Текст книги "Кремлевский заговор"

Автор книги: Валентин Степанков

Соавторы: Евгений Лисов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц)

Зная из разговора с Крючковым мою позицию, Варенников сразу начал: «Я Вам советую, Леонид Макарович, более внимательно подойти к этому вопросу. Я Вам советую изменить курс…» Я остановил его и сказал, что он забывает, что находится в кабинете председателя Верховного Совета, а не в Киевском военном округе…

Далее я спросил у Варенникова, где документы ГКЧП. Ведь я, как председатель Верховного Совета, должен иметь документы, чтобы принимать решения и действовать, а не слушать сообщения по радио. Эти документы должны быть подписаны, с круглой гербовой печатью. Я их должен вынести на Президиум Верховного Совета и обсудить, с голоса же ничего не обсуждается.

Вопрос:

– Что Вам было известно о состоянии здоровья Горбачева М. С.?

Ответ:

– Я не мог предположить, что Горбачев М. С. болен. Незадолго до этих событий я был в Крыму и встречался с Горбачевым за ужином. № был здоров. Мы прогуливались с ним, вели разговоры о перспективах. Он сказал, что едет в Ново-Огарево, где будут подписывать документы. Я ему сообщил, что сейчас мы не можем в этом участвовать, так как Договор не совсем нам подходит, и у нас есть на этот счет решение Верховного Совета. Горбачев немного со мной не согласился, сказав, что мы еще изменим свою точку зрения. Разговор был доброжелательный.

Когда мне сказали о болезни Горбачева, я сразу задал Варенникову вопрос в лоб: «Где документы о том, что Горбачев болен». У меня сразу возникло подозрение, что это дело не чистое. Тогда же утром был передан текст Заявления Лукьянова – текст скользкий, в сторону мощного государства. Среди красивых слов в этом тексте было забыто вообще о суверенитете, о Конституции, о Законах республик, то есть все было похоронено…

ЗАСАДА В «АРХАНГЕЛЬСКОМ»

Начальник «Альфы», спецгруппы КГБ по борьбе с терроризмом, Виктор Карпухин сидел в своем кабинете, склонившись над топографической схемой. Подняв голову, он испытующе оглядел собравшихся и, указав на схему, спросил:

– Какими силами можно взять этот объект?

Вопрос в первую очередь, адресовался начальнику отделения Анатолию Савельеву, наиболее опытному из присутствовавших. В «Альфу» Савельев пришел со дня ее образования, в 1974 году. Участвовал, за вычетом отпусков и залечивания ран, во всех операциях, в том числе и в Кабульской операции по свержению Амина.

Изучив схему, являющуюся планом какого-то участка с постройками, выяснив высоту заборов и количество охраны, Савельев ответил:

– Работа не сложная. Двадцати человек хватит.

Какой объект был изображен на схеме, начальник

«Альфы» не сказал. А Савельев не спросил. В КГБ лишние вопросы задавать не принято. Он решил, что речь идет о каком-то объекте в Нагорном Карабахе, где на днях в качестве заложников было захвачено несколько военнослужащих.

Когда в самом конце дежурства, уже на рассвете, Группу подняли по тревоге и колонна машин вслед за штабной «Волгой» помчалась по Комсомольскому шоссе в сторону аэропорта «Внуково», Савельев окончательно решил, что предстоит полет в Закавказье.

Однако вскоре головная машина свернула в сторону. Спустя некоторое время вслед за «Волгой» колонна остановилась на обочине дороги у какого-то лесного массива. Солнце поднималось над лесом. Легкий серебряный туман, клубившийся по его границам, таял на глазах.

Было 19 августа, 4.20 утра.

Карпухин разъяснил, что «Альфа» прибыла в расположение правительственного загородного поселка «Архангельское-2», где среди других дач находится и дача Ельцина. И довел до Группы приказ руководства КГБ СССР «обеспечить безопасность переговоров Бориса Ельцина с руководством СССР.» С этой целью надо найти проход в лесу к дачному поселку «Архангельское-2», чтобы по нему доставить к шоссе Ельцина.

– Мы с заместителем начальника Группы Владимиром Зайцевым, взяв с собой нескольких сотрудников, через лес направились к дачам, – рассказывает Анатолий Савельев. – Лес оказался довольно густым, непролазным. К тому же выяснилось, что дачу от нас отделяет еще и небольшая река. Я задавал Зайцеву недоуменные вопросы. Если мы «должны обеспечить безопасность переговоров», почему не проехать открыто к дачам и не пригласить Ельцина? Почему пробираемся через лесную чащу скрытно, выискивая проход? Разве по нему в состоянии будет пройти президент, если даже нам, тренированным для боевых действий людям, это нелегко?.. Вопросы оставались без ответа. Зайцев ведь тоже выполнял приказ: провести рекогносцировку местности и все…

Вернувшись почти через час плутаний по лесу, группа разведчиков услышала по радиоприемнику в машине сообщение о том, что в стране введено чрезвычайное положение. Теперь уж ни у кого не осталось никаких сомнений, зачем они здесь.

Но время шло, шоссе с каждой минутой становилось все более оживленным, а приказа не было. Москвичи, спешащие на работу, удивленно разглядывали одетых в пятнистую форму военных.

Чтобы оградить себя от любопытствующих взглядов, отогнали транспорт в укромное место, замаскировав его.

Ельцин промчался мимо на полном ходу в сопровождении охраны в Москву.

Лишь после этого по рации прозвучала команда. Но не та, которую ждали на рассвете: «Всем возвращаться в расположение Группы».

Отменил операцию Крючков. Он принял это решение около пяти утра, почти одновременно с прибытием «Альфы» в «Архангельское-2».

Ельцина спас ряд обстоятельств.

Заговорщики не уложились в предварительно намеченные сроки. «Альфа» должна была задержать Ельцина еще вечером, сразу после его прилета из Алма-Аты.

Свидетельствует начальник 7 Управления КГБ СССР Евгений Расщепов:

– 17 августа, примерно в 11 часов дня, я был вызван к председателю Комитета государственной безопасности Крючкову, который сообщил мне, что Горбачев болен и обязанности президента переходят к Янаеву. Группе «Альфа», продолжил он, предстоит обеспечить безопасность переговоров Советского руководства с Борисом Ельциным.

В тот же день, чуть позже, детали предстоящей операции обсуждались на совещании у заместителя министра обороны Владислава Ачалова. Он проинформировал собравшихся, в числе которых были начальник группы «Альфа» Виктор Карпухин и командующий воздушно-десантными войсками Павел Грачев, о том, что по возвращению из Алма-Аты в воскресенье 18 августа самолет Ельцина под благовидным предлогом будет посажен не во «Внуково», а на военном аэродроме «Чкаловский».

Командир особой дивизии КГБ должен был пригласить Ельцина в здание аэровокзала, где, как я понял из разговора, у него должен был состояться разговор с министром обороны Язовым.

Перед подразделением воздушно-десантных войск и Группой «Альфа» ставилась задача нейтрализовать охрану Ельцина…

Место для операции было выбрано идеальное. «Чкаловский» – военный аэродром. Ни один посторонний сюда не мог попасть. К тому же на «Чкаловском» «Альфа» проводила учебные занятия по освобождению самолетов от заложников и знала здесь каждый закуток.

Однако в ходе обсуждения было высказано опасение: вдруг Ельцин, человек весьма настороженно относящийся ко всякого рода неожиданностям, прикажет посадить самолет не на «Чкаловский», на какой-нибудь другой аэродром. Скажем, «Быково». Что тогда?

На следующем совещании ту же самую операцию обсуждали применительно к «Архангельскому». Начальник 7 Управления Евгений Расщепов получил задание провести разведку на даче Ельцина.

– 18 августа, обследовав вместе с Карпухиным «Архангельское», – вспоминает он, – мы обратили внимание, что в поселке много вооруженных милицейских нарядов, в том числе и подвижных милицейских групп. Это указывало на то, что идет подготовка к встрече высокопоставленного гостя.

О результатах я доложил заместителю председателя КГБ СССР Грушко.

После приземления самолета, когда служба наружного наблюдения убедилась в том, что президент России отправился в «Архангельское», я доложил об этом Грушко. Он приказал мне держать наготове Группу «Альфа» и ждать распоряжений от Крючкова…

В соответствии с планом операции, Ельцина предстояло отправить на базу охотхозяйства министерства обороны «Завидово», расположенную на границе Московской и Тверской областей…

Но на полет в Форос, беседу с Горбачевым, возвращение делегации ГКЧП в Москву и состоявшийся затем тяжелый, вязкий разговор в Кремле ушло значительно больше времени, чем предполагалось. Отставание от ранее разработанного плана составляло несколько часов. Проводить в дневных условиях операцию по интернированию Ельцина в дачном поселке, насчитывающем более пяти десятков хорошо охраняемых дач, было не с руки.

Согласие Лукьянова поддержать ГКЧП внесло коррективы в тактику заговора. Сторонники жестких мер, утвердившись во мнении, что Лукьянову удастся протащить в парламенте вопрос о переходе полномочий президента к Янаеву, склонились к тому, чтобы придать заговору «ползучий», внешне законный характер. Кремлевские врачи получили от Плеханова задание составить медицинское заключение, которое убедило бы всех в том, что Горбачев не может исполнять свои обязанности. Ельцин, выступив против Янаева, а в том, что он начнет «выступать», никто не сомневался, окажется в роли нарушителя законов, с которым можно не церемониться.

Крючкову импонировал совет Лукьянова занять выжидательную позицию, дав тем самым Ельцину «проявиться», а народу – понять, что демократический лидер России против наведения порядка в стране.

Но танки на улицах даже при развитии событий «по Лукьянову» отнюдь были не лишни. Армия, КГБ, по замыслу Крючкова и его сторонников, должны были сыграть роль сдерживающего фактора. Опираясь на военную силу, можно было, не мудрствуя лукаво, осуществить кадровые перестановки в Москве, Санкт-Петербурге и других крупных городах, где к руководству пришли представители «Демократической России».

Такая тактика блестяще оправдалась в 1968 году в Чехословакии. Крови пролито там было мало, а результат получен стопроцентный. Под прикрытием танков была произведена кадровая чистка, затем пленум ЦК Компартии Чехословакии, а вслед за ним и правительство узаконили «временное» присутствие советских войск в ЧССР – и «социализм с человеческим лицом» тихо скончался.

И все же Крючков направил «Альфу» в «Архангельское». Вернуть ее было никогда не поздно.

Пока Группа двигалась по направлению к «Архангельскому», Крючков со своим окружением держал совет.

На рассвете 19 августа не только решалась судьба Ельцина, но и формировалась окончательная модель заговора.

…Начальник Группы «Альфа» Виктор Карпухин доложил: «Архангельское» забито отдыхающими. Светло, как днем. На шоссе наблюдается напряженное движение автотранспорта. Охрана дачи усилена. Активные действия не желательны…»

Крючков скомандовал «Альфе»: «Отбой!».

Но охота на Ельцина на этом не прекратилась…

ЭЙФОРИЯ

«Тема Ельцина» вновь всплыла на первом заседании ГКЧП, начавшемся в 10 часов утра в Кремле. Теперь они от нее никуда не смогут деться.

У Янаева собрался ГКЧП в полном составе, кроме Павлова. За столом сидел, наливаясь гордостью, главный колхозник страны Василий Стародубцев. Его в Кремль вчера вызвал Валентин Павлов. О том, что включен в ГКЧП, Стародубцев узнал по дороге в Москву.

Александр Тизяков, лидер крупных промышленников, прилетел из Свердловска еще 18 августа. Ночью, после встречи с Шениным в Кремле, он уже не смог заснуть. Известие о том, что создан ГКЧП, радостно взволновало его: «Наконец-то!»

На заседании ГКЧП обсуждалась линия поведения: передать имеющийся компромат на активистов демократического движения в средства массовой информации, прежде всего на ТВ, выбросить на прилавки магазинов все, что есть в запасе, снизить цены на некоторые ходовые товары, чтобы люди почувствовали, что новая власть лучше старой.

Янаев периодически заглядывал в шпаргалку «О некоторых аксиомах чрезвычайного положения», заботливо подготовленную для него. «Аксиомы» были таковы:

«… – Нельзя терять инициативу и вступать в какие-либо переговоры с «общественностью». На это часто «покупались» из-за стремления сохранить демократический фасад – ив результате общество постепенно проникалось идеей, что с властью можно спорить, а это первый шаг к последующей борьбе.

– Нельзя допускать самые первые проявления нелояльности (митинги, голодовки, петиции) и информацию о них. В противном случае они становятся как бы допустимыми формами сопротивления, за которыми следуют более активные формы. Если хочешь обойтись «малой кровью» – «дави» противоречия в самом начале.

– Не стесняться идти на ярко выраженный популизм. Это закон завоевания поддержки масс. Сразу же вводить понятные всем экономические меры – снижение цен, послабление со спиртным и т. д., появление хотя бы ограниченного ассортимента товаров массового спроса. В такой ситуации не думают об экономической целесообразности, темпах инфляции, других последствиях.

– Нельзя растягивать во времени информирование населения о всех деталях преступлений политического противника. В первые дни оно жадно ловит информацию. И именно в это время на него надо обрушивать информационный шквал (разоблачения, раскрытие преступных групп и синдикатов, коррупция и т. п.) – он будет воспринят.

– Нельзя перегибать палку с прямыми угрозами. Лучше пускать слухи о твердости власти (контроль за дисциплиной на производстве, в быту, якобы систематические массовые рейды по магазинам, местам массового отдыха и др.).

– Нельзя медлить с кадровыми решениями и перестановками…»

Прежде чем на введение ЧП последует какая-либо реакция, должно было пройти некоторое время. Ждали результатов.

О том, как прореагировал Ельцин на создание ГКЧП, было уже известно.

– Ельцин отказывается сотрудничать, – капризным тоном сказал Крючков. – Я с ним разговаривал по телефону. Пытался его вразумить. Бесполезно.

Прозвучало предложение арестовать.

Бакланов пометил в своих записях, которые вел по ходу заседания: «…Брать Б. Н.»

И все же арест Ельцина опять был отложен.

Многое указывало на то, что в парламенте удастся узаконить принятое ночью решение. События развивались благоприятно для ГКЧП. Ельцину, прежде собиравшему по первому зову миллионные митинги, в этот раз во время его выступления с танка внимало до удивительного малое число москвичей.

После полудня поступила первая официальная информация, подготовленная отделом по вопросам обороны и безопасности при президенте СССР. На 13 часов 20 минут 80 крупнейших секретных и полусекретных предприятий страны работали в обычном режиме. «Трудящиеся предприятий, – говорилось в информации, – высказывают пожелание на последовательное и твердое выполнение мероприятий, объявленных в Постановлении ГКЧП № 1 .»

Не только в Москве, по всей стране к 16 часам не было отмечено ни одной забастовки, ни одного сколь-либо заметного митинга. Руководители союзных республик в подавляющем большинстве заняли примиренческую позицию. Даже президент Грузии, Гамсахурдиа, кичившийся своей независимостью от Москвы, заявил о готовности расформировать национальную гвардию. В своих записях Бакланов отметил: «Гамсахурдиа – «за».

– Везде было спокойно, – вспоминает 19 августа Крючков. – Первая реакция обнадеживала, даже пошла какая-то эйфория…

В кремлевской больнице врачи работали над заключением, которое объявляло Горбачева тяжело больным.

– Между 12 и 13 часами мне позвонил Генеральный директор ЛOO при Кабинете министров СССР Щербаткин и, сославшись на Плеханова, сказал, что необходимо подготовить медицинское заключение о состоянии здоровья президента «с усилением в последние дни», – вспоминает главный врач кремлевской больницы Владимир Синюткин. – Плеханов, по его словам, просил передать, что это делается исключительно в интересах Михаила Сергеевича, чтобы помочь избежать ему суда и тюремного заключения…

У здания Верховного Совета РСФСР находились танки Таманской и десантники Тульской дивизий.

В центре города, в Доме культуры им. Дзержинского, засели сто вооруженных автоматами и пистолетами боевиков КГБ, доставленных сюда скрытно рано утром 19 августа.

– Еще накануне, 18 августа, – свидетельствует работник КГБ СССР Ф. Макиевский, – заместитель председателя КГБ Агеев приказал мне подготовить отряд, который в случае необходимости смог бы взять под контроль здание Верховного Совета России. Я возразил, заметив, что в здании – правительство, народные депутаты. Знал Агеева как рассудительного, спокойного человека, но высказанное мною замечание взорвало его. Стал кричать, требуя не рассуждать, а выполнять приказы…

Подразделение, о котором шла речь, носило ничего не говорящий номер 35690 и столь же невыразительное название «Отдельный учебный центр КГБ». Свои же называли иногда подразделение просто Группой «Б». Обученные не хуже, чём боевики «Альфы», сотрудники Группы «Б» специализировались на зарубежных акциях. В случае обострения международной обстановки, в ситуациях, угрожающих безопасности СССР, они должны были с санкции президента действовать за пределами Отечества, а в случае так называемого «особого периода» – в тылу противника, взрывая мосты, нарушая коммуникации, захватывая штабы.

Профессионалов захвата от здания Верховного Совета России отделяло всего двадцать минут быстрого хода.

Ельцину некуда было деться. Как и Горбачев, он был затворником.

…Механизм заговора набирал обороты.

37-я десантная бригада из Калининградской области передислоцировалась на аэродром в столицу Латвии – Ригу. 234-й парашютно-десантный полк усилил Таллинский военный гарнизон. 21-я десантная бригада десантировалась на аэродром Вазиани и поступила в распоряжение командующего Закавказского военного округа…

В 12.35 приступили к выявлению и подавлению радиостанций, препятствующих «нормализации обстановки», 167 постов радиоразведки и помех.

После 14.00 ГКЧП закрыл все демократические издания. С, целью «задавить противоречия в самом начале» около 16 часов Янаев подписал Указ о введении в Москве чрезвычайного положения.

Стародубцев и Тизяков украсили своими автографами документы ГКЧП, принятые без них ночью с 18 на 19 августа.

Им выделили личную охрану и по просторному кабинету в Кремле, которые они заняли с неприличной поспешностью…

«ОН НАС НЕНАВИДЕЛ…»

СПРАВКА О ЛИЦЕ, ПРОХОДЯЩЕМ ПО ДЕЛУ О ЗАГОВОРЕ С ЦЕЛЬЮ ЗАХВАТА ВЛАСТИ.

Стародубцев Василий Александрович. 1931 года рождения. Русский.

В 1966 году закончил Всесоюзный сельскохозяйственный институт заочного обучения. По специальности агроном-экономист. Кандидат сельскохозяйственных наук.

Председатель колхоза имени Ленина Тульской области. Председатель Крестьянского союза СССР. Народный депутат СССР. Член ЦК КПСС.

Награжден золотой Звездой Героя Социалистического Труда, тремя орденами Ленина, орденами Октябрьской революции и «Знак почета».

– На заседании ГКЧП 19 августа Стародубцев сидел слева от меня, – вспоминает Дмитрий Язов. – У него такая размашистая подпись. Я видел, как он с удовольствием начертал ее на документах ГКЧП, подписав тем самым себе приговор.

Стародубцев не просто поставил подпись. Глава Крестьянского союза СССР вслед за Янаевым и другими членами ГКЧП захватил власть, принадлежавшую президенту СССР. На долю Стародубцева, исходя из количества членов ГКЧП, пришлась одна восьмая президентской власти.

Он всегда был жаден до власти и славы. С удовольствием принимал всевозможные почетные должности и звания, ставил свою подпись под совместными статьями и заявлениями. Любил покрасоваться на ТВ.

Колхоз имени Ленина стал парадной витриной колхозно-совхозного строя. Своими успехами он должен был наглядно доказывать преимущество коллективной собственности перед частной. На то, чтобы витрина выглядела респектабельно, система не жалела средств. По полям колхоза имени Ленина бегали итальянские комбайны, стародубцевских коров оплодотворяли законсервированной спермой канадских быков. Улицы колхоза застраивались современными коттеджами. Ничего этого не было и не могло быть в других колхозах.

Демократическое руководство, в первую очередь Горбачев, доверяли ему беспредельно, прислушиваясь к его мнению при выработке аграрной политики.

Председатель Совета Министров СССР Рыжков на развитие стародубцевской агрофирмы выделил не один миллион долларов.

Кому, казалось, и доверять, как не Стародубцеву. За ним и его двумя братьями – тоже аграриями – закрепилась слава непримиримых борцов с тоталитарной системой. Два брата Василия – Дмитрий и Федор, тоже председатели колхозов в Тульской области, – стали жертвами всевластия первого секретаря Тульского обкома партии Юнака – лица, приближенного к Брежневу. Хотя их судили за хищения, все понимали, что первопричиной был конфликт между братьями и партийным наместником. Об этом много писала в свое время советская пресса, освобожденная перестройкой от гнета цензуры.

Однако по мере развития событий становилось все более ясным, что Василий Стародубцев, сражаясь вместе с братьями против Юнака, боролся отнюдь не с системой, а за место под ее солнцем.

Стоило системе, ничем не изменившейся за время перестройки, обласкать и еще более возвысить Стародубцева, как он тут же стал в ряды ее самых яростных охранников.

Реформы, ставящие целью многоукладность экономики, угрожали колхозно-совхозной монополии, во главе которой стоял Стародубцев. Ее существование было возможным при отсутствии у крестьян выбора – быть им в колхозе или вести свое хозяйство. Появись реальный выбор, отомри административно-распределительная система, и аграрный король оказался бы голым.

На выборах президента России он стал доверенным лицом Рыжкова.

Будучи невеждой в политике, ослепленный почестями и вниманием, он не замечал того, как из кумира постепенно превращался в шута, которому в сложной многоходовой политической игре, отводится роль «человека из народа». Его уговаривали оставить политику все, кому была не безразлична его судьба, кто поддерживал его в трудные времена и радовался за него, когда эти времена миновали. Но он не слушал искренних друзей.

С пути, ведущего прочь от демократии, его не надоумили сойти даже сокрушительные итоги выборов. В его районе, где он еще вчера был непререкаемым авторитетом, за Бориса Ельцина проголосовали 76 процентов избирателей! В ответ он ставит свою подпись под зовущим к свержению демократического руководства «Словом к народу».

– Вам, Михаил Сергеевич, – подталкивая Горбачева к введению ЧП, говорил он на апрельском 1991 года пленуме ЦК КПСС, – пора дать критическую оценку тем коммунистам, которые настойчиво наполняют наш социалистический выбор капиталистическим содержанием. Вы, как президент и как Генеральный секретарь ЦК КПСС, имеете все полномочия, чтобы поднять народ и партию

на активную работу над выполнением сложных задач нашего трудного времени. И Вы обязаны это сделать…

Характеризуя Стародубцева, Председатель Совета Министров России Иван Силаев сказал следствию:

– Он нас ненавидел…