Текст книги "Дальний Рубеж (СИ)"

Автор книги: Валентин Власов

Соавторы: Виктор Ступников
сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц)

Мой взгляд упал на дальний край леса, туда, где скрылся советник. Велеславский получил мой ответ. Теперь его реакция была делом времени. Он мог прислать армию. Мог задушить нас блокадой.

Но у меня было несколько козырей, о которых он не знал. Петр с его безумными инженерными идеями. Я со своей странной магией, растущей с каждой ночью. И самое главное – эти люди. Их воля, закаленная в огне и отчаянии.

Я повернулся спиной к могилам и лицом к стене. К грохоту, огню и кипящей работе. Мы не просто выживали. Мы готовились к войне. И мы бы сделали эту землю неприступной крепостью. Или легли бы костьми в ее основании.

Внезапно нарастающий шум у главных ворот заставил меня обернуться. Грохот котлов смолк, сменившись возбужденными криками. Я увидел, как люди расступаются, пропуская группу оборванных, исцарапанных людей с пустыми телегами. Это были те самые рабочие из карьера, которых мы считали погибшими.

Я ринулся к ним. Во главе группы шел старший, его лицо было в ссадинах, а взгляд – пустым и отрешенным, но в нем теплилась искра жизни.

– Ваше сиятельство… – его голос был хриплым шепотом. – Мы… мы вернулись…

– Как? Что случилось? – я схватил его за плечи, боясь, что он рухнет.

– Они напали на карьер… но не так, как здесь… – он сглотнул, с трудом подбирая слова. – Они не просто убивали… Они кого-то слушались. Там был… другой. Человек? Нет, не человек… Он был одет в черное, и твари ползли за ним, как псы на сворке. Он смотрел на нас… и мы замерзали на месте, не в силах пошевелиться. Он приказал им не убивать всех. Он… отобрал несколько человек и увел с собой. В лес. А остальных… просто отбросил, как мусор. Сказал… «Пусть расскажут. Пусть знают, с кем имеют дело».

– Он что-то еще сказал? – спросил я. – Сказал… – рабочий закашлялся. – Сказал: «Скажи тому, кто здесь главный. Скоро я приду лично, если он не отдаст мне ключ."

Я мгновенно вспомнил ту встречу с тёмным в образе мальчика. И тот тоже просил какой-то ключ, о котором я не имел никакого понятия.

И, хотя нам сейчас грозила смертельная опасность, нам нельзя было зацикливаться исключительно на войне.

Голод – вот кто был действительно нашим первым врагом без всяких сражений. Нас в поселении стало больше, а вопрос с заводом так и не был решен до конца. Нам надо было восстанавливать остальные станки и искать пути закупки дешевого дурмана на обработку, пока своих мощностей по его добыче было недостаточно.

Поэтому я направился в здание завода, куда сегодня утром Пётр должен был послать Геннадия – одного из немногих техников, работавшего когда-то на этом заводе.

Здание завода встретило меня гробовой тишиной, резко контрастирующей с оглушительным грохотом у стен. Воздух внутри был спертым, пахлым олифой, металлической стружкой и чем-то кислым. Казалось, сама душа механизма была вырвана, оставив лишь холодную железную оболочку.

Я прошел мимо безмолвных, застывших станков-великанов, к самому сердцу комплекса – к печам и химическим чанам. Здесь, в полумраке, под скудный свет пробивающихся сквозь запыленные окна лучей, копошилась горстка людей. Старый механик Геннадий, с лицом, изрезанным морщинами и угольной пылью, что-то яростно колотил молотком по заклинившему клапану. Рядом его юный подмастерье, Сашка, с перекошенным от усилия лицом, пытался сдвинуть с места маховик вентиля.

– Дерни сильнее, мальчик! – рявкнул Геннадий, не отрываясь от работы. – Он не кусок барского пирога, его рвать надо! Сашка рванул, маховик с скрежетом поддался, и пар с шипением вырвался из трубы. Механик удовлетворенно хмыкнул.

Только тогда они заметили мое присутствие. Геннадий выпрямился, с трудом разгибая спину, и кивнул мне, вместо поклона, который ему было не под силу совершить.

– Ваше сиятельство. Видите, наводим марафет. Эти твари, пардон за выражение, не только людей поубивали, но и механизм весь расстроили.

– Как дела, Геннадий? – спросил я, окидывая взглядом мрачное царство ржавых труб и застывших механизмов. – Что осталось? Что работает?

Старик мрачно вытер лицо засаленной тряпицей.

– Работает… громко сказано. Дышит – и на том спасибо. Две печи из пяти можно растопить, но угля – кот наплакал. Химические чаны целы, но дурмана для очистки – вот столько, – он показал сложенные щепотью пальцы. – На день едва ли хватит, если вполсилы работать. А работать вполсилы сейчас – себя обманывать.

Самое страшное было не в его словах, а в его глазах. В них читалась не просто усталость, а глубокая, профессиональная тоска. Он смотрел на свой мёртвый завод как на раненого зверя, которого уже не спасти.

– Разреши, – я отодвинул старого мастера в сторону и сам заглянул внутрь.

Я неплохо понимал принцип работы всех этих шестеренок, и сейчас им нужен был небольшой импульс для более верного хода.

Металл под моими пальцами был мёртвым и холодным. Я закрыл глаза, отогнав шум стройки за стенами, и сосредоточился на пустоте внутри – той самой, что осталась после ритуала и теперь наполнялась новой, холодной силой. Я представил её не огнём и не светом, а густой, тягучей субстанцией, похожей на чистейшую олифу. Я позволил ей медленно сочиться из кончиков пальцев, впитываться в застывшее железо.

Сначала ничего не происходило. Лишь собственное натужное дыхание и скептический взгляд Геннадия, тяжело лежавший на мне. А потом... послышался едва уловимый щелчок. Тихий, еле слышный скрежет. Маховик, с которым только что боролся Сашка, дрогнул и с легким, почти ласковым шипением провернулся на четверть оборота. За ним слаженно, без прежнего надрывного скрипа, сдвинулись шестерни в открытом механизме привода. Они будто вздохнули, сбросив с себя оковы ржавчины и многовековой усталости.

Сашка ахнул и отпрянул. Геннадий вытаращил глаза, его сморщенное лицо выражало чистейшее недоумение, граничащее с суеверным страхом.

– Как вы... – он начал и запнулся, не в силах подобрать слова. Он потянулся к механизму, дотронулся до шестерни, будто проверяя, не померещилось ли ему. Металл был чуть теплее и, главное, гладкий, отполированный тысячью циклов работы, а не ободранный и шершавый.

Геннадий смотрел на меня уже не как на барина, а как на колдуна или святого. В его взгляде страх смешался с проблеском надежды.

– Ваше сиятельство... Этому... можно научиться?

– Нет, – ответил я честно. – Но этому, – я указал на оживший агрегат. – можно найти замену. Ты сказал, угля мало. А дров? Лес вокруг нас, его хватит на десятки зим.

– Хмм... – старый механик задумчиво почесал затылок. – А ведь и то верно, ваше сиятельство. Вот пустая башка, – он с силой ладошкой ударил себя в лоб.

– Насчет дурмана не переживай, – успокоил я его. – Это дело я беру на себя.

И про себя задумчиво добавил:

– Есть у меня одна мадам, обязаная мне жизнью.

Глава 17

Когда я отвозил Анну де Нотель домой, она по дороге мне рассказала, что у её семьи есть несколько наёмных убийц, профессионально защищающих близлежащие окрестности от оживших. Вот только не из благородных целей, а вполне меркантильных – ради дурмана. Вот только за очистку семейство Юлославских с них дерет три шкуры, поскольку являлись монополистами в нашем регионе. А вести в соседний дурман на переработку было и дорого, и большая часть добытого в дороге гибла. Этим я и планировал воспользоваться, предложив свои услуги.

Я оставил Геннадия и его подмастерье налаживать оживший механизм под их неусыпным и внезапно воодушевленным взором. Их сомнения сменились жадным любопытством. Теперь у них была цель, выходящая за рамки простого выживания – понять, заставить работать, творить.

Воздух снаружи, наполненный грохотом и ударами, показался еще более яростным после гробовой тишины завода. Но теперь этот шум был музыкой не только сопротивления, но и созидания. Два фронта – стена и завод – были равно важны.

Я направился в свой кабинет в поместье. Мне нужна была тишина, чтобы сосредоточиться. Чтобы вспомнить каждую деталь того разговора с Анной де Нотель. Каждый поворот дороги, каждое ее слово, произнесенное усталым, но четким голосом в машине.

Я закрыл глаза, отсекая внешний мир. Внутренняя пустота, заполненная холодной силой, отозвалась легким гулом. Память стала кристально ясной.

«Семья Юлославских… Их люди контролируют все заводы по переработке дурмана на севере. Они берут шестьдесят процентов от партии. Шестьдесят! Или чистое золото. Это круг. И мы все в нем заперты».

Ее голос был полон горечи. Горечи человека, который знает цену этой системы и вынужден в ней существовать.

Я открыл глаза. План, сырой и рискованный, начал обретать форму.

Анна была обязана мне жизнью. Но одного чувства долга было мало. Нужно было предложить ей и ее дому нечто такое, что перевесило бы риск гнева Юлославских – могущественной и безжалостной семьи. Мне нужен был козырь.

Я подошел к грубому столу, нашел относительно чистый лист бумаги и ручку. Письмо должно было быть коротким, ясным и неоспоримым.

«Мадам де Нотель. Наше последнее путешествие показало,что старые соглашения более не служат интересам наших домов. Юлославские душат нас всех своей алчностью. Я предлагаю новое соглашение. Я беру на себя очистку всего дурмана, который ваши люди смогут добыть. Моя цена – двадцать процентов. Никакого серебра. Очищенный продукт будет возвращаться вам в полном объеме, готовый к использованию или продаже. Качество гарантирую. Оно будет выше, чем у Юлославских. Это не только сэкономит ваши ресурсы,но и ослабит нашего общего врага. Я направляю к вам своего человека. Решайтесь. Будущее не ждет. С уважением, Ваш сосед и союзник.»

Кого послать? Это должен быть быстрый, незаметный и хладнокровный человек. Не Немиров, не рабочий. Кто-то, кто умеет двигаться бесшумно и говорить еще тише. Или не вызовет подозрений при встрече.

В этот момент в дверь постучали. И в щелке двери показалась Маша.

– Не отвлекаю, Миш? – поинтересовалась сестра.

И я расплылся в довольной улыбке.

– Моя дорогая, а не хочешь ли ты попроведать свою добрую подругу – Анну де Нотель? Вы, кажется, отлично поладили в прошлый раз.

Маша замерла на пороге, ее живые, умные глаза мгновенно оценили мое выражение лица – ту смесь усталой решимости и расчетливой хитрости, которая стала моей второй кожей. Она не была удивлена предложением. В нашем новом мире неожиданные поручения стали нормой.

– Поладили – это верно, – она мечтательно улыбнулась, переступая порог и закрывая за собой дверь. Она подошла к столу и скользнула взглядом по письму. – Что я должна ей передать? Или просто навестить несчастную узницу в ее золотой клетке?

–И то, и другое, – я протянул ей листок. – Прочти. Суть в том, чтобы предложить ее дому сделку. Мы беремся очищать их дурман за двадцать процентов, а не за шестьдесят, как Юлославские.

Маша быстро пробежала глазами по строчкам, ее брови поползли вверх. —Миш, это... дерзко. Очень. Юлославские сожрут нас с потрохами, если узнают. А они узнают.

– Они и так захотят нас сожрать, когда узнают, что завод опять в работе. Разница лишь в том, что теперь у нас появился шанс перекусить их сеть изнутри. Анна ненавидит их не меньше нашего. Ее дом богат, но не могущественен. Мы предлагаем им независимость. И оружие против тех, кто их десятилетиями грабил.

– А ты уверен, что мы сможем столько очистить? – спросила она, скептически окинув взглядом карту, на которой наше поместье выглядело крошечной точкой в огромном враждебном мире.

– Завод будет работать. Я уже запустил один механизм. Остальное – дело техники и... моих способностей.

Я не стал вдаваться в подробности о холодной силе, пульсирующей в пальцах. Маша и так знала достаточно.

– Твоя задача – не вести переговоры. Твоя задача – доставить это письмо и донести одну мысль: мы – не просто отчаявшиеся люди за стеной. Мы – сила. Мы – альтернатива. И мы поможем ей снять с шеи удавку Юлославских.

Она сложила письмо аккуратным квадратом и спрятала его в потайной карман своей потертой куртки.

–Хорошо. Я сделаю это. Но что, если она откажется? Или испугается?

– Тогда ты просто побудешь с ней. Поддержишь. Напомнишь, что у нее есть друзья за стенами ее имения. Иногда сама тень альтернативы страшнее для врага, чем прямое нападение. Юлославские узнают, что у де Нотель есть другой выбор. И это уже заставит их нервничать.

Маша кивнула, ее лицо стало серьезным, взрослым. В ее глазах читалась готовность к опасности.

– Когда выезжать?

– Немедленно. Возьми двух моих лучших бойцов. Не героев, а тех, кто умеет не ввязываться в драку и увести погоню. Если что-то пойдет не так... письмо уничтожь. Понимаешь?

–Понимаю, – она сделала шаг ко мне и обняла меня коротким, крепким объятием. – Береги себя, брат. И свою магию. Не переусердствуй.

– И ты береги себя, сестра. Наша дипломатия теперь важнее любой стены.

Маша уже хотела уйти, но мой вопрос её остановил:

– Ты же зачем-то приходила, я тебя перебил…

– Это неважно, мелочи, – она улыбнулась и по-детски непринужденно пожала плечами. И я ей поверил, что это были мелочи…

Она выскользнула из кабинета так же бесшумно, как и появилась. Я остался один, прислушиваясь к удаляющемуся реву мотора, который вскоре слился с общим грохотом стройки.

Я вышел на крыльцо поместья. Воздух по-прежнему звенел от ударов и криков. На стене полыхали костры. Капитан Немиров, должно быть, уже ушел в лес на свою беззвучную охоту. Геннадий копошился в цехах, вдыхая жизнь в мертвый металл. А моя сестра мчалась по опасной дороге, чтобы бросить вызов целой империи алчности.

Война с князем висела в воздухе, холодная и неизбежная. Тени из леса обрели голос и предъявили свои права на неведомый «ключ». Голод стучался в наши ворота.

Но в этот момент я не чувствовал страха. Я чувствовал странное, холодное спокойствие. Мы больше не просто выживали. Мы делали ходы. Во всех направлениях. Мы становились проблемой для всех, кто думал, что нас можно сломать.

Я посмотрел на свои руки. Пустота внутри снова наполнилась, готовая излиться в металл, в планы, в волю к сопротивлению.

«Хорошо, – подумал я, обращаясь ко всем нашим врагам сразу. – Вы хотите войны? Вы хотите ключ? Вы хотите нашу землю? Тогда приходите и попробуйте взять. Но теперь у нас есть не просто голодные вассалы. У нас есть крепость. И ей есть что защищать».

И я пошел обратно к стене. К грохоту. К огню. К своей судьбе.

Шум на стене встретил меня оглушительной симфонией прогресса и отчаяния. Грохот молотов о камень, скрежет пил по дереву, диссонирующий лязг железа – всё это сливалось в единый гул, похожий на дыхание гигантского, раненого, но яростного зверя. Воздух был густ от пыли, дыма и запаха пота. Люди, покрытые грязью и копотью, двигались с какой-то одержимой, почти маниакальной целеустремленностью. Страх перед следующей атакой переплавлялся в ярость, а ярость – в кирпичи и балки.

Я увидел Петра. Он, стоя на шатких лесах у недостроенной башни, орал что-то двум рабочим, указывая на систему только что смонтированных желобов для кипятка. Его лицо сияло лихорадочной энергией, синяки под глазами казались всего лишь тенями от пламени его одержимости.

– Ваше сиятельство! – крикнул он, заметив меня. – Смотрите! Первая линия защиты почти готова! Через час будем тестировать!

Я лишь кивнул, давая ему понять, что верю в его гений. Мой взгляд скользнул дальше, вдоль линии укреплений. Всюду кипела работа. Но за этим внешним подъемом я видел истощение. Видел дрожащие от усталости руки, сжимавшие кирки. Видел пустые взгляды женщин, таскавших камни. Силы людей были на пределе. Голод и страх точили их изнутри быстрее любой тени.

Внезапно нарастающий гул у ворот заставил меня обернуться. Грохот на мгновение стих, сменившись возбужденными, но уже не тревожными, а почти радостными криками. Это возвращалась вторая группа – те, кого я отправил на заброшенные поля к востоку от поместья. Их телеги были полны. Не богато, но щедро: выкопанные корнеплоды, грубая, почти одичавшая капуста, мешки с сушеным бурьяном, который можно было пустить на чай.

Во главе колонны шел старший, его лицо было опалено солнцем и ветром, но глаза горели.

– Ваше сиятельство! Земля-то живая!

Забросили они ее зря! Мы нарыли, сколько смогли! И... – он осекся, оглянулся на своих людей

– И тварей не видели. Ни одной. Как сквозь землю провалились.

Тишина. Слово «провалились» повисло в воздухе, зловещее и обнадеживающее одновременно. Отсутствие угрозы было почти страшнее внезапной атаки. Что они замышляли?

– Молодец, – голос мой прозвучал хрипло. – Отнеси всё в кладовые. Распредели поровну. Детям и раненым – двойную пайку.

Люди бросились разгружать телеги, в их движениях появилась новая, подпитанная надеждой скорость. Но мои чувства только сильнее обострились. Затишье перед бурей. Они копили силы. Или готовили что-то новое.

Я спустился со стены и направился к лазарету. Воздух здесь был густым и тяжёлым, пахлом хвои, ромашки и гноя. Сестра Агата, худая и серая, как монахиня-призрак, бесшумно перемещалась между соломенными тюфяками, на которых стонали раненые. Она подняла на меня усталые, всепонимающие глаза.

– Новые не поступали, – сказала она тихо, без всяких приветствий. – Старые... держатся. Лихая трава и ваша... сила... помогают. Но лекарств нет. Бинтов нет. Обезболивающее – на один тяжёлый день.

Я кивнул, сжимая кулаки. Завод, еда, оружие... и теперь медикаменты. Список потребностей рос быстрее, чем наши возможности. Я прошелся между койками, кладя руку на лоб некоторым бойцам. Холодная сила внутри отзывалась слабым импульсом, снимая жар, притупляя боль. Ненадолго. Капли в море.

Из-за занавески вышел капитан Немиров. Его лицо было покрыто свежими царапинами, в руках он сжимал не палаш, а длинный, пристрелянный арбалет. Его глаза метнули на меня быстрый, отчетливый сигнал: «Нужно поговорить. Наедине».

Мы вышли в узкий, темный коридор, пахнущий сырым камнем и лекарственными травами.

– Ну? – спросил я тихо.

– Нашел, – его голос был низким и плоским, как лезвие ножа. – Двоих. Сидели на старом вязу в полуверсте от восточной стены. С биноклями и подзорной трубой. Смотрели на завод, считали людей у стен.

– И?

– Больше они никому ничего не расскажут, – в его голосе не было ни злорадства, ни сожаления. Констатация факта. – Но это были не люди князя. Одежда грубая, оружие – кустарное. Наемники. Местный сброд.

Значит, советник Немиров действовал через посредников. Было умно. Правда не доказуема.

– Значит, его глаза закрыты, – произнес я. – Но это не значит, что он ослеп. Он найдет других.

– Безусловно, – капитан кивнул. – Но теперь он знает, что мы бдительны. И что за свои любопытные глаза можно заплатить слишком высокую цену.

Он помолчал, глядя куда-то поверх моего плеча, в глубь коридора.

– Есть еще кое-что. Когда возвращался, наткнулся на следы. Крупный отряд. Шли лесом, обходя нас стороной. Минут двадцать назад. На север.

На север. Туда, где были владения князя Велеславского. Или... туда, откуда пришли твари в последний раз.

– Армия? – спросил я.

– Нет. Слишком тихо шли. И... слишком странно. Следы... неровные. Спутанные. Как будто они не шли, а ковыляли.

Мы переглянулись. Одна и та же мысль посетила нас обоих. Не солдаты князя. Не наемники. Не люди.

Твари. Целый отряд. И они куда-то целенаправленно шли. Обходя нас.

Они не отступили. Они просто сменили тактику. И мы не знали – какую.

– Собери пятерку своих лучших следопытов, – приказал я. – Тихих и хладнокровных. Пусть идут по следу. Узнают, куда и зачем. Но строжайший приказ – не вступать в бой. Узнать и вернуться.

Немиров кивнул и растворился в полумраке коридора, бесшумный, как та тень, за которой он только что охотился.

Я остался один в холодном каменном мешке коридора. Давление нарастало со всех сторон. Князь с его интригами. Твари с их непонятной стратегией. Голод. Усталость.

Я вышел на улицу и поднялся на стену. Солнце уже клонилось к западу, отбрасывая длинные, уродливые тени от недостроенных укреплений. Скоро ночь. А ночью они всегда сильнее…

Мой взгляд упал на восток, туда, где скрылась Маша. Успеет ли? Может стоило ехать самому? Но в столь опасный час я не мог оставить своих людей одних.

А потом я посмотрел на север. Туда, куда ушел отряд не-людей. Туда, откуда ждал следующего удара.

Я глубоко вздохнул, вбирая в себя запах дыма, пота и страха.

– Держитесь, – прошептал я в сторону леса, обращаясь ко всем нашим врагам сразу. – Держитесь крепче. Потому что мы будем держаться дольше.

И я пошел проверять запасы смолы для ночных костров. Ночь обещала быть долгой.

Я стоял на северной башне, вглядываясь в непроглядный мрак леса. Где-то там был отряд, ушедший на север. Где-то там шли Немиров и его следопыты. Где-то мчалась Маша с письмом, которое могло перевернуть всё. А здесь, за стенами, царила зловещая, неестественная тишина. Ни войн, ни шорохов, ни синих огней в чаще. Это было хуже любой атаки.

Часы шли, но ничего не происходило. Сторожевые меняли друг друга, а огни костров все также горели в темноте. Я уже поверил в то, что ничего не произойдет.

Внезапно тишину разрезал негромкий, условный свист снизу – три коротких, один протяжный. Сигнал «свои возвращаются». Я резко обернулся, впиваясь взглядом в темноту у подножия стены. Тень отделилась от основной массы мрака, затем вторая, третья... Пять фигур, скользящих бесшумно, как призраки. Они обошли ловушки и миновали частокол с проворством, которое не сулило ничего хорошего.

Я спустился с башни, сердце заколотилось в груди, отстукивая ритм тревожного ожидания. Ворота приоткрылись ровно настолько, чтобы впустить группу, и тут же бесшумно захлопнулись.

Немиров предстал передо мной в лунном свете. Его лицо, обычно непроницаемое, было напряженным и серьезным. На его плаще и рукавах темнели пятна, слишком темные, чтобы быть просто грязью или росой. Он дышал ровно, но глубоко, будто пробежал не одну милю.

– Ну? – спросил я, опуская голос до шепота. Остальные следопыты замерли позади него, их позы говорили об усталости и крайней настороженности.

– Нашли, – капитан вытер лоб тыльной стороной ладони. – Они не ушли далеко. Километра три на северо-восток.

– И что они там делают? – спросил я в полной уверенности, что мы говорили про неживых.

– Разбили лагерь... Пьют... Смеются…

– Всё же люди, – тяжело вздохнул я. – Какие-то отличительные черты на их форме разглядели?

– Сборная солянка, ваше сиятельство. Мы с ребятами насчитали гербов двадцать различных родов, но, думаю, и те фальшивые.

– Разрешите, ваше сиятельство... – вмешался Дима, молодой худощавый парень, двигавшийся почти беззвучно.

Немиров недовольно взглянул на него, но я дал добро.

– Среди них я заметил Яна, управленца нашего предыдущего. Кажется, он им показывает тайные тропы и подсказывает как путать следы, ваше сиятельство.

Теперь хоть понятно, куда он пропал после своего увольнения. Сбежал к нашим врагам. Небось ему пообещали вернуть его насиженное место за помощь.

– Он жив? – мой голос прозвучал тихо и опасно, как шипение стали по точильному камню.

Дима нервно сглотнул, почувствовав исходящий от меня холод.

– Да, ваше сиятельство. Я видел его отчетливо. Сидел у костра, жестикулировал, что-то чертил на земле палкой. Они... они слушали его очень внимательно.

Немиров выдохнул струйку пара в холодном ночном воздухе.

– Это меняет дело. Теперь это не просто банда наемников. Это направленный удар. Они знают, куда бить.

Мысли закрутились в голове с бешеной скоростью. Ян знал о заводе. Знал о его состоянии, знал, что мы пытаемся его запустить. И он наверняка уже рассказал об этом своим новым хозяевам. Завод из нашей тайной надежды превращался в главную мишень.

– Численность? Дисциплина? Вооружение? – сыпал я вопросы, заставляя себя отбросить гнев и сосредоточиться на тактике.

– Человек сорок, не больше, – доложил Немиров. – Дисциплины никакой. Пьют, шумят, караульные спят или присоединяются к попойке. Но вооружены неплохо. Арбалеты, несколько ружей, стальное оружие. Не ополченцы. Профессиональные головорезы.

Сорок пьяных головорезов под руководством человека, знающего наши оборонительные слабости. Этого более чем достаточно для внезапного ночного нападения. Они не штурмовали бы стену. Их цель была бы другая – прокрасться по указанным Яном тропам, поджечь всё, что горит, посеять панику и уйти до того, как мы опомнимся. Идеальная диверсия.

План созрел мгновенно, холодный и безжалостный, как лезвие гильотины.

– Капитан, – я повернулся к Немирову, и он по моему тону понял, что приказ будет необычным. – Они пьют и чувствуют себя в безопасности. Они ждут рассвета или условного часа для атаки. Мы не будем их ждать.

В его глазах мелькнуло понимание, а затем – мрачное одобрение.

– Мы идем к ним? – в его голосе не было ни страха, ни сомнений, лишь готовность.

– Мы идем к ним, – подтвердил я. – Но не все. Только ваша пятерка и я. Мы не будем с ними драться. Мы сделаем то, в чем они сильны. Мы устроим диверсию.

Я обратился к Диме:

– Ты запомнил, где именно сидел Ян?

– Так точно, ваше сиятельство. У большого валуна, с краю.

– Отлично. Ваша задача, капитан, – проникнуть в лагерь и взять Яна. Живым. Он нам нужен для ответов. Остальные... – я посмотрел на темные пятна на плаще Немирова, – обеспечат тишину на пути к нему. Я создам отвлекающий шум на другом конце лагеря.

Холодная пустота внутри меня загудела в предвкушении. Она рвалась наружу, и сейчас я дам ей волю.

– Что будешь делать? – тихо спросил Немиров.

– Напомню им, что в этом лесу есть кое-кто пострашнее нас, – я повернулся и быстрым шагом направился к оружейной. – Собирайте группу. У нас мало времени.

Через десять минут мы, семеро теней, скользили по ночному лесу. Я шел за Немировым, и холодная сила уже струилась по моим венам, обостряя чувства. Я видел каждый переплетенный корень, слышал каждый шорох, каждое дыхание ночи. Лес, обычно враждебный, сейчас казался союзником, прикрывавшим нас своей темнотой.

Вскоре мы услышали их – громкий хохот, пьяные возгласы, звон металла. Пахло дымом дешевого табака и жареным мясом. Они даже не пытались скрыть свое присутствие.

Немиров жестом развел группу. Пятеро его людей растворились среди деревьев, как призраки. Он кивнул мне и указал рукой в направлении, противоположное тому, где, по словам Димы, сидел Ян.

Я кивнул в ответ и двинулся в обход лагеря. Моей целью была большая поляна с другой стороны от их стоянки. Мои ладони горели ледяным огнем.

Я вышел на край поляны, оставаясь в тени деревьев. Лагерь был прекрасно виден. Они действительно неслись. Кто-то спал, кто-то играл в кости, кто-то чистил оружие у костра. Сердце заколотилось чаще. Где-то среди них сейчас двигался Немиров.

Пора.