Текст книги "Аморальные байки с плохими словами"
Автор книги: Валдис Йодли
Жанр:
Юмористическая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц)
С этими словами он принялся вскрывать кролей из целлофана и бросать в стиральную машину. Сложив в барабан первую партию мяса он высыпал туда щепотку марганцовки, кинул кусок мыла и напустил воды.
– Все, ждите чуда, прихожане, – заявил Витюха и, лежа на диване, откупорил себе бутылку пива, – постирается кроличье филе – загружайте вторую порцию. И можете меня сегодня не тревожить, че то я устал от Вас безмерно…
Мы с Йончиком реально припупели: действительно, решение простое как якутский бубен, но допереть смог только полоумный Витя. Примерно каждый час Йончик с Зинкой грузили скользким мясом круглый бак и к утру все кролики были как новорожденные – сияли чистотой и пахли ароматно. Для запаха в машинку Витя капнул немножечко эссенции лаванды и добавил чуть-чуть зинкиного шампуня для волос. Старая армейская машина яростно крутила барабан и белая кроличья слизь липкой лентой сливалась в дренажный лоток в полу перед стиралкой. Туда же спущена была и розовая от марганцовки вода. Так за ночь мы избавили кролей от скользких и гнилых соплей. Однако, внутренний голос мне шептал, что не может все пройти так гладко и Витя где то напортачил. Но где? Я этого не мог понять, хоть тресни.
* * *
У нас крутился барабан, лилась в отстойник розовая жижа, а Ролик в это время выживал на приграничной речке Турунчук. С Вениамином он туда добрался на старенькой расшатаной «буханке». Отметившись у патруля на КПП, они заехали поглубже от румынских сел и расположились на прибрежной кромке. Совсем неподалеку от нейтральной полосы. Там первым делом Вениамин при помощи огнива развел огонь, установил навес и стал готовить снасти для поимки рыбы. А Ролик, имея за плечами беркемовскую школу, отправился прощупать местность и расставить силки на лесных зверушек. Еду они с собой не брали принципиально – мужчины собирались выживать, а не играться в детские бирюльки. В камуфлированной куртке и без бровей Роланд вид имел весьма бойцовский. Брови и ресницы он потерял буквально полчаса назад – с размаху бросил в костер трухлявый пень. Пыльная труха, словно свежий порох, воспламенилась вверх и сожгла на Ролике все волосы. Не верите – попробуйте бросить в огонь трухлявое бревно – очень эффективный метод моментально избавиться от всей растительности на голове.
Неторопливо Ролик двигался вдоль берега узкой речушки, пытаясь подобрать какую либо живность. Но была ранняя весна и, несмотря на солнечный день, лягушки и пиявки еще пребывали в спячке. Продвинувшись вверх по течению около километра, выживающий куллинар подобрал дохлую птичку, положил ее в карман и вскоре уперся в большое сухое дерево, лежащее поперек реки. Ролик осторожно ступил на ствол и сразу увидел то, ради чего он проделал свой длинный путь: напротив, на другом берегу Турунчука, буквально в нескольких шагах чернела свежевспаханная полоса мокрой земли. В ней отчетливо были видны большие вкусные дождевые черви. По чернозему бродили румынские вороны и неторопливо заглатывали шевелящееся мясо. Как раз в своей последней интернет-статье Роланд подробно описывал способ, которым червей можно было использовать в качестве зажарки во время приготовления пищи. «Если Вам удалось поймать ежика, – писал экстремальный повар в своем сообщении, – первым делом обдайте его кипятком, чтобы легче было снять колючки. Затем, стянув кожу как чулок, аккуратно выпустите из тушки внутренности при этом старайтесь не раздавить желчный пузырь. Выбросите кишечник, предварительно высосав оттуда содержимое. Внутрь тушки вложите мяту, смешанную с порубленным сердцем, легкими и печенью. Желательно добавить куркуму и перец. За неимением масла, жарить ежика будем на дождевых червях: они достаточно жирны и содержат в себе много полезных веществ. Хорошо червей подержать сутки в песке, дабы очистить пищевод, но можно и просто выдавить коричневую слизь пальцами. Жарим медленно, посыпая золой вместо соли. Двадцать минут и Ваш обед готов. Если Вам удалось поймать новорожденного ежика, то рекомендую сварить его в кошачьем молоке и есть прямо с колючками…» Таким же методом Ролик собирался употребить умершую птичку, но, не имея сковородки, планировал запечь ее с червяками в глине.
Без колебаний, словно во сне, Ролик двинулся по стволу дерева, осторожно переставляя ноги и держась руками за хрупкие ветки. Рискуя соскользнуть в холодную воду, он все же преодолел опасный участок и теперь ему оставалось лишь пройти пару шагов до заветной цели. Однако, как назло, дерево упало прямо на куст колючей ежевики и обойти его не было никакой возможности – внизу блестела кромка воды. Роланд осторожно ступил вперед, бережно отводя в сторону длинные хлысты с острыми шипами. И все бы было хорошо если б одна небольшая колючка все же не зацепилась за шеврон на рукаве куртки. Ролик дернулся и хлыст крепче впился в красный квадрат с надписью «151». Балансируя на одной ноге, Ролик попробовал было развернуться в обратную сторону, но ветви ежевики, словно живые, протянулись к нему и крепко уцепились за воротник. Ролик слегка запаниковал, крутанулся, клацнул зубами и боднул головой в сторону черной пашни. Цепкие хлысты обвились плотней и к ним добавились колючки растущего рядом шиповника. Ролик разозлился, зарычал и стал крутиться изо всех сил, в надежде вырваться из страшных вегетативных объятий, но с каждой попыткой он еще сильнее наматывал на себя паутину растений и вскоре стал похож на огромный кокон с гусеницей, впавшей в зимнюю спячку. Он еще разок взбрыкнул, но бесполезно. Ноги Ролика соскользнули вниз, руки были плотно прижаты к туловищу и он, отчетливо понимая, что выбраться из западни ему уже не удастся, дотянулся зубами до шоколадного батончика, зашитого в воротник, раскусил его и стал сосать через ткань, чем уподобился плотно запеленованому младенцу. Так его и обнаружили румынские пограничники – в образе висящей над водой личинки с коричневым воротником в зубах и закрытыми глазами без ресниц.
* * *
Солнце еще не взошло, поэтому в кабинете румынского офицера царили сумерки. Лишь свет зеленой лампы освещал бледное, в угольных пятнах, лицо Ролика, жадно поглощающего горячий бульон прямо из термоса. Впрочем, куриный суп офицерская жена готовила не для Роланда, ну да что уж теперь… Румынский военнослужащий не хотел ударить в грязь лицом перед украинским оппонентом, отдал ему свой завтрак и теперь внимательно следил как «украинский шпион» обсасывает косточки. А в том, что Ролик именно разведчик у начальника румынского погранотряда сомнений не было: многопредметный нож с компасом, магниевое кресало, подробная карта местности и непромокаемая капсула с каким то желтым порошком ясно указывали на то, что в руки военным попался необычный нарушитель. Кроме вышеперечисленного на деревянном столе лежала дохлая птичка неизвестной породы и большой целлофановый пакет с изъятыми вещами. «А может это Эдик? – офицер выдвинул ящик стола и глянул на лежащую там фотографию симпатичного парня. – Решил в Молдавию пробраться, отомстить кишиневскому прокурору? – при мысли „отомстить“ у румына набухли соски… – Нет, не Эдик… У этого глаза умные и ногти чистые. На гастарбайтера не похож. И нервы стальные. Сразу видна спецподготовка».
– Так с какой целью Вы пересекли границу Румынии? – деликатно спросил он Ролика. Офицер когда то проходил курсы подготовки в Москве, свободно говорил по русски и, вообще, был полиглот. – Что Вас привело в наши края? Неужели Вы сбились с туристического маршрута?
Безбровый Ролик не реагировал: он закончил кушать бульон и теперь его клонило в сон. Общаться «разведчик» не спешил, так как понимал, что каждое оброненное слово может быть превратно истолковано не в его пользу. Теперь он развалился на стуле и с суфийским спокойствием выковыривал из зубов остатки вареной курицы. Румынский офицер сглотнул слюну и начал злиться. « Сожрал мой завтрак и молчит, негодяй… Может его Сильве передать?.. Хотя нет. После того, как она допросила с пристрастием двух вьетнамцев, до сих пор от этих хошиминов отбоя нет. Лезут через кордон как тараканы. И все в мою смену. Лучше без Сильвы продолжим.» Офицер сунул руку в пакет и выудил оттуда овальную алюминиевую пластинку с глубокой гравировкой:
Kam. Roland Kraus.bt.AIII Rh+.
Unterteilung Guns151.
N50°33′39″ SW9"37'27.
Офицер похолодел: «Вот тебе и доигрались с хохлами. Наемных штурмовиков шлют. Кто же это?… Украинские неоэкстремисты-смертники? Галицкие бойцы УНА-УНСО? Или батальонные волки „Нахтигаль“?… А может?…»– румынский пограничник осторожно извлек из пакета маленькую зеленую книжечку, покрытую изящной арабской вязью, и чуть не лишился чувств – «Вот тебе, мама дорогая… Неужто фанатики-ваххабиты насаждают арийский талибан. Или воинствующие исламисты решили пошатнуть устои европейской морали?…» – румыну стало дурно и он начал обмахивать свое лицо фотографией Эдика. Основы научной политологии рушились на глазах и неожиданно рисовалась совершенно новая картина Евросоюза. С мечетями над Бундесвером и причитающими муэдзинами на Эйфелевой башне. Перед глазами промелькнула Анхела Меркель в парандже и коврики для намаза в брюссельском парламенте, заполненные депутатами в тюбетейках… Солнце, восставшее на востоке, бросило первый кровавый луч на стол начальника румынского погранотряда.
– Сержант Нягу! – собрав остатки воли в кулак, крикнул офицер, – Порошок на анализ, задержанного под конвой. Пробейте все данные об этом экземпляре. Результаты экспертизы немедленно в Бухарест. И еще, … дайте ему теплое одеяло, – он протянул вошедшему солдату капсулу и алюминиевый жетон. "Похоже, одичавшая Украина готовит серьезное вторжение в католический мир при помощи наемников-мусульман… Дался им этот остров Змеиный и Карпатский перешеек… Мда, пора учить арабский, черт подери…" – подумал офицер и принялся писать рапорт о задержании "небывалого шпиона".
* * *
Пошло три дня с отъезда наших «сюрвивайлов», а они не возвращались. И я, по правде говоря, стал немного переживать за Ролика и Вениамина. Все таки антагонизм мировоззрений и длительное отсутствие пищи… Они без еды, как и любые мужики, агрессивными могут стать, еще до каннибализма дойдет… Впрочем, Вениамин только кошерной кролятиной и гусями питается, а Ролик к ним никак не относится. Жрет все, что шевелится и жует, все что растет, экстремал домотканный. Особенно баранину любит… Баранину?! Чего то я в этом месте за Веника запереживал еще больше.
– Слышь, Витька, а этот твой школьный повар, он пацан нормальный? Ты за ним странных завихрений не замечал? – крикнул я Витьке в котлован. – Че то задержался он там на Турунчуке! Как бы не пропал.
– Да, он экспериментатор еще тот. Как открыл рыбный ресторан, у него сплошное шах-наме в котелке – ответил Витюха, стягивая опалубку проволокой, – еще во втором классе он облеплял песком собачьи какашки, заворачивал в конфетную обертку и дарил девочкам. Некоторые кушали… К тому же, заметь, шеф, у него левая рука всегда в кармане штанов. Это подозрительно. Первый признак маниакальной депрессии.
– Витюха, гад, если твой маньяк-однокласник сгинет без вести – ты будешь отвечать…
– Да ладно, шеф, у меня таких друзей половина школы… Хочешь, я тебе Колю-кришнаита привезу? Он, бля, как лошадь – одни яблоки и жрет. Травоядный.
– Нет, не надо, Витя. Пусть твои школьные друзья траву щипают дома… И хватит трындеть – опалубку поставишь косо – уволю!
Опалубка стояла в котловане, тросы были сплетены в надежный стальной каркас и предстояло залить бетоном мощные стены джокервиля. Песок был высыпан неподалеку и оставалось лишь подавать его с цементом в бетономешелку. Но проблема была в том, что никто, включая Зинку, не знал где Веник спрятал свой цемент. И спрятал хорошо. Не только воры и бомжи не могли его украсть, но и мы, излазив вдоль и поперек все ферму не обнаружили нигде намека на двеннадцать тонн цемента. Он провалился как сквозь землю…
– Сквозь землю! – вдруг закричала Зинка. – Я знаю где цемент! Ну как я сразу не догадалась… У нас же сзади бани устроен под землей большой отстойник. Его еще военные забетонировали для фильтровки сточных вод. По санитарным нормам так необходимо. Он там припрятан, больше негде… Вот я дура!!
Мы ринулись за баню и, действительно, под старым трактором увидели в земле большой люк, закрытый рубероидом. Витька отогнал трактор в сторону, мы отодвинули металлическую крышку и нашим глазам предстало удивительное зрелище: двенадцать тонн прекрасного цемента были покрыты тонкой розовой пенкой. Нежной пенкой от тех самых кролей, которых Витька постирал в машинке. Под двухметровым слоем мокрого цемента навеки с миром упокоилось двести ящиков прочной итальянской плитки и пятьдесят мешков качественного клея. Я пальцем постучал по серой поверхности цемента:
– Прекрасный саркофаг, друзья. Бетонный куб весом в тридцать тонн. Ты, Витя, безумный гений. Осталось лишь тебя слепить из гипса с дохлым кроликом на руках и гладильной доской подмышкой. Изготовить в масштабе четыре к одному, укрепить на этом постаменте и потомство получит замечательный памятник человеческому долбоэпизму. А наши правнуки, обнаружив через тыщщу лет под этим кубом полированую плитку с изящной позолотой будут долго ломать голову над тем, какая же страшная катастрофа здесь произошла… Нужно лишь подождать двадцать восемь дней, пока бетон не наберет прочность.
Витька улыбнулся и развел руками. Йончи плюнул в землю.
– Да ладно Вам, – засмеялась Зинка и утерла слезы, – мой папа такой веселый человек! Он любит юмор и оценит эту шутку. К тому же завтра – Первое Апреля.
С этими словами она вынула у Йончика из за уха острый карандаш и нацарапала прямо на цементе:
С Первым Апреля, папочка!
Твоя Зинуля.
* * *
Домой мы возвращались на машине: Вениамин оценил витькины усилия по спасению мертвых кроликов и в благодарность отдал ему армейскую «буханку». Правда, узнав, что при спасении кролей появился побочный эффект в виде саркофага из цемента, хотел машину отобрать назад. Но Зинка помешала. На совесть папе придавила, вспомнила тухлые яйца… короче, обошлось. Витя был счастлив:
– Во поперло, пацаны. Машина – зверь! – целовал он руль, – Я теперь похоронный бизнес развинчу по полной. Ритуальные услуги– это Вам не свадьбы с мордобоем. Клиенты спокойные, не нервничают. Капусту не жмут… Все росвиговские жмурики мои будут…, Ты это, шеф, если кого на кладбище пристроить надо, теперь ко мне обращайся – сделаю скидку. Тебя, вообще, могу бесплатно похорони…
– Спасибо, Витя. – я произнес, листая "Перевод Смыслов", который дал мне Ролик, – как помру, обязательно обращусь, ибо "…Мирская жизнь – всего лишь игра и потеха, а Последняя обитель – это настоящяя жизнь. "
– Сильно написано, – Витя стал серьезным, – надо бы почитать.
– Почитай, почитай. – отозвался Ролик, – Может еще получится вернуть тебя в цивилизованое общество. Недаром мусульмане считают лучшим из людей того, кто желает пролить свет Господа внутрь себя… Только руки сначала помой, засранец. Такими пальцами к Книге прикасаться грех.
Ролик ехал с нами. Брови и ресницы еще не выросли и потому он походил на воинствующего фанатика в обгорелой бандане. Роланда нам вернули после долгого выяснения странных обстоятельств его проникновения за нейтральную полосу. Сначала румынские власти связались с украинским командованием, видимо, в надежде совершить выгодный обмен или получить выкуп. Но украинцы, не долго думая, посоветовали румынам Ролика расстрелять по-тихому и тело прикопать на берегу Турунчука. Мол, у нас и так проблем полно, выборы на носу, министр в отпуске, а тут еще шпионы какие то… Тогда, почуяв недоброе, Ролик заговорил. И заговорил по-немецки. Связались с германским посольством и, идентифицировав личность «разведчика», Ролика отпустили. Немецкий подданый, как никак. Теперь он колыхался рядом со мной на диване, который Витька привинтил к полу УАЗа и набирал на планшете текст:
"Камрад Беркем! Сегодня я прошел очередной этап выживания в сложных условиях. Местность пересеченная, с водными преградами. Умеренная климатическая зона. Рядом море. Территория идеально подходит для устройства тренировочного лагеря. С местными структурами контакт налажен. Набирай группу курсантов и готовь к отправке. Вас примет на базе камрад Вениамин. С уважением, Роланд."
Но «камрад Вениамин» после нашего отъезда несколько пересмотрел свои взгляды на концепцию выживания в Одессе. Он выкопал в лесу все свои заначки с гречневой крупой и теперь, лежа на диване у камина, жрал сладкие финики с курагой и смаковал красное закарпатское вино, привезенное ему в подарок. Накрывшись теплым пледом, он размышлял об открытии интернет-магазина по продаже противогазов, армейской обуви и камуфлированного белья. «Неплохо бы еще столкнуть этим „сюрвивайлам“ оцинкованые тазы и пять мешков хозяйственного мыла…А весла куда?… эх, жалко лодка сгнила… продам в нагрузку к сапогам и флягам. Полевые ранцы и санитарные сумки столкну выживальщикам через „Ганзу“. Если трафаретом набить „G151“, разлетятся как горячие пирожки на ярмарке… Там еще две бухты телефонного кабеля завалялось и костюмы химзащиты… Отвезу на Седьмой километр. Надо же когда то расчистить этот чертов чердак!» – думал Веник. Джокервиль так и не сложился – вместо бункера молдавские работяги отлили Вениамину прекрасный бассейн с террасой. С просторной террасы открывался великолепный вид на Черное море. А как Вы думали? Надо же где то купаться его внукам? Касательно внуков сомнений у Веника не было – Йонас, по приезду на Закарпатье, моментально женился на Зинке и вскоре у них родился маленький кучерявый мальчик. Он появился на свет, был счастлив и не знал, что мир катится в бездну, близится Армагеддон и дорожает водка. Он просто жил и улыбался нам своим слюнявым ртом.
© Yodli
© Copyright: Валдис Йодли
[Закрыть], 2012
Свидетельство о публикации № 21204041855
Секрет уникального клева
Мы ехали на ночную рыбалку. Ночную рыбалку на сома. Мы – это Йончи, я, Витек и Роланд. Блистала золотом роскошная осень, прозрачное небо уносилось стремительно вверх и к лицу прилипали паутинки. Было тепло. На сома мы собрались по двум веским причинам. Во первых, Роланд скучал и хотел поесть настоящей рыбьей ухи. Во вторых – Йончи был изумительный рыболов. Профессионал.
– Это ему по наследству передалось, – объяснял я Роланду пока мы тряслись в витькином катафалке. Витька нехотя согласился нас сопровождать да и то, лишь потому что любил горячую уху. Остальное Витя не любил. Ни рыбалку, ни реку, ни снасти. И тому была своя причина… – По наследству передалось. – продолжал я, – так же как и фамилия. Ты как думаешь, Ролик, почему у Витьки с Йончиком фамилия – Рыбалко?
– Почему? – заинтересованно спрашивал Роланд, – Что то потомственное?
– Угадал, Ролик! – я потрепал его по плечу. – И не "что то", а офигенно-конкретно "потомственное". Ты ведь помнишь, еще в школе Витюхина мамаша вечно рыбой на рынке торговала?
– Ну да, – Ролик поморщился, – от него вечно рыбьим жиром воняло. И шелуха из карманов сыпалась…
– Так вот, рыбу добывал витькин отец, Филип Михалыч. И что поразительно, добывал всегда много и регулярно. Все окрестные рыбаки с ума сходили когда он под вечер шел домой с полной сумкой свежей рыбы. Было определенно ясно, что Михалыч владеет какой то древней рыболовной тайной, но выявить ее было невозможно. Рыбаки бились в истерике. Следили за каждым его шагом, копировали снасти, пробовали опарышей на вкус – ничего не помогало… Витькин батя повесит на балкон дохлую курицу, опарышей в песок собирает, завтра пол района уже увешено дохлыми курицами. Повесит Михалыч утку – на всех балконах дохлые утки висят. Личинки падали в песок килограммами, вонь стояла на все Росвигово, искались лучшие снасти, на блесна резались серебрянные портсигары – ан нет! У Филип Михалыча судак берет, а остальные с пустыми руками. Ровно в шесть вечера – мешок рыбы, а утром маман уже на базаре. Катастрофа. И главное, никто не мог расколоть батин секрет… Оказывается, – сказал я таинственно и Ролик вытащил блокнот, собираясь что то там чиркать, – Собака была зарыта в трех котах. Да-да, Ролик, у семьи Рыбалко было на службе три кота. Коты были не породистые, дворовые, с простыми именами – Гриша, Коля и Толян. С фантазией у витькиного бати было не богато, поэтому он нарек животных именами коллег по цеху. Так вот, при надлежащем уходе и соответственном питании эти коты плодоносили прекрасными глистами. Причем, самых лучших глистов давал косоглазый Григорий. Глисты у него были упругие, сиреневые с красными прожилками. Жерех на них брал как сумасшедший. – Я глотнул пива, а Роланд почесал себе плечи, – Ну, не только жерех. Все брало, мирена, карп, лещ… Так брало, что Филип Михалыч пару раз чуть не сломал свою бамбуковую удочку. Другую удочку он не признавал и ловил удочкой, доставшейся ему в наследство от Мих Борисыча, витькиного деда. А чтобы его не раскусили конкуренты-рыбаки, витин батя изготовил себе баночку с двойным дном. Сверху были обычные опарыши, а снизу, под дном, те самые волшебные глисты. Он брал незаметно мизинцем одного, раскусывал пополам и, если кто то рядом за ним наблюдал, вторую половинку проглатывал. Для конспирации. Хоронил тайну в себе, так сказать. Охреневшие рыбаки бесились от ярости, и в припадке ломали японские спиннинги – у них на те же опарыши рыба не берет, а Фильке прет одна за другой… Ну, там еще мамина заслуга была, она для насыщенного колорита кормила котов свеклой и капала каждому в рот перед сном немного яблочного уксуса. Тогда глисты выходили вовремя, были подвижные и с кислинкой. Видимо, рыба это ценила. И что интересно, срать эти коты любили только в витькины кеды. Убежден, что из манил тонкий аромат немытых школьных ног. Только Витьке купили белые кеды – Гриша там уже наживку сбросил. Кеды вынесли на балкон, купили новые. Витька их спрятал на шкаф, но бесполезно – туда насрали Коля и Толян. Опять тряпичные контейнеры для сбора полезных паразитов вынесли на балкон. Третьими кедами Витька уже не рисковал, держал в холодильнике. Однако, потеря обуви была не самым трагичным эпизодом в витиной судьбе. В его обязанности входил своевременный сбор наживки из кошачьего кала. Каждый день, прийдя со школы, он выходил на балкон и ждал кошачьей дефекации. Затем, после кошачьих потуг, умело выковыривал предварительно пожеваной спичкой, извивающиеся драгоценности и складывал их в специальную консервную банку… Вот почему, Роланд, Витька стал котофобом, потерял нюх и невзлюбил животных… А свою неприязнь Витька выплескивал своеобразно. Так как физического насилия над питомцами не допускала маман, то Витька отрывался над котами иначе. Вечером, когда отец приносил рыбу, Витюха садился потрошить ее на балконе. Садился сам, без лишних просьб. Ибо это был его звездный час. Гриша, Коля и Толян ходили судорожной походкой вокруг злорадно улыбающегося Виктора, терлись о его ноги, нюхали рыбьи потроха, лизали рыбью чешую и всем своим видом говорили: – Витенька, дорогой, ну кинь хоть одну рыбью голову. Мы больше не будем срать в твои кеды… Витя ничего не кидал, отпихивал котов ногой и коты мерзко мявчали на весь микрорайон. И продолжали срать в кеды. Так продолжалось бы долго, если б в один несчастный день Григорий не пропал. Он в очередной раз ходил кругами вокруг Витьки, у которого руки были по локоть в вонючей рыбьей требухе, страстно умолял на своем кошачьем языке кинуть ему рыбий хвост и вдруг, в какой то момент, похоже, потерял рассудок: схватил зубами, тварь косоглазая, самую красивую рыбеху и сиганул с ней со второго этажа в кусты сирени. Коля и Толян попробовали было поддержать попытку переворота, схватили по мирене, но Витька ловко поймал обоих бунтовщиков за хвосты уже в воздухе. Так и принес мятежников с рыбой в зубах на кухню маман. Котов простили, но Гриша не вернулся. К тому же, от пережитого стресса у оставшихся доноров пропали бесценные глисты. Семья Рыбалко была в панике: продавать на рынке было нечего, батя запил, коты разбежались. Маман потеряла торговый лоток. Филип Михалыч пробовал было вырастить наживку в себе, но от алкоголя глисты были вялые и мелкие, быстро дохли и рыба не брала. Так умерла уникальная тайна и с ней великий семейный бизнес…
– Зато у меня появились новые кеды, – сказал Витя и выплюнул спичку в окно катафалка.
Мы уже съехали с трассы и заезжали через дамбу в лес. А доброньский лес, я Вам скажу, это те еще джунгли – лианы, заросли и грязи по колено. Пройти можно только на телеге или на хорошей резине. Такой, как у нашего катафалка. И, как бы в подтверждение моих слов, сразу у реки мы наткнулись на джип, доверху заляпаный грязью. Он надежно сидел на пузе и рядом на четвереньках ползали два перепачканых субъекта.
– Мужики, подтяните, – радостно пополз к нашей машине один. – со вчерашнего дня выбираемся.
– Я че, похож на мать Терезу? – Витька глянул на себя в зеркало заднего вида и, свесившись в окно, добавил, – График у меня плотный, пацаны… Занят я!
– Полный бак топлива. – сказал первый.
– И ящик пива. – обреченно добавил второй.
– О, бля! – Витька резко выскочил наружу, – так хули ерепениться, я всегда за помощь на дороге. Че там у вас?… Рулевые тяги вырвало… Вот она, современная техника… Ну че, пацаны, выгружайтесь, – обратился он к нам, – тут до речки рукой подать. У меня срочный бизнес. И не расслабляйтесь, вернусь, чтоб уха была уже готова.
Витька стал ковыряться под джипом, а мы повыкидывали вещи на серый песок. Кромка воды была совсем близко, поэтому Йончи сразу стал раскладывать снасти. До захода солнца он еще надеялся поймать на воблера пару щук. Я же взял лопату и собрался копать медведок. Не знаю как у Вас, но на Латорице ночные сомы хорошо идут на медведку. Роланд был оставлен на базе сторожить вещи, а чтобы он не скучал Йончи ткнул ему в руки небольшую удочку с малюсеньким крючком.
– Будешь уклеек ловить, – Йончи бросил в воду пару горстей приманки. – тут за час можно их ведро надергать.
– Мы, Ролик, пойдем по берегу, – обратился я к немецкому повару, – а ты тут постой на бережку. Мы через час-полтора вернемся. Только борщевик не трогай – от него можешь сильные ожоги получить. И синие ягодки не глотай – отравишься. А если прикоснешся к зеленой лягушке с тремя красными точками на спине – сразу беги к аптечке и коли адреналин в сердце. Иначе – кранты. Укусит шершень – жало отсоси, а если черная ящерица с желтыми…
– Короче, Роландо, не трогай ничего, а то подохнешь. И опарышей не ешь, – отозвался из под джипа Витек, – эт те не Германия, … Карпаты, йоханый карась…
Я с Йончиком разделся догола и стал намазывать себя сверху донизу липкой синей грязью из реки. Это старый надежный способ местных аборигенов спасти себя от солнечных ожогов и комаров. Роланд наблюдал за нами квадратными от ужаса глазами.
– Намажешься? – протянул я ему кусок вонючей грязи.
– Данке шон…, – отшатнулся от меня Ролик так, если б я протянул ему рюмку с цианистым калием.
Мы с Йонасом натянули на серые тела трусы и пошли вниз вдоль реки. Оглянувшись, я увидел как Ролик снял с крючка первую рыбешку и бережно отпустил ее назад в воду. "Счастливый человек"– решил я и направился к дамбе копать медведок.
Тем временем Ролик неплохо освоился: он приловчился подсекать мелких уклеек и выдернул из воды их уже с десяток. Хотя, хер знает, может это была одна и та же рыбка, которую он пускал в воду. Правда, один раз Ролик зацепился крючком за тоненькую тростинку, торчавшую в двух шагах от берега. Подергал леску. Леска не отцеплялась и крючок залез еще глубже. Дернул еще. Бесполезно. Рвать снасти Роланду не позволяло тонкое строение души: как же рыбачить то дальше? Тогда он полностью обнажился, вокруг не было ни души, и медленно ступил в воду. Сделав первый шаг, он сразу погрузился по колено в вонючую грязь. Из воды побежали мелкие пузырьки. Запахло резко сероводородом. Стало щекотно ногам и он засмеялся. Выдернул ногу и шагнул еще – до крючка оставалось рукой подать, однако ноги по самые яйца увязли в густой жиже. Роланд попробовал было дернуться, но зря – тягучая суспензия держала крепко и при каждом лишнем движении затягивала глубже. Воды было по грудь. Вдруг Роланду стало очень скучно и неинтересно. Рядом проплыла некрупная змея. Почему то захотелось в Германию к Зинке и Ролик истошно, во весь голос, завопил… Когда угасло эхо его опять обняла тишина. Лишь на дереве стрекотала зеленая лягушка с тремя красными точками на спине. Вода в реке медленно прибывала, похоже в горах прошел дождь. Ролик не шевелился. На голову села перламутровая стрекоза и Роланд медленно впал в транс…
Часа через два, с медведками шуршащими в пеналах, я встретился с Йонасом под старым вязом. С пояса у Йончика свисала огромная щука. Нужно было торопиться до заката расставить закидушки на сома и мы поспешили к базе. Вернувшись назад я оторопел: в воде стоял пунцовый Ролик. Морда его обгорела от солнца, а спина была в огромных пятнах от комариных укусов. Вода доходила до подбородка и, если бы не лежащая на берегу удочка, то Ролик мог бы стать фрагментом эпического настенного панно « Белорусские партизаны выбираются из немецкого кольца». Глаза его были полузакрыты, а на устах застыла блаженная улыбка… Крестьяне, приехавшие на повозке за речным песком имели счастье созерцать фантастическую картину: два синих существа извлекали из воды третье, пятнисто-красное, из задницы которого торчала крупная устрица, а с члена свисало несколько жирных пиявок. В довершение всего, щуку, оставленную в кустах на время спасения Ролика, разодрали в клочья сельские псы, а спиннинг скомуниздили подростки… Так что, пацаны, если бы не ящик пива, привезенный Витькой в полночь, рыбалку можно было бы назвать не очень удачной…
Ровно год спустя я с Йончиком и Витькой трясся в катафалке вдоль дамбы. Мы ехали «в ночную» на сома.
– А что, Витюха? – спросил я подсобника, – не приехал этим летом твой школьный друг Роланд? Обиделся, что ли на нас?
– Да ты че, шеф! – воскликнул Витя, – Ролик до сих пор в восторге … Ему эта рыбалка резко на пользу пошла. Прикинь, вернулся домой и открыл рыбный ресторан на Рейне. Бабло ему поперло не по-детски… И, что интересно, перед этим он сразу усыновил трех котов. Назвал только по дурному: Веймар, Эргардт и Артур… Гы-ы-ы, Артур, бля… а хули, немцы, они такие долбойопы… Не мог просто Гришей назвать?
(фрагмент)
© Yodli
© Copyright: Валдис Йодли
[Закрыть], 2012
Свидетельство о публикации № 21204041848