Текст книги "Кремлевский заговор"

Автор книги: Валентин Степанков

Соавторы: Евгений Лисов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 22 страниц)

В МОСКВУ

ГОНКА С ПРЕСЛЕДОВАНИЕМ

Главное было – прибыть на «Зарю» первыми.

Еще утром Крючков принял для этого необходимые меры.

Когда ему позвонил Иван Силаев и сообщил, что срок, отведенный ГКЧП для организации встречи с Горбачевым, истек и российское руководство отправляется в 16 часов в Форос, Крючков сказал, что присоединится к делегации, но попросил отнести время отлета на вечер.

Это был обман, но вскрылся он только когда самолет с ГКЧП уже набрал высоту.

Руцкой и Силаев, прихватив с собой Примакова, Бака-тина, министра юстиции России Федорова и 36 вооруженных автоматами офицеров милиции, бросились в погоню.

Разница во времени была значительной. К тому же президентский «ИЛ-62», на котором летели заговорщики, имел большое преимущество в скорости. Догнать его было просто невозможно.

Борис Ельцин обратился к главнокомандующему воен-но-воздушными силами Евгению Шапошникову с просьбой воспрепятствовать полету ГКЧП.

Главком ответил, что иного способа воспрепятствовать полету, кроме как сбить самолет, он не видит.

– Это неприемлемо, – сказал Ельцин.

– Тогда я позвонил начальнику Генерального штаба Вооруженных Сил СССР Моисееву, – свидетельствует Евгений Шапошников. – Стал обсуждать с ним возможность посадить «ИЛ» не на «Бельбек», а на другой аэродром, но тот резко оборвал меня, заявив, что речь идет о президентском самолете, менять маршрут которого никто не имеет права, и сказал, чтобы я не лез не в свои дела...

В 15.20 Лукьянов записал в своем дневнике, что на борт самолета передали – Ельцин приказал уничтожить «ИЛ-62» с ГКЧП.

– Я поверил в это, – позднее признался следствию Анатолий Лукьянов.

…В 16.08 «ИЛ-62» приземлился на бетонной полосе «Бельбека».

Анатолия Лукьянова и членов ГКЧП приветствовали со всеми возможными в условиях военного аэродрома почестями.

Два шикарных «ЗИЛ» а на полном ходу помчали прибывших к «Заре»…

ЧАЕПИТИЕ НА «ЗАРЕ»

Они были уверены, что встреча с Горбачевым состоится, и пока следовали к «Заре», мысленно готовились к разговору с президентом.

Ворота «Зари» гостеприимно распахнулись, но только «ЗИЛ» ы двинулись по направлению к Главному дому, как на пути встал заслон из личной охраны президента с автоматами наизготовку. Олег Климов, наведя отливающий вороненной сталью «калашников» на приехавших, крикнул: «Стоять!»

Шоферы, охранники подали из машин недоуменные голоса:

– Вы что, ребята? Свои же…

– Стоять! – играя желваками, повторил Климов.

– Вы что, начальника охраны не пускаете? – строго начал вышедший из машины Плеханов, но и ему приказали не двигаться.

Генералов закричал, что «они его позорят», и приказал убрать автоматы, но его никто не послушал.

О прибытии важных лиц из ГКЧП доложили Горбачеву.

На подступах к кабинету Горбачева встал с автоматом охранник Сергей Гоман.

На шум вышла встревоженная Раиса Максимовна, днем пережившая тяжелый гипертонический криз.

– Вы никого не пропустите сюда? – спросила она.

– Не волнуйтесь, – успокаивая Раису Максимовну, ответил Гоман. – Сюда больше никто не войдет.

– Я побежал к Горбачеву предупредить, чтобы он их до приезда российской делегации ни в коем случае не принимал, – вспоминает помощник президента Анатолий Черняев. – «Я им ультиматум выдвинул, – успокоил меня Горбачев, – пока связь не восстановят, я разговаривать с ними не буду. И ребятам своим сказал, чтоб их никуда с дачи не выпускали»…

Как только телефон ожил, телефонистка сказала Горбачеву, что с ним хочет поговорить Крючков.

– Я с ним разговаривать не буду! – ответил Горбачев. – Дайте мне Москву, Ельцина!

Однако ГКЧП пока не собирался сдаваться. В кустах, напротив аллеи, ведущей к Главному дому, спешно засели верные Генералову охранники и сотрудники крымского спецназа КГБ.

На аэродроме «Бельбек» тем временем морские пехотинцы изготовились к бою.

– Командир сообщил, что в 15.30 из Москвы вылетел самолет, который вот-вот прибудет на аэродром, – свидетельствует старший лейтенант Андрей Пулин. – Прилет этого самолета, как объяснили нам, не санкционирован, и в случае, если находящиеся в нем лица откажутся сдаться, мы должны были его уничтожить.

Ленты были заправлены в пулеметы, достаточно было передернуть затвор, и можно было вести огонь.

К тому времени мы по радио все уже знали, что в Крым летит самолет с российской делегацией и гадали: неужели нам прикажут уничтожить правительство России? Мнение было единым: оружие не применять. Только один прапорщик сказал, что он будет стрелять…

В 18.30 взлетная полоса «Бельбека» была заблокирована тяжелыми машинами.

На «Заре» Лукьянов и Ивашко прилагали все усилия, чтобы пробиться к президенту, уверяли, что прилетели независимо от ГКЧП. Но Горбачев не отступал: «Не приму никого до прилета российской делегации!»

По телефону он связался с командиром полка КГБ, который нес охрану Кремля и распорядился никому не подчиняться, кроме как ему лично и коменданту Кремля. Управление правительственной связи получило приказ не предоставлять членам ГКЧП связь.

Таяли последние надежды на спасение.

– Приехавшие чувствовали себя не своей тарелке, – свидетельствует Генералов. – Крючков озабоченно интересовался у меня: «Как думаешь, примет Горбачев?» Лукьянов и Язов очень нервничали, не могли сидеть на месте, то и дело вскакивали, ходили взад-вперед. Ивашко всем своим видом подчеркивал, что он с этой компанией не связан. Он говорил: <<Я здесь ни при чем. Со мной никто не советовался. Я вообще был в больнице и ничего не знал»…

На столике остывал слегка пригубленный чай. Было не до чаепития.

Язов ворчал:

– И зачем я только в это дело ввязался. Старый дурак!..

ЛУКЬЯНОВУ УКАЗЫВАЮТ НА ДВЕРЬ

«ТУ-134» с российской делегацией на борту тем временем метался в небе, как неприкаянный. «Бельбек» отказывал ему в посадке, предлагая сесть в аэропорту Симферополя, от которого до «Зари» можно было добраться лишь к полуночи.

Горбачев, связавшись с самолетом и выяснив, в чем проблема, приказал начальнику Генерального штаба Моисееву открыть «Бельбек».

В 18.45 с взлетной полосы были убраны грузовые машины, подразделению морских пехотинцев спешно приказали укрыться от посторонних взглядов в лесополосе и ангарах.

Из кустов, согнувшись в три погибели, стараясь, чтобы под ногами ни веточки ни хрустнуло, ретировался спецназ КГБ и прикрепленные к нему охранники.

ГКЧП уже не управлял страной.

Заговор провалился.

В 19.16 «ТУ-134» беспрепятственно приземлился на «Бельбеке».

Силаева и Руцкого на «Зарю» доставил водитель 9 отдела КГБ в Крыму Юрий Аркуша, тот самый, что три дня назад, 18 августа, привез к Горбачеву Бакланова, Шенина, Болдина…

Свидетельствует Александр Руцкой:

– На даче я увидел Крючкова. Когда наши глаза встретились, он демонстративно отвернулся. По Горбачеву и Раисе Максимовне, когда мы вошли в Главный дом, было видно, что произошедшее не является инсценировкой, что они действительно были изолированы и внутренне готовы к любому развитию событий.

Свидетельствует Иван Силаев:

– Горбачев предложил нам заночевать на даче, а утром вместе вылететь в Москву. Но мы сказали, что надо лететь сегодня же, причем, немедленно. Горбачев согласился и попросил Раису Максимовну собраться в дорогу. «А пока семья собирается, – сказал он, – я переговорю с Лукьяновым и Ивашко…»

Свидетельствует Евгений Примаков:

– Горбачев сказал Лукьянову, что он предатель, в резкой форме спросив его, почему тот не собрал Верховный Совет, не встал рядом с Ельциным? Лукьянов стал представлять дело так, что он чуть ли не организовал сопротивление ГКЧП, но Горбачев, указав на дверь, оборвал его: «Иди посиди там. Тебе скажут, в каком самолете ты полетишь!»

ПРОЩАНИЕ С «ЗАРЕЙ»

Руцкой, руководивший эвакуацией президента СССР, предложил лететь врозь с членами ГКЧП. Но в целях безопасности взять в президентский самолет Крючкова: «С ним-то на борту точно не собьют!»

Горничные спешно достали из холодильников букеты цветов и вручили их членам семьи Горбачева, когда те спустились вниз, чтобы отправиться на «Бельбек».

Все официальные лица последовали за президентом.

Прислуга торопливо загружала в микроавтобус вещи. Через десять минут и она, прихватив забытую Горбачевыми в спешке собачку, покинула дачу.

Дежурный 9 отдела КГБ в'Крыму Александр Бондаренко отметил в журнале: «0.01 взлет».

В самолете, на борту которого разместились заговорщики, стояла мертвая тишина.

– Язов и компания заперлись в салоне и оттуда до конца полета не выходили, – вспоминает Генералов. – Вышел лишь, подсев ко мне, Плеханов. «Собрались трусливые старики, ни на что не способные, – сказал он в сердцах. – Попал я, как кур в ощип».

Я пытался его утешить, но в ответ он сказал: «Нас сейчас, наверное, в аэропорту арестуют»…

А в самолете президента царило оживление. На столике стояла бутылка легкого вина. Произносились здравицы в честь освобождения Горбачева.

Лишь Крючкова не было за этим столом. Он понуро сидел в хвостовом отсеке под пристальным оком милиции.

…Горбачев возвращался в Москву, в столицу страны, которая благодаря ему изменилась настолько, что он как президент СССР был ей уже не нужен. Но Горбачев об этом еще не знал…

ДОСЬЕ СЛЕДСТВИЯ

ДОКУМЕНТ БЕЗ КОММЕНТАРИЯ

Из протокола допроса Владимира Крючкова от 22 августа 1991 года:

…Скажу следующее: сказать, что затея полностью провалилась, я бы с этим не согласился. Во-первых, она кое-что показала. Она показала, что порядок есть порядок, его надо соблюдать, и, главное, можно поддерживать. Дальше. Предприятия все работали, и объявление чрезвычайного положения нам раскрыло ситуацию в стране. Мы поняли одну вещь, это нас даже обрадовало – что не надо вводить нигде чрезвычайного положения. Я не хочу называть республику, но товарищи позвонили, говорят: «Как вы думаете, если мы введем чрезвычайное положение в нескольких районах?» Я говорю: «А зачем вводить, если ситуация там спокойная…»

Из протокола допроса Руслана Хасбулатова от 25 октября 1991 года:

– В результате действий ГКЧП практически оказался сорванным Союзный договор, республики, напуганные такими действиями центральной власти поспешили заявить о своей полной независимости, то есть Союз распался в один день. Экономический ущерб специалистами оценивается в порядке 35 миллиардов рублей.

Мыслилось полностью задушить какую-либо самостоятельность. Представители ГКЧП ездили на Украину, в Казахстан и пригрозили, что мы не будем вводить войска в ваши республики, если вы не будете вмешиваться. Центральный удар был направлен не против Горбачева, а против России. Потом было бы легко зажать всех остальных в один кулак…

ХРОНИКА АРЕСТОВ

«ИЗ КРЕСЕЛ – НА НАРЫ!»

Этот лозунг впервые появился еще 20 августа на дневном митинге перед Белым домом. Исход путча тогда не мог с абсолютной уверенностью предсказать никто, впереди была самая страшная ночь – ночь ожидания штурма, но именно в тот день стало окончательно ясно, что путчисты не могут рассчитывать на поддержку или хотя бы понимание со стороны тех, кому они обещали дешевую колбасу вместо свободы. В глазах народа они были преступниками, которые рано или поздно должны понести наказание за содеянное.

Отношение ко всему происходящему прежде всего как к преступлению было настолько всеобщим и бескомпромиссным, что в российском правительстве даже подумывали о незамедлительном возбуждении дела против членов ГКЧП. Поднял этот вопрос Сергей Шахрай. Но мы, прокуроры, не могли относиться к подобному предложению импульсивно.

В конце концов 20 августа подобное действие могло иметь только декларативный характер. Ну, объявили бы мы о возбуждении дела, а дальше что? Наши следователи пошли бы с авторучками наперевес штурмовать министерство обороны, МВД, КГБ и Кремль, чтобы допросить Язова, Пуго, Крючкова, Янаева…? Мы бы не смогли даже обнародовать свое решение, поскольку не владели средствами информации, Указы Ельцина передавались на места по телефонам. По таким, вполне резонным, причинам вопрос этот был пока отложен.

Со второй половины следующего дня события разворачивались с калейдоскопической быстротой: «началась сессия ВС РСФСР, заговорщики улетели в Форос, за ними вдогонку отправился Руцкой со своими людьми, потом пришло подтверждение факта насильственной изоляции президента… Единственно адекватной реакцией на это могли бы стать аресты членов ГКЧП.

Однако российской прокуратуре такой шаг был, что называется, не по чину, поскольку большинство заговорщиков принадлежали к союзной иерархии. И вот пока мы думали, как же поступить в данной непростой ситуации, Генеральный прокурор СССР Николай Трубин объявил о возбуждении уголовного дела против организаторов путча. Об арестах речь не шла.

Ельцин немедленно позвонил Трубину, чтобы уточнить его позицию. Он его напрямую спросил: «Вы их сегодня арестуете?» Трубин ответил: «Нет». «Тогда дайте такие полномочия российской прокуратуре, пусть они проводят аресты и расследуют дело», – предложил Ельцин. Трубин не согласился. В тот вечер он вообще не помышлял о каких-либо радикальных действиях. Мы окончательно убедились в этом, когда немного позже один из нас беседовал с ним в его служебном кабинете. Трубин сказал примерно следующее: «Я должен обсудить это с президентом. Потом мы решим, что предпринять. Может быть, прибегнем к домашнему аресту или к чему-то вроде этого…»

Его нерешительность была понятна: он не мог в полной мере положиться на оперативные структуры КГБ и МВД СССР, поскольку не знал, насколько глубоко эти ведомства пронизаны мятежными настроениями. Вполне могло получиться так, что люди, которым будет приказано арестовать Крючкова и Пуго, выполнят приказ с точностью до наоборот. В общем мы поняли, что на прокуратуру Союза в этом деле рассчитывать нельзя и, кроме нас, заниматься им некому, позвонили в Белый дом Бурбулису и сказали, что на свой страх и риск возбуждаем против членов ГКЧП уголовное дело и проведем аресты.

В правительстве России это известие вызвало вздох облегчения. Там уже устали думать над тем, как поступить с путчистами, которых Руцкой перехватил в Форосе и вот-вот привезет в Москву. Просто взять за шиворот и засадить куда-нибудь от греха подальше? Но такое беззаконие демократическому правительству не к лицу. Отпустить с миром? Стоять и смотреть, как Крючков, Язов, Пуго возвращаются в свои чудовищно сильные ведомства, в недрах которых, может быть, уже изготовились к решительному броску до поры до времени таившиеся «Альфы» и кто их знает какие еще спецназы?

Наше решение было единственным выходом из этого тупика, но далось оно нам нелегко. Трубин своим благословением мог бы облегчить нашу задачу, но он не захотел это сделать и на решительные меры не пошел. Впрочем, переживать особо нам было некогда. Мы срочно формировали следственные бригады, готовили необходимые в процессе арестов и обысков документы. Где-то за час до полуночи из МВД России прибыли оперативники, эксперты-криминалисты и охрана. Настала пора отправляться в аэропорт.

ИМЕНЕМ РОССИИ

Перед наглухо закрытыми воротами «Внуково-2», самого элитарного в стране аэропорта, толпились журналисты, в основном западные, человек тридцать. Ждали прибытия Горбачева. Появление нашего довольно внушительного кортежа вызвало оживление. К нам подходили, задавали вопросы, но мы, естественно, сохраняли инкогнито, свою миссию не афишировали, а наши автоматчики вообще сидели в своих автобусах надежно закамуфлированные, чтобы не вызывать лишнего любопытства.

Наверное, никогда еще «Внуково-2» не охраняли так бдительно, как в ту ночь. Министр МВД России Баранников прислал сюда курсантов российских школ милиции, прибывших по его призыву в Москву утром. Курсанты в бронежилетах, с автоматами стояли в оцеплении вдоль всего внешнего периметра аэропорта. А когда мы въехали в ворота, то увидели, что и летное поле усиленно охраняется. Правда, автоматчики старались не бросаться в глаза, укрывались за кустами, деревьями, строениями…

Вообще по всему чувствовалось, что происходит нечто не совсем обычное и что не только возвращение президента тому причиной. Аэропорт был довольно слабо освещен. И в этой полутьме все казалось еще более таинственным. Президентская охрана из «девятки» КГБ посматривала на нас несколько удивленно. И это было понятно: никогда еще российские прокуроры не переступали ворот «Внуково-2». Эти недоуменные взгляды, в которых ясно читался вопрос – а вы, мол, кто такие? – не добавлял, естественно, комфортности нашим ощущениям.

В конце концов, оба мы принадлежали своему времени, оба прошли по одной и той же служебной лестнице, начиная с самых первых ступенек, и нам никогда не давали забыть про табель о рангах. Работая, к примеру, в районе, мы твердо знали, что первый секретарь райкома партии, как бы он ни провинился перед законом, не может быть привлечен нами к ответственности. И такое было в порядке вещей, воспринималось как норма. У одного из нас был случай. В маленьком городке свидетелем по делу о расхитительстве в гастрономе согласился выступить председатель горисполкома. Все семьдесят тысяч жителей городка знали, какие подношения от директора гастронома получал сановный свидетель, но изумлялись не этому. Сенсацией стал сам факт участия чиновника в процессе: такой большой человек отвечает на вопросы следствия! И вот сейчас, думая о том, что нам предстоит совершить, мы не то чтобы робели, нет, но волновались здорово.

Между тем в аэропорт стали прибывать правительственные «ЗИЛ» ы, и мы поняли, что ждать осталось недолго. По разработанному нами совместно с Баранниковым и шефом российского КГБ Иваненко плану все аресты предполагалось провести в здании аэропорта, где была такая удобная для наших целей комната со сквозными входом и выходом. У выхода стояли наготове наши машины, а от самолета до здания лиц, подлежащих аресту, должны были препровождать оперативники. Мы уже знали, что охрана путчистов блокирована в Форосе, поэтому у нас отпали опасения насчет возможных острых конфликтов при задержании.

Из Фороса ждали три борта. Первым прилетел самолет президента. И тогда нам по рации сообщили, что Крючков находится в этом же самолете, но во втором салоне, и следовательно нет никакой нужды куда-то его водить, можно провести арест прямо у трапа. Когда мы с Баранниковым, Иваненко и двумя оперативниками подошли к самолету, там уже встречали президента, но нам некогда было смотреть, как это происходит, мы торопились к выходу из второго салона.

Оттуда спустили запасной трап, узенькую такую лесенку с перилами. И вот на ней поддерживаемый сопровождающим появился Крючков. Он был в очень подавленном состоянии. Даже наше сообщение о том, что против него российской прокуратурой возбуждено уголовное дело, не вызвало с его стороны какой-нибудь сильной ответной реакции. Он только спросил: «А почему Россия?», и когда ему объяснили, что так решено в соответствии с законом, он ничего не возразил, кивнул и сказал: «Ну, хорошо».

Как нам стало понятно потом, из допросов свидетелей, ему уже просто некуда было дальше расстраиваться. Крючков «сломался» еще на пути в Москву. В Форосе он воспрянул было духом, узнав, что полетит в президентском самолете. На какой-то миг он поверил, что не все еще потеряно, но Горбачев дал ему понять, что надежды на прощение нет и быть не может, что из этого самолета они выйдут порознь и дороги им предстоят разные…

Вскоре прилетел второй самолет, в котором были Язов, Тизяков и Бакланов. Язов держался очень спокойно. Выслушав нас, он спросил: «Что я должен делать?» Узнав, что ему надо пройти в здание аэропорта, он ответил: «Есть!», привычным жестом вскинул руку к козырьку парадной маршальской фуражки и двинулся вперед четким солдатским шагом. Чувствовалось, что внутренне он уже подготовился к такому исходу.

Совсем иначе вел себя Тизяков. Когда оперативники привели его в здание аэропорта и ему была предъявлена санкция на арест, он страшно растерялся, а потом сделался каким-то суетливо агрессивным. С ним пришлось беседовать довольно долго, минут, наверное, пятнадцать. Он не переставал возмущаться: «Какое преступление?! При чем тут я? Это они все затеяли, с них и спрашивайте…» Но потом все-таки понял, видимо, что препираться бесполезно и отправился к машине.

Настала очередь Бакланова. Особых надежд на то, что его удастся арестовать прямо здесь, мы не имели. Бакланов как народный депутат обладал статусом неприкосновенности, поэтому был нам, как говорится, не по зубам и прекрасно сознавал это. Окончательно же убедившись, что мы не преступим закон, не задержим его силой, он сделался крайне любопытен: «А уже все арестованы? Где они сейчас? Их не отпустят?». И чувствовалось, что он интересуется не столько судьбой официальных членов ГКЧП, сколько степенью нашей осведомленности о глубине самого заговора. Пришлось ему объяснить, что все беседы у нас с ним впереди, еще наговоримся. Он дал слово явиться назавтра к полудню в прокуратуру, и мы с ним распрощались.

Наш путь лежал в «Сенеж». В этом правительственном пансионате, в двух достаточно удаленных от основных строений коттеджах, решено было на первое время разместить арестованных. До «Сенежа» не так уж далеко, и дорога приличная. Но мы добирались туда два с половиной часа, потому что ехали медленно. Автобусы с вооруженной охраной были старые, маломощные, и вся колонна подстраивалась под их не очень резвый темп, поскольку растягиваться было нельзя из соображений безопасности.

К счастью, все обошлось, и до «Сенежа» мы добрались благополучно. Лишь немногие там были посвящены в суть происходящего. Для остальных присутствие многочисленной охраны объяснили тем, что поблизости проходят военные учения и в коттеджах разместился командный пункт.

После медицинского освидетельствования арестованных мы разъяснили им их права, поинтересовались, нет ли у них каких-нибудь просьб, вопросов, претензий. Язов попросил известить обо всем жену. Остальные никаких просьб не высказали. Мы оставили наших следователей работать, поскольку арестованные согласились дать предварительные показания без адвокатов, а сами вернулись в Москву.