Текст книги "Ностальгия по чужбине. Книга первая"

Автор книги: Валентина Мальцева

Соавторы: Йосеф Шагал
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 20 страниц)

Утерев туго накрахмаленным краем пододеяльника бисеринки пота, прозрачными пупырышками усеявшие бледный лоб, Самвел Автандилян опустил веки и сказал:

– Я слушаю вас, мсье Йорданс.

– Наконец-то! – Блондин выпрямился. – Мне бы не понадобились столь заковыристый способ завести с вами знакомство, если бы речь шла только о поставке относительно небольшой – во всяком случае, на первых порах – партии оружия. На рынке достаточно крепких оптовиков, которые легко справились бы с этой задачей. И тем не менее, мои клиенты остановили выбор именно на мсье Самвеле Автандиляне, имея в виду его происхождение…

– Что? – Близко посаженные к крупному с характерной горбинкой носу глаза Автандиляна широко раскрылись. – Что вы сказали?

– А чего это вы так всполошились? – Блондин недоуменно пожал плечами. – Вы, мсье Автандилян – краса и гордость армянской диаспоры Парижа. Это ни для кого не секрет. О ваших пожертвованиях советским армянам пишут все газеты Франции. Вы блестяще владеете языком своих предков, ведете активную переписку с видными деятелями армянской церкви и культуры… Сколько раз за последние годы вы бывали в Ереване, мсье Автандилян? Семь? Восемь?.. – Не дождавшись ответа, Йордане пожал плечами. – Впрочем, не в этом суть…

– Вы, наверное, не понимаете, мсье Йорданс… – Автандилян заговорил быстро и сбивчиво. – Я действительно занимаюсь благотворительностью, жертвую определенные суммы на нужды григорианской церкви, консультирую государственный исторический музей Армении, изредка передаю в дар кое-какие экспонаты, имеющие ценность для истории моего народа… Но поймите: эти отношения с соотечественниками не имеют ничего общего с моим… бизнесом.

– И замечательно, что не имеют! – кивнул блондин. – Так и должно быть!

– Почему?

– Потому, что ни у кого не возникнут подозрения, что миллионер и меценат Самвел Автандилян появился на родине отца и матери с какой-нибудь иной целью, кроме как еще одна искусствоведческая консультация, которая увенчается очередным даром в коллекцию государственного исторического музея Армении. Заодно, кстати, съездите к своим соотечественникам в Нагорный Карабах, который вы ни разу не посещали. Это ведь недалеко от Еревана, правда?..

– Ах, вот оно в чем дело! – прошептал Автандилян. – Вот на что вы нацелились…

– К чему весь этот драматизм в голосе, мсье Автандилян! – Блондин брезгливо выпятил нижнюю губу. – Речь, между прочим, идет не о моих соотечественниках – о ваших! Это армяне, а не бельгийцы стонут под пятой Азербайджана, отчаянно сопротивляясь национальной и культурной ассимиляции со стороны мусульман. Насколько мне известно, карабахские армяне уже не первый год ведут борьбу за воссоединение с Арменией, которая жестоко подавляется властями Баку. Почему же вы, истинный армянский патриот, что, кстати, не раз доказывали, не хотите помочь соотечественникам в борьбе против диктатуры за национальное самоопределение?

– Зачем вам это нужно мсье Йорданс? – тихо спросил Автандилян. – Во что вы хотите меня втянуть?

– В редкую по выгоде сделку, – спокойно ответил блондин. – В которой будут учтены как ваши деловые, так и национально-патриотические интересы. Вполне допускаю, мсье Автандилян, что вы можете даже войти в новейшую историю своего народа. В том случае, естественно, если доведете эту миссию до конца. Вот вам мой телефон… – Йорданс с подчеркнутой вежливостью положил на отворот одеяла визитную карточку. – Я буду ждать вашего ответа ровно два дня. На третьи сутки можете не утруждать себя, дорогой мсье Автандилян – по этому номеру вам все равно не ответят…

Блондин встал, аккуратно разгладил смявшиеся брюки, еще раз по-хозяйски осмотрел палату-люкс и медленно направился к выходу. Уже открыв дверь палаты, он неожиданно повернулся и, опершись локтем о притолоку, негромко произнес:

– Но есть и другой вариант, мсье Автандилян. Если вы сочтете невозможным принять мое предложение, то на третий день выяснится, что вы схватили воспаление легких и скоропостижно скончались. Эти парижские сквозняки могут кого угодно довести до могилы. Особенно тех, кто только что перенес пулевое ранение и несколько ослаб организмом…

– Зачем вы мне угрожаете? – тихо спросил раненый.

– Кстати, мсье Автандилян, – не отвечая на вопрос, продолжал Йорданс, – даже не рассчитывайте на, что в день похорон во всех ведущих парижских газетах будут напечатаны некрологи с перечислением ваших несомненных заслуг. Наоборот, читатели увидят пространные статьи-разоблачения с выносами на первых полосах о том, кем же был на самом деле утонченный аристократ и столп общества по имени Самвел Автандилян. После чего вас посмертно проклянут и французы, и армяне. Первые за низкопородность, вторые – за скаредность. Желаю вам скорейшего выздоровления, мсье Автандилян…

4

Барстоу (штат Калифорния).

1 января 1986 года. 13.50

Потом Юджин рисовал мне жуткую, прямо-таки сюрреалистическую картину. Будто я, с судорожно трясущимися руками, истошно выкрикивала его имя, и носилась как угорелая по кухне с отчаянием домохозяйки, которую оторвали от панировки свиных котлет, чтобы изнасиловать непосредственно на разогретой плите.

Я, естественно, ничего подобного не помнила. Единственное, что навсегда запечатлелось в моей памяти – это тонкие, чуть вздрагивающие пальцы Юджина, державшие два листка мишинского послания, и моя собственная рука, сжимавшая плечо мужа с такой силой, словно я поставила перед собой цель сломать ему ключицу еще до того, как он закончит чтение.

– Ну? – спросила я, не выпуская многострадальное плечо мужа.

– Теперь я точно знаю, за что ненавижу немцев, – пробормотал Юджин, ладонью припечатав к столу исписанные листки.

– За что, милый? – спросила я испуганно.

– За разветвленную банковскую систему.

– О чем ты говоришь, я не понимаю?!

– О банкирах, письмах и способах доставки.

– Юджин, а ты здоров?

– Вэл!..

Я уже хорошо изучила этот взгляд любимого мужа. Таким взглядом обычно судьи на ринге в белых рубашках и черных бабочках пытаются утихомирить боксеров, наплевавших на правила и мордующих друг друга чем под руку попадет. Боксером, естественно, была я.

– И это вся твоя реакция?

– А чего ты ждала, дорогая?

– Оценки… Точки зрения… Выводов…

– Честно?

– Нет, начни мне лгать.

– Единственное, что мне понравилось в этом письме – так это пункт номер пять. – Перехватив мой недоуменный взгляд, Юджин пояснил: – Ну, там, где про уничтожение письма. Я, кстати, охотно этот пункт выполню. Тем более, имея на сей счет рекомендации твоего школьного приятеля…

– Тебе не кажется, дорогой, что твоя ирония в данном случае абсолютно неуместна?

– А кто тебе сказал, дорогая, что я иронизирую?.. – Юджин вдруг полоснул меня жестким взглядом, который я впервые ощутила много лет назад, в Буэнос-Айресе. – Я говорю с тобой совершенно серьезно. Кстати, на тот случай, если в твоей очаровательной заднице в очередной раз начал заниматься костер шпионских приключений, хочу напомнить, что ты – во всяком случае, до сегодняшнего утра все было именно так – по-прежнему моя жена. И вдобавок мама двух очаровательных мальчиков. Кстати, по твоему же собственному утверждению, любящая мама. Естественно, я не стану напоминать, что ты еще и руководитель отдела достаточно серьезной фирмы с годовым окладом 90 тысяч долларов. Так стоит ли, дорогая, отвлекаться на мелочи?..

– То есть, надо сделать вид, что этого письма не было вообще?..

Я вдруг ощутила ледяное спокойствие – ни одной мысли и сплошная внутренняя решимость. В таком состоянии, наверное, выигрывают золотые олимпийские медали. Это было воистину арктическое спокойствие. Во всяком случае, стоявший за спиной холодильник показался мне в тот момент раскаленной духовкой.

– Ну, ты же не хотела его читать…

– А немец в бобрах нам просто приснился, да, милый?

– Не заводись, – примирительно пробурчал Юджин. – Твой Мишин платит по счетам.

– А его жена?

– Что, его жена?

– За что должна платить она?

– За глупость… За любовь… Откуда я знаю, Вэл?!

– Юджин, а если бы это произошло со мной?

– Что «это»?

– Слушай, прекрати придуриваться! Ты знаешь, о чем я спрашиваю… Так вот, если бы ты оказался в его ситуации? И таким же письмом попросил Мишина помочь твоей жене? То есть, помочь мне, матери твоих сыновей… Как по-твоему, Витяня отреагировал бы на мою просьбу? Как ты сейчас?

– Я не знаю… – Ответ Юджина был обращен в пол.

– Зато я знаю, дорогой!

– Вэл, еще раз прошу тебя: не заводись!

– Ты ведь никогда ему не верил, верно?

– А ты верила?

– Юджин, этот человек дважды спасал меня. Вытаскивал из-под пуль. Он рисковал ради меня жизнью. Заметь, дорогой, я это не по радио слышала – так было на самом деле!..

– То была его работа. Неплохо, кстати, оплаченная.

– Чушь! То была ТВОЯ работа. Потому что ты любил меня, а не он. Работа же других людей, особенно, таких, как Мишин – спасать в подобных ситуациях исключительно собственную жопу!

– Ну, да, – пробормотал Юджин, кивнув. – Не киллер с Лубянки с руками по локоть в крови, а странствующий рыцарь Ланселот в погонах подполковника КГБ…

– Тебе неприятно, что со мной он вел себя не как киллер?

– А ты считаешь, что он вел себя как Ланселот?

– Это не мое сравнение, дорогой.

– Впрочем, этому есть объяснение.

– Чему «этому»?

– Поведению Мишина.

– Какое объяснение?

– Он поступил ТАК, потому что любил тебя…

Как заводная кукла Барби, я несколько раз хлопнула ресницами, не в силах выдавить из себя ни звука.

– Эй, девушка! – забеспокоился Юджин. – Ты где?! Ау, мисс Спарк!..

– Что ты сказал?

– А что я сказал?

– Ты это серьезно?

– Не веришь?

– Ревнуешь?

– А я не должен?

– Ты будешь разговаривать со мной нормально?

– В чем ты пытаешься убедить меня, дорогая?

– Прежде всего в том, что ты – идиот, Юджин Спарк!.. – Непонятно с какой целью, я схватила за горлышко пластиковую бутылку с оливковым маслом и стала ею размахивать, как дубиной. – Как, впрочем, и все мужики, когда речь заходит о взаимоотношениях полов. Русские корни, знание русского языка и наличие русской жены так и не раскрыли твои ясные очи на психологию советского человека. Этот предмет не преподают ни в одном учебном заведении мира, дорогой. Даже на его родине. С ним рождаются, от него же и дохнут. Мишин был моим школьным товарищем, понимаешь?! Потом он появился в моей жизни как проводник, чтобы довести меня до края пропасти и, убедившись, что я честно протопала заданный маршрут, столкнуть с нее. И обязательно сделал бы это, получи он соответствующий приказ. Но этот же человек потом дважды не дал своим начальникам пристрелить меня… Понимаешь, дебил: не будь Мишина, у тебя не было бы меня! И, соответственно, моих детей!..

– Вэл, положи, пожалуйста, бутылку! – примирительно попросил Юджин. – Она может выскользнуть из рук и тогда…

– При чем здесь бутылка?! – заорала я. – А теперь по поводу любви… Между нами ничего никогда не было и быть не могло, понимаешь? Мы с Мишиным – из одного зоопарка, из одной вонючей клетки! И нас кормили чем-то таким, что вызывает взаимную сексуальную и духовную ненависть. Даже если оба мы этого не заслуживали…

– Прости меня, дорогая…

– Я же сказала, что в ЭТОМ ты идиот! А на идиотов не обижаются!.. – Я почувствовала, как возвращается ко мне арктическое спокойствие. Я швырнула в мойку бутылку с оливковым маслом и села напротив мужа. – А теперь отвечай прямо, Отелло из Барстоу: ты веришь в правдивость этого письма?

– Да, верю, – кивнул Юджин.

– В самом деле веришь или просто боишься со мной поссориться?

– Сказал же: верю!

– Это ведь не провокация, не ловушка, не часть какого-то дьявольского плана, верно?

– Думаю, что так.

– А ты сам мог попасть в такую ситуацию?

– В принципе, мог.

– У тебя есть человек, которому ты бы мог написать ТАКОЕ письмо? Обратиться с ТАКОЙ просьбой?

– Надеюсь, что есть.

– Он бы понял тебя?

– Да.

– Помог бы?

– Надеюсь.

– Он бы сообразил, что ты, жертвуя собой, намерен спасти свою жену и сыновей, верно?

– Да.

– Тогда ответь мне: чем Мишин хуже тебя? Или, не так: чем его жена хуже меня?

– Не знаю… Наверное, ничем.

– Так вот, дорогой: мы ДОЛЖНЫ сделать то, о чем он меня попросил.

– Ты знаешь, я уже как-то догадался…

– И не только потому, кстати, что больше это сделать некому.

– Почему же еще?

– Потому, что я тоже жена шпиона…

– Бывшего шпиона.

– «Бывшими» бывают только бухгалтеры. И то, если не нагрянула ревизия и не вскроет старые долги пенсионера…

– Что я в тебе люблю, – пробурчал Юджин, – так это трепетное отношение к людям. Причем ко всем сразу…

– Ты мне поможешь?

– У нас дети, Вэл. Извини за назойливость…

– Что им угрожает?

– Кроме перспективы осиротеть, практически ничего. Успокаивает, что бедными они не останутся – мы с тобой застрахованы…

– Ты думаешь, это настолько опасно?

– Минуту назад ты вспомнила, что являешься женой шпиона… – Юджин покачал головой. – А вопросы задаешь на уровне подружки садовника.

Какое-то время я пыталась осмыслить услышанное.

– Юджин, но что опасного в том, если я просто позвоню его жене и поинтересуюсь, все ли у нее в порядке? Даже не называя себя, просто так?

– Ничего абсолютно, дорогая…

Он вдруг как-то сразу осунулся и потемнел.

– Тогда я позвоню в Копенгаген, а?

– Конечно, позвони!

Юджин пожал плечами и потянулся за кофейником.

– Просто спрошу, как у нее дела и все, – примиряюще пробормотала я, ощущая жар холодильника.

– Действительно, почему бы не позвонить?

– Дорогой, это обязательно надо сделать из автомата или можно звонить из дома?

– Абсолютно не имеет никакого значения.

– Почему не имеет значения?

Я вдруг сообразила, что спрашиваю шепотом.

– Почему?.. – Рука Юджина с кофейником застыла на полпути к чашке. – Ты же знаешь, дорогая, что я тебя очень люблю…

– Прекрасное начало, – пробормотала я.

– Продолжение тебе вряд ли понравится.

– Почему?

– Потому, дорогая, что ты либо совершенно непробиваемая дура, либо хочешь, чтобы я выглядел еще глупее!..

Я никак не отреагировала на вопиющую несправедливость обвинения в свой адрес. Поскольку почти наверняка знала, ЧТО он сейчас скажет. Знала, но почему-то надеялась, что это не так, что Юджин ошибается…

– Ты несправедлив ко мне, Юджин!

– Побойся Бога, Вэл, я еще никогда не был так корректен! – воскликнул мой обычно сдержанный супруг. – Ну-ка, напомните мне пожалуйста, мисс Спарк: если я не ошибаюсь, последние психологические характеристики из родильного отделения, характеризуют вас как холеричку, верно?

– Холерика.

– Причем типичного?

– Допустим, – нехотя согласилась я.

– А вам известно, как холерики постигают мир?

– Только не говори, что методом тыка!

– В принципе верно, хотя и довольно вульгарно: они постигают мир ЭМПИРИЧЕСКИ!

– Да что ты говоришь?! – Я изумленно всплеснула руками. – Господи, и откуда на меня такое счастье свалилось – иметь под боком образованного мужа!

– Счастье действительно немалое, – скромно согласился Юджин. – И сравнимо оно только с несчастьем иметь абсолютно необразованную жену!

– За абсолютно необразованную жену ты, парень, ответишь персонально. Я тебе обещаю…

– Конечно, отвечу, – с готовностью закивал мой муж. – Но позднее, если можно… А сейчас проверим, как тесно научные теории стыкуются с унылой практикой… Хочешь?

Я равнодушно пожала плечами.

Не вставая со стула, Юджин своей длиннющей рукой подхватил с полки телефонный аппарат, прижал трубку к уху, коротким взглядом ВЫХВАТИЛ из письма Мишина номер телефона и стремительно набрал его.

– Куда ты звонишь, дорогой?..

С привычкой задавать вопросы, заранее зная ответ, я, скорее всего, умру.

– Я звоню в Копенгаген, – ответил Юджин.

– Если трубку возьмет Ингрид, передай ее мне, – напомнила я.

– ЕСЛИ возьмет, то обязательно передам, – кивнул Юджин…

Телефонный аппарат был включен на внешнюю связь и до меня отчетливо доносились эфирные потрескивания. А потом прозвучал длинный гудок. Первый… Третий… Пятый… Восьмой…

– Может быть, она вышла по делам? – неуверенно предположила я. – За покупками или чем-нибудь еще… В конце концов, замужняя женщина не может целый день сидеть дома…

– А незамужняя?

– Что?

– Вэл… – Юджин посмотрел на меня с горькой усмешкой и покачал головой. – К сожалению, первый пункт письма твоего школьного товарища уже утратил актуальность.

– Ты хочешь сказать, что?..

– Что жена Мишина у НИХ. И будет находится там столько, сколько ИМ понадобиться.

– Ты в этом уверен?

– Существуют правила… – Юджин залпом допил кофе и – что было ему совершенно не свойственно – аккуратно поставил чашку на блюдце. – Да и твой школьный приятель вполне убедительно все изложил. Единственное, что я могу сказать тебе в утешение, – и он, и она, скорее всего, живы…

– Пока живы, – пробормотала я.

– То же самое можно сказать о любом из нас, – проворчал Юджин. – И в любое время…

– Зачем он им понадобился, как ты думаешь?

– Хороший вопрос для руководителя отдела рекламы туристической фирмы.

– Они не трогали его семь лет…

– Есть агенты, которых держат в консервации и дольше. Значит, для чего-то понадобился…

– Я думала, что ТАМ его простили.

– Очевидно, ТАМ думали иначе.

– Что мы будем делать, Юджин?

– Ты все еще хочешь что-то предпринять?

– Думаешь, нет смысла?

– Я понимаю, дорогая: ты у нас – ветеран войн с КГБ. Только не забывай, пожалуйста, что в ТЕХ войнах ты была не одна. За тобой стояла очень даже неслабая спецслужба. И, если мне память не изменяет, не одна…

– Может, тебе стоит поговорить с Уолшем?

– А вот эта идея мне совершенно не нравится!

– Чем она плоха, милый?

– Насколько я помню, мы с тобой договорились как-то раз: с ТЕМ временем покончено! Я больше не офицер ЦРУ, ты – не заложница КГБ, а мы оба – муж и жена, имеющие только ВЗАИМНЫЕ обязательства. И никаких других, ни перед кем. Баста!

Я сидела за столом, обхватив голову, и мучительно думала. На душе было так тошно, как уже давно не было, а изнутри кто-то невидимый, приладивший к моему сердцу дрель со здоровенным сверлом, по-садистски медленно проворачивал ручку.

– Ну, как ты не понимаешь, Вэл! – перегнувшись через стол, Юджин положил свою руку на мою. – ОНИ ничего не делают просто так. Твои сострадальческие мотивы, твои идеи добра в ответ на добро им неведомы и чужды. Их единственный мотив – ИНТЕРЕС собственной фирмы. И в этом интересе нет ничего личного. Кузнечный пресс лишен способности думать, он просто сплющивает все, что под него подкладывают. Это не его вина, дорогая, он просто так устроен. Любое обращение к НИМ, – пусть даже это просьба достать два билета на финал супербола, – автоматически означает СОТРУДНИЧЕСТВО. Со всеми вытекающими последствиями. А если я встречусь с Генри, речь пойдет, как ты понимаешь, не о суперболе… И нас вновь вовлекут в их игры, в их идиотские операции, насильно, угрожая и шантажируя, опустят за уши в ту грязь, от которой мы оба сбежали и еще толком даже не отмылись. Сделать это во второй раз нам вряд ли удастся… Неужели, ты хочешь, чтобы все вернулось?

– Нет, не хочу, – прошептала я.

– Тогда забудь об этом письме, дорогая! Выбрось его из своей головы! Ты не в состоянии помочь ему, его жене… Они оба знали, на что идут, и теперь платят за это. Пойми, дорогая: в этом письме речь идет о страшных вещах, которых лучше вообще не касаться…

– Но ведь зачем-то Мишин его отправил…

– Это отчаяние, дорогая. Тупик, в который он сам себя завел. Он позволил себе то, на что не имеет право нелегал – полюбив женщину, женившись на ней, уйдя от своего ремесла, твой приятель ОТКРЫЛСЯ, впервые обнажил уязвимое место и тут же лишился права жертвовать только собой. То есть, сделал себя зависимым. И этим воспользовались. У него нет выхода, Вэл…

– Ты плохо знаешь Витяню…

Я мотнула головой, пытаясь отогнать от себя внезапно ожившее ощущение, что кто-то, кого я хорошо знаю, но не вижу, опять решил меня использовать. Кто? Где он сейчас? Как распознать черты этого человека в мелькании лиц покойников и живых призраков?..

– Мне так не кажется, – покачал головой Юджин.

– Ты ошибаешься, Юджин! Если бы Витяня понимал, что действительно очутился в тупике, из которого нет выхода, он никогда бы не отправил это письмо, не стал бы подставлять меня… Просто так подставлять, по принципу скопом на бойню веселее… Ты понимаешь, о чем я говорю?

– Пытаюсь понять.

– Очевидно, тот человек или люди, которым я должна позвонить, могут помочь ему РЕАЛЬНО. Очевидно, они знают нечто такое, что поможет Мишину выкрутиться. Еще раз внимательно прочти письмо, именно то место…

– В этом нет необходимости, – пробурчал Юджин. – Чувствует мое сердце – этот шедевр эпистолярного жанра я запомню на всю жизнь…

– Кто тот человек, Юджин, о котором он пишет?

– Не знаю и знать не хочу! – отрезал мой муж.

– Я прошу тебя!

– О чем ты меня просишь?

– Я хочу с твоей помощью прийти к решению.

– Разве мы еще не пришли к нему?

– А разве ты этого еще не понял? Юджин, прошу тебя, не разговаривай со мной, как с неврастеничкой. Лучше постарайся меня понять. Я знаю, то труднее, чем настаивать на своем и приводить аргументы, на которые трудно возразить что-либо, но, все-таки, постарайся, милый! Ну, подумай: если бы не ты, не твоя любовь и вера в меня, нашей семьи никогда бы не было! И детей наших, и того дома тоже… Ты же знаешь: тогда, в Буэнос-Айресе, они бы меня уничтожили. Физически. Без следа. Даже заведомо зная, что я ни в чем не виновата, что глубоко безнравственно лишать жизни молодую женщину, травить ее каким-нибудь контактным ядом только за то, что она, совершенно случайно, по дурости или примитивному бабскому любопытству, видела то, что видеть ей никак не полагалось… Но таковы были правила игры. Кто мог помочь мне в той страшной ситуации? Кто у меня вообще был, способный хоть что-то сделать, хоть как-то помочь?.. Моя бедная мама, дрожавшая в страхе каждую ночь там, в Москве, за тысячи километров от своей единственной дочери? Моя несчастная, полусумасшедшая подруга, проживающая жизнь слепца без поводыря? Или тот человек, которого я когда-то любила, и который сдал меня с легкостью, с какой сдают в комиссионку подаренные на день рождения серебряные ложки?.. Был только один человек на свете, который, вопреки этим правилам, рискуя всем, жертвуя собой, спас меня от гибели. И не просто спас, а сделал самой счастливой женщиной на свете…

– Вэл!..

– Не перебивай меня! Знаешь, старые люди говорят, что жизнь слишком длинна для одной настоящей любви. Возможно, они и правы, хотя я бы не хотела в это верить. Но в любом случае, я буду всегда любить только тебя. Даже если вдруг стану ненавидеть… Ибо ненавидеть в тебе я буду всего лишь мужа. Но никогда не перестану любить в тебе МУЖЧИНУ. Настоящего мужчину, способного на поступки, о которых до самой старости мечтает любая нормальная баба. А ненормальная, кстати, тоже мечтает, только еще больше. Так вот, дорогой мой, сейчас мне нужен мужчина, а не муж. Понимаешь? А теперь быстро, пока я не усохла в сомнениях, поцелуй меня, и скажи, что в тебе ничего не изменилось…

Растерянный Юджин – такая же редкость, как снег в Барстоу. Но реакция его осталась прежней. И уже через секунду мой нос уткнулся в выемку, образованную грудью и плечом самого дорогого на свете человека. Так мы и стояли – долго-долго – прижавшись друг к другу и чуть раскачиваясь в такт доносящейся из радиоприемника незатейливой песенке, в которой автор доверительно сообщал всему миру, что давно и страстно хочет толстую, черную женщину и готов ради нее на все, что угодно.

 
«I wonna fat black woman…»
 

* * *

…Я все сделала по инструкции и, откровенно говоря, почти не волновалась. Надо сказать, что даже после семилетней паузы в активной шпионской деятельности, выполнять подобного рода поручения в принципе не страшно. Особенно, если для этого не надо ехать в отдаленные места, если телефонная будка расположена в ста метрах от твоего собственного дома, дальние и ближние подступы к ней, на всякий случай, бдительно стережет твой муж, а вокруг, по случаю первого дня нового года, нет ни души. На таких райских условиях от желающих стать шпионами не было бы отбоя…

Я без запинки отбарабанила по-английски условные слова, услышала на классическом «островном» английском отзыв довольно молодой, судя по голосу, женщины, и буквально уткнулась в паузу. Очень короткую, не более нескольких секунд. Но даже за этот микроскопический промежуток времени успела ощутить огромное облегчение. В конце концов, Витяня не просто так дал мне пароль. Очевидно, люди на другом конце провода были посвящены в какие-то неведомые мне детали, и теперь, после того, как получили условный сигнал, знают, как помочь Мишину в безе. Таким образом, моя миссия была выполнена, а совесть, соответственно, – чиста…

– Куда вам можно перезвонить? – ожил наконец голос в трубке.

– А зачем?..

Уже ответив, я прикусила язык

– Простите, что вы сказали?..

Я растерялась. С одной стороны, в памяти всплыли суровые инструкции Витяни звонить только из автомата и ни в коем случае из дома. А с другой, вопрос, заданный невидимой собеседницей, показался мне каким-то странным, даже несерьезным. Словно я ей только что не пароль выдала, а пригласила на чашку чая к себе домой. И теперь она спрашивает, куда ей позвонить, если сегодня у нее с визитом ничего не получится…

– Алло? Вы меня слышите?

– Да… Я очень хорошо вас слышу…

– Вы звоните из таксофона?

– Да, конечно…

– Откуда?

– Что значит, «откуда»?..

Я даже не знала, с какой целью так откровенно дурю голову незнакомому человеку. Впрочем, если баба на другом конце провода не была дурой (а дур, насколько мне было известно, на секретные телефоны не сажают), то могла бы и сообразить, что у меня нет ровным счетом никакого желания сообщать, откуда я звоню… И вообще, единственное, чего я в тот момент хотела по-настоящему – это как можно скорее повесить трубку и в ту же секунду очутиться в своем туалете. От перенапряжения у меня начало жутко крутить в животе…

– Из какой страны вы звоните?

Дурой она, естественно, не была. Но и проявлять понимание тоже не желала.

– Соединенные Штаты Америки…

Страну проживания я выдала с трудом. Как страшную тайну. Поняв, что терять мне уже нечего, я шмыгнула носом и добавила:

– Штат Калифорния…

– Хорошо… Вы видите номер таксофона? Он должен быть по правую руку от вас, чуть выше автомата. Скорее всего, на специальной табличке…

– Да, я вижу этот номер.

– Продиктуйте мне его, пожалуйста.

Я подчинилась.

– И последнее…

Она разговаривала с мной так, словно уже взяла меня на работу и даже обговорила два главных условия найма – слепая покорность и молчаливое послушание…

– Ровно через час будьте возле этого автомата и ждите моего звонка. Пожалуйста, не опаздывайте – это очень важно. В случае, если после нашего звонка вы по какой-то причине не сможете разговаривать, скажите только одну фразу: «Я почти ничего не слышу!» Тогда мы повторим звонок еще через час. И так далее, через каждый час, пока вы не убедитесь, что можете разговаривать спокойно… Вы меня поняли?

– Да, поняла.

– До свидания…

Я вышла из телефонной будки и огляделась в поисках Юджина. Мой муж прогуливался по другой стороне улицы, беззаботно глазел по сторонам и вообще так естественно демонстрировал всем и каждому, что не имеет ни малейшего отношения к направлявшейся в его сторону интересной даме, что мне даже стало неприятно.

Я пересекла девственную чистую от пешеходов и машин улицу – в порядочном городке Барстоу люди честно досыпали свое после весело проведенной новогодней ночи – и взяла его под руку.

– Не стоит так слепо верить в систему Станиславского! – нежно проворковала я, безуспешно пытаясь ущипнуть Юджина через мягкую кожу дубленки. – Выйди из образа, дорогой! Как минимум половине этого городка ты известен как мой муж. Так что, нет никакого смысла разыгрывать из себя постороннего. Ты дождешься, парень, что я перережу все телевизионные кабели в доме…

– Это ты мне рассказывала про Фадеева? – спросил Юджин, увлекая меня в сторону ближайшего бара, до которого было метров пятьдесят.

– Про какого Фадеева? – Рассеянно спросила я. Мысли витали где-то вокруг белой таблички с номером таксофона. – Александра?

– По-видимому, да.

– Почему, по-видимому?

– Потому, что других я все равно не знаю.

– Что именно я рассказывала?

– Ну, что он относится к Сталину как к своей матери. То есть, любил и боялся?

– Возможно. А что?

– А то, что я отношусь к тебе так же, дорогая.

– Да ну? – Я теснее прижалась к его руке. – Ты что, действительно меня любишь и боишься одновременно?

– Ага, – Юджин кивнул и посмотрел на меня через плечо. – Особенно, когда ты становишься чрезмерно веселой. Как сейчас, например… Когда тебе перезвонят?

Я остановилась.

– Откуда ты зна…

– Когда? Через полчаса?

– Через час…

– Значит, все равно надо где-то переждать и выпить по чашке кофе. Или чего покрепче…

Он галантно распахнул передо мной деревянные двери бара «Колумб», из которого, как ни странно, доносились шумная мужская многоголосица.

– Они что, вчера не все допили? – Я поморщилась от сигаретного дыма и резкого запаха пива. Меньше всего в тот момент меня привлекала перспектива оказаться в шумной компании похмеляющихся мужиков. Хотя в Америке – справедливости ради надо отметить – эта картина не казалась такой омерзительной, как на привокзальной площади в Мытищах, выстроившаяся у ларьков в очереди за водкой толпа небритых мужиков сучила в нетерпении ногами, как новорожденные, которых в кульминационный момент насыщения оторвали от материнской груди…

– Только настоящий мужчина способен после ночи беспробудного пьянства добрать свое наутро, – не без гордости хмыкнул мой муж. – Это, дорогая, и есть Америка!..

– В таком случае, вся Россия сплошь состоит из настоящих мужиков. Разница лишь в том, что эти, – я кивнула на нескольких мужчин, облепивших, словно мухи клейкую ленту, высокую стойку бара, – через часок-другой разлягутся на своих продавленных диванах перед телевизорами, а те, – я кивнула на дверь бара, будто Советский Союз начиналась там, за углом, – пойдут на работу…

– И что они на ней наработают?

– А это уже не твоего ума дело!

– Почему это не мое? – возмутился Юджин.

– Государственная тайна! – Я многозначительно подняла указательный палец и села за столик у окна.

– Вэл, какие еще тайны от своего народа? – Юджин опустился напротив и жестом подозвал бармена. – Ты же гражданка США, девушка. Раскалывайся немедленно!

– Не буду, начальник.

– Почему не будешь?

– У меня двойное гражданство.

– А тебя его лишили, дорогая! – голос моего мужа звучал почти торжествующе.

– Лишить можно только невинности, – спокойно возразила я. – На худой случай, любимой работы. Но только не гражданства…

– Никак не соображу, что же сделало тебя философом? – улыбнулся Юджин. – Неужели жизнь в Америке?