Текст книги "Юрий Долгорукий"

Автор книги: Вадим Каргалов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 32 страниц)

Развязку новгородского узла следовало искать в Киеве!

Отъехало новгородское посольство, ублаготворённое успешными переговорами и богатым прощальным пиром. Не понимали хитроумные посольские бояре, что своими же руками затягивают великокняжескую петлю на шее Нова-города.

Изяслав Мстиславич не замедлил это показать.

В Новгород приспел с сильной дружиной сын великого князя – Ярослав Изяславич. Он прилюдно обвиноватил дядю своего, князя Святополка Новгородского, что затеял-де пересылку о мире без великокняжеского согласия. Упрекнул неожиданный пришелец и самих новгородцев – за непостоянство.

Впрочем, Святополка Изяславича он по-родственному простил, оставил на новгородском столе. На бояр же, суздальских доброхотов, начались гонения. Особенно усердствовал Судила Иванкович, снова возвращённый на посадничество. Снова закрепился Новгород за Мстиславичами. Стоило ли обласкивать послов и отпускать с миром пленённых новгородских купцов?

Епископ Нестор считал, что стоило. Новгородцы-де свои, ссоры у нас с ними домашние, подерёмся и помиримся, а подлинные подстрекатели – в Киеве. Корень-то у ростовцев и новгородцев общий. Времена переменятся, и снова будут заедин...

Юрий слушал епископа молча, без видимого одобрения или осуждения. Он чувствовал внутреннюю правоту Нестора, но обида на новгородское непротивление Мстиславичам саднила, мешала смириться с неизбежным. Однако пылкие речи воевод о том, что надо бы наказать новгородцев за непостоянство, Юрий пресёк властно и однозначно.

Мужи расходились с княжеского совета хмурые и недовольные.

Было от чего хмуриться. Новгородские хлопотные дела надолго отсрочили обещанный поход на подмогу Давыдовичам и Ольговичам. Чем обернётся для Юрия очередное промедление?

Обернулось худом. Владимир Давыдович, Святослав Ольгович и иные черниговские и северские князья сообща порешили, что дальше враждовать с великим князем без прямой военной помощи Юрия Владимировича опасно. Их послание Юрию было полно упрёков и угроз:

«Ты нам клятвенно обещал идти вместе на Изяслава, и мы в надежде той на него пошли. Изяслав с великим войском наши области за Десною разорил, сёла пожёг, людей и скот попленил. Ты же ни к нам, ни на него не пошёл. Ныне, если хочешь на него идти, то просим не умедлить, а мы со всеми полками вместе с тобой идти готовы. Если же не пойдёшь, то мы свободны от учинённого к тебе крестного целования и будем искать с Изяславом примирения, понеже одни с ним воевать не можем и более не хотим наших подданных войною разорять!»

Надо было что-то решать, и решать немедленно: послы Святослава Ольговича проявляли явное нетерпение.

В Ростове, древней столице княжества (с умыслом это было сделано, с умыслом!), собрался большой княжеский совет. В том, что помогать Давыдовичам и Ольговичам надобно, были согласны все мужи, но в том, как именно помогать – раздвоились. Многие были против большого похода, предлагали послать одного из княжеских сыновей с полком из молодых дружинников, которые бы там обучились войне и укрепили силу ростовскую.

Боярин Громила заключил хитренько:

– Тако мы и Давыдовичей с Ольговичами приободрим, и в большое кровопролитие не ввяжемся!

Мужи одобрительно загудели.

У самого Юрия не было твёрдости в мыслях, и он не стал решать наперекор большинству мужей. С тем и отпустили послов – с малыми обещаниями.

Долго не мог заснуть в тот вечер Юрий. Лежал в темноте с открытыми глазами. Поднимался с ложа и ходил взад– вперёд по ложнице.

Косые струи дождя зло хлестали в слюдяную оконницу. Оконница вдрагивала, как живое существо. Всполохи молний на мгновение освещали ложницу, и снова всё погружалось в чёрную непроглядь. Тревожная ночь, зловещая ночь...

Из головы не выходило предостережение епископа Нестора, сказанное после совета:

– Может, так оно и лучше для княжества, не знаю... Но удовлетворятся ли Давыдовичи и Ольговичи?

Давыдовичи и Ольговичи ответом не удовлетворились.

Князь Владимир Давыдович Черниговский снова собрал братию. Вскорости, загоняя коней, приспели в Чернигов князья Святослав Давыдович, Святослав Ольгович, Святослав Всеволодович. Разногласий между князьями не было: все устали от войны, в помощи от Юрия Владимировича изверились. К великому князю Изяславу Мстиславичу отправилось посольство с мирными предложениями.

Ответное посольство не замедлилось. Белгородский епископ Феодор, печерский игумен Феодосий и два великокняжеских боярина приехали в Чернигов – обговаривать условия мира.

Давыдовичи и Ольговичи обязывались впредь никакого зла великому князю не замышлять, на всех неприятелей быть с ним заедино, половцев и иных иноплеменников в Русь не призывать, никакие усобицы не заводить, и кто будет Изяславу Мстиславичу неприятель, тот и им неприятель. На том целовали крест.

Выходило теперь, что если Юрий заратится с великим князем Изяславом Мстиславичем, то все Давыдовичи и Ольговичи – против него!

Такого оборота Юрий не чаял даже в недобром сне. В полном одиночестве остались Ростов и Суздаль.

Беда никогда не приходит одна. Княжич Ростислав Юрьевич, посланный-таки в помощь Святославу Ольговичу, переметнулся со своей дружиной к великому князю и даже признал его «в отца место», за что был пожалован Бужеском, Межибожьем, Котельницей и ещё двумя градами.

Возликовали неприятели Ростова и Суздаля: знать, совсем зашатался Юрий Владимирович, если родной сын от него отступается!

Юрий уединился в своей любимой Кидекше. Никого из мужей с собой не позвал, а кто сам приезжал – заворачивал восвояси. Только боярин Василий был при князе, друг неразлучный.

В тревожном ожидании замер Суздаль.

Бояре запёрлись по своим дворам, гостей не звали и сами в гости не ездили, чтобы не заподозрил кто в тайном сговоре. Неспроста князь отъехал из столиц, ох, неспроста! Не было бы худа! Поостеречься надобно, поостеречься!

Осторожненько расспрашивали княжеских дружинников, изредка наезжавших в Суздаль по делам. Но те, будто сговорившись, отвечали одинаково:

   – Князь думает...

А что надумал князь Юрий Владимирович, доверено было узнать только старому боярину Василию. Это ему сказал Юрий перед возвращением в столицу:

   – То, что мы неустанно крепили своё княжество, отгородившись от киевских междоусобий, – было верно. Вина и беда наша в том, что вовремя не заметили: переросла Великая Русь границы Ростово-Суздальской земли, вышла на общерусскую дорогу. Никто не позволит нам больше отсиживаться за лесами, ждут, на чьи весы мы кинем тяжёлую гирю. А мы медлили и осторожничали, при случае кулачком грозили, а не мечами рубились, за что и расплачиваемся. Без друзей-союзников остались, в одиночестве. Теперь надобно старых друзей возвращать, новых друзей заводить, неприятелей всячески ослаблять – и полками, и посольствами. Наступают грозные времена. Опасные, но славные...

2

Юрий Владимирович удивил многих разумных мужей неожиданностью и непредсказуемостью своих деяний. Казалось бы, ему, оставшись в одиночестве, разумно затаиться и тихохонько отсидеться за своими лесами, засылать в Киев примирительные посольства, а Юрий Владимирович вдруг заратился. Конные суздальские загоны начали беспрестанно терзать смоленские и новгородские пограничные волости. Однако Черниговские и Северские земли оставались невоеванными, как будто Давыдовичи и Ольговичи вовсе не входили в союзничество с великим князем Изяславом Мстиславичем, но оставались с Суздалем в дружбе.

Мужи опасливо шептались, что великий князь Изяслав Мстиславич не потерпит обиды, причинённой его родичам, смоленскому и новгородскому князьям, придёт войной на Ростовскую землю. Будто нарочно дразнит великого князя Юрий!

Так оно и было. Но не легкомысленная дерзость скрывалась за воинственностью Юрия Владимировича, а дальновидный расчёт. Юрий уяснил, что военное противостояние с Мстиславичами всё равно неизбежно. Бездействие подобно медленному умиранию. Державу Юрия полукольцом обложили враждебные княжества: Новгород, Смоленск, а теперь и Чернигов с Новгородом-Северским. Разорвать эту цепь!

Юрий стоял перед выбором: начинать великие походы на враждебные княжества или, раздразнив неприятелей, побудить их самих к походам и встретить на своей земле.

Не верил Юрий в прочность союза Давыдовичей и Ольговичей с великим князем. Неудачный поход Изяслава на Ростов и Суздаль вобьёт между ними крепкий клин, а там видно будет, как поступить...

Всё получилось так, как загадывал Юрий.

Великий князь Изяслав Мстиславич переполошился, срочно созвал на совет подручных князей. На Воздвиженье[128]128
  Воздвиженье -14 сентября.


[Закрыть], когда птицы двигаются в отлёт и мужики меняют кафтаны на тулупы, в Городец съехались князья Владимир и Изяслав Давыдович, Ростислав и Владимир Мстиславичи, Мстислав Изяславич. Северские князья Святослав Ольгович и Святослав Всеволодович от участия в съезде уклонились, но великого князя это не смутило. Он решал и за присутствующих, и за отсутствующих князей, столь был уверен в своей силе. И – напрасно, как после оказалось...

Поход был задуман великий. По зиме, когда замёрзнут реки, князьям надлежало пойти на Юрия несколькими ратями: черниговским и северским полкам сквозь землю вятичей на Суздаль, великокняжеским и смоленским полкам на Москву, новгородскому войску князя Святополка – к Ростову, и всем ратям соединиться на Волге. Куда денется Юрий от такой облавы?

Великий князь Изяслав Мстиславич был уверен в успехе, но всё-таки, по совету мужей, обеспокоенных отсутствием на съезде Ольговичей, отправил в Новгород-Северский посольство с лестными предложениями, Ростислав Мстиславич Смоленский, брат великого князя, надумал вдруг сватать свою дщерь за сына Святослава Ольговича – Романа – и великий князь сей брак благословлял...

Святослав Ольгович от чести породниться с великокняжеским родом не уклонился, но свадьбе положил быть только весной. Поговорили киевские советные мужи о причинах отсрочки, но так ни к чему и не пришли. То ли просто осторожничает Святослав, выжидает исхода похода, то ли не желает связывать себя с великим князем крепкими родственными узами. И то, и другое было подозрительно...

Проще было с княжичем Ростиславом, сыном Юрия. Его без лишних слов отослали из ближних к Киеву городов к половецкому рубежу – стеречь Киевскую землю от степняков. Пусть там, в отдалении от столицы, и побудет с дружиной, пока не закончится поход.

Едва замёрзли реки, из Киева вверх по Днепру потянулись воинские обозы. Без малого всю Низовую Русь поднял в поход великий князь Изяслав Мстиславич.

В Смоленске великого князя уже ждали изготовленные к походу смоленские полки. Однако от прямого похода на Москву великому князю пришлось воздержаться. Из Новгорода приходили непонятные вести: то ли выступят новгородцы, то ли нет, уверенности не было.

Семь дней простоял великий князь в Смоленске, а затем, поручив низовые полки брату Ростиславу Мстиславичу, сам отправился с ближней дружиной на север – поднимать в поход Великий Новгород.

В Новгороде явил себя Изяслав Мстиславич великим народолюбцем, не к боярам обращался – ко всем гражанам.

Сначала по площадям и улицам с трубными гласами прошли великокняжеские биричи[129]129
  Биричи – должностные лица Древней Руси, в обязанности которых входило оглашение княжеских указов и распоряжений.


[Закрыть], приглашая всех новгородцев на великое пирование. Вскоре на Торговой площади собралась великая тьма народа, но для всех оказалось довольно даровых яств и пития, и веселились люди до поздней ночи; разбредались питухи на неверных ногах, а иных и на санях по дворам развозили, столь натрапезничались. Не было на памяти новгородцев подобного пирования, чтобы гулял весь город. Будь здрав, щедрый господин наш Изяслав Мстиславич!

Наутро велел Изяслав созвонить вече. На Ярославовом дворище, кроме самих горожан, вдруг оказалось много псковичей и ладожан – они-то и кричали громче всех, одобряя речь великого князя.

Приговорило вече вроде как единодушно: «Ты наш князь и отец, мы все готовы с тобой куда велишь идти!»

Бойкие горластые людишки выскакивали на помост, выкрикивали: «Не токмо мирские, но и духовные люди, могущие оружие носить, пусть идут на войну! И игумень, и чернецы, и причетники!»

Осторожную оговорку епископского боярина, что надо бы оставить в городе священников и диаконов, потребных для церковной службы, вечники встретили неодобрительным гулом, но, поспорив, согласились.

После вече народ густо повалил обратно на Торговую площадь – допировывать. И снова было пированье до позднего вечера.

Казалось, всё предвещало успех походу. Но прибежал с Низу гонец, и гонцовские вести привели Изяслава Мстиславича в немалое смущение. Давыдовичи и Ольговичи выступили с полками из своих городов, но до владений князя Юрия не дошли – остановились в земле вятичей. Верные люди намекали, что вероломные союзники медлят намеренно, ждут, как обернётся воинское счастье Изяслава, и только тогда решат, идти войной на Юрия или воздержаться.

Потом прибежал гонец из Смоленска, и тоже с недоброй вестью. Брат Ростислав Смоленский сообщал, что в Москву пришли большие суздальские рати, а подмоги ему от Давыдовичей и Ольговичей нет, и он не знает, идти ему одному для прямого боя к Москве-реке или ждать великого князя. Пусть старший брат распорядится...

Изяславу Мстиславичу пришлось на ходу менять планы войны. К Ростиславу поспешил великокняжеский гонец с приказанием воздержаться от прямого удара на Москву, но идти с полками к Волге, на соединение со старшим братом.

Беспокоило Изяслава и то, что доглядчики, загодя посланные из Новгорода в Ростовскую землю, будто растворялись в лесах за Волгой – уходили и не возвращались. Конными загонами уходили и на лыжах, но всё бесполезно. Неизвестно было, как собирается оборонять Юрий свои владения, где стоят, кроме Москвы, большие ростовские и суздальские рати и сколько в них воинов. А как воевать вслепую?

Пали великие снеги. Лесные дороги стали почти непроезжими.

Разумно ли залезать многоснежной зимой в ростовскую лесную глухомань?

Но не отменять же поход!

Великокняжеские воеводы приговорили на совете: дойти до Волги, стать лагерем возле устья реки Медведицы, а там будет видно, как поступать...

Неопределённое было решение, малообещающее. Но иного Изяслав придумать не мог.

Медленно потянулись к устью Медведицы воинские обозы. Путевые версты сдавались медленно, а дни бежали быстро. Вот и январь на исходе, перелом зимы.

Наконец-то приползли к Волге, к боку знаменитого Шернского леса, а смоленских полков там нет, хотя путь им короче и легче. Стали разбивать лагерь, ратники ставили шатры для начальных людей, складывали шалаши из елового лапника, окольцовывали воинский стан снежными валами – для береженья. Конные разъезды спустились вниз по Волге. А там, близ устья Нерли, стоит град крепкий Кснятин, и людей на стенах много – ждут приступа, отбегать и не думают. К такому граду большими ратями приступать надобно.

Удальцы-ушкуйники проскользнули было мимо града вверх по льду Нерли и упёрлись в ледяные валы – от берега до берега. На валах стража стоит, луки насторожила. Нет пути дальше!

Свернули ушкуйники с речного чистого льда в лес, но и там заставы. Мерянские лучники поражают стрелами из-за кустов. Суздальские ратники обегают на лыжах и встречают в копья. Только немногие возвратились в воинский стан. Рассказать мало что могли, только страху нагнали своими сполошными рассказами о вездесущих и свирепых лесных людях.

Четыре дня ждал великий князь своего брата Ростислава со смоленскими полками, а как он пришёл – немедленно созвал мужей на совет.

Никто из мужей даже не заикнулся о прямом походе вглубь Ростовской земли. В то, что Давыдовичи и Ольговичи стронутся с места, больше не верили. Да и Ростислав привёл с собой меньше воинов, чем ждали. Конница князя Юрия выдвинулась к самому смоленскому рубежу. Уж не задумали ли суздальцы сами воевать Смоленск, пока князь о полками пребывает на Волге? Оставил Ростислав на рубежах сильные заставы, пусть уж старший брат простит...

Мужи с рассуждениями князя Ростислава Смоленского согласились. Конечно же, опасно оголять рубежи княжества. Однако войско, собираемое великим князем для похода, сильно поубавилось...

Было о чём задуматься воеводам.

А где думы долгие, там и решения неопределённые, выжидательные. Как обстоятельства повернутся. Обстоятельства же могли повернуться двояко.

Если Давыдовичи с Ольговичам прервут наконец своё стояние в земле вятичей, однозначно надобно идти им навстречу и, соединившись, приступать к Суздалю. Однако непохоже, что они зашевелились...

Если Юрий сам выйдет с полками на Волгу, дать ему прямой бой, а если будет продолжать прятаться за лесами – жечь и разорять поволжские города и волости, чтобы выманить коварного суздальского владетеля из лесов, ибо воевать с ним сподручней на речном просторе, чем в лесных глухоманях. К тому же успешная война на Волге может подвигнуть Давыдовичей и Ольговичей к совместному походу – военная добыча кого угодно притянет, а города в Ростовской земле торговые, богатые...

Выходило, что соваться вглубь Ростовской земли несподручно.

Воеводам было объявлено: бежать конными дружинами вниз по Волге, разорять прибрежные сёла и деревни, а пешцам следовать за ними на санях, осаждать и брать волжские города, по пути выставляя сильные сторожевые заставы, чтобы ростовцы и суздальцы не перехватили позади (не дай Боже!) Волжский путь, по которому шли за войском великие обозы.

Предосторожность эта была не лишней, но опять-таки убавляла ударную силу войска. Малых людей в заставы не поставишь – перебьют, а больших людей приходилось из полков брать.

Получалось, что не смертельный удар наносит державе Юрия Владимировича великий князь, а так, краешек его немереных владений щиплет! Великий замысел Изяслава оборачивался обычной пограничной войной, и это он начал понимать. Но перерешать было поздно.

Скучным оказался этот поход. Прибрежные селения были безлюдны: мужики укрылись в лесах, увезли всё зажитье и угнали скотину. Избы великокняжеские дружинники конечно пожгли, но больше от огорчения, чем для возмездия. От сгоревшей пустой избы лесному человеку урон невелик, возвратится на родное пепелище – срубит новую избу. А то, что чужое войско долго здесь не задержится, было понятно любому: неотвратимо приближалась весенняя распутица.

Много огорчений доставляли Изяславу и его воеводам приволжские города. У первого же ростовского города Кснятина, что запирал устье реки Нерли, споткнулось плавное продвижение великокняжеской рати.

Первые нахрапистые приступы защитники Кснятина легко отбили. Густо полезли было по штурмовым лестницам псковские и ладожские ополченцы, но и на стенах тоже было густо. Ростовские ратники стояли плечо в плечо, поддаваться и не думали. Находников встречали в копья, рубили секирами, слепили глаза золой и песком. Отбились!

Черной траурной каймой окольцевали град павшие псковичи и ладожане, но Изяслав всё гнал и гнал людей на приступы. Очень уж хотелось великому князю торжественно вступить в первый поверженный Юрьев град!

За псковичами и ладожанами – новгородцы, смоляне, киевляне...

Лезли на стены и скатывались к подножью вала, как в братскую могилу. Не зря поставил Юрий Владимирович возле устья Нерли крепкий град и держал в нём для обереженья целый полк из ростовской тысячи во главе с опытным воеводой.

Смоленскую конницу, кинувшуюся было по льду вверх по Нерли, задержали у первого же ледяного вала. Да смоляне не очень-то и старались прорваться. Впереди была неизвестность. Может, за первым валом ещё других много, одни опасности, а добычи никакой...

В большом затруднении был великий князь Изяслав Мстиславич.

А князь Юрий Владимирович и ростовские воеводы окончательно определились, как дальше вести войну.

Подкрепить ратниками волжские города, чтобы не в поле биться, а на стенах. На крепкой стене один ратник двух-трёх стоит...

Закрыть заставами все дороги вглубь княжества, чтобы не пускать конные загоны великокняжеского войска...

Большим полкам по-прежнему стоять в Москве, Ростове, Ярославле и Суздале...

Воевода Пётр Тихмень проговорил задумчиво:

   – Чаю, дальше Мологи великокняжеские полки не пойдут. Может, конница и до Ярославля добежит, но за Ярославль я спокоен, не по зубам сей орешек Изяславу! Пройдёт гроза по краю княжества, если сами под молнии не высунемся...

   – Не высунемся! – заверил Юрий. – Не дождётся мой сыновец[130]130
  Сыновец – племянник.


[Закрыть], старший Мстиславич, прямого боя на волжском просторе. Пусть и не надеется!

Якун Короб к месту подсказал:

   – А покусывать великокняжеское воинство всё-таки надобно. Пусть почувствуют, что не на своей земле. Мерянским старейшинам надо подсказать, чтобы отпускали лучников на лыжах под великокняжеские обозы. Да и моим молодцам поразмяться не грех, застоялись и кони, и люди.

Воеводы дружно поддержали. Видно, и им было тягостно так стоять – в бездействии и ожидании. Правильно решил князь – не выходить на Волгу большими полками. Но и воевода Короб говорит правильно. Не давать покоя чужой рати!

О том, что ростовские ратники в приволжских городах обречены на неминуемую гибель, не обмолвился никто. Жестокое дело – война. Кому какая участь Богом предназначена: одним – славная смерть, другим – сладость победы. Такая уж судьба у ратника, и роптать на судьбу негоже...

Великий князь Изяслав Мстиславич постоял-постоял у Кснятина и, отчаявшись взять град копьём, пошёл с конными дружинами вниз по Волге. Псковичи и ладожане остались под городом. Смелости у них поубавилось, на стены больше не лезли. Мастера-градоимцы изладили стенобитные орудья, сколачивали из сосновых плах широкие помосты, чтобы придвинуть их на полозьях к стенам. Многих неприятелей кснятинцы пометили стрелами, но остановить работу не могли.

Через две недели после первого приступа тараны проломили ворота Кснятина, и город пал, задавленный вражеским многолюдством.

Но и потери осаждавших оказались тяжкими. Не радость победы ощутили псковичи и ладожане, но горечь. Собрались они мятежным вечем и порешили возвращаться домой. Тщетно отговаривали их великокняжеские воеводы, грозясь гневом Изяслава Мстиславича. Скорбные обозы потянулись во Псков и Ладогу.

Сумеет ли Мстиславич снова поднять в поход ратников из новгородских пригородов?

Следующий город, под которым задержалось великокняжеское войско, был Угличе-поле. Новгородские мужи-советники рассказывали, что град сей очень древний. По преданию, основал его некий княжич Ян Плескович, посланный князем Игорем Старым сюда за данью, и было это два столетия назад. Тогда же начали возводить валы и рыть рвы, а в лето шесть тысяч четыреста девяносто девятое[131]131
  991 г.


[Закрыть] срубили деревянную церковь Константина и Елены. Князь Юрий заново укрепил Угличе-поле, поставил крепкие стены с башнями. Но сильнее стен оберегали город водные преграды. Как на острове стоял град. С севера его прикрывала Великая Волга, с востока – Каменный ручей, с запада – Селиванов ручей, а с юга – глубокий ров, заполненный волжской водой. Но то было летом, а зимой водные преграды оборачивались гладкими ледовыми дорогами, свободно подкатывай к стенам любые осадные орудия!

Как бились и как погибали защитники Угличе-поля, летописцы не узнали и в летописи не занесли. Видно, живых свидетелей не осталось, все угличане равно испили смертную чашу...

Не знаем об этом и мы...

Известно лишь, что до устья Мологи великокняжеское войско дошло в апреле, в Вербную неделю Великого поста. Лед на Волге и на Мологе уже начал крошиться, поверх него потекли талые воды. Местами вода поднималась до брюха коней. Не о наступлении надо было думать Изяславу, а о том, как благополучно уползти восвояси. Тут ещё гонец прибежал с Низа, подтвердил, что Давыдовичи и Ольговичи вступать в Игоревы волости не думают, а если вдруг надумают, то свершить ничего не смогут – распутица помешает. Однозначно выходило – надо возвращаться...

Но не мог Изяслав не попытаться ещё раз уязвить своего соперника!

Вопреки предостережениям воевод, Изяслав кинул к Ярославлю дружинную конницу. Напрасным был этот бросок. Добежала великокняжеская конница до Ярославля, полюбовалась на крепкие стены и башни, высившиеся над неприступными обрывами, и повернула обратно, рассыпалась по прибрежным деревням – пограбить, похватать пленников.

Однако оплошали и ростовские воеводы. Глядя на бегущую по льду Волги воду, они решили, что опасность миновала, и велели людям возвратиться из лесов в свои деревни. Тут-то и прихватили их чужие всадники!

Потом Изяслав Мстиславич хвалился, что вывел из княжества Юрия семь тысяч голов. Столько было пленено мужиков по деревням или меньше, кто считал? Но что полон был немалый, в Ростове и Суздале знали.

Ещё хвастал Изяслав, что взял-де копьём шесть ростовских городов. Ну, Кснятин да Угличе-поле можно городами считать, но на Шоше, Тверде, Дубне и Мологе не города были, а так – малые крепостицы, только для числа их великий князь к своим победам прибавил. Бог ему судья!

По последнему льду великокняжеские полки возвратились в Новгород и Смоленск. Сам Изяслав приехал в Новгород, обласкал и одарил посадника, тысяцкого и многих бояр, а потом возвратился в стольный Киев – уже в ладьях по Днепру.

Гнева на непостоянство Давыдовичей и Ольговичей великий князь предпочёл не показывать, ссылался с ними дружелюбно. 9 мая в Смоленске сыграли свадьбу сына Ростислава Смоленского – Романа – и дочери Сйятослава Ольговича Северского. Воинские потери не омрачили празднования, да и невелики они были. Ростислав своих дружинников не посылал на приступы городов, придерживал при себе. Потери несли псковские, ладожские и новгородские пешцы. Но в Смоленске стенаний новгородских вдов не было слышно, а в Киеве – тем более!

Князь Юрий Владимирович, как только ушли большие великокняжеские полки, быстрой ратью вернул под свою власть Торжок и Помостье[132]132
  Помостье – новгородские волости на реке Мете.


[Закрыть]. В Кснятине и Угличе-поле заново отстраивали крепости. По берегам Волги застучали плотницкие топоры – мужики поднимали из пепла сёла и деревни.

Да полно, было ли нашествие великого князя Изяслава Мстиславича?

Неспешно катилось лето, от Сотворения Мира шесть тысяч шестьсот пятьдесят седьмое[133]133
  1149 г.


[Закрыть].