Текст книги "Выше полярного круга (сборник)"
Автор книги: Валентин Гринер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц)
– Точно, вы правы! – бодро сказал он. – С этими дипломированными инженерами другой раз одно расстройство, ей-богу! Лет пять назад был у нас такой случай. В общем, решили заменить начальника участка. Вроде вышел приказ поснимать с руководящих должностей всех практиков и назначить людей с дипломами. А у нашего начальника, Степана Петровича Козюбина, образование было всего шесть или семь сентябрей. Маловато, конечно, по нынешним временам. Но он всю жизнь в лесу провел, еще лучковой пилой работал. Всегда в передовиках ходил. Наградили орденом. Назначили бригадиром. Потом в мастера произвели. Короче говоря, вырос до руководителя участка. Хозяйственный мужик. Деньги считать умеет, хотя всякие там финансовые мудрости для него – тайга непролазная. И красиво говорить не умеет. Это тоже, можно сказать, минус для начальника. Зато план всегда перевыполняли, люди были довольны заработками и премиями… Ну вот… Прислали на место Козюбина одного инженера. Не пацан уже, лет тридцать пять, наверно, было. Красивый такой мужик, по фамилии Харченко, рослый, черноглазый, шевелюра слегка седая. А жена у него врач, тоже симпатичная вообще-то, заведующей здравпунктом назначили. В общем, уступил Степан Петрович руководящий пост без разговоров, а сам ушел работать десятником нижнего склада. Ну, этот Харченко, значит, сразу забрал круто: начал с собраний, с инструкций, приказами задавил, хотя большой нужды в них не было – участок крутился нормально. А люди не здорово любят, когда им часто приказывают. Инструкции в тайге – дело тоже… как бы это сказать… десятое… сами понимаете… Короче, работяга любит, когда с ним начальник говорит без бумажки. Это закон! Пускай и матюгнет по делу, но с глазу на глаз, от души. А вот Харченко этого не понял. План перестали выполнять, попали из передовых в отстающие. Жалобы полетели в инстанции, дисциплина начисто пропала. А Харченко приказы шпарит. Д-а-а, каждый день по приказу. Вою стену залепил в конторе. Только пользы – никакой. Наоборот… Приехала комиссия, разбирались, делали выводы. Выводы правильные, а «кубиков» по-прежнему мало. И так целый год канителились… Летом новый начальник укатил с женой в отпуск. Недели через две прислал телеграмму в леспромхоз: прошу освободить от занимаемой должности по состоянию здоровья.
Сидельников оборвал рассказ, достал папиросу, стал разминать.
– Курите здесь, – сказала Лида и потянулась к карману дубленки, где лежали ее сигареты. – И я покурю с вами за компанию.
– Не стоит дымить в купе. Вам же здесь спать, – заботливо проговорил Володя.
– И вам тоже.
– Нет, – ом посмотрел на часы. – Мне через сорок минут– на выход.
– Как? – удивилась она.
– Очень просто. Я только до Северограда.
– А я думала, до Москвы, – сказала она с откровенным сожалением. – С вами, знаете, очень интересно…
– Ну вот, – засмеялся Володя, – то глядеть не хотели в мою сторону, а теперь интересно стало.
– Бывает. – Она улыбнулась. – Было плохое настроение, вы мне его развеяли. Спасибо. И вообще… хорошо ошибаться в людях вот так… как с вами. Наоборот – ужасно!..
– Всяко бывает, – поспешил перебить Володя. – Всю жизнь можно прожить с человеком и не понять… Не углядеть нутра. И наоборот тоже… – Он чиркнул спичкой, дал Лиде прикурить и прикурил сам. Они вышли в коридор и неспешно дымили, усевшись друг против друга на откидных скамеечках. Володя понимал, что снова упустил ее внимание, и мучился, не находя нужных слов. Но Лида сама помогла ему.
– Чем же кончилась история с Харченко? – спросила она.
– Вам интересно? – обрадовался Володя.
– Естественно. Все же человеческая судьба…
– Сбежал. Тонка кишка оказалась.
– И после него назначили вас? – спросила она, глубоко затягиваясь дымом.
– Вы правда не верите, что я рядовой лесоруб? – Володя никак не мог понять, всерьез сомневается она или так… подшучивает над ним.
– Не верю.
– Почему же?
– Вы слишком… ну, скажем – слишком много знаете. Для рядового.
– Много не много, а одиннадцать классов вечорки одолел. Между прочим, тот же Козюбин заставил ходить в школу. На него давили сверху за повышение технического и прочего уровня подчиненных, а он на нас давил. Но, знаете, умело, без перегибов, всякие льготы выдумывал. Одному ковер даст без очереди, другому – холодильник, когда они еще были в дефиците… Но некоторые и на дефицит не поддавались. Был в четвертой бригаде Женька Синцов. «Упорный» у него кличка. Так тот, помню, ни в какую! В восьмой класс зиму отходил, а перед самыми экзаменами вдруг заартачился: не буду сдавать – и все! Учителя в панике, им процент нужен. Прибежали жаловаться начальнику. Степан Петрович вызвал Женьку в кабинет: и топором тесал его, и фуганком гладил – бесполезно. Тогда он говорит: «Если, Синцов, сдашь экзамены, предоставлю тебе отпуск летом. И премию выпишу». Летом насчет отпусков туго, все рвутся на юг, кто как может. Даже туфтовые телеграммы от родичей организовывают. Да! Как лето подходит, так начинается – болеет и мрет родня на юге. У многих. Ну, Женька подумал и согласился. Сдал экзамены, в июле отпуск отгулял, а осенью разохотился – поступил в девятый. Так и одиннадцатый закруглил. Потом поступил в автодорожный техникум. Нынче, по-моему, кончает. Уже года два завгаром работает…
– Оригиналом был ваш Степан Петрович, – сказала Лида. – Мне нравятся такие неожиданные люди.
– Почему был? И теперь есть.
– Его же сняли.
Сидельников хитро прищурился:
– Спилили ствол, а корни оставили. Корни в людей вросли. Их не вдруг вырвешь. Не придумана еще такая механизация… Когда Харченко «по состоянию здоровья» телеграмму прислал, замельтешились леспромхозовские руководители, стали срочно подыскивать человека. А где его сразу найдешь? Многие инженеры отказались. Кому охота пялить на шею разболтанный хомут? Приехал к нам директор леспромхоза, созвал общее собрание участка. И тут мужики наши зашумели, как колхозники: верните Козюбина! Он хотя и без диплома, а жили мы при нем нормально. Верните и все! Степан Петрович на то собрание не пришел, дома отсиживался. Все же, видимо, таил обиду. Послали за ним человека – не явился. Радикулит, мол, замучил, как раз змеиным ядом натерся, на улицу нельзя выходить. Пришлось директору самому к Козюбину в гости идти. Там и заночевал… А утром Степан Петрович сел в свое прежнее кресло. По сегодняшний день сидит. И дела идут хорошо. Шли бы еще лучше, но мешают всякие мелочи.
Володя закурил новую папиросу, прикинул: не рассказать ли о цели своей командировки? Будет ей интересно? Нет, решил, вряд ли. Не стоит. И добавил:
– Знаете, что самое смешное в этой истории? Как заступил Козюбин в должность, так сразу и подал документы на первый курс лесотехникума. Правда, его без экзаменов зачислили. А было ему тогда лет сорок пять, не меньше. В прошлом году диплом получил. Теперь под приказ о замене практиков его не подведешь. Конечно, диплом ума не прибавил и характера не изменил, но, как говорится, проформа… Характер у нашего начальника сложный, мы частенько с ним цапаемся по делу…
– Наверное, в сложности характера и есть прелесть человека, – задумчиво проговорила Лида.
– Может быть. – Володя помолчал и, чувствуя, что прерывается нить разговора, спросил: – А вы, если не секрет, чем занимаетесь в жизни?
– Я пианистка, – тихо ответила она, глядя мимо Сидельникова в конец коридора. – Работаю аккомпаниатором в «Госконцерте».
– Мне так и подумалось, – слукавил он. – Как глянул на ваши руки, так и решил: пианистка или скрипачка.
– Вы хороший психолог, – снисходительно улыбнулась она и стала как-то нехотя разглядывать свои руки.
– Работаете в Полярске? – Володя разглядывал потухшую папиросу.
– Нет, в Москве. А в Полярске была на гастролях…
– Понравилось?
– Как вам сказать… На Севере интересно… Необычно…
– Люди у нас хорошие, – убежденно сказал он.
– Не все…
– Все не могут быть хорошими и одинаковыми, иначе бы получился муравейник – все на одно лицо… – Володя скомкал папиросу, взглянул ей в глаза. – Вот вы приезжайте к нам в Кусинск. Работать. Насовсем.
– Спасибо, – вздохнула она, потягиваясь. – Но что я там буду делать? Играть белым медведям?
– У нас белых нет, только бурые встречаются. А играть будете людям. Лесные люди очень любят музыку. Вот Иван Буратино, шофер начальника, подбрасывал меня до станции и попросил достать иголку для «Эстонии» – стерео. Без иглы, говорит, не возвращайся, поскольку жить без музыки не могу… Между прочим, в прошлом году у нас открылась в поселке музыкальная школа для детей и для взрослых. Многие учатся. Жаль, преподавателей нехватка. Вот бы вам было работы – на три ставки. – Володя говорил все это с жаром, глядя на свою собеседницу, и не мог представить ее, тонкую, модную, среди деревянных домов, двухметровых сугробов, грубых мужских разговоров лесорубов и понимал, что весь его запальный призыв уходит в «свисток». Но он приглашал искренне, как искренне приглашают в дом редкого гостя, зная наверняка, что он никогда не придет.
Лида долго молчала, все так же безучастно разглядывая кисти рук с тонкими, идеально ухоженными пальцами. Потом неожиданно глянула на Володю и смущенно сказала:
– Давайте выпьем вашего вина.
– Правда?! – Он вскочил так резко, что стульчик громко хлопнул о стенку вагона. Через полминуты он принес из проводницкого купе два чистых стакана, откупорил бутылку и налил понемногу вина. Наливая, он помнил, что перед ним интеллигентная москвичка, потому стаканы нельзя наполнять до последней кромочки. Пока он делал это, Лида внимательно наблюдала за ним, забившись в угол своей полки и по-домашнему подобрав под себя ноги. Третий, освободившийся от чая стакан, Володя наполнил почти до края.
– Я сейчас, – сказал он и, захватив стакан в подстаканнике, отправился к бригадиру. Тот, в рубахе и подтяжках, еще более грузный без форменного кителя, сосредоточенно заполнял какой-то бланк. Сидельников поставил перед ним «чай без ложечки», взмолился: – Батя, крутни «Историю любви». Во как нужно!..
– Какую историю? – не понял бригадир.
– Френсиса Лэя. Она у тебя первой на пленке записана.
– А-а-а… эту, – бригадир покосился на часы, потом на стакан с вином. – Время отбоя приближается, не положено вроде…
– Только одну вещь, – просил Володя. – До отбоя еще двадцать минут. Перемотай… Момент дела…
– Что тебе так приспичило?
– Надо! Судьба решается!
– Судьба? – Бригадир глянул на Сидельникова с понимающей ухмылкой. – Если судьба – тогда ладно, – и нажал клавишу обратной перемотки. – В четвертом купе судьба-то? Гляди…
Сидельников подумал о том, что бригадир все знает о пассажирке из четвертого купе, и это почему-то ему не понравилось. Он не ответил, стоял, как на иголках, и ждал, пока открутится пленка. Когда она открутилась, бригадир нажал толстым пальцем нужную клавишу и тут же щелкнул тумблером «трансляция». По вагону поплыла «История любви». Володя метнулся в свое купе с таким чувством, будто совершил лучший в жизни поступок.
– Ваша работа? – спросила Лида. – Заказали… как в ресторане…
– Мне через десять минут выходить. Давайте выпьем, – попросил он. – Очень хочется выпить с вами под эту музыку. – Он поднял стакан и потянулся чокаться.
– За что же мы будем пить? – спросила она грустно. – За бездарно прожитый день?
– Давайте лучше за наступающий. – Сидельников легонько коснулся ее стакана своим и сразу выпил. А женщина слегка пригубила вино и, скрестив на груди руки, держала стакан у рта, не то смакуя, не то раздумывая: пить ли ей до конца?
За окном мелькнули первые огоньки городской окраины. Поезд рвался из таежной темноты навстречу острову света, затерянному в далеком далеке от мировых столиц. С каждой секундой этот свет все ближе подступал к вагонному окну, слепил его тысячами больших и малых, далеких и близких электрических лучиков, преломлявшимся и причудливо преломлявших друг друга.
Над головой звучали последние аккорды «Истории любви». Володя знал, что это последние, и уже не отмотать пленку, не прокрутить заново еще разок, как он это делал у себя дома.
Поезд притормаживал у станции. Сидельников снял с крючка полушубок и одним отработанным движением надел его на себя.
– Уже… приехали, – проговорила Лида будто со сна. и торопливо спросила: – Как вас зовут?
– Какая разница, – сказал Володя. – Если вспомните, называйте как хотите. Ведь мы никогда не встретимся… Лида.
Она пораженно глянула на него и поднялась с полки.
– Откуда вы знаете мое имя?
– Я все знаю. – Володя торопливо застегивал пуговицы. – Умею угадывать мысли на расстоянии и предсказываю, что все у вас будет хорошо. Желаю вам счастья… Большого, большого. – Он уже стоял в проходе и раскинул руки, пытаясь показать, каким огромным должно быть это счастье, и зацепил кого-то в коридоре. Это оказалась Никифорова.
– Чего размахался, как ветряк? – незло проговорила проводница. – Торопись… Билетик возьми. Пригодится к авансовому отчету.
– Отчитаемся, – небрежно обронил Сидельников, сунув билет в карман. Он никогда не ездил в служебные командировки и не знал, что все билеты и квитанции надо хранить для бухгалтерии, иначе не оплатят расходы. Да если бы и знал – было не до того…
– Давай, давай, леший, – по-матерински бубнила проводница, шагая к выходу впереди Володи и размахивая фонарем. – Развеселил девку-то… Развеселил… Оклемалась немного… Красивая, чертяка…
– Частично есть, – согласился Володя. Он обернулся. Лида стояла у двери своего купе и смотрела ему вслед. У Володи защемило внутри, запрыгало где-то под ребрами. Захотелось вернуться, сказать Лиде какие-то важные слова. Но он не знал, что надо сказать или сделать, да и возвращаться было поздно: стоянка поезда всего пять минут. Много ли скажешь за это время…
Он поднял руку, приветливо помахал ей. И она ответила тем же, как-то грустно и рассеянно улыбаясь.
Проводница уже открыла дверь и протирала тряпкой поручни. К вагону торопились новые пассажиры. Среди них Володя увидел высокого молодого человека спортивного вида. Он был в модном пальто с шалевым воротником и в такого же меха шапке с козыречком.
– Этого в четвертое не пускай, – шепнул Володя проводнице. – Поняла? Ни в коем случае…
Никифорова опытным взглядом окинула новых пассажиров и сразу догадалась о ком шла речь.
– Ревнуешь?
– Частично есть…
– Ишь ты, ревнитель какой… Раз, два – и в дамках…
– Прошу, – настаивал Володя, чувствуя потенциального соперника в этом, в шапке с козырьком, который показал свой билет и неторопливо, с чувством достоинства, вошел в тамбур.
– Место укажу потом, – крикнула ему вслед проводница и метнула в Сидельнкова насмешливый взгляд: издевалась.
– Смотри, мать, – шутливо пригрозил Володя. – Если что, в другой раз высажу тебя с поезда на ходу… – Он направился по высокой платформе к четвертому купе. Лида стояла у окна, упираясь длинными руками в столик и, кажется, ждала его появления. Они посмотрели друг на друга через окно, улыбнулись. Дверь в коридор была открыта. Володя увидел, как подошел и остановился напротив купе тот спортивный, в шапке с козырьком.
Поезд тронулся и поплыл, поплыл – в темноту…
* * *
Предсказания Ивана Буратино не сбылись. Сидельников приехал на такси в гостиницу «Центральная» и не обнаружил там никакой толпы. Ни в вестибюле, уставленном модными креслами, ни у окна администратора не оказалось никого. Правда, на стойке красовалась табличка «Мест нет». Симпатичная такая табличка, обрамленная северным орнаментом, похожим на оленьи рога. Но Сидельников не поверил написанному и обратился к пожилой женщине, неторопливо попивавшей из большой чашки чай с баранками.
– Вам надолго? – спросила дежурная, отхлебнув из чашки.
– Дня на два-три.
– Могу предложить только люкс. Пять рублей в сутки…
– Какой разговор! Всю жизнь мечтал пожить в люксе!
Люкс оказался двухкомнатным: одна комнатка совсем маленькая, другая побольше. Из крохотной прихожей открывалась дверь в совмещенный санузел. Сидельников разделся, по-хозяйски осмотрел все помещения, для порядка опробовал краны: холодная и горячая вода лилась исправно, сливной бачок унитаза журчал вполне напористо.
На тумбочке, рядом с деревянной кроватью, стоял телефон. Володя вдруг пожалел, что нет у него в этом городе ни одного знакомого, кому можно было бы позвонить. И все-таки он из любопытства поднял трубку и поднес ее к уху, надеясь услышать протяжные гудки. Но вместо гудков женский голос сказал: «Четвертая слушает». Сидельников не отозвался, легонько опустил трубку на аппарат, отошел в угол и сел в глубокое кресло, выбросив вперед ноги, как это часто делают герои кинофильмов, особенно заграничных. Он устало прикрыл глаза и подумал о том, что второпях не разузнал толком у Козюбина, в какие организации надо обращаться прежде всего и где эти организации находятся. Ладно, разберемся, решил он. Главное, устроился в гостинице запросто, да еще в «люксе». А Буратино… «бронь министерства», «десятку в паспорт»… Трепло. Но про иголку все-таки надо не забыть… Музыка – дело святое… И вдруг вспомнилась «История любви», поезд, соседка в купе. Володя отчетливо представил Лиду и напротив нее за столиком – симпатичного высокого мужчину, наверняка заслуженного мастера спорта. Они сидели, мило беседовали и допивали Володькино марочное вино…
Володя рынком вскочил с кресла, пошел в ватную, попрыгал там под холодным душем и окончательно пришел в себя после дорожного хмеля…
Засыпая, он с удовольствием думал о том, что ездить в командировки не так уж плохо. Даже, можно сказать, хорошо. Новые места, новые знакомые, свежие впечатления. Не то, что в Кусинске, где каждый день одни и те же дела, одни и те же лица, разговоры, заботы… Потом ему мерещились цепи, много цепей, новеньких, в масле и пергаментной бумаге; виделись какие-то учреждения, люди с расплывчатыми физиономиями и невнятными голосами. Люди, которых он никогда не видел…
Утром он проснулся непривычно поздно для себя, когда из репродуктора, стоявшего на окне в маленькой комнате, неслись уже позывные «Пионерской зорьки». Он хотел вскочить, как иногда вскакивал дома, боясь опоздать к автобусу, возившему в лес бригады, но тут же, не открывая глаз, вспомнил, что находится в командировке и особо торопиться пет смысла, поскольку здесь все конторы начинают работать с девяти. А теперь только восемь. Он блаженно покрутился, понежился на широкой и мягкой гостиничной кровати, подумал лениво, с какого конца начинать поиск. Решил в первую очередь отыскать справочное бюро, где все толково разъяснят и выпишут на бумажку нужные адреса.
Наспех позавтракав в гостиничном буфете бутербродами с сыром и двумя стаканами кофе, Сидельников вышел на улицу. Там кипела городская жизнь: непрерывным потоком шли машины, торопились на работу служащие, медленно ползли натрамбованные до отказа автобусы. Володя впервые увидел убористые автобусы с прицепами и сразу прикинул, что в такой «вагон» человек сто пятьдесят входит, а то и все двести. Жила в Сидельникове неистребимая слабость: увидев новое, сразу определять коэффициент полезного действия.
Было тепло и безветренно, шел тихий снежок. Сразу за углом гостиницы стоял, паруя, железный прилавок, за которым неопределенных лет продавщица в белом халате поверх пальто продавала горячие пирожки. В кирпичную стену дома была вмонтирована розетка, от которой шел кабель к этому лихому сооружению на колесиках; где-то в утробе прилавка урчала кипящая вода, отдавая свое тепло пирожкам с ливером.
Сидельников спросил у продавщицы, не знает ли она, где находится справочное бюро.
– Знаю, – мигом ответила продавщица. – Я все тут знаю. А в нагрузку за справку – бери пять пирожков.
– Только поел, – засмеялся Володя. – На обратном пути возьму десять. Так где справка-то?
– Подругу детства потерял?
– Точно!
– Где работает?
– В каком-то «снабе».
– В городе «снабов», милый… Тебе по какой части?
– По лесной…
– Если «Облснаб», то на Кручинихе, километров пять будет. «Лесоснаб» – рядом, на Победе, две остановки автобусом. Садись на восьмерку – на площади Победы выходи, увидишь по левую руку большой дом с колоннами… Там еще этот был, как его… совнархоз. В том доме у меня подружка работает.
– Начальником каким-нибудь? – с тайной надеждой спросил Володя.
– Ну да! Стаканы моет в буфете. Ты только с начальством знаешься? Сам-то велик ли начальник?
– Не похож разве?
– Шофер или тракторист, – уверенно заявила продавщица.
– Все за начальника принимают, а ты – тракторист.
– Пускай принимают. Меня не проведешь…
– Может, я начальник снабжения!
– Уморил, – рассмеялась женщина. – Начальник снабжения, самый захудалый, все ходы и выходы знает, в темноте без свечки любую дырку найдет. А ты справочное ищешь.
– Все правильно, – сдался Володя. – Глаз – ватерпас.
– А ты думал! Двадцать лет, считай, на этом углу стою. Миллионов пять пирожков продала, не меньше. А пирожки люди в руки берут. По рукам-то все и узнаю, как цыганка… Чего хоть тебе доставать надо, если «снабом» интересуешься?..
Из железного прилавка вдруг поперла наружу горячая вода, заволакивая густым паром торговую точку. Продавщица мигом выдернула из розетки кабель, незлобно выругалась.
– Кое-какие части надо к бензомоторной пиле, – признался Володя, отгоняя рукой паровое облачко.
– А зачем тебе «снаб»? Езжай в магазин промышленного оборудования, там любых железяк навалом.
– Это где ж такой магазин?
– В Париже.
– Где?
– Ты что, первый раз в город приехал, про Париж не слыхал?
– Не слыхал.
– Поселок такой. Пленных французов после войны с Наполеоном сюда завезли. Поселились они на берегу речки, поженились на наших бабах. Оттуда и пошел Париж. Садись на тройку и ехай почти до конца. Там спросишь…
– Если только достану нужное – с меня причитается, – пообещал Сидельников.
– Ну-ну, поглядим… Вон как раз тройка идет…
Володя ехал до североградского Парижа минут сорок. Оказалось – деревня деревней. Если бы слева на фоне пасмурного неба не маячил своим хозяйством большой город, можно было бы считать, что попал он в глухое таежное село, куда изредка ходит рейсовый автобус. Только нужный Володе магазин выглядел величественно и нарушал гармонию бревенчатой застройки. Красного кирпича, поднятый на высокий цоколь, большеоконный, с широкой бетонной лестницей, этот магазин мог претендовать на законное место в самом центре города. С тыловой части была выгорожена высоким забором порядочная территория и, заглянув в щель, Володя увидел во дворе множество всяких предметов из железа, нераспакованных ящиков, контейнеров, и понял, почему этот нужный магазин не отвоевал себе место рядом с центральной гостиницей: слишком громоздким был его товар. Неужели среди всего этого богатства не найдется пильных цепей?
Сидельников поднялся на высокое крыльцо, стал заглядывать в oкна. На бетонном полу торгового зала стояли разные механизмы, моторы, шестерни диаметром в человеческий рост, прочие железные изделия, о назначении которых Володя не знал.
В дальнем углу за прилавком уже появились продавцы. Они что-то двигали с места на место, распаковывали товар, выставляли его на полки. «Был бы тут хоть один знакомый продавец, – размышлял Володя, – мигом бы достал нужное. Если на прилавке его и нет, нужного, то где-то в подсобке все равно найдется. Эго точно! В кусинском универмаге никакой дефицит не лежит, а черканет Козюбин записочку – нужное появится мигом. Так, наверное, и здесь. И везде…»
Ближе к десяти у магазина стали собираться покупатели – одни мужчины. Понятно, магазин промышленного оборудования – не «Пассаж»…
– Чего здесь бывает, в основном? – поинтересовался Володя у пожилого мужика в замусоленном полушубке, с прилипшей к губе и давно потухшей сигаретой «прима».
– Неликвидка всякая, – ответил мужик простуженным голосом. – Иногда кое-чего подходящее попадается, как в магазине уцененных товаров.
– Это как понимать «неликвидка»?
– Ну, где что некомплектное осталось, или списали за ненадобностью, или просто лишнее – все сюда волокут, может, кому-то сгодится.
– Молодцы. Додумались… – похвалил Сидельников. – Зачем же выбрасывать, лучше продать.
– Это точно, – охотно поддержал мужик, сплюнув окурок. – Я тут для своей фирмы порядком разного добра откопал…
– Не слыхал, к бензомоторным пилам бывают запчасти? – с трепетной надеждой спросил Володя.
– Навалом, – обронил рядом стоящий мужчина. – Даже шатуны к паровозам имеются…
Наконец, открыли, и Володя сразу ринулся к стеллажам, где была выложена всякая мелочовка. Среди изделий неизвестного назначения он обнаружил множество знакомых, можно сказать, родных сердцу и глазу запчастей для «Дружбы». Были здесь моторчики в сборе и вразброс, бензобачки, тросики, свечи зажигания, направляющие цепей… И только самих цепей нигде не было. Он еще и еще осматривал полки, не решаясь спросить у продавщицы. Но делать было нечего, он спросил.
– За два года случайно завозили один раз. И те с дефектом, – сказала продавщица. – Это ж строго фондированный товар. А мы торгуем неликвидами. – И пояснила: – Цепи можно достать только в «Лесоснабе». По наряду.
– А если у меня, к примеру, собственная пила имеется, а цепь износилась. Где взять новую? Украсть, значит, если в продажной сети ее нет?..
– В торговой сети, – ревниво поправила продавщица, метнув в Сидельникова недовольный взгляд. – И где это вы, молодой человек, могли взять пилу для частного пользования?
– У вас купил.
– У нас не продаются.
– А это что? – Володя указал на полку с запасными частями.
– Это только детали…
– За наличные они продаются?
– Продаются, конечно…
– А если так, то за полчаса я вам пилу соберу.
Володя не стал усугублять разговор, вовремя спохватился. Злить ее сейчас ни к чему. Надо как-то подъехать с другой стороны… Раз назвался груздем, нужно теперь лезть в кузов или… Нет, никаких «или» быть не может, без цепей возвращаться ему нельзя.
Он собрался с духом и, чувствуя, как приливает к лицу краска, тихонько сказал продавщице:
– Может, все-таки договоримся?
– О чем договариваться? – строго спросила она.
– Насчет бракованных цепей… А вдруг где-то завалялись?
– У нас ничего не валяется… Нет и не ожидаем.
– Нет так нет, – проговорил Володя, утирая с лица испарину. Да, не такое уж легкое дело эти командировки, гори они огнем!..
И выскочил из магазина.
На базу «Лесоснаба» он добрался только к полудню. Большая площадь у ворот сплошь уставлена грузовыми машинами. Двигатели, как водится на севере в зимнее время, добросовестно жгли бензин, водители дремали на своих местах, чего-то ждали. Территория базы была огорожена высоким забором, а поверх досок колючая проволока в несколько рядов. Народное добро охранялось надежно, не украдешь.
Володя, глядя на все это, не понимал, каким образом можно получить здесь цепи, когда нет ни законного наряда, ни хоть какого-то захудалого знакомого. Вид неприступного забора и грозного охранника на проходной заставили его усомниться в достоверности разговоров о том, что на базах достают дефициты «левым» путем. Иначе – что бы было? Сплошное воровство? Зачем тогда этот забор и этот охранник, дотошно проверяющий машины, выезжающие из ворот?.. Нет, все это пустой треп. Надо искать закатные пути. Поговорить, к примеру, с начальником базы, объяснить ему положение. Любого здесь не поставят, факт, мужик должен быть умный, коммунист. А раз так – поймет и поможет. Не каждый же день приезжают к нему прямо из тайги по такому делу…
Володя решительно открыл дверь проходной. Усатый старик – охранник с наганом на боку остановил его у турникета.
– Вам куда, молодой человек?
Голос у охранника был интеллигентный, но строгий.
– На базу.
– Это понятно. К кому вы направляетесь?
– К начальнику.
– К какому именно?
– К самому главному.
– К товарищу Головину? Вы с ним договаривались о приеме?
– Нет, не договаривался. Я его ни разу в глаза не видал.
– Надо договориться по телефону. Он позвонит в бюро пропусков, закажет вам разовый пропуск и тогда я пропущу вас. Конечно, при наличии соответствующего документа, удостоверяющего вашу личность.
– Смотри, как строго, – мотнул головой Сидельников. – У вас тут что, склад атомных ракет? Я ж, папаша, не шпион и не вор. Мне с начальником потолковать надо.
– Здесь, дорогой товарищ, хранятся материальные ценности на многие миллионы рублей, – терпеливо пояснил интеллигентный охранник. – И посторонним делать на территории базы абсолютно нечего. К тому же у начальника приемные дни по вторникам и пятницам, а сегодня, если мне не отказывает память, мы переживаем среду.
– Да, среду, – упавшим голосом подтвердил Володя. – Все ясно. С тобой, отец, сучки не обрубишь.
– Наверно, нет, – хитровато ухмыльнулся охранник. – Ты что хотел, по личному делу?
– По какому личному?! По общественному. Для общей пользы…
– Все равно в такой день не примет. Он человек пунктуальный.
– А выше его есть в городе?
– Выше – сколько хочешь. Езжай на площадь Победы. Там все высокое начальство по части материально-технического снабжения лесопромышленной отрасли…
– Там и запчасти выписывают?
– Только там и выписывают, а здесь получают. Видишь, сколько машин стоит? Все за получением.
– Спасибо, отец, на добром слове. Поеду на Победу.
– Доброго пути…
В просторном вестибюле трехэтажного дома с колоннами, о котором еще утром говорила Володе продавщица пирожков, царили тишина и порядок. Когда он вошел, навстречу поднялась из-за столика дежурная и спросила, кого ему нужно. Он объяснил.
– Все начальство на втором этаже. Только раздеться надо. Она указала на раздевалку. – А вон – расписание, кто когда принимает.
На стене висела большая доска с указанием кабинетов и часов приема.
Володя ознакомился с доской и понял, что ему надо в кабинет № 24. На второй этаж вела широкая мраморная лестница с дубовыми перилами и ковровой дорожкой, закрепленной к ступенькам специальными прутьями из начищенной меди.
Володя поднялся по лестнице, нашел нужную дверь. На двери, обитой черным дерматином, красовалась вывеска «Секретарь». Он тщательно вытер ноги о подстилку из какого-то мягкого, как губка, материала, вошел в приемную. Комната была большой и светлой, застланной огромным ковром. Пахло духами и сигаретным дымом. За полированным столиком у самого окна сидела немолодая уже женщина с прической-копной и быстро печатала на машинке. Это была секретарша самого главного начальника.
– Вы что хотели, товарищ? – спросила она, не отрываясь от дела.
– Я к начальнику, – сказал Володя. – К товарищу Дроздову. Внизу написано, что у него сегодня приемный день.
– Его нет. – Секретарша выдернула из машинки исписанную страницу. В комнате стало тихо, как в зимнем лесу. – Он уехал в круиз.
– А после обеда будет?
Секретарша снисходительно улыбнулась, чуть повернулась вместе с вертящимся креслом, достала с полочки пачку сигарет, закурила и только тогда сказала:
