Текст книги "Аморальные байки с плохими словами"

Автор книги: Валдис Йодли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 16 страниц)

Витька и туфли из кожи страуса

Красное вино. глава II.

Бродячий пес, нашедший в подворотне остатки вареной курицы, не радовался так, как ликовал я. Три веских обстоятельства были тому причиной. Еще бы: во первых, Глеб Егорыч не только подкинул нам новую работу, но и готов был оплачивать все транспортные расходы. Во-вторых… не важно. И в третьих: отхватить строительный заказ в Министерстве Транспорта – такая возможность выпадает не часто и не каждому провинциальному архитектору. Отличный повод зарекомендовать себя профессионально, оставить потомкам, так сказать, неизгладимый след…

– Какой такой след? – переспросил Витька.

– Неизгладимый. Это только ты, болван, оставляешь вонючие коричневые следы. – Я удобно устроился на нижней полке купе и собрался просвещать Витьку. – Все великие люди, в отличие от тебя, навозного червя, оставляют после себя многовековые творения. Взять, к примеру, Алекандра Македонского… хотя нет, лучше Петра Великого – взял, да и построил город на болотах…

– Хули там город, – отозвался Витя, – Вот у меня сосед, тоже Петром зовут, он такой след оставил… Неизгладимый. Вся деревня до сих пор крестится. Прикинь, шеф, поехал в клуб на комбайне. На ночную дискотеку. Доехал до середины заледенелого озера…

– Ты достал со своим дядей Петей, дурачок… – Я извлек из сумки сверкающее рубинами вино и передал Вите. – Тебе о высоких материях вещают… Взять, например, семь чудес света: Великие Пирамиды, Александрийский Маяк, Висячие сады Семирамиды… слышал, нет?

– Не, про висячую семирамиду не слышал. – Витя откупорил бутылочку. – А вот пирамиды – да. Страшная вешь. У меня мамка в та-а-акую финансовую пирамиду влезла! Лохотрон еще тот – все бабки на ветер. Чуть без квартиры не остались…

– У тебя, Витя, только бабки в голове. И бесшумный вентилятор на присосках. А вот древний зодчий Сострат Книдский о будущих поколениях думал. По приказу царя Птолемея соорудил на острове Фарос невероятного величия маяк. Сто сорок метров высотой. Светил Александрийский маяк морским судам на сотню километров и не было ему подобного в мире. И решил Сострат оставить по себе память, но не мог: царь Птолемей велел нанести на маяк свое имя, царское…

– Да болт на царя, – возмутился подсобник, – где демократия, йолкин дрын?! Че то, шеф, твой Кастрат тупанул не по детски…

– Сострат.

– Ну, пусть будет Сатрап… или как там?

– Сострат…

– Баран твой Сострат! Надо было рвать капусту и валить на хрен. За кордон… Петлять огородами! Насрать на царское имя…

– Ты слушай, болван огородный!.. Так вот. Этот древний Кастрат, тьху ты!.. Сострат, прежде чем штукатурить каменные стены маяка, нанес на него свое имя: «Сострат, син Декстифона», а затем покрыл слоем штукатурки. На свежую штукатурку нанес имя царя Птолемея. Царь был в восхищении. Он же не знал, что под штукатуркой скрывается имя зодчего…

– От собака…

– Имя зодчего открылось после того, как выветрилась штукатурка. Через шестьдесят лет. – я взял из витькиных рук стаканчик ароматного вина, – Царь уже умер, а каменные стены донесли до нас истинное имя великого архитектора. И седьмое чудо света – Александрийский маяк.

Так, за познавательной беседой о неизгладимых следах, висячих садах и прочих масонских тайнах каменотесов докатились мы до славного города Свалявы.

В Сваляве проводница принесла в подстаканниках горячий чай. Витка чай выпил и подстаканник в руках вертит:

– От жеж, обнищала железка. Совсем опустилась… раньше подстаканник стырить было не стыдно, а теперь один срам – в руки противно взять. У меня дома целая коллекция – самые кудрявые со всего Союза собраны…, а это, бля, не подстаканник, а позор нации какой то…

– Ты если че то не сопрешь, сразу заболеешь, – Йончи смеется, – пора твою клептоманию лечить.

– Это че такое?! – Испугался Витя. – Шо за клептомания, шеф?

– Страшное заболевание, Виктор, – говорю ему с умным лицом. – Пульсирующая копрофилия мозга. Лекарств еще не придумали. Сопровождается сильной душевной болью.

– Не хер ее лечить, – Витька успокоился и ступни ног к оконному стеклу приложил, – она у меня не болит.

– А что у тебя болит? – спрашиваю участливо.

У меня член болит без любви. Третий день без Нинки… эх! – Витя на нижней полке растянулся и зашлепал голыми ступнями по окошку веселый ритм:

 
Мой дружок красноголовый
Побывал уже везде.
Чтоб он не примерз к коленке
я держу его в …
 

– В узде? – удивился Йончик.

– В мазде. – брякнул Витя. – Йолкин-дрын, пацаны, могло бы неземное тело приземлиться, лет двадцати пяти и с четвертым номером сисек. И, желательно, без лишних предрассудков.

– Хрен тебе обломится, брателло, – хмыкнул Йонас– такие овцы без пастуха не передвигаются.

– Нам овцевод ни к чему, и так хорошо едем, – высказываю свою мысль, – скорее всего, никого не подселят: все нормальные люди дома рождество празднуют…

От Свалявы оттолкнулись, катимся по рельсам и о преимуществах клептомании рассуждаем, вдруг, в купе какой то хряк с голосом сифилитика вваливается:

– А что это вы алкоголь в общественном месте распиваете? – сипит и портфель из черной кожи на полку закидывает, – Вам что, ваши права зачитать?!

– Дядя, проходи мимо, – Витя от окошка пятки отлепил, – не мешай преодолевать сложные расстояния.

– Ну ка, подвинься, ушастый, – мужик на матрас всем весом рухнул, Витьке чуть голову не раздавил, – у меня верхняя полка, но я снизу останусь. Не те годы по верхам скакать.

Я присмотрелся к пассажиру: откормленный здоровяк в полтора центнера, шея отсутствует, руки как у меня ноги, весь в черном, даже тесемки плетеные на черной вышиванке. И на костяшках «КОЛЯ» наколото.

– А что, Николай, – протягиваю ему стаканчик мадеры, – по работе передвигаетесь или на отдых после тяжких трудов?

– Брат у меня в Тернополе, – стакан вина залпом сглотнул, – еду на праздники проведать. Гостинцы везу, – по черному пакету похлопал.

– Чем занимаетесь, Коля? – еще стакан наливаю новому другу, – вы не спортсмен часом?..

– Баловал железом по молодости,… пауерлифтинг, – опять в себя опрокинул, – сейчас другие виды спорта осваиваю.

– Вы, наверно, медицинский работник, – еще стакан мадеры ему наливаю, – у Вас внешность интеллигента…

– Почти угадал, – губы вытирает после четвертого, – есть такая профессия – людей от жадности лечить…Судебный исполнитель я.

– А-а-а, ну тогда, Ваше здоровье, – пятый стакан из бутылки сцеживаю, – желаю не повредиться на работе, продуцировать без производственных травм, так сказать… Кстати, вот вам моя визиточка, я – молодой, но талантливый дизайнер,… может, надумаете интерьеры в исправительной колонии улучшить, – даю ему визитку Славика, – милости просим в Мукачево.

– И вам не хворать, – стакашек опрокинул, рукавом занюхивает, – слышь, красноухий, – Витюхе головой кивнул, – давай катапультируйся наверх, папе отдохнуть надо…

Николай туфли из черной страусиной кожи снял, завязки на черной вышиванке ослабил и, прямо в черном пиджаке, на полосатый матрас пузом кверху улегся. Колышется в такт поезда и храпит дико. За окном елки снежные мелькают, белые склоны и тоннели, а Витька сверху ноет:

– Мужики, сделайте что то с этим бодибилдингом, уснуть просто нереально, храпит беспощадно, бычара…

– Я слышал, что если храпящему над ухом посвистеть тихонько, то он на бок повернется и храпеть не будет… только я свистеть не умею, – говорю.

– Щас посвистим, – Йончи свесился вниз, – я известный виртуоз художественного свиста.

Наклонился над штангистом, свистит легонько марш мендельсона, и в натуре, через две минуты Николай че то матюкнулся сквозь сон и рылом к стенке повернулся.

– Видите, пацаны, – радуюсь, – действует безотказно. Можете спать.

– Хер тут уснешь, патрон, – Витька опять скулит сверху, – он теперь пердит чесноком, хряк противный… Йончи, хватит свистеть, пусть лучше храпит…

Йонас на полку залез, свистеть перестал, а судебный пристав снова на спину лег и шумит громче компрессорной станции, аж зеркало в двери дрожит.

– Да мать его за ногу! – Витька наверху мечется, – Йончи, брателло, свистни опять, а то барабанные перепонки лопаются и кровь с носа идет..

Йончи-перфоратор соскочил, «белые розы» высвистывает, а Коля опять, хлоп, и на бок – бздит чесноком, животное.

– Смахивает на копченую колбасу с тмином, – Йончи принюхивается между куплетами, – хотя, немного и корицей отдает. Наверно, салями была.

– Нет, не салями, однозначно, – резюмирую, – немного кислым несет, скорее всего, пироги с капустой.

– Тогда это сигидинский, – шмыгает носом Йонас, но ритм держит, – там и капуста, и мясо, и специи…

– Бля…да вы задрали, свистуны! – Витек с полки свесился, глаза красные и слезы текут, чуть не плачет, – не паровоз, а газовая камера на рельсах…ну вас в пень, эксперты хреновы, …иду свежего воздуха глотну чуток…

Тут поезд как раз в Воловце остановился, пассажиров подбирает. Витя ботинки обул, спичку промеж зубов сунул и на перрон вышел, звездным небом любуется. Легкие вентилирует.

Йончи тоже дверь в купе приоткрыл, проветривает …тут поезд дернуло слегка и воловецкий перрон медленно за окном поплыл. «Как бы Витек от состава не отделился, – переживаю, – Он, дурак, может»… Неожиданно дверь распахивается и Витя в купе залетает, глаза квадратные, бывшего спортсмена за плечи трясет что есть сил, орет как резаный:

– Николай!!! Вставай скорей! Там твой Тернополь уезжает, нах…!!! Проспал братуху, служивый…хватай портфель – к выходу беги!

Судебный пристав резко так вскочил на матрасе, портфель к груди прижал, глаза выпучил и ни хера не понимает:

– Шо!? Где!? Как проспал, бля…?!?

– Дуй на выход, Коля, Тернополь тебя ждет!– Витька ему туфли в руки сует.

Тот, с просонья, в одних носках в тамбур ломанулся, только занавески следом падают, портфель в руках держит, а туфли подмышки сунул. Двери распахнул и успел таки соскочить.

– По моему, Витька, снаружи Воловец, – я в окошко наблюдаю как Николай пытается на снегу обувь напялить, – до Тернополя еще целую ночь трястись по графику.

– Вот и пусть трясется, волк тряпичный, только на другом трамвае, – Витек окно пробует опустить, – здесь благородные доны собрались, а они вечер драмматического свиста устроили. Свистуны, йопта…

– Пацаны, похоже он тут свои страусячьи туфли забыл, – поднимаю боты за шнурки, а Йончины топанки где?…

Короче, вышла такая клизма, что йончины потертые ботинки прижились у судебного исполнителя на ногах, а нашему перфоратору страусиные шузы ручного пошива достались.

– Четыреста баксов минимум, – туфлю на руке подкидываю, – а ну примерь на ногу, Йонас, будешь у нас самым гламурным плиточником на Закарпатье.

Туфли чуть великоваты оказались, но на вязаный носок в самый раз – блестят пупырышками – можно Йончия женить не глядя. Кстати, кулек целофановый тоже неплохим трофеем оказался, Витька его зубами вскрыл, а там колбасы копченой немеряно и шмат свинного окорока. Не пропадать же добру – пришлось скушать под сухое вино.

– Ты что, шеф, ему Славкину визитку сунул? – Витя колбасу жует, – он жеж, вроде, перевоспитался уже… на Дне Города.

– Да фиг там перевоспитался, – шинкую окорок на газетке, – Славика каждый сезон надо на средневековый демотиватор отправлять. Перевоспитываться. Тогда может, станет человекоподобным существом.

– Ох, найдет его Николай – убьет нахрен…

– Не найдет. – говорю. – Если его Жорик, полковник разведки, до сих пор не нашел, то судебный пристав и подавно не найдет. Славик – непревзойденный мастер мимикрии и виртуоз по заметанию следов… Вон, за ним уже сколько человек бегает: авторитетный Патефон, Жорик-разведка, туркменские ассасины и теперь Николай…

– Что за туркменские ассасины? – спросил Йончик. – Не слышал про таких.

– Неужели не слышал про ассасина Ханджара? – удивленно глянул я на Йонаса. – Легендарный Ханджар – наемный убийца неверных. Тюркский следопыт и кровавый кинжал в черных песках Кызылкума.

– Че за хер с бугра? – заинтересовался Витя, – Давай, рассказывай, шеф. Все равно стучим по рельсам… Ночь длинная.

– Ну, можно и рассказать… – я достал из сумки вторую бутылку красного вина, – Помнишь, Йонас, тех туркменов, которые траву курили у Жорика в гостях? Ну, когда Витя помог ему сухое дерево на пасеке спилить?.. а, ну ты самое интересное пропустил: в доме ковырялся, швы на камине затирал…

– Да помню, как не помнить. Пока вы там с пчелами игрались, я возле этих туркменов сладким дымом так обкумарился – башка раскалывалась на части.

– Так вот, Йончик, еще до того, как Витя познакомился с пчелами, Жорик со мной за работу расчитался и принялся своим азиатским гостям интерьеры демонстрировать: водит их по дому, показывает и камин с русалками, и стены в травертине, и комоды резные… А один туркмен прилип ко мне как банный лист, мол, какой красивый дом я Георгию сотворил. Бродит по хате, восхищается, пальцами стены щупает:

– Ай-яй-яй… какой красивый стена! Какой хороший комната, ай-яй-яй…! Какой красивый русалка!

– Это все Валдиса творение, – Жорик на меня кивает. – Талант!

– Слушай, дорогой, – говорит этот аксакал Георгию, – дай мне свой талант не надолго: хочу ему свой дом показать… Пусть посоветует мне что то хорошее. Мы туда и обратно.

– Да хоть насовсем забирай. – махнул рукой Жорик, – мне он больше не нужен.

Запрыгнул я к этим чебурекам в джип. Присмотрелся – сразу видно, что серьезные мужики. Тачила внутри вся в шагрень затянута, торпеда от лампочек и фольги сияет как новогодняя елка, в салоне мобильная мини-АТС с «тарелкой» вмонтирована. И окна шелковыми занавесочками затянуты.

– Это мой младший брат – Ханджар. – Аксакал перстнем на водителя показывает. – Очень добрый человек. Внимательный. А это – мои племянники. Италмаз и Порсы. Хорошие люди. Они о тебе позаботятся.

Я в это время разместился на заднем сидении автомобиля. С двух сторон меня плотно зажали заботливые племянники. Ханджар завел двигатель и медленно направился по Собранецкой, в сторону аэропорта.

– В хорошем месте у Вас дом, – говорю, – совсем рядом. Возле кордона… Так что Вам подсказать нужно?

– Понимаешь, дорогой, – отвечает туркмен, – дом себе строю. Фундамент уже есть – архитектор один, вроде тебя, заложил… Да пропал. Совсем пропал.

– Заболел, что ли?

– Да, дорогой, заболел. Ханджар его в арык бросил. – Аксакал глянул на водителя, – Ты зачем москвича в арыке утопил, брат?

Ханджар угрюмо молчал.

– В арык, это в канал, наверное? – спрашиваю осторожно.

– Это у Вас канал, дорогой, – смеется бай, – у нас, в Барсагельмес, – арык.

– Так мы что, в Барсагельмес едем? – поразился я, – в Туркменистан?!?!

– Не едем, дорогой, летим. Самолетом летим. Вот, аэропорт уже видно. – старик показал пальцем на сетчатый забор ужгородского аэропорта. – Через три дня будешь домой ехать – богатый и здоровый. Так говорю, Ханджар?

" Ни хера себе, – у меня от неожиданности аж пенис внутрь живота втянулся. – то что я буду богатый – это возможно. А вот насчет «здоровый»… – я глянул на каменное лицо доброго Ханджара, – это очень сомнительно… Бля, еще эти племянники по бокам прижались, как их там… Медный Таз и Посцы… нет уж, пожалуй, я лучше бедным останусь."

– Ах ты ж йадрена-матрена! – я быстро сделал расстроенное лицо, – Как же у меня из головы вылетело! Ведь моя супруга в роддоме лежит… должна родить вечером. Это же надо, про беременную жену забыть! Простите, братья-азиаты, не могу сейчас лететь… давайте завтра. Или еще лучше – я Вам своего коллегу дам – Славика. Он, можно сказать, мой наставник в сфере дизайна. В Будапеште учился. Европейское светило. Гений. Я рядом с ним – тьху!.. вошь на гребешке.

Туркмены переглянулись.

– И чего? – спросил Витя, – поехал Славик?

– Полетел! – я глотнул немного вина из стаканчика, – На самолете полетел… Как услышал, что из за моей сломанной ноги в Дубаи крупный заказ пропадает, сорвался стремглав. Ну, про Туркмению я решил не уточнять. Да какая разница: нефтяные шейхи из Персидского Залива или газовые туркменбаши из Барсагельмес. Что одни, что другие – в белых халатах до земли и пальцы в алмазах. И тоже мусульмане, между прочим.

– И как, разбогател Славик? – поинтересовался Йончи.

– Не успел. – я принялся поправлять белье на полке, – Вмешались обстоятельства непреодолимой силы, а именно – славина глупость. Ведь говорил я дураку, книги читай, в институт ходи, ан нет – пару клавиш выучил в компьютере и решил, что Бога за бороду ухватил… Аксакал этот оказался самым главным баем в ауле и к тому же сказочно богат. И решил на соплеменников произвести впечатление: на песке построить дом европейского образца, да еще с бассейном на крыше и с пальмами вокруг. Прямо висячие сады Семирамиды затеял… Ну, Славик рад стараться – быстренько ему в 3d Maxе проектик состряпал, картинки гламурные продемонстрировал. Утвердили. Начали строить. На фундамент, тот что от московского архитектора остался, стены из плинфы поставили. Правда, настоящей плинфы не нашли, поэтому Славик тротуарной плиткой ее заменил. Дорого, конечно, но красиво. А сверху, на крыше, бассейн соорудили. Только арматуру забыли поставить и сейсмопояса не отлили… И вот, дом уже почти готов: осталось бассейн водой наполнить. И тогда внимательный Ханджар сомнение высказал насчет надежности постройки, мол, если Славик уверен в несущей способности перекрытия, то пусть под бассейном стоит, пока его наполнять водой будут… Не знаю, то ли Славик не был уверен расчетах, а может просто решил ночью по пустыне прогуляться, но на следующее утро, в день испытаний, он исчез из аула бесследно. Решили бассейн без Славика испытывать… Эх, советовал я Славику иногда в руки «Сопромат» брать и «Строительную механику» почитывать, да где там: лопнул бассейн как старый презерватив и рухнул карточный домик с грохотом и шумом… хули говорить, пацаны… Селевым потоком смыло половину саманных хижин в поселке. Барсагельмес был разрушен… Аксакал пребывал в ярости и велел Ханджару изловить ужгородского Славика, привязать его к двум верблюдам и разорвать пополам. Останки дизайнерского тела бросить бродячим шакалам. Но Славика и след простыл: он, почуяв беду, умудрился исчезнуть бесследно. Причем, так ловко запутал следы, что верный Ханджар не знал в какой стороне его искать… Так и рыщет теперь по черным пескам кровавый ассасин с кинжалом возмездия под плащом. Желает вернуть долг чести самому легендарному дизайнеру всех времен и народов – Славику.

© Yodli

© Copyright: Валдис Йодли

[Закрыть], 2012

Свидетельство о публикации № 21204051470

Ночная оргия и зеленый агломерат

Красное Вино, глава III.

– Мужики, план простой: прикатываем в Киев, кроем мрамором все, что можем покрыть, рвем капусту и резко чешем домой. Только без фокусов и провокаций, – я сурово глянул на Витьку, нанизывающего вагонные шторки на тесемки из бязи.

– Не хер делать, шеф, – отозвался деловито Витек, – можем покрыть и мрамором, и гранитом, потом сорвать и еще раз покрыть… кто финансирует все телодвижения?

– Не твоя забота, подсобник… Заказчик – серьезный кекс. Минтранс.

– Это та контора, что паровозы гоняет?

– Она.

– Так хули ты шорохаешься, патрон?! Работа будет в лучшем виде. – Витя сидел у окна и наматывал на руку медную проволочку от железнодорожной шторы, – За дополнительную плату мы им итальянскую плитку и в вагонах поставим…Все будет джуки-пуки.

* * *

Здание Минтранса представляло собой гигантский фалос из зеленого стекла, торчащий посреди Киева, как кочерыжка у матроса дальнего плавания, символизируя своим силуетом пофигистическое отношение ко всем возможным средствам передвижения, будь то самолеты, пароходы, лифты и поезда. А также полную аппатию к находящимся в них пассажирам. Ибо пассажир – это ненадолго, а Минтранс – уже навсегда.

«Да, другой бы так не смог, – размышлял я по дороге в министерство, – они, крысы кабинетные, Егорыча на пенсию спровадили, а он им с ремонтом помогает. Золотой человек, хоть и транспортный прокурор, йолы– палы… Душевный мужик.»

В министерстве нас встретили радостно. Видимо страусиные туфли в Киеве являлись чем то наподобие визитной карточки, потому что прямо у входа к Йончику подбежал оживленный толстячок и, схватив руку, принялся ее энергично трясти:

– Иван Семеныч, завхоз. А мы Вас уже заждались, товарищ архитектор, – залопотал колобок детским голосом, – Испереживались… сроки жмут, не успеваем катастрофически. Через неделю объект сдавать, а тут завал… еще грузчики подвели – зеленый агломерат вдребезги раскрошили. Пришлось списать по акту… Спасайте, ребята, – жалостно обвел нас глазами толстяк.

«Так уж и разбили? – поймал я скользкий взгляд завхоза, – Небось себе на дачу уволок? Решил жену порадовать?! Колись, гад кругломордый!»

" Ну почему сразу на дачу? – подумал робко в ответ Иван Семеныч и попробовал отвести взгляд, – К Галине Рудольфовне отправили. Строится она… к тому же – начальник отдела кадров. Нужный человек в аппарате."

«Ага, а нам теперь ваше дерьмо разгребать, ворюги аппаратные, – я цепко держал зрачками мокрые глаза завхоза, – И еще неясно: сможем ли разгрести».

– Сможете, друзья, сможете! – завхоз наконец-то выдернул горячую ладошку из моей руки. – Отблагодарю чем смогу… Денег дам… Любое желание выполню, только спасите! А завтра еще должна ревизионная комиссия нагрянуть… Приедут, а у нас конь не валялся… Надо бы до утра что то скоренько придумать.

– Ну-у… в плане скоростной работы – это к нам. Мы чемпионы мира по установке плитки в экстремальных условиях, – успокоил Витька толстяка, – Ради денег… пардон, ради дела к утру Вам таких коней наваляем… Если беремся за ремонт – результат будет потрясный. Долго нас будете помнить.

«А к некоторым, Витя, ты еще прийдешь в ночных кошмарах», – думаю.

– Кстати, Вам Глеб Егорыч презент передал, – протягиваю завхозу две баклаги красного вина, – трехлетний урожай лозы. Кадарка и траминер. Только их смешивать не желательно: Кадарка, она сразу по ногам рубит. Мысли хорошо проясняются, а вот ноги не слушаются совсем. Парализует. Траминер – наоборот, в голову смертельно шибает. Башку отрывает напрочь, зато руки-ноги подвижные становятся. Короче, разберетесь сами…

Пошли будущее место для подвига осматривать. Место оказалось весьма несложным: огромный фойе-холл с большим количеством ступеней и подоконников. И эти бетонные ступени по великому замыслу столичного проектанта должны были одеться в итальянский камень… Теперь перед нами стояла задача простая и невыполнимая одновременно. Простая, ибо покрыть агломератом несколько квадратов бетона – для Йонаса плевое дело. Невыполнимая, потому что зеленый агломерат прижился в доме начальницы отдела кадров и скорой замены ему не предвиделось.

– Надо спасать ситуацию, Йонас, – я принялся уговаривать Йончика, – иначе нам вечный позор, а министру – пояснительные отчеты в прокуратуре. Толстяку, вообще, участь постоянного клиента на бирже труда. Нам ведь не впервой из дерьма конфету лепить…

– Оно то не впервой, – Йончи затылок чешет шпателем, – только лепить не из чего. Итальянское дерьмо стырили, разве что дедовским способом попробовать…

– Да хоть бабушкиным, Йончик, – дергаю мастера за рукав, – Смекалку прояви, как в армии… Вот у меня случай был: нужно было срочно ленинскую комнату оформить. Также, комиссию генералов ждали, а ленинка в ужасном состоянии – стены облуплены, в штукатурке дыры такие, что руку можно просунуть. До утра никак не перештукатурить. Западня…

– Ну и че? – заинтересовался Витька, – как выкрутился, патрон?

– Да вот так и выкрутился… Вспомнил я экскурсию по Петергофу. Архитектор Растрелли, кстати…

– Вот зверье! – сплюнул Витя.

Заткнись… – я пнул подсобника ногой, – Так вот, студентом успел в Ленинград съездить. И запомнилась мне Китайская комната в шелк затянутая… Я к замполиту в кабинет побежал, мол, спасу Ваш пролетарский зад, если мне ткань найдете хорошую. Ткани шелковой квадратов тридцать надо… И на его шторы бежевые глазами показываю… Хули делать, сняли в штабе занавески, в ленинской комнате рейки деревянные на стены наколотили и шторы мелкими гвоздиками внатяжку прицепили. Красота получилась неописуемая: стены бежевым шелком переливаются, лакированые карнизы и плинтуса блестят, а по центру – дедушка Ленин в красную скатерть задрапированый. Генералы были в коммунистическом экстазе. Первое место по КЗакВО взяли. Замполит на повышение пошел. Благодарил потом. И все за одну ночь, пацаны…

– Да уж, – отозвался Витя, – за ночь можно столько наколбасить умеючи… Вот помню Нинка меня…

– Витя, умолкни, – резко сказал Йонас, – сейчас твои воспоминания ни к месту. Надо ситуацию выруливать… И, похоже, я знаю выход. Тащи цемент, Семеныч! И шлифмашина нужна. С алмазным диском. Еще надо бы мраморной крошки мелкой фракции и, желательно, с зеленым оттенком… Будем ксилолит делать. Хлопотно, конечно, грязно, но красиво.

Семеныч резко оживился. Побежал куда то звонить. Через час в фойе было сложено несколько мешков качественного цемента, стояли ящики с мраморной крошкой и Йончик подключал бетономешалку к сети. Крошку Семеныч выпросил в Комбинате Благоустройства, они ей клумбы в Кабмине посыпают для гармоничного развития министров.

– Теперь нам только не мешайте, – похлопал я завхоза по плечу, – Исходные материалы есть, вода есть, опалубка есть – будут Вам к утру и ступени из итальянского агломерата, и зеленые подоконники, и довольные ревизоры. Но придется Вашему министру через задний проход пару дней походить. Главный вход мы перекроем…

– Уж лучше два дня через задний проход походить, чем полгода во внутренних органах просидеть, – завхоз вдруг выдал поразительно убедительную сентенцию.

– Это верно… – я отложил его мысль в свободную извилину, – А вот! Самое главное, Семеныч, надо бы еще красителя зеленого. Совсем из головы вылетело.

Семеныч бросился за красителем. Тем временем Йончик выставил опалубку и готовил первую смесь. Витька пристроился на подоконнике и молоточком плющил медную проволоку из под штор.

– Витя, тварь подколодная! – я озверел, – ты, имбецил росвиговский, сюда приехал проводками играться?!?! Бери раствор, шакалюга, будешь опалубку наполнять. Только аккуратно – уровень не сбей!

– Хули ты пузыришься, шеф? – невозмутимо ответил Витька, пряча в карман проволку, – Все будет сандокан. А уровень мне нахер не нужен. У меня глазомер знаешь какой? Все твои нивелиры спрячутся.

С этими словами подсобник принялся наполнять ведро зеленой суспензией. Йончик вошел в ритм и работа закипела.

* * *

Мы усердно пахали, а в уютном подвале министерства назревала предновогодняя оргия работников транспортного хозяйства. Иван Семеныч наконец то получил шанс совратить ту самую Галину Рудольфовну, у которой теперь была кухня из итальянского агломерата. К ним решили присоединиться начальник охраны Рамир и новенькая секретарша министра – Сонечка. Причин для массового совокупления у аморальных чиновников было достаточно: Иван Семеныч давно мечтал о роскошных губах начальницы отдела кадров. В свою очередь Галина Рудольфовна была обязана отблагодарить завхоза за зеленую полированую плитку и, так как после четвертого развода она благодарила всех мужчин одинаково страстно, исход вечеринки был ясен обоим. Красавец Рамир просто искал половых развлечений и секретарша Сонечка была для этого подходящей кандидатурой: тонкий стан и упругие бедра – что еще нужно горячему мужчине с длинными чувствительными пальцами. Сама же Сонечка давно мечтала попробовать настоящего красного вина, а не той крашеной порошковой бодяги, что продают в магазинах. О том, что в полночь ее будет драть изнурительный Рамир она не предполагала.

Теперь же знойный Рамир расставлял на столике бокалы и цитрусовые плоды. Кругленький завхоз Семеныч, мысленно лаская шею Галины Рудольфовны и позабыв о толстой супруге Татьяне, откупоривал бутыль розового траминера. Галина в предвкушении корпоративного оргазма удобно устроилась на единственном диванчике в котельной и шаловливо покачивала свежевыбритой ножкой. Остальные разместились в креслах. Помещение котельной выбрали неспроста: здесь было тихо и безопасно, к тому же осквернять государственные кабинеты запахом алкоголя и развратного секса противоречило должностной инструкции служащего персонала.

– Божественно! – начальница отдела кадров поднесла к ноздрям благоухающий нектар. – Вы, Иван Семенович, мой кумир и волшебник. Какой аромат! Какие краски!

– И правда, изумительный вкус! – Рамир Эльбрусович чокнулся с Сонечкой, – За Вас, Сонечка! И за Ваши обаятельные глаза, покрытые сизой дымкой пламенеющего сердца.

Тост секретарше понравился и она смело опустошила бокал до дна.

– А Вы почему не пьете? – удивилась Сонечка, – вкусное вино, Иван Семеныч.

– Я хочу кадарку попробовать, – лысый колобок принялся вскрывать второй сосуд, – а смешивать не желаю. Виноделы не советуют смешивать…

– Да ладно Вам, – игриво засмеялась Галина Рудольфовна и протянула пустой бокал завхозу. – Наливай, зайчик, будем пробовать все.

– А я к виноделам прислушаюсь, – Рамир постучал по бутылю изящным пальцем, – Вот пригубил траминер – его и буду дальше пить. А то еще глупостей наделаю. Правда, Сонечка?

– Ой, да какие могут быть глупости, – захмелевшая Соня чмокнула губами воздух в сторону Рамира, – Мы же культурные люди с высшим образованием. И не может быть никаких глупостей… короче, наливай, Семеныч.

Семеныч украдкой глянул на Рамира, тот мигнул одним глазом и Семеныч налил. Кадарка переливалась кровавым шелком, струилась атласной лентой и жила в тонком стекле своей жизнью. В котельной витал тонкий аромат виноградной лозы и начинала кружиться голова.

– За безрассудную любовь! – Детский голос завхоза выдал удивительно емкий по содержанию тост.

Этот тост опять понравился, все звонко чокнулись и поцеловались. Причем от поцелуя Рамира завхоз Семеныч неожиданно получил массу удовольствия. Он бы, возможно и сопротивлялся, но кадарка медленно делала свое дело: ноги у завхоза отказали и язык уже слегка заплетался. Белоснежная шея Галины Рудольфовны вдруг смазалась и уплыла в сторону водонапорных вентилей. На душе стало легко и грустно, как бывает ранней осенью в городском парке. Внутри чиновника сладко защемило от тоски. Прозрачная меланхолия властно заключила Семеныча в свои обьятия и глаза у него увлажнились. Вдруг он увидел себя, маленького мальчика в коротких штанишках, идущего с мамой в цирк. Вокруг много людей и в руке он держит сахарного петушка на деревянной палочке. Они заходят в цирк, садятся в первом ряду у манежа и хлопают дрессированому медведю Рамиру, а тот кланяется, кланяется, кланяется… Но вдруг сахарный петушок падает из детской руки прямо в грязные опилки и сосать его становится невозможно. Маленький мальчик горько плачет, заливается слезами, пускает носом пузыри и успокаивается лишь получив теплую материнскую грудь…