Текст книги "Я твой, Родина"

Автор книги: Вадим Очеретин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 18 страниц)

Предсказание капитана сбылось. Скоро Николаю и на самом деле пришлось командовать взводом. Он вспомнил, как ему помогал Иван Федосеевич, как тот заботился, чтобы новому офицеру помогали остальные. Вспомнилось, как однажды капитан спас его…

Был жестокий танковый бой. Он вспыхнул внезапно. Автоматчики затерялись на огромном поле среди машин, налезающих друг на друга, стреляющих и маневрирующих на больших скоростях. Николая ранило осколком. Он лежал на земле, не в силах подняться, и едва успевал отползать в сторону, когда мимо – то сзади, то спереди, то сбоку – проходил или наш или немецкий танк. Самообладание начинало покидать Николая. Немцы старались давить гусеницами раненых.

Капитан Фомин стоял на башне у танка комбата. Огонь усиливался. Капитан увидел Николая. Машина мчалась мимо. Когда она остановилась на миг для выстрела, Фомин свесился с крыла, схватил с земли раненого и втащил его на танк. Через несколько минут Николай был доставлен в медсанвзвод.

Вспоминая это, Погудин снова посматривал на Фомина, сидевшего с танкистами. Капитан о чем-то расспрашивал Юрия. И от того, что новичок сидел рядом с Фоминым, от того, что было видно, как Фомин хорошо относится к Юрию, Николай почувствовал: он готов простить Малкова. Прошла обида на то, что при первой встрече со взводом тот холодно посмотрел на автоматчиков, не расспросил о каждом из них, не поинтересовался.

По лесу раздалась команда: «Офицеры, к командиру батальона!» Николай поднялся и направился вслед за всеми к Никонову. Капитан Фомин подошел к нему и обнял за плечи. Они шагали рядом, нога в ногу, и капитан, как будто между прочим, спросил:

– Как тебе, Малков? Понравился?

– Ничего, – неопределенно ответил Николай. – Офицер как офицер…

Фомин продолжал задумчиво:

– Молодой! Моложе тебя на два года. Но это не грех. Вот не очень энергичный кажется, огонька бы ему побольше!.. А машину хорошо знает. Ты вот что – помогай-ка ему. У него, правда, в экипаже есть коммунист – Ситников, но ты тоже помогай. Из Малкова мы должны сделать настоящего танкиста. Понятно?

– Есть, Иван Федосеевич! – весело ответил Николай, глядя на капитана влюбленными глазами.

Глава 2

Лес наполнился танковым гулом. От раскатистого рокота моторов и звонкого шлепанья гусениц задрожали желтеющие клены, высокие сероствольные грабы, тонкие березки. Грузные машины, перепахивая глухой проселок, еле намеченный в лесу, двинулись в стороне от больших дорог. Началось «параллельное преследование» противника. Танки в нескольких местах прорывались вперед, прокладывая путь нашим войскам, не давали врагу закрепиться для обороны.

До боя танки пробирались к намеченной цели колонной. Если не слышать рева их моторов и лязга гусениц, то издали кажется, будто они плывут в вечерней полумгле, как в кильватере корабли, слегка покачивая стволами орудий.

Командир бригады едет в колонне своих основных сил на маленькой автомашине. Он поминутно запрашивает по радио майора Никонова, как дела.

Василий Иванович Никонов ведет свой батальон за несколько километров впереди. На первом танке передового отряда он сидит на башне, свесив ноги в люк. Когда радист получает запрос комбрига и передает ему, Никонов, прямо не одевая шлема, прижимает ларингофон к горлу и отвечает:

– Дела идут. Все в порядке!

Он то и дело заставляет радиста связываться с разведкой. Три танка взвода разведки мчатся самыми первыми. К ночи они вышли на шоссе. Это – вынесенный вперед кулак, глаза бригады.

Ночь. Вся округа прикрыта плотным черным куполом. Как пробоины от автоматной очереди, зияют звезды. Потом и они заслоняются невидимыми в темноте облаками. Чуть светлеет дорога, и мелькают искры выхлопных труб за кормою танка. От ревущего голоса мотора и стукотни гусениц танкист глух. Мчась в таком громе вперед, он не услышит выстрелов засады, не услышит мотора вражеской самоходки, которая, может быть, уже поджидает его на перекрестке.

Он должен принять первый удар противника броней своей машины. В темные квадраты люков напряженно смотрят, переводя рычаги, водители. Волнуются командиры танков, по грудь высовываясь из башни. Наготове стреляющие у орудий, заряженных бронебойными снарядами. Башнеры приникли к смотровым щелям, пальцы застыли на выключателе поворотного механизма. Смотрят в ночь, охватившую танки, зоркие автоматчики.

Ветер режет усталые глаза. Но не закроешь их. Сердце отсчитывает миг за мигом. Который из них будет началом боя, готового вспыхнуть каждую секунду?

Вот-вот, где-нибудь справа, слева, впереди, а вдруг и сзади замерцает пламя выстрелов – и полетят снаряды неприятеля. Может, ждет бой вон за теми кустами? Нет. Промчались – никого. Может, за поворотом караулят вражеские истребители танков? Нет. Спокойно. Дальше. Темная роща слева! Разверни пушку, башнер! Нет. Пока не надо. Сколько раз останавливалось сердце в предчувствии боя. Сколько раз напрягались мускулы, и рука сжималась на оружии.

Вперед. Танк мчится навстречу сражению. Врага еще нет. Он будет. Не сейчас, так через тысячу метров пути. Через сто. Через десять. Через метр…

Юрий зажег в башне свет и рассматривал на карте перекресток, к которому подходила разведка. Он не видел, как впереди замелькало пламя, и огненные трассы выстрелов перерезали мглу. Автоматчики спрыгнули и рассыпались по сторонам. От вражеского снаряда на броне первого танка вспыхнули раскаленные брызги. Танк запылал. Второй остановился. В небо взметнулись ракеты противника. Стало светло. По горящей машине полоснула пулеметная очередь.

Остановилась и машина Юрия. Он выглянул из люка и растерялся. Несколько ракет, зажженных в воздухе, летело на землю, и в их неровном свете казалось, что на танки слева падает лес, а поле справа опускается куда-то. Три танка выглядели маленькими и беспомощными на пустынной дороге. Первая машина горела тусклым факелом, и мысль о чьей-то смерти сковала мозг, не давая ничего сообразить. Юрий беспомощно посмотрел назад, огляделся по сторонам. При гаснущем свете ракеты увидел Николая, и на душе стало тверже. Тот стоял у обочины и разглядывал в бинокль перекресток впереди и деревушку, из которой летели снаряды.

– Засада! Дорога пристреляна, – закричал Николай. – Машины в сторону!

Юрий повторил команду. Две уцелевшие «тридцатьчетверки» бросились вперед, в несжатую пшеницу. Из горящей, оставшейся на дороге машины выпрыгнули двое. Обожженные танкисты катались по земле, сбивая с себя пламя. Николай направил к ним санитара.

– Залечь впереди, – закричал он своим автоматчикам. – Чтобы ни один немец на дорогу не вышел!

Затем он догнал Юрия и на ходу влез к нему в машину.

– Малков! Принимай команду танками на себя: старший лейтенант убит. Как в подожженной начнут рваться снаряды, давай на малом газку проберемся вперед, к дороге. Вон, деревьями обсажена. Видишь?

– Давай! – согласился Юрий.

Немцы прекратили стрельбу. Погасли ракеты. В подбитом танке заухало и затрещало. Неровное пламя то замирало, то снова вспыхивало с шипеньем. Две машины продвинулись до насыпи перекрестного шоссе. Подбитая «тридцатьчетверка» догорала позади слева.

Николай был возбужден, хотя старался не горячиться. Речь его стала отрывистой и властной. Он расставил автоматчиков впереди танков и послал старшину Черемных с двумя бойцами на перекресток:

– Сейчас немцы в разведку пойдут. Их там наши встретят у танка. Немцы побегут назад – надо перехватить, одного притащить живым.

– Есть.

Бойцы уползли. Юрий связывался по рации с комбатом. «Гроза» не откликалась. Он нервничал. Потом затаился в башне, замолк. Николай заглянул к нему в люк:

– Не отвечает?

– Нет. Что будем делать?

– Как, «что делать?» – Николай старался говорить беззаботно, но не смог скрыть досады. – Прежде всего доложить комбату.

– Не отвечает!

– А ты не очень спеши, не о-очень, – растягивал Николай слова. – Комбат спросит, какие силы у противника, а ты еще и не знаешь.

– Сейчас откроем огонь, они ответят, и засечем все их точки, – предложил Юрий.

– Куда будешь стрелять-то? Противника ведь не видно.

– По деревне.

– Чепуха! Противника не уничтожишь, а сам рискуешь потерять свои машины.

– Что ж, зато задачу выполню.

– Разве это последняя задача? – Николай взял Юрия за плечо.: – Нам с тобой еще придется брать этот перекресток.

– Товарищ лейтенант, – ординарец Николая вскарабкался на крыло. – Идут!

Слева по дороге к горящей машине шли немцы. Их было пятеро. Они пригибались. Расстояние меж их силуэтами и дымным факелом подбитой машины быстро уменьшалось. У горящего танка кто-то громко застонал. Немцы прибавили шагу и закричали, вскинув автоматы:

– Русс! Сдавайц!

В ответ опять жалобно охнули.

Тишина. Лейтенанты напряженно смотрели туда, ожидая, что будет дальше. Юрий тревожно взглянул на Николая и позавидовал его самообладанию. Тот почувствовал на себе взгляд, обернулся и тихо проговорил:

– Разверни башню!

Шелест поворотного механизма не нарушил тишины. Ствол орудия быстро направили в сторону дороги. Немцы почти подошли к подбитой «тридцатьчетверке», но вдруг, с двух-трех шагов из придорожной канавы по ним застрекотали автоматы, и брызнула длинная пулеметная очередь. Трое сразу повалились.

– Так их, за Сергея Осипова! – шепнул Николай, грозя кулаком. – Автоматчики! – торжественно воскликнул он, впрыгнул на башню и подался вперед.

Юрий схватил его за ногу, боясь, что Николай сейчас кинется к горящему танку.

А там два уцелевших немца побежали назад, делая зигзаги, и скрылись. Вслед им дробно щелкали частые выстрелы.

– Хватит! – шептал Николай, ударяя кулаком по своему колену. – Старшине одного оставьте.

У разбитого танка будто услышали команду, – пальба прекратилась. В наступившем безмолвии с перекрестка донесся истошный крик, точно кого-то кололи ножом.

– Все в порядке. Молодец Черемных! – Николай спрыгнул на землю и побежал туда.

Через несколько минут показались автоматчики с пленным фельдфебелем. Старшина Черемных вел его за шиворот, а Николай вполголоса увещевал:

– Будешь руфэн – сразу капут.

Пленный оглядывался, таращил глаза на сожженную «тридцатьчетверку», на остальные танки, на десантников. Он совсем опешил, когда к нему подошел Юрий и на правильном немецком языке строго спросил:

– Ваше имя! Фамилия? Какой части? Сколько вас в этой деревне?

Покорным шопотом фельдфебель рассказывал, что перекресток обороняют три самоходки и рота моторизованной пехоты, что им вот-вот должны подвезти боеприпасы и горючее. Юрий свободно, без запинки переводил все, что угодливо говорил немец. Николай не знал немецкого языка так хорошо и сейчас сердился на себя, что до сих пор не занимался им всерьез.

Когда Юрий выспросил у пленного все, что возможно, наступило неловкое молчание. Юрий не знал, что делать. Выручил радист. Он громко крикнул:

– «Гроза» отвечает!

– Докладывай, – бросился к нему Юрий.

Тишина нарушилась только жужжанием радиостанции и веселым голосом радиста в танке. Ветер, разбуженный коротким боем, прогулялся по полю, принес с собой запах гари и спелых хлебов и начал разгонять на небе тучи. Вверху далекой сигнальной ракетой блеснула звезда.

– Погудин!

– Да? – Николай влез к Юрию на машину.

– Майор сзади ведет бой. На него наскочили немецкие танки, которые нас, очевидно, нарочно пропустили. Нам приказано захватить деревню и удерживать до его прихода.

– Понятно, – протянул Николай и сразу заторопился. – Надо спешить: до утра не успеем – не возьмем. Петр Васильевич! Давай всех сюда!

– Есть! – шустрый Петька бесшумно скрылся.

– Будем брать? – осторожно спросил Юрий. – Силы против нас большие. Ведь три самоходки у них и рота пехоты.

– Подумаем. Ты давай свой план, а я – свой. Вместе решим.

Пришли автоматчики и обожженный экипаж с подбитой машины. Башнер тащил пулеметные диски. Механик тяжело хромал, опираясь на лобовой пулемет, вынутый из танка.

– Крепко сунули мы им за нашего старшего лейтенанта. «Порядок в танковых войсках» – он так бы и сказал, – и механик щелкнул языком, как это делал командир разведки Осипов. – Немцы орут «сдавайся», а я нарочно охаю – ближе подзываю. Только двое ушли.

– Никто не ушел, – поправил старшина Черемных. – Один остался, да и тот здесь.

– Ого-го! Здорово, фриц! – обрадовался механик, увидав пленного.

– Тише! – попросил Юрий. – Противник услышит.

Николай сел на башню и долго что-то рассказывал Юрию, наклонясь к его уху. Потом уже громче спросил: «Ну, а ты как думаешь?» Юрий закивал головой и позвал остальных:

– Все – ко мне!

Гвардейцы – члены экипажей и автоматчики – собрались меж двух танков. Юрий объявил переданное комбатом по радио задание и добавил, медленно подбирая нужные слова:

– Десант проникает в деревню и, пока ночь, поднимает там панику. Танки этим временем переваливают через дорогу, по оврагу обходят населенный пункт и атакуют с запада. К рассвету нам надо уничтожить… – и он перечислил силы противника.

В голосе Юрия появились нотки настоящего командира, отдающего приказ в боевой обстановке.

– Все понятно? – спросил он, внутренне любуясь собой.

– Понятно.

– Куда нам – «безлошадникам»? Можно с автоматчиками в деревню идти? – спросил раненый танкист.

Юрий подумал и согласился. Николай встал, разглядывая под лучом фонарика карту:

– С пулеметом заберетесь на крышу дома у перекрестка?

– Попробуем.

Юрий посмотрел на часы:

– Двадцать три пятьдесят. Экипажи, по местам. Погудин, сколько автоматчиков оставляешь у танков?

– По одному на машину, для охраны. И санитара. Хватит? Экипажи у тебя ведь в полном составе.

– Хорошо. Кто старшим идет в деревню?

– Я, конечно, – ответил Николай.

Юрию не хотелось оставаться одному без Погудина. Он подумал было возразить, но ничего не сказал.

Николай слез с танка, подошел к своим бойцам и объяснил вполголоса:

– Просачиваемся в деревню ползком. Слева, обойдя перекресток, идет группа гвардии старшины Черемных – его отделение и второе. Танкисты – с ними. Третье отделение – со мной. Каждый занимает скрытую позицию и ждет сигнала – автоматную очередь. По сигналу – начинать огонь, граната – по целям, которые выберет себе каждый сам. Старайтесь не жечь патроны зря, а наносить противнику потери. До сигнала – ни звука, работать только ножом. Пароль – «Солидол», отзыв – «Свердловск». Вопросы есть? Нет? Ну, Александр Тимофеевич! До скорой встречи!

Николай почувствовал, как у старшины Черемных, которого он обнял, колотится сердце. И, чтобы разрядить напряжение минуты, он громко сказал:

– Тьфу! Какая у тебя борода колючая. Завтра же побрейся.

Затем махнул Юрию рукой:

– Ну, до рассвета!

– Ты б остался, – попросил Юрий.

– Как это остаться? Что ты! С моими ребятами… – Николай не договорил и задорно тряхнул головой. – Мы им покажем!

Десантники скрылись, пригибаясь к земле.

Впереди над деревней взлетела еще одна немецкая ракета и осветила безлюдное поле, пустые дороги, стройные ряды тополей по краям. Юрий лег под деревом у шоссе. Слабый ветер шевелил ветки над головой. Он поднял глаза к небу, в просветах меж туч блестело несколько звезд.

Юрий восхищался смелостью и дерзостью Николая и его бойцов. «Как они свободно действуют!» И все-таки в настоящем бою все было совсем не так, как представлялось ему раньше, в танковом училище.

Позади в машинах экипажи переговаривались меж собой. До Юрия долетел приглушенный голос его механика Ситникова:

– Ничего. Еще все впереди. Это ж была – просто так – мелкая драчка.

Юрий понял: он ошибся, посчитав произошедшую стычку за настоящий бой. «А как же придется действовать в еще более сложной обстановке?» Он почувствовал: в нем пока нет чего-то такого, что есть у Николая. «Чего?».

Что же надо офицеру еще, кроме отличного знания воинских уставов, знания машины, умения стрелять, командовать? Юрий подумал, будет ли в нем самом это «еще»? Но вскоре тревога за Николая вытеснила эти мысли. А вдруг они не смогут выполнить приказания комбата?

Глава 3

– Отдохнем: дальше ползком придется, – Николай сел, сдвигая пилотку на затылок. Десантники остановились на краю пшеничного поля. Все молчали, и он спросил: – Чего приуныли?

– Тьма какая…

– Ночь темней – автоматчик сильней, – спокойно сказал Николай.

Он очень хорошо понимал, что чувствовали его бойцы. Когда отойдешь от своих, но еще не сблизишься с врагом, когда время отсчитывается ударами сердца, – в эти напряженные секунды главное – не потерять бодрости духа. В томительном ожидании мозг словно раскален, смотришь вперед до боли в глазницах, слушаешь так, что, кажется, почуешь, как упадет на землю волос. Нервы натянуты. В этот миг хорошо отвлечься хоть какой-нибудь пустяковой шуткой.

– Вот когда я в кавалерии служил… – начал кто-то.

– Да ну? – живо подзадорил Николай.

– Тоже бывало: ночь темна, лошадь черна, едешь, едешь, да пощупаешь: тут ли она?

Угадывалось, что бойцы улыбаются. Николай был доволен. Только самый молодой из всех – Петька сидел рядом, касаясь плечом, и вздрагивал. Николай обнял ординарца:

– Сейчас, Петр Васильевич, проползешь метров пятьсот по-пластунски, жарко станет.

– Да я не замерз.

– Вижу, вижу.

– У вас, товарищ гвардии лейтенант, хорошо бьет автомат? – спросил кто-то.

– О-очень. Помнишь, у бабки в хате стояли, он с гвоздя упал – семь горшков разбил.

Все зажимали рты, прыская со смеху.

– Хватит. Поехали. А то еще хохотать начнете.

Николай пополз первым. Он торопился, но часто останавливался и слушал. За полем начались огороды. Между грядок двигаться было легче. Не ощущалось ни усталости, ни взмокшей от пота спины. Только сердце билось учащенно, и от волнения захватывало дух.

Автоматчики проникли в селение, не встретив ни одного вражеского солдата. Они встали в полный рост и поодиночке начали перебегать в темноте от дома к дому. Постепенно пошли, принимая все меньше и меньше предосторожностей.

Вдруг Николай споткнулся и упал: что-то ударило его по ногам пониже колен. За ним повалились на землю еще двое. Со стороны раздался громкий окрик:

– Хэнде хох!

Николай пополз вбок, еще не понимая, что случилось. Остальные рассыпались по сторонам, взяв автоматы на изготовку.

– Хэнде хох! – снова закричали из дома. Голос показался очень знакомым.

– Солидол, – произнес кто-то испуганным голосом.

– Свердловск! – закричали в ответ. Из дома выбежал старшина Черемных с бойцами. Николай поднялся, посветил фонариком и увидел проволоку, туго натянутую поперек улицы.

– Здорово придумали? – подскочил к Николаю старшина. – Удирающих задерживать.

– Плохо, – ответил Николай, отряхиваясь. – Любая легковушка, не говоря уже о танке, порвала бы вашу преграду.

– А для машин – вот! – старшина посветил своим фонариком на бревна – заготовки для телеграфных столбов, положенные поперек улицы. – Специально выкатили на середину. Их здесь у домов целая куча.

Николаю понравилась эта затея, но он не похвалил старшину, а сказал:

– А что толку-то? Противник все равно успел удрать.

– Ну и что ж. А самоходки свои они бросили: горючего им не успели подвезти.

– Где бросили?

– Айда за мной!

Автоматчики направились вдоль улицы. Деревня тянулась по обеим сторонам дороги на несколько километров. Тучи на небе совсем рассеялись, и становилось светлее. Гвардейцы дошли до перекрестка и увидели немецкие самоходки. Они, как стояли в засаде, так и остались. Кругом не было ни души. Противник ушел, отказавшись от сражения. То ли немцы боялись, что их обойдут с тыла другие танки, то ли они оттянули силы, чтобы дать бой на следующем рубеже. То ли увильнули, чтобы затем снова внезапно нанести удар.

– Да, жаль, что удрали, – повторил Николай, соображая, что может произойти дальше, и спросил: – А население мирное осталось?

– Лейтенант! – Поджигатели! – закричал Петя Банных, показывая в другой конец улицы.

Все обернулись. Там в темноте, над крышами домов, ясно вырисовывалось облако дыма, освещенное пламенем. Затем вспыхнуло еще в одном месте. Зарево осветило дорогу и автомашину на ней. Напрягая глаза, можно было различить в полутьме несколько фигур, которые сновали от грузовика к домам, совершая свое гнусное дело. Николай бросился туда, командуя на ходу:

– В цепь! Прочесать деревню! Старшина, сигналь Малкову.

Черемных на бегу запустил длинную очередь из автомата по грузовику. Он выхватил гранату, выдернул кольцо и вырвался вперед, обогнав всех бегущих.

– Гады! – отрывисто выкрикивал он. – Горючее самоходкам подвезли! Опоздали! На дома выливаете! Не выйдет!

Немцы начали отстреливаться, собираясь возле своей машины. Запылал еще один дом. На улице стало совсем светло. Гвардейцы бежали со всех ног. Старшина кинул гранату. Она не долетела. Поджигатели вскочили в кузов, грузовик тронулся. Какой-то немец семенил вслед за машиной, пытаясь уцепиться за борт.

– Не упускать! – кричал Николай. Он бежал, уперев автомат в грудь, и стрелял длинными очередями.

– Хальт! – орал старшина. – Стойте, сволочи!

Навстречу из темноты вынырнул танк Юрия. Грузовик круто повернул и врезался в каменную ограду. Танк подковырнул его, не останавливаясь, промчался вдоль всей улицы мимо автоматчиков и открыл огонь по немецким самоходкам. Николай с улыбкой глядел ему вслед. Подбежал Петя Банных:

– Товарищ лейтенант! Надо сказать ему. Зачем снаряды зря жечь?

– Ничего. Не бегай. Пусть поработает.

Подъехала вторая «тридцатьчетверка». Николай остановил ее и отослал обратно, чтоб она встала на западной окраине. Вскоре вернулся Юрий. Он выбрался из танка и подошел к Николаю, который сидел с ординарцем на земле у канавы и набивал патронами магазины автомата.

– Николай! Поздравь! Три штуки уничтожил! Они даже повернуться ко мне не успели.

– Да-а, – произнес Николай, потирая лоб.

Юрий разглядывал чумазое лицо своего нового друга. Подбородок у Николая сильно выдавался вперед. Брови под нависшим лбом обрывались над переносьем углами. Полные губы. Верхняя по-детски топорщилась, чуть-чуть поднималась кверху. Он щурил глаза, вокруг них легли легкие морщинки, углубляя взгляд. В глазах таилось тепло, и в самой глубине мелькнула искорка, когда он сказал:

– Вот так с огоньком и надо… Хорошо – врага уничтожать?

– Знаешь, я первый раз…

– Радируй комбату. – Он хотел добавить: «Плохо только, что немцы все удрали». Но ничего больше не сказал, не хотелось охлаждать пыл товарища.

Рассветало. За дымом пожарищ вот-вот зардеет солнце. К утреннему небу подымались дымы – сизые от запаленных домов и черные от немецких самоходок. Кое-где щелкали одиночные выстрелы: автоматчики прочесывали деревню. На небосклоне, как зарево артподготовки, смутными бликами заалела утренняя заря. Разбуженные боем поля дышали туманами. Оттуда повеяло сыростью и холодком.

Они пошли вдоль улицы. Николай размахивал руками в такт своей нескладной, сбивчивой речи.

– А здорово это, Юрий, правда? Шагаешь по освобожденной земле! Жаль, что здесь в прифронтовой полосе, немцы мирное население успели угнать. А дальше – знаешь, как нас встречать будут. – Тут он увидел в конце улицы старуху, которая вышла из хаты, озираясь по сторонам и крикнул: – Мамаша! Здравствуйте! Узнаете своих?

Они подбежали к ней, и Николай протянул руку:

– Поздравляю с вызволением из фашистской неволи! Где все ваши громадяне?

– Угнали нимци всих. Ой, диты мои диты, – заплакала и запричитала старуха.

Николай ласково взял ее за плечи:

– Не плачь, мамо. Мы их догоним. Вернем. Всех вернем.

– Замордуют их нимци.

– Ничего. Догоним, мамо. Скоро догоним. До границы немного осталось.

– До якой граници?

– До кордону, – пояснил Николай.

– До кордону? А як с тими, що в неметчину угнаны? – старуха отступила на шаг и тревожно смотрела на офицеров.

Юрий стоял в стороне, не принимая участия в разговоре. Он с любопытством слушал, как Николай рассуждал, потрясая кулаком:

– Дойдем и до неметчины, мамо. До Берлина дойдем. Все равно всех вызволим.

– Бачу, добрий ты чоловик, – успокоилась старуха. – Счастья тебе, сынку, счастья! Почекайте трохи, я зараз…

Женщина, переступая босыми ногами,, повернулась и вразвалку побежала в хату. Офицеры постояли немного. Николай предложил:

– Давай, зайдем в гости.

– Ну, что ты! Неудобно.

– Вот еще – «неудобно». Свои ж люди.

Они вошли в узкую дверь. Старуха хлопотала возле печи, заталкивая в нее солому.

– Ой, мати божья! Вам, сынки, треба поисты, а я ничого не маю. Нимец все забрал. Зараз я бараболи… Ой, мати божья! Серникив нема.

Николай вытащил из кармана спички и отдал ей.

– Нам ничего не нужно, мамо. Вот разве воды напиться.

Женщина подала воды и сквозь слезы с материнской нежностью смотрела на Николая. Он выпил полный ковш и поблагодарил по-украински:

– Дякую, мамо. У тебя что, фашисты угнали кого-нибудь? Дочку, может быть? – Старуха закивала. – В каком городе она? – Николай вынул из планшета блокнот с карандашом.

– Так, так, – обрадовалась и закланялась она, – запиши, сынку, Котбус, чи город, чи мистечко. Котбус. Горпына Мельник. Горпына, – и она беззвучно зарыдала.

– Найдем, мамо. Не журись. Всех найдем. Ну, а теперь ховайся: бой еще, может, будет. Счастливо, родная.

Офицеры почтительно козырнули и вышли. Юрий подсмеивался. Его забавляло, с какой серьезностью Николай записывал имя и фамилию неведомой девушки.

– Зачем это тебе? – спросил он.

– А как же? – озабоченно возразил Николай. – Во-первых, женщина теперь знает, что мы не просто воюем, а за нее воюем. И потом, чем чорт не шутит, может доведется как раз побывать в этом самом Котбусе. Приятно тогда будет встретить знакомую.

* * *

Вскоре по радио был получен приказ: удерживать деревушку до подхода бригады. Лейтенанты выбрали на западной окраине два кирпичных здания с хозяйственными пристройками. Юрий быстро замаскировал танки в сараях и разрешил экипажам спать. А Николай долго не давал отдохнуть своим бойцам. На оборону были перенесены все трофейные гранаты, в доме разобраны полы, выкопаны вдоль стен щели и у земли пробиты бойницы. Он обыскал оставленные немцами машины, вынул пулеметы, заставил собрать по всей деревне патроны к ним. Потом он предложил Юрию перетащить на буксире немецкие танки в огород, поставить их на виду, чуть замаскировав.

– Для модели, – пояснил он. – Пусть они по ним стреляют.

Юрий выполнил эту затею, хотя не думал, что будет бой. Он радовался, что все обошлось хорошо в прошедшую ночь, и хотел отдохнуть. А Николай точно боялся безделья. Заканчивали одно, он задумывал другое.

Наконец, все готово к обороне. Довольный проделанной работой Николай приказал бойцам спать, а сам пошел к раненым. У механика-водителя сожженного танка вспухла пробитая осколком нога. Он лежал в жару и отчаянно ругался. Николай подсел к нему и положил руку на лоб:

– Чего бранишься? Ну? Как дела?

– Плохо, товарищ лейтенант. Рана-то пустяковая, да натрудил я ногу за ночь. Вот проклятая, чтоб ей…

Николай успокаивал:

– Ничего, сейчас придет бригада, поедешь в госпиталь.

– Эх, не везет мне. Все ничего было. Полгода за рычагами. А тут на́ тебе! И сразу – так здорово.

– Ты сегодня за двоих сработал, – утешал Николай.

– Да меня засмеют, если узнают, что механик-водитель всю ночь с пулеметом на чердаке просидел…

Вошел Юрий.

– Вот ты где! Пойдем приляжем, отдохнем.

– Сейчас, подойди.

Николай наклонился к уху раненого и сказал ему что-то. Механик засмеялся. Николай погрозил ему пальцем: молчи, мол, и вышел вслед за Юрием.

Они перешли в крайний дом, где спали автоматчики. Николай встал к окну с выбитыми стеклами. Там, в утренних лучах июльского солнца желтели полоски пшеницы. Николай порылся в карманах, достал измятую пачку сигарет, со вздохом посмотрел на нее и спрятал обратно.

– Ты что механику такое смешное сказал? – спросил Юрий.

– Анекдот один. Надо же развеселить человека.

– Расскажи мне.

– Потом, – отмахнулся Николай. – Что же это противничек к нам не жалует?

– Зачем тебе противник?

– Курево уже кончается, – напустил на себя веселость Николай и, подсаживаясь к Юрию, по-свойски ткнул его пальцем в бок. – А мы с тобой удачливые. Легко взяли перекресток.

– Да, выполнили приказ, – произнес Юрий, думая о чем-то своем.

Не догадываясь, что мысли Юрия заняты другим, Николай продолжал:

– Вот не люблю так без дела сидеть и ожидать противника. То ли дело – на него самому наступать.

– Да, – поддержал Юрий, – скорей бы до границы дойти.

– Почему до границы? А что старуха сегодня говорила? Помнишь?

– Ну, до Берлина. Расправиться бы с этим фашизмом – и конец.

– А если дальше придется?

– Дальше – едва ли. Берлин падет – и фашизм падет.

Николаю не нравился слишком спокойный тон, которым говорил Юрий о таких вещах. «Рассуждает, как старикашка!» Ему захотелось взбудоражить этого невозмутимого парня. «Подумаешь, надел погоны офицера, овладел техникой и думает, что достиг в жизни всего». Он чуть было не начал высмеивать Юрия, что тот подбил брошенные немецкие самоходки. Но вспомнив, как Юрий был доволен этим, как у него горели глаза, Николай сдержался. Потом все-таки спросил:

– Ты сегодня здорово увлекся, когда самоходки противника увидел? Правда?

– Чем? Всем? Почему? Я готов выполнить любое, что мне поручат. Это долг офицера. Но не влюбляться же мне в войну. Она не девушка.

Николай промолчал. Ему хотелось относиться к Юрию как к младшему товарищу, но он почувствовал, что это невозможно – Малков был грамотен и рассуждал самоуверенно. Николай обдумывал, как вернее сказать о больших целях войны – об освобождении государств Европы, которые после этого, наверняка, пойдут по другому пути – за Советским Союзом. Юрий в это время спросил:

– У тебя симпатия есть в тылу?

– Какая симпатия?

– Ну, девушка любимая. Невеста, что ли.

Николай покачал головой:

– Невесты нет. Знакомых много.

– А у меня есть. Вот смотри. – Он вынул фотокарточку девушки и показал. – Вот. Она у меня химик-огнеупорщик. Знаешь огнеупоры? Печи мартеновские из них делают, кирпич такой. Слыхал когда-нибудь? – Он помолчал и продолжал. – Когда глядишь смерти в лицо, думается о самом дорогом. Правда? Смешно! Вот мы с ней только в средней школе вместе учились, а она для меня все: и боевое счастье, и радость. Посмотрю, вспомню Свердловск, гранитную набережную, пруд. Или лес. Там, ведь знаешь – сядешь на трамвай – и прямо до леса можно доехать. Эх! Когда только я опять там буду?

– Погоди, погоди, – перебил Николай, рассматривая фотографию. – Я где-то ее видел. Стой. По-моему она похожа на нашу Соню – радистку бригадной станции. Да, да. Точно.

– Соня Потапова? – спросил Юрий, и голос его стал сиплым.

– Не знаю. Может, Потапова. – Николай внимательно взглянул в смущенное лицо Юрия. Тот спросил:

– Давно она здесь, эта радистка?

– Уже давненько. А что? Да ты не беспокойся – может это и не она. Может, ошибаюсь: я видел ее всего два-три раза. Но похожа…

Юрий старался скрыть свое смятение. Он зачем-то полез в карман гимнастерки, потом в другой. Ничего не отыскал и вопросительно посмотрел на Погудина.