Текст книги "Слишком мало друзей (СИ)"

Автор книги: Вадим Розанов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 23 страниц)

   Работу по ликвидации заговора это затруднило, но не остановило. Отказаться от такого подарка судьбы вартовые не могли по определению. Раскрыть заговор – дело более, чем почетное и доходное. Так что где-то сгустили краски, где-то напустили туману, слегка пуганули Верховного намеком на возможный переворот. Поскольку сначала процесс планировался как публичный, то для придания ему красочности непосредственно накануне арестов подвели кое к кому из заговорщиков поглупее своих секретных сотрудников, которые попытались перевести разговоры заговорщиков в более радикальные действия. Где-то поехали за город и постреляли по бутылочкам, кому-то «достали» схему охраны резиденции Верховного и списки верного ему генералитета, то есть насытили будущее «дело», как потом изящно высказался прокурор, «весомыми доказательствами серьезности намерений заговорщиков». Вопросом о том, зачем заговорщикам схема охраны резиденции, если у них не было и не планировалось создавать ни одну боевую группу для ее захвата, прокуратура оставила за скобками как не нужный.

   И вот, в один прекрасный день в Киеве в верхах вдруг начались аресты. Верховный гетман и до этого кротостью не отличался и с неугодными или проштрафившимися во власти расправлялся без промедления, но тогда, как правило, было хотя бы ясно, что происходит. Сейчас же все было странно. Официальные коммюнике только еще больше запутывали дело, поскольку в них шла речь о какой-то антинародной группировке. Антинародная – это что? Направленная против народа? Маньяки-убийцы, что ли? Но на одном из первых мест в списке заговорщиков стоял гетман закордонных справ, и он был далеко не единственным членом правительства из числа заговорщиков. А дальше по списку: генералы, чиновники, бизнесмены, писатели. Даже композитор затесался! Верховный в своем очередном выступлении тоже коснулся этой истории и по своему обыкновению только еще больше все запутал.

   «– Помните, что случилось 18 марта? – эмоционально вопрошал он слушателей, – Нет? А зря! Коммуна в Париже случилась! И, кабы их сразу там не прижали, расползлись бы по всей Франции! А там и по всей Европе! Мы-то помним, как это бывает!» – и далее в том же духе.

   Публика после этого не знала, что и думать. Лица из известного списка заговорщиков не то, что не тянули на последователей Парижской коммуны, но были, скорее, радикально противоположны коммунарам по своим политическим воззрениям. Предположение, что они всю свою предшествующую жизнь глубоко маскировались, тянуло, скорее, на медицинский диагноз.

   А распалившийся Верховный, к сожалению, на этом не остановился. Его глубоко народное заявление – «Они нас всех хотели на ... посадить!» – вызвало у наиболее ярых любителей конспирологических теорий предположение, что речь шла вообще о группе с нетрадиционной ориентацией, которая намеревалась распространять свои ... гм... увлечения с использованием служебного положения. Поползли слухи. Кто-то что-то видел, кто-то знал точно, а кто-то уже даже стал жертвой заговорщиков. Последних обследовали и точно пришли к заключению, что им требуется лечение. Правда, головы.

   Суд при таких обстоятельствах, естественно, был закрытым и скорым – если вообще был, приговоры разнообразием не отличались: пожизненное заключение в крепости. Что это значило, мало кто понял, поскольку УК такой меры вообще не предусматривал, но шансов выйти на свободу у приговоренных явно не было.

   Так что дело было явно темным и оно, наверное, еще долго бы вызывало пересуды, если бы через год после него не вылетел в отставку уже сам Верховный гетман. От него на этот раз решили избавиться уже свои. То есть сформировался широкий консенсус в среде политиков, высших администраторов и бизнес-верхушки о том, что пора бы уже стране обновить свое лицо и выбрать в лидеры более вменяемого и приличного деятеля. Все же наступали уже 50-е годы, середина века, а у нас тут все какой-то лапотник рулит. Перед Европой стыдно. Вообще, в мире явно назревали большие перемены, и он становился сложнее. Война на Тихом океане закончилась победой американцев. Япония была вынуждена признать свое поражение и даже уйти из Китая. В САСШ после этого немедленно начался очередной экономический кризис – слишком много военных программ было свернуто, слишком много рабочих рук освободилось и в армии, и в промышленности. В Европе процветали германские государства, причем, когда французы пригрозили применить военную силу для прекращения их экономической экспансии, в ответ они услышали обещание в случае агрессии немедленно пойти на объединение всего немецкого народа. Французы задумались, а вот их союзники-соперники англичане немедленно отказались от поддержки Парижа. Так что игры пошли серьезные.

   Смена Верховного гетмана прошла безболезненно. А через некоторое время многие из его действий уже стали объектом критики, его обвиняли в авантюризме, понемногу стали выпускать тех, кто в разные годы пал жертвой его политики. А тем из числа репрессированных, кто избежал заключения, возвращали если и не прежние должности, то звания и социальный статус. Реабилитация коснулась и осужденных по делу «Восемнадцатого марта». Вдаваться в детали никто не стал – просто в один прекрасный день военная прокуратура обратилась в Верховный суд с предложением отменить приговор. Он и отменил.

   Померанцев вернулся в Киев поздней осенью.

   Первые дни после возвращения он не выходил из дома. Жена как будто боялась, что если он куда-то уйдет без нее, то его снова арестуют, и она опять окажется в череде бесконечных посещений тюрьмы, а потом и колонии с передачами, короткими свиданиями, разговоров с адвокатами, ожиданий ответов на свои жалобы и обращения. Да и ему самому казалось, что только здесь, за закрытыми дверями своей квартиры он находится в безопасности. Раз за разом они вместе радовались тому, что в бытность министром он отказался переезжать в официальную резиденцию гетманства, а остался в старой квартире своих родителей в тихом переулке вдали от шумных центральных улиц. На примере семей других арестованных заговорщиков было слишком хорошо известно, как рьяно и беспардонно вартовые освобождали казенные квартиры от вчерашних членов правительства. А в их случае хотя бы этого удалось избежать. Хотя всего остального семья хлебнула по полной.

   Сейчас жена заклинала Померанцева ни на каких условиях не возвращаться во власть, как это сделали уже некоторые из освобожденных.

   – Проживем как-нибудь! – раз за разом повторяла она.

   Померанцев с ней не спорил, но не думать о будущем он не мог. За время его заключения все запасы семьи были подъедены, а надо было как-то жить дальше, учить детей. Давали о себе знать возрастные болячки, да и жене явно не помешал бы месяц-другой на хорошем курорте.

   Не возражая жене в принципе, он попытался модифицировать ее идею.

   – Может быть, попробуем уехать из Киева? – как бы размышляя вслух, аккуратно пробрасывал он, – в провинции, по крайней мере, не буду натыкаться каждый день на тех, кто нас сажал. Да и люди там попроще. Попробую тряхнуть стариной – пойду преподавать в какой-нибудь университет. Не зря же защищал диссертацию по философии в свое время. А может быть, что-то получше кто-нибудь предложит!

   Померанцев при этом явно лукавил. Пару раз он все же встречался с теми, кто сейчас правил бал в канцелярии Верховного гетмана. Трудно понять, чем они руководствовались, но практически каждому из вернувшихся делалось какое-то предложение. Должности не центральные и не очень заметные, но, по крайней мере, с неплохим содержанием. Другое дело, что таких мест-синекур в Киеве уже явно не хватало, и один из бывших гетманов уже получил предложение губернаторского кресла в провинции.

   Жена за идею отъезда ухватилась обеими руками. Интуитивно она понимала, что им обоим надо перевернуть прошлую страницу и попробовать начать новый этап в своей жизни.

   Так что предложение отправиться губернатором в Казань Померанцев воспринял с удовольствием. Место было вакантно, так что сборы не затянулись, и еще до Нового года новый губернатор Казани приступил к своим обязанностям.

   Глава седьмая

   Губернаторы, как говорится, приходят и уходят, а жизнь в городе идет своей чередой. По давней традиции вскоре после Рождества в городе должен был состояться большой бал от имени губернатора. В этот раз фактически он становился первым выходом новой губернаторской четы в местный свет. Не стоит даже и упоминать, что интриги вокруг приглашений на бал развернулись нешуточные. Все гости как бы подразделялись на два состава: постоянный и переменный. Ясное дело, что мэр, ректор университета, полицмейстер, начальник гарнизона и масса других должностных лиц присутствовать на балу были просто обязаны. И их жены, соответственно, тоже. И так каждый бал. А вот дальше... Кто будет распределять квоту на пять профессоров университета, как выбрать наиболее достойных представителей делового мира, да и все почетные граждане Казани тоже не могли рассчитывать на приглашения – их было слишком много. По опыту устроители обычно давали часть приглашений офицерам гарнизона – они были незаменимыми кавалерами в танцах, а наиболее именитые горожане стремились раздобыть приглашение не только для супруг, но и для взрослых дочерей на выданье... И надо было идти им навстречу. А как иначе украсить праздник? Как городскую легенду рассказывали историю об одном чудаке, который попробовал предложить своей супруге уступить приглашение дочери. Версии о том, что с ним случилось после этого, очень разнились.

   Германов и Ольга от всей этой суеты были далеки. Бал их интересовал мало, хотя за годы жизни в Казани они посещали подобные мероприятия уже дважды. И оба раза не обошлись без курьезов.

   Первый раз их «бальная» очередь по квоте профессуры университета наступила через три года после приезда. Германов, четко следуя надписи в нижнем углу приглашения: «белый галстук с наградами», нацепил на фрак все свои ордена, в том числе и «Звезду Мадрида», чем немедленно привлек к себе пристальное внимание жандармского полковника, возглавлявшего местное управление.

   Дело в том, что к этому моменту война в Испании кончилась победой республиканцев, но не повлекла за собой те последствия, на которые надеялись многие в Киеве. Поддержавшие республику французы хотя и вывели большую часть своих войск, но сохранили за Пиренеями пару военных баз, включая и военно-морскую на средиземноморском побережье. Испанцам это не так чтобы очень нравилось, но, во-первых, они слишком многим были обязаны Парижу, и, во-вторых, лучшей гарантии против новой итальянской интервенции, чем присутствие французских войск, было даже трудно придумать. И надо отдать должное французам – персонал баз они держали действительно в ежовых рукавицах. Провинившихся наказывали жестко и тем самым максимально предотвращали возможность негативной реакции местного населения.

   В большой европейской политике эти базы были сущей мелочью, но именно эта мелочь и обрушила амбициозные планы киевского Генштаба. Дело в том, что обширная помощь со стороны НКР испанской республике имела в своей основе не только меркантильные соображения. Оружие продавать в мире можно было много кому, хотя надо отметить, что испанцы хотя бы платили исправно.

   Основная идея состояла в том, чтобы получить после победы Республики военно-морскую базу где-нибудь недалеко от Барселоны и разместить там силы подводного флота. Как ни странно, этот стратегический изыск был направлен против находящейся в другом конце Средиземного моря Турции, с которой, как считали в Киеве, рано или поздно, но разбираться придется. «Испанские подлодки», по замыслу киевских стратегов, должны были нарушить турецкие морские коммуникации в Восточном Средиземноморье, которым никаким иным образом НКР повредить не могла. Свой интерес в этой истории имела и Балтийская Федерация, которая по предварительной договоренности должна была построить и продать НКР эти корабли.

   Конечно, намного эффективнее было бы разместить такую базу где-нибудь на греческих островах, но мало кто сомневался, что в случае конфликта турки очень быстро не оставят от нее камня на камне. Да еще и используют ее как предлог для войны против греков. Все же Испания – не Греция, связываться с ней, находясь в состоянии войны с НКР, туркам было бы затруднительно.

   Французы, вольготно разместившиеся на далеком испанском берегу со своей базой, сразу же поставили крест на этих планах, а дальше, как это обычно и бывает, всеобщий энтузиазм сменился разочарованием, поиском виновных, втянувших НКР в эту «испанскую авантюру». Вчерашние герои предпочли забыть о своих подвигах. Пресса, еще вчера восхищавшаяся мужеством испанских борцов за свободу и их друзей-интернационалистов, вообще перестала вспоминать о них. Одним словом, кавалеры испанских наград в армии НКР спрятали их подальше и предпочитали вообще не вспоминать испанские факты своих биографий.

   И на этом историческом фоне на торжественном балу в Казани появляется профессор со «Звездой Мадрида»! Жандармский полковник испепелил взглядом своего зама-ротмистра, как бы требуя немедленного ответа на вопрос: «Это кто такой и откуда он здесь взялся?» Мало того, что орден испанский, из числа очень редких и почетных, так он еще и в форме пятиконечной звезды, которая у всех людей старшего поколения твердо ассоциируется с революцией! А объяснялось все довольно просто – наиболее удачным эскизом для ордена испанцы в свое время сочли работу художника-эмигранта из России с глубокими большевистскими корнями.

   К концу бала ротмистр сумел получить информацию и успокоить своего начальника: никакого криминала, вроде бы, нет, а профессор вообще получил награду, будучи официальным экспертом Конференции по невмешательству и членом дипломатической делегации Балтийской Федерации. Так что не карбонарий, слава Богу!

   Ольга, наблюдала за всеми этими муками жандармов, смеясь про себя, и, в конце концов, вообще с трудом увела Германова с этого бала. На его теперь уже военные награды обратил внимание генерал, командовавший гарнизоном. Выяснилось, что он сам вернулся с Великой войны с таким же набором, и служили они на одном фронте в одинаковых чинах – так что вспомнили бойцы минувшие дни как следует.

   В следующий раз Германовы попали на бал еще через три года. И Ольга постаралась преподнести очередной сюрприз местным жандармам. Теперь уже на ее бальном платье скромно красовалась пара розеток орденов Балтийской Федерации, причем с мечами...

   Жандармский полковник долго не мог отвести от них взгляда. По возрасту эта молодая дама явно не могла быть ветераном Великой войны, в силу каких-то причин удостоенной наград уже после нее (такое теоретически могло быть). Значит, что? Получила после войны? За что?

   На этот раз его заместитель – теперь уже подполковник – только разводил руками и растерянно повторял:

   – Преподает в гимназии... Девочки ее любят... Моя дочь у нее тоже учится.

   Потом, конечно, списались с коллегами и разобрались, кто такая и чем занималась. Вроде бы ничего опасного. Но настороженность осталась. И не зря.

   Посещение четой Германовых третьего бала потрясло не только местное жандармское управление, но и весь высший свет города.

   Вообще, Германову в этот раз идти на бал совсем не хотелось. С возрастом он здорово изменился – стал настоящим домоседом. Общества Ольги, сына, иногда Петрова ему было вполне достаточно, так что вытащить его куда-нибудь становилось все труднее и труднее. А тут бал – масса неизбежных хлопот: не забыть заранее заказать аренду фрака в ателье и при этом с сожалением убедиться, что размер трехлетней давности стал не просто тесноват, а просто не налезает, принять участие в детальном обсуждении с женой нового туалета, который еще только предстояло пошить, затем достаточно убедительно восторгаться полученным результатом, а потом еще выясняется, что к новому туалету не подходят ни одна пара из имеющихся в наличие серег. Не то, чтобы Германов стал скуповат, но жизнь постоянно дорожала, семья и дом требовали новых и новых расходов, а зарплата профессора за их ростом явно не поспевала. Да и с дополнительными приработками в Казани было не очень. Не говоря уже о том, что выездные дополнительные лекции, за которые он раньше брался с удовольствием, с возрастом тоже давались все тяжелее и тяжелее. Так что была бы возможность – с удовольствием отказался бы под благовидным предлогом, но тут и ректор, и Ольга выступили единым фронтом. Одному было важно показать, что и в его провинциальном университете есть неординарные личности, резоны Ольги стали ясны несколько позже. Так что пришлось идти.

   В силу своего положения Германовы попали на бал во вторую очередь. К этому моменту часть наиболее именитых гостей уже начала расходиться, а новый губернатор с супругой, встретив первую очередь гостей и обойдя после этого залы, вновь заняли свои места у входа в первый зал и начали с самыми доброжелательными улыбками встречать новую порцию гостей. Профессора университета шли компактной группой во главе с ректором. Поздоровавшись с губернаторской четой, ректор сделал шаг в сторону и начал представлять своих подопечных. Большинство гостей губернатору представлял руководитель службы протокола губернаторского управления, но всех профессоров он явно не знал, и как всегда, принял помощь ректора с благодарностью.

   – Профессор Германов с супругой! – прозвучало скороговоркой, но вместо пары секунд на улыбку и рукопожатие произошла очень серьезная задержка всего процесса. Померанцев все же возглавлял раньше киевский аналог МИДа и в вопросах европейской политики разбирался.

   – Германов? Извините, тот самый? Это Вы в свое время открыли для нас главную тайну Версаля? И Вы преподаете в нашем университете? Да это же огромная честь и удача для города иметь в университете научную звезду такого масштаба! Я с огромным удовольствием встречусь с Вами в ближайшие дни. Нам явно будет о чем поговорить. Голубчик, – это было адресовано уже заведующему протоколом, – завтра же свяжитесь с профессором и договоритесь, когда ему с учетом его расписания занятий будет удобно встретиться со мной. И отведите на эту встречу побольше времени – мне крайне интересно узнать, над чем сейчас работает уважаемый профессор.

   Те, кто услышали сказанное губернатором, были, мягко скажем, потрясены. До сих пор в ходе бала он вел себя в высшей степени корректно, но в целом сдержано, никого особо не выделял, а тут такое. Но это было только начало.

   Невольная заминка движения очереди гостей привела к тому, что супруга губернатора на пару минут вместо наблюдения сплошного калейдоскопа лиц гостей смогла невольно сосредоточить взгляд на стоящей рядом с Германовым женщине. Всмотревшись в нее, она выдала вдруг не менее яркую реакцию.

   – Кузина Ольга? Ты здесь! Господи, да же мы не виделись с того момента, как ты выпустилась из Смольного! Ты же училась потом в Германии? А потом я часто спрашивала родных о тебе, но никто толком ничего не знал. Какая радость! Господи, это же просто чудо! Николай, – это уже мужу, – это же моя кузина Ольга, она училась со мной, но на курс старше. И она тоже живет здесь! Завтра же увидимся! Мне так тебя всегда не хватало! – и супруга губернатора не просто заключила Ольгу в свои объятия, но вроде бы даже и слезу уронила при этом.

   И все это происходило на глазах массы гостей, включая целую группу наиболее знатных дам города, которые заняли неподалеку от входа стратегическую позицию, рассчитывая, что завершив прием гостей, супруга нового губернатора подойдет к ним, и у них появится, наконец, возможность ее всесторонне оценить, взвесить, да и, чем черт не шутит, набиться в близкие подруги. Надо же новой первой даме на кого-то опираться в трудных городских делах. Это только их мужья думают, что управляют городской политикой. Те, кто по опытнее, понимают, что голову в нужном направлении всегда поворачивает шея.

   Дамами был немедленно устроен мозговой штурм. Кое-кто из них Ольгу знал – все же она преподавала в лучшей женской гимназии города. А тут еще, прослышав о какой-то заминке при приеме гостей, к ним подошел жандармский полковник. Он в городе был старожилом и понимал, что уж этот кружок точно все видел и про все знает.

   От услышанного полковнику поплохело. Супружеская пара Германовых, как мы знаем, уже дважды создавала ему головную боль. Он даже подумывал, а не выслать ли их из страны как нежелательных иностранцев, но был вынужден отказаться от этой идеи. Германов, хотя и имел гражданство Балтийской Федерации, одновременно имел все права и на гражданство НКР. По матери он происходил из семьи его мелких помещиков Липецкой губернии, где он и родился, но кроме этого он был офицером Великой войны и имел за нее награды, а все основные государства, возникшие на развалинах Империи, подписали в свое время соглашение о том, что все заслуженные участники войны имеют право получать гражданство, проживать и трудиться в любом из них без каких-либо ограничений. Ситуация в те времена была сложной. Дать ветеранам обещанное во время войны фактически не мог никто, а ссориться с ними не отважилась ни одна власть. Вот и попытались дать им второстепенные права и льготы, которые не требовали немедленных затрат. Так что такого не выставишь.

   Новый губернатор уже и так добавил полковнику забот. У него даже появился новый заместитель, присланный из Киева специально для того, чтобы аккуратно надзирать за бывшим заговорщиком. Киевлянин взялся за дело рьяно: напихал в штат губернаторской канцелярии и резиденции с полдюжины новых сотрудников, которых привез с собой из столицы, начал активно интересоваться делами коллег – нет ли, мол, каких подвязок их дел с недавним заговором, и вообще, по всеобщей оценке мутил воду. Полковнику, который не без оснований ожидал в ближайшие годы заслуженной пенсии, это все совсем не нравилось. Одно дело – самому уйти с почетом, выбрав для этого подходящий момент и еще получить что-то вкусное напоследок, и совсем другое – вынужденная отставка по причине служебного несоответствия. А тут такое! Германов и Ольга все же были как бы свои, да не совсем – балтийцы, и еще, похоже, с интересным прошлым. При умелом повороте дела обязательно встанет вопрос, а куда раньше смотрели, почему не просветили такую семейку насквозь и мер не приняли? А киевлянин явно был парнем умелым...

   Спешки полковник не любил, но это был явно тот самый случай, когда времени терять не стоило. Крякнув про себя, он остановил проходившего мимо официанта, кивнул ему: иди за мной! – и направился к Германовым.

   Надо сказать, что к этому моменту толпа вокруг Германова и Ольги заметно уплотнилась. Их разговор с губернаторской четой заметили многие, и слух о нем быстро распространялся по залу. Желающих прояснить ситуацию хватало, но близких друзей среди гостей у них не было, а шапочно знакомые ловили момент, когда можно будет невзначай поздороваться и аккуратно задать пару вопросов.

   Полковник как мощный ледокол льдины раздвинул кольцо гостей и дружески кивнул Германову и Ольге:

   – Полковник Трутнев! Хотя, надеюсь, в особом представлении не нуждаюсь. Давно хотел бы с вами познакомиться и поднять бокал в компании столь известных и заслуженных сограждан. Но здесь что-то шумновато, может, отойдем в сторонку? – и полковник увлек чету Германовых в небольшой боковой зал, в котором странным образом почти не было гостей. Объяснялось это просто. Именно этот зал был неофициально предназначен для наиболее знатных гостей, в него удалялся во время бала для коротких разговоров «на ногах» губернатор и другие вип-персоны, и хотя двери зала были открыты, без специальной нужды гости туда не заходили. Вроде как официально не сказано, но все все знают и понимают.

   Строго говоря, полковник слегка нарушил неписаные правила, но другого выхода он не видел.

   Оказавшись в боковом зале, Германов с удивлением оглянулся. Вместо привычной толпы, через которую и пройти-то иногда бывало трудно, здесь было просто тихо, а вдоль стен стояли даже небольшие столики и полукресла. А вместо очереди у бара – официант с полным подносом напитков, да и еще и поинтересовался в придачу, устроит ли гостей предложенный им набор.

   В целом устроил. Ольга взяла бокал с шампанским, а Германов с полковником выбрали по стопке «казанской особой». Тем более на ближайшем столике нашлось и блюдо с канапе на закуску.

   – Давайте без длинных тостов, по-офицерски: Искренне рад знакомству! – полковник взялся за дело сразу, лихо махнул свою рюмку и перешел к сути вопроса.

   – Вы ведь у нас уже старожилы. Почти десять лет в городе. Можно сказать, столпы нашего образования. О минувших заслугах я вообще не говорю. И вот, думаю, правильно было бы подсказать городскому голове, что пора бы отметить столь уважаемых лиц званием «почетный гражданин Казани».

   С каждым новым словом полковника Германов испытывал все более глубокое удивление. «Почетный гражданин»? С чего это вдруг? Более того, в университете была масса профессоров, которые вели намного более активную общественную жизнь, чем он – бесконечно заседали в каких-то комитетах и комиссиях при мэрии, выступали с докладами и лекциями в городских аудиториях, публиковали статьи в городских газетах и были намного лучше него известны широкой общественности. Германов же от городской политики держался несколько в стороне. Насколько он понимал, славы упомянутое звание особо не прибавляло, а вот выгоды содержало несомненные – чего стоило только освобождение от налога на недвижимость. А дом они с Ольгой разогнали немалый и недешевый, так что и налог получался ощутимым.

   Германов даже собрался спросить полковника, а не перепутал ли он их с кем-то другим, но тут посмотрел на жену и почти прикусил себе язык. Он хорошо знал это ее выражение лица и небольшой прищур глаз. В прежние времена это означало, что Ольга перешла в «боевой режим», а значит дело серьезно. Давно, правда, он у нее не наблюдал подробного выражения. Но сейчас что-то будет.

   И Ольга не подвела.

   Поставив опустевший бокал на столик, она с мягким сочувствием спросила полковника:

   – Что, совсем труба?

   Трутнев не сразу нашелся с ответом. Он, конечно, совсем не привык, чтобы в «его городе» с ним разговаривали подобным образом. Да к тому же... Пусть женщина, пусть красивая, пусть кузина жены губернатора, но по воинскому званию только поручик! Уж это-то он в свое время выяснил точно. Но и ставить на место нахалку так уж сразу не стоило.

   – А давайте повторим! – и он щелкнул пальцами, подзывая официанта.

   На этот раз Ольга первая взяла с подноса рюмку «особой» и, подмигнув полковнику, повторила его тост: «По-офицерски!» и лихо опрокинула стопку. Мужчинам осталось только последовать ее примеру, что они с удовольствием и проделали. Водка была отменной.

   Окинув взглядом ближайший столик, полковник взял с него тарелочку с малюсенькими бутербродами с икрой и предложил их Ольге:

   – Настоятельно рекомендую. Лучшая закуска.

   Та чиниться не стала и один за другим съела три канапе. Мужчины и здесь не стали от нее отставать.

   И тут Трутнев расхохотался.

   – Здорово вы меня! Избаловался я тут у нас в провинции, класс потерял. И знаете, ведь чувствовал, что вы за птицы – все же не в первый раз в поле зрения попадаете, но вот решил в лоб, по-простому. А вон как вышло.

   Германов, которому и водка, и икра понравились, но ясности в происходящем не прибавили, вопросительно посмотрел на Ольгу.

   – Полковник пытался нас завербовать, – пояснила она, – причем так, в легкую, с ходу, без серьезной подготовки.

   – Завербовать нас? Зачем?

   – Ему нужно наладить освещение нового губернатора, а мы, похоже, чуть ли не единственные, к кому он проявил интерес. Все элементарно. Но обижаться мы на него не будем, а выпьем еще по рюмке и расстанемся добрыми друзьями. И еще: мне икра эта очень понравилась.

   Выпили, конечно, и мило разошлись. Стоит ли говорить, что на следующий день Ольге доставили в подарок большую банку икры того самого посола.

   А пока прием продолжался. После беседы с полковником жгучий интерес других гостей к их персонам воспринимался четой Германовых несколько легче. Это была как бы прививка в преддверии длительной и тяжелой болезни, название которой: человеческое любопытство.

   Глава восьмая

   Новая встреча двух семейных пар не заставила себя долго ждать. Уже через пару дней у дома Германовых остановился лимузин губернатора. Не обсуждая этого заранее, и Померанцев, и Германовы остановились именно на варианте встречи за чаем в семье профессора – это был, действительно, лучший способ избавиться от лишних ушей.

   Посидели за самоваром и общим разговором, мужчины делились своими впечатлениями от европейских столиц, старательно обходя при этом вопросы мировой политики. И уж тем более никто не касался темы недавнего заключения Померанцева. Что захочет – сам расскажет. А не захочет – и не надо.

   Постепенно Ольга умело отвлекла свою родственницу на разговор о выборе наилучшей гимназии для ее детей вкупе с воспоминаниями о тех временах, когда они обе учились в Смольном. Так что разговор как бы разделился и предложение Германова переместиться мужчинам в его кабинет, чтобы не мешать дамам решать наиболее важные вопросы бытия, выглядело вполне резонно.

   Разговор сложился не сразу. Сначала устроились в покойных креслах у широкого окна, за которым был виден грустный зимний сад. Там в конце расчищенной дорожки скучала в ожидании лета уютная беседка. У входа в нее с обеих сторон на специальных столбиках были размещены кормушки для птиц в виде открытых площадок с покатыми крышами на тонких столбиках. В кормушках было довольно оживленно – снегири, синички и прочая птичья мелочь спешили наесться за короткий зимний день.

   Померанцев вдруг поймал себя на том, что он завидует хозяину дома, его теплому, уютному особняку, спокойной профессии, хорошо заметной гармонии в семье.

   Германов, как будто почувствовав его настрой, усмехнулся и сказал:

   – Знаете, были когда-то и мы рысаками. Но всему свое время. И еще очень важно поймать во время ту мелодию, которую захочешь слушать до конца жизни. Конечно, к большинству это приходит с возрастом, но есть несчастные, которые так и не слышат ее до конца жизни. Но самое тяжелое, когда она у кого-то зазвучала, а потом вдруг прервалась. Такому не позавидуешь.