Текст книги "Кремлевский заговор"
Автор книги: Валентин Степанков
Соавторы: Евгений Лисов
Жанры:
Публицистика
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц)
ЧТО ДЕЛАЛ ЛУКЬЯНОВ НОЧЬЮ В КРЕМЛЕ!
(Версия следствия)
Итак, Лукьянов знал, что президент ничем не болен, кроме радикулита, который не может мешать ему исполнять обязанности главы государства. Знал, что тот изолирован в Форосе. И сам, как опытный юрист, квалифицировал действия тех, кто собрался 18 августа в кабинете Павлова, как заговор. Зачем же в таком случае он отсылает свое Заявление тем, кто, по его мнению, нарушает Закон? Чтобы убедить их отказаться от задуманного? Но Заявление, напротив, служило моральным оправданием действий Янаева и ГКЧП.
Лукьянов в своем дневнике, утверждает, что появление в радиоэфире его Заявления, было для него полной неожиданностью. Но с какой целью тогда Лукьянов вносил поправки в него? Для чтения в тесном кругу ГКЧП?
Почему Лукьянов на рассвете 19 августа, узнав, что Заявление было использовано ГКЧП для «прикрытия», не отозвал его, а лишь исправил в нем дату? Почему позволил, чтобы на следующий день, 20 августа, его опубликовали все без исключения не запрещенные ГКЧП газеты?
Почему, написав Заявление 16 августа, Лукьянов, не передал его тогда же прессе? Собирался опубликовать после подписания Союзного договора? Но оно в этом случае уже теряло всякий смысл.
И как мог Лукьянов работать над Заявлением 16 августа, если в этот день он отдыхал, причем интенсивно? С утра совершил лодочную прогулку в соседний Дом отдыха, после обеда был на рыбалке.
– Я приехал на место рыбалки в пятом часу, – вспоминает директор Валдайского рыбзавода П. Лымарь, – Лукьянов плавал в лодке по озеру. Рядом была еще одна лодка, в которой сидели сотрудники КГБ – видимо, для охраны председателя Верховного Совета СССР… Я с собой захватил несколько рыбин, карпов, которых тут же минут за 20–30 закоптил. Около семи вечера они причалили к берегу. Я разложил копченых карпов на капоте «Волги»… Лукьянов сказал, что «рыба просто так не естся», и кто-то достал бутылку водки. Эту бутылку мы выпили практически вдвоем – я и Лукьянов…
В резиденцию Лукьянов вернулся после 20 часов. В 21.00 отправился на ужин…
Все прояснил неожиданный звонок в Прокуратуру России начальника секретариата Верховного Совета СССР Николая Рубцова на следующий день после его допроса. Он сказал, что хочет сделать важное заявление.
Из заявления Н. Рубцова от 25 сентября 1991 г.:
– … Вчера на допросе я дал неверные показания. Я полностью подтверждаю их до того момента, когда Лукьянов пришел к себе в кабинет после совещания у Павлова. Дальше события развивались так. Анатолий Иванович сел за стол, сказав, что он должен сейчас написать один документ. Анатолий Иванович взял чистые листы бумаги и стал писать, надиктовывая себе вслух текст Заявления по Союзному договору, которое на следующий день появилось в средствах массовой информации вместе с документами ГКЧП… По ходу работы он вносил в текст те или иные поправки. Писал он быстро, весь процесс написания занял примерно минут пятнадцать. По ходу работы Лукьянов к нам с Ивановым не обращался, я один раз подсказал ему – Анатолий Иванович неправильно употребил название референдума…
Что касается причин, по которым я дал неверные показания, то они заключаются в том, что Анатолий Иванович примерно 23–24 августа обратился ко мне с личной просьбой, сказав наедине, что могут быть разные разговоры по поводу написания им текста Заявления и попросил меня сказать, что я здесь ни при чем и что ничего не знаю. Я так и поступил. Но вчера я провел бессонную ночь и решил, что не могу кривить душой…
Сегодня утром я позвонил помощнику Лукьянова Иванову и сказал, что намерен рассказать все, как было на самом деле. Я не уточнял, о чем идет речь, так как Иванов и сам понял, о чем разговор. Он спросил, как он, Иванов, в этом случае будет выглядеть. На это я ответил, чтобы он подумал, а я решил поступить таким образом…
Из заявления помощника Председателя Верховного Совета СССР Владимира Иванова:
– … Сегодня, 25 сентября я сам, по собственной инициативе, обратился в Прокуратуру РСФСР с тем, чтобы рассказать о действительных обстоятельствах написания Лукьяновым А. И. Заявления по Союзному договору…
После того, как Лукьянов вернулся от Павлова, я зашел к нему в кабинет. Он писал какую-то бумагу. Через ка-кое-то время он попросил меня найти Постановление Верховного Совета СССР по Союзному договору от 12 июля 1991 года. Я нашел это Постановление и принес его Лукьянову. Лукьянов продолжал писать свою бумагу, заглядывая в Постановление Верховного Совета СССР. Я понял, что он пишет свое Заявление по Союзному договору. Лукьянов при этом мне сказал, чтобы я его переписал и отнес этим людям. Когда я переписал черновик, то увидел, что под ним стоит дата 16 августа 1991 года. Я, переписав черновик, не стал ставить на нем дату, так как в действительности на календаре было 18 августа. Когда принес Заявление, поинтересовался, какую ставить дату. На это Лукьянов махнул рукой – ставь 18 августа… Заявление Лукьянов написал очень быстро, возможно, минут за двадцать…
Из протокола допроса Владимира Иванова от 4 октября 1991 года:
– … Однако, когда 19 августа мне Лукьянов поручил позвонить в ТАСС и сообщить, что дату написания Заявления надо поставить 16 августа, то меня в ТАСС спросили, а как быть с фразой «опубликованного три дня назад?»… После консультации с Лукьяновым и ТАСС решили вообще ссылку на дни убрать из текста.
Меня Лукьянов не просил никому не рассказывать, что я присутствовал при написании им текста Заявления по Союзному договору. Но несколько раз в разговоре подчеркнул, что он написал это еще на Валдае, из чего я понял, что следует в случае необходимости подтвердить это…
Эти и другие свидетельства позволяют восстановить истинную картину действий Лукьянова.
В Москву Лукьянов летел вовсе не в надежде, как он это утверждает, встретить там Горбачева. В действительности Лукьянов знал не только то, что Горбачева нет в Москве, но и то, что к нему в Крым вылетела делегация. Вот что пишет в Заявлении от 23 августа 1991 года на имя президента СССР Валентин Павлов:
«… 18 августа я находился на даче. За это время я созвонился с Лукьяновым А. И. и Янаевым Г. И., так как мной владело беспокойство, не провокация ли все это. Знают ли они о поездке и ее задачах. Оба подтвердили, что они в курсе положения дел, поддерживают беспокойство и позицию Кабинета о порядке подписания Договора и ждут вестей с юга. На мое категорическое требование вернуться в Москву, т. к. без них я больше ни с кем никаких встреч и разговоров иметь не буду, и тот и другой сказали, что к вечеру будут. Лукьянову я лично сказал, что вопросы слишком серьезные, люди поехали советоваться с М. С. Горбачевым, и ему надо сесть в вертолет и лететь в Москву…»
Быть может, Шенин во время встречи на объекте «АБЦ» сослался на разговор с Лукьяновым, не имея на то оснований? Но записи в журнале правительственной связи подтверждают: Олег Шенин звонил Лукьянову
16 августа в 11 часов 49 минут. Разговор длился 7 минут.
Вертолет для Лукьянова был заказан еще 17 августа. В этот день Язов вызвал своего адъютанта и приказал ему на завтра, 18 августа, готовиться вылететь за Лукьяновым на Валдай.
Чтобы исключить любую случайность и гарантировать присутствие Лукьянова вечером в Москве 18 августа, помимо двух заранее заказанных вертолетов, за председателем Верховного Совета СССР в дом отдыха «Валдай», отправился еще один вертолет министерства гражданской авиации СССР.
Лукьянов говорит, что прилетел в Москву по настойчивой просьбе Павлова, который звонил ему дважды. В действительности Павлов побеспокоил его только один раз, после чего Лукьянов сам звонил Павлову.
На вопрос, во сколько он прибыл в Кремль, Лукьянов ответил: «Вертолет до Москвы должен лететь примерно два часа, значит, где-то в 21 час я появился у себя в кабинете…» И здесь Лукьянов умышленно искажает истинную картину. Намеренно сдвигая срок прилета, Лукьянов стремится сократить время своего участия в совещании ГКЧП. В действительности Лукьянов прибыл в Кремль в 20 часов 20 минут. Лукьянов присутствовал на организационном заседании ГКЧП значительное время. Все свершилось при нем. При нем посланцы ГКЧП, вернувшись из Фороса, рассказывали, что президент отказался принять ультиматум, что он изолирован, что они «засветились» – и теперь их судьба находится в руках тех, кто послал их к Горбачеву. Лукьянов не встал, не вышел, он слышал все…
Свидетельствует Валентин Павлов:
– Рассказ прибывших товарищей был коротким. Вполне определенно было сказано, пока президент будет выздоравливать, кто-то из двоих, Янаев или Лукьянов, должен взять на себя исполнение обязанностей президента…
Янаев все пытался узнать у вернувшихся из Крыма, что именно произошло с Горбачевым, действительно ли он болен, почему не Лукьянов должен исполнять обязанности президента. Но ему ответили: «А тебе-то что? Мы же не врачи… Сказано же – он болен!» Тогда Янаев стал говорить: «А как же тогда объяснить, почему я беру на себя исполнение обязанностей президента? Почему именно я? Пусть Лукьянов берет это на себя…» Было видно, что Янаев проявляет нерешительность в этом вопросе.
В ответ Лукьянов заявил: «По Конституции ты должен исполнять обязанности президента, а не я. Мое дело – собрать Верховный Совет СССР». Они начали спорить между собой, откуда-то появились Конституция СССР и Закон о правовом режиме чрезвычайного положения. Обсуждали этот вопрос довольно энергично…
Власть захватывалась на глазах главы парламента. И при его участии.
Ни в Конституции СССР, ни в одном другом законе СССР госкомитет по чрезвычайному положению как высший орган власти не упоминался. Согласно Закону СССР «О разграничении полномочий между Союзом ССР и субъектами Федерации» союзные республики обладают всей полнотой власти на своих территориях. ГКЧП узурпировал и это право. Закон гарантировал президенту СССР неприкосновенность. Только съезд народных депутатов имел право сместить его. ГКЧП и Янаев сделали это самолично. Согласно Закону СССР «О правовом режиме чрезвычайного положения» ЧП является исключительно временной мерой, которая объявляется при стихийных бедствиях, крупных авариях или катастрофах, эпидемиях, а также массовых беспорядках. Ни одного повода для введения ЧП в ночь с 18 на 19 августа не было.
Действия ГКЧП посягали на законы не только союзные, но и республиканские, в частности, России. Российская Конституция гласит: «Вся власть в РСФСР принадлежит многонациональному народу РСФСР. Народ осуществляет государственную власть через Советы народных депутатов…» 19 августа народам России не с того ни с сего приказали во всем подчиняться самозванному ГКЧП. Была нарушена и 104 статья Конституции России, в которой затверждено, что высшим органом государственной власти в РСФСР является съезд народных депутатов РСФСР. ГКЧП и съезд в расчет не брал.
Все «сопротивление» Лукьянова ограничилось тем, что он настоял на удалении своей фамилии из списка членов комитета, убедил Янаева, что тот, якобы, действует в соответствии с Конституцией, да еще в «Заявлении Советского руководства», в той его части, где речь шла о степени распространения ЧП, посоветовал заменить слова «на всей территории СССР» на слова «в отдельных местностях СССР», что по форме более соответствовало Конституции. На этом глава парламента посчитал свой служебный и нравственный долг исчерпанным.
Он спросил еще сердито, но уже сломленно:
– Что у вас есть? Дайте план.
Свидетельствует Дмитрий Язов:
– Я ему ответил, что никакого у нас, Анатолий Иванович, плана нет. «Но почему же, есть у нас план», – сказал Крючков. Но я-то знал, что у нас ничего нет, кроме этих шпаргалок, которые зачитывались в субботу на «АБЦ». Я вообще не считал это планом и знал четкои ясно, что на самом деле у нас никакого плана нет…
Свидетельствует Валентин Павлов:
– После доклада приехавших все внимание было переключено на Янаева и Лукьянова. Последний просил снять его фамилию из ГКЧП, он, мол, со всем согласен и разделяет, но ему нужно вести будет Верховный Совет по этому вопросу, и для дела ее пока снять… Вообще-то он считает, лучше чтобы первым был Верховный Совет России, пусть он сам проявится, как нарушитель Конституции СССР, хотя, может, и будет для страны поздно…
Похоже, Лукьянова сломило то, что Крючков не испугался изолировать президента. На Горбачеве можно было ставить крест. Расклад сил был не в его пользу. Армия, КГБ, МВД, партийное чиновничество – все объединились против Горбачева. Разве можно победить эту страшную силу?
Лукьянов поднялся к себе в кабинет и стал писать Заявление.
Свидетельствует Николай Рубцов:
– Он закончил работу примерно в 0.20. Поднял телефонную трубку и кому-то позвонил. По тому, что Лукьянов назвал абонента Владимир Александрович, я понял, что он разговаривает с Крючковым. «Документ готов», – сказал Лукьянов.
Затем, как я понял, Крючков передал трубку Олегу Шенину. После того, как Лукьянов прочитал ему практически весь текст своего Заявления, он сказал, чтобы я переписал его набело и отнес туда, к ним…
После того, как работа была завершена, Лукьянов отпустил Рубцова и Иванова домой, а сам остался ночевать в Кремле.
«ГРОМ» НАД БЕЛЫМ ДОМОМ
КАКИМ БЫЛО УТРО 19 АВГУСТА?
…ДЛЯ ШЕНИНА
В 3.30 Олег Шенин провел у себя совещание с секретарем ЦК КПСС Юрием Манаенковым, первым секретарем Московского горкома КПСС Юрием Прокофьевым и прибывшим из Свердловска Александром Тизяковым. Он сообщил о создании ГКЧП и призвал включиться в работу.
Для Юрия Манаенкова это не было новостью. Он ночевал в ЦК. Шенин попросил его еще накануне,
18 августа, не уходить вечером домой, так как может быть срочная работа. В 20 часов помощник Манаенкова принес ему пакет с надписью «Вскрыть лично». С такими пометками конверты приходили регулярно. Работа в условиях суперсекретности еще со сталинских времен стала в ЦК правилом. Манаенков посмотрел по ТВ информационную программу «Время» и лишь после этого в 21.40 вскрыл конверт. В нем было «Обращение к советскому народу» и другие документы ГКЧП.
Вскоре после полуночи он по распоряжению Шенина вызвал в ЦК руководителя советского телевидения Леонида Кравченко.
– В это время я находился у себя на даче, – вспоминает Кравченко, – Манаенков по телефону сказал, что есть «очень важная и интересная ин<]информация» и мне необходимо приехать. По прибытию в ЦК Манаенков сообщил мне, что вводится ЧП и телевидение должно работать, как в дни похорон видных деятелей КПСС и государства.
Документы ГКЧП я получил от Олега Шенина в 5.20. Передал их он мне с победным, торжественным видом.
Время нас уже поджимало. Ведь все это должно было быть в эфире уже в шесть утра. Я заехал в ТАСС, а оттуда помчался в Останкино. Когда я подъезжал, к телецентру уже подтягивались войска…
…ДЛЯ КРЮЧКОВА
Крючков покинул Кремль вместе со своим заместителем Грушко когда уже занимался рассвет.
В 3.30 у себя, в КГБ СССР, он провел совещание руководителей центрального аппарата.
Он был среди своих. Свои должны были знать правду. Крючков сообщил, что Горбачев отказался принять ультиматум и что он изолирован.
– Крючков сказал, что перестройка, как она задумывалась, кончилась, – вспоминает начальник Управления КГБ по Москве и Московской области генерал-лейтенант Виталий Прилуков. – Демократическое руководство страдает непрофессионализмом и в силу того не смогло по-настоящему взять власть в свои руки.
В 4 утра на стол Крючкова легли аккуратно отпечатанные документы ГКЧП в их окончательном варианте.
В 5.01 он приказал своему заместителю Валерию Лебедеву отправить командующему Московским военным округом Калинину чистые бланки распоряжений об административных арестах.
В 9 утра после оперативного совещания с руководством, на котором обсуждались действия КГБ в условиях ЧП, Крючков отправился в Кремль на первое заседание ГКЧП.
…ДЛЯ ЯЗОВА
Из Кремля Язов заехал ненадолго на загородную дачу, проведать свою больную жену.
В 3.30 он уже проводил совещание в Министерстве обороны. Язов объявил собравшимся, что в связи с болезнью президента его обязанности на себя возложил Геннадий Янаев. Объявляется ЧП. Возможно резкое обострение обстановки в Москве. Нужно быть готовыми ввести в столицу войска. Отдельная бригада специального назначения воздушно-десантных войск, дислоцирующаяся в подмосковном поселке Медвежьи Озера, получила приказ к 6 часам заступить на охрану телецентра «Останкино», Тульская воздушно-десантная дивизия – сосредоточиться в районе аэродрома «Тушино».
В пятом часу утра Язов дал команду ввести войска в Москву, начав движение в 7.00.
Приказ был выполнен с военной четкостью.
Одновременно на столицу двинулись Таманская мотострелковая дивизия в составе разведбатальона, трех мотострелковых полков и танкового полка (127 танков, 15 боевых машин пехоты, 144 бронетранспортера, 216 автомобилей, 2107 человек личного состава) и группа войск Кантемировской танковой дивизии в составе разведбатальона, мотострелкового полка и трех танковых полков: 235 танков, 125 боевых машин пехоты, 4 бронетранспортера, 214 автомобилей, 1702 человека личного состава.
В 6.00 Язов провел совещание с руководством Вооруженных Сил СССР.
В 9.28 подписал шифрограмму о приведении всех войск СССР в повышенную боевую готовность.
– …Позвонил Крючков, – вспоминает то утро Язов. – Никого не могу, говорит, найти. Спрашиваю, кого он разыскивает. Отвечает: Павлова, Янаева, Бакланова – никого нет. Куда же они, спрашиваю, могли деться? Так они же, говорит, до утра у Янаева пьянствовали…
…ДЛЯ ПАВЛОВА
Телефон на даче Валентина Павлова трезвонил почти без перерыва. Но премьер не в силах был поднять телефонную трубку.
– Где-то около семи утра мне позвонил охранник премьер-министра и попросил срочно приехать, – свидетельствует врач кремлевской больницы Дмитрий Сахаров. – Павлову, сказал он, плохо.
Я приехал. Павлов был пьян. Но это было не обычное, простое опьянение. Он был взвинчен до истерики. Я стал оказывать ему помощь…
…ДЛЯ ПРОСЕЛКОВА
В квартиру активиста правозащитного союза «Щит» Николая Проселкова ломились. Дверь под ударами молодцов из управления защиты конституционного строя КГБ СССР трещала, угрожая вот-вот рухнуть.
Проселков, изготовясь к отражению атаки, в одной руке держал баллончик со слезоточивым газом, в другой – топор…
Началась операция по задержанию инакомыслящих.
Из протокола допроса начальника Управления по защите конституционного строя КГБ СССР генерал-майора Валерия Воротникова:
– …Утром 19 августа меня пригласил к себе заместитель председателя КГБ СССР Лебедев и передал мне список лиц, которых, если в том будет необходимость, надо задержать. Речь шла о 18 гражданах. Они стояли в списке первыми, и их фамилии были подчеркнуты.
Первое, что бросилось в глаза, это фамилиии Александра Яковлева, Эдуарда Шеварднадзе. Они в списке стояли самыми первыми.
Всего же в списке значилось более 70 фамилий.
Вместе со списком я получил 18 незаполненных бланков с распоряжением коменданта Москвы об административном аресте. Лебедев пояснил, что их надо заполнить по поступлению команды на задержание…
Арестованных следовало доставить в воинскую часть 54164 воздушно-десантных войск, дислоцирующуюся в подмосковном поселке Медвежьи Озера. К утру 19 августа к их приему была готова просторная казарма.
– Проселков отказался открыть дверь, – вспоминает старший оперуполномоченный КГБ Николай Алфимов, – мы начали ее отжимать. Образовался небольшой просвет, из него потянуло каким-то едким запахом. Я услышал сзади крик своих коллег: «Газ!»
Когда дверь распахнулась, Проселков направил струю слезоточивого газа на сотрудников, которые ворвались в квартиру. Они схватились за глаза и отпрянули назад.
Я бросился на Проселкова – он ударил меня топором. Меня обожгло. К счастью, раны оказались неглубокими. Общими усилиями мы скрутили Проселкова и спустили его вниз в машину…
…ДЛЯ ЕЛЬЦИНА
Утро 19 августа Ельцин встретил на своей даче в Архангельском, куда приехал сразу из аэропорта после возвращения из Алма-Аты, где встречался с руководителем Казахстана Нурсултаном Назарбаевым.
Ельцина разбудила дочь, попросив включить телевизор, по которому передают «что-то непонятное». Президент включил телевизор. Диктор торжественно читал: «Проведение митингов, уличных шествий, демонстраций, а также забастовок не допускается. В необходимых случаях вводить комендантский час, патрулирование территорий… Решительно пресекать распространение подстрекательских слухов, действия, провоцирующие нарушение правопорядка…»
Президент России врезался в середину текста. Но для него все стало ясно.
Он терпеливо выслушал до конца Постановление ГКЧП, затем повторение Указа Янаева о вступлении в обязанности президента СССР…
Высшие российские руководители эту ночь провели там же, в Архангельском – на госдачах. Пока жена Ельцина обзванивала их, сам президент вел переговоры с руководителями республик.
– Я позвонил председателю Верховного Совета Украины Кравчуку, президенту Казахстана Назарбаеву и председателю Верховного Совета Белоруссии Дементею – рассказывает Борис Ельцин. – Не скрою, меня огорчила их слишком спокойная реакция. Руководители республик говорили, что у них пока слишком мало информации и они сейчас не могут определиться. Я же им говорил, что информация у меня есть и что это переворот.
В начале восьмого позвонил Янаеву. Мне сообщили, что он всю ночь работал и сейчас отдыхает. Пока правительственная связь работала, стал требовать соединить с Горбачевым. Через некоторое время, после настойчивых просьб, мне сообщили, что там, в Форосе, решили со мной не соединяться. Это было сказано после некоторой паузы, в связи с чем у меня сложилось впечатление, что телефонистка ходила с кем-то советоваться, как отвечать.
– Я застал Ельцина в глубокой задумчивости, – свидетельствует председатель Верховного Совета России Руслан Хасбулатов. – Все однозначно сошлись на том, что произошел переворот. Сначала решили вступить в переговоры с заговорщиками, но потом пришли к единому мнению: никаких переговоров с незаконным ГКЧП быть не может.
Стали сочинять «Воззвание к народу». Записывал его от руки я, но творчество было коллективное: подсказывали Ельцин, Силаев и другие. Отпечатать «Воззвание» было не на чем. Подписали рукописный текст. На ксероксе размножили его, и каждый получил по нескольку экземпляров.
Свидетельствует председатель Совета Министров России Иван Силаев:
– Мы опасались, что нас здесь «накроют». Решили разъезжаться поодиночке, надеясь, что кому-нибудь да удастся доставить в Москву «Воззвание». На выезде на Можайское шоссе увидел несколько машин – черных «Волг» – и вокруг них крепких ребят. Но они не остановили меня. Моя машина прошла мимо них на полном ходу… На работе стала отказывать спецсвязь. Вскоре мы остались без нее. Опасаясь, что вообще скоро останемся без всякой связи, мы приняли решение срочно встретиться с иностранными дипломатами…
В 10.15 Руслан Хасбулатов открыл экстренное заседание Президиума Верховного Совета РСФСР.
В 10.30 Иван Силаев и Борис Ельцин встретились с приглашенными иностранными дипломатами.
В 12.10 Борис Ельцин выступил с танка номер 110 Таманской дивизии перед москвичами, собравшимися у российского Белого дома. Он сказал: «В ночь с 18 на 19 августа 1991 года отречен от власти законно избранный президент страны. Какими бы причинами ни оправдывалось это отстранение, мы имеем дело с правым, реакционным, антиконституционным переворотом…»
…ДЛЯ ГОРБАЧЕВА
В ту ночь Горбачев не спал. Безудержно звенели цикады. Было слышно, как стоящий в море сторожевой корабль периодически запускал двигатель.
Все окружение президента знало о его разговоре с посланцами ГКЧП. Им тоже не спалось.
Первым, кому обо всем рассказал Горбачев, был его помощник Анатолий Черняев.
– Вскоре после отъезда делегации ГКЧП Горбачев через охранника вызвал меня к себе, – свидетельствует Черняев. – Вижу, все Горбачевы, кроме маленькой внучки, стоят у Главного дома. Раиса Максимовна, дочь Ира, зять Анатолий. Горбачев в шортах и еще в фуфайке. Я говорю: «Михаил Сергеевич, вы не запаритесь?» Он отвечает: «Тут запаришься!». И стал рассказывать мне, что произошло: «Явилась вот эта публика – сволочи. Особенно этот мой Болдин, уж от него такого не ожидал. Предъявили мне фактически ультиматум – либо я передаю полномочия Янаеву и им вообще, либо подписываю Указ о чрезвычайном положении. Бели не то, не другое – в отставку!»…
К утру «Заря» напоминала крепость, изготовившуюся к отражению штурма. Ворота с внешней стороны дачи были заблокированы военными автомобилями. Вертолетная площадка во избежание приземления на нее уставлена тяжелыми грузовыми машинами.
Радио и телевидение были отключены.
Отдежуривший персонал с дачи не выпустили. На ночлег разместились, кто где мог. В спортзале, гостевом домике. Водители спали в своих машинах.
В 6 утра маленький радиоприемник «Сони» донес до президента новость о создании ГКЧП.
В 9.00 Генералов на совещании поставил сотрудников охраны в известность, что президент не может исполнять свои обязанности «по состоянию здоровья». Выслушав обещание Генералова «повысить зарплату», сохранить работу при президенте, «кто бы им ни стал», охранники разошлись…
И столкнулись с живым и невредимым Горбачевым, который шел по аллее…
Свидетельствует офицер охраны Александр Синягин:
– Я был свободен от службы. После совещания отдыхал. Спал, смотрел кино, играл в биллиард…
…В это время в Москве люди уже ложились под гусеницы танков.
…ДЛЯ КРАВЧУКА
Около семи утра командующий Киевским военным округом Виктор Чечеватов разыскал на даче председателя Верховного Совета Украины Леонида Кравчука и сообщил ему, что с ним хочет встретиться прибывший в Киев Главнокомандующий сухопутными войсками Вооруженных Сил СССР Валентин Варенников.
В 9 часов утра в кабинете Кравчука, помимо него, Варенникова ждали первый секретарь компартии Украины С. Гуренко и исполняющий обязанности премьер-министра Украины К. Масик.
– Войдя в кабинет, он сказал: «Здравствуйте. Генерал Варенников», – вспоминает Леонид Кравчук. – На что я ему сказал: «Валентин Иванович, я ведь Вас знаю, не надо представляться. Садитесь, пожалуйста». Он сразу включился: «Вы очевидно слышали, что в стране произошел переворот. Наконец, власть перешла к решительным и смелым». Эта фраза мне очень запомнилась. Я тут же сказал Варенникову, что слышал об этом, однако подробностей не знаю. Если можно, дайте дополнительную информацию. Он начал пространно рассказывать, что в стране тяжелая ситуация, что мы потеряли вес, как внутри страны, так и на международной арене, что в тяжелом состоянии у нас находятся Вооруженные Силы, короче говоря, все, что было приобретено – все растеряно. Это становится нетерпимым, а поэтому создан Государственный комитет по чрезвычайному положению.
Я спросил, где Горбачев. Он говорит, что Горбачев в Крыму, но он себя плохо чувствует. Далее я сказал, что мне известно, что он был у Горбачева и есть ли заявление Михаила Сергеевича о том, что он подаст в отставку по болезни. Варенников ответил: «Нет, но будет»…
Свидетельствует исполняющий обязанности премьер-министра Украины Константин Масик:
– Варенников вынул из папки ксерокопию Постановления ГКЧП номер 1 и стал в салдофонской манере излагать его отдельные статьи. Он потребовал от нас сплотиться, как никогда. Организовать движение транспортных средств и проводить их досмотр, вводить комендантский час. Я сослался на Закон СССР «О правовом режиме чрезвычайного положения в СССР», который предусматривает введение ЧП в союзных республиках только с согласия Верховных Советов этих республик. Варенников оборвал меня и заявил: «Вы не обратились, так мы вам поможем.» Далее он дословно сказал: «На Западной Украине нет советской власти, сплошной «Рух». В западных областях надо ввести чрезвычайное положение. Прекратить забастовки. Закрыть все партии, кроме КПСС, их газеты, прекратить и разгонять митинги. Вам надо принять экстренные меры, чтобы не сложилось мнение, что вы идете прежним курсом…»
Свидетельствует командующий Киевским военным округом Виктор Чечеватов:
– В ходе разговора согласились, что надо знать и управлять обстановкой на Украине. То ли Масик, то ли Кравчук в этих целях предложили образовать комиссию, в которую включить руководящих лиц КГБ, МВД, армии, министерств и ведомств...
В 10.45 Варенников отправил в ГКЧП шифротелеграмму, в которой сообщал: «Кратко с руководством Украинской ССР разобрали все пять документов, которые были переданы по первой программе московского радиовещания, рассмотрели Закон СССР «О правовом режиме чрезвычайного положения». Кравчук и Масик вначале все это восприняли негативно (Гуренко молчал), давая понять, что все это их не касается, если что-то надо предпринимать, то это будет выноситься на заседание Верховного Совета. Вынужден был несколько обострить ситуацию и дать понять товарищам, что фактически Закон уже начал действовать… В итоге встречи Кравчук и другие товарищи согласились с предложениями, и в настоящее время ими проводятся мероприятия в этом духе…»
Когда утром 19 августа, Кравчук по просьбе Ельцина позвонил Горбачеву, его соединили с Ялтой. Удовлетворившись ответом телефонистки, что «Михаил Сергеевич просит не беспокоить», Кравчук положил телефонную трубку.
На территории Украины в изоляции находился президент СССР, чьи демократические реформы сделали Украину свободной. Но ее государственные деятели не спешили на помощь форосскому пленнику.
ДОСЬЕ СЛЕДСТВИЯ
ДОКУМЕНТ БЕЗ КОММЕНТАРИЯ
Из протокола допроса Л. Кравчука от 22 ноября 1991 года:
…Вопрос:
– Давно ли Вы знакомы с Варенниковым и в каких отношениях состояли с ним? Как можете охарактеризовать этого человека?
Ответ:
– Варенников был командующим Прикарпатского военного округа и членом ЦК Компартии Украины. Я его видел, но сказать, что с ним лично знаком, не могу. Если он был недалеко, то здоровался с ним. Он очень жесткий человек, очень решительный. Голос и мышление чисто командирские. Он никогда не говорит нормальным человеческим языком. Он все время говорит командирским языком. В последнее время я его видел на учениях Одесского военного округа, там был и Горбачев М. С. Я туда летал по приглашению Горбачева М. С. Варенников докладывал Горбачеву как командующий сухопутными войсками о передвижении войск. Говорил также командирским языком и очень громко.
Вопрос:
– Кем, когда и каким образом была организована встреча с Варенниковым В. И. 19 августа 1991 года, и как она проходила?
Ответ:
– …Я взял со стола Закон о чрезвычайном положении и говорю Варенникову, что действия не согласуются с этим Законом… При этом я спросил у него, распространяется ли на нашу территорию власть ГКЧП. Он молчит. В это время позвонил Председатель КГБ СССР Крючков. Я сказал ему, что у меня находится Варенников. Крючков сразу же передал ему привет. На это приветствие Варенников промолчал. Я сказал Крючкову, что у нас есть маленькое расхождение. По нашим размышлениям, ГКЧП создан не в конституционном порядке. Услышав это, он насторожился. Далее я поблагодарил Крючкова за разговор…