Текст книги "История первая: Письмо Великого Князя (СИ)"

Автор книги: Валентина Ососкова

Мальчик с кислой миной открыл «послание», но тут же недовольство на лице сменилось сначала просто облегчением, затем искренним восторгом. Раста не удержалась и попыталась прочесть, что же там такое написано. В сообщение значилось всего одно слово: «Отгул». Что это означало, девочка не поняла, но обрадовалась за Спеца: она же видела, что для него это приятное известие.

Раста любила вот так гадать, что происходит в голове у её друзей. Выросшая в компании старших братьев, она всегда предпочитала общество мальчиков, чувствуя среди одноклассниц себя неуютно. С мальчиками было хотя бы изредка понятно, что ими двигает. Что двигало девочками, Раста разобраться не могла даже на примере самой себя. Обычно, конечно, сваливала на то, что пример попался ей неудачный, но всё равно не могла спокойно дружить с теми, чьи мысли просто порою не понимала.

А мальчики… что мальчики? Ну, Спец, ну, Каша. Конечно, не так-то просто их понять, но можно попытаться… И где-то впереди поджидает успех.

Ну, или хотя бы можно поиграть в угадайку: что там в их головах? Чем мысли заняты? Игра без начала и конца, превращающая дружбу в увлекательную головоломку…

Сейчас друзья брели по дорожке мимо пруда, и Раста строила десятки предположений, что происходит в голове у Спеца, всё думающего о чём-то и периодически окончательно вываливаясь из этого мира. Её уже начало слегка раздражать, что ни одно из предположений не казалось ей достаточно достоверным, и постепенно это становилось, наверное, всё более и более заметно.

– Что с тобой? – удивился Каша. – Рука болит?

– Не-не, почти что нет, – замотала Расточка головой, стараясь не вспоминать о руке лишний раз. Как встанет перед глазами измазанная словно бы в краске ладонь… Как Спец смог остаться таким спокойным?!. И вот, опять она не понимает. Ну что же это такое, что за загадки?!

– Ты осторожнее с ладонью. И если что – лучше сразу в травмпункт обратись, – посоветовал Спец, огляделся с лёгким удивлением – «мама, где я, кто все эти люди?» – и снова исчез из этого мира.

Раста шла рядом с ним, чувствую его горячие пальцы на своём запястье, и гадала: в какие же глубины забирается сознание Спеца в такие моменты? Он вспоминает родственников? Или, может, пытался представить, где их искать?.. Порою, правда, Спец, казалось бы, полностью выныривал сознанием на поверхность, оглядывался, пытался ухватить нить разговора, но, поддакнув пару раз, снова срывался куда-то в глубину. Раста пока это терпела, но пару раз уже не выдерживала, теребила за рукав и задавала вопрос, любой, пришедший в голову. Один раз хотела узнать время время, другой – поинтересовалась, похож ли шорох камыша на музыку, а теперь просто прямо спросила, о чём он думает.

Вопрос застал Спеца врасплох. Мальчик поглядел на свои часы, с трудом восстановил нить своих рассуждений – это всё легко читалось по его лицу – и, сам себе удивляясь, ответил, что думает о бабушке Расты.

– Представляешь, что она скажет, когда я домой с такой рукой приду? – скрыла разочарование, что совсем промахнулась с предположениями, Раста.

– Охнет и заявит, что никогда не пустит тебя больше на физкультуру, а потом возьмёт с тебя слово, что ты никогда отныне не будешь прыгать рядом с зеркалами, – предположил Спец с рассудительной и задумчивой интонацией самой Расты. – Если, конечно, ты не наскочишь раньше неё на деда.

С дедом Расты у Спеца были странные отношения. Вроде бы что может быть проще: интересует человек – так зайди, познакомься поближе, поговори. Но Спец отмахивался и ни разу так и не собрался. Словно боялся чего.

– Ну да, деда, конечно, защитит, но баб это не остановит… – рассудила Расточка, отбрасывая снова куда-то не туда сползающие думы.

– «Это же просто невозможно! Надежда, ты же уже не ребёнок, будь аккуратной!» – передразнил бабушку Каша, и друзья расхохотались.

– Не передразнивай старших, это по меньшей мере невежливо! – возмутилась Раста, отсмеявшись, и решила, что, пожалуй, с друзьями ей невероятно повезло. Каким-то чудом они, вопреки всякой логике и здравому смыслу, вообще поссориться не могли. Словно заранее, авансом, прощая друг другу любой, даже самый идиотский поступок. Обычно ссоры происходят, когда аванс подходит к концу и приходит время спрашивать счёт, когда друзья становятся некоторой твоей собственностью, – тогда уже ты перестаешь бояться потерять дружбу и начинаешь требовать отработать аванс. А это заранее тупиковый путь – ведь точно такой же аванс был выдан тебе. И где он теперь?..

У Расты, Каши и Спеца аванс отчего-то не кончался уже шестой год. Его в своё время не уменьшило ни заявление Расты, тогда ещё Нади: «Ребят, я хочу быть хиппи!», ни постоянные исчезновения Спеца после школы. Раз за разом случались события, ставящие дружбу под угрозу, но прежде, чем ссора появлялась даже просто в перспективе, любой из них был уже готов простить и отвести опасность.

Из-за чего каждый из них стал хиппи, до того момента даже не обсуждая никаких мировоззренческих вопросов? Раста, принёсшая эту идею первой, просто столкнулась, гуляя по Старому Арбату, с компанией длинноволосых ребят, весёлых и открытых, самих пока плохо понимающих, что стоит за всеми этими пацифами и феньками. Столкнулась, полезла знакомиться, выслушала кучу красивых слов – и запала. Завела знакомых, какое-то время гуляла с ними, деля время между новыми и старыми друзьями, пока, наконец, не объявила Саше и Сифу о своем мировоззрении. На удивление, заинтересовался замкнутый и вечно хмурый Сиф, он потянулся ко всему этому жадно, словно найдя что-то, что долго уже искал. Саша, уже тогда щеголяющий своим «съедобным» прозвищем, воспринял всё гораздо спокойнее. Но со временем втянулся и он. Полюбил. Принял…

Каждый нашёл что-то своё.

– Раста! Хеллоу! – послышался вдруг впереди радостный, хрипловатый девчачий голос, отвлекая Расточку от воспоминаний. По дорожке друзьям навстречу шагали четверо, в ком они признали своих арбатских знакомых. «Арбатские» были всё такие же, всеми силами старающиеся выделиться и показать, что они самые-настоящие хиппи, которым никакие законы не указ. По рукам гуляли какие-то мятые, словно вручную скрученные сигареты, несмотря на то, что у застуканных с курением младше восемнадцати могли возникнуть крупные проблемы – и у их родителей тем паче, – а среди четвёрки восемнадцать уже было только двоим: гитаристу Костянику да Гаву, что шагал посерёдке. Невысокий для своего возраста парень с резкими движениями и томным прищуром звезды шансона – Расточка, хихикая, рассказывала, что по нему сохнут сразу несколько девчонок, но Гав ни одну из них не выделяет особо. Он был похож на молодого пса какой-нибудь «комнатно-выставочной» породы – йорка, например. Ещё почти щена, только-только вошедшего во «взрослую» жизнь. Резкие движения, неуверенность, скрытая за небрежностью и высокомерный вид тогда, когда надо либо признаться, что дурак… либо не признаться.

Курил он неторопливо, обстоятельно и глубоко затягиваясь, со смаком выпуская дым из уголков рта. Спокойно, с ленцой давней привычки. Поговаривали, что Алексей Гаев был сыном того самого Гаева из Совета и поэтому не боялся проблем с представителями закона. Впрочем, зато наверняка боялся отца, славящегося своим круты нравом…

Следом за Гавом, придерживая висящую на ремне через плечо гитару, шагала скромная улыбчивая звезда Старого Арбата – Костя по прозвищу Костяник. Он изредка брал у кого-нибудь сигарету, затягивался и возвращал владельцу. Сердечная улыбка и безумный взгляд творца. При виде него Раста невольно заулыбалась – где Костяник, там и его колдовские песни. А где его песни, там и само сказочное волшебство настоящего Дара.

Компании поравнялись и остановились у скамеечки, словно у госграницы, разглядывая друг друга. Улыбались, слегка удивлённо и недоверчиво.

– Хотите? – хриплая девушка с предупреждающим окружающих прозвищем «Креза» протянула Расте пачку сигарет. От Крезы несло не привычно-табачным запахом, а чем-то сладковатым, в чём Раста, обмерев, признала то, что в среде хиппи звалось невинным, бытовым словом «укроп».

Младшие, «местные» ребята неуверенно замерли. Уже не в первый раз они попадали в такую дурацкую ситуацию, когда совершенно не хочется выглядеть маленьким примерным ребёночком, но ради этого курить…

Первым сориентировался Спец:

– Нам сейчас проблемы не нужны, – он указал подбородком на идущего мимо полицейского. Очень вовремя идущего, на взгляд Расты. Тот, молодцеватый унтер лет двадцати пяти, покосился на разномастную компанию, повернулся было к ним, но те сориентировались быстро, и сигареты как по мановению волшебной палочки исчезли. Прямо-таки растворились в воздухе. Унтер некоторое время задумчиво глядел на хиппи, но потом повернулся и пошёл дальше. Подумаешь, дети в парке.

– Андерстэ-энд, – Креза незаметно выкинула окурок в мусорку у скамейки. Нежелание иметь прямо сейчас проблемы она понимала лучше, чем нежелание курить. – А мы вот, гуляем тут. Хорошие здесь лужи. Все пиплы такие тихие, культурные, никто не возникает на тему поведения… И, главное, полицаи над душой не стоят, не принюхиваются и не бегают за тобой, как навязчивые ухажёры…

– Слушай, Креза, ты с поведением тут всё-таки поаккуратнее, а? – тут же напрягся Спец, которого, как знала Расточка, дико раздражали – без объяснений – запах «укропа» и вообще сама идея его «покурить» у кого бы то ни было. – Вы свалите и всё, а нам-то здесь ещё гулять и гулять. И нам не нужно, чтобы на нас орали только за то, что мы хиппи, и требовали родителей за одну длину волос.

Ну, последнее ему не грозило. Ни родителей, ни «хипарской» гривы у него не было.

– Ты чего лезешь-то? Никто орать не будет. У вас тут слишком культурные пиплы. Эта, как её, интеллигенция, – тут же выдвинулся к Крезе Гав. Проницательная Расточка тут же поняла, что очередной эпизод драматического мексиканского сериала «Весеннее обострение кошачьей любви у Крезы» не за горами – похоже, на сей раз вторым действующим лицом предстоит стать именно Гаву.

– Расслабься, малыш Спец. Покури, распахни сознание навстречу добру и счастью…

А ведь Гав прекрасно знал, что из троих «сетуньских» хиппи Спец был самым непримиримым противником «травы».

– Знаешь, мне хватает своего сознания, – Спец явно и старательно сдерживался, чтобы не превратить встречу в драку.

– Пойдёмте куда-нибудь! – тут же пришла ему на помощь Расточка. – А то чего торчим на дорожке, людям мешаем…

Гав и Спец обменялись многообещающими взглядами и отвернулись друг от друга.

– Ну, пойдёмте, – тихо сказал Костяник, до этого момента молчащий.

– А Кай с Гердой где? – чтобы развить успех, попыталась сменить тему Раста, когда они всей компанией отправились на берег пруда.

– Кай работает, Герда к родителям своим поехала, – пожал плечами Костяник. Четвёртый человек из их компании – долговязый парень по прозвищу Студент – шёл вообще молча. Звали его Студентом, хотя вступительный экзамен в геологический он завалил, до сих пор, просто за один факт, что он так рвался поступать в институт.

– А Кима?

– Не знаю, – Костяник покосился на Студента, сосредоточенно пыхтящего сигаретой. – Давно её не видел…

Раста погрустнела – с Кимой они были подругами, с самого-самого начала, когда Надя только появилась на Арбате. Вздохнула и обеспокоенно сказала:

– Надеюсь, с ней ничего не случилось…

– Да что с ней случится, это же Кима, – Костяник улыбнулся и покровительственно положил ей на плечо ладонь. Каше и Спецу одновременно почему-то сразу захотелось взять Расту под руку, из-за чего Костяник был старательно оттёрт в сторону. Переглянувшись с некоторым удивлением, ребята так и пошли, словно охраняя Надю, которая только хихикнула. Пока мальчишки не вздумали охранять её друг от друга – она не собиралась вмешиваться. Да и вообще, в глубине души Расточка понимала, что ей… приятно. И самую капельку захватывает дух, и где-то под рёбрами становится тепло-тепло. А когда она сталкивалась со Спецом или Кашей плечами, то даже горячо – и от этого ёкало сердце.

Устроившись всей большой компанией на склоне берега, хиппи побросали на землю куртки и кофты и устроились на них, глядя, как чуть ниже, почти под ногами плещется вода. Некоторое время было тихо – и даже мирно. Потом Костяник дотянулся до своей гитары и задумчиво провёл по струнам рукой. Гитара отозвалась ровным строем – по крайней мере, на слух Расточки.

Все, как один, повернулись к певцу.

– Сы… сыграй, а… – озвучил общую просьбу Студент.

– Что сыграть?

– Не зы… знаю, – Студент, стесняющийся того, что он заикается, уставился на плывущую по пруду утку и снова намертво замолчал.

– Ну даже не зна-аю… – задумчиво протянул Костяник и вдруг с лукавством скандинавского бога Локи взглянул на Расточку. – Разве что… – он напел что-то про себя, сыграл три-четыре аккорды и улыбнулся: – Разве что экспромтом сочинить что-нибудь…

Он помолчал для пущей торжественности, подождал, пока все замолкнут, и запел своим сильным, колдовским голосом, и, хотя пел он явную чушь, остальные замерли, слушая:

– В лунных лучах стою под балконом,

О, донна, без вас мне темно… – он лукаво взглянул на Расточку, хотя, правда, ту больше занимало то, что Каша щекочет ей шею травинкой. Нет, песню она слушала и взгляд чувствовала, но…

– Быть может, достал вас за эту неделю,

Но сердце сгорает огнём! – не сдавался Костяник, судя по паузам – сочиняя песню на ходу: – И, э-э… пока лунный свет задремать вам мешает,

 
Я стою, я пою под окном
И вам серенаду любви воспеваю,
Ведь сердце сгорает огнём!
Молю вас, мне сердце своё отворите,
О, донна, как в вас я влюблен!
Я ради любви сотворю, что угодно,
И сердце сгорает огнём!
Прошу, прикажите, исполню желанье,
Любви буду верным рабом…
Увы мне, увы: в ответ мне молчанье…
А сердце сгорает огнём…
Вот выйдете утром из дома к подруге,
А тут горстка пепла в пыли!
Ах, как же так вышло?.. От любви догораю!..
И сердце… сгорело! В груди!
 

На этой трагично-пафосной ноте, торжественно сыграв ещё пару аккордов, Костяник замолчал. Потом поглядел на Расточку и сделал печальный вывод:

– Ну вот, я им серенады на ходу сочиняю, а они – человека убить пытаются.

Расточка на секунду отвлеклась от попыток отобрать у Каши травинку – что уже привело к обычной куче-мале из всех троих друзей – и удивлённо отозвалась:

– Да не убиваю я его…

И только потом сообразила, что, выходит, серенада посвящалась ей.

Куча-мала распалась. Каша и Спец переглянулись и, не сговариваясь, подняли взгляд на Костяника, безмолвно требуя объяснений.

Музыкант молчал, но губы у него смеялись.

– Ко-ость… Спой лучше что-нибудь мирное. Про пацифики, – посоветовал Спец подозрительно дружелюбным голосом.

– Чего тебе мирного спеть, маленький спец по большой забольской войне? – усмехнулся Костяник, сорвал растущую под рукой ромашку и, пользуясь тем, что Спец после его слов о чём-то надолго задумался, протянул цветок Расточке. Та фыркнула, но цветок взяла.

– Спой про серый город, – попросил, наконец, Спец тихо и сипло. – И про детей цветов, – кажется, он даже забыл, что минуту назад сгорал от ревности и пытался испепелить Костяника взглядом.

Он и сам иногда не мог объяснить, почему ему так нравилась эта песенка. Костяник хмыкнул и ничего не сказал, только провёл тихонько по струнам, взяв первый аккорд.

– А может, – раздался мурлычащий, вкрадчивый голос Крезы, – лучше про любовь?

– Отвали, – попросил Спец, не выдержав. Испортить такой момент!..

– Эй, эй, – вмешался Гав. Пока Креза молчала – он был спокоен и в целом доволен ситуацией, но когда она снова начала откровенно заглядываться на «малыша Спеца», а тот – резко ей отвечать, Гав счёл своим долгом вмешаться: – Чего ты к Крейзи цепляешься?! Ты не один здесь, чтобы решать, чего слушать!

Костяник неожиданно резко хлопнул по струнам, встал и принялся убирать гитару в чехол. На недоумённые взгляды, он сердито ответил:

– А я не караоке, чтобы заказывать песни.

– Ну, Костяник, – капризно надула губки Креза. – Тебе поаплодировать? Попросить на бис? Воспеть дифирамбы… Ты же у нас звезда, без вопросов!..

– Накуриться и забыться, – буркнул Костяник, но видно было, что даже такая грубая лесть ему приятна.

– Ну так кури! – возликовала Креза и переключилась на Спеца: – А ты не будешь? Поверь, сразу исчезнет такое, м-м-м… выражение с фэйса… И мир станет свободным и таким лёгким… – она постаралась предать голосу эту самую лёгкость, но хрипотца мешала.

Спец не поморщился – лицо у него просто застыло маской, словно он отгородился от всего мира. Но взгляда не спрятал:

– Нафиг мне ваш укроп, мне и без него проблем хватает… – он вспомнил, что хотел в Управлении Крёстному на письмо ответить, да и дел, по идеи, много, хотя командир и отпустил его сегодня погулять. Выбросить всё это из головы никак не получалось. И тревожно было на душе – хоть действительно возьми и закури!.. Но нельзя. Уж точно никак нельзя. Недостойно… офицера.

Он впервые столкнулся с тем, что в хиппейской компаний думает о своём звании. И стало даже как-то противно на душе, гадко, словно то, что он в Управлении говорил Станку, было неправдой.

– Эй, – окликнула обеспокоенная такой резко паузой и переменами Расточка, – Спец?

– Всё путём, – солгал юный фельдфебель. – Это просто ветер стих.

Глупость – но Расточка неуверенно улыбнулась и не стала расспрашивать дальше. Сиф видел, что ей ужасно хочется – и что она убеждает себя, что всё в порядке.

Господи, спасибо тебе за таких друзей. Которые нутром чувствуют, о чём спрашивать нельзя, и так легко прощают паузы и молчание…

И Сифу вдруг захотелось Расточке всё-всё рассказать. Ну или хотя бы… хоть что-то. Сложно, когда тебе так доверяют, – хочется соответствовать.

– Ну, малыш Спец, выше нос, посмотри, какие прекрасные вокруг пиплы, – постаралась в свою очередь отвлечь мальчика от каких-то незначительных, с точки зрения девушки, переживаний Креза. – Посмотри на меня!

Сиф поднял на неё скучающий взгляд:

– Отвали, а?

– Эй, это почему? – надула губы Креза. – Это на тебя так ваша лужа плохо влияет? На Арбате ты веселее!

– Здесь отличный пруд, – обиделась Расточка.

– Именно, – поддержал Сиф, обещая себе, что расскажет Расте… ну, что-нибудь – обязательно. И Каше. И объяснит хотя бы, откуда Станок его знает… И Котомин… – Отличный пруд. А если не нравится – ну и иди на свой Арбат.

– Ты чего лезешь к Крейзи? – вполне ожидаемо вступился за девушку Гав.

– Да он просто смущается меня, – невпопад хихикнул Креза, глубоко-глубоко затягиваясь. – Правда, малыш Спец?

– Крейзи, русским языком тебе говорю: отстань! Или тебе по-английски? Как его там… Вуд ю лайк то лив ми, это… элоун?

Называть ему Крезу «Крейзи», как это делает Гав, похоже, было ошибкой.

– Отстань от неё! – в огне ревности сгорело всё благодушие Гава. А может, просто выветрился из сознания сладковатый запах «укропа», создающий такое весёлое и лёгкое настроение… По всему судя, Гав теперь искал повод для драки. Он даже встал, сердито скинув свою «фолковую», на зависть всем девушкам, сумку с плеча на траву.

– Да я-то что, не лезу я, – пожал плечами Спец. Раста вдруг сообразила, что он ничуть не боится возможной потасовки. Хотя разница в росте почти в полметра – Гав был под два, а Спец, согласно данным косяка на кухне Расты, умещался в сто пятьдесят два сэ-мэ вместе с тапочками – вряд ли создавала особые преимущества, скорее наоборот. Да и возраст… Три года – это немало.

– Ты-то ничего, но на Крейзи не наезжай, андерстэнд? – предупредил Гав, который даже слегка удивился, что Спец не испугался.

– Не ругайтесь, чего вы всем настроение портите! – возмутился Каша, толкая Спеца в бок, но безуспешно. Его друг не собирался отступать. Раз заведясь, он уже не мог спустить пар без точки приложения этого самого пара. Мотоцикл обзавидовался бы такому устройству.

– Я не наезжаю на Крезу, – мягким голосом сказал Спец, тоже медленно поднимаясь, но Расте этот голос совершенно не понравился. Незнакомый тон, опасный… Надо было срочно спасать положение, а вот как?

Креза не уловила ситуации, убедилась, что «стража порядка» на горизонте не заметно, и затянулась новой сигаретой – на сей раз, кажется, простой. Прикуривать ей, разумеется, необходимо было исключительно от зажигалки Гава. Никакие другие для этой цели не подходили. Мимолётно потёршись щекой о щёку парня, Креза хрипло рассмеялся и провокационно воскликнула:

– А тебе так идёт сердиться, малыш Спец!

Расте подумалось, что будь Спец псом – он бы даже ухом не повёл в сторону Крезы. Большой такой, почти взрослый щен овчарки или какой-нибудь другой служебной собаки. Серо-бурый, остроухий – может, уши для пса даже крупноваты – и топорщащий шерсть на загривке…

Раста не заметила, что чем больше придумывала деталей, тем сильнее Спец-пёс смахивал на какого-то степного волка, и уж тем паче вряд ли задумывалась, что под такое описание подходил зверь, по-забольски зовущийся «скалем».

… Гав напрягся и грозно отбросил окурок, который до этого момента крутил в руках. Наверное, по крайней мере, это была угроза, но Спец как-то нехорошо прищурился и негромко произнёс:

– Не сори.

Уши шакала плавно прижались назад, сердито, но пока ещё не агрессивно – так, последнее артиллеристское предупреждение.

– Чего? – не оценил Гав, рассматривая это, как долгожданный повод к драке.

– Повторяю для мотострелковых: не сори в парке.

– Да какой это парк, май диар френд! Это несколько луж и дорожка кругом них!

– А я сказал: не сори.

– Малыш Спец, ты записался в последователи Гринписа? А туда девушек ведь берут? – промурлыкала Креза. – Я с тобой хочу…

– Креза! – Раста сама не поняла, что её так рассердило. Креза как кошка – постоянного объекта воздыхания не имела и влюблялась мгновенно и в кого попало. Это терпели, зная, что долго это не продлится. Но чтобы таковым стал Спец!..

– Мест нет, – нехорошо усмехнулся Спец, ничего не имеющий общего с беспечным и мирным мальчишкой, которым был совсем недавно. – Так что уволь, Кре-ейзи, но ты мне нафиг не нужна.

– И куда же я? – глубоко несчастным голосом спросила Креза. Причём, вполне возможно, для неё отказ действительно мог быть настоящим горем. Чтобы влюбиться, много времени ей не требовалось. Несколько взглядов, и…

– К навке на болото, – посоветовал Спец.

– Да ты..! – не выдержал Гав, у которого не только девушку почти увели, но ещё и оскорбляют её вдогонку.

Каша не успел схватить Спеца за руку: тот плавно отошёл в сторону, одновременно с этим пропуская удар Гава мимо себя, а затем резко сократил дистанцию, не давая противнику снова широко замахнуться, и ухватился одной рукой за ворот, другой за рукав, цепко, как клещ. Он не собирался бить. У него были, похоже, свои планы на борьбу с Гавом.

– Останови их! – беспомощно глядя на набирающую обороты драку, попросила Раста у Крезы.

– Так за меня же дерутся! Клёво! – не согласилась девушка, выдыхая облачко сладковатого дыма.

– Да уже не за тебя!

– В таком случае они оба психи, – убеждённо вывела Креза. – А психов останавливать себе дороже.

– Шухер! – первым заметил скорым шагом идущего к ним полицейского Каша. Проблемы обещали быть крупными: беспорядок в парке, сигареты, а то и «укроп» – так просто не отвертишься. Драка на секунду прервалась, а затем Спец ловко вскочил с земли, следом поднялся Гав, на мгновенье противники и их друзья замерли, глядя друг на друга, – а потом все семеро дали стрекача в разные стороны, как перепуганные зайцы. Уже на бегу Раста заметила, что у Гава разбита губа, а Спец целёхонек.

… Они побросали на траву куртки и повалились, тяжело дыша после бега. Арбатская четвёрка куда-то благополучно рассосалась. «Страж порядка» посвистел какое-то время в след, но гоняться по парку, разумеется, не стал и спокойно ушёл своей дорогой, так и не узнав, что это не просто «дети подрались»… Ну а с его уходом опасность отступила. Вокруг друзей высились густые кусты сирени, надёжно скрывая их от лишних глаз.

– Что может перечеркнуть дружбу? – спросила у неба в редком кружеве облаков Раста, когда все трое отдышались.

– Предательство, – отозвался Спец задумчиво – на самом деле он думал, как бы начать разговор о себе и командире, но не знал, о чём вообще говорить, а о чём молчать.

– Но ведь мы продолжали дружить, когда я больше гуляла не с вами, а с, – Раста сделала неопределённый жест рукой, имея в виду друзей с Арбата. Задумчивый Спец был явлением довольно обычным, поэтому удивления не вызвал. Особенно после драки…

– Предательством было бы, уйди ты с ними гулять, договорившись перед этим, что встретишься с нами, – поправил Спец, а Каша дополнил:

– К тому же это лишь может перечеркнуть, а не перечёркивает со стопроцентной вероятностью… И вообще, дружба существует, только потому что друг друга терпим.

– Но до каких пор ты призван прощать ради дружбы? – не унималась Раста.

– Пока хочешь, чтобы прощали тебя и вопреки всем твоим поступкам с тобой общались, – жёстко заключил Спец. Раста и раньше замечала за ним обычай обвинять прежде всего себя. Наверное, так проще жить.

Вдруг Спец повернулся на бок и невпопад спросил:

– Как рука, Расточка?

– Болит, – удивлённо ответила девочка. – Но не сильно, только когда касаюсь ей чего-нибудь. А так мазь помогает, спасибо.

– Да не за что, – фыркнул Спец. – Главное, промыли и вовремя наложили. Дальше уже всё дело за тобой.

– Дружба существует до тех пор, пока все готовы прыгать вокруг тебя с тем же воодушевлением, с каким ты готов прыгать вокруг остальных, и при этом ты не требуешь от них большего воодушевления, чем твоё, – вдруг ёмко изрёк Каша.

Спец молча показал ему большой палец, не желая ничего к этому прибавлять. Из них троих Каша лучше всех умел формулировать бродящие меж ними мысли.

Раста некоторое время молчала, обдумывая сказанное и примеряя это к себе. Зацепившись за эту мысль, у неё всплыл ещё один вопрос, который она, баюкая вновь разболевшуюся руку, решила тоже озвучить:

– Но это – дружба близкая. А обычная?

– Обычной не бывает. Остальное – это просто хорошие отношения с хорошими знакомыми, – выразил свою точку зрения как всегда категоричный Спец. Более мягкий Каша промолчал.

– Хорошие отношения… – словосочетание показалось Расте слишком сухим, бумажным, и ей захотелось спорить: – Высокий накал дружбы – редкость. Исключение!

– А у нас? – задал каверзный вопрос Спец, улыбаясь.

– Мы тоже исключение, – не смутилась Раста.

– Так на каждого человека, если он захочет и постарается, найдётся такое исключение, – парировал Спец, косясь на Кашу. Тот молчал, не торопясь изрекать новое откровение. Похоже, в откровении пока не было необходимости.

Раста не сумела возразить, поскольку сама в глубине души так думала. И был здорово узнать, что эта мысль живёт не только в её голове. Но разговор хотелось продолжить, поэтому Раста задала ещё один вопрос, на сей раз много менее абстрактный:

– Почему ты дрался с Гавом?

Ей на секунду показалось, что сейчас Спец нахмурится и, потемнев лицом, скажет: «Потому что он слишком громко гавкал». Раста открыла уже рот, чтобы сказать, что это слишком грубо – так говорить, – но Спец бесстрастно ответил совсем по-другому:

– Потому что дружба с ним у меня кончилась.

– Почему?

– Не люблю людей, которые не видят за человеком право поступать иначе, чем им кажется верным, – всё так же спокойно признался Спец. – Я не хочу с той компанией больше дружить.

– По весне, пока в Крезу не влюбится кто-нибудь, она злая. Как только влюбится какой-нибудь несчастный, она утрачивает человеческую логику… – поделился вдруг наблюдениями Каша, до этого крайне неохотно всегда обсуждая других людей.

– Кре-ейзи, – насмешливо протянул Спец, растягивая слово на тот же манер, что это делал Гав. – Чего с неё взять. Просто за год у неё всё это ещё усилилось. Что же будет ещё через год…

– Злые вы, – надулась Раста. – Мальчишки…

– Факт остается фактом: дружба, я и Креза-с-Гавом – понятия, совместимые только попарно, – заупрямился Спец.

– Ты Гаву губу разбил, – вздохнула Раста, понимая, что мальчишек не переспорить. Они, как петухи, готовы ссориться с кем-нибудь постоянно.

– Не будет курить какое-то время. Ему полезно, – не смутился Спец.

– А он тебя не задел?

– Я маленький. Он промахнулся, – подозрительно легко нашел объяснение Спец. Вообще-то, тему своего роста он не любил затрагивать. Наверняка переживал.

– Разве размеры противников так важны? – удивилась Раста на всякий случай, чувствуя, что Спец может сказать о себе что-то ещё.

– Размеры важны только при выборе обуви, – Спец остался всё таким же невозмутимым. Признаний он никаких так и не сделал.

Разговор стих на некоторое время. По лицам друзей Раста прочла, что оба они забрались куда-то в свои мысли и не хотят оттуда вылезать. Прекрасно, тогда и она о чём-нибудь подумает. И не о странном поведении Спеца, не о том, что он так мало похож на хиппи, а Станок столь странно на него на уроках смотрит. Не о друзьях его опекуна, сплошь военных – например тот Котомин, который периодически подкидывает Спеца до метро на машине… Лучше думать, например, о том, что планы на май меняются, раз Спец уезжает… туда, откуда, наверное, сбежал в ужасе, когда был ребёнком. Правда, говорят, сейчас в Заболе всё мирно и никаких конфликтов… Но какими же должны быть воспоминания Спеца, чтобы он так менялся в лице, когда речь заходит о Заболе?

… И не оттуда ли его такое странное отношение к военной теме – от фанатичного увлечения, упоения пацифизмом несколько лет назад до нынешнего молчания и попыток спрятать взгляд в часах. Офицерских, как у того Володиного друга, который с братом Расты в том году приезжал, двадцать девятого мая праздновать какой-то свой, армейский праздник. И Слава к ним выбрался вместе с молодой женой, Таней… Он не служил, но брат ему это простил, заявив, что до первого ребёнка они с Таней молодожёны, а молодожёну служить никак нельзя…

Мысли у Расточки разбегались и прыгали с темы на тему. Пока они окончательно не ускакали в семейные дебри, Раста села и спросила и Спеца:

– Слушай… А чего ты такой сегодня?

– Какой? – лениво спросил расслабившийся было Спец.

– Ну… слишком воинственный для пацифиста.

Каша неожиданно тоже сел, и от этого Спец смутился и сипло, словно у доски перепугавшись, отозвался:

– Да так… Это из-за поездки.

– А Станок?

– Он просто опекуна знает.

Некоторое время друзья напряжённо молчали, глядя друг на друга… А потом вдруг расслабились и улеглись, головами касаясь друг друга, словно трёхконечная звезда. Всему своё время… А дружба может простить многие тайны.

… Солнце сквозь быстро несущиеся облака приятно грело лицо. В кустах заливались птицы. Запах свободы из ветра никуда не исчез, но стал не таким дразнящим, не сводил с ума, а просто наполнял что-то внутри, как воздух наполняет яркий воздушный шарик. Даже на губах Спеца появилась неуверенная улыбка.