Текст книги "Кремлевский заговор"

Автор книги: Валентин Степанков

Соавторы: Евгений Лисов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 22 страниц)

«У ГОРБАЧЕВА ПСИХИЧЕСКОЕ РАССТРОЙСТВО»…

Подготовка к заговору уже шла полным ходом. Ожидалось, что церемония подписания Союзного договора должна состояться не раньше осени. Но президент, проявляя нетерпение, уговорил руководителей республик подписать договор уже 20 августа, заявив, что для этого случая даже прервет отпуск.

Перед отлетом в Форос в последний день жаркого июля Горбачев встретился в Ново-Огареве с президентом Казахстана Назарбаевым и президентом России Ельциным.

Союз стоял на грани глобальной реформы. Горбачева и других лидеров привело к ней осознание того, что причины затяжной стагнации, не обошедшей ни одну из республик Союза, – в полном кризисе имперской распределительной системы, недееспособности структур всесоюзной власти.

Новый Союз требовал новых подходов к управлению экономикой. Предстояло очистить центр от многочисленного нагромождения административных структур, значительно обновить высшие этажи власти. Показать народам республик, что подписание Союзного договора не просто формальность, а начало нового этапа в жизни страны.

Разговор шел без посторонних, но президентов не покидало ощущение чьего-то незримого присутствия. Первым в этом признался Ельцин.

– У меня такое впечатление, что Крючков слышит каждое наше слово, – сказал он своим собеседникам.

Они пошутили по поводу того, что у Крючкова везде есть «уши», но сочтя, что КГБ вряд ли отважится прослушивать разговор трех самых значительных политических фигур, продолжили беседу.

– То, о чем мы договорились, существенно меняло расстановку сил в стране, – свидетельствует Борис Ельцин. – После подписания Договора место Валентина Павлова должен был занять руководитель одной из республик. Было достигнуто согласие о замене Язова, Крючкова. Но кого поставить вместо них, решили обсудить позже. Министерства в основном упразднялись. Речь шла о ликвидации 60–70 министерств!..

6 августа, на второй день после того, как Горбачев улетел с семьей в Форос, Крючков вызвал двух сотрудников КГБ Егорова и Жижина и приказал им составить стратегический прогноз последствий введения в стране ЧП. К работе над прогнозом от министерства обороны был привлечен командующий воздушно-десантными войсками Павел Грачев.

После двух дней работы в условиях особого комфорта и секретности на спецобъекте КГБ в деревне Машкино под Москвой эксперты пришли к выводу: объявлять ЧП нецелесообразно. Не наступил еще тот критический момент, когда народ согласен на что угодно, лишь бы был наведен порядок.

– Но после подписания Союзного договора вводить ЧП уже будет поздно. – возразил экспертам Крючков.

– 14 августа Крючков снова вызвал нас, – свидетельствует Алексей Егоров. – Обстановка, сказал он, сложная. Горбачев не в состоянии оценить ее адекватно. У него психическое расстройство… Будет вводиться ЧП.

За день и ночь работы на том же объекте КГБ в деревне Машкино совместно с Павлом Грачевым они набросали по заданию Крючкова перечень мер, которые следовало принять, чтобы обеспечить ЧП.

Материал, ставший основой Постановления ГКЧП № 1, утром 16 августа был на столе Крючкова.

Вскоре после этого, в 11.30, Олег Бакланов прибыл в КГБ к Крючкову.

Долгий, полуторачасовой, разговор между ними дал толчок заговору. Главные фигуры предстоящих событий пришли в движение.

В 14.00 Крючков отдал распоряжение своему заместителю Гению Агееву скомплектовать группу связистов для полета в Форос, чтобы отключить у президента связь.

«К ПРЕЗИДЕНТУ С УЛЬТИМАТУМОМ ПОЕДУТ…»

На следующий день, 17 августа, в 16 часов заговорщики встретились на секретном объекте Комитета госбезопасности «АБЦ», расположенном на тихой окраинной улице Москвы. Адрес был хоршо знаком. Сауна, плавательный бассейн, видеозал, кухня, холлы, номера, которые могли бы составить честь любому фешенебельному отелю, делали «АБЦ» одинаково удобным, как для отдыха, так и для работы. Здесь Крючков принимал гостей. На «АБЦ» попариться приезжали Язов, Шенин, Бакланов, Пуго… Высокие заборы, сверхбдительная охрана позволяли им здесь быть самими собой, спокойно обсуждать любые, даже самые деликатные темы.

И все же решающий разговор Крючков вынес на открытый воздух. На небольшом круглом столе в беседке, расположенной неподалеку от основного здания, стояли бутылка водки и бутылка виски, легкая закуска. Язов, Шенин и Павлов предпочли водку, остальные – виски.

Разговор начался с ехидного сообщения Палову, что его после 20-го уберут.

«Я хоть сейчас готов в отставку!» – в своей обычной лихой манере отпарировал тот и, уйдя от «личной» темы, стал высказывать озабоченность за судьбу Отечества. Положение, говорил премьер, катастрофическое. Страна стоит на пороге голода. Какая-то всеобщая вакханалия. Никто не хочет исполнять распоряжения. Одна надежда на ЧП.

– Я регулярно докладываю Горбачеву о тяжелейшем положении, – завел свою любимую пластинку Крючков. – Но он реагирует неадекватно. Прерывает разговор, переводит его на другую тему. Не верит моей информации…

Завершил Крючков предложением создать комитет по чрезвычайному положению. К Горбачеву направить делегацию. Пусть передает власть комитету. Если откажется – оставить в Крыму. Объявить, что болен… Янаев вступит в обязанности президента. На сессии Верховного Совета СССР узаконить это…

Только начался обмен мнениями – кончилась водка. За ней и закуской послали Егорова. Когда он вернулся, в беседке уже обсуждали, кому лететь в Крым.

Шенин и Бакланов, как понял из разговора Егоров, уже дали на это согласие. Язов предложил направить к Горбачеву Валерия Болдина как человека наиболее близкого к президенту, пошутив при этом: «И ты, Брут?»

– Раз надо, я поеду, – отозвался Болдин.

Павлов стал настаивать на том, чтобы к Горбачеву поехали люди, представляющие реальную власть – армию и КГБ.

– Нам с Язовым нельзя, мы должны быть в Москве, – возразил Крючков.

От армии поначалу намеревались отправить начальника Генерального штаба Моисеева, но потом, посчитав, что он не сможет «повлиять» на Горбачева, заменили его решительным и громогласным Валентином Варенниковым.

От КГБ Крючков откомандировал в Крым начальника Службы охраны Юрия Плеханова.

Язов предложил согласовать действия армии, КГБ и МВД.

– Участие МВД еще не определено, – сообщил Крючков, – Пуго пока ни о чем не знает.

– А Янаев? Лукьянов? Бессмертных? – подал голос Павлов. – Надо и их поставить в известность о нашем решении.

– Янаев тоже пока не в курсе, – сказал Шенин. – Но я с ним поговорю. Он согласится. А вот Лукьянов сильно колеблется, говорит, что Горбачев запретил ему появляться в Москве до своего прилета. Надо Лукьянова вызывать…

… В 18.15, когда обсуждение всех вопросов завершилось, Язов с военными отбыл с объекта «АБЦ». Остальные по предложению Крючкова остались на ужин.

В машине, по дороге домой, Язов посочувствовал Горбачеву: «Подписал бы Договор, а потом в отпуск отправлялся. И все было бы хорошо…»

ЗАХВАТ ВЛАСТИ

НОЧНОЙ РАЗГОВОР В КРЕМЛЕ

То, что происходило в Кремле на закате солнца 18 августа 1991 года, напоминало всё ту же буффонаду.

Почти все было готово к действу. Задерживался лишь Янаев. Наконец он вошел в кабинет хмельной, прыгающей походкой. «Мы тут сидим, важные дела обсуждаем, а вице-президент где-то гуляет», – с театральной укоризной сказал Павлов, который сам задержался. И тоже был навеселе.

Крючков, увидев вошедшего следом за Янаевым Лукьянова, уступил ему свое место. Сам сел рядом.

Можно было начинать. Выдержав паузу, Крючков сообщил о том, что Горбачев отказался принять предложение «группы товарищей», летавших в Крым, о передаче полномочий ГКЧП, и к этому добавил, что президент не может исполнять свои обязанности по состоянию здоровья. Он болен…

– Если болен, то должно быть медицинское заключение, – забеспокоился Лукьянов, – или заявление самого президента.

– Заключение врачей будет позже, – сказал Крючков. – А своими личными впечатлениями товарищи, когда вернутся, поделятся.

– Вычеркните меня из членов ГКЧП! – все более заводился Лукьянов. – Я как представитель законодательной власти не могу быть в составе комитета…

Весь последующий час в центре внимания был Лукьянов. В полемике, завязавшейся между ним и собравшимися, не участвовал только Янаев. Он молчал, лишь изредка вставляя в разговор вслед за Павловым короткие односложные реплики: «Да что ты……. «Да брось ты…».

В 22.15 вернулась делегация из Крыма.

Из протокола допроса Дмитрия Язова:

– … Зашли с шумом Шенин, Бакланов, Болдин, Плеханов и с ними начальник личной охраны президента Медведев. Все под хмельком. Расселись и стали по порядку рассказывать. Первым Шенин…

Следователь:

– Расскажите его словами, о чем он говорил.

Язов:

– Примерно час Горбачев не принимал, потом они зашли сами в его рабочий кабинет. Горбачев со всеми поздоровался. Увидев Плеханова, сказал: «А Вы с какой стати здесь?» и выставил его за дверь. Обрисовали ему обстановку в стране, что катимся в пропасть. И сказали, что неплохо бы Вам, Михаил Сергеевич, уйти в отставку или временно поболеть. Что-то в этом роде.

Следователь:

– Это Шенин говорил?

Язов:

– Да, Шенин. Бакланов повторил примерно то же самое.

Следователь:

– К чему, по их словам, свелось окончание разговора с президентом?

Язов:

– Он их выгнал, подписывать документы не стал. В общем мы, дескать, «засветились». И если сейчас расходимся ни с чем, то мы на плаху, а вы – чистенькие…

Все стали убеждать Янаева подписать Указ о вступлении в обязанности президента, который из своей папки извлек Крючков.

– Неужели Вы не видите? – говорил Крючков. – Если не спасем урожай, наступит голод, через несколько месяцев народ выйдет на улицы, будет гражданская война.

Официанты КГБ внесли чай, кофе.

Над столом клубился табачный дым. Янаев курил одну сигарету за другой.

Пробежав бегло текст, он сказал:

– Я этот Указ подписывать не буду.

Воцарилась мертвая тишина.

– Считаю, что президент должен вернуться после того, как отдохнет, поправится, придет в себя, – продолжал Янаев. – Кроме того, я не чувствую себя ни морально, ни по квалификации готовым к выполнению этих обязанностей.

Трудно сказать, чем это было: минутой искреннего сомнения или тактической уловкой с прицелом в будущее – в случае чего никто не посмеет сказать, что он рвался в президенты.

Все загудели, стали успокаивать Янаева, что ГКЧП возьмет все заботы на себя, а ему чуть ли не останется только подписывать Указы. Что касается Горбачева, если он поправится, то, разумеется, вернется к исполнению своих обязанностей.

Они, похоже, настолько «вошли в роль», что начали верить в то, что говорят. Что Горбачев действительно болен. Что речь идет исключительно о его «временной» отставке.

– Подписывайте, Геннадий Иванович, – мягко сказал Крючков.

Янаев потянулся за пером.

Под Указом появилась его нерешительная, выдающая дрожанье рук, подпись.

Цена этого робкого росчерка была огромной. Он зафиксировал захват власти.

Мосты были сожжены.

Язов, Пуго, Крючков, Павлов, Бакланов вслед за Янаевым взялись за перья. Подписывали документы – «Заявление Советского руководства», «Обращение к советскому народу», «Постановление ГКЧП № 1», внося в них по ходу обсуждения поправки.

Распахнулась дверь. На пороге стоял министр иностранных дел Александр Бессмертных. Его нашли на отдыхе в Белоруссии. Он приехал в чем был: в джинсах, куртке.

Часы показывали 23.25.

Крючков ввел его в курс событий, сообщив, что министр включен в члены ГКЧП.

– Да вы что?! – взмолился Бессмертных. – Со мной ведь никто из зарубежных стран разговаривать после этого не будет! Это же неразумно!

Он достал синий фломастер и вычеркнул свою фамилию из списка ГКЧП.

Болдин сидел скрючившись. Его мучила больная печень.

Когда все документы были подписаны, Крючков предложил интернировать некоторых лидеров демократического движения, сказав, что составлен список, в котором более десятка человек.

– Тысячу надо! – зашумел Павлов.

… Около полуночи Плеханов вышел провожать Болдина в кремлевскую больницу.

Вслед за Болдиным Кремль покинул Язов.

Когда он проезжал ворота, на часах Спасской башни было 0.16.

Наступило 19 августа 1991 года.

ДОСЬЕ СЛЕДСТВИЯ

ДОКУМЕНТ БЕЗ КОММЕНТАРИЯ

Заявление Советского руководства

В связи с невозможностью по состоянию здоровья исполнения Горбачевым Михаилом Сергеевичем обязанностей президента СССР и переходом в соответствии со статьей 127(7) Конституции СССР полномочий президента СССР к вице-президенту СССР Янаеву Геннадию Ивановичу:

в целях преодоления глубокого и всестороннего кризиса, политической, межнациональной и гражданской конфронтации, хаоса и анархии, которые угрожают жизни и безопасности граждан Советского Союза, суверенитету, территориальной целостности, свободе и независимости нашего Отечества;

исходя из результатов всенародного референдума о сохранении Союза Советских Социалистических Республик;

руководствуясь жизненно важными интересами народов нашей Родины, всех советских людей,

заявляем:

1. В соответствии со статьей 127(3) Конституции СССР и статьей 2 Закона СССР «О правовом режиме чрезвычайного положения» и идя навстречу требованиям широких слоев населения о необходимости принятия самых решительных мер по предотвращению сползания общества к общенациональной катастрофе, обеспечения законности и порядка, ввести чрезвычайное положение в отдельных местностях СССР сроком на 6 месяцев с 4 часов по московскому времени 19 августа 1991 года.

2. Установить, что на всей территории СССР безусловное верховенство имеют Конституция СССР и законы Союза ССР.

3. Для управления страной и эффективного осуществления режима чрезвычайного положения образовать Государственный комитет по чрезвычайному положению в СССР (ГКЧП СССР) в следующем составе: Бакланов О. Д. – первый заместитель председателя Совета обороны СССР, Крючков В. А. – председатель КГБ СССР, Павлов В. С. – премьер-министр СССР, Пуго Б. К. – министр внутренних дел СССР, Стародубцев В. А. – председатель Крестьянского союза СССР, Тизяков А. И. – председатель Ассоциации государственных предприятий и объектов промышленности, строительства, транспорта и связи СССР, Язов Д. Т. – министр обороны СССР, Янаев Г. И. – и.о. президента СССР.

4. Установить, что решения ГКЧП СССР обязательны для неукоснительного исполнения всеми органами власти и управления, должностными лицами и гражданами на всей территории Союза ССР.

                           Г. Янаев

                           В. Павлов 

                           О. Бакланов.

18 августа 1991 года.

ЧТО ДЕЛАЛ ЛУКЬЯНОВ НОЧЬЮ В КРЕМЛЕ?
(Версия Анатолия Лукьянова)

Свои действия с 18 на 19 августа Лукьянов описывает так.

Отдыхал на Валдае. В 18.00 позвонил Павлов. Попросил срочно прибыть в Москву, сказав, что самолет полетел в Крым. Решив, что речь идет о самолете, отправившемся в Форос за Горбачевым, чтобы доставить его на подписание Союзного Договора, стал собираться в дорогу.

Позвонил в Москву, чтобы на работу, пока вертолет в воздухе, прибыли помощник Иванов и начальник секретариата Верховного Совета СССР Рубцов.

По прибытии в Кремль взял Конституцию СССР и направился в кабинет Павлова, где узнал, что образован комитет по чрезвычайному положению. Обязанности президента в связи с болезнью Горбачева временно возложены на Янаева.

«Что вы хотите?» – спросил Лукьянов. «Навести порядок в стране», – ответили они. Павлов сказал, если будет заключен Союзный договор, правительство перестанет существовать, его распустят. Лукьянов стал говорить, что и у него самого есть замечания к Договору, что он даже изложил их письменно в ответ на вопросы избирателей, которые возмущаются, что Договор не соответствует решению Верховного Совета. Но несогласие с Союзным договором и введение чрезвычайного положения, возмутился Лукьянов, это совершенно разные вещи.

Лукьянов сказал, что задуманное ими – это авантюра, что за ними никого нет, что их действия поставят страну на грань гражданской войны, вызовут возмущение республик, которые уже парафировали Договор.

Он потребовал, чтобы его немедленно связали с Горбачевым. Крючков ответил, что связи нет.

Из протокола допроса Анатолия Лукьянова от 24 августа 1991 г.:

…Следователь:

– Как Вы реагировали на слова Крючкова, что с президентом нет связи?

Лукьянов:

– У меня был такой накал, что я не задавал никаких вопросов Крючкову. Я твердо ставил вопрос: «Что вы делаете!»… Где-то в это время приехали Болдин, Бакланов

и, если мне память не изменяет, начальник личной охраны президента Медведев. Это меня больше всего насторожило. Что такое?

Прибывшие Бакланов и Шенин доложили, что Михаилу Сергеевичу было предложено уйти в отставку. Доложили, что Михаил Сергеевич возмутился…, отказался что-либо подписывать и заявил, что он может иметь дело только с Верховным Советом или съездом, если надо такие вопросы решать. Тут я вижу, что это самый настоящий заговор, о моем участии в котором и речи быть не может. Шенин или Павлов, кто-то из них, сказал: «Но Вы можете дать записку по Договору?» Я ответил, что если она их интересует, то я пришлю, но больше меня здесь не будет.

Следователь:

– В каком часу Вы ушли и куда?

Лукьянов:

– У меня записано: «В 23 часа 15 минут вернулся в кабинет…»

Ссылки Лукьянова на время с точностью до минуты объясняются его многолетней привычкой записывать каждый день, вести хронологический дневник своей жизни. Итальянский журналист Джельетто Кьеза назвал эту привычку «почти маниакальным увлечением регистрировать события, которое выходит за обычные рамки понятной для советского партдеятеля необходимости всегда иметь под рукой доказательства своей деятельности, контактов, краткого содержания бесед».

Утром 19 августа Лукьянов в своем дневнике сделал такую запись: «6.00. По радио передавали документы о чрезвычайном положении и почему-то мое Заявление».

ГКЧП «прикрылся» Заявлением, которое он передал ночью через своего помощника заседавшим в кабинете Павлова! Да оно никакого отношения не имеет к ГКЧП! Заявление, переданное по радио, было датировано 18 августа, хотя в действительности оно было написано в отпуске 16 августа на Валдае. И под ним такая дата и стояла! Они не только предали огласке его Заявление, но и ввели общественность в заблуждение, что он его написал ночью, оправдывая действия ГКЧП. Да такое Заявление написать за час или полчаса невозможно! Он работал над ним на Валдае два дня, а может, и больше!

Ночью он только внес две коррективы в документ. Поменял прежнее название «Ответ на вопросы» на «Заявление» и уточнил время публикации проекта Союзного договора, поскольку это произошло не день назад, как было написано им 16 августа, а три.

Реакция Лукьянова была мгновенной: он поручил своему помощнику немедленно позвонить в ТАСС, чтобы в завтрашних газетах его Заявление было опубликовано с подлинной датой, а сам начал борьбу с ГКЧП.

Все эти страшные дни Лукьянов убеждал заговорщиков вывести войска из Москвы, предупреждал о недопустимости применения насилия, требовал связи с М. С. Горбачевым, саботировал заседания ГКЧП.

Из протокола допроса А. Лукьянова от 24 августа 1991 г.:

– …19 августа в 10.20 ко мне пришли председатели Верховных Советов 13 автономных республик, которые приехали на подписание Союзного договора и не знали, что делать. Ельцин не принимал. Они пришли сюда. Как быть? У меня в дневнике записано: «…Нет никакой необходимости вам вводить ЧП, – укрепляйте власть Советов на местах. Укрепляйте правопорядок и дисциплину на производстве, ведите уборку».

…И вот в 11.35 добираюсь до Болдина и говорю: «Указ совершенно незаконен, мне нужна связь любым путем».

Следователь:

– А Вы не предпринимали попыток выйти на Михаила Сергеевича через Украину, чтобы они послали к нему человека?

Лукьянов:

– …Когда я сказал, что мы выйдем, Крючков только засмеялся и говорит: «Туда не пройдет никто».

…20 августа у меня была полуторачасовая беседа с Руцким, Силаевым, Хасбулатовым. Мы договорились по целому ряду вопросов. После этого Ельцин подписывает Указ, в котором черным по белому написано, что «переговоры с председателем Верховного Совета СССР Лукьяновым, по существу размежевавшимся с так называемым ГКЧП, подтверждают антиконституционность образования и действия этого комитета».

21 августа я после разговора с Руцким почувствовал, что надо брать всю власть. Хватит! Плевать на все это!

Звонок утром Язову: «Созвать коллегию и вывести войска!»… Я лечу вечером к Михаилу Сергеевичу! Все! Никакие депутаты ничего не поддержат»…

Следователь:

– Во сколько Вы были у Язова?

Лукьянов:

– У меня написано в 11.30. Говорю: «Самолет немедленно!» Они говорят: «Нет самолета». Там были Язов, Крючков, Бакланов иТизяков. Шенин, по-моему, при мне сразу ушел. Не помню. У меня в этот момент были застланы глаза, и я требовал одного: «Самолет!»....

Помощник Лукьянова Владимир Иванов и начальник секретариата Верховного Совета СССР Рубцов на допросе подтвердили, что Лукьянов в ночь с 18 на 19 августа Заявления не писал. Оно лежало у него готовым в бумагах и было датировано 16 августа. Выходит, ГКЧП действительно передернул факты. Использовал Заявление Лукьянова для своего прикрытия, жертвуя его честным именем во имя заговора. Но все оказалось не так просто…