безграничны. Ей и война с Баторием обошлась недешево. Причем на самом-то деле фронтов оказалось больше, войска требовались не только против шведов и мятежников. В Москве знали об обещании Мехмет-Гирея помочь казанцам. А датский король Фредерик II войну не объявлял, но он совсем не случайно подыгрывал антироссийской коалиции. Теперь он тоже прикидывал, что наша страна ослаблена, самое время воспользоваться. Датчане и норвежцы «под шумок» влезли в Колу и Печенгу, а в северные моря король выслал эскадру из пяти каперских кораблей, захватывавших и грабивших суда, следовавшие в русские порты.

Даже и мир с Речью Посполитой приходилось подкреплять силой. Потому что условия договора польская сторона не выполнила. Кстати, среди обвинений, которые были навешаны на Ивана Грозного, фигурируют истории, будто он обвинил в измене и казнил 2300 защитников Полоцка и прочих ратников, вернувшихся из плена. Так вот, уточним для ясности – они не вернулись. За огромные суммы удалось выкупить лишь четверых знатных воевод, а всех остальных наших воинов, попавших в руки неприятеля, удержали в плену. Даже от размена паны уклонялись. Ведь каждый, кому достались пленники, числил их своими личными невольниками. С какой стати было отпускать их в обмен на свободу каких-то других поляков или немцев? Переговоры по данному поводу продолжались и после смерти Грозного.

Ляхи не спешили и уходить с земель, которые по условиям мира возвращались к России. Занимали часть Торопецкого, Великолукского, Велижского уездов, устраивались там по-хозяйски. Витебский воевода Пац даже начал строить крепость на русской территории, шляхта и ее слуги грабили и закрепощали крестьян. Магнаты срывали размежевание границ, оскорбляли и бесчестили присланных для этого царских чиновников. А в ответ на дипломатические протесты Москвы Баторий только пожимал плечами и ссылался на «своевольство» панов – дескать, это они вытворяют по собственной инициативе, а я ничего не могу поделать. Хотя, без сомнения, король негласно поощрял подобные выходки.

Иван Васильевич старался избежать дальнейшего военного перенапряжения для страны и армии. Он помнил о проблемах и пожеланиях, высказанных Земским Собором. Передышка нужна была государству, как воздух. Значит, необходимо было маневрировать. А противников вразумлять по очереди. Развязать себе руки на одних направлениях, чтобы быстрее добиться успеха на других. И если казанцы на примирение не пошли, то оставалось приостановить боевые действия против шведов. Им предложили переговоры. После поражений под Лямицами и Орешком Юхан III упрямиться не стал. Делегации съехались на реке Плюсе и в августе 1583 г. подписали перемирие. Каждая из сторон сохраняла позиции, которые занимала к этому моменту. За шведами остались четыре русских крепости: Карела, Ивангород, Ям и Копорье. Впрочем, перемирие заключили всего на три года, и эти города оставались в шведских руках недолго. Бунт в Поволжье усмирят, а потом и шведов проучат, отберут у них наши крепости. Но это произойдет уже без Ивана Грозного, в правление Федора Иоанновича.

С датчанами разобрались быстро. Обуздать их на море помогла Англия. Как только речь пошла о торговых барышах, Елизавета и ее окружение отреагировали без промедления и самым решительным образом. Выделили военные корабли, и купеческие суда стали ходить в северные порты конвоями, под вооруженной охраной. На Кольский полуостров Иван Грозный направил отряды ратников, и незваных гостей выкинули вон. А чтобы укрепить Русский Север и прикрыть Холмогоры, главную морскую базу, царь повелел строить новую большую крепость – Архангельск. Навели порядок и в западных уездах. Сразу после заключения перемирия со Швецией, в сентябре 1583 г., государь послал 2 тыс. детей боярских и стрельцов на польскую границу, и они выгнали панов, не желавших покидать российскую территорию.

В общем-то Баторий был не против возобновления войны. Искал повод, придирался, цеплялся в ходе каждых переговоров. Но у него возникли трения с союзниками. Он потребовал от шведов отдать часть Эстонии, которую они заняли. Юхан III, ясное дело, отказался. А претензии Польши его возмутили и он, в свою очередь, принялся угрожать, писал, что шведские предки когда-то наводили ужас на всю Европу. Словом, Иван Грозный добился важного результата. Не только расколол своих врагов, но и поссорил. Баторий распалился, готовился ударить на вчерашних соратников. Правда, паны тормознули его и не позволили начать войну. На нее надо было вводить налоги, раскошеливаться. К тому же, на войне король располагал реальной властью, командовал войсками, а магнатов это раздражало. А ну как возомнит о себе слишком много? Знать объявила Баторию, что уже хватит, накомандовался. Пусть лучше сидит дома и слушает, что прикажет ему сейм.

Но в это время ляхам и самим припекло. Мехмет-Гирей по-прежнему шел на поводу у своих мурз и работорговцев, игнорировал приказы султана о походах в Закавказье. А примирение с поляками и шведами позволило Ивану Грозному усилить войска на юге. Лезть за «ясырем» на Русь татарам стало совсем не комфортно. И об обещаниях, которые он надавал казанским мятежникам, Мехмет-Гирей предпочел забыть. Ринулся с ордой на Украину. Казаки в долгу не остались, начали активно отвечать. Отряд атамана Вышки в 500 человек погромил предместья Очакова, другие казаки напали на Аккерман, прошлись по кочевьям в Таврии, угнав 9 тыс. овец. В верховьях Самары выследили и разбили крымское посольство, возвращавшееся из Москвы с деньгами и подарками. А летом 1583 г. захватили и разрушили г. Бендеры.

И тут уж разгневалась Османская империя. Султан принялся всерьез угрожать Баторию войной. Хотя при этом и у турок возникла серьезная проблема. Их ударной силой на севере было Крымское ханство. А хан вышел из повиновения! Первое ослушание Мурад III ему простил, ограничился выговором. Но когда это стало повторяться, султан решил навести порядок. Перебрал родственников Мехмет-Гирея, нашел более подходящую кандидатуру, Ислам-Гирея, и послал в Крым карательную экспедицию. Те же самые мурзы и работорговцы, которые вынудили своего властителя нарушить волю Стамбула, теперь перепугались и быстренько перекинулись на сторону нового хана. В разыгравшейся междоусобице Мехмет-Гирей был убит.