Текст книги "История первая: Письмо Великого Князя (СИ)"

Автор книги: Валентина Ососкова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 16 страниц)

Класс зашумел, сгребая с парт вещи. Александр вышел из кабинета и остановился чуть в стороне от двери – ему стало любопытно послушать, что о нём будут говорить. А в том, что будут, он не сомневался.

Отзывы в целом были пока нейтральные. С чувством юмора, мол, у дядьки всё в порядке, а на обещания все горазды… Не верили пока дети, что влипли, влипли по самые уши – в лапы к стра-ашному офицеру Лейб-гвардии.

Впрочем, не все были такие беспечные.

– Вот помяните моё слово, нифига он не пошутил, и будем мы, как идиоты, маршировать по стадиону, – сердито ворчал Саша из хиппи, выходя первым и поджидая двух своих друзей.

– Да, это не Николай-волшебная палочка, отсидеться да смотаться не выйдет… – невесело подтвердила Надя. Сиф же помедлил в дверях – выходил последним из класса – и заметил проницательно:

– Не волшебная палочка. Станок…

– Токарный? – простодушно удивилась Надя.

– Пулемёт станковый, калибра двенадцать и семь, более сорока килограмм весом со станком и лентой на полсотни патронов. Предназначен для борьбы с… кхм, ладно. Именуется «станковым пулемётом Ходосова», СПХ, или же, в быту, просто «станком» или «без спешки». Ну чего уставились? По-моему, похож.

Александр Павлович Станкевич еле сдержал смех, развернулся и тихо ушёл. Тем самым «станком» его ещё в армии звали.

А друзья уже шли дальше, и Сиф, он же Спец, мысленно клял своё неуёмное военное воображение и слишком шустрый язык, за которым не поспеваешь с криком: «Стой, чего несёшь?!» – что, впрочем, делом было обычным.

– Спец по мировому лиху… – как всегда покачала головой Расточка. – Зачем ты всё это в голове держишь? Энциклопедии какие-то читаешь?

– Да так… книжки. Иногда. У опекуна скапливаются, – Сиф поглядел на друзей и со вздохом добавил: – Типа «детские»…

А про себя твердил заученно: «Это правда, это правда!»

… Обычно ему довольно легко удавалось переключить внимание – своё и друзей – на что-то другое, но сегодня все мысли как приклеенные вертелись вокруг Николая Павловича и его брата. Происшествие, по школьным меркам, весьма выдающееся – у их класса уже вовсю параллельный расспрашивал, что же за новый учитель, отчего, почему в середине четверти… Убедившись, что отвлечься не выходит, Сиф ушёл «в молчанку», крепко задумавшись, а на вопросы отвечая односложно и невпопад. Одно было хорошо – даже Расточка втянулась в обсуждение таинственного Александра Павловича, но при этом больше не вспоминала необычную «эрудицию» друга. В конце концов, друг – он подождёт, всегда же рядом, а учитель-то меняется редко…

Школа утихла только на следующей неделе. Сенсации – они везде недолговечны, но такая всё-таки подзадержалась в умах учеников: даже Расточка предложила в следующий четверг сходить, а не сказаться поголовно больными – всей тройкой.

Они стояли у окна в коридоре, на улице то ли мело, то ли капало – не разобрать, сыпался с неба дождь пополам со снегом. Было сыро, в окно задувало, зато батарея была горячая. По причине «осадков» восьмиклассники отменили свой обычный футбол, и на большой перемене стало решительно нечего делать. Школьники курсировали по холлам, уныло поглядывая в окна и пытаясь чем-нибудь себя занять, в том числе и разговорами. Вот Расточка и сказала, прямо так и предложила:

– А давайте пойдём сегодня к Александру Павловичу, а? Сказаться больными всегда успеем, хоть все трое разом!

– Одна уже есть, – без восторга откликнулся Каша. – На голову.

– Ах, та-ак! – немедля возмутилась Раста. – На голову, да?!

– На весь свой чудесный «хэд», – подтвердил Каша всё так же ворчливо. – Мы же уже решили, что валим!

Расточка нахмурилась и дёрнула себя за одну из расточек, выказывая раздражение:

– Ну почему нельзя пойти-то? Всё равно на улице погано, а перед новым учителем надо себя хоть как-то за-ре-ко-мен-до-вать!

– Да нас уже Николай-волшебная палочка отрекомендовал, небось. Волшебник, блин, – мотнул головой Каша и откинул с глаз волосы. – Уже представляю, как…

– Между прочим, он нас почти не спрашивал. Может, и новый не будет, – с надеждой предположила Раста.

– А Спеца в тот раз ведь спросил… – фыркнул Каша и выжидающе поглядел на друга, в молчании стоящего рядом. Тот ещё не высказал своё мнение, а оно было решающим.

Спец поглядел на Расточку, стоящую справа, потом куда-то налево и вздохнул:

– Пиплы, решайте вы, но в темпе. Если валим – то сейчас!.. А если тормозим – то с концами.

– Почему? – удивился Каша, вертя головой и ничего не понимая.

Спец ещё раз вздохнул, непроизвольным, случайным жестом одёргивая рубашку – обычную, в красно-белую клетку:

– Поздняк. Уже затормозили. Вон Станок идёт.

И верно, как раз в этот момент в холл вошёл Александр Павлович, оглядел дрейфующих школьников и как назло остановил свой взгляд именно на «хиппейской» компании. Теперь уже было не отвертеться – хочешь ли, не хочешь, а всё равно на урок придётся идти.

– Вот блин, – глубокомысленно изрёк Каша и добавил с раздражением: – Тормоза-а…

– Ты тоже, – весело отозвалась Расточка. – Ну что, выхода нет, так что погоуили!

Мальчики, мрачно зыркая друг на друга, некоторое время не отвечали. Первым отозвался Спец:

– Погоуили бодрым маршем, лайк осуждённые на казнь, – согласился он, смешно подчёркивая голосом «англонизмы». Словно его самого забавляли эти словечки, и он их употреблял не по привычке, перенятой «с Арбата», – а ради шутки.

– Ну, пошли, – с тяжёлым вздохом смирился Каша, первым, что характерно, двигая в сторону кабинету – с любым решением Расточки друг рано или поздно смирялся, так что она и не сомневалась, в общем-то, что не окажется со своим предложением в гордом одиночестве. Единственное, она не могла поручиться, что и Спец будет столь же покладистым – но тот после появления Александра Павловича стал странно задумчив и не соизволил объяснить, почему «воздержался» в споре.

Заметив, что учитель пришёл, в сторону кабинета потянулись и остальные восьмиклассники, переглядываясь и обмениваясь предположениями, что же будет. Погода была плохая – так что не погонит же он их на улицу, как грозился!

У двери Спец внезапно затормозил, заворачивая и прислоняясь к стене. Друзья повторили его манёвр, и в ответ на их вопросительные взгляды Спец пояснил:

– Да как представлю, что ещё сорок пять минут торчать в этом кабинете… Давайте со звонком, что ли?

– Если бы ты сразу сказал, что не хочешь идти, он бы нас не засёк, и мы бы не пошли! – попенял ему Каша.

– Ага… Безнаказанно прогуливать урок офицера Лейб-гвардии, как же, – со странной смесью вызова и нерешительности ответил Спец. Словно с радостью прогулял бы – но отчего-то нельзя. Что-то не даёт. Раста вздохнула и начала сплетать три расточки – красно-жёлтую и две зелёных – в косичку. Спеца она иногда не понимала – что же скрывается за его словами, что он имеет в виду, что подразумевает, а что сболтнул случайно, не думая. Она часто замечала за ним эту досаду – скажет что-то, а потом мучается, но старается виду не подать. Почему, что им движет – она, как ни старалась, не могла понять. В конце концов, устав от загадок, она мысленно махала рукой и больше уже не думала, но хватало такого «недуманья» обычно ненадолго.

Сейчас Спец шёл на урок будто против воли, и этим снова поставил Расточку в тупик. Ну что он за человек, со своей странной щепетильностью во всём, что касалось армии, офицеров, военного дела?!

– Так. До звонка ещё… – Раста глянула на часы Спеца – кстати, ведь тоже на офицерские похожи! – и вычислила: – Ну, не больше трёх минут, если твой «хрюнометр», Спец, не врёт. Так что пора бы и в кабинет, в любом случае.

– Не врёт он, – Спец отдёрнул руку, надвинул рукав рубашки на часы и первым вошёл в кабинет. Расточка скользнула следом, чуть не столкнувшись с ним в проходе плечами, Каша, немного помявшись, зашёл последним.

Раста, заглаживая вину за то, что притащила на урок, подсела к Каше, а Спец был вынужден устроиться через проход. Раскладывая вещи по парте, мальчик не удержался и поднял глаза на учителя. Александр Павлович сидел с мальчишеской непосредственностью прямо на учительском столе – и внимательно глядел на ученика. Сиф сморгнул, прогоняя навязчивый образ военных лет: командир допрашивает пленного, но при этом держится так, будто ему всё известно. Абсолютно всё из того, что скажет или о чём промолчит этот выринеец. И только потом, на удивлённый вопрос мальчика: «А зачем ты спрашивал, если и так знаешь?» – капитан ответил, устало проводя рукой по лицу: «Ничего я не знаю. Но рассказать то, что и так уже врагу известно, человеку психологически проще…»

Вот и сейчас Сифу казалось, что Александр Павлович говорит одними глазами: «А я всё знаю о тебе…»

«Чушь, – твёрдо сказал себе мальчик. – Если бы он обо мне что-то знал – он бы сказал, разве не так?» – но всё равно, стоило отвести глаза и как ни в чём не бывало вырвать лист из тетрадки для переписки с друзьями, лоб начал щекотать чужой взгляд. Чтобы блефовать с таким уверенным видом – надо что-то знать. Надо иметь причину блефовать…

«Я просто себя накручиваю. Из-за Расточки перенервничал, вот и мерещится всякое», – почти весь урок твердил себе Сиф, рассеянно слушая о сигналах, обозначениях и прочих символах, позволяющих ориентироваться, распознавать и обмениваться мнениями в условиях плохой видимости, слышимости, военной обстановки и прочих бедствий. С гораздо бо?льшим вниманием он параллельно с этим читал «карманного» формата книжку, захваченную из дома, – четвёртую из «Хроник Нарнии». Домашнее задание было сделано ещё в Управлении, так что опасаться было нечего…

С этим заданием тоже курьёз вышел. Честно говоря, Сиф не планировал его делать – нечего удивлять Расточку с Кашей подобным рвением, – но в итоге чуть просчитался со временем, и в какой-то момент в Управлении стало делать совершенно нечего. Вот Сиф и полез, пользуясь отсутствием командира, в компьютер – поиграть в тайком поставленную «войнушку». На самом деле, игры, особенно военные, Сиф не слишком любил, но в этой его прельщала необходимость контролировать действия целого подразделения, разведки. Быть командиром, отдавать приказы – и стараться избежать самой угрозы огневого контакта. Всё-таки, игры играми, взгляды взглядами, а то, с чего жизнь, можно сказать, началась – не забудешь. С разведвзвода. Ну, потом уже, когда официально…

И всё было бы хорошо, не вернись полковник так тихо, что увлечённый игрой мальчик заметил его слишком поздно. «Та-ак, – сказал командир, с интересом наблюдая, как Сиф поспешно „сохраняется“. – Военной подготовкой занимаемся? – и, дождавшись обречённого кивка, распорядился: – Значит так: игру – снести, вот эти бумаги – разобрать и разнести, а потом… тебе там по нормальной НВП ничего не задали? Или уже сделал?» – и, понятное дело, пришлось засесть с тоской за учебник, отвечать на вопросы после параграфа, грызть ручку, подбирая «хипповские» ответы. Чтобы Станок – Сиф уже привык так нового учителя в мыслях называть – раз и навсегда отстал.

… Так что резкого оклика: «Бородин, а можно взглянуть на вашу домашнюю работу?» Сиф не опасался. Гораздо больше его занимал вопрос Расточки: «Вечером на Арбате будет Костяник в „Дредноуте“ играть. Сольный концерт! Ты – угу?»

«Скорее ага, – приписал бисерным почерком Сиф в углу бумажки. – Если опекун даст». И сунул записку друзьям уже под звуки звонка, в который раз поражаясь, как быстро пролетает урок, если его не слушать. Даже страшно становится от проносящегося мимо со свистом времени.

Александр Павлович на сей раз, объявив окончание урока, не вышел первым, а присел на свой стол – точно так же, как сорок пять минут назад. Ребята расходились – и тройка хиппи в их числе. Уже спускаясь по лестнице, Сиф запустил руку в карман, остановился и хлопнул себя по лбу:

– Навкино болото! Забыл книжку в кабинете!

– А, то-то я гляжу на тебя на уроке – а ты глазом куда-то под парту косишь, – хихикнула Раста и на лестничной площадке, подпрыгнув, уселась на подоконник. – Ну, давай, беги, ждём!

Сиф кинул у окна торбу и через ступеньку, досадуя на малый рост – а то и через две бы побежал – взлетел обратно на этаж. Ворвался в кабинет, заозирался. Книжки ни на парте, ни под партой не было…

– Ты – это ищешь? – раздался голос от доски. Сиф вздрогнул и резво обернулся. Александр Павлович протягивал книжку, всё так же сидя на столе. – Тоже Льюиса любишь?

– Да… В смысле, нашёл – читаю. Интересно. Только… – тут Сиф прикусил себе язык, удерживая желание раскритиковать тактику войск Мираза.

– Только – что? Мне там Миразова тактика не нравится, – признался Александр Павлович, странно щурясь.

– А мне нравится, – буркнул Сиф, забирая книжку и засовывая её в задний карман джинсов. – До свиданья, – и бодрой рысцой двинулся к выходу, но у двери его остановил окрик учителя:

– Как говорилось в одном фильме: «А вас, Штирлиц, я попрошу остаться…»

– И почему у меня нехорошие ассоциации… – пробурчал Сиф, оборачиваясь.

– Да ладно… у меня только один вопрос: у тебя отец в Лейб-гвардии не служит?

Сиф мгновенно взмок и столь же мгновенно расслабился. Не знает, значит…

Тут в кабинет заглянул Каша:

– Эй, Спец, ты чего застрял?..

А у Сифа уже сорвалось с языка, необдуманно и глупо:

– Он мне не… отец…

Ползущие на лоб брови Каши. Мгновенно подобравшийся Станок – знает он, что-то точно знает! И тягостное ощущение, что ляпнул самую большую глупость в своей жизни. Ведь так легко было сказать простое: «Нет, не служит»… Но язык почему-то споткнулся на этом «не служит». Точно так же как и на «не» в прозвучавшей в итоге фразе.

Каша мялся на пороге, силясь осознать услышанное. Станок задумчиво вертел на пальце обручальное кольцо – жест нервный, но явно привычный, неосознанный.

Сиф разозлился, прикусил губу и исподлобья взглянул прямо в глаза Александра Павловича. Чего хочет этот человек – испортить, сломать ему жизнь?!

В этом наблюдается какая-то странная закономерность. Шесть лет назад будущий офицер Лейб-гвардии тоже ломал ему жизнь по своему желанию. И рассказывал потом иногда об этом – спокойно, ровно, не подозревая о своей вине… Впрочем, порою Сифу казалось – он сам это помнит, но раз за разом убеждался, что память – всего лишь его фантазии и рассказы командира.

9 сентября 200*. Забол

… По возвращении из штаба в «родной угол» капитана Заболотина ждала не слишком тёплая встреча. Мальчишку ничему не научила утренняя стычка – он вновь полез в драку, прямо с порога, с голыми руками. Скрутив его через целую минуту напряжённой борьбы, Заболотин заметил:

– Это даже за попытку не считается.

Пацан захрипел и попытался вырваться. Как следовало из перемежающихся ругательствами слов, то не было попыткой убийства:

– Верни… коробочку, гад, – прошипел юный Индеец, отчаянно извиваясь в руках капитана, но у того хватка была железная.

– Не потерплю наркотиков в моей роте, – припечатал Заболотин, следя, чтобы пацан никоим образом не мог дотянуться ни до своего ножика, ни до кобуры или ножен – самого офицера.

– Я… не в твоей навкиной роте, – мальчишка извернулся и попытался хватануть руку офицера хоть зубами, но тот его быстро усмирил, заломив руки и пригнув к полу.

– Ты. Сам. Захотел. Остаться. С нами, – чётко проговаривая каждое слово, сообщил Заболотин, вместо точек нагибая мальчика всё ниже, пока тот не начал сдавленно скулить. – Вне зависимости от мотивов, которые тобой двигали.

– Верни, – мальчик обмяк в руках офицера, и тот наконец отпустил. Маленький бандит плюхнулся на четвереньки и некоторое время просто тяжело дышал, опираясь на подгибающиеся руки, потом приподнялся и повернул к Заболотину голову, впервые снизойдя до объяснения без дополнительных вопросов: – Без «песка» жить… не выживешь.

В голосе была бесцветная, глухая тоска.

– Ещё как выживешь, особенно от ремня, – пообещал Заболотин, поднимая мальчишку за шкирку – ворот футболки протестующе затрещал, но уцелел – и заставляя сесть на кровать. – Есть в мире ещё куча вещей помимо оружия, смертей и наркоты, – наткнувшись на почти пустой взгляд, в котором где-то в глубине плескалась тоска по «песку» – ПС – и редкими всполохами пробивалась наружу бессильная ненависть, офицер запнулся, но заставил себя говорить дальше, гоня мысль, что мальчик едва ли сквозь «голод» его слышит. – Война старается нами управлять, превратить нас в зверей, но нельзя ей так просто сдаваться. Даже ты должен ещё помнить мирное время. Когда у тебя был дом, друзья. Когда никто никого не убивал.

– Шёл бы ты к навке на болото и там с головой по… – дальше шло уже по-забольски, заковыристо и неприлично – но в целом равнодушно. Послав тусклым голосом офицера, пацан лёг и отвернулся к стенке. И никакие попытки Заболотина его расшевелить не увенчались успехом. Максимум – длинный посыл по не всегда приличным адресам к навке и её родственникам, а обычно – апатичное молчание.

А ещё отсутствие аппетита и плохой сон по ночам, со сдавленными то ли ругательствами, то ли рыданиями, с кошмарами, с криком, замирающим на губах и так там и остающимся, не проглоченным и не выпущенным.

Это молчание – единственное, чем мальчик пытался защититься от влияния офицера. Словно отрезая себя от поблёкшего, растерявшего цвета – без «песка» – мира и от этого странного капитана, пытающегося его научить… жить. Без Скалев, без Капа, Тиля… Забыв про подорвавшегося Люка, не вернув ножик Рыже. Мальчик не хотел этому учиться и проваливался в равнодушие ко всему миру.

И Заболотину оставалось только ощущение, что так продолжаться долго не сможет, и молчание дрогнет – от чего, правда, капитан не знал…

21 марта 201* года. Москва

Отбросив смутные образы полувоспоминаний-полуфантазий, Сиф не отводил глаз от Александра Павловича – далёкий от дружелюбия взгляд. Офицер, несколько удивлённый таким отпором, пожал плечами:

– Гляжу, друзья тебя заждались… Ладно, на той неделе поговорим ещё. До встречи… Иосиф.

– До свиданья, – Сиф проскользнул мимо Каши и захлопнул дверь в кабинет – тихо, вежливо, но именно захлопнул.

– Слушай… это чего было? – всё ещё выпадая из реальности, поинтересовался друг. Сиф остановился и обернулся к нему:

– Значит, Каш… Ты не спрашивай пока ни о чём, ладно? Я расскажу всё – и тебе, и Расте. Но потом. Сейчас – никак, – он провёл рукой по лицу. – Ох уж этот Станок…

– Как хочешь, – после некоторой заминки согласился Каша. – Да я и не настаиваю…

Сиф облегчённо выдохнул и выпрямил спину, до того устало сутулясь.

– Спасибо, – зачем-то сказал он Каше. Потом вымученно улыбнулся: – Пошли к Расте?

– Пошли, – согласился товарищ, всё ещё бросая на Сифа странный взгляд, но тот, успокоенный своим обещанием всё когда-нибудь рассказать, бодро сбежал по лестнице и подхватил торбу:

– Какие планы, пиплы?

Расточка спрыгнула с подоконника, одёрнула вручную расписанную кем-то из множества её знакомых блузку и жизнерадостно напомнила:

– Как куда – Кальмариков забирать! Или ты передумал, Каш?

– Страшного Кра-акена в двух лицах! – охотно подхватил Сиф, дополняя сказанное подвыванием замогильного голоса. И только Каша промолчал, задумчиво кивнув, словно они со Спецом поменялись ролями…

Друзья спустились в раздевалку, оделись – на улице всё никак не прекращался «дождеснег» – и вышли из школы, вежливо попрощавшись с охранником, рассеянно грызущим яблоко.

– Ух, ну и кака с неба падает, – поёжилась Расточка, натягивая капюшон куртки поглубже. – А я-то надеялась, что за урок распогодится…

– Ага, двадцать раз распогодится, – фыркнул Спец, поднимая лицо к небу. – Ладно, авось не простынем…

До корпуса младшей школы было недалеко – всего-то пересечь школьный стадион. Расточка шла, весело болтая то о Костянике, то о Крезе, то ещё о ком-то из арбатских друзей. Спец шёл рядом, изредка поглядываю на Кашу. Больше всего он опасался, что Каша всё же решится и начнёт расспрашивать… Но то ли друг не решался, то ли просто счёл, что обещание нарушать нехорошо, – и ни единого слова о произошедшем в кабинете сказано не было.

Коля с Марфой ждали брата на ступеньках, коротая время за спорами. Рядом с ними примостились ещё ребята, наверное, из их же класса, активно участвуя в разговоре. Приход «старших», разумеется, некоторое время оставался без внимания – до тех пор, пока Сиф не поднялся к ним и не поднял рюкзак Марфы:

– А домой – не?

Ребята тут же задрали головы, разглядывая «незваного гостя», и тот от неожиданности сделал шаг назад, чуть не споткнулся и в последний момент спрыгнул через две ступеньки на асфальт.

На него глядел Стёпка, тот самый, из его подъезда. Который на лифте катался, а потом…

Мальчишка был изумлён не меньше. Даже рот приоткрыл, хлопая глазами, застыл в движении – хотел встать, но замер, потом поколебался и сел обратно. Как это: тот самый молодой, подтянутый офицер, что был с капитаном… то есть, полковником Заболотиным-Забольским – разгуливает в какой-то обычной, «дворовой» одежде, а ещё и в компании с хиппи из старшей школы?!

– Ой, Сашка! – Марфа спохватилась и быстро сбежала к брату. – Чего так долго?

– Марька, не шуми, – немедленно встрял Коля. – Саша был невозможно как занят неизвестно чем.

– Неправда, – возмутился Каша, отвешивая брату лёгкий воспитательный подзатыльник. – Нас… учитель по НВП задержал.

– Это который новый? – уточнила девочка.

– Он, – с тяжким вздохом подтвердил Каша. – Ну чего, пошли?

– Ага! Стёп, ты с нами? Тебе ведь по пути?

Стёпа тут же вскочил:

– Давайте! – и как-то странно поглядел на Сифа.

Тот сунул рюкзак Марфы Каше и кивнул Стёпе:

– Ладно уж, раз в одном доме живём – провожу.

– Ой, так вы в одном доме живёте? – тут же влезла в разговор Марфа. – Здорово! А то Стёпа говорит, ему одному скучно ходить…

– А товарищи твои где? – удивился Сиф, припоминая ещё двоих «лифтовиков».

– Они из другой школы, из гимназии этой, – Стёпа неопределённо мотнул головой, разумея под этим жестов, видимо, близлежащее «элитное» учебное заведение.

– Ясно, – неопределённо кивнул Сиф. – Ну, пошли, что ли?

– Что ли, – согласился Каша, и всей большой компанией они двинулись от школы – впереди Каша с близняшками, рядом Расточка, Сиф и Стёпа чуть поодаль. Разговор всё не завязывался – младшие капельку стеснялись старших, старшие не знали, о чём говорить с младшими. Сиф косился на Стёпу, Стёпа косился на Сифа, но оба напряжённо молчали.

Мокрая холодная каша продолжала сыпать откуда-то с серого, недружелюбного «сверху», а когда поднялся ветер – то и не только строго сверху, попадая то за шиворот, то в глаза. Расточка надвинула капюшон так, что тот сполз к самым бровям, Кашина «грива» быстро промокла, и мальчик стал похож на мокрого, несуразного львёнка. Только Сиф шёл прямо, не кутаясь, будто и не было «дождеснега». Маленькому офицеру, неудачливому хиппи и без того было холодно и до дрожи неуютно – внутри теснились тревога, обида на Станка, тяжёлый осадок после разговора с Кашей, а больнее всего резал беспечный вид Расточки, которая ничегошеньки не знала. На младших Сиф не смотрел – они были не «в его сфере интересов» – ну, за исключением напряжённо шагающего рядом Стёпки.

Оживилась столь разномастная компания только на дороге, когда Каша решил не дожидаться «зелёного человечка» и рванул, увлекая за собой остальных, прямо на красный свет – благо, машин мимо школы в это время ездило мало.

Завопив от неожиданности, за Кашей помчались его близнецы, Расточка со смехом – следом. Сиф и Стёпка впервые переглянулись, даже улыбнулись друг другу неуверенно – и, не сговариваясь, припустили следом, чуть не попав под ту единственную машину, что вздумала аккурат сейчас проехать мимо школы.

Отдышавшись после неожиданной пробежки, ребята уже веселее поглядели друг на друга, и Марфа даже что-то начала рассказывать из школьных весёлых случаев, как у Сифа затрезвонил телефон, недовольно и требовательно.

– Алло? – конечно же, Сиф прекрасно узнал звонок. И заранее начал огорчаться. Как выяснилось несколько секунд спустя – не зря.

– Ты когда ко мне собираешься? Вообще-то, мне машина уже нужна, – уведомил командир без всяких «привет, как дела, как школа». Значит, торопится…

– Я от школы иду… Хорошо, бегу, – тут же поправился Сиф. – Через полчаса буду!

– Вот и беги, – и Заболотин сбросил звонок.

Сиф убрал телефон в карман брюк, вздохнул и повернулся к Стёпке:

– Значит так. Обо мне друзьям – не рассказывай. О звании. Считай это такой же тайной, как и имя моего командира. Понял?

– А… ага. А что, это задание у тебя такое, да?

Сиф поколебался, но затем отрицательно качнул головой:

– Просто другая жизнь. Ну что, ни слова – уговор?

– Уговор! – торжественно пообещал Стёпа.

– Тогда я побежал. Раст, Каш! – окликнул юный фельдфебель друзей. – Проводите Стёпку, а я побежал, опекуну я срочно понадобился зачем-то.

– Ой, – только и сказала Расточка, а Сиф вскинул торбу на плечо и сорвался с места в бег. Неторопливая, беззаботная «гражданская» жизнь обесценилась, сжалась до маленького пятнышка и задвинулась на окраину сознания.

Через десять минут Сиф уже переводил дыхание, дожидаясь лифта. Потом влетел в квартиру, пронёсся метеором по коридору, кинул торбу в комнате, на кухне сунул в карман яблоко и горсть печенья, вернулся в прихожую, схватил с полки ключи от машины, выскочил из квартиры, запнувшись о порожек, и чуть не полетел носом в кафель. Потом рывок до лифта, рывок до машины, завести мотор – и вперёд, вперёд. Командир ждать не любит… да и не может.

«Навкино молоко, а он же предупреждал, чтобы я сегодня после школы не задерживался! – вспомнил Сиф, уже выруливая на проспект. – Из-за Станка всё из головы повылетало…»

Ровно через полчаса после звонка офицерик влетел без стука в кабинет и отрапортовал, что машина готова.

Заболотин-Забольский перевёл взгляд с экрана на мальчика и недовольно качнул головой:

– А ты – ещё нет…

– А я уже почти! – выпалил Сиф, украдкой переводя дыхание. – Вот прямо уже совсем!

– Ураганчик, – улыбнулся полковник уже в спину ординарцу, который подхватил форму и унёсся переодеваться.

… В следующий раз Сиф вошёл в кабинет уже культурнее: постучался, спросил, дождался разрешения. Скользнул внутрь, присел на стул и поинтересовался:

– А куда едем?

– Я еду, – вдруг «обрадовал» Заболотин. – Вернусь вечером, так что тебе имеет смысл меня тут не ждать.

– А куда вы? – ляпнул Сиф и спохватился, что вопрос этот задавать глупо. Надо будет знать – сообщит…

Полковник погасил экран и взглянул на воспитанника устало и совершенно не строго:

– Да не, никаких секретных заседаний. Просто далеко мотаться. Дорога долгая, устанешь – а завтра в школу… Я лучше сам как-нибудь поезжу, «не обломаюсь» или как ты там говоришь.

– Угу… – вздохнул офицерик.

– Да чего ты такой грустный-то? Мне за город ехать и, к тому же, часа на четыре. И ещё дорога туда-обратно. Сам подумай, тебе оно надо? Сначала ехать, а потом четыре часа изнывать от безделья? А потом тащиться по пробкам обратно?

– Да понял я, понял… Ладно, я тут посижу, а потом домой. Может, Кот подкинет, если на колёсах.

– Кот?.. А, Котомин. Сиф, – Заболотин укоризненно покачал головой, – он тебя лет на десять старше, а ты – «Кот». Хорошо ещё, что не «Кошак» или «Котяра», но всё-таки это неуважение по отношению к Алексашке, – тут он смущённо кашлянул и быстро поправился: – В смысле, по отношению к старшему по званию.

– Хорошо, хорошо, – Сиф поднял руки в знак того, что не хочет спорить. – Его благородие Александр Васильевич Котомин, если будет на колё… если на машине поедет отсюда, может меня подбро… подвезти. А нет – дойду пешком.

Заболотин хотел ещё что-то сказать, затем поглядел на часы и поднялся:

– Ладно, надеюсь на твоё благоразумие и не буду спрашивать, сделал ли ты уроки. А мне пора, засим раскланиваюсь. Будут спрашивать – шли лесом.

– А болотом можно? – немедленно заинтересовался Сиф. Полковник рассмеялся, хлопнул мальчика по плечу и вышел, на пороге обернувшись и подмигнув. Через несколько секунд вернулся и протянул руку:

– А ключи?

Сиф отдал ключи от машины. Заболотин подхватил шинель, ноутбук, вынул из большого компьютера флэшку и, махнув рукой воспитаннику, окончательно ушёл. Сиф вздохнул, достал из кармана яблоко и пересел за стол командира. Зажёг экран компьютера, пошевелил мышкой…

На него укоризненно глядел открытый текстовый файл: «Сиф, я ОЧЕНЬ надеюсь на твоё благоразумие. Не ставь больше игры, а то я огорчусь».

Вот так вот. «Я огорчусь», что в переводе на нормальный язык означает проблемы и воспитательную беседу при обнаружении следов игр на компьютере.

Сиф проблемы и беседы не любил, поэтому закрыл файл, потушил экран и, откинувшись на спинку кресла, уставился на дверь без каких-либо умных мыслей, просто так.

Дверь шевельнулась, приоткрылась, кто-то постучал…

– Да? – важным тоном поинтересовался Сиф, вспоминая наказ посылать всех ищущихся командира лесом. Правда, вот, старших по званию посылать очень не хотелось. Чревато…

– А его высокородие… – спросил голос из-за двери.

Мимолётное ощущение, что этот голос Сифу знаком, побудило желание чуть-чуть понаглеть, и офицерик весело отозвался:

– Я за него!

– Вот даже… как? – Александр Павлович Станкевич в мундире поручика Лейб-гвардии вошёл в кабинет и в некотором изумлении уставился на Сифа. Тот на мгновенье задохнулся, но заставил себя неторопливо встать, вытянуться и ответить нейтрально, не глядя на преподавателя-офицера:

– Так точно.

– Фельдфебель? – брови Станкевича поднялись вверх.

– Так точно, – всё так же глядя куда-то мимо, подтвердил Сиф.

– А его высокородие, получается, ваш… командир?

– Так точно.

– И вы служите в Лейб-гвардии.

– Так точно.

– Иосиф, а, может, прекратите пялиться на дверной косяк и повторять, как попугай: «Так точно»? Вольно. Сядьте…

Сиф молча сел, продолжая глядеть куда угодно, но только не на преподавателя.

Александр тоже сел, в некоторой растерянности поглядел сначала на свои часы, затем на большие, что висели над столом, и неуверенно произнёс:

– А я всё думал, почему же мне ваше имя знакомо. И с Лейб-гвардией… ассоциируется. Прочесал списки, нашёл какого-то Иосифа Бородина, ординарца полковника Заболотина-Забольского, подумал – вдруг отец? Ну или там родственник… Просто ваши часы, ну, и, скажем так, некоторые знания – всё это навевало такую мысль. А сегодня ещё ваш ответ… Почему вы так странно ответили?

– Ответил, как думал.

Дрожь внутри и бешено заходящееся сердце скрыть от нежданного гостя, видимо, удалось. Но предательские связки отказывались выдавать что-то звонкое и только сипели.

Александр поглядел через плечо, словно пытаясь понять, на что же так пристально глядит мальчик, потом пожал плечами:

– Воля ваша. В общем, я счёл это знаком, что визит его высокородию стоит нанести сегодня. Узнал у дежурного, что полковник уехал, но всё-таки заглянул. А тут вы…