Текст книги "Эзотерический мир. Семантика сакрального текста"
Автор книги: Вадим Розин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 27 (всего у книги 35 страниц)
Итак, несмотря на огромное напряжение чувств и наплывающие друг на друга ситуации, в эзотерической реальности в обычном понимании в конце концов ничего не происходит. В каком-то смысле – это просто мощное поле сильных, экстатических переживаний. Но разве подобные сильные чувства и переживания не имеют место в обычной жизни? Имеют, но крайне редко и, кроме того, они чаще вызваны не жизнью, а искусством, не собственным делом, а участием в жизни культуры. В эзотерическом же мире летит не самолет, а ты сам (в виде серебристой вороны), в пропасть опускается не вертолет с человеком, а человек с помощью собственной эзотерической силы (светящихся нитей, связывающих человека с природой).
Но почему Карлос Кастанеда, проходя курс ученичества, постоянно испытывает страхи, одиночество, отчаяние, слабость, неуверенность в себе, то есть явно детские (подростковые) чувства. Он явно инфантилен, его ощущение мира напоминает то, которое возникает у ребенка, попавшего в незнакомую обстановку. Вспомним, например, первую встречу Карлоса Кастанеды с Мескалито: «Я упал перед ним на колени и стал говорить о своей жизни, потом заплакал… Я был очень старым и слабым и бежал от нагонявшей меня погони… «Или другой эпизод почти семь лет спустя:
«У меня было непреодолимое чувство бессилия и отчаяния. Я хотел встать. Я говорил: «Встать!» – снова и снова, как будто это было магическое слово, которое заставило бы меня сдвинуться. Однако ничего не случилось. Я расстроился и пришел в состояние раздражения. Мне хотелось биться головой о дверь и плакать. Я испытывал мучительные моменты, в которые мне хотелось двигаться или говорить, я не мог ни того, ни другого. Я был действительно неподвижен, парализован… Мои мысли вызвали во мне ужасное чувство меланхолии. Я заплакал…».
Слезы, отчаянье, заброшенность и тому подобные переживания сопровождают все учение Карлоса Кастанеды. Возможно потому, что, выйдя из обычной культуры (обесценив ее ценности), человек оказывается лишенным ее защиты, в новом, эзотерическом мире он так же беззащитен, как маленький ребенок в незнакомом лесу. Этот мир угрожает самой жизни человека, а рядом нет ни привычных отношений, ни правил, по которым можно жить, ни ухоженной, понятной жизни – ничего. Рядом только бенефактор, который приходит на помощь лишь в катастрофических ситуациях (и то не всегда), но он заставляет идти вперед, в неизвестное, опасное, страшное. Тем не менее, с каждым новым опытом связь учителя и ученика крепнет, между ними возникают нерасторжимые узы мужской дружбы, особая мужская любовь. Складывается мужской союз, орден, для которого характерны своеобразный юмор, грубоватое подтрунивание, ирония, атмосфера суровой теплоты и поддержки.
6
Путь ученичества предполагает усвоение определенных ценностей. Первая ценность – эзотерическое знание. Достижение эзотерического знания и учение суть одно и то же:
«В наших разговорах, – пишет Карлос Кастанеда, – дон Хуан постоянно возвращался к выражению «человек знания», но ни разу не объяснил, что это значит. Я попросил его сделать это.
– Человек знания – это тот человек, что правдиво пошел по трудному пути учения. Человек, который без спешки и без мешканья прошел в раскрытии секретов знания и силы настолько далеко, насколько смог.
– Может ли любой быть человеком знания?
– Нет, любой не может…
… Любой может попытаться стать человеком знания, однако очень мало людей преуспевают тут. Это естественно, гак как враги, которых человек встречает на пути учения, чтобы стать человеком знания, – поистине ужасны. Большинство людей сдаются перед ними».
Дон Хуан подчеркивает, что пути, которые выбирает человек, небезразличны для его судьбы: на одном он будет несчастным, на другом – найдет себя; назначение же настоящего человека – попытаться пройти по пути эзотерического знания.
«Один путь, – пишет он, – делает путешествие по нему приятным: столько, сколько по нему идешь, ты с ним одно целое. Другой путь заставит тебя проклинать свою жизнь… Один путь делает тебя сильным, другой – ослабляет… Мы люди, и наша судьба – это учиться и быть вовлекаемым в неощутимые новые миры… нет конца новым мирам для нашего восприятия»,
Хотя эзотерический и обычный миры различны, путь, по которому идет человек знания, связывает их воедино; и здесь, и там человек должен оставаться самим собой – человеком. Карлос Кастанеда пишет:
«Когда я спросил, на правильном ли я нуги, то я имел в виду вопрос: какой из этих миров правильный, какой курс должна взять моя жизнь?
Дон Хуан выслушал мои объяснения и заключил, что у меня нет ясного представления о мире. Он сказал:
– Ты думаешь, что для тебя тут имеются два мира, два пути. Но тут есть лишь один… Единственный доступный для тебя мир – это мир людей; и этот мир ты не можешь покинуть по своему выбору. Ты человек. Тебе показали мир счастья, где нет разницы между предметами, потому что там некому спрашивать о различиях. Но это не мир людей. «Защитник» вытряхнул тебя оттуда и показал, как думает и борется человек в мире людей. И быть человеком – это значит быть связанным с этим миром. Ты же имеешь глупость считать, что живешь в двух мирах. Но это только твоя глупость. Кроме одного единственного для нас, нет никакого другого мира».
Двигаясь по тропе знания, ученик сталкивается с различными трудностями. Самые главные из них дон Хуан описывает так:
Когда человек начинает учиться, он никогда не знает ясно своих препятствий. Его цель расплывчата. Его намерение не направлено. Он надеется на награды, которые никогда не материализуются, потому что он ничего не знает о трудностях учения…
И таким образом человек натыкается на своего первого природного врага – страх! это враг ужасный и трудноодолимый. Он остается скрытым на каждом повороте пути, маскируясь, выжидая. И если человек, испугавшись его присутствия, побежит прочь, то это положит конец человеческим притязаниям…
– А что он должен делать, чтоб одолеть страх?
– Ответ очень прост. Он не должен убегать. Он должен победить свой страх и сделать следующий шаг в учении, и следующий, и следующий. Он может быть полностью испуганным и все же он не должен останавливаться. Таково правило. И тогда начнет чувствовать уверенность в себе… Он может видеть новые шаги в учении, и острая ясность его мысли отражает все. Человек начинает чувствовать, что нет ничего скрытного.
И тут он встречает своего второго врага – ясность мысли. Эта ясность мысли, которую так трудно достичь, рассеивает страх, но также и ослепляет. Она заставляет человека никогда не сомневаться в себе. Она дает ему уверенность, что он может делать все, что ему захочется, потому что он видит все насквозь.
Он мужествен, потому что ясно видит. Он ни перед чем не остановится, потому что ясно видит. Но все это – ошибка; это вроде чего-то неполного. Если человек поддается этому мнимому могуществу, значит, он побежден своим вторым врагом и будет топтаться на месте в учении. Он будет бросаться, когда надо быть терпеливым, или будет терпелив, когда следует спешить…
– Но что же он должен делать, чтобы избежать поражения?
– Он должен делать то же самое, что делал со страхом. Он должен победить свою ясность мысли и использовать ее лишь для того, чтобы видеть, терпеливо ждать и тщательно измерять и взвешивать все, прежде чем сделать новый шаг…
… Он будет знать, что могущество, за которым он так долго гонялся, наконец, принадлежит ему. Он сможет делать с ним все, что захочет. Его олли у него в подчинении. Его желание – закон. Он видит все, что вокруг него. Но туг он натыкается на своего третьего врага – могущество, силу.
Сила – самый сильный из всех врагов. И естественно, самое легкое, что можно сделать, – это сдаться. В конце концов человек, действительно, неуязвим. Он командует; он начинает с того, что идет на рассчитанный риск, а кончает тем, что устанавливает законы, потому что он – мастер.
Человек на этой стадии едва замечает своего третьего врага, надвигающегося на него. И внезапно, сам того не заметив, он проигрывает битву. Его враг превращает его в жесткого, капризного человека…
– Является ли поражение от какого-нибудь из этих врагов окончательным поражением?
– Конечно, оно окончательно. Когда какой-нибудь из этих врагов один раз пересилил человека, то гот уже ничего не сможет сделать…
– Как он может победить своего третьего врага, дон Хуан?
– Он должен непременно победить его. Он должен прийти к пониманию того, что сила, которую он, казалось бы, покорил, в действительности никогда не принадлежала ему. Он должен все время держаться в рамках, обращаясь осторожно и добросовестно со всем тем, что он узнал. Если он может увидеть, что ясность мысли и сила без его контроля над самим собой хуже, чем ошибка, то он достигает такой точки, где все находится в подчинении. Тут он будет знать, когда и как использовать свою силу. И таким образом он побеждает своего третьего врага.
Человек к этому времени будет в конце своего учения, и почти без предупреждения он столкнется здесь со своим последним врагом – старостью. Этот враг самый жестокий из всех. Враг, которого он никогда не сможет победить полностью, но лишь сможет заставить отступить…
… Но если человек разобьет свою усталость и проживет свою судьбу полностью, то тогда он может быть назван человеком знания, хотя бы на тот короткий момент, когда он отгонит своего непобедимого врага. Одного этого момента ясности, силы и знания уже достаточно».
Вторая ценность, которую должен усвоить ученик, а также любой человек, отрицающий культуру и вступающий на тропу знания, может быть названа «воинской». Ученик движется по пути воина, он полностью собран, готов ко всему, несет полную ответственность за свои действия. За каждым поворотом тропы, вьющейся по эзотерической земле, его может ожидать смерть, и воин должен быть готовым встретить ее во всеоружии и вступить с нею в борьбу. Именно идеал воина противопоставляется в учении дона Хуана инфантильности и страхам, одиночеству и неуверенности. Воин бесстрашен, не знает жалости к себе, уверен в своих действиях. Если ребенок не в состоянии отвечать и следить за своими поступками, то воин полностью контролирует свои действия. Ценность воина – борьба до конца и бесстрастность духа, мужество.
«Человек, – дает совет дон Хуан, – идет к знанию гак же, как он идет на войну, полностью проснувшись, со страхом, с уважением и с абсолютной уверенностью. Идти к знанию или идти на войну как-то иначе – ошибка, и гот, кто совершает ее, доживет до того, чтобы пожалеть о сделанных шагах…».
Несколько лет спустя он говорил:
«Раз ты приехал в Мексику, ты должен отложить все свои Любимые страхи. Твое решение приехать должно было развеять их. Ты приехал потому, что хотел приехать. Это путь воина. Я говорю тебе вновь и вновь: самый эффективный способ жить – это жить как воин. Горюй и думай прежде, чем примешь какое-либо решение, но если ты его принял, то будь на своем пути свободным от забот и мыслей. Тебя будет ожидать еще миллион других решений. В этом путь воина».
Еще через год, после очередной неудачи своего ученика, дон Хуан объясняет:
«Живи как воин! Я уж говорил тебе, что воин берет ответственность за свои действия, за самые тривиальные из своих действий. Ты проявляешь свои мысли, и это неправильно. Ты потерпел неудачу со страхом из-за своих мыслей.
– Как я потерпел неудачу, дон Хуан?
– Ты думаешь обо всем. Ты думал о страхе и поэтому ты не смог победить его. В первую очередь ты должен жить как воин».
В ответ на одно из таких объяснений Карлос Кастанеда возражает и получает следующее разъяснение:
«Я, – пишет Карлос Кастанеда, – поднял вопрос о том, что это по-человечески невозможно – контролировать себя все время. Он же настаивает, что для воина нет ничего вне контроля…»
«Жизнь для воина, – говорил дон Хуан, – есть упражнение в стратегии. Но ты хочешь найти смысл жизни, а воин не заботится о смыслах…
… Дух воина не связывается с потаканием себе и жалобами, не связывается он с победами или поражениями. Дух воина связывается только с борьбой, и каждое усилие – это последняя битва воина на земле. Таким образом, результат имеет для него очень малое значение. В своей последней битве на земле воин позволяет своему духу течь свободно и ясно. И когда он проводит свою битву, зная, что его воля безупречна, воин смеется.»
7
Третья ценность, точнее, целая группа ценностей взята как будто прямо из учения дзэн или бесед Кришнамурти. В эзотерическом мире, говорит дон Хуан, нет оппозиций и различий, поэтому нет смысла за что-нибудь держаться, особенно здесь, в этом мире. Когда Карлос Кастанеда пытался (в 1968 г.) подарить своему учителю первый том «Дона Хуана», то дон Хуан, возвращая ему подарок, мягко сказал: «Ты знаешь, что мы делаем с бумагой в Мексике». Все проблемы, считает дон Хуан, создает наша мысль, наш ум, наши желания, а вне их ничто не имеет значения…
«Человек знания не имеет ни чести, ни величия, ни семьи, ни страны – а только жизнь, чтобы се прожить…
Быть победителем или быть побежденным – одно и то же…
Нужно биться и не сдаваться до тех пор, пока не станешь видеть лишь для того, чтобы понять, что ничто не имеет значения…
Человек знания любит, что хочет или кого хочет, но использует контролируемую глупость, чтобы не заботиться об этом.
То, что делает нашу жизнь несчастной, – это желание. Однако если мы научимся сводить свои желания к нулю, малейшая вещь, которую мы получим, будет истинным даром.
Быть бедным или хотеть – это только мысль.
Ты всегда настаиваешь на знании вещей с начала. Но там нет начала; начало есть только у твоей мысли».
Подобно Кришнамурти, дон Хуан фактически предлагает «жить со смертью» и вообще считает размышление о смерти одним из важнейших дел в жизни.
«Мой бенефактор, – рассказывал дон Хуан Карлосу Кастанеде, – говорил, что человек, вступивший на путь магии, постепенно начинает сознавать, что обычная жизнь навсегда оставлена позади, что знание в действительности – это пугало, что средства обычного мира больше не будут средствами для него и что он должен приспособиться к новому образу жизни, если собирается выжить. Первая вещь, которую ему надо сделать – это захотеть стать воином; это очень важный шаг. Пугающая природа знания не оставляет ему никакой альтернативы – только стать воином.
К тому времени, когда знание становится пугающим делом, человек также начинает осознавать, что смерть является незаменимым партнером, который сидит рядом с ним на одной циновке. Каждая капля знания, которая становится силой, имеет своей центральной силой смерть. Смерть делает завершающий мазок, а все, что трогается смертью, действительно становится силой… Но концентрация на смерти заставит любого из нас фокусироваться на самом себе, а это является снижением. Поэтому следующая вещь, которая необходима, чтобы стать воином, – это отрешенность. Мысль о неминуемой смерти вместо того, чтобы стать препятствием, становится безразличием».
В другой беседе смерть представлена более поэтично.
«Смерть – это кольцо листьев, – сказал он. – Смерть – это лицо олли; смерть – это блестящее облако над горизонтом; смерть – это шепот Мескалито в твои уши; смерть – это беззубый рот стража; смерть – это Хенаро, стоящий на своей голове; смерть – это мой разговор; смерть – это ты и твой блокнот; смерть – это пустяки. Мелочи! Она здесь и все же она совсем не здесь».
Иногда же в рассказах дона Хуана смерть выглядит угрожающе.
«Смерть, – говорит он, – имеет две стадии. Первая стадия – затемнение. Это «бессмысленная» стадия, очень похожая на первое явление Мескалнто, в котором человек переживает легкость, ощущение полного счастья и всемирного спокойствия. Но это только поверхностное состояние, которое скоро исчезает, и человек входит в новую область – жестокости и силы. Эта вторая стадия является действительной встречей с Мескалито. Первая стадия является поверхностным затемнением сознания. Вторая – это стадия, где каждый встречается со смертью; это недолгий момент после первого затемнения, когда мы обнаруживаем, что снова являемся сами собой. И тогда смерть разбивает нас со спокойной яростью, превращая нашу жизнь в ничто…».
Помимо трех названных ценностей (эзотерического знания пути воина и ценностей типа дзэн – Кришнамурти) в тексте «Дона Хуана» рассыпано много, так сказать, мелких ценностей (мудростей, глубоких мыслей), создающих особый фон и напряжение мысли. Вот некоторые из них в «свободном» (вне контекста) изложении.
«Отказывать себе в чем-либо – это потакание себе».
«Что такое правдивая жизнь? Жизнь, прожитая с сознательностью, хорошая, сильная жизнь».
«Нет пустоты в жизни человека знания. Все наполнено до краев».
«Защитник показал тебе мир счастья. Там нет различия между предметами, потому что там некому спрашивать о различиях».
«Тропа без сердца никогда не бывает радостной. Тропа с сердцем легка».
«Угнетатель и угнетенный встречаются в конце жизни».
«Нужно думать о своей смерти, иначе жизнь будет хаосом. Что еще может быть у человека, кроме его жизни и его смерти?»
«Когда вещи становятся неясными, воин думает о своей смерти. Идея смерти – единственная вещь, которая укрощает дух. Смерть никогда не останавливается, но иногда она погашает свои огни, только и всего».
«Когда твои серебряные эмиссары (т. е. смерть) придут за тобой, то нет нужды кричать на них – просто лети вместе с ними»,
Однако не противоречит ли мировоззрение воина идеям дзэна и Кришнамурти? Ведь в одном случае – активность, борьба, целеустремленность, в другом – естественность, отказ от борьбы и целевой активности. В первых двух томах Карлос Кастанеда разрешает это противоречие с помощью уже мелькнувшего выражения – «контролируемая глупость». Что такое контролируемая глупость? Это одновременное понимание условности и естественности деятельности, одновременное самоотрицание и утверждение себя (в плане понимания того, что происходит). Но лучше сначала послушать самого дона Хуана.
– Ты много раз говорил мне, дон Хуан, что маг не может иметь глупость. Я никогда не думал, что ты можешь ее иметь…
– … Можно настаивать даже несмотря на то, что мы знаем, что наши действия бесполезны, и все же мы должны их продолжать, как если бы этого не знали. Это контролируемая глупость мага.
– Пожалуйста, скажи мне, дон Хуан, что же в точности представляет из себя контролируемая глупость?
Дон Хуан громко расхохотался и хлопнул себя по ляжке.
– Это контролируемая глупость, – и засмеялся, и хлопнул себя по ляжке опять.
– Что ты имеешь в виду?..
– Я рад, что ты, наконец, спросил меня о моей контролируемой глупости после стольких лет, и все же мне не было бы ровным счетом никакого дела до этого, как если б ты не спросил никогда…
– Я хочу сказать, дон Хуан, что если для тебя ничто не имеет значения, то как ты можешь продолжать жить?.. Я действительно хочу знать, ты должен объяснить мне, что ты имеешь в виду.
– Может быть, это и невозможно объяснить. Некоторые вещи в твоей жизни имеют для тебя значение, потому что они важны. Твои поступки, определенно, важны для тебя; но для меня ни единая вещь не является более важной и ни одни из моих поступков, и ни один из поступков людей. Тем не менее я продолжаю жить, так как имею свою волю, потому что я настроил свою волю, проходя через жизнь до таких пор, что она стала отточенной и цельной, и теперь для меня ничего не значит то, что ничто не имеет значения. Моя воля контролирует глупость моей жизни… Твои поступки, точно так же как поступки людей, и общем, кажутся важными для тебя, потому что ты научился думать, что они важны. Мы выучиваемся думать обо всем и затем приучаем наши глаза видеть так, как мы думаем о вещах, на которые смотрим. Мы смотрим на себя, уже думая, что мы важны…
– … Дон Хуан, ты имеешь в виду, что как только человек научится видеть, так сразу же в целом мире все потеряет свою ценность?
– Я не сказал: потеряет ценность. Я сказал: станет неважным. Например, никаким образом я не могу утверждать, что мои поступки более важны, чем твои, или что одна вещь более существенна, чем другая. Все вещи равны, и оттого, что они равны, ни одна из них не важна…
– Если все вещи равны, то почему бы тогда не выбрать смерть?
– Многие люди знания так и делают. Однажды они могут просто исчезнуть. Люди могут думать, что они были подкараулены и убиты за их деяния. Они избирают смерть, потому что для них это не имеет никакого значения. Я выбрал жить и смеяться не потому, что это имеет какое-либо значение, а потому что такова склонность моей натуры…
… При том, что ничто не является более важным, чем что-либо еще, человек знания выбирает поступок и свершает его так, как если бы последний имел для него значение. Его контролируемая глупость делает его говорящим, что то, что он делает, имеет значение, и делает его действующим так, как если б такое значение действительно было; и в то же время он знает, что это не так. Поэтому после того, как он выполнит свой поступок, он отходит в сторону, и то, были ли его поступки хорошими или плохими, принесли они результаты или нет, ни в коей мере не является его заботой. С другой стороны, человек знания может избрать совершенную пассивность и никогда не будет действовать, и будет вести себя так, как будто быть пассивным имеет для него значение. И он будет искренен и в этом, поскольку это будет также его контролируемой глупостью»,
Эти имеющие глубокий смысл пояснения раскрывают жизненную стратегию человека, понявшего условность, опосредованность всего (вспомним требования Кришнамурти понять до конца культурную обусловленность поведения), но в то же время не имеющего безусловных ценностей, реальностей, опор. Человек должен как-то жить, на что-то опираться, откуда-то черпать энергию, смысл. Он должен поддерживать себя «на плаву», чтобы не утонуть в понимании условности всего сущего. Если все условно, конечно, предопределено чем-то другим (причем необязательным), то зачем все это и почему именно это, а не другое? Обычно жизнь поддерживается желаниями, интересами, любовью, привычками и т. п., т. е. самой жизнью, такой, какой она естественно сложилась. Принцип контролируемой глупости позволяет жить дальше, хотя стала ясна условность, обусловленность жизни. Контролируемая глупость – это самоценность жизни в условиях относительности всех ее ценностей, это спокойная поддержка напряжения жизни при отсутствии в ней содержания.
8
Начиная с третьего тома «Дона Хуана», структура отдельных рассказов, из которых он состоит, несколько меняется в сторону сокращения, сжатия; некоторые части опускаются вообще или только обозначаются. Третий том, пожалуй, наиболее эзотерический. Здесь начинается массированная атака на все ценности западного человека: личность (историю «Я»), самооценку, убеждение в единственной реальности и др. Меняются и средства психотехники: психотропные растения отходят на второй план, на их место встают разные виды психической концентрации и медитации.
Критика западного сознания начинается с требования стереть, зачеркнуть свою личную историю. Дон Хуан говорит, что личная история нужна не для нас, а для других людей, что человек должен освободиться «от обволакивающих мыслей других людей». И он прав, если имеет в виду эзотерического человека. В эзотерическом мире человеку действительно не нужна личная история, которая есть сумма уже прожитых состояний в обычном мире, в обычной культуре. Отождествляя прошлые состояния с существующими и будущими, личность современного человека порождает устойчивую структуру «Я». В эзотерическом же мире, где культура отбрасывается, эта структура мешает, тормозит изменение человека, поэтому дон Хуан требует стереть личную историю, приобрести свободу от нее.
«Но как можно бросить свою личную историю? – спросил я (Карлос Кастанеда), настроившись поспорить.
– У меня была очень сильная привязанность к моей личной истории. Мои семейные корни были глубоки. Я чувствовал, что без них моя жизнь не имела бы ни цели, ни длительности.
– Может быть, тебе следует объяснить мне, что ты имеешь в виду под словами «бросить личную историю»? – сказал я.
– Разделаться с ней, вот что я имею в виду, – ответил он как отрезал…
… Он спросил, был ли у меня отец. Я ответил, что да. Он сказал, что мой отец был примером того, о чем он говорит. Он попросил меня вспомнить, что мой отец думал обо мне.
– Твой отец знал о тебе все, – сказал он, – поэтому он полностью распланировал тебя. Он знал, кто ты есть и что ты делаешь. И нет такой силы на земле, которая могла бы заставить его изменить мнение о тебе.
Дон Хуан сказал, что каждый, кто знал меня, имел обо мне свою идею, и что я питал эту идею всем, что делал.
– Разве ты не видишь, что должен обновлять свою личную историю, говоря своим родителям, своим родственникам и своим друзьям обо всем, что ты делаешь. А если у тебя нет личной истории, то никаких объяснений не потребуется, никто не будет сердиться на тебя, никто не разочаруется в твоих поступках. И, более того, никто не пришпилит тебя своими мыслями…
… Самое лучшее – стереть всю личную историю, – сказал он, давая мне время записывать, – потому что это сделает пас свободными от обволакивающих мыслей других людей…
– Но ты сам знаешь, кто есть ты, разве не так? – вставил я.
– Я? Честное слово… не знаю! – воскликнул он и упал на пол, смеясь над моим удивленным взглядом…
– Это маленький секрет, который я собирался рассказать тебе сегодня, – сказал он тихо. – Никто не знает моей личной истории. Никто не знает, кто я есть и что я делаю. Даже я не знаю».
Но не только личная история мешает существовать в эзотерическом мире, в него не рекомендуется приносить и «важность самого себя». «Ты так чертовски важен, – говорил дон Хуан Карлосу Кастанеде, – что можешь позволить себе уйти, если вещи складываются не так, как тебе бы хотелось».
Самооценка, самоуважение – эти необходимые атрибуты личности fie только не нужны в эзотерическом мире, но просто закрывают в него доступ. Извечный вопрос пьяницы «ты меня уважаешь?» с очевидностью раскрывает социальную природу «важности себя», ожидания от другого высокой оценки своей личности, своего значения. В эзотерической реальности, где нет значений, оценок и ролей, уважение и самоуважение теряют всякий смысл.
Другой аспект жизни, от которого предлагает отказаться дон Хуан, – это «распорядок жизни». Подобно личной истории или оценке своей важности, неизменный распорядок лишает, по его мнению, человека свободы, закрывает ему путь в эзотерический мир. В эзотерической стихии человек может существовать лишь в том случае, если является свободным, «текучим», непредсказуемым. Устойчивый распорядок вызван необходимостью жить в культуре, удовлетворять производственным и социальным отношениям, поддерживать многообразные связи с другими людьми. В эзотерическом мире человек подобен животному, его жизнь требует не устойчивости, а мгновенной естественной реакции на опасность, концентрации усилий для данной конкретной ситуации. Разъясняя этот момент, дон Хуан рассказал своему ученику очень красивую историю:
«Как я уже говорил тебе, в моих глазах ты ведешь себя так же, как твоя жертва. В моей жизни однажды некто указал такую же вещь мне, поэтому ты не одинок в этом. Все мы ведем себя так же, как та жертва, за которой гонимся. И это делает нас жертвой кого-нибудь или чего-нибудь. Какова цель охотника, который знает все эго? Перестать быть жертвой…
– Есть, однако, некоторые животные, которых невозможно выследить, – продолжал дон Хуан. – Например, есть определенные типы оленей, которых счастливый охотник может в случае везения встретить однажды в жизни…
– У них нет распорядка, – сказал он тоном откровения. – Вот что делает их магическими.
– Олень должен спать ночью, – сказал я. – Разве это не распорядок?
– Конечно, если бы олень спал каждую ночь в определенное время и в одном определенном месте. Но эти волшебные существа не ведут себя таким образом. Когда-нибудь ты, возможно, сможешь проверить это сам. Может быть, твоей судьбой станет охота за каким-нибудь из них до конца твоей жизни… Мне повезло, что моя тропа пересеклась с одним из них. Наша встреча произошла после того, как я научился теории и освоил на практике очень многое из того, что относится к охоте. Однажды я был в густом лесу в горах в Центральной Мексике, когда внезапно услышал тихий свист… И тогда я понял, что это моя удача. Я знал, что это волшебное существо – олень. Я знал, что волшебный олень осознает распорядок обычных людей и распорядок охотников…
Зная поведение обычного человека и охотника, я не стал вести себя в присутствии волшебного оленя ни как гот, никак другой. Я быстро встал на голову и начал тихо завывать, я плакал горючими слезами и всхлипывал в течение столь долгого времени, что уже готов был потерять сознание. Внезапно я ощутил мягкое дыхание. Кто-то обнюхивал волосы у меня над правым ухом. Я попытался повернуть голову и посмотреть, что это такое, но упал, а когда сел, то увидел переливающееся существо, уставившееся на меня. Олень взглянул на меня, и я сказал ему, что не причиню вреда, и олень заговорил со мной…
– Волшебный олень сказал: «Хелло, друг!» И я ответил: «Хелло!» Затем он спросил меня: «Почему ты плачешь?» И я сказал: «Потому что мне грустно.» Тогда волшебное существо наклонилось к моему уху и сказало так ясно, как я сейчас тебе говорю: «Не грусти».
Дон Хуан посмотрел мне в глаза. В них был совершенно предательский отблеск. Он начал громко хохотать».
Параллельно с критикой западных ценностей учитель прививает ученику новые ценности. Их несколько.
Если в обычной жизни человек может ни за что не отвечать (все решения за него принимают система, общество), то в эзотерическом мире такой номер не пройдет. Человек знания должен нести полную ответственность за свои поступки; решать может только он сам и колебания могут грозить не меньшим, чем смертью. «Принимать ответственность за свои решения, – говорит дон Хуан, – означает, что человек готов умереть за них…» Колебания, отмена решений, снятие с себя ответственности, утверждает дон Хуан, свойственны западному человеку потому, что он считает себя бессмертным и укрывается за культурные традиции. «Ты, – говорит он Карлосу Кастанеде, – чувствуешь, что ты бессмертен. А решения бессмертного человека могут быть изменены, о них можно сожалеть или подвергнуть их сомнению».
Еще одно требование к человеку знания – его «недостижимость». В обычной жизни, утверждает дон Хуан, человек слишком открыт, в нем нет тайны, все его поведение предопределено и, следовательно, легко прочитывается и просчитывается. Такой человек в эзотерическом мире становится легкой жертвой и может погибнуть. Чтобы не погибнуть, не сделаться жертвой хищных и темных сил, человек должен быть недостижимым. Но и в обычной жизни, говорит дон Хуан, открытость поведения, отсутствие тайны – источник сложных проблем. Именно с этим качеством Карлоса Кастанеды связывает дон Хуан его личную трагедию (уход любимой девушки).
