Текст книги "Аморальные байки с плохими словами"

Автор книги: Валдис Йодли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц)

– Ни хера себе "делай, что хошь", – удивленный Витя решил извлечь из за уха спичку, но ее там не обнаружил… – Я тут при чем? Настелили соломы где не положено, бараны плавучие, сами виноваты… Пугают еще…И, вообще, скучно мне тут с Вами. Поехали домой, Йончик. Щас полуфинал по телеку пустят. Шеф, тебя домой подкинуть?

Витя вдруг потерял интерес к бывшим рабовладельцам и развернулся в сторону катафалка. Йончик жалобно глянул на плиткорез, оставшийся в домике у стены, и побрел за Витей. Ролик, прижав к груди руки, посеменил следом. Ситуация становилась интересной: посреди ночного озера, в ледяном плену оказались судья, прокурор, депутат и работник пенитенциарной службы. Я вдруг почувствовал себя начальником небольшой плавучей тюрьмы. В сумерках сновали тени заключенных.

– ЭЙ, Шони, – закричал заточенный Николай сторожу, – кинь сюда веревку, подлец!

– Камни не бросать. – сказал Шандор упавшей чашке и дал Боре еще одно яблоко. – Рыбу не пугать.

Олень Боря одобрительно качнул трофейными рогами. С середины озера донесся рык отчаяния. Стемнело и похолодало. На небе, в прозрачной глубине, выступили гирлянды небесных светил. Витька залез в кабину катафалка и завел движок.

– Э-э-э, подожди, красноухий… или как там тебя?! – в переговоры вступил депутат Стебелек. От Витьки его отделяла непреодолимая сотня метров заледенелой воды, поэтому в голосе звучали благоприятственные нотки. – Может, давай добазаримся? Проси, что хочешь. Мы не жадные.

– О! Вот это другой расклад. – Витя приободрился и в глазах заиграл знакомый огонек сутяжничества. – Это по-человечески. Можно че то замутить… Лебедка есть. Трос тоже… Только жизненные гарантии нужны. Что то вроде депутатской неприкосновенности. Что бы не вышло, как в басне про журавля.

– Будут тебе гарантии, будут… – Сказал Глеб Егорыч и блеснул линзами на рычащего Николая. – Слово афганца.

Витя вопросительно глянул на меня. Я кивнул головой. Если Егорыч дал "слово афганца" можно быть спокойным: на Витю муха не сядет теперь без разрешения.

– Хочу… – Витя завел глаза в сумрачное небо, – Хочу телефон с голографическим экраном на базе "Андроид" и…

– Так ведь их не придумали еще, – крикнул магистр Савелий тонким голосом, – две тыщи десятый на дворе. Окстись, полоумный! К две тыщи четырнадцатому только обещают!

– Ладно, пусть будет без "Андроида"… Но голографический! – Витя прищурился и глянул на Жанну, которая робко переминалась с ноги на ногу. – И шубку хочу. С полярной лисы. Нинка давно мечтала.

– Витя, не борзей, – я придвинулся к подсобнику. – Некрасиво слабую женщину обирать…

– Да пусть подавится, урод, шубой, – Крикнул из темноты Николай. – Жанка, я тебе новую куплю, норковую,…бля буду! Отдай козлу, что просит, не жмись. А то замерзнем на хрен!

Жанна Андреевна пожала плечами и, расстегивая серебристую шубу, направилась в сторожку. Витя нырнул за ней. Стало тихо. Настолько тихо, что было слышно потрескивание догоравших свай. Шло время. Шубка, видимо, была дорога как память и сниматься быстро не желала…Затем из сторожки донеслись звуки неопределенного свойства. Они носили явный ритмический характер и напоминали звук работающей двуручной пилы. Вскоре к ним присоединились тихие стоны Жанны… «Н-да, – решил я, – теперь подсобнику и Егорыч не поможет… Впрочем, хотел Николай Гнатович трофейные рога иметь – вот и получил. Даже без выстрела. А чего?… И волки сыты, и олени целы. И Жанна отомстила. Все довольны. Зашибись». Вскоре женские стоны участились. Из сторожки послышался звук падающих предметов и короткий женский возглас. Опять все стихло.

Из домика смотрителя вышел Витя. И, несмотря на то, что вышел он без лисьей шубы, настроение у него было замечательное. Наполнив Жанну до краев долгожданной живородящей эссенцией, он неторопливо заправлял рубаху в штаны.

– Что ты там возишься, красноухий?! – занервничал в темноте судебный исполнитель, – не тяни резину, мерзавец!

– В этом деле спешка не нужна, – Витя обстоятельно высморкался в сторону погорельцев и вытер пальцы об оленьи рога, – Шубу примеряли. Тесновата она мне. В талии жмет, зараза. И мех неравномерно стрижен. Не беру… Да не сцы, Колян, сейчас лебедку размотаю, вытяну тебя… А Вы там дверь снимите с петель. Будем Вас по льду на двери перетаскивать.

При слове «лебедка» Йончик осторожно потрогал пришитое недавно ухо. На морозе оно имело лиловый цвет. Поэтому Йонас иногда заходил в домик смотрителя отогреться горячим красным вином. Сейчас сторожка была занята: там Жанна рисовала себе новые губы и восстанавливала дамский туалет. Посреди озера засуетились. Депутат по земельным вопросам Стебелек бросился снимать с петель деревянную дверь.

– Я на двери не поеду, – заявил вдруг принципиальный магистр Савелий. Тот самый, которого ждала судейская мантия. – На лодке поеду, а на двери – нет! И не просите!

– Тьфу ты, дьявол! – Николай с досады плюнул в озеро. К густой слюне, упавшей на прозрачный лед, сразу бросились рыбки. – Где ж тебе лодку взять, Савва?!

– У меня дома есть резиновая. Пусть едут за лодкой. Жена им выдаст. – упрямо твердил магистр права Савелий. – А на дверь я пузом не лягу!

* * *

Так мы поехали к супруге Савелия за резиновой лодкой. У Витьки было приподнятое настроение и он мурлыкал под нос веселую песенку:

 
У моей старушки
Розовые ушки,
Сморщенная попка
И лиловый нос…
 

По дороге мне Витька прожужжал все уши про то, что Николай дурак и что «чем у женщины грудь меньше, тем она чувствительней, а женщина горячей изнутри». Я не стал спорить. Вите видней. К тому же грудь жены Савелия с виду тоже оказалась некрупной… Но дала она Вите резиновую лодку или не дала, я не знаю: мне эта вся кутерьма уже порядком надоела и я, выпив горячего глинтвейна, отправился домой.

© Yodli

© Copyright: Валдис Йодли

[Закрыть], 2012

Свидетельство о публикации № 21204121947

Девятое Ава и Великая скорбь

Вот я сегодня вышел с утра на террасе кофе попить, глянул на мозаику свою и опять мне этот Витек-подсобник вспомнился. Уникальный экземпляр, однако, прямо как фригийский царь Мидас: тот к чему не прикасался – все в золото обращалось. Вот также и Витек, к чему не притронется – все в дерьмо оборачивается. Причем, легко так, без особых усилий…

Как то вызвал меня один штемпель серьезный, он в экологическом министерстве большой шишкой работает, усадил напротив себя. Стеклами в роговой оправе блестит:

– Архитектор, помощь твоя нужна, хочу каменный знак в нашей синагоге воздвигнуть. Из чистого лабрадорита. Ребе уже благословил, осталось установить и закрепить надежно. Эти не справятся, – кивает на двух охранников, – руки из жопы растут. Раввины тоже напортачат, я в Павшино им обелиск пожертвовал, так они его криво забетонировали. Нужны специалисты толковые, типа твоих бойцов. Если справитесь, то третий знак в Ракошине тоже вам доверю ставить. Берешься за работу?

– Как не взяться, Ростислав Семенович, – говорю бодренько, – И посложнее делали, – сам думаю: «хер тут откажешь, бля, два мента с пистолетами сзади стоят, еще застрелят при попытке побега» – Без проблем, все будет мармелад.

В воскресенье прикатили в синагогу, бродим по дворику еврейскому и на солнышке греемся – ждем когда знак приедет с моими мастерами. Вокруг антураж довольно несложный: облупленная каменная синагога на холмике стоит, напротив монастырь православный с огромными ступенями, промеж них, метрах в двадцати старая груша растет и под грушей площадка выкошена для будущего знака. В землю штырь железный вбетонирован и вокруг ходит живность всякая, кошки мявчат, куры навоз клюют и белая коза травку щипает.

– Куда ж они пропали? – Ростислав Семеныч недоумевает, – сорок минут уже ждем. Мы так ничего не успеем, а мне после обеда в аэропорт надо ехать.

Только за мобилу взялся, как вдруг во двор катафалк заезжает и из него Витек выпрыгивает, деловой крендель, ко мне пружинит: – Шеф, не цинкуй заранее, была проблемка небольшая, но все разрулилось темово!

– Шо за проблемка, Витек, – мне аж поплохело, – вы че, знак расхирячили?

– Ну, ты провидец, как узнал? – спрашивает.

– Да хули тут гадать, ты ж на другое, Витюша, не способен, если б ты его целым привез, в лесу бы сдохло что то. А ты, Йончи, гад, как брата не уследил?

– Хер его уследишь, дьявола, – сплюнул тот на колесо, – только эту звезду в бус затолкали, он, падла, сверху уселся, сразу боковушки и откололись. Пришлось, сука, назад все вынимать, на штыри ставить, клеем заливать, прошорохались полтора часа, млять…, не брат, а Бен-Ладен, будь он не ладен…

– Ладно, орлы, выгружайте его по тихому, чтоб опять нихера не отпало. Тут работы всего то на шесть секунд, так что…. работаем по методу профессора Ипатьева…

– Это как?

– Будем ипаться, пока не поставим.

– Да не сцы, шеф, все будет джуки-пуки, – Витек улыбается, – Мы ж тебя еще никогда не подводили. За редким исключением…

Короче, шестиконечник этот гранитный к штырю подтянули, йопсель…, тяжелый, как моя судьба, геморой в трусы вылез, глаза полопались, но воздвигнули с горем пополам. Витька ведро клея накаламутил, Йончи по кругу стяжечку тянет и я с отвесом этот знак по уровню регулирую. Неподалеку коза бродит и возле Семеныч с ребе стоят любуются:

– Богоугодное дело творим, Ростислав Семенович, на долгие годы…

– Я, ребе, Вам всегда рад услужить, а Вы меня в молитвах помянете.

– Бля, меценат хренов, – Витек шепчет, – это ж сколько куриного дерьма надо было в министерстве переплавить, что бы потом всю округу гранитом обзвиздячить?

– Этот хоть делится, – Йончи отвечает, – А ты жлоб, тыришь по тихому и сам хомячишь, крысеныш.

– Ты, млять…, кристально честный, – смеется Витя, – честный, но бедный, лучше б у меня жизни поучился. Так и сдохнешь, дурень, на четвереньках, а я тебе плиткорез в гроб положу для веселья. Я вообще, хотел бы видеть того аиста, который тебя нашей мамке принес! Таких лохов только дятлы носят, гы-гы…

– Зато тебя орел принес, долбень, только по пути йопнул башкой об камни… держи знак, видишь – косо стоит!

Звезду Давида укрепили, ребе глядит не налюбуется: здоровенная каменюка из черного лабрадорита в лучах солнца сияет и надпись витиеватая выгравирована: «Пусть все творения склонятся перед Тобой.», потом что то там снизу на иврите и совсем мелко «твой вечный раб Анакойхер Ростислав Семенович»

– А на кой хер этот Анакойхер так в воскресенье суетится? – спрашивает Витька, – нельзя было до понедельника отложить?

– У них сегодня день Великой Скорби – Девятое Ава. В этот день римляне Иерусалим разнесли вдребезги и пополам, – разъясняю я подсобнику, – но до этого им Навуходоноссор еще насолил – Первый храм развалил. А завтра сюда со всей округи евреи съедутся на печальный ритуал какой то… Будут свою скорбь приумножать, вот Семеныч и торопится.

Тут как раз Ростислав Семенович подошел, деньги протягивает, я только взять хотел, тот руку отдернул и гнусавит:

– По традиции нельзя чтобы гой из моих рук деньги брал. Я должен кинуть их на землю, а гой должен поднять, так Тора пишет. – и бросает деньги вниз.

Купюры, ясный пень, до земли не долетели – Витька в плане поимки денег проворней еврейской кошки – умудрился на лету все шесть бумажек поймать. Анакойхер только поморщился, так хули там, даже если бы он купюры из мешка сыпал, земли не одна бы не достигла, даю член на пятаки….

– А теперь, – ребе пейсликами в мою сторону трясет, – извольте откушать, заодно у меня к вам пару вопросов будет.

Направились мы внутрь заведения, а Витька с Йончием остались на скамейке звезду от пыли обмахивать, прикалываются, мол, надо было три знака рядом ставить, тогда трехзвездочный отель получился бы. Там же и два мента с ними в холодке спрятались, стерегут друг друга, служивые.

Что вам сказать, живут евреи не кисло: все кладовки копченой рыбой в три слоя увешаны, снадобья всякие, сыры с дырками, сыры без дырок, рокфоры с плесенью, халва, марципаны, яйца разноцветные в корзинках, черносливы с медом, пыльных бутылей немеряно, словом, нанесли иудеи полные закрома. Раввин нас по синагоге таскает, книжный ковчег показывает:

– Тут у нас послушники труды постигают, читают на досках дубовых, тут Торы, тут свитки, тут Талмуды у них священные, тут… тут, простите, (прячет что то за спину)… видеокассеты духовные, ну идем, идем… Покушаем.

Сижу на лавке, жру кошерный изюм с орехами, мацу водой запиваю, а ребе к пище не притрагивается, меня донимает:

– Надо бы нам залы расширить, гости заезжают, так им остановиться негде. И купол в синагоге надо подкрепить, потрескался. Еще ступени надо придумать наверх и купель отремонтировать – протекает …

– Не вопрос, – мычу с полным ртом, – Вообще, у вас могу пожить маленько, пока ремонт не закончите, сам думаю: – «Йолы-палы, знал бы что тут жрачка такая, шел бы в хедер учиться, а не в институт. Да куда теперь, проехали уже, поздно обрезание делать, жена не поймет.»

Покушал славно, вышел на солнышко и на знак любуюсь. Под звездой Витька с козой беседу ведет:

– Ну че, блондинка недоеная, тебя видать давно за вымя не дергали, смотри, Йончик, как у нее соски торчат, пора доить уже.

– Ну так подои, козодой хренов, я блин, с камнем тут накуролесился, так еще буду скот доить.

– Не любишь ты животных, братуха, и потому они тебя не любят.

– Ты, млять…, зоофил нашелся, неудивительно что коза к тебе жмется, ты же стопудовый козел по жизни. Голову себе пощупай, рога чуствуешь?

А коза только мекает и грушки с земли грызет.

Тут Семеныч возьми и ляпни:

– А что, ребе, грушки у вас вкусные?

– А бог его знает, мы не пробовали – все на спирт перегоняли.

– А ну ка, Олежек, сорви мне во-о-о-он тех грушек, – и показывает на верхушку дерева, там самые спелые виднеются, – возьму с собой на пробу…

Олежек рад стараться, от хозяина сигнал получил и бегом выполнять – пистолет сбоку закрепил и почесал на дерево шкрябаться. Видать, их в ментовке учат и по ветвям лазать, хотя, может рудиментарные рефлексы взыграли, взобрался на верхушку как макака, даже не поцарапался. Руку вытянул, пробует до грушки дотянуться. Да какое там, чуть-чуть не хватает, причем, чем выше дряпается тем больше ветка к земле клонится. Перегнулась конкретно, пару метров до земли осталось – грушки уже почти рядом.

– Помоги ему, Костик, видишь, достать не может, – и на второго мента линзами блеснул.

Костик, конечно, прыг-скок и уже возле Олежка, висят вдвоем, дерево гнут.

И тут немного не по сценарию движуха пошла. Ни с того, ни с сего, неожидано в монастыре неподалеку колокола как зазвонили, бау-бау!!! церковные двери напротив распахнулись и на ступени народ православный вывалил. Стоят обалдевшие с иконами в руках, крестятся, а напротив, на груше два милиционера в голубых рубашках с погонами повисли и пистолеты на заднице болтаются. Внизу коза блеет и Витек сзади проистроился, ее за сиськи держит, извращенец.

«Пипец, – думаю, – надо спасать ситуацию». Стою и в голове китайские стратагемы перебираю, типа, дипломатичный выход ищу.

Но тут Витек первый опомнился и все поправил:

– Хули делов, – говорит, – Щас грушки достанем…

Спичку выплюнул, козу к звезде отодвинул, ловко так подпрыгнул на одной ноге и за кончик ветки с грушками уцепился.

Тут сложная формула произошла: скорее всего законы гравитации в силу вступили, хотя, я раньше думал, что на милицию они не действуют, надо потом в учебнике по физике глянуть, только вот охиренный кусок дерева откололся и прямо с Олежком и Костиком на знак наш свежезалитый йопнулся.

Ну что тут сказать, если б истребитель упал и то жертв было бы меньше: звезда моментально в мелкие камешки разлетелась, причем, осколком пришибло блондинку-козу, та лишь укакалась и копытцем дернула два раза – неподоенная отдала богу душу. Йончи разбил себе лицо в кровь – пытался знак удержать, Витек успел отскочить, но наступил на курицу и она от неожиданности умерла. Только кошки не пострадали, они сдриснули еще раньше, когда Витька козу за вымя поймал – решили не играть с судьбой. Ну и Олежек с Костиком ободрались ветками, милицейскую одежду в клочья располосовали. Фигня, им Анакойхер новую выпишет.

Ребе с Семенычем, вообще, ничего не поняли, видимо, фимоз мысли случился, а православные прихожане решили что это часть иудейской программы, перекрестились и не спеша, с песнями пошли по ступеням за ворота монастыря.

Короче, приумножил Витька печаль евреям…

Едем домой в катафалке, Йончи нос зажал, кровь капает, Витек на себе синяки пытается найти, радуется:

– Бля, хоть бы поцарапался, как новый, сука, видишь Йончи – держись брателлы и будет тебе по жизни пруха. Пацаны, на мне ни ссадины!.. а может я бессмертный? Со мной, брат, не пропадешь даже в синагоге! И ваще, Йончелло, какого лысого ты за эту каменюку уцепился, надо тебе рефлексы отрабатывать, не то сдохнешь скоро.

– Витя, падла, домой приедем, проверим твое бессмертие – я тебе такие рефлексы продемонстрирую, что ты будешь самого себя пугаться, тварь.

– Да ладно, не гунди, – Витюша жмет на газ, – Вернем престиж скоро, там Семеныч че-то про третий знак заикался. Что, шеф скажешь? Когда едем ставить? Опыт у нас уже есть, осталось только детали шлифануть.

– Вот Семеныч за нами Олежку с Костиком в новой форме пришлет, – отвечаю, – тогда и поедем. Заодно табличку медную прихвати с нашими именами и датами рождения. Пригодится.

Потом я Витьку два месяца не видел, похоже, кости сращивал после Йончиных рефлексов. Бог его знает…

(фрагмент)

© Yodli

© Copyright: Валдис Йодли

[Закрыть], 2012

Свидетельство о публикации № 21204050497

Витька, гопники и третий уровень мастерства

В вечерних сумерках я с Йончиком возвращался со стройки домой. Мы шли через Борок-Телеп, самый неблагополучный район города. Здесь хороводил цыганский табор, Саша-барон устанавливал свои законы и пришельцам передвигаться по данной территории было опасней, чем конкистадорам в амазонских джунглях. Милиция здесь не появлялась даже днем, а врачи и работники соцслужб перестали соваться в табор после того как там без вести пропало три инспектора с энергонадзора. Хотя Саша-барон и следил за порядком, строил часовни и пресекал наркоторговлю, смуглая шпана все же вылазила из нор под вечер потрясти случайных прохожих.

Мы шли от Миши-мясника, мозаика была почти готова оставалось уложить ее на клей. Витька отстал позади нас: жена приказала купить ему кефир для Петьки. У Петьки был дисбактериоз и кефир восстанавливал микрофлору кишечника. Я с Йонасом ступил на узкий бетонный мостик, перекинутый через дренажный канал. Как и следовало ожидать в конце мостика нас уже поджидала шайка мелких шалопаев.

– Курить дай. – на ломаном русском произнес заученную формулу самый длинный.

– Курить вредно для здоровья, – ответил я механически. Со стороны это выглядело как обмен паролями.

– Что говоришь? – подбирая слова начал заводиться длинный, – Ты кому говоришь, гад?

Сбоку от длинного маячили двое пожмаканных сопляков лет пятнадцати. Неподалеку под навесом сидели четыре крепких баклажана и один, в кожаной курточке, ронял финку острием вниз на лежащий между его ног арбуз. Финка всегда встрявала. На волосатой руке у него сверкали золотые часы. Остальные тихо перешептывались, поблескивая в темноте зубами.

– Снимай гайку, лысый козел, – с напором в голосе выдавил длинный и покосился на мой перстень.

– Что думаешь, Йончи, "хобот слона" или "хануман"? – спросил я Йончия.

Начинающие гопники насторожились.

– "Хануман", – ответил Йончи, – хотя, хер его знает.

Подростки напряглись и подобрались ближе. Сидевшие под навесом привстали и тот, с финкой, отодвинул ногой арбуз в сторону. Мы тянули время, а Витька не появлялся. " Наверно пиво сосет у стойки, подлец" – с досадой подумал я.

Касательно Витьки можно отметить следующее: Витька был прирожденый антигоп. Вот так, выпал в роддоме из маминого лона и сказал, – Хоп! Вот я – антигоп!.. А начиналось все банально. Как то Витька шел домой из гастронома и на тропинке возле фонтана поймал левый джеб в правое ухо и фингал под оба глаза. Чешское пиво, купленое Витькой для внутренних потребностей, выпили некультурные росвиговские гопы. Это обстоятельство несколько смутило Витьку и он решил дать жесткий отпор. Так как Виктор не обладал мускулистым торсом, был невысок и весь покрыт целлюлитом, то выбор техники уличного боя был весьма щепетильным. Витка пересмотрел все бойцовские фильмы, перелистал все комиксы и остановился на муай-тай. Любому школьнику известно, что профессиональный боец муай-тай имеет в своем арсенале девять основных атак, не считая блоков. Витьке хватило две. Для начала он освоил сокрушительный «Хобот слона, падающий на траву». Удары Витька отрабатывал самозабвенно, падал «хоботом на траву» по много часов в день, пока не потрескался паркет в спальне и не обсыпалась штукатурка. Соседи снизу сначала бились в истерике, потом продали квартиру и уехали жить в деревню. Затем Витька принялся за молниеносный « Хануман вырывает клюв вороне». Через неделю из стен были вырваны все выключатели, а также лоскуты из белорусского ковра, стоявшего в рулоне за шторой. В спортивном азарте также была вырвана вставная челюсть у соседа по площадке Ивана Аркадьевича. Челюсть вставили, а ковер пришлось выкинуть. Затем Витька принялся методично ходить за пивом. В первую неделю в городскую больницу поступило с десяток изувеченых гопников. Травмы носили одинаковый характер – либо сильный ушиб основания костей черепа, либо сломаные носы и сплющеные хрящи. Повреждения тела зависели от того, в какой руке Витька держал бытылки с пивом. Последнего разгильдяя привезли со сдвинутым кадыком: наш Витька рос технически. И по Росвигову скоро можно было бы ходить спокойно, если б Витька не сломал себе мизинец. Как то летним вечером он изящно опускал «хобот слона» на «траву» очередного гопа, но у того оказались на голове надеты наушники с металлической рамкой.

– Нельзя так себя вести, – добродушно упрекал Витьку врач-травматолог, накладывая ему гипс на руку. – Надо уметь контролировать эмоции. Не раздражайтесь по пустякам, держите себя в руках. К Вам пристают, а Вы игнорируйте. Самоконтроль, внутренний самоконтроль.

– Во-во, прислушайся к доктору, – говорил сидящий напротив здоровенный гопник. Рядом лежали сплющенные наушники. Медсестра бинтовала парню голову и он морщился от боли. Похоже, "хобот" достиг таки цели и слегка сдвинул мозжечок у хулигана. – А то чуть что, сразу руки распускать…

Всю ночь Витька обдумывал слова доктора, осмысливал свой внутренний мир, развивал самоконтроль и с утра пораньше принялся всех игнорировать. Особенно умело он игнорировал Йончия, когда тот просил его замесить клей для плитки. К концу рабочего дня Витька научился игнорировать даже меня. После работы, ближе к вечеру он стоял с загипсованой рукой на автобусной остановке в Павшино когда его обступили несколько небритых парней.

– Семки есть? – поинтересовался один помельче.

Виктор молчал.

– Эй, загипсованый, ты че, бля, мумифицировался? – мелкий постучал костяшками пальцев по гипсу. – Смотрите, пацаны, фараон Тутанхамон….– все дружно заржали и один, в темных очках, вылил Витьке на голову остатки пива. У Витьки бешено колотилось сердце, он мысленно уже сломал два носа и выдернул один кадык, но виду не подавал.

"… Игнорировать, буду игнорировать, – думал Витька, – истинная сила бойца сокрыта не в кулаке, а в душе его. Всех в игнор, нах..". Тем временем пацаны стали слегка раскачивать Витьку из стороны в сторону, надели на него черные очки и что то плели про утреннюю эрекцию и резиновый член. Витька закипал, правая рука слегка подергивалась – это из нее рвалась Хануман. Самый мелкий шумно вдохнул в себя воздух и обильно высморкался на витькины джинсы. В груди у Витьки сильно жгло и мир, в очках и так темный, вдруг сузился и погас. Если бы один из подростков вовремя не поймал его на руки, то Витька падая разбил бы себе голову о бетонную урну.

– Инфаркт миокарда, – говорила женщина-врач, разглядывая длинную бумажку. – Что Вы так, Виктор Филипович, себя не бережете? Нервничаете. Хорошо что ребята сердобольные попались, привезли Вас в отделение.

– Ты это, …че не сказал, что нездоров? – спросил один из "сердобольных", стоя у стекляного шкафчика. – может тебя домой отвезти, Тутанхамон?

В течении следующей недели игнорирования Витьку еще два раза привозили к тетеньке-кардилогогу с остановками сердца, после чего она заявила:

– Послушайте, Виктор Филипович, если Вы будете и дальше подвергать себя таким стрессам, то до конца месяца не дотянете. Не держите в себе эмоции, выплескивайте их наружу. Выплескивайте.

Витя стал выплескивать эмосии. Мизинец сросся и «хобот» стал опускаться на «траву» с удвоенной силой. С разных концов города в больницу периодически поступали поврежденные гопники. Травматология была переполнена, городской хирург устал складывать бандитские черепа и зашивать порваные ноздри, но в сентябре уже можно было ходить по ночным улицам не тревожась. Мамы отпускали детишек в школу со спокойной душой и мысленно благодарили неизвестного блюстителя городского порядка.

Однако, этот район, Борок-Телеп, был еще Витькой неизведан, поэтому смуглая шпана начинала борзеть все больше.

– Кольцо сними, лысый, – вплотную ко мне приблизился длинный. – А то щас зубы выплюнешь в…

Однако, куда я выплюну зубы осталось тайной, потому что длинный вдруг получил оглушительный удар в голову откуда то сзади большим белым предметом. Двое пожмаканых резво кинулись в стороны как тараканы на кухне при включеном свете.

"О, Витька пришел, " – подумал я облегченно. Но это был не Витька. Большая яркая женщина виртуозно лупила длинного белым пакетом по башке и, судя по звуку, в пакете была пустая кастрюля.

– А тэ боссом курво!!! -грозно кричала разноцветная цыганка, – Дьоршон дере хозо!!! Отец его по всему району ищет, а он, фюэ, к порядочным людям пристает. А ну домой, подлец!!! А тэ курво!!!

Удары сыпались на длинного с такой скоростью и под такими углами, что Брюс Ли мог бы аплодировать стоя с расширенными глазами. При этом цыганка умудрялась свободной рукой качать коляску с маленьким ребенком. Мелодичный звон пустой кастрюли дополнял отборный русско-мадярский мат, выстреливающий из золотых зубов женщины как из крупнокалиберного пулемета. Прикрыв посиневшую голову руками, длинный на полусогнутых ногах шустро посеменил к дому.

– Пойдем, шеф, потянул меня Йончи за рукав, – не будем мешать семейной беседе.

Из под навеса донеслось досадное ерзанье. Волосатый опять принялся тыкать финку в арбуз. Мы ушли.

– Как думаешь, Йончи, – спрашивал я у Йонаса на следующее утро, – проскочил Витька через мостик?

– Стопудово проскочил, – ответил Йони, выкладывая на полу испанскую мозаику. – Вопрос только лишь в том: "хобот слона или Хануман"?

– Я думаю что "Хануман".

– А я – "хобот слона".

Ближе к обеду пришел Витька. На нем была новая кожаная куртка и на запястье золотые часы. Все наши вопросы он игнорировал.

Потом я узнал, что той ночью в травматологию поступило четверо пострадавших ромской национальности. У всех была одинаковая, но ранее не бывалая травма – проваленая грудная клетка и сломано несколько ребер. В заключении доктор написал, что удар был нанесен твердым тупым предметом круглой формы в область солнечного сплетения. Оказалось, что уже месяц как Витька перешел на третий уровень мастерства муай-тай и освоил сногсшибательный прием – " Цапля кормит ослабевших птенцов". Потом "птенцы" долго учились ходить, а "тупому круглому предмету" хоть бы хны – шапку одел и пошел за кефиром.

(фрагмент)

© Yodli

© Copyright: Валдис Йодли

[Закрыть], 2012

Свидетельство о публикации № 21204041651