Текст книги "Районные будни"

Автор книги: Валентин Овечкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 11 страниц)

– Это вам, может, в диковину. Первый раз с ними встретились. Вынужденная посадка! А я в колхозе живу… Труженицы, стахановки, болеют о хозяйстве, знаю! Что ещё?

– Но ты же не даёшь этим стахановкам разворота.

– Я не даю им разворота?..

– Погоди, не сердись!.. Что-то мы, Павел Фёдорыч, с тобою вместе проглядели. А раз ты ближе всех к этим людям, то, значит, ты в первую очередь и проглядел… Скажи – какая бригада у вас самая передовая?

– Третья бригада, Николая Грачёва. Мы вам представляли материалы по проверке соревнования.

– Да нет у вас соревнования!

– Как нет соревнования? Все бригады имеют договора, есть проверочная комиссия, по три-четыре раза в лето проверяем!..

– Не в договорах, не в бумажках дело!.. А чья бригада у вас самая отстающая?

– Васюкова Михаила, шестая.

– И какая же разница между ними по урожайности зерновых, между третьей и шестой?

– Восемьдесят килограммов.

– Меньше центнера?.. Не намного отстал Васюков от Грачёва. Какая же это отстающая бригада?

– Значит, моя вина в том, что у нас в колхозе нет отстающих бригад?..

– Я был бы полным идиотом, Павел Фёдорыч, – рассмеялся и остановился против него Стародубов, – если бы упрекнул тебя в том, что у вас нет отстающих бригад. Не в том беда, что нет у вас отстающих бригад, а в том, что нет резко вырвавшихся вперёд! Дошло?.. А звенья на свёкле? Ещё не подсчитали вы урожай, знаю, но тоже, небось, не будет большой разницы между худшими и лучшими? Поравнялись? Да?..

Стародубов спорил с азартом, горячо жестикулировал, иногда даже, остановившись, пристукивал кулаком по столу, но был весел, вероятно, от сознания своего превосходства в споре, от ощущения найдённой твёрдой точки опоры. Назаров хмурился, раздражённо курил одну за другой папиросы, поглядывал на Стародубова исподлобья. Когда тот посылал в его адрес резкое слово, у Назарова даже дрожали губы от обиды… Отвык, отвык Павел Фёдорович от критики! Сколько лет уж – всё к нему да к нему ездили люди учиться.

Он долго собирался с мыслями, прежде чем ответить секретарю райкома.

– Я, Дмитрий Сергеич, – сказал он, – с первых же дней, как пришёл в колхоз председателем, решил: нужно кончать с этим очковтирательством! Утешаемся рекордами с трёх гектаров, а на остальных тысячах гектаров государственного плана урожайности не выполняем!

– Правильное решение… Только зря ты называешь вообще всякие рекорды очковтирательством. Поначалу нужно было, хотя бы на маленьких участках, показать колхозникам: вот что может дать наша земля, если применить передовую науку и приложить руки!.. Ну, может быть, потом где-то кто-то превратил это в очковтирательство…

– Да не где-то! У нас, в нашем районе, было два прославленных звена: в колхозе «Вперед» – Агриппины Плотниковой и в колхозе имени Чкалова – Ефросинии Сомовой. Только и было чем похвалиться. Шуму, треску вокруг этих звеньев! На всех слётах – только и разговору о них. А в целом район три года подряд плана хлебопоставок не выполнял!.. Я пришёл в колхоз и сказал женщинам: будем бороться за урожай сообща. Минеральных удобрений завезём вдесятеро больше, всем хватит! И не лазьте вы, пожалуйста, в уборные за фекалием. Этого вам ещё недоставало!

– Вот насчёт фекалия я с тобой вполне согласен. Действительно, этого только нехватало нашим колхозницам – фекалий собирать! Как будто не можем заменить химикатами. И так у девчат мало женихов, а тут ещё какие-нибудь хулиганы пустят похабные частушки про них по селу!..

– Да, да, так я и им сказал: сами себя не жалеете, так мы вас пожалеем. И чтоб не грызлись, не ссорились вы между собой из-за лишней пары волов: и центнера сыпца, – вот вам всего поровну. Никаких никому привилегий!

– Ссору утишил и соревнование загубил…

– Загубил соревнование?.. Такое соревнование, как было, это кустарничество, Дмитрий Сергеич! Знахарство! Колдовала каждая что-то на своей делянке.

– А чем ты его заменил – то соревнование?.. И у вас были рекордсменки. Не такие, может быть, знаменитые, как Плотникова и Сомова, но тоже для своего времени сделали немало. Что ж, выходит, при высокой механизации, когда трактористы все площади засевают и убирают и когда председатель сам не профан, лучше других знает агротехнику, – такие колхозницы выключаются из соревнования? Ох, что-то не так!..

Стародубов сел за стол, помолчал с минуту.

– Марина Фомичёва говорит: «Много бы вы, командиры полков да батальонов, навоевали без нас, сержантов?». Слышишь? Армейские порядки знают! Всего за войну насмотрелись, наслушались. «Кто, – говорит, – на фронте бойцов в атаку поднимает? Сержанты! Армия без сержантов – не армия». Да… Очень обижалась на тебя Марина.

– За что?

– За твою доброту. Да сядь, не ходи, мельтешишь перед глазами!.. «Семь лет, – говорит, – работала я звеньевой, и людьми руководить немножко научилась, и к полю привыкла, и на курсы меня пять раз посылали, агротехнику учила, а теперь меня Павел Фёдорыч старшей птичницей назначил. «Отдохни, – говорит, – не век тебе с тяпкой гнуться». Да не хочу я отдыхать! Ликвидировали звенья на зерне, правильно ликвидировали, мешали они механизации, – так дайте мне бригаду! Васюков Михаил, – говорит, – в шестой бригаде – не бригадир, а нарядчик. Что Павел Фёдорыч ему прикажет – выполнит, а своей головой ничего нового не придумает. Дали бы мне эту бригаду да вот этих девчат, которых я семь лет учила, – их тоже рассовали кого куда, ту амбарщицей, ту учётчицей, – да съезжу в Москву в академию, узнаю, чего там нового по агротехнике выдумали, пока я тут кур не по специальности щупала. Может, какой академик шефство возьмет над нами. И сделали бы! Показали бы людям, что нет конца-краю колхозному урожаю!.. Павел Фёдорыч, – говорит, – таких, видно, помощников любит, чтоб много не рассуждали. Лишь бы бригадир не безобразничал, не пил водку в неположенное время, да рано вставал, да все его распоряжения выполнял в точности, не перечил ему»…

Назаров присел к столу.

– Ерунду городит Марина!

– Не знаю… Женщина она, видимо, наблюдательная… Это очень хорошо, Павел Фёдорыч, что нет у тебя отстающих, – продолжал Стародубов, – всех ты подтянул. Но кто-то должен опять вырваться вперед?.. Ну вот, в самом деле – достигли вы общего высокого урожая, но это же не предел, все понимают. И вот с этого трамплина какая-то бригада у тебя захочет сделать новый большой скачок. Захочет испытать у себя более сложный агрокомплекс, нежели та агротехника, которой все сейчас у нас придерживаются. Что ж, на первых порах, может быть, этой бригаде придётся больше помочь. Больше тягла им дать – обработка полей у них сложнее – и семян дать им больше – норму высева, может быть, они увеличат. И даже удобрений, может, лишних попросят у тебя. А главное – больше внимания этим людям, зачинщикам. А на свёкле остались звенья. Может быть, какое-то звено захочет показать всем, как по тысяче центнеров с гектара можно брать, а не по триста? А ты скажешь: «Очковтирательство! Особые условия!». Нет! Это маяк!.. Другое дело, что нельзя баловать передовиков «вечным первенством», нельзя давать соревнованию закостенеть. Вырвалась одна бригада вперёд, проверили урожаем её опыты, убедили людей, что это всем доступно, – сразу же подтягивай к ней все остальные бригады. А потом опять рывок вперёд! Так, по-моему, а?.. На низком ли уровне, на высоком ли уровне – застой есть застой, дорогой Павел Фёдорович. Страшное дело! В самом лучшем нашем показательном колхозе жизнь остановилась. За три года урожаи не выросли ни на полцентнера! Вопрос – для специального обсуждения на бюро. Будем тебя ругать! Да и самим придётся признать, что прошляпили, проглядели… Добрый ты человек, Павел Фёдорыч, – усмехнулся Стародубов. – За доброту тебя колхозники и полюбили. А теперь, вот видишь, обижаются… Народ, знаешь, любит, чтоб его и пожалели и подтолкнули, когда надо… А ты говоришь: «Не нужно! Не надо мне ни отстающих, ни рекордсменов! Всё за всех обдумаю и сделаю сам!». Задавил всё и вся собственным авторитетом… Может, Золотую Звёздочку, кроме тебя, десятки людей в колхозе желают носить? И докажут делом, что достойны носить?

Загорелое лицо Назарова то бледнело как-то пятнами, то багровело до такой степени, что, казалось, вот-вот брызнет кровь из кожи на скулах. Рука его, лежавшая на столе с зажатой в пальцах потухшей папиросой, дрожала.

– Не думал я об этой Звёздочке, Дмитрий Сергеич, и не об авторитете думал, когда загонял последние оборотные средства в суперфосфат да в семена клевера, – сказал он. – Мне в то время нужно было платить полмиллиона просрочки за Сторчака и всех прочих, кто до меня разваливал колхоз. Ладно, думаю, напишу в Совет по делам колхозов, войдут, может, в положение. А без урожая нам – не жить!

– Верю, верю, Павел Фёдорыч, – положил ему руку на плечо Стародубов, – что ты ночей не спишь, думаешь о том, чтоб колхозу было лучше. Но сам всего не поднимешь. Тем умная голова и умна, что понимает – всего за всех сама не обдумает. Кроме того, ты же – фронтовик, знаешь: веди бой главными силами, а разведку вперёд всегда пускай!.. Вот повешу замок на кабинет, приеду к тебе в колхоз ещё дня на три, походим вместе по хатам, поговорим с людьми – найдём у тебя не одну новую Марию Демченко.

Назаров встал, с треском отодвинул кресло, опять заходил по кабинету.

– Нашёл бы и сам! Что ж, я людей своих не знаю? Знаю таких, что поедут поучиться и на Урал и на Дальний Восток, куда угодно, где только можно хороший опыт перенять. И сам бы поехал – да не знаешь, за что хвататься!.. Вы бы когда-нибудь захронометрировали рабочий день председателя колхоза – чем он занимается? Много ли времени у него остаётся подумать о самом главном? Председатель должен и от науки не отставать и от людей не отрываться. А нас мелочи заедают!.. Вот теперь прочитал доклад товарища Маленкова на девятнадцатом съезде – чувствую, будет нам, председателям, облегчение! Хотел уж было свой черепичный завод открывать – товарищ Маленков говорит: не нужно, наша промышленность в состоянии с этим справиться. Правильно, не нужно! Ведь о чём только не приходится хлопотать председателю колхоза: и где гвоздей добыть на строительство, и чем крыши покрыть, чем коней подковать, во что запрячь? На иного председателя посмотришь – так это же не председатель и даже не завхоз – экспедитор! Дни и ночи мотается по разным конторам, «снабам», ищет, достаёт, выпрашивает, выменивает. Уголовное дела на председателя колхоза можно завести – как он это всё добывает. От хорошей жизни, что ли, пооткрывали мы свои заводы? Кирпич палим, уголь древесный выжигаем для кузниц, мазь колёсную сами делаем. И колёса делаем, и дуги гнём, и верёвки вьём. Не колхоз, а какой-то кустпромкомбинат! Вот разгрузите меня от всего этого – больше буду заниматься урожаем! А как же вы разгрузите? Хорошо, закрою я кирпичный завод. И людей оттуда всех пошлю в полеводческие бригады. Но откуда же нам возить кирпич на строительство? Нам его много нужно! Из Курска, за сто пятьдесят километров? Дорого обойдётся!

– Построим такой завод, Павел Федорыч, что всему району хватит кирпичей!

– Давно надо бы! Местную промышленность надо развивать, Дмитрий Сергеич! Ваша обязанность об этом подумать! Завалите магазины и хомутами, и колесами, и мебелью!..

– Вот с твоей помощью всё обдумаем. Ты тоже член бюро. Но эти колёса увозят нас в сторону.

– Нет, Дмитрий Сергеич, это очень серьёзное дело! Как в паутине, бьёмся! Отпадут эти доставальческие заботы – наполовину очистятся мозги для других мыслей.

Назаров присел на подоконник, распахнул створки окна. С улицы, вероятно, похоже было, что в райкоме пожар – табачный дым повалил из окна клубами.

– Где же ты раньше был, товарищ секретарь райкома? – заговорил после большой паузы немного успокоившийся Назаров, перейдя с вежливо-холодного «вы» на «ты». В глазах его заиграли усмешливые огоньки. Кажется, впервые за все мои встречи с ними, он назвал Стародубова на «ты». – Это же счастье наше, что у тебя скат спустил в Сухоярове! Ни разу не задержался у нас на часок, не поговорили по душам. В собственном соку варюсь!.. Не взлюбил ты чего-то наш колхоз.

– Я не взлюбил ваш колхоз? Глупости!

– Ты тоже, видно, добренький. Бедных любишь, а богатых нет. А оно, видишь, и у богатых свои болезни… По обязанности ты, Дмитрий Сергеич, все делал, что нужно. И хвалил нас и возил к нам людей поучиться, а душа твоя к нам не лежала… Или, может, я тебе не приглянулся?

– А что ты – девушка? Любоваться тобой? Не приглянулся!..

– Да нет, бывает так… Может, не нравилось, что я сам по себе существую, никогда ни в чём помощи у райкома не прошу? Так мне помощь нужна, может, не такая, как другим. Если мне неисправный комбайн вывезли на участок из эмтээс – я с таким пустяком в райком партии не побегу, как-нибудь сам добьюсь, чтобы исправили.

Спор угасал. Я ушел в гостиницу за чемоданом – из райкома отправлялась машина в К-скую МТС, куда и мне нужно было съездить. Когда я зашёл в кабинет Стародубова минут через двадцать, оба сидели на высоком подоконнике, свесив ноги, и предавались фронтовым воспоминаниям.

– Так, значит, ты на Крымском фронте был в кавдивизии генерала Книги? – разминая в руках папиросу, говорил Стародубов.

– Ну да. В Михайловке стояли, во втором эшелоне. Готовились к прорыву. Потом нас спешили.

– А я был в восемьдесят второй бригаде, в морской пехоте. Ротой командовал. Так мы же вместе в Керчи дрались! Рядом!..

– Рядом, рядом… Ты знаешь, Дмитрий Сергеич, как мне в эту войну пришлось. Уже после Крымского фронта, в другой армии. До Берлина прошёл с родным братом в одной дивизии! И не встретились. В разных полках были. После войны уже списались: ты в какой дивизии служил? В такой-то. И я – в такой-то! Как же так?.. До сих пор не могу с ним повидаться. Инженер. Работает начальником строительства в Казахстане.

В дверь заглянули посетители, ожидавшие приёма. Стародубов спрыгнул с подоконника.

– Ну, до завтра, товарищ Назаров! Приеду на три дня. А к субботе готовь доклад на бюро: «О мерах дальнейшего повышения урожайности и продуктивности животноводства в колхозе «Красное знамя».

– О животноводстве мы, вроде, не говорили…

– Ничего, ничего, там поговорим. Походим по фермам без экскурсии, вдвоём. И не обижайся на меня. Мне народ подсказал, и я тебе подсказываю. Давай поработаем так, чтоб никакие летописцы не смогли написать про нас: «Были, мол, у нас такие-то товарищи, с виду не хворые, при здоровье, а ничего особенно примечательного не сделали».

– Сам того боюсь, Дмитрий Сергеич! – усмехнулся Назаров. – Как бы не попасть в историю не с того конца!.. Никита Родионыч наш? Тот запишет!

– Запишет!..

Посмеялись.

– А вот подкалываешь ты меня зря: «Вынужденная посадка. Это вам, может, в диковину, а я-то в колхозе живу»… А я не живу в колхозе. Что поделаешь, такая моя должность, у меня – двадцать три колхоза. Ночую дома. А дом – в райцентре, не в колхозе. Может, и секретарю обкома прикажешь в колхозе жить?

– Так и меня не упрекайте: ты ближе к ним живёшь, ты в первую очередь проглядел. Я – ближе, а вам – с горы виднее. Вот и подсказывайте нам, куда двигаться. Зачем время терять?

– Да, времени терять не нужно… А землю я тоже люблю, товарищ Назаров, как и ты, хоть и не в колхозе живу. И всё, что на ней растёт… И, может быть, не так люблю то, что сегодня на ней растёт, как то, что завтра вырастет!

Крепко пожали друг другу руки на пороге. Стародубов сел за стол.

… Звонил телефон, заходили очередные посетители, забегали заведующие отделами с проектами резолюций и докладных записок, помощник приносил только что доставленные, с мокрыми ещё наклейками телеграммы из области.

Рабочий день секретаря райкома продолжался.

1962 г.