Текст книги "Загадка Отца Сонье"

Автор книги: Вадим Сухачевский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 19 страниц)

Объяснения отца Беренжера в которые столь некстати или же кстати вмешалась садовая лестница

Оставшись одни, мы некоторое время молча смотрели друг на друга: я – исподлобья, отец Беренжер – прямо и открыто. Так же молча он указал мне на место за столом и сам уселся напротив.

– Прости меня, Диди, – первым заговорил преподобный. – Я, право, чувствую себя несколько виноватым, но о том, что это… То, что у нас с Натали… Что это каким-то образом коснется тебя, я, клянусь, узнал гораздо позже.

По-прежнему исподлобья глядя на него, я спросил:

– Что же, она вам сразу ничего обо мне не сказала?

– Да мы вообще ни о чем таком с ней поначалу не разговаривали. Она была одной из немногих прихожанок отстроенного мною храма. Мы с ней беседовали о Граале, о тамплиерах, о некоторых противоречиях в вероучении и об истоках этих противоречий. Ты, должно быть, помнишь, что эти противоречия начались с неверного – преднамеренно неверного! – понимания Церковью образа Марии Магдалины, которая в действительности была… Впрочем, я тебе в прошлый раз уже рассказывал… Потом, когда она задала вопрос о моем браке с Мари, столь необычном для священнослужителя, да еще с одобрения Ватикана, пришлось поведать ей о моем происхождении… – Вдруг он приостановил свой рассказ и прислушался. – Диди, тебе ничего такого не показалось? По-моему, там какой-то скрип наверху…

Я пожал плечами:

– Ветер сегодня. Может, это каштан – ветками по стене?.. – сказал я. А про себя подумал: чем так слух напрягать, вы бы, преподобный, Лучше нюх свой напрягли да принюхались к себе, кем бы вы там ни были по происхождению.

– Каштан?.. Да, может быть, каштан… – согласился он. – На чем мы с тобой остановились?

– На вашем происхождении.

– Да, в связи с разрешением Ватикана на брак с Мари пришлось ей об этом рассказать. Ведь без того брака (ведь ты понимаешь, о Чьем браке с Магдалиной я говорю?) не было бы всего рода деспозинов, всего семейства Грааля. Верно, сам Господь не желал, чтобы оно пресеклось. А коли так – то не должно оно пресечься и в моем колене. Лишь этим, полагаю, можно объяснить столь необычное решения Ватикана в моем случае. Мари, однако (ты это знаешь), оказалась бездетной. Я снова запросил Ватикан и через день после твоего отъезда получил оттуда соизволение на второй брак.

– И конечно, поспешили сообщить о том Натали, – как смог, съязвил я. – С прихожанками-то у вас, особенно с незамужними, не особенно густо.

– Нет-нет, – вставил он, – все было совсем не так!..

– А ей захотелось пожить во дворце со зверинцем! – не слушал я его.

– Да нет же! Зверинец мой она, кстати, недолюбливает. Особенно ее пугает вой гиены. Только с марабу моим, с Гарун аль Рашидом (помнишь его?), кажется, сдружилась – когда приходит, всегда держит у себя в кармашке су и радуется, если он монетку вытаскивает…

– Захотела принцессой стать, – гнул я свое. – Из дома Меровингов… Или там чуть ли не самого царя Давида…

– Да повторяю тебе – не так все было! И о соблаговолении Ватикана я ей сказал не сразу, и о происхождении своем!.. Просто… Знаешь как это бывает… Просто почувствовал, что тянет ее ко мне. Все время встречает, вроде бы случайно, в храм ко мне все чаще наведывается… Она меня полюбила, клянусь тебе! Этого нельзя скрыть!.. Но я ведь кюре; к тому же, согласись, довольно необычный для здешних краев. Да вдобавок еще – женатый кюре…

– И вот тут вы ей наконец рассказали…

– Да, мальчик мой, тут я ей все рассказал.

– И она…

Он с грустью посмотрел на меня:

– Да, Диди, она почти сразу дала согласие. Прошу, не держи на нее зла. Девушки выбирают сердцем, и это сильнее, чем все данные ими обещания… Кстати, о том, что она обещала тебе… Право, я узнал об этом от нее только вчера, когда мадам Риве растрезвонила на всю деревню, что завтра ты приезжаешь. Она… Я имею в виду Натали… Она так жалела тебя и так боялась встречи с тобой!

– А встречи с этим рогатым у вас в храме она не боялась? – нес уже я невесть что.

– С Асмодеем? Нет, я велел художнику замазать эту тень, пожалуй действительно не слишком подходящую для Божьего храма. (Нате пожалуйста! Осенило!)…Прошу тебя, Диди, – продолжал он, – не дуйся на нее, с годами поймешь – она не так сильно виновата, как тебе сейчас, должно быть, кажется.

Да нет, я уже понемногу приходил в себя. Не было, не было ее больше, моей Натали! Была иная, сдружившаяся с марабу этим, смирившаяся с запахом, который был, был, – как она могла не уловить с ходу? «Она…» – подумал я. И продолжил уже вслух:

– …Просто она захотела тоже стать принцессой… Она не говорила, что ее унесло ветром из дворца?

– Ветром? – не понял отец Беренжер. – О чем ты?

– Да так, – сказал я, – вспомнилось. Тут недавно рассказывал один… – И тут же услышал, как неподалеку, где-то, кажется, наверху, громко прыснули…

– Что это?! – вскочил со стула преподобный. – Нет, это не ветер и не каштан! Там кто-то…

В этот самый момент раздался треск, грохот, что-то у самого дома грохнулось наземь, и послышался возглас, который издают от боли.

Отец Беренжер метнулся к двери, я за ним.

У стены дома валялась развалившаяся деревянная лестница, а два моих друга, Поль и Пьер (один из них изрядно хромал, видимо, здорово ушибся, с этой лестницы падая, а другой его придерживал), удалялись настолько быстро, насколько в этом состоянии могли.

Преподобный было устремился следом за ними, приняв, наверно, за воров и наверняка быстро бы их настиг, но я объяснил, что это мои друзья, приехавшие со мной из Ретеля – видимо хотели как-то над нами подшутить, и отец Беренжер прекратил преследование.

– Нечего сказать, шутники, – проворчал он. – Вон садовую лестницу сломали – то-то уж госпожа Матье будет гневаться! Да и запросто могли шею себе свернуть… Ладно, Господь с ними, с шутниками… А с тобой, Диди, давай-ка мы прогуляемся до моего дома, я же должен вернуть твои четыреста франков, долг Натали.

Да Бог с ними, с франками, Бог с ним, с долгом, Бог с ней, с Натали! Она уже была так далека от меня, что даже мыслями я не желал к ней возвращаться. У меня есть другая Натали – та, что целовала меня под луной. С нею я не расстанусь никогда, она живет во мне, и никакие преподобные меня с нею не разлучат!

Я сказал ему, чтобы долг этот отдал моей матушке, ей эти деньги нужнее, чем мне, и, не прощаясь с отцом Беренжером, поспешил за своими друзьями.

– Чего вас туда понесло? – спросил я, догнав их.

– Мы боялись… – смутился Поль.

– Боялись, как бы ты ее не зарезал, – сказал Пьер, поморщиваясь от боли (это у него была ушиблена нога). – У тебя был такой вид, когда ты шел к ней…

– И я тоже боялся убьешь, – вторил ему Поль. – У нас в Везуле был один случай.

– И у нас в Сен-Ло, – сказал Пьер. – Один топором зарубил свою невесту примерно за такое же. И что ты думаешь, на суде простили его? Черта с два. Через месяц на гильотине башку оттяпали.

– А нашему, – сказал Поль, – дали двадцать лет каторги. Может потому, что он ее не топором, а голыми руками. Придушил, то есть. Хотя двадцать лет на гвианской каторге тоже, я тебе скажу, небось не сладко. По мне – так лучше гильотина: чик – и всё. А несчастная любовь, – прибавил он, – это, брат… – и сочувственно похлопал меня по плечу.

– Да, это, брат, такая штука… – подтвердил Пьер, не похлопавший меня по плечу лишь потому, что обеими руками потирал ушибленное колено.

– Ну а за каким чертом вас на лестницу-то понесло? – перебил я их россказни про несчастную любовь – сейчас не хотелось углубляться мыслями в это, еще все-таки зудевшее, еще не отпустившее до конца.

Они наперебой стали объяснять. Как же! Если, к примеру, душить ее надумаю – надо же быть наготове, чтобы не допустить. Не в Гвиану же на двадцать лет нашему Диди!.. А как услышать, что там, в доме, происходит?

– Вот тогда я…

– Да нет, это же я!

– В общем, тут-то мы…

Короче, обнаружили они слуховое окошко в стене дома. Только расположено это окошко было слишком высоко, пришлось приставить лестницу, что лежала в саду. Вот правда лестница хилой оказалась. Одного бы, может, и выдержала, а они, дурни, вдвоем полезли.

– Хорошо, – согласился я. – Но тогда вы должны были слышать, что Натали ушла; чего же в таком случае продолжали подслушивать?

– Ну, во-первых, ты и кюре мог запросто придушить, – сказал Пьер. – У нас в Сен-Ло как раз, помню, придушили одного кюре, уж не знаю, за что – давно было дело.

– А у нас, в Ретеле – недавно, – влез Поль. – Тоже убили кюре. И уж за это без всяких разговоров убийцу на гильотину отправили, даже причины особо не стали выяснять.

– И нашего, из Сен-Ло, тоже, – сказал Пьер.

– Потому что кюре, пояснил Поль, – это – каким бы он ни был, а все же кюре. Это вам (ты меня, конечно, прости) не девица какая-нибудь. Убить кюре – это почти то же, что убить жандарма или даже судью.

Про себя я подумал, что голыми руками справиться с таким гренадером, хоть и в сутане, как отец Беренжер, едва ли и цирковому силачу было бы под силу, не то что мне; вслух же сказал:

– Ладно, пусть так. Но если вы все слышали – вы же, наверно, поняли, что я не собираюсь его убивать; ну и слезали бы себе по-тихому с лестницы.

– Оно так… – смутился Пьер. – Да только…

– Да только интересно ж было… – тоже смущенно сказал Поль. – Вы там – и про тамплиеров, и про Меровингов, даже, по-моему, про царя Давида… Даже про какого-то нехристя… Как его?

– Гарун аль Рашид, – вставил Поль.

– Во-во… Он что, правда принц, этот кюре? – спросил Пьер, поспешив перескользнуть с неприятной темы подслушивания на другое.

– Пожалуй – что-то навроде того, – неопределенно сказал я и на том замолк. Не пересказывать же было сейчас всю ту ересь, что когда-то вечером услыхал на пьяную голову от преподобного.

– Так от кого, от Меровингов или от этого, как его, от Гаруна? – не отставал Пьер.

Поскольку я упорно продолжал молчать, снова заговорил Поль:

– Если от Гарун аль Рашида, – сказал он, – так, стало быть, от нехристей. Не зря его, как султана какого-нибудь, на двоеженство потянуло.

Будь я в другом состоянии – наверно бы прыснул со смеху: заподозрить нашего преподобного в родстве с марабу – над этим в иное время стоило бы от души посмеяться. Тем более что сходство определенное между преподобным и аистом этим африканским вправду имелось – так же горделиво оба вышагивали, и нос у кюре такой же длинный, изогнутый, как у этой птахи клюв. "И утащить чужое может, если ты лопух!" – с возвратившейся злостью подумал я.

– Да если и от Давида – так тоже не христианский был царь, – прибавил Пьер.

– Нет, если от Давида – это другое, – возразил Поль. – Тот, хоть сам был и не христианином, но Господь наш Иисус, он родом от кого, если не от Давида? В первых строках Евангелия сказано. Но он, по-моему, все-таки говорил, что от Меровингов, а они уж точно христианские короли.

– Да, вроде ты все-таки говорил – от Меровингов, – согласился Пьер. – А, Диди?

В ту минуту я думал, что они просто болтают, чтобы отвлечь меня от печальных дум, которые впрямь с каждой минутой развеивались. А у кого из вас, лучшие друзья мои, хранился тем временем стилет, предуготовленный для того, чтобы вонзиться под твою левую лопатку, Диди? Ах, если бы я в ту минуту знал!..

Но ты молчал, Диди. Ты просто не давал ему повода.

– А уж когда ты, Диди, вспомнил про сон Пьера – насчет принца, которого ветром унесло, – решил сменить тему разговора на более веселую Поль, – тут уж мы с Пьером…

– Да это ты начал! – подхватил Пьер.

– Ну а ты, что ли, не начал?!.. В общем, оба мы так прыснули!..

– Прыснули?! Ты это называешь "прыснули"?! Да ты так заржал!..

– Ты, что ли, не заржал? Как боевой конь!..

– Оба мы с тобой – как кони!.. Лестница не выдержала!.. Тебе-то что, а мне теперь неделю небось хромать!

– Ничего, до свадьбы заживет!

– Да далась мне эта свадьба! Даром я, что ли, сбежал из Сен-Ло? Без свадьбы девок, что ли, вокруг мало? Верно я говорю, Диди?

Так, уже с прибаутками, мы и дошли до моего дома. Натали становилась все дальше и дальше. Теперь она была почти так же далека, как та ночная луна, под которой она когда-то дала согласие стать мой женой.

Через два дня я со своими друзьями покидал Ренн-лё-Шато и знал, что теперь уже уезжаю отсюда надолго.

О подробностях венчания Натали я узнал из матушкиного письма, пришедшего ко мне в Ретель месяц спустя. Еще через девять месяцев снова же из ее письма узнал, что Натали родила мальчика, скончавшегося уже на другой день после родов. Спустя год после этого – то же самое: снова мальчик, и снова скончался, не прожив вне материнского чрева и двух дней. А через три года Натали родила вовсе мертвенького. Тоже был мальчик. Тогда-то я грешным делом и подумал: верно, сам Господь не желает, чтобы род деспозинов продолжался на этой земле.

6

Теперь, не отойдя от Господа нашего даже после пребывания в Аду, часто думаю: а не приписываем ли мы иной раз непостижимой для сирого людского разума воле Его вполне людские дела? Это все равно что муравьи стали бы считать волей Божией разорение своего муравейника, тогда как его просто (уж не знаю по какому наитию) пнул сапогом кто-то бредущий по лесной тропе.

Так же и мы, люди: иди знай, с кем пересеклась твоя земная тропа и какое наитие движет тем, с кем твой путь причудливым образом соприкоснулся.

Нет, вовсе не Господь пожелал смерти твоих младенцев-деспозинов, Натали. И не дракон, как ты считала, их пожрал. Теперь, просматривая эти папки, знаю: на то была вполне человеческая воля. И осуществлял ее тоже человек. Человек, носящий апостольское имя.

И тебя бы он, ни секунды не раздумывая, отправил прямиком к Господу, Диди.

Ты, Диди, просто не давал повода, поэтому до сих пор еще и жив, да к тому же при жизни обретаешься в собственном небольшом Раю.

И помог тебе перебраться туда все тот же человек. Впрочем, подписывавшийся под этими бумагами, что в папках, архангельским именем: Регуил.

Вот, открывай эту папку, читай, Диди.

Ну! Ну же!..

Бумажное эхо

…Вот они, эти бумаги, Диди! Все та же кабалистическая цифирь на листе, умело расшифрованная докой по этой части, криптографом из НКВД. Узнаю вашу подпись, уважаемый Х.Х.Двоехоров. Как вас зовут? Херувим Херувимыч, должно быть, если вы так запросто извлекаете из этой цифири имена архангелов…

Лейтенанту Ордена N. de F.

…Таким образом, согласно Вашему приказу я вслед за Дидье Риве прибыл в Шампань, в городок Ретель…

…удалось познакомиться, даже сдружиться с одним пареньком, бежавшим, по его словам, из насиженных мест от чересчур назойливой невесты. Эта версия мне понравилась, так что я избрал ее и для себя в качестве легенды, объясняющей мое внезапное появление в Шампани.

Вместе с этим парнем, которого отныне буду называть "компаньоном", я вошел в полное доверие к Дидье Риве и держу последнего, как Вы и велели, под непрестанным наблюдением.

Этому способствовало и то, что, благодаря мудрости нашего Великого Магистра, в колледже Ордена нас, помимо знаний, снабдили многими мирскими ремеслами. У моего "компаньона" также неплохие руки. Таким образом, оба мы устроились мастеровыми на мукомольню к Риве, и я могу вести за ним наблюдение не только по вечерам, но и днями напролет.

…и могу с уверенностью сказать, что Дидье Риве о том, чтó он знает (Вы понимаете, о чем я) предпочитает не распространяться. Посему для принятия экстренных мер…

(Для стилета под твою левую лопатку, Диди, – так, вероятно, эти экстренные меры следует понимать?)

…причин пока не усматриваю.

Чистильщик, хоть он и выпивает изрядно, делу Ордена, я уверен, служит преданно, поэтому Ваши послания можете по-прежнему передавать мне через него.

Готовый до последних дней служить делу Ордена

Регуил

* * *

Регуилу

…Надеюсь, это послание Чистильщик передаст тебе своевременно.

…Меня не слишком интересует, брат мой, насколько там страдает наш подопечный из-за своей неверной невесты, но коли уж он отбывает в Ренн-лё-Шато, так и ты непременно должен отправляться туда вместе с ним.

И там, в Ренн-лё-Шато держи Риве под еще более неусыпным надзором. Постарайся не оставлять ни на миг одного, используй любую щель, любое слуховое окошко, чтобы ни одно его слово не ускользнуло от твоего внимания. Ибо в страдании особенно слаб человек, и он (я имею в виду Дидье) может со зла на Беренжера Сонье начать излишне много говорить на известную нам с тобой тему.

В этом случае экстренные меры прими незамедлительно. Надеюсь, подаренный мною стилет всегда при тебе.

…посылаю тебя туда еще с одной целью. Беренжер Сонье не оставляет надежды продолжить свой род – с этим связана и его предстоящая вторая женитьба, соизволение на которую в самом деле дал ему Ватикан.

Пускай себе женится; однако продолжение его рода Отцы Ордена считают крайне нежелательным…

Посему высылаю тебе этот порошок, секрет которого достался нам еще со времен тамплиеров. О том, как им пользоваться, узнаешь от того же Чистильщика.

…Кстати, то, что последний стал изрядно выпивать, несколько меня беспокоит. Он знает слишком многое, а пьяницы, как известно, болтливы. Посему, возвратившись в Ретель, приглядывай также и за ним. Если сочтешь, что доверять ему более нельзя, то ты и сам знаешь, как в этом случае дулжно с ним поступить.

Лейтенант Ордена N. de F.

* * *

Лейтенанту Ордена N. de F.

…По возвращении из Ренн-лё-Шато в Ретель незамедлительно сообщаю…

…во всем следовал Вашим инструкциям и не оставлял моего подопечного Дидье Риве ни на минуту. О, как Вы были прозорливы! В самом деле даже слуховым окошком однажды пришлось воспользоваться. Потом, падая с лестницы, чуть шею себе не свернул!.. Но оставим эти подробности, не имеющие отношения к делу…

…должен тем не менее сказать, что наш подопечный Дидье Риве даже в том состоянии, в коем он пребывал во время всей поездки, проявлял крайнюю сдержанность на слова и не дал ни малейшего повода…

…так что подаренный Вами стилет может до поры покоиться там, где он у меня спрятан.

Теперь о порошке, что передал мне Чистильщик. Поначалу я не мыслил себе, как подсунуть его невесте Беренжера Сонье. На выручку пришел случай. На второй день своего пребывания в Ренн-лё-Шато, разрываясь в слежке между ней и Риве, я установил, что она изрядная сластена и по вечерам покупает у пирожника два эклера, которые съедает по дороге домой. Причем, на мою удачу, берет эклеры только с розовым верхом, а с коричневым не берет никогда. То же самое подтвердил и давно уже наблюдающий за нею Старьевщик.

На другой день, а это был последний день нашего пребывания там, я зашел в пирожную лавку и скупил все эклеры с розовым верхом, оставив только коричневые. Затем, словно бы одумавшись, два пирожных вернул – но, как Вы понимаете, порошок был уже в них. Вслед за мной в Лавку вошла Натали (так ее зовут) и, разумеется, взяла именно те самые два пирожных. Я не преминул удостовериться в том, что она, по своему обыкновению, съела их по дороге.

Так что, если сей порошок действительно обладает той чудодейственной силой, которую ему приписывают и о которой поведал мне Чистильщик, все младенцы, рожденные этой особой, будут умирать в первые же дни после рождения, а то и умирать еще в ее чреве, и Отцы Ордена могут более не беспокоиться на этот счет.

Если, конечно, нашего кюре Беренжера Сонье не сподобит в третий раз жениться, но такое, по-моему, и для Ватикана было бы слишком.

…Здесь, в Ретеле, продолжаю то, во имя чего и послан сюда Вами.

Регуил

* * *

Бедная моя… хотя, впрочем, уже и не моя – но бедная, бедная Натали!..

А ты, Диди – ты так и не подавал повода. Потому и не войдет в плоть твою стальной стилет, вонзенный рукою твоего вездесущего жестокосердного ангела.

Он же и хранитель твой. Не раз он будет спасать тебя от казалось бы неминуемой смерти. Он даже прижизненным раем когда-нибудь тебя одарит.

Так что живи, живи, Диди! Живи – потому что ты…

Вот они, сотни листов с написанными цифирью и расшифрованными Х.Х.Двоехоровым ежемесячные отчеты ангела твоего, из коих между описаниями каждого твоего шага с непеременностью следует:

– …не подавал повода…

– …не подавал повода…

– …повода не подавал…

Уже и конец этой первой папки, уже минула без мала половина твоей долгой жизни, Диди, а ты по-прежнему все не даешь и не даешь твоему ангелу повода.

В этой папке остались последние листки – и вот наконец другое: бумага на немецком языке, переведенная на русский все там же, в ведомстве Х.Х.

Только, Господи, какой это год уже! 1914-й, конец лета. Тебе уже сорок два года, Диди, а ведь совсем еще недавно только-только оперился! Как стремительно летит время, если годы – это перелистываемые странички в папке. Только в памяти оно умеет лететь быстрее.

…Лето 14-го. Гаврила Принцип уже сделал свой роковой выстрел, [46]46
  Гаврила Принцип – сербский студент, застреливший в городе Сараево австрийского эрцгерцога Франца Фердинанда, что и послужило поводом к Мировой войне.


[Закрыть]  уже германские дивизии стоят у самой Шампани, и – вот он, этот один из последних в папке лист:

Начальнику Контрразведки

11-го пехотного корпуса

генерал-майору ***

…Кроме того, в случае захвата войсками кайзера северофранцузского городка Ретель следует немедленно поместить под арест владельца мукомольни Дидье Риве. Обращаюсь с этим именно к Вам, поскольку, согласно планам Генштаба, с началом войны вашему корпусу предстоит входить во Францию с Севера.

Данный субъект, Риве, всплыл из архивных документов нашей разведки тридцатилетней давности. По добытым тогда разведкой сведениям, этот Риве принимал участие в нахождении сельским священником Сонье некоего клада тамплиерских, а может и более давних времен.

Золото, возможно, и распылилось уже, но там присутствовали и кое-какие документы, которыми, кажется, названный Сонье до сих пор шантажирует Ватикан, а влияние Ватикана никак нельзя не учитывать при нынешней политической обстановке.

Поскольку сам Сонье проживает в Лангедоке, на Юге Франции, а туда войска кайзера едва ли войдут ранее следующего года, то пока придется ограничиться меньшим, то есть уже упомянутым мною Риве.

Пускай ваши специалисты выбьют из него все, что он знает и даже чего не знает. По моим сведениям, сам кайзер с некоторых пор заинтересовался этим делом.

Буду весьма признателен Вам, если пришлете мне из Шампани два ящика "Вдовы Клико", коей у нас в Германии давно уже нет по причине ложно понимаемого патриотизма.

Желаю удачи лично вам и боевых удач всему вашему славному корпусу.

Начальник контрразведки

Штаба сухопутных сил Германии

генерал-полковник граф фон ***

* * *

Что, опутали тебя уже сверху и второй паутиной, Диди? А ты, ни о чем не ведая, играешь по вечерам с друзьями в вист, наслаждаешься хорошим вином.

Ну да что с тебя взять, так и не поумневший с годами Диди! Ты и первой-то паутины не ощущаешь на себе, той, что оплела тебя двадцать лет назад.

Что ж, скачи, скачи до поры, кузнечик Диди!

А она, первая паутина, тесно опутавшая тебя с ног до головы, она никуда не делась за эти годы, она обхватила тебя может быть теснее, чем раньше.

Вот ее следы – расшифрованная неведомым Херувимом Двоехоровым цифирь на самых последних в этой папке листках:

Лейтенанту Ордена N. de F.

…Неделю назад Риве впервые за истекшие три года ненадолго посетил Ренн-лё-Шато. Причина поездки – ухудшившееся здоровье матери, которой, боюсь, недолго осталось пребывать на этой земле.

…С Беренжером Сонье встречался лишь раз, встреча была случайной и непродолжительной.

…Ни там, в Ренн-лё-Шато, ни в Ретеле…..повода не подавал…

Сообщаю также, что Чистильщик под старость стал вовсе горьким пьяницей, начал излишне много болтать, и в его надежность я более не верю, посему прошу Вас изыскать для связи со мною другой, более надежный канал.

Касательно судьбы Чистильщика – ибо жизнь его всецело принадлежит Ордену, – жду Ваших распоряжений

Регуил

* * *

Регуилу

…сообщить тебе, что мир наш находится на грани величайших потрясений. Не сегодня-завтра вспыхнет грандиознейшая из когда-либо случавшихся войн.

Через высших сановников германского правительства и Генерального штаба Ордену стало известно, что со дня на день войска Германии вторгнутся в Бельгию, а затем, через нее, с севера – во Францию. Зная о плохой подготовленности Франции к этой войне, уверен, что в результате первого же удара они продвинутся достаточно далеко, а следовательно, Шампань будет стремительно оккупирована.

Однако никакие мировые катаклизмы (от коих цели Ордена весьма далеки) не освобождают тебя, брат мой, от выполнения твоей миссии: что бы ни случилось в это неспокойное время, ни на шаг не отставать от нашего подопечного Риве, всеми силами оберегать его, а в случае, если он подаст повод… Ты сам знаешь, как следует поступить в этом случае…

Что касается Чистильщика – полностью согласен с тобой. Доверять ему более нельзя, а стало быть… Стало быть, снова же ты знаешь, как тебе надлежит действовать.

Отныне связь через Золотаря.

…Мужества тебе, брат мой, в испытаниях, которые могут выпасть на твою долю.

Лейтенант Ордена N. de F.

* * *

А ты скачи, скачи покуда, Диди! Недолго тебе осталось вот эдак скакать!…