Текст книги "Цитадель души моей (СИ)"

Автор книги: Вадим Саитов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 21 страниц)

– А может, и правда? А вообще пробовал кто потомство от людей и бестий получать?

Тут уже я засмеялся.

– Каждый день пробуют без устали, – сказал, отсмеявшись, – да толку-то? Ты в лупанарии когда крайний раз был?

– А, – Гез ответил и потупился. И выходит по всему, что – никогда он лупанарии не был.

– Если б от связи людей с бестиями потомство бывало, – сказал я, – то оборотней сегодня больше, чем людей было бы.

– Я думал, тех, которые, ну… в борделе, – с трудом выговорил это слово Гез, как выплюнул, – их… стерилизуют.

И краской залился аж до кончиков ресниц. Ну, и ну. Гез-то наш, выходит, мальчик еще.

Нехорошо это, авторитет егерей подрывает. Светлый образ наш, сотнями баек воспетый, очерняет. Надо бы найти ему гетеру подходящую, чтобы помогла ему с девственностью расстаться без лишних ошибок и душевных терзаний.

– Вот еще, делать нечего. Да и как от них потомство получать, если они стерилизованы?

Бестии меньше людей живут, а век вольп – века большинства бестий короче. Лет пять – шесть и от былой звезды борделя остается высохшая развалина. Надо смену вовремя готовить, и для этого при каждом лупанарии одного-двух самцов держат. Да и мальчиков, буде таковые в помёте окажутся, не всех убивают – для той же цели. Вот только, если самки в полном и всестороннем, так сказать, расцвете нужны, то от самцов, сам понимаешь, лишь одно и требуется. Ну и условия жизни у них соответствующие – чтобы только не сдохнуть. Видел я один раз бордельного самца – мерзкая картина. И ведь понимаешь, что вольпы сами эту судьбу выбрали, и жребий этот заслужили, но всё равно – не годится разумным существам в таком виде существовать. Будь моя воля, я б их всех перебил, хотя и лучше иных понимаю, что такого легкого конца они не достойны.

– А как так с вольпами получилось? Я помню еще времена, когда они в силе были. В Арелте пара семей жила, самые лучшие дома занимала. Наш староста как-то в неурожайный год деньги в рост у них брал. И погромы помню, как в один день их бить начали. Не пойму только, почему? Почему раньше не трогали и почему вдруг всех выбили? Все говорят, что вольпы чашу людского терпения переполнили, звучит-то складно, но верится с трудом. Отчего-то иные несправедливости в эту чашу, как в бездонную, который век льются – и ничего, не переполняют.

Я усмехнулся.

– Не людскую они чашу переполнили, отнюдь. Раньше не трогали, так как нужны они были нам. Наверное, и вправду именно вольпы людям помогли звериное ярмо скинуть, потому что опосля Смутного Века именно они слаще всех устроились. Жили и в лесах, и в городах, так что само собой вышло, что они посредниками между людьми и бестиями оказались. Как похитят кого урсы, кому деньги на выкуп нести? Вольпам. Как надо дорогу от набегов вержьих обезопасить или поле овса – от потравы урсами, кому деньги нести?

Вольпам. Так они и более серьезные дела проворачивали. Из тех, что я сам знаю, это именно вольпы кланы Двуречья на гнездо гиттонье под Аквинком натравили. Рыл восемьсот гиттонов в этом гнезде было, самое старое и самое сильное гнездо из всех известных. Те гиттоны только и мешали всю Паннонию вновь имперской территорией считать. Диокл, принципал восточного крыла, два года под Аквинк то легионы, то егерей посылал – без толку. А верги справились. Уж и не знаю, чего это вольпам стоило, но чего принципалу стоило – знаю. Полную телегу золотом он в Дом Тен-Чи отправил. Так-то. И сведения о расположении, о численности, о передвижениях и намерениях незамиренных кланов вольпы всегда исправно продавали – даже ценник у них на это был общий, у разных домов. И вообще, вольпы фактически Четвертую Войну Бестий девять лет назад предотвратили – когда кланы Иллирии, возмущенные ростом Империи, начали собираться и атаку планировать, именно вольпы людей предупредили – не задарма, разумеется. Еле успели мы тогда – стоило Семи Кланам к Альпам прорваться, они бы Империю надвое рассекли, тогда и другие замиренные кланы подниматься бы начали. Так что, хоть и были вольпы для всех, как чирей на заднице, трогать их никто не осмеливался.

Пока я говорил, глаза у Геза всё больше и больше становились, и, наконец, он не выдержал:

– Так почему же их так не любил никто? Раз столько от них пользы?

– Пользы? – я хмыкнул, – польза да, была. Ты вроде говорил, что староста ваш у них в рост брал – и как, пошли на пользу ему вольповские деньги?

– Удавился он, – Гез помрачнел, – зря, что ли, никто, кроме вольп, денег не давал – все понимали, что возвращать нечем будет. Дом старостин квесторы имперские с молотка пустили, а семья его загодя куда-то уехала, нашли их, нет – не знаю. И с продажи дома старостиного вольпы даже половины одолженных денег не выручили… вот только поговаривали, что дикие вольпы на село напали именно потому, что староста наш городских вольп обманул.

Я согласно кивнул.

– Скорее всего. Верг за родственников убитых, а вольп – за облапошенных мстит. И ты еще спрашиваешь, почему их люди не любили? Да и шпионами они в обе стороны работали – сколько раз планы наши, вольпам известные, и вергам с урсами становились известны – не перечесть. И ведь никогда их за лапу не поймаешь – опять же не счесть, сколько раз фальшивки вольпам подбрасывали, чтобы по реакции вергов предателей выловить – ни разу не попались. По хитрости они и чекалок запросто обставляли. И с дикими вольпами дело иметь очень непросто было. Так-то, силы у вольпа немного и один на один, он опытного егеря слабее. Вот только никогда так не выходило, чтобы опытный егерь один на один с ними оказывался. А если и выходило, то значило это, что чего-то он не заметил.

Вот взять твой случай, в Сакмане – неровно ж тогда мы их зачистили – две трети ушло. А егерей они два десятка подчистую перебили, под оползень заманив, и третий десяток уполовинили. У егерей, какому про вольп не напомни, так зубы сами скрипеть начинают.

А ты еще спрашиваешь. Было за что.

Гез в голове почесал.

– Так ты ж говорил, что нужны они были…

– А, да. Недосказал. Так вот, верги вольпам последнего предательства не простили. Они и раньше без особой любви к вольпам относились, а после истории с Семи Кланами и вовсе принялись их из лесов гнать. А где и убивать. Так-то далеко не все дома вольп с людьми игры вели – были дома, людей люто ненавидящие. Нам с ними проблем больше, чем с любыми другими бестиями, порой бывало. Но верги их сортировать не стали – всех выгнали. Не осталось в лесах вольп. И вот, сразу после того, не нужны они людям стали.

И тогда – ничего им не помогло: ни деньги, ни связи, ни даже зверобог их.

– Да, слышал. А как его убить-то удалось? Он же бог был? Или нет?

– Разговаривал я с колдуном одним, так говорил он, что Кицу мы не убили. Мы убили его здешнее тело и появиться во плоти он в нашем мире уже не может. Ну, не знаю. По мне, что пнём об сову, что совой об пень – всё одно сове плохо. Кстати, не так уж и сложно это оказалось – зарядили двенадцать аркбаллист стрелами, размером с хорошее бревно каждое, пять этих «стрел» в Кицу попало. Ему хватило. Сначала он на берегу Фалены лежал – ну дохлый лис, и всё тут, даром, что размером с гору. А через пару суток расплываться начал, размыливаться и, в конце концов, осталась от него только здоровенная лужа грязи. На любом рынке сейчас можно купить кусок глины якобы из той лужи – говорят, от ревматизма помогает и от кожных болезней, но это вряд ли. То есть, может, и помогает, но вряд ли это та самая глина. Не настолько большая была лужа.

– А как его под стрелы заманили?

– Да, в общем-то, и не заманивали – деваться ему некуда было. Там, в Фалене, последних свободных вольп вычищали, и колдуны предупредили, что зверобог может явиться, чтобы помочь своим созданиям. Ну, мы и подготовились. А вольпы те сами себя перехитрили.

Родус-то вроде как по-честному собирался оставшимся домам Фалену отдать в полное владение. Вольпы раньше к наместнику, чуть не ногой дверь открывая, ходили, ну и, когда заполыхала Красная Охота и начались погромы, вольпы из Дома Тен-Таро к наместнику прорвались и защиты попросили. А в обмен предложили – ни много ни мало – все накопления всех, еще не разграбленных, вольповских домов. Дескать, когда беспорядки начались, все золото и драгоценности вольпами были вывезены в только им известное место и там спрятаны. Прикинул Родус, какая это куча золота и враз помочь согласился.

Порешили отдать вольпам Фалену и весь архипелаг прилегающий. Людей же оттуда выселить, чтобы ни у кого соблазна не возникло друг друга перебить. Да и людей-то там было – форт один только. На острове хоть и земля хорошая, и климат благодатный, но частенько на него чекалки набегали, так что сил у Империи целиком Фалену оборонять никогда и не было. А так – вроде как две проблемы с плеч долой – и вольп опальных пристроить и дырку в южной границе заткнуть без людских потерь. Да вот тут вольпы и ошиблись – стало им, видно, жалко накопленных богатств. И попросили они всего-то десять тысяч золотом из оных богатств с собой забрать, да не просто так, а в обмен на расположение старого кладбища эльков – был такой вид бестий, изначально довольно редкий, почти без помощи человека, остальными бестиями, наровно вычищенный.

Травоядные они были, может потому на них остальные бестии и ополчились. А для людей же эльки эти тем примечательны оказались, что их рога и некоторые кости – отличный поделочный материал, не хуже моржовой и слоновьей кости. С учетом того, что необработанную слоновую и моржовую кость с начала Смутного Века никто не видел, то неудивительно, что цена за пару хорошо сохранившихся рогов элька до сотни драхм доходит. Ну, Родус и согласился. Большая часть вольп на корабли грузиться принялась – под плотной охраной легионеров, которые не столько вольп караулили, сколько от людей их защищали. А меньшая часть – около полусотни, сотню легионеров себе в защиту попросив – в предгорья Альп отправилась. Тут Родус и подумал, что полусотня та идет свои десять тысяч из кубышки доставать. И решил, что вовсе нет теперь никакого смысла вольпам жизнь сохранять. В дикой спешке собрали нас тогда две кохорсы и отправили перед вольпами к Фалене. А форту приказ с нами передали – когда корабли вольп на внутренний рейд встанут, утопить их катапультами. Выплывших же – егерям добить. Вот только ошибся Родус. И то сказать – видимо, ни с кем из знающих он не советовался предварительно – это ж надо, что удумал: что вольпы сами на хвосте его к своим богатствам приведут! Да никогда б они такой глупости не совершили, а те десять тысяч оговоренные, скорее всего, как-то сами бы пропали при транспортировке их в казну Имперскую, и никто б никогда и не выяснил, как это произошло – такой обычно почерк у вольп бывал. Ну и в день, когда мы на Фалене Кицу стрелами утыкали, та полусотня на своих сопровождающих набросилась. Легионеры, даром что предупреждены были, и числом были вдвое, но всё равно всех зачистить не смогли – рыл тридцать последних свободных вольп утекли в леса, да там и сгинули без следа. С тех пор никто о диких вольпах не слышал. А к борделям их самки неслучайно прибились – они и раньше на передок слабы были, да и в части ублажения мужчин им равных еще поискать среди гетер.

Вот только если раньше они это для собственного развлечения, или интриги плетя (а чаще всего – и для того, и для другого одновременно) делали, то теперь некоторые предприимчивые люди, которые опыт общения с их самками уже имели и которым они живьем попались, решили – не пропадать же добру. О том, как эти твари себя вели в городах – нобилей с грязью мешая, а на остальной народ и вовсе, как на дерьмо смотря – многие помнили, и поначалу в бордели народ валом валил. Поглумиться над бывшими хозяйками жизни. Некоторых, говорят, и насмерть затрахали.

Гез сдавленно хрюкнул.

– Но это вряд ли, – продолжил я, – во-первых, любая вольпа сама кого хочешь до смерти затрахает. А во-вторых, не потерпели бы хозяева такого убытку – поначалу те бордели, которые вовремя подсуетились с вольпами, за неделю годовую выручку делали. Тут уж поневоле их беречь начнешь. А потом-то они уже повсюду расселились. В таком вот качестве.

VII. Crambe repetita[14]14
  Старая сказка на новый лад. (Дословно – «подогретая капуста»).


[Закрыть]

– В Балену поедешь, – капитан протяжно вздохнул и посмотрел на меня странным взглядом, – в Испанию.

– В Балену, так в Балену, – пожал я плечами, – а что там? Кланы поднимаются? Сколько людей брать?

Дерек поморщился, выставил ладонь, словно отгораживаясь от моих вопросов.

– Вечно ты торопишься, до конца не выслушаешь, – попенял он мне, – сейчас всё изложу.

Поедешь один. Кланы пока вроде не поднимаются, и нам крайне желательно, чтобы так оно и продолжалось – сам понимаешь, Балена – это уже почти Баетика.

Я кивнул. Понимаю, мол, как не понимать.

– Донесение пришло, что какой-то клан начал людей убивать. Сейчас счет до трех дошел, но, пока ты туда доберешься, может уже и на десятки пойти. С одной стороны, эта ситуация предсказывалась и предсказывалась давно. Тамошние кланы мы долго не трогали – слишком долго, я бы сказал. И подрастающая молодежь вполне могла решить, что настало время показать клыки. Спокойствие в этом регионе нам очень важно, намного важнее жизни не то что трех, а даже трех сотен человек. Вот только, если мы никак не отреагируем, молодежь кланов может вообще обнаглеть от безнаказанности и, поэтому отреагировать надо. Но это с одной стороны. С другой стороны, у меня такое ощущение, что кто-то хочет, чтобы именно так я и подумал. И отправил туда сквад на чистку. Тогда достаточно будет в затеплившееся пламя взаимной ненависти еще пару поленьев подкинуть и превратится вся Испания в один пылающий костер. Что не может быть выгодно ни нам, ни девяти кланам Испании. Поэтому мне нужен там кто-то, кто не будет с ходу хвататься за меч, а попытается понять, что именно произошло и происходит в Балене.

Понять и предотвратить назревающий обвал. Нас устраивает нынешняя ситуация в Испании и мы готовы многим поступиться, чтобы её сохранить. Только не давай вергам это понять.

Я фыркнул.

– Ну я ж не дурак. А кто, по-твоему, мутит воду?

Дерек мелко помотал головой.

– А я не знаю! Кто угодно. Вариант раз – это и в самом деле молодые верги затеяли.

Старики слабеют, а молодежь – что у нас, что у вергов – в тонкости политики вдаваться не любит и всё видит исключительно в чёрно-белом цвете. Это худший вариант – если старые вожаки уже не в силах сдерживать разбойничьи настроения подросших щенков, то без драки не обойтись. Но есть еще вариант два: чекалки. Cui prodest, понимаешь? Первые, кто выиграет от большой драки в Балене – это как раз чекалки. И они уже не в первый раз там интриги затевают. Но и это еще не всё, есть варианты три, четыре и пять. Новый префект Испании – чрезвычайно самонадеянный молодой человек одного из особо приближенных родов… вдобавок – завзятый бестиефоб. Не раз уже заявлял во всеуслышание, что желает видеть Империю очищенной от зверья и собирается всячески этому содействовать. К сожалению, мозгов у него хватит, чтобы стравить вергов и людей в своей провинции, но не хватит, чтобы просчитать последствия этого. К двойному сожалению. Еще есть мнение, что наша армия чересчур застоялась – легионы-де давно не получали хорошей встряски. И для повышения боеготовности оной армии неплохо бы устроить маленькую победоносную войну. А где ж её устраивать, как не в Испании? Ну не в лесах Лидии же? Если этот вариант окажется ближе остальных к истине, то можно вообще каждого легата в подозреваемые записывать, да и среди сенаторов «ястребов» – чуть не половина. А еще дошел до моих ушей слух, что это замысел таки вергов, но не молодых, а именно что старых – что они уже спелись с кланами Иллирии и, как только армия – с большей частью егерей – перейдет Пиренеи, здешние кланы устроят всей Империи ночь Последней Охоты. Есть из чего выбрать, а?

Я нахмурился.

– Понятно, что ничего не понятно. Буду разбираться по обстановке. А кто из наших сейчас в Балене?

Дерек махнул рукой разражено:

– Гракх!

– А…, – я понимающе кивнул. К надраенному до зеркального блеска образу Септия Гракха даже кличка никакая приклеиться не смогла. Так он и остался – Гракхом. Он – ромеец, и не просто ромеец, но еще и из старого патрицианского рода, умудрившегося за бурные годы Смутного Века не растерять веры в звезду Pax Romana, которая однажды вновь озарит небосклон, вселяя ужас во врагов и восхищение – во всех остальных. Их не так уж и мало – обломков прошлого, наизусть помнящих всех основателей всех римских легионов за все года правления Ромы до начала Смутного века и свято уверенных, что колесо истории можно повернуть вспять. Правда, обычно такие в армию идут, но Септия каким – то странным течением к нам прибило. Поначалу все только удивлялись, косили взглядами ему вслед и предрекали скорую погибель, но Септий выжил, дослужился до лейтенанта и добился своеобразного уважения. Теперь егеря его гранитной твердолобостью, и, граничащей порой с идиотизмом, прямотой даже слегка гордятся. «Ну, это же наш Гракх!»

– и этим всё сказано. Егерей в Испании мало – очень это специфичный регион – насколько я разнарядку нашу помню, лейтенантов на всю центральную часть всего двое полагается.

Вот и выходит, что некому там такое деликатное дело поручить.

– Когда выедешь?

Я затылок почесал.

– Да часа через три и выеду.

– А что не прямо сейчас?

– Дело у меня есть одно.

– Ладно, – не стал настаивать капитан, – дело, так дело.

Я уже к выходу нацелился, но Дерек меня остановил.

– Вот еще что – зайди к Свистуну, возьми у него голубей пяток. В Балене кончились – Гракх мне вчера предпоследнего отправил.

Я скривился недовольно, посмотрел на Дерека укоризненно, но возражать не стал. Да понимаю я, что голуби – вещь нужная. Вот только не люблю я с ними дела иметь – уж больно они хрупкие и привередливые создания, эти почтовые голуби. Как ни стараешься клетку с ними беречь, а всё равно пару-тройку угробишь, пока довезешь. Да «угробишь» – не то слово: у меня такое впечатление, что эти твари страдают тягой к самоубийству, круто замешанной на ненависти ко мне лично, так что им только в удовольствие сдохнуть у меня на руках. А каптенармус потом смотрит недобро и всё порывается жалованье урезать в разы – дорогие они, птички эти.

Флавия, к счастью, у себя оказалась. Не одна, правда – послышались мне из глубины дома мужские голоса, когда она наружу выскочила, в ответ на мой стук.

Прикрыла спиной дверь, нахмурилась.

– Не беспокойся, я на минуту только, – сказал я, доставая кошелёк. Протянул ей.

Флавия посмотрела на кошелёк, потом – удивлённо – на меня. Я усмехнулся.

– Просьба у меня к тебе, – сказал я, – есть у нас паренёк один, в моей казарме, Гез Сельмар прозывается, клички нету – новенький. Неплохой парень, но есть у него проблема – мальчик он еще, а сам при этом егерем стать хочет, представляешь?

Засмеялась Флавия переливчато, глянула лукаво, кошелёк из моей руки забрала.

– Понимаю. Считай, что проблемы уже нет.

– Только ты это… осторожно. Парень он впечатлительный.

– Ты еще учить меня будешь? А может, – она прищурилась с намеком, – он тебе родней приходится? А?

Я замотал головой, собираясь возразить, но тут из-за спины Флавии грянул хор пьяных мужских голосов – нестройный, зато громкий и с легкостью прошедший даже через плотно затворенные двери и ставни. «Реют в твердых руках орлы, дрожит под ногами земля, разбегаются прочь враги и бла-бла-бла». Три или четыре голоса.

– Ого, – сказал я, – справишься?

Флавия фыркнула пренебрежительно.

– Было б с чем справляться, – сказала она, подмигнула многозначительно и скрылась за дверью. Я сглотнул слюну и пошёл обратно в лагерь – за голубями.

* * *

Против ожидания, голубей я довез всех. Один, правда, выглядел плохо – лежал на боку, часто дыша и не открывая глаз, но главное – он был жив, а остальное уже – не моя проблема. Обрадованный таким удачным началом миссии, я сразу направился к гарнизону.

Солнце потихоньку выползало на вершину своего ежедневного маршрута и, такое впечатление, само потело от усиливающейся жары. Дрожащее марево искажало силуэты зданий, размыливая горизонт в сплошной грязно-серый кисель.

Септий моему появлению не обрадовался. Точнее – не обрадовался тому, что я приехал один, а не с сотней егерей.

– Доминдальничается он, – пообещал мне Гракх, очевидно, имея в виду капитана, – сколько можно с врагов пылинки сдувать? Когда враг поднимает голову, её следует немедленно срубить, иначе через мгновение их поднимется сотни. Пусть потом не говорит, что я не предупреждал, – и продолжил свое занятие: снаряжать стрелы наконечниками. Судя по уже подготовленным и сложенным возле стола колчанам, Септий готовился к длительной осаде. Подождав немного и поняв, что больше ничего не услышу, я принялся выяснять обстоятельства сам.

– Сколько людей убито?

– Трое.

Я нахмурился. Ехал я пять дней…

– Выходит, за последнюю неделю – ни одного.

– Только благодаря предпринятым мерам, – отрезал Гракх, – поодиночке никто не ходит, милицию увеличили, где не было – создали. Дороги патрулируем. Так ведь это ненадолго!

Как только они поймут, что мы ничего в ответ делать не собираемся…

Гракх замолчал и принялся нахмуренным взглядом смотреть вдаль, очень при этом напоминая статую какого-нибудь императора – грубые римские черты лица, гордо развернутые плечи и печать величайшей ответственности на челе. Портило впечатление только то, что нос и уши были на месте – сколько я статуй императоров не видел, с целым лицом не одной не упомню.

– Мы собираемся, – мягко сказал я, – только надо сначала понять, что делать. Какой клан замешан?

– Два, скорее всего. Красной воды и Двух вершин.

– Два?!

– Первое убийство на территории клана Двух Вершин произошло. Один человек пропал.

На следующий день – еще один пропал, но тут, похоже верги Красной воды виноваты – там у них какие-то брожения в этот день начались.

– То есть, двое пропали? Без следов?

– Ну… да, – неохотно признал Септий.

– Чушь какая-то, – сказал я, ставя на торец лежавший на полу чурбан и присаживаясь на него, – не находишь?

– Не нахожу. Я думаю, они побоялись сразу всех убить и живыми их взяли, чтобы на нашу реакцию посмотреть. И чем дольше мы тянем с ответным ударом, тем меньше шансов у этих двоих живыми остаться.

– Гениально! – не сдержался я, – сам додумался?

– Да, – сарказм мой пропал втуне, да и неудивительно – может статься, Септий вообще и не знает, что такое сарказм.

– Ладно. Давай по порядку. Кто, когда и где убит или пропал?

Гракх вздохнул. Отложил в сторону инструмент, поднял взгляд.

– Восемь дней назад убита старуха, жившая на хуторе за устьем Фиоры. Тут сомнений нет – следы зубов, царапины от когтей. Тогда же пропала её внучка. Через день – пропал её отец – пошёл искать родных и не вернулся. Что тут думать?

– Сколько людей на хуторе живет?

– Не знаю, – Септий пожал плечами, – я сам там не был, отправил одного из своих – Мавра – он все и выяснил.

– А где сейчас этот Мавр?

Септий посмотрел задумчиво в окно, пошевелил губами.

– В патруле, на Южной окраине. Часа через четыре должен вернуться.

– Ясно. Дай мне человека, на хутор этот съездить.

Гракх хмыкнул.

– Ты здесь видишь хоть одного?

– Да. Тебя.

– Я не могу гарнизон оставить. А больше тут никого нет. Никого, понимаешь? И если сейчас верги пойдут на приступ, сдерживать их придется мне одному! – Септий зло выдохнул, махнул рукой, – иди в магистрат, там тебе дадут пару милитов. Только имей в виду – ты просто впустую расходуешь драгоценное время. Голубей привёз?

– Да.

– Ну, хоть что-то, – Септий встал обошёл стол, обошел меня и вышел на улицу – наверное, пошел в очередной раз требовать от капитана кохорсу егерей и пяток легионов солдат. Я пожал плечами и вышел следом.

* * *

– Одна?! Она жила там одна? Вы понимаете, что вина в произошедшем – полностью ваша?! Вы указ читали?!

– Читал! До дыр читал! – магистр, багровея лицом и тряся полными руками, брызгал мне слюной в лицо, – что с того! Эта старая дура ни в какую не соглашалась съехать! Что я должен был делать? Что?!

– Силой увезти, разумеется!

– Ха! А я что делал? Три раза милиция её оттуда утаскивала. Одному милиту эта карга руку прокусила, и даром, что во рту три зуба – насквозь! Рука загноилась и я лечение из своего кармана оплачивал, между прочим! А на другой день эта старуха уже обратно заселялась. Мне её что – денно и нощно охранять надо было?

– Ногу ей сломать, – проворчал я, – надо было.

– Очень смешно! – рявкнул магистр.

– Я, вообще-то, не шутил. На что вы надеялись, когда её там, одну, оставили?

– На то, что её верги сожрут, разумеется. Если б дело этим закончилось, никто бы шума поднимать не стал. Всем эта карга уже поперёк горла стояла, даже дочери своей. Кто ж знал, что так обернётся?

– Кто знал? Спросили бы у того, кто знал, у егерей, например. Вергам-то невдомёк, что на старуху вы рукой махнули. Им разницы нет – если можно съесть одного, то можно и другого, и третьего. Для вергов мы – добыча. И эта старуха постоянно им об этом напоминала. Представьте себе человека, который свои деньги хранит в кошельке, лежащем посреди улицы. Кто будет виноват в пропаже денег – тот, кто подобрал с земли кошелек, или же их хозяин?

– Сами бы тогда этой каргой и занимались! Где вы были, такие умные, три года назад?

– Она три года там одна жила!?

– Да!

Я задумался. Перевел дух и попросил уже мирным тоном:

– Дайте мне милитов парочку, я хочу до хутора прогуляться.

– Не дам, – магистр вытер пот со лба, вздохнул и упал в свое кресло, – нет людей. Половина оружие вернула и по домам разбежалась – за родных, дескать, беспокоятся. А что я поделаю? Они ж ополченцы, а не рабы. Оставшихся ваш сдвинутый лейтенант забрал, – магистр пожевал губами и с отвращением выплюнул имя, – Гракх! Пришел, махая каким – то древним указом, и забрал. Теперь они парами, денно и нощно, тупо ходят кругами по идиотским маршрутам, составленным все тем же гением стратегической мысли. Я вас уверяю, если их там даже не загрызут верги, которым они уже наверняка глаза намозолили, то они попросту посворачивают себе шеи в оврагах да обрывах, через которые эти маршруты как специально проложены. Милиты возвращаются с патрулей, на ходу от усталости засыпая! – Магистр снова начал волноваться, багроветь и махать руками, – я говорил об этом с Гракхом, но он словно не слышит ничего! Все талдычит о своих правилах и о том, что он лучше знает, что предпринимать в подобной ситуации…

Неожиданно магистр затих, и, глядя мне за спину, улыбнулся и сказал почти спокойно:

– А вот очень кстати.

Я обернулся и увидел стоящую в дверях немолодую уже женщину с торжественно – скорбным выражением обрюзгшего лица. Несмотря на жару, она была закутана с ног до головы в какие-то непонятные одежды – плотные, блеклых цветов и с бахромчатыми краями.

– Очень хорошо, что вы пришли, госпожа Урсула, – продолжил магистр, и я заметил удивление, мелькнувшее на неприятном лице гостьи, – вот из столицы приехал егерь, чтобы как раз заняться вашей проблемой.

– Егерь, пфе, – сухим сварливым голосом отозвалась та, – с быка больше молока надоишь, чем с этих егерей – пользы. Тож вон, ходили-рядились, а шо толку? Уж неделя прошла. Уж на что их лейтенант к Марте моей подкатывал, жениться собирался, так и он со страху обделался – носу из своей халупы не кажет, волков, небось, боится.

Смерила меня колючим взглядом и фыркнула. Неудивительно, что я к ней не почувствовал ни симпатии, ни сочувствия – что передо мной стоит мать, жена и дочь вержьих жертв, я уже догадался. Ну да ладно, в конце концов, я и сам собирался её найти и с ней поговорить. На ловца, как говорится… а вот кстати…

– Лейтенант, говорите, подкатывал? Это какой же? – совершенно у меня в голове не укладывалось, чтобы у Гракха могла появиться хоть тень мысли испачкать свою голубую романскую кровь браком с какой-то плебейкой. Да он, насколько я помню, даже гетер себе подбирал исключительно по их родословной.

– Как то есть какой? Разве их тут больше одного? Тот самый, с именем, как кашель чахоточного. Да только дочке он моей не приглянулся, она его и прогнала. Так что мож и неспроста егеря те не чешутся, хотя уж неделя прошла.

Урсула махнула рукой, одежды ее заколыхались, как парчовые занавески на ветру, в воздухе расплылся затхлый аромат давно не стираной ткани. Ну и ну. Не будем о женитьбе, даже если лейтенант о ней и говорил, то уж точно не всерьез. Но если хоть на секунду допустить, что Гракх действительно подкатывал к дочурке, а она его отшила, то… собственно, а не Гракх ли, пылая местью отвергнутого мужчины, это всё подстроил? А может, и того веселее – подговорил какого верга похитить внучку, чтобы потом её героически «освободить», но вмешалась какая-то случайность – отец заметил, например – и пришлось всех убить? Бред, конечно, полнейший, но мало, что ли, я видел похожей на бред реальности в последнее время?

Тем временем магистр, со словами, – «ну, вы тут пока поговорите», – бочком-бочком прокрался мимо нас и растворился в душном полумраке коридора магистрата. Откуда-то донеслись его слова:

– Мне тут фуражом заняться надо…, – потом всё стихло.

Урсула недобро посмотрела вслед сбежавшему магистру, потом снова вцепилась взглядом в меня.

– Так значит, ты теперь этим делом займешься? Ну, добро. Корова прошла, лепешку обронила – и то добро. Когда искать пойдешь?

– Что искать? Лепешку?

Женщина моего юмора не оценила – глянула на меня со злым раздражением, нахмурилась:

– Ты совсем дурной, я посмотрю. Христос с тобой, какую лепешку? Марту мою и Петера, окаянного, разумеется. Надо ж их отпеть, как полагается, дабы души их успокоились. А то они кажную ночь ко мне приходят. Стоят у постели, смотрят с укоризною.

– Души?

– Вестимо, души. Они ж у нас не абы какие, а христианские. Мамаша моя язычницей осталась, уж как я её не упрашивала креститься. А теперь вот поздно уже и гореть ей в аду за упрямство свое, – с трудом сдерживаемая злость и даже злорадство сквозили за этими словами – похоже, старуха и в самом деле не отличалась кротостью и благообразием.

Впрочем, дочь тоже не вызывала особого умиления.

– Хорошо, – я вздохнул, – расскажите мне, пожалуйста, как всё случилось-то?

– Че зря воздух беспокоить? – проворчала Урсула, – сто раз уж рассказывала… ну, что… шестого… седьмого дня уже Марта к мамаше моей отправилась, снеди ей отнести, ну и проведать, значит. Не померла ль еще та. Она кажную неделю так ходила.

– Одна?! – перебил я её.

– Вестимо, одна, – пожала плечами Урсула, – порой Петер её провожал, но всегда ж оно не выходит – Петер у меня мужик работящий, занятой. В ночь обычно возвращалась, но тогда не вернулась. Когда и шестого дня утром не вернулась, Петер за ней сам идти вызвался – забеспокоился, хотя она порой и до второго вечера оставалась – видать, почуяло чего сердце. Я-то уж еще с прежнего дня места себе не находила, а в ночь явилась мне Марта вся в белом, лицом бледная и спокойная. Подошла она к моему ложу, встала у изголовья и молчит. Я уж…