Текст книги "Ностальгия по чужбине. Книга первая"

Автор книги: Валентина Мальцева

Соавторы: Йосеф Шагал
сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 20 страниц)

Йосеф Шагал
Ностальгия по чужбине
Книга первая

«С точки зрения общественной морали, деятельность любой разведслужбы полностью и абсолютно аморальна…»

МАРКУС ВОЛЬФ

Шеф политической разведки «Штази» бывшей ГДР

«Темнеет, но я уже зажег черный свет моей души…»

ДЖОН ЛЕ КАРРЕ

Светлане Иосифовне Змудь,

за все тридцать лет

Бестселлеры с продолжением

Обращусь к утверждению Вольтера, которое стало весьма расхожим, но истина от частого употребления истиной быть не перестает: «Хороши все жанры, кроме скучного». Иногда доводится слышать иное: «Книга хорошая, но… скучная». Как может быть хорошим сочинение, сквозь которое продираешься, будто сквозь тягостные испытания, и которое невозможно дочитать до конца? Слышится порой и такое гордое откровение: «Я пишу для себя!» Подобный сочинитель напоминает фармацевта, который лишь сам принимает изготовленное им лекарство, или пекаря, который в одиночку поедает хлеб, который печет. На мой взгляд, настоящий писатель живет ради читателей! Не сомневаюсь, что Йосеф Шагал это убеждение разделяет…

Надо, однако, чтобы авторское перо не только само стремилось к читателям, но и было ими востребовано и даже стало для них желанным. То, что пишет Йосеф Шагал, мало назвать литературой читаемой – это книги, перечитываемые, а то и зачитанные (не хочу сказать, что «до дыр», поскольку издания ТЕРРЫ полиграфически не только изысканны, изящны, но и прочны).

Итак, речь идет об авторе талантливом, умеющем завлечь, увлечь читателей и надолго удержать их возле себя. Очень важно, меж тем, как и чем именно он нас завораживает. Безусловно, сюжетом… Но чтобы роман можно было причислить к литературе подлинной, этого недостаточно. Шагаловские сюжеты, властно не отпускающие нас от себя, повествуют о событиях значительных. Они неотторжимы, разумеется, от определенной эпохи, а вот проблемы, кои в связи с ней художественно исследует автор, общечеловечны и временем не ограничены. Романы – о политических фантасмагориях, связанных с конкретным режимом, но теми необычайностями не зажаты в тиски. Напротив, идеалы непримиримого противостояния смелости и благородной находчивости коварству неполитической бесцеремонности, узнаваемы сейчас и будут узнаваемы завтра. Вообще книги конъюнктурно актуальные обречены на короткое существование, а проникнутые размышлениями о нынешнем и одновременно о вечном, о поступках и нравах, типичных для разных эпох и столетий (вот как многотомная эпопея Шагала!) могут рассчитывать на долголетие. Александр Дюма-отец создавал свои знаменитейшие многотомия чаще всего на фундаменте политических и исторических фактов. Но таким был только фундамент, а здания на нем вздымались по проектам, исполненным собственной изобретательности и подчас бурной фантазии. В результате, даже закованный в идеологические шоры Карл Маркс вынужден был в читательском запале признать, что «Три мушкетера» и «Граф Монте-Кристо» переживут все книги мира. И это отнюдь не исключено.

Йосеф Шагал видится мне в жанре психологического и политического детектива поклонником Александра Дюма-отца. В основе шагаловской прозы – исторические реалии… Но как смел и порою даже дерзок полет авторского воображения! Да, прославленный «отец» угадывается… Правда, «сын Йосеф» уже не очень похож на Дюма-отца, но некоторые черты узнаю – и очень этому радуюсь.

Наталья Кончаловская рассказала мне как-то такую историю… Завершив свое бессмертное полотно «Утро стрелецкой казни», ее великий дед Василий Суриков решил показать картину Репину. На полотне, как известно, стрельцы ждут своей страшной участи… Илье Ефимовичу картина поправилась, но он предложил одного стрельца уже повесить. Это, по его мнению, должно было произвести еще большее эмоциональное впечатление. Суриков «прислушался», одного стрельца подверг казни – и картина почти умерла; оказалось, что ожидание беды гораздо ужасней, чем сама беда – Суриков «вздернутого» стрельца замазал. – Вот что такое деталь! Из деталей слагаются и картина живописна, и картина каждой человеческой жизни. Как из песни слова не выкинешь, так и не выкинешь из книг Йосефа Шагала деталей, которые снайперски точно определяют характеры и события. Вглядываешься в эти детали и воспроизводишь порой свое собственное бытие и бытие окружающего тебя мира.

Писать роман с продолжением рискованно: возник ли у читателей роман с романом? А если и возник, то захотят ли они его продолжить? На этот раз ни секунды не сомневаюсь: захотят и уже захотели! И наверняка будут нетерпеливо ждать книг этого автора – новых произведений, которые столь же увлекательно расскажут о том, что происходило «десять лет спустя», и «двадцать лет спустя», и тридцать-сорок лет спустя с теми же героями или их потомками. Впрочем, сроки могут либо сократиться либо продлиться…

И вот тут я подошел к персонажам, к героям, а прежде всего – к главной героине шеститомника.

Лев Толстой писал, что самое важное и самое сложное в литературной прозе – это создание или воссоздание характеров, ибо только через человеческие характеры могут быть воссозданы характеры Времени и Эпохи. Что ж, трудным искусством «лепки» характеров Йосеф Шагал владеет, по моему мнению, мастерски. С Валентиной Мальцевой я, мне кажется, давно лично знаком: встречу и сразу узнаю – по походке жизненной и буквальной, по манере мыслить, говорить… И принимать решения – иногда отчаянные, предельно опасные, непредсказуемые. Думаю, Валентина может стать и станет любимой личностью очень многих читателей. Йосефа же Шагала она околдовала до такой степени, что он совершил поступок воистину рыцарский: уступил ей (к счастью, не навсегда) авторство своего многотомного романа, который, вновь напомню, сотворил сам. Валентина этот самоотверженный шаг «приняла»… Но потом, как я догадываюсь, она – по благородству характера – попросила Йосефа Шагала авторство его все-таки обнаружить. Мы, наконец-то, узнали, что есть на свете замечательный мастер, блестяще, на мой взгляд, представляющий любимейший читателями жанр увлекательного чтения.

История знаменитой французской романистки, но только наоборот… Говорят, Жорж Санд однажды тоже – правда, в скобках – свое авторство обозначила. Первые четыре книги шагаловского романа уже стали бестселлерами. Станут и последующие. Предрекаю это и не боюсь ошибиться…

Анатолий АЛЕКСИН,

Лауреат Международных премий,

Государственных премий СССР

ПРОЛОГ

25 декабря 1985 года.

08.45 Штаб-квартира ЦРУ США.

Лэнгли (штат Вирджиния)

– Как американец американцу я просто вынужден заявить, что вы испортили мне Рождество, Генри…

Узкое, морщинистое лицо Уильяма Кейси, возглавившего Центральное разведывательное управление спустя год после победы Рональда Рейгана на президентских выборах, излучало доброжелательное спокойствие. Умный, богатый и влиятельный выходец из аристократической Филадельфии в полной мере владел тем набором качеств, которые белые протестанты его круга, более ста пятидесяти лет определявшие политический курс Америки, с лицемерной скромностью называли «хорошим воспитанием». Он безжалостно увольнял высокопоставленных чиновников ЦРУ, отдавал приказы на весьма рискованные операции, сражался с Конгрессом за увеличение финансирования ЦРУ как овдовевший лев, и все это делал с такой доброй и лучезарной улыбкой, словно приглашал оппонента в свой загородный дом в Висконсине на вечеринку с барбекью. Вот почему, в фирме очень быстро сообразили: полагаться на интонации директора Кейси было верхом глупости. Его надо было СЛУШАТЬ.

– Поверьте, это не входило в мои планы, – пробормотал Уолш, ерзая в кресле. – Кстати, я забыл поздравить вас с Рождеством, босс…

– На Уолл-стрите, где я когда-то возглавлял адвокатскую контору, между сотрудниками существовало железное правило – заблаговременно сообщать боссу о своей отставке…

Не меняя положения в высоком кресле с подголовником, директор ЦРУ извлек длинной рукой из ящика письменного стола шоколадную конфету, освободил ее от обертки, после чего отправил тонкими пальцами в рот, тщательно прожевал, аккуратно сложил фантик, опустил его в корзину для мусора и холодно продолжил:

– Возможно, у адвокатов не стоит учиться хорошим манерам. Тем не менее, их знание законов под сомнение не ставится. Вы согласны со мной, Генри?

– О да, сэр, вполне.

– Отлично! – Уильям Кейси вытащил вторую конфету, проделал с ней ту же процедуру, что и с ее предшественницей, после чего положил перед собой обе руки, будто отдавал себя в полное распоряжении маникюрши. – Тот факт, дорогой Генри, что вы забыли поздравить меня с Рождеством, я перенесу безболезненно. Поскольку он никак не влияет на мои служебные планы. Крайне неприятно другое – вы забыли предупредить меня о своей отставке хотя бы за сутки… У вас весьма своеобразная манера делать сюрпризы в сочельник, дорогой Генри…

Уолш поскреб ухо и промолчал.

– Могу я поинтересоваться причинами?

– Возраст, сэр! – Уолш развел руками.

– Это не причина, – брезгливо поморщился Уильям Кейси. – Это следствие. Я же спрашиваю о причинах, побудивших вас подать прошение об отставке.

– Так сразу и не скажешь, – вздохнул Уолш и потянулся к нагрудному кармашку твидового пиджака за сигарой.

– Даже не думайте! – холодно предупредил Колби [1]1
  Так в книге.


[Закрыть].

– Извините, сэр.

– Хотите я помогу вам? – предложил директор ЦРУ.

– Я уже пытался бросить курить, сэр. Это бесполезно.

– Я не о сигарах, – на сморщенном лице Кейси в этот момент можно было замораживать свежие фрукты. – Я помогу сформулировать причины вашего намерения уйти на покой.

– Это было бы очень любезно с вашей стороны, сэр, – пробормотал Уолш и чуть откинулся в кресле. – Хотя мне казалось, что я уже сделал это…

– Итак, на своем посту начальника оперативного управления ЦРУ вы, дорогой Генри, пережили восемь президентов США и одиннадцать директоров фирмы…

– Как ужасно стремительно летит время, – грустно улыбнулся Уолш.

– Это – послужной список либо изощренного карьериста, либо действительно незаурядного профессионала разведки. Не стану скрывать, Генри, я уже задавал себе этот вопрос. Буквально, на следующий день после того, как сел в это кресло. И остановился на втором варианте…

– Что ни говорите, сэр, но когда тебе под семьдесят, а в истории твоих болезней уже не осталось ни одного прочерка, приятно услышать от умного человека, что ты, все-таки, не карьерист…

– Считаете, Генри, что ваши заслуги перед ЦРУ и государством не были оценены по достоинству?

– Нет, сэр, – Уолш решительно мотнул головой. – Я так не считаю.

– Хотели бы занять более высокий пост, нежели тот, который занимаете сейчас?

– Вы же сами только что пришли к выводу, Уильям, что я – не карьерист.

– Есть причины, по которым вы не хотели бы работать именно со мной?

– Боже упаси, сэр! – Уолш вытянул волосатые руки, словно отодвигая очевидную напраслину. – Вы, по всей видимости, один из самых умных и профессиональных политиков, когда-либо занимавших это кресло.

– В таком случае, в чем проблема, Генри Уолш? – Директор Кейси недоуменно пожал узкими плечами. – Не мне вам говорить, что люди ТАКОГО уровня, как ваш, собственными ногами из разведки не уходят. Даже по болезни…

– Проблема только во мне, сэр. Сидя в одном кресле столько лет, невольно обрастаешь проблемами, как мхом на болоте…

– Послушайте, Генри, я не психоаналитик, – Кейси поморщился. – Да и вы не похожи на человека, страдающего сезонными депрессиями. И вообще, сегодня сочельник и через пару часов нам пора расходится по домам. Я слишком уважаю вас, Генри, чтобы игнорировать ваши намерения. Даже если мне лично они кажутся ошибочными. Я только думаю – надеюсь, вы не станете упрекать меня в чрезмерном патетизме – что все мы, прежде всего, – слуги государства, системы. И только государство вправе решать нашу судьбу. Государство и наша совесть…

Уже открыв рот для ответа, Уолш запнулся, подыскивая нужные слова…

– Хорошо, попробую объяснить… Я не чувствую, сэр, что и дальше могу быть полезным на своем посту. Мне кажется, что в данный момент, учитывая сложившиеся в мире политические реалии, оперативное управление ЦРУ должен возглавить более подготовленный, более современно мыслящий руководитель…

– Но не вы, Генри?

– Но не я, сэр.

– У вас есть подходящая кандидатура? – разделяя слова на слоги, спросил Кейси. – Только не торопитесь отвечать. Ведь этот человек должен будет заменить вас, мистер Уолш. Причем заменить полностью, что мне лично представляется на данный момент делом абсолютно нереальным.

– Почему же нереальным, сэр?

– Потому, что знание кадров ЦРУ и уж, тем более, его руководящего звена, является частью моей работы, основной функцией руководителя. Станете спорить?

– Нет, сэр, я согласен!

– Нас ведь беспокоит одна и та же проблема, не так ли, Генри? – голос Уильяма Кейси звучал абсолютно ровно.

– Если вы имеете в виду Россию, то да, сэр.

– Ох уж эта Россия! – покачал головой директор ЦРУ. – Признайтесь, Генри: после проведения операции, на которую дал санкцию наш неотразимый красавчик Картер, и которая завершилась действительно триумфально, вы, наверное, считали, что Советский Союз перейдет на вашингтонское время и сделает английский вторым государственным языком? Ведь так, не правда ли?

– Не совсем, – пробормотал Уолш. – Но, примерно так, сэр.

– И вдруг такой сокрушительный удар…

– Все мы смертны, – пробормотал Уолш.

– Глупо спорить! – кивнул Кейси и желчно улыбнулся. – Вопрос только, когда именно эта биологическая аксиома становится свершившимся фактом.

– Думаю, что для нас – в самый неподходящий момент, – медленно произнес Уолш.

– Генри, что вам известно о смерти Андропова?

Вопрос Кейси прозвучал неожиданно и резко.

– Вы же знаете, сэр, в своей работе мы отдаем приоритет решению реальных задач… – Уолш не без любопытства посмотрел на своего босса. – Данный же вопрос, увы, относится к разряду гипотетических…

– А если нет?

– Вам что-то известно? – Уолш непроизвольно подался вперед.

– Вначале удовлетворите мое любопытство, Генри.

– Мне трудно представить себе, что вам это действительно нужно.

– И, тем не менее: объясните, каким образом за какой-то год мог, как говорят русские, сгореть на работе в принципе еще далеко не старец и не смертельно больной генеральный секретарь Юрий Андропов? Особенно, если учесть, что на него, как и на его предшественников, работало все советское здравоохранение? Странно, не правда ли? Прокладывал, как ледокол, дорогу к власти, сумел оттеснить на второй план всех конкурентов, в конце концов, добился своего, стал генеральным секретарем партии, единоличным лидером гигантской империи и вдруг… Просто так взял и в течение нескольких месяцев развалился от тривиальной дистрофии почек?.. У вас есть вразумительное объяснение этому феномену?

– Ну, во-первых, у Андропова были серьезные проблемы с сердеч…

– Оставьте! – вяло отмахнулся Кейси. – Я читал заключение о его смерти. И оно меня, кстати, совершенно не интересует. Вызовите любого эксперта из нашей химической лаборатории и он прочтет вам популярную лекцию, как в течение трех суток можно вызвать инфаркт миокарда у восемнадцатилетнего олимпийского чемпиона по плаванию в спринте. Причем вызвать так, что действительные и почетные члены всех медицинских академий мира охотно подпишутся под ЕСТЕСТВЕННОСТЬЮ летального исхода. Здесь важно не это, дорогой Генри. Вот Брежнев, к примеру, после семьдесят пятого года был действительно больным человеком. Скажу даже больше: он был ОЧЕНЬ больным лидером, который буквально разваливался физически и духовно. А скончался он – обратите внимание! – аж в восемьдесят втором! Причем, как говорят русские, скончался на боевом посту! Его искусственно поддерживали почти восемь лет, Генри! А восемь лет для политического лидера – это целая эпоха, две наши президентские каденции… Меня не интересует, КАК русские врачи это делали. Принципиально важно другое – они это СДЕЛАЛИ. Абсолютно неважно, что старик маразмировал, бедокурил и нес с высоких трибун откровенную ахинею. Важно другое – Брежнев выполнил отведенную ему функцию, потому, что в этом были заинтересованы конкретные люди из его окружения. Улавливаете нюанс, Генри?

– Мы не исключали возможность того, что Андропова убрали…

– А я ПОЛНОСТЬЮ исключаю вероятность его естественной смерти! – отчетливо произнес Кейси. – Полностью, Генри! Думаю, и вы тоже. Просто не желаете себе в этом признаться…

– Вы хотите сказать, что…

– Знаете, Генри, мне рассказывали анекдот брежневских времен, который был весьма популярен в России. Будто утром в спальню Дика Никсона вбежал чрезвычайно взволнованный помощник по национальной безопасности с жутким воплем: «Господин президент, кошмар, случилось непоправимое: русские высадились на Луне и полностью выкрасили ее в красный цвет!» На что Никсон пробормотал спросонья: «И из-за такой ерунды ты меня разбудил?! Свяжись с НАСА, пусть отправят на Луну челнок с нашими астронавтами и прикажут им провести посередине Луны белую полосу и написать на ней: „Marlboro“»…

Уолш хмыкнул.

– Только не притворяйтесь, будто не слышали этот анекдот, – желчно процедил Уильям Кейси. – Так вот: вы провели колоссальную работу, ПОСТАВИВ на Андропова и блестяще реализовав свой план. То, что сделали вы и ваши люди, Генри, на мой взгляд, является шедевром тайной политической стратегии. Я думаю, Аллен Даллес с того света аплодировал бы вам. Операций такого масштаба не знала история внешней разведки. Но тем горше осознавать, уважаемый Генри, что русские ПЕРЕИГРАЛИ вас на самом финише, когда вы уже пересекли первыми финишный створ и даже держали в руках кубок. Замечу от себя, что переиграли очень обидно для вас. Поскольку вы, дорогой Генри, действовали с помощью тончайших хирургических инструментов, манипулируя микронами, а русские разбили всю вашу высокотехнологичную конструкцию примитивным молотком. Просто взяли и физически ликвидировали Юрия Андропова. В этом, на мой взгляд, и кроется причина вашего желания уйти в отставку, Генри. Вы затратили слишком много сил на создание этой конструкции, чтобы сейчас начинать все с начала. А не начинать, бездействовать на своем посту, вы не способны. И, разочаровавшись, решили уйти на покой. Кроме того, вы, Генри, слишком опытный и умный сотрудник разведки, чтобы не понимать: фиаско вашей операции было предопределено ошибкой в подходе…

– Что вы имеете в виду, сэр?

– В самом деле не знаете? – Уильям Кейси откинулся в кресле и внимательно посмотрел на Уолша. – С трудом верится, Генри. Скорее всего, решили просто подыграть боссу. Впрочем, отвечу: в акциях столь серьезного масштаба крайне рискованно и даже опасно делать ставку на конкретных людей. Основной акцент должен быть сделан на ПРОЦЕССЫ. Это ведь не конкретная личность, не так ли? Полностью дезавуировать процесс практически невозможно. А в вашем случае, дорогой Генри… Что ж, считайте что усатый дядюшка Джо в очередной раз напомнил вам о себе с того света: «Есть человек – есть проблема, нет человека – нет проблемы…» А теперь скажите мне, Генри, в чем конкретно я неправ?

– Все так, как вы сказали, сэр, – кивнул Уолш, оценив про себя безжалостную точность анализа, сделанного Кейси, и, в то же время, корректную форму, в которой он был изложен.

В кабинете воцарилась тишина. Обе ладони директора ЦРУ по-прежнему лежали на крышке стола, терпеливо дожидаясь, пока невидимая маникюрша закончит свою работу. А взгляд Уильяма Кейси сфокусировался на одной точке, расположенной где-то между ухом и скулой Уолша. И было совершенно неясно, то ли директор ЦРУ, словно удав, только что пообедавший кроликом, переваривает свой аналитический монолог, то ли раздумывает, какой именно авторучкой – шариковым «Паркером» или перьевым «Пеликаном» – подписать прошение Генри Уолша об отставке.

Минуты через две Кейси ожил так же внезапно, как впал в задумчивость:

– Вы ничего не хотите мне сказать, Генри?

– Вы имеете в виду мое заявление об отставке?

– О какой отставке, черт подери, вы тут толкуете? – Кейси впервые за весь разговор выглядел удивленным. – После того, как я потратил без малого час своего времени, чтобы изложить вам КОНЦЕПЦИЮ нашей предстоящей работы по России, после того, как мы с вами, похоже, пришли к общему мнению, вы…

Уильям Кейси убрал руки со стола, демонстрируя высшую степень недовольства. То ли шефом оперативного управления ЦРУ, то ли маникюршей, которая так и не появилась в его кабинете с ножницами и пилочкой.

– Простите, сэр, я не совсем вас понял…

Уолш заученным движением вытянул из нагрудного кармана пиджака пластмассовый футляр от сигары и начал механически отвинчивать серебряную крышку.

– Что именно вы не поняли, Генри?

– О какой, собственно, концепции идет речь?..

С решимостью человека, готового в борьбе с никотиновой смертью на самые крайние меры, Кейси внимательно следил за волосатыми пальцами Уолша, явно готовившего сигару к прямому использованию. Казалось, все [2]2
  Так в книге.


[Закрыть]

концепции вы говорили?

– Надеюсь, вы не собираетесь закурить в моем кабинете, дорогой Генри? – сухо поинтересовался Кейси.

– Я не курю уже два месяца, сэр, – буркнул Уолш, только сейчас обративший внимание, что практически расчехлил толстую кубинскую «Корону» и держит ее возле губ. – Это просто рефлексы старого курильщика. Не обращайте внимания, сэр.

– Я не спрашиваю вас, Генри, откуда вязалась эта сигара. Хотя, насколько не известно, Рейган все еще не отменял экономическую блокаду Кубы. Но Бога ради, пожалейте свое и мое здоровье!..

Уолш сунул злосчастную сигару в нагрудный карман пиджака и обреченно поднял руки в знак капитуляции.

– А что касается концепции, – продолжал Кейси, сразу же успокоившись, – то, честно говоря, я хотел поговорить с вами об этом сразу же после Рождества…

– Теперь ваша очередь омрачать мне праздник? – улыбнулся Уолш.

– Я вас заинтриговал, не так ли?

– Настолько, что индейка вряд ли полезет мне в горло.

– Но только вкратце, Генри… – Уильям Кейси бросил выразительный взгляд на настенные часы. – Я не рассчитывал проводить сегодня оперативное совещание.

– Кажется, Донован говорил, что чем гениальнее концепция, тем короче ее можно изложить…

– Донован? – поморщился Кейси. [3]3
  Убрано повторение текста.


[Закрыть]

Было заметно, что одно лишь упоминание имени Уильяма Донована, шефа стратегической военной разведки США, впоследствии преобразованной в ЦРУ, было крайне неприятно Кейси. Уолш вспомнил, что лет двадцать назад в Вашингтоне ходили слухи о некой приятной даме из министерства юстиции, которую, грубо говоря, не поделили между собой Кейси и Донован. Последний не случайно заработал в тесном кругу друзей прозвище Дикий Билл: если генерал видел перед собой конкретную цель, то неизменно достигал ее первым. Характерно, что отбив у Кейси смазливую девицу из министерства юстиции, флиртовавшую поначалу с обоими, Донован охладел к ней через несколько месяцев. Простить такое злопамятный аристократ Кейси, да еще такому солдафону, как Донован, естественно, не мог…

– Впрочем, сэр, мы можем поговорить об этом и после Рождества, – предложил Уолш, сообразив, что допустил бестактность.

– Нет, нет! – Кейси наморщил лоб. – Вы меня просто озадачили, Генри. Я считаю свою концепцию достаточно четкой, однако после вашего замечания пытаюсь сформулировать ее как можно короче.

– Сэр, – пробормотал Уолш, – это замечание вас к ни к чему не обя…

– Есть! – Лицо Кейси просветлело. – Ваш грубиян Донован был абсолютно прав. Так что, стратегическую концепцию борьбы с империей зла, как предпочитает говорит о русских наш с вами президент, можно сформулировать одним словом – деструктуризация. Именно так! – На губах директора ЦРУ заиграла довольная улыбка. – Точнее не скажешь!..

– Боюсь, сэр, я не совсем вас понял… – Уолш заерзал на жестком стуле. – Деструктуризацию чего именно вы вы имеете в виду? Армии? Комитета госбезопасности? Политбюро?..

– Деструктуризацию СИСТЕМЫ. Знаете, Генри, будь у меня такая возможность, я бы обязательно собрал всех наших политологов, советологов, кремленологов, всех этих яйцеголовых придурков в твидовых пиджаках профессоров на контракте, в исследования которых несчастный американский налогоплательщик вбухал немыслимые деньги…

Кейси даже зажмурился от удовольствия, представляя себе эту встречу.

– Для чего?

– Чтобы заставить их вернуть все до цента…

– Сэр, ну, хоть пару сотен долларов они, все-таки, отработали, – улыбнулся Уолш.

– Нет! – не принимая шутку, желчно отрезал Кейси. – Даже на пару сотен! Мало того, своими многотомными прогнозами и рекомендациями они отодвинули нас назад лет на двадцать, не меньше…

– Вы хотите сказать, что у нас была возможность покончить с Советским Союзом в шестьдесят пятом году?

– А может быть и раньше, – вскинул седую голову Кейси. – Года через три-четыре после XX съезда партии. Вполне вероятно, даже до Карибского кризиса…

– Ничего подобного я раньше не слышал, – негромко произнес Уолш.

– Ответьте мне, Генри: разве без аналитических трудов этих самых советологов мы не знали, что данное государственно-политическое образование – я имею в виду коммунистическую Россию – было обречено на гибель уже в момент своего возникновения?

– Думаю, знали и без советологов, – кивнул Уолш. Мысли, высказываемые директором ЦРУ, действительно были нестандартными.

– Но ученые сумели навязать нам, политикам-практикам свою концепцию: мол, Советы, в силу политической, экономической и социальной противоестественности своего образования и становления, деструктивны по природе. Что-то вроде неизлечимого больного, который вот-вот загнется. А наша задача – по мере сил и возможностей – ПОДДЕРЖИВАТЬ этот процесс, доведя его до логического завершения.

– Что мы и продолжаем делать, – криво улыбнулся Уолш.

– Совершенно верно, – насупив брови, мрачно кивнул Кейси. – Что мы и продолжаем делать вот уже шестьдесят восемь лет…

– А в чем, собственно, ошибка, сэр?

– В оценке фактора времени, – процедил директор. – Вам, наверное, известно, что в прошлом году я похоронил своего отца…

Уолш кивнул.

– У него был рак предстательной железы, – продолжал Кейси ровным голосом. – Проклятье, которое подстерегает практически каждого мужчину. Так вот, диагноз ему поставили в онкологическом отделении Парклендского госпиталя, в Далласе. Да, Генри, в том самом, где в шестьдесят третьем испустил дух Джон Кеннеди. И знаете, когда это было? Семь лет назад! Моему отцу было тогда семьдесят шесть. Это был сильный, уверенный в себе и, я бы даже сказал, неистовый мужчина. Умел работать, мог основательно выпить, любил погулять… Приговор врачей он, конечно, знал: отец сам разговаривал с оперировавшим его хирургом и буквально выбил из него, что жить ему после операции год, максимум полтора. Но никак не более…

– А скончался он только в прошлом году, – пробормотал Уолш.

– Вот именно! – воскликнул Кейси. – То есть, прожил семь лет! Я часто спрашивал себя: собственно, за счет чего? Медикаментозная помощь отцу ничего не давала. Только морфий для снятия жутких болей, и все, Генри. Так вот, на одном лишь характере, на врожденной неспособности подчиняться обстоятельствам, на фанатичном стремлении во что бы то ни стало ПРОДЛИТЬ свое существование – назвать жизнью эту борьбу с нескончаемой болью язык не поворачивается – мой отец прожил в три раза больше, чем ему предрекали профессиональные врачи…

– Следовательно, русские… – Уолш поднял голову и встретил торжествующий взгляд директора.

– Та же картина, Генри, – кивнул Уильям Кейси. – Абсолютно та же! В кровь этой ужасной системы имплантирован уникальный по силе и длительности воздействия фермент СОПРОТИВЛЯЕМОСТИ. Обратите внимание, Генри: они там бесконечно мутируют. И чем суровее условия жизни, чем бесчеловечнее карательные меры, чем масштабнее унижение личности, тем активнее и ожесточеннее они сопротивляются. Давно уже разобщенные, они, тем не менее, по-прежнему сплочены. Интеллектуалов в этой дикой стране больше, чем во всем западном мире, а политической оппозиции нет и даже не намечается. Они нищенствуют, стоят в очередях, работают сутками за гроши, но продолжают выживать, напрягая весь мир и по-прежнему представляя самую реальную угрозу для человечества…

– Да, на агонию действительно не похоже, – негромко произнес Уолш.

– О какой агонии вы тут говорите, Генри?! – Кейси на секунду прикрыл глаза, давая им отдохнуть от яркого света люминесцентных ламп, заливавшего кабинет. – Кому как не вам известен наш нынешний бюджет на оборону. А внебюджетные ассигнования! Чего нам стоят только эти космические игрушки с лазерами и новейшими системами наведения! А этот противоракетный зонтик, под которым тешит свое самолюбие наш президент и его подсиненная подруга! Если так пойдет и дальше, нам придется взять за горло собственный народ, Генри!.. Да и не верю я больше ни в какую агонию Советов! Не ве-рю!..

– Но динозавры, все-таки, вымерли, сэр, – улыбнулся Уолш.

– Вымерли, не спорю, – кивнул Кейси. – Правда, ушло на этот закономерный процесс каких-то пара-тройка миллионов лет… – директор потянулся к воротничку накрахмаленной сорочки и расстегнул под галстуком верхнюю пуговичку. – Мои дети, внуки и правнуки столько не проживут. Следовательно, необходимо предпринимать что-то сейчас, немедленно!.. Еще раз повторяю: ваша операция с Андроповым была великолепной работой, Генри. Но это, согласитесь, была только разведка, только операция, а не ПОЛИТИКА. Вы что же, действительно поверили, что схватили Бога за яйца?

Уолш пожал плечами, но промолчал.

– Давайте допустим на минуту, что этот суровый господин все еще жив и, сидя в главном кремлевском кресле, полностью контролирует ситуацию в Советском Союзе. Что это могло бы дать Штатам КОНКРЕТНО?

– Ну… – Уолш задумчиво поскреб кончик носа. – Мы не стали был так лихорадочно разворачивать те же космические вооружения и сэкономили бы Штатам пару десятков миллиардов долларов.

– Согласен. Что еще?

– Пожалуй, можно было бы снять с боевого дежурства процентов 30–35 межконтинентальных ракет…

– Еще несколько миллиардов долларов, – кивнул Кейси. – Дальше?

– Характер стратегического противостояния вполне мог перестать быть таким агрессивным и непредсказуемым…

– Все?

– А разве этого мало, сэр?

– Вы сказали хорошую фразу, Генри – «противостояние перестает быть агрессивным». Выражаясь образно, это значит, что в затяжном семейном скандале с женой вы перестаете швырять друг в дружку чем под руку попадет, а просто исподтишка плюете крест-накрест в утренний кофе со сливками…

– Что вы хотите мне доказать, сэр? – в голосе Уолша зазвучало сдержанное раздражение. – Что родиться в семейном поместье на Канарских островах лучше, чем жить под мусоркой в Бронксе? Так я согласен с этим и без аргументов…