Текст книги "Загадка Отца Сонье"

Автор книги: Вадим Сухачевский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 19 страниц)

Натали

За время моего отсутствия домишко наш в Ренн-лё-Шато совсем пришел в негодность. Три дня кряду я с утра до вечера, латал прохудившуюся крышу, латал дыры в печных трубах, смазывал двери, поправлял крыльцо. За этими занятиями даже про то, о чем недавно говорили с отцом Беренжером, вспоминать было некогда.

И тетушка Катрин, зайдя к нам через два дня, на сей раз ни словом не обмолвилась о преподобном, хотя прежде честить его на чем свет стоит было у нее чуть ли не единственной темой для разговоров. Даже когда я между делом что-то малозначительное спросил у нее о нем, она, будто не расслышав, мигом переключилась на свою расчудесную коровенку бургундской породы, которую где-то приобрела вчера утром: и раскрасавица какая, рыженькая в пятнышках, и умница, и молока дает – о-го-го! Отца Беренжера с его причудами для нее будто бы больше не существовало. Ну а уж про коровенку мне и вовсе не интересно да и недосуг было слушать – работа по дому отнимала все время и внимание.

Матушка моя нарадоваться не могла: в доме наконец-то появился настоящий мужчина. Такому бы красавчику да жениться еще!.. Только вот с невестами у нас тут в Ренн-лё-Шато… Соседская Натали, к примеру, всем вроде хороша, красавица, какой нигде не сыскать… Да, к сожалению, бедна. Совсем плохо сейчас пошли дела у вдовы Матье. В долгу как в шелку, недавно вон дом заложила… Так что придется мне, как видно, там, у себя в Шампани…

Я не в первый раз вспомнил красавицу Натали. Да если б она только согласилась!.. Хоть бесприданницей, хоть даже с долгами госпожи Матье!.. Как-никак я сам теперь человек не нищий… Думать не желал про всех этих толстушек из Шампани! "Ах, если бы, если бы вправду – Натали!" – после матушкиных слов не переставал думать я. Это имя мелодичным колокольчиком звенело во мне, пока я, не покладая рук, делал все работы по дому.

В отношении работы торопливость моя оказалась не напрасной. На третий день из Шампани пришло письмо от старика Пьера Луазье, моего компаньона по мукомольне. Письмо это было послано сразу же вслед за мной. Оказывается, прямо-таки в день моего отъезда старик Луазье свалился с каких-то подмостков и переломал себе обе ноги. А поскольку без хозяина, беспрерывно приглядывающего за всем, любое дело тут же захиреет, он слезно просил меня как можно скорей возвращаться назад.

Так что, как матушка ни печалилась, было решено, что уже завтра мне следует туда возвращаться.

Накануне, поздно вечером, когда матушка уже спала, а я только собирался ложиться, в окно мое кто-то вдруг тихонько постучал.

Я выглянул. О, Боже, то была Натали Матье! С бьющимся сердцем я выбежал из дома.

– Простите меня, господин Риве… – когда я выбежал, тихо сказала она.

Господи, уж кто-кто – а она могла бы так ко мне и не обращаться, как-никак выросли по соседству.

– Называйте… Называй меня просто Дидье, – смущенно сказал я.

– Да, да, хорошо… Только прошу вас, Дидье, выйдем сначала со двора, я боюсь, госпожа Риве может проснуться… Осторожнее, тут у вас куст, я только что зацепилась… – С этими словами она взяла меня за руку.

Как у меня затрепетало все внутри – словно к самоей душе было это прикосновение!

– Дидье, – после того, как мы отошли от калитки, продолжала она. – Не знаю, говорили вам или нет… Дела наши – хуже некуда. Покойный отец оставил много долгов, и теперь наш дом с хозяйством должен пойти с молотка, а мы с матушкой вынуждены будем оказаться на улице. Я уж у кого только ни пыталась одолжить денег, но вы же знаете нашу деревню… Я слышала, что вы получили наследство, и поэтому… Только ради Господа Бога простите меня!..

Да за что, за что тут прощать?!.. Какая кожа у нее была при свете луны! А эти зеленые глаза, полные мольбы! Боже, какие, право, глаза!

Я спросил:

– Сколько вам… сколько тебе надо?

Оказалось, для погашения самых срочных долгов – четыреста франков.

– Я, правда, не скоро смогу вернуть, – прибавила она, – но, поверьте мне – непременно, со временем…

Да о чем тут говорить! И из-за этого выставлять людей на улицу! У меня было с собой целых семьсот франков. Ни слова больше не говоря, я стремительно сбегал домой и вынес эти злосчастные четыре сотни.

Как сладостно было чувствовать себя ее спасителем, когда протягивал ей эти бумажки!

– Вы… Ты говорила – самые срочные долги, – сказал я, оборвав поток ее благодарностей. – А других много?

– Да, – с горечью призналась Натали. – Еще больше двух тысяч. Но их можно заплатить через год… – Она чуть не расплакалась. – Правда, я и сама не знаю, как мы…

Вот чего я от себя не ожидал – это такой решительности. Перебив ее сказал:

– Знаешь что, Натали. Тебе не придется их платить.

Разумеется, она не поняла.

– Как это?.. Кому же тогда платить?

– А вот так! – с той же решительностью сказал я. – Их платить – мне.

– Вам?.. Тебе?.. С чего это вдруг?.. Почему – вам?..

– Да потому, – выпалил я, – что – это супругу надо платить по долгам своей жены!.. Деньги эти – ерунда, уж за два-то года как-нибудь соберу… Натали, скажи, ты согласна выйти за меня замуж?

– Вы?.. Ты мне предложение делаешь, Диди?

– Ну а что же еще? Конечно! Скажи только прямо сейчас – ты согласна стать моей женой?! Ты любишь меня?!

Наши губы как-то сами собой слились в поцелуе… Ах, как сладостен был этот поцелуй под луной! Как сердце ее билось совсем рядышком с моим! Какая упругая была ее грудь, прижавшаяся к моей груди! И ее руки, обхвативши мою шею, – как нежны они были!

– Я согласна… – тихо прошептала она. – Я люблю, да, я люблю тебя, Диди..

И долго мы еще так стояли под луной, прижавшись друг к другу…

Перед расставанием я объяснил ей, что завтра должен уехать в Шампань. Но это едва ли слишком надолго – месяца на три, ну, от силы на четыре, покуда мой компаньон по мукомольне снова не встанет на ноги, а он, Пьер Луазье, старикан, несмотря на возраст, весьма крепкий, так что, может, даже и меньше трех месяцев пройдет.

– Ты будешь меня ждать? – спросил я.

И услышал в ответ:

– Ну а как же, Диди, ведь ты мой муж…

И был еще один, прощальный поцелуй, самый жаркий за время этой встречи…

Уже на следующий день, в поезде на пути в Шампань, наш недавний разговор с Беренжером Сонье будет вспоминаться мне из такой дали, словно он происходил много-много лет назад, и под стук колес я буду повторять про себя только это: "Я согласна…", "Я люблю, да, я люблю тебя, Диди…", "…ведь ты мой муж…" И буду вспоминать эту луну и этот взгляд Натали, брошенный мне на прощание…

6

Нет, милая Натали, ты не станешь моей женой. Спустя два месяца после моего отъезда в Шампань ты выйдешь замуж за отца Беренжера. Снова же не без разрешения, идущего, надо думать, из самого Ватикана. Ты никогда не станешь мадам Риве, ты будешь… ах, и на язык-то не ложиться… второй мадам Сонье, – так, что ли, надобно будет отныне тебя называть?

И мадам Сонье перваябудет как ни в чем не бывало, улыбаясь, стоять в храме Марии Магдалины чуть позади вас, пока аббат будет частить на своей латыни, а рогатая тень скалиться вам со стены. И даже, говорят, моя богобоязненная тетушка Катрин, говорят, во время этого странного венчания посетит сей храм. И тоже будет стоять, и будет улыбаться – больше, возможно, думая о расчудесной коровенке своей. И даже прадедушку Анри с собой прихватит, который по окончании обряда подпрыгнет на своих копытцах и воскликнет радостно: «Настоящий говньюк!»

И ты будешь рожать отцу Беренжеру детей-деспозинов, моя (ах, нет, уже не моя!) Натали. Однако дети твои будут умирать во младенчестве один за другим, словно этот могильный запах, стоящий в доме у преподобного, будет звать их в могилу еще из твоего чрева. И это ты собственным руками отстреляешь из ружья всех гиен и ягуаров в его зверинце перед тем как усадить на этот странный трон его гниющий прах…

Что касается меня, то я так никогда и не женюсь. И моя обеспокоенная этим матушка, покуда жива, будет все меня с надеждой спрашивать: "Ну когда, когда же ты наконец?.." – и будет получать один и тот же ответ: "Дел невпроворот. Подожди – когда-нибудь…"

А потом и вовсе жизнь моя изогнется так, что помышлять о какой-либо женитьбе смог бы только умалишенный. Но и тогда я буду вспоминать тебя, моя (моя! моя!) Натали. И ту ночь под луной, и тот наш поцелуй, и твои слова: "Я люблю, да, я люблю тебя, Диди…"

Сейчас, когда мне 99, особенно близко вспоминается это. Ибо круг мой уже почти замкнулся, и поскольку круг есть круг, то я не удаляюсь от тебя, а, напротив, и ты сама, и та ночь, и те твои слова – все становится ближе и ближе с каждым моим шагом…

А насчет обещанного матушке в далеком отсюда Лангедоке "когда-нибудь"… Когда-нибудь кто-то позвонит ко мне в дверь, почтальон с пенсией или уборщица за рублем, или пионеры за макулатурой, или та же Роза Вениаминовна, желая проведать, – и попросту никто не откроет им на звонок.

Вот и все мое нынешнее "когда-нибудь"…

Бумажное эхо

Ренн-лё-Шато,

прихожанке Катрин Готье

Дочь моя.

До меня доходят слухи, что ты беспрестанно, к тому же прилюдно предаешь хуле вашего приходского священника, Божьего пастыря отца Беренжера Сонье. Дело ли сие для добропорядочной мирянки?

…В отношении же, как тебе кажется, странностей в некоторых деяниях упомянутого кюре Сонье, скажу тебе, дочь моя, лишь одно: чаще воздавай молитвы Господу нашему, а не ищи соломицу в чужом глазу. Ибо произносимая тобою хула на отца Церкви происходит лишь от твоей неумеримой гордыни, ибо, по-твоему, ты смыслишь в промысле Божиим больше, нежели сама Церковь.

За каковую гордыню и налагаю на тебя епитимью, а именно: по утрам читать коленопреклоненно "Символ Веры" (9 раз), "Молитву Господню" (3 раза), Молитву Святого Августина (12 раз); а ежевечерне, перед отходом ко сну, – Молитву Святого Франциска (6 раз), Молитву Святого Мартина (6 раз) и "Символ Веры" (9 раз).

…а также, узнав, что пала твоя корова, и сочувствуя твоей нужде, дарую тебе (ибо Церковь должна помогать в нужде добропорядочным прихожанам) корову из монастырского стада, о чем настоятель монастыря уже получил от меня благословение. О том, какая корова тебе надобна, можешь сама написать его преподобию настоятелю…

Епископ Каркассонский ***

* * *

Париж,

Его преосвященству

кардиналу де ***

Монсеньор.

Сообщаю Вам, что супруга моя Мари Сонье, как установили медики, к деторождению не способна. В этой связи, дабы не пресекся род деспозинов, прошу Вашего содействия, дабы я мог получить от Ватикана соизволение на второй брак.

В оправдание свое хочу привести…

(Далее на целую страницу следует перечень прецедентов со ссылками на папские эдикты и на Святое писание.)

…Также сообщаю Вашему преосвященству, что тех 10 000 франков, которые поступили мне на восстановление храма Марии Магдалины в Ренн-лё-Шато, далеко не достаточно для придания ему того вида, что я намеревался ему придать. Боюсь, эту сумму придется, как минимум, удвоить…

кюре Беренжер Сонье

* * *

Настоятелю монастыря

святого Викториана-страстотерпца

аббату ***

…что касается коровы, обещанной мне монсеньором епископом из монастырского стада, то довожу до сведения Вашего преподобия, что корова мне желательна бургундской породы, поскольку такая, я слышала, дает больше молока.

Хорошо бы рыженькую в пятнашках, как та, что у меня прежде была…

Прихожанка Катрин Готье

* * *

Рим, Ватикан,

кардиналу Боттини

…кое письмо ко мне того же кюре Беренжера Сонье Вам пересылаю…

…Что касается меня, то при всей моей некогда увлеченности идеей деспозинства, должен признаться Вам, что от причуд упомянутого кюре в последнее время преизрядно устал. Не кажется ли вам, что мы в некоей степени участвуем в каком-то ярмарочном балагане? Чего стоят одни эти его женитьбы с соблаговоления Ватикана! Расходы же его – просто мотовство. Злые языки говорят, что изрядную долю средств, присланных ему Римом на реставрацию храма, он пустил на приобретение зверинца в своем парке. А художества его на стенах храма коробят даже меня, привычного ко многому, – чего же ждать в таком случае от простых прихожан?..

Впрочем, тут я, быть может, вторгаюсь не в свою епархию, поскольку судьба оного Сонье отныне всецело в руках Его Святейшества…

Мне бы лишь старость мою скоротать без мук – и то бы хвала Господу.

Снадобье, присланное мне Вами из Рима на прошлой неделе, должен сказать, хоть и приносит некоторое облегчение, но, увы, облегчение слишком недолгое. Поэтому мазь, присланная Вами прежде… (Еще на полстраницы рассуждения о мазях и снадобьях).

Ваш

кардинал де ***

* * *

Париж,

кардиналу де ***

…Сказать, что перечисленные Вами причуды кюре Сонье мне не по душе – это значило бы отозваться о них с чрезмерной мягкостью.

Тем не менее, папа Лев (ах, не без нашей ли с Вами помощи?) проникся чувством вины Ватикана перед деспозинами слишком глубоко, и едва ли стоит даже пытаться повернуть Его с этого пути.

В конце концов, действительно, казна Ватикана от прихотей нашего кюре едва ли слишком оскудеет. Что же касается его причуд, то я (увы!) за свою, быть может, излишне долгую жизнь видывал много самых невообразимых причуд, в том числе и среди тех, кому по долгу надлежит вести за собой паству. Одной такой причудой больше, одной меньше – меня это на старости лет уже едва ли сможет удивить.

Куда более, право, меня беспокоит Ваше, насколько я понимаю, все ухудшающееся здоровье. И в этой связи…

(Далее на много страниц следует целый трактат о новых методах лечения всевозможных болезней.)

За сим всегда Ваш

кардинал Боттини

* * *

Военному атташе Германской

империи в Париже,

графу фон ***

Перехваченная мною переписка двух кардиналов (копии писем прилагаю) со всей очевидностью дает понять, что некий католический кюре Сонье имеет нечто, позволяющее ему шантажировать Ватикан.

Как известно, Ватикан сказочно богат, посему, располагая тем же, чем упомянутый Сонье, полагаю, мы могли бы решить некоторые финансовые вопросы, в том числе по совершенствованию системы вооружений.

Прежде, чем заслать в деревню Ренн-лё-Шато, где находится кюре Сонье, своего агента, хотел бы все же узнать (возможно, следовало бы расспросить бездельников-профессоров в Берлине или в Геттингене), что такое "деспозинство", обо, похоже, в этом ключ к разгадке тайны.

Сообщаю также Вашему превосходительству, что Ваше предыдущее задание выполнено, и нежелательные для Германии объекты за номерами "4" и "7" устранены. По версии парижской полиции – убиты с целью ограбления. Оплата этой услуги составила:

– непосредственным исполнителям – 500 франков;

– "свидетелям" – 40 франков;

– префекту парижской полиции, его превосходительству графу де *** (в очередной раз под видом проигрыша в покер) – 2000 франков.

Итого 2540 франков возмещения надеюсь получить от Вашего превосходительства вместе с жалованием до конца нынешнего месяца

Верный Германии и Кайзеру,

«Зигфрид»

* * *

Лист бумаги, плотно исписанный мелкими циферками:

22 17

54 67 03 78 42 45 11

77 31 15 54 55 98 04 73 12

51 44 68 90 12 23 07 18 33 21 28 77 15 94…

(Далее до конца листа следует такая же непонятная цифирь.)

Лист подшит к двум машинописным страницам, вверху первой из которых значится:

«РАСШИФРОВАНО И РАСШИФРОВКА ПЕРЕВЕДЕНА С ИСПАНСКОГО 2-М ОТДЕЛОМ КРИПТОГРАФИИ НКВД».

За сим следует текст:

Мадрид

Командору Ордена

дону Валенсио Гансалесу

Мессир.

По моим сведениям, почерпнутым из переписки двух кардиналов, за коей мне велено наблюдать, известная Вам великая и не желательная для распространения Тайна – Тайна деспозинов и проч., Тайна, во имя которой и существует наш Орден, – по воле случая и усилиями некоего сельского кюре Беренжера Сонье выбралась-таки на свет, что, вдобавок, покровительствуется самим Ватиканом и непосредственно папой Львом XIII.

Можно почти не сомневаться, что сей Беренжер Сонье, будучи потомком Меровингов (как мною установлено), действительно относится к числу деспозинов.

Мой человек, под видом старьевщика заехавший в лангедокскую деревню Ренн-лё-Шато, сообщает, что пока этого кюре в деревне воспринимают как умалишенного или как замшелого грешника, но отнюдь не как того, кем он является на самом деле. Подобно своим давним предкам времен Давида, он ведет образ жизни, подходящий более восточному царьку, нежели добропорядочному католическому кюре. С попустительства Церкви ухитрился завести двух жен(!!!), живет в праздности и роскоши, выстроил себе великолепный дом, даже завел собственный зверинец.

Я был бы не столь обеспокоен всеми этими обстоятельствами, – ибо Ватикан умеет хранить свои тайны, а жители Ренн-лё-Шато полные олухи и едва ли дойдут своим умом до того, что имеет место в действительности, – если бы в эту Тайну не был, как я предполагаю, посвящен еще один человек, уроженец той же деревни…

(Вот наконец ты и появился, Диди!.. О, Боже, Боже, не с этого ли листа берут начало все твои дальнейшие, самые адские муки?!)

…по имени Дидье Риве…

Бедный, бедный Диди! Вот ты и приколот к этим листкам, к своей мало кому известной Голгофе! Ты еще ничего не ведаешь, дурачок Диди, а для тебя уже началась совсем иная история – твое неминуемое, как неминуемо жизнь завершается смертью, сошествие во Ад.

Часть II
АД – ЧИСТИЛИЩЕ – РАЙ

V
О папках, о моем прижизненном переселении в Рай, а также о моих друзьях Пьере и Поле

Папки

…Вот ты и попался, Диди, вот ты и распят на этом листке, приколот к нему, как прикалывают булавкой бабочку в энтомологической коллекции, на этой булавке тебе и досыхать, пока, пройдя через свой Ад и свое Чистилище, не обретешь свой Рай, в котором уж досохнешь вовсе.

Тут они, эти папки с пожелтевшими, как ты сам, от времени бумагами – пылятся на полке в твоем мизерном четырнадцатиметровом Раю. Скоро ты будешь целиком измерен и взвешен. Разве только не расчлененсразу же. [38]38
  «Измерен, взвешен, разделен» – так прочитал библейский пророк Даниил загадочную надпись «Мене, текел, упарсин», зажегшуюся на стене огненную надпись на пиру у Валтасара.


[Закрыть]

Ну, давай же, не бойся, нечего тебе уже бояться! Вот эту папку, сдув с нее пыль, открывай посередке и читай. Здесь ты наконец появляешься во живе, хотя тут совсем еще крохотен, не многим больше микробной нонпарельной запятой.

Вон, еще две папки под первой. Ты еще разрастешься, Дидье Риве.

Читай, читай же! Тут рядом и лупа, толстенная, в самый-самый раз для твоих почти ослепших глаз, будет довольно, чтобы себя разглядеть Не бойся, читай – покамест, право, все не так-то и страшно.

Бумажное эхо
( продолжение предыдущего документа)

…посвящен еще один уроженец той же деревни по имени…

(Вот, вот ты где! Вот он, кончик булавки, уже прицелившийся меж твоих крылышек, а ты, мотылек Диди, трепыхаешься, полон жизни, не ощущаешь ее острия и не ведаешь, что по сути ты уже приколот.)

…по имени Дидье Риве.

Как удалось разузнать, названный Риве еще мальчиком участвовал в раскопках кюре Сонье, когда свитки, содержащие в себе эту Тайну, и были последним обнаружены.

Затем оный Риве сопровождал кюре в Париж, где во время встреч Сонье с иерархами Церкви и знатными особами вполне мог услышать обрывки разговоров, из которых нетрудно сделать определенные заключения.

Можно было бы предположить, что сей Риве по малолетству не понял из этих разговоров ничего. Однако недавно, уже зрелым юношей он на несколько дней вернулся в Ренн-лё-Шато, – сам он вообще-то постоянно проживает в Шампани, где владеет мукомольней, – и во время этого приезда имел с кюре Сонье весьма продолжительную беседу, что не может не вызвать весьма обоснованных подозрений.

Полагаю посему, Мессир, что упомянутый Дидье Риве довольно во многое посвящен, а стало быть, требует за собой постоянного присмотра.

Меры, которые я со своей стороны готов предложить, таковы:

1) Отправить в Шампань одного из верных Ордену людей, чтобы на постоянное время поселился по соседству с названным Дидье Риве. (Добавлю – подходящий человек у меня уже есть на примете.)

2) Человек этот должен войти к Риве в полное доверие, по возможности сдружиться с ним и любым путем вызнать все, что тому известно.

3) Всеми силами оберегать жизнь Риве, ибо допускаю, что он может понадобиться Ордену для более глубокого проникновения в сущность Тайны. Напомню, что он – одно из наиболее близких лиц к Беренжеру Сонье и может знать (или узнать) многое, чем Орден пока не располагает.

Однако:

4) В случае, если Дидье Риве окажется несдержан на язык и попытается при каких бы то ни было обстоятельствах, вольно или по принуждению хотя бы частично выдать Тайну кому-либо из посторонних, этот мой человек должен упомянутого Риве незамедлительно…

(L'attention, l'attention, [39]39
  Внимание, внимание (фр.)


[Закрыть]  Диди!)

…незамедлительно физически устранить.

(Вот уже и смерть твоя, Диди, ходит около. Впрочем, то в одном лице и смерть, и ангел-хранитель твой. Тень твоя: тень жизни и тень смерти одновременно.)

…Сообщаю также, что в дела сии явно пытается всунуть нос германская разведка. Жду в этой связи Ваших дальнейших распоряжений.

лейтенант Ордена N. de F.

Под машинописными страницами приписка:

Дешифровку выполнил старший криптограф 2-го Отдела Х.Х.Двоехоров

Не странно ли, что весь этот столь секретный бумажный прах хранится у меня в Раю, в таком тесном соседстве с моим почти что прахом? Каким образом такое могло случиться – быть может, спросите вы?

И каким образом Ваш покорный слуга после своего Ада и Чистилища обрел-таки этот свой крохотный Рай, а не остался в Чистилище, там, на 101-м?

Сейчас только (ибо все сроки уже вышли) могу сказать: тут не обошлось без одного маленького зеленого человечка, без которого все мое повествование было бы таким же не полным, как не полно было бы, например, без упоминания о соли описание морской воды.

Его уже нет, но вот он снова прокрадывается в мою причудливую память, так же, как тогда просочился сквозь щель, слишком узкую для любого другого исполненного из костей и плоти человеческого существа…