Текст книги "Ходи осматриваясь"

Автор книги: Вадим Григ

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц)

– Кажется, – выдавила Наталья, – я вчера разговаривала с вами не очень… – Она запнулась. – Не очень… хорошо, что ли.

– Будет вам, – вяло возразил я, тщетно стараясь стряхнуть дурнотное оцепенение и изречь что-то путное.

– Это вы мне в отместку, да? – спросила она. – Или ничего уже не хотите сказать?

– В отместку?

– Ну за вчерашнее.

– О господи, нет! – просипел я. – Я безумно рад, что вы позвонили. Просто я весь в разобранном состоянии. – Поколебался немного и объяснил: – Попал сегодня в аварию.

– Ой! – вырвалось у нее. – Что-нибудь серьезное?

– Пустяки. Как сказал доктор, – жить буду. Слегка поотбивал себе ребра. Лечусь вот.

Она помолчала. И вдруг ошарашила меня предложением:

– Хотите, я сейчас приеду? Может, вам нужна помощь?

У меня дух перехватило. Я хотел. Я очень хотел. Но, чертыхаясь, мысленно проклиная все и вся, с каким-то сверхъестественным насилием над собой пробормотал совсем не то, что очень и очень хотелось сказать:

– Спасибо. Но я сейчас в таком расхристанном виде. И немножко пьян от снотворного. Почти что сплю, понимаете?

– Понимаю, – сказала она. – Тогда до завтра. Позвоните мне.

8

Когда я продрал глаза, в комнате было сумеречно и сыро. Стекла окна рябило от дождевых капель. Похоже, я проспал грозу. Погода, однако, не разгулялась: над мокрыми ветками все так же кружилась серо-бурая муть. Я потрогал затылок. Потом прижал локтем ребро и осторожно поворочался. В боку закололо, но я с удивлением отметил, что было терпимо. Опасливо поднявшись, я натянул халат и поплелся в ванную.

Двигался осмотрительно, и оттого утренние процедуры против обыкновения заняли много времени: что-то около часа я провозился с душем, мазевой терапией и символическим завтраком. Вчерашние злоключения не шли из головы. Но мысли вращались в замкнутой сфере, как белка в колесе. Потом вспомнил о своей побитой тачке и даже обрадовался. Пожалуй, именно это мне и требовалось сейчас – заурядные, незамысловатые заботы, нормальные люди и дела без загадок и подоплеки.

Я уже натягивал водолазку, когда в дверь позвонили. В замутненном глазке колыхалось откуда-то знакомое лицо с острым, сильно выступающим подбородком. Я напряг память. Высокий мужчина в синем плаще шагнул через порог и, поймав мой сосредоточенный взгляд, широко улыбнулся:

– Капитан Трошев. Не узнали, да?

Фамилия мне ни о чем не говорила, но в голове просветлело, и я узнал офицера из розыскного отдела, любезно принимавшего нас с Милой. Я удивился в душе неожиданному визиту и запоздало кивнул.

– Входите, пожалуйста. Не видел вас в штатском.

– Мне бы во что-нибудь переобуться, – как-то неуверенно попросил он, глядя на мое недавнее приобретение – зеленую дорожку в полоску. – Боюсь, наслежу вам. Мокро очень.

Я отыскал в галошнице завалящие тапки, помог повесить плащ, и мы прошли в гостиную. Предложив ему располагаться, показал рукой на кресло у журнального столика.

– Кофе пьете? Как раз приготовил.

– Ну если с вами…

Я притащил из кухни джезвейку с двумя чашечками и разлил по ним кофе. Он звучно прихлебнул, кивнул с видом знатока и спросил:

– Я вас не задерживаю? Вы куда-то собираетесь.

– Да нет, – успокоил я, – надо вот машину перегнать на сервис. Но ничего, успеется. У вас какие-то новости?

Он помотал головой.

– Просто из города попросили кое-что дополнительно выяснить.

– Из города? – не понял я.

– Делом уже городские инстанции занимаются. И у них возникли кое-какие вопросы.

Я удивился такой оперативности и мысленно поблагодарил Гринько: надо же, я, похоже, недооценил силу замолвленного им слова. Вслух же посочувствовал:

– Зачем же было беспокоиться. Да еще в такую погоду. Позвонили бы.

– Звонил. Все никак не мог вчера застать. А сейчас вот оказался рядом по службе и на всякий случай решил заглянуть. Понимаете, дело деликатное, к жене с этим обращаться как-то неловко.

– Интересно, – протянул я, уже догадываясь, о чем пойдет речь.

– Как выясняется, у вашего друга была связь. Понимаете, с женщиной. И видимо, не случайный роман, а довольно крепкие отношения.

– Да-а?

– Вы об этом не знали?

– Про крепкую связь не знал, – извернулся я. – А так… Все мы не без греха.

– Ага, – проницательно заметил капитан, – стало быть, знали.

– Некоторые его слабости мне известны. Но ни о чем серьезном не слышал.

– И вы ничего не можете нам сообщить – такого, что помогло бы в розыске?

Я пожал плечами и в свою очередь полюбопытствовал:

– Откуда вы почерпнули эти сведения?

– Насколько знаю, его сослуживцы поведали. С их слов установлено, что его неоднократно видели с одной и той же дамой. Красивая женщина. Ездит на иномарке. Она и на службу к нему не раз заезжала. Судя по всему, они не очень-то и таились. И это тянется уже с год. Так, во всяком случае, видится. Неужели вы ничего не знаете? – повторил он недоверчиво. – Или печетесь о его репутации? Поймите, это очень осложняет нам работу. Раз мы так вот чуть не месяц искали одного мужика. А он в это время спокойненько загорал на Черноморье со своей пассией.

– Какой там черт – репутация, – возразил я. – Послушайте, капитан, не загорает он нигде. У него хватило бы ума придумать что-нибудь для жены. И к тому же – работа. Вы ведь знаете, очевидно, какой переполох вызвало там его внезапное исчезновение. Поверьте, дело гораздо-гораздо серьезнее.

– Если бы вы могли подсказать, кто эта дама и где ее искать… – не отступался он.

– О господи, – сказал я. – Да знай я, сам бы давно уже к ней обратился.

Кажется, я произнес это с достаточной искренностью. Он с сожалением вздохнул, допил кофе и, отставив чашку, обронил:

– Жаль. Там, в городе, полагают, что дамочку нужно обязательно выявить. Не знаю уж с чего, но большое значение придают этому. – Он встал с кресла и подергал, как бороду, выступающий подбородок. – Ладно, будем разузнавать дальше. Если что прослышите, пожалуйста, сообщите нам немедля.

– Конечно, – заверил я. – Обязательно.

Он ушел, оставив меня в крайнем смятении.

Куда подевалось мое здравомыслие? Почему я скрыл, что знаю, кто эта дама? Мне хотелось убедить себя, что для умолчания имеются самые резонные основания. Действительно, ведь за «а» я должен был сказать и «б» – выложить историю про убийство. Иначе исчезновение Бориса представало в весьма искаженном свете, как обычный случай супружеской неверности. В банке подбавили бы красок: куда-то канувшая любовница, ее заявление об увольнении – ау, милые беглецы, где вы загораете, на каком таком солнечном Черноморье? Поведать сейчас об убийстве?.. Я видел Бориса в ту жуткую пятницу – его отчаяние было подлинным. Но в изложении все, очевидно, потеряло бы достоверность и только запутало дело. Вспомнилась Сашина реакция. «А был ли мальчик, или мальчика не было?» Нет, пожалуй, я поступил правильно.

Однако ощущение, что я окончательно завяз в липком и грязном болоте, не оставляло меня. Я прошел в гостиную, опустился в кресло, где недавно сидел капитан, поразмышлял, покурил и набрал номер Саши.

– Черт возьми, – разразился он, – сказано же было! Где твое благоразумие? Самое время открыть карты. И не мешать людям делать свое дело.

Инцидент на дороге его поначалу озадачил: «Гм, глупо как-то…» – но потом последовал новый взрыв негодования:

– Я говорил тебе. Ну куда ты суешься? Не подоспей случайно столь неуважаемая тобой милиция, валялся бы сейчас на больничной койке. Этого, что, тебе мало?

– Мало, – огрызнулся я. – Терпеть не могу насилия. И уж теперь-то точно ни за что не отступлюсь.

– Хрен с тобой, – помолчав, примирительно буркнул Саша. – Помощь нужна?

– И даже очень. Мне надо разыскать некую Дарью Мартыновну Вайсман. Или кого-нибудь из ее родных.

– Это еще кто?

Я рассказал. Он задумался. Потом пробормотал:

– Любопытно, очень любопытно, – и тут же отрезвляюще заметил: – Но скорее всего, это уже совсем из другого кино. Борис-то как сюда монтируется?

– Не знаю.

– Ну, прямо-таки Сократ! Приятно иметь с тобой дело. И, конечно, никаких исходных данных?

– Никаких, – сокрушенно признал я. – Разве только что квартира, в которой проживала Тамара, ее собственность.

– Не густо, – фыркнул он. – Ладно, посмотрю, что можно сделать. А ты уж, пожалуйста, будь поосторожнее.

– Об этом ты уже говорил, – сказал я, и мы рассмеялись.

Наконец я выбрался из дому и занялся своей покалеченной «девяткой». Станция, которой я пользовался в последние годы, располагалась недалеко от Кольцевой. Ехать было всего ничего, но в дождевых лужах машина успела изрядно замызгаться. Я загнал ее на мойку и разыскал мастера. Это был маленький, довольно толстый армянин с поразительно белой кожей. Он отогнул в сторону замасленную ладонь и предложил для пожатия широкое запястье. В черных приветливых глазах светилась неуемная радость.

– Что, соскучился, да?

– Небольшая авария, – сказал я, тоже растянув губы в довольную улыбку.

Он осмотрел повреждения.

– Оформил?

– Нет, разошлись полюбовно.

– Ну ладно, – шумно вздохнул он, вложив в этот вздох дополнительный тариф. – Сделаем. Утром заберешь. Будет как новенькая.

– А сегодня нельзя? – с надеждой спросил я.

– Никак не получится, дорогой, – запричитал он, бурно жестикулируя. – Ты мой старый клиент, разве я врал тебе когда-нибудь? Говорю завтра – значит, очень занят. Три машины в работе. Утром получишь в лучшем виде. И что такое – один день? Походишь пешком, – он хохотнул, – даже польза будет для здоровья.

Я не разделял его веры в благотворность пешего передвижения, но безропотно покорился. Задумавшись о нерадостной перспективе безлошадного существования, я вышел из цеха. И тотчас же словно окаменел: прямо напротив входа ехидно посверкивал фарами серый «Фольксваген».

Я замер, прислушиваясь, как во мне закипает какое-то варево из раздражающих эмоций. Кровь прилила к голове. Я круто развернулся и возвратился к своей машине. Вынул ключ из замка зажигания, открыл багажник, отыскал в сумке с инструментами длиннющую отвертку и вихрем понесся обратно. «Фольксваген» стоял на месте. Я подскочил к нему, рывком распахнул дверь и, ухватив за грудки водителя, приткнул отвертку к шее.

Мужик был невысок, но в теле. На меня испуганно вылупились глаза ошарашенного терьера. Серая кепка отлетела на соседнее сиденье. Длинные редкие волосы, зачесанные вперед от самой макушки, взметнулись вверх, предательски обнажив проплешину.

– Ты что?! Ты кто? – прохрипел он и поперхнулся.

Я надавил сильнее и зло отчеканил:

– Ты хорошо знаешь, кто я. И сейчас сам скажешь, кто ты и кто тебя послал.

– Ку-у… куда послал?

– Это ты мне объясни, куда и зачем. Или я продырявлю твою жирную шею.

Он вжался затылком в спинку сиденья, заерзал и внезапно истошно завопил:

– A-а! Убери отвертку! Сдвинулся, что ли!

Вокруг стал собираться народ. Я чувствовал себя ужасно глупо, но не терял решимости выдавить хоть какие-то сведения. Плешивый, похоже, стал оправляться от потрясения, даже сделал робкую попытку отбить мою вооруженную руку.

– Слушай ты, чокнутый, – просипел он. – Я тебя знать не знаю. И не пойму, чего хочешь. Убери отвертку и объясни толком.

Кто-то обхватил меня за плечи и оттащил назад.

– Э-э, дорогой, так нельзя, – услышал я. – Зачем моих клиентов обижаешь. Что случилось?

Я повернул голову и встретил укоризненный взгляд чернявого мастера. Водитель «Фольксвагена» выбрался из кабины и, пошатываясь, шагнул ко мне, но его придержали.

– Да этот… этот… С отверткой, гад! – обиженно возопил он, храбрясь и накручивая себя. – Налетел, как с… сорвался. Я его в глаза не видел. А он… Отверткой, представляете. Пустите меня. Пустите! Я ему покажу.

Кто-то сказал:

– Хватит. Глуши мотор. Нашли где базарить.

– Правда, хватит, – решительно потребовал мастер и уволок меня по другую сторону «Фольксвагена». – Успокойтесь. Оба успокойтесь. Что случилось, дорогой?

– Этот тип… – начал было я объяснять, ткнув пальцем в «Фольксваген».

И обомлел: передо мной девственной гладью серела задняя дверца автомобиля – никакой царапины. В замешательстве я уставился на чистую эмаль, чувствуя себя, как кот, проглотивший резиновую мышь. Плешивый что-то гундосил. А я, виновато ежась, мучительно тщился избавиться от прескверной тяжести в сведенном желудке. Наконец выпростал из себя:

– Простите, ради бога. Недоразумение вышло. Виноват, обознался. Очень прошу извинить меня.

– Как-как? – расхорохорился плешивый. – Недоразумение? Я тебе покажу – недоразумение. Я тебе…

– Довольно! – зыкнул мастер. – Не заводись. Сказал же человек: извините.

– Нужны мне его извинения, – прорычала жертва недоразумения. – Я его с говном смешаю. Как глисту поганую. Я…

– Извините, пожалуйста, – повторил я с гораздо меньшей искренностью.

Он смерил меня гневными очами. Я был на голову выше и явно ему не по зубам. Он вынул огромный платок и промокнул вспотевший лоб. Потом мрачно изрек:

– Пошел ты со своими извинениями, – забрался в машину и с силой хлопнул дверью.

Мастер прошелся со мной пару метров, похлопал по плечу и проговорил с непонятным выражением:

– Горячий ты, смотрю, мужик. Прямо как я. Но нельзя так на людей кидаться.

– Нельзя, – согласился я. – Извини.

– Ладно-ладно. Все, сеанс окончился. Забыли. Заезжай с утра за тачкой.

…Самоедству я предавался не долго. Понемногу мне полегчало. Эпизод был нелеп и постыден, но в то же время изрядно попахивал чем-то комичным. Я будто разыграл сцену, подсмотренную в каком-то остросюжетном боевике. В общем, когда я добрел до конечной остановки автолайна, нелестные впечатления происшествия напрочь вытеснились более приятными мыслями.

Добравшись до дома, я сразу же позвонил Наталье. Пришлось подождать, пока ее позовут. Наконец в трубке раздался деловитый голос:

– Слушаю вас.

– Звоню, как договаривались, – сказал я. – Простите, что отрываю от работы.

– Вы уже оправились?

– Более или менее. Надеюсь, с вашей помощью оживу окончательно. Если вы, конечно, не передумали.

– Не передумала, – успокоила она. – Скажите, куда подъехать. – Я предложил станцию метро «Молодежная». – Договорились. Значит, ждите на выходе. Буду около шести.

Ну вот, с удовлетворением подумал я, положив трубку, устрою себе бездумный выходной. И к черту загадки и ребусы. Если безудержно закручивать винт, рискуешь сорвать резьбу. Я, наверное, малость хитрил. Где-то в глубине, в подполье, робко шарила корыстная мыслишка соединить с приятным полезное: вдруг ненароком что-то всплывет, проблеснет, пусть не свет – хоть искра в тумане. Все-таки Наталья многое знает о Тамаре. Но я раздраженно цыкнул на себя и предался успокоительному лирическому воображению.

К метро я явился загодя, где-то без десяти шесть. Наталья не заставила себя ждать. Бог мой, я, кажется, запамятовал, до чего она хороша! На ней был бежевый плащ – почти по щиколотку. Распахнутый, он составлял на редкость соблазнительный ансамбль с белой блузкой и короткой темно-коричневой юбкой, позволяя при каждом шаге – украдкой, мельком – разглядеть изящную фигуру и высокие ноги безупречной формы. Самоуничижение мне не свойственно, но внезапно внутри захолонуло от шальной нелестной мысли: неужто эта роскошная леди снизошла до рандеву с обыкновенным газетным щелкопером? Мы поймали такси и минут через двадцать очутились в моей холостяцкой квартире.

Я зажег повсюду свет, помог ей разоблачиться и предложил недолго поскучать в гостиной, пока я что-нибудь соберу на стол. Но она вызвалась составить компанию и последовала за мной на кухню. Я выложил из холодильника наличный провиант – сервелат, сыр, шпроты, огурцы с помидорами, нашлась даже баночка сметаны для салата. И мы споро, в четыре руки, сварганили нечто, похожее на холодный ужин. Потом прошли в комнату.

Я разложил у софы стол-книжицу и накрыл голубой скатеркой.

– А вы хозяйственный, – отметила она, усаживаясь. – У вас очень уютно.

– Рад слышать, – ухмыльнулся я. – Стараюсь. В меру моего холостяцкого разумения. Что будете пить?

– А что есть?

Выбор был невелик – между шампанским, водкой и коньяком.

– Тогда немного коньяку, – сказала она.

Я откупорил бутылку «Ани», наполнил пузатые коньячные рюмки и пристроился рядом с ней на софе. Изощряться с тостом не стал:

– За наше знакомство. Чтобы оно было долгим и добрым. – Она бросила на меня быстрый взгляд. Я одним глотком опорожнил бокальчик. – Поскольку сегодня я не на машине, сделаю себе поблажку. Могу позволить некоторое излишество.

– Хотите напиться? Или меня напоить?

– А почему бы и нет, – ответствовал я. – Такова хитрая технология совращения. Вот напою вас, притуплю бдительность и… – Я хохотнул. – Шучу-шучу, не пугайтесь.

– Сноску можно было бы и не делать, – усмехнулась она. – Я не девочка и не боюсь совратителей. – И внезапно спросила: – Вы никогда не были женаты?

– Когда-то давным-давно. И недолго.

– Что так?

– Моей жене надоело пробавляться скромными доходами репортера. Она возжелала иметь рядом человека, умеющего делать большие деньги.

– А вы не умеете? – спросила она, стрельнув глазами. – Странно. Вы ведь хороший журналист.

– Никак, наводили обо мне справки? – я ухмыльнулся.

Она пожала плечами и отшутилась:

– По вам видно. – Потом недоверчиво проговорила: – Мне всегда казалось, что журналисты – люди довольно обеспеченные.

– По общим меркам – да, не бедно. Но где вы видели богатого независимого газетчика?

– Бессеребреники, да? Не любите деньги?

Хмель слегка уже забродил в голове. Я засмеялся.

– О нет, что вы. Но честным пером много их сейчас не наскребешь. А ничему другому я, к сожалению, не обучен. Из воздуха деньги не делаются.

– Еще как делаются. – Она хихикнула, но красивые зелено-коричневые – или все-таки коричнево-зеленые? – глаза глядели на меня вполне серьезно. – Надо только знать как.

– А вы знаете? – продолжил я этот бессмысленный диалог. – Научите, готов заделаться вашим прилежным учеником. – И, подняв бокал, провозгласил: – Так давайте выпьем за начало краткого курса обучения будущего миллионера. Нет, лучше за мою очаровательную учительницу.

Телефонное урчание прервало нашу высоко-содержательную беседу. Я поколебался, поднялся, извинился, допил коньяк и подошел к журнальному столику. Звонила Мила. Я опустился в кресло и постарался собрать свои размягченные мозги.

– Гриша? – спросила она. – Прости, что беспокою. Но понимаешь, какое дело… Я нашла пленку.

– Пленку? – повторил я, не поняв. – Какую пленку?

– Ну, помнишь его прошлогоднюю страсть к фотографированию? Он купил тогда «Кодак» и все и вся беспрестанно щелкал. Потом увлечение быстро прошло, и он это дело забросил. Даже не знаю, где сейчас аппарат. Но вот в запертом ящике стола обнаружила сегодня непроявленную пленку. Может, это еще из старых снимков. Хотя, помнится, он напоследок все проявил и отпечатал. Или не все? Наверное, я зря тебя дергаю. Но ты просил…

– Нет-нет, – заверил я, – все правильно. Завтра же заеду.

– Может, передать в милицию?

– Сказал же, завтра заеду. Ничего и никому не говори. Я решу, что делать. Ты никуда с утра не собираешься?

– Думала съездить за Олечкой. Пора, пожалуй, уже перебираться в город.

– Ладно, с этим я тебе помогу. Часиков в одиннадцать заскочу – обсудим.

Я положил трубку и секунды три не мог взять в толк, о чем, собственно, шла речь. Пьян я не был, но пребывал уже в том расхлябанном состоянии, когда в какой-то степени утрачивается способность соображать. Прищурившись, Наталья внимательно смотрела на меня. Она соблазнительно провела кончиком языка по верхней губе и спросила:

– Это жена вашего друга? – Я кивнул и вернулся к столу. – Вы куда-то ушли, – сказала она, скосив на меня глаза.

– Ушел?

– Да, куда-то в себя. Озабочены, да?

Поглядев на ее красивый профиль, я воспрянул:

– Если я чем-то и озабочен, то только вами. Сижу и думаю, как к вам подступиться. Вам говорили, что вы неприлично обворожительны?

Тонкие губки красиво раздвинулись в белозубой улыбке. Но мне показалось, что она занервничала, хотя вроде было не с чего. Или ее смутил мой неожиданный пыл? Видимо, стремясь как-то погасить его, она неуклюже ушла от темы:

– Знаете, я бы с удовольствием выпила сейчас чашечку кофе. Если не составит труда, конечно.

– О чем разговор! – Я вскочил с места. – Минутное дело.

– Можно и растворимый, – виновато засмеялась она. – Меньше хлопот.

– Что вы, – возмутился я, – никаких суррогатов. Я приготовлю вам потрясающий напиток. – И понесся на кухню. Она проговорила мне вслед:

– Ничего, если я пока включу телевизор?

– Да ради бога. Что угодно – телевизор, магнитофон. Только не скучайте.

Я быстро заправил кофемолку. За стеной голос Норкина сменился каким-то цыганским романсом. Через три минуты кофе томился на рассекателе, а я навис над туркой, бдительно подстерегая коварную пенку. Потом разложил чашки и джезвейку на подносе, присовокупил ложечки и сахарницу и поспешил в комнату. Она стояла с трубкой – лицом к телевизору. На экране в эротическом псевдоэкстазе изнемогала Лолита. Услышав, как я поставил поднос на стол, Наталья обернулась, прикрыла ладонью микрофон и шепотом повинилась:

– Еще одну секунду, ладно?

– Убрать? – тоже тихо промолвил я, кинув на голосящий экран.

Она кивнула. Я шагнул к ней, взял с журнального столика пульт и вырубил ящик.

– Все, Ирочка, – сказала она в трубку. – Я все объяснила. Без справки можете ставить крест на поездке.

Я оказался очень близко – так близко, что ощущал тепло, излучаемое этим красивым телом. Слишком близко, чтобы удержаться. Я обнял ее за плечи. Она слегка напряглась, но тут же расслабилась.

– Поймите же, это не моя прихоть. – Я ткнулся носом ей в шею и вдохнул будоражащий аромат каких-то дорогих духов. – Все. Я не могу больше говорить… Нет, меня до утра дома не будет. Встретимся в офисе. До свидания.

Она всунула трубку в мою обнаглевшую ладонь и, отстранившись, направилась было к столу. Но я удержал ее за руку. До завтра ее не будет дома, скрипело в мозгу, до завтра ее… Я почувствовал, как щеки залила горячая кровь. Ноги предательски ослабели. Я привлек ее к себе и жадно припал к губам – как путник в пустыне к живительному источнику. На мгновение ее широко открытые глаза изумрудно заискрились прямо перед моими. Пол слегка качнулся и снялся с якоря. Она сказала:

– Подожди, – и мягко высвободилась. Потом махнула локоном в сторону прихожей – на закрытую дверь во вторую комнату – и спросила: – Там у тебя спальня? Дай мне, пожалуйста, минутку.

– А кофе? – как дурак, прохрипел я вслед. Но она махнула рукой и скрылась за дверью.

Я неподвижно простоял минуту-другую, пытаясь сладить с коленями и неистовым волнением. Наконец спохватился, судорожно разоблачился и нырнул в спальню. Свет был погашен, но уличного фонаря хватило, чтобы обомлеть от обольстительного зрелища: она лежала совершенно нагая, чуть выставив левое колено и изящно склонив на сторону высокую шею. Загар волнующе темнил все тело, целиком – без всяких пробелов на укромных местах. Ревниво кольнула догадка о нудистском пляже – мое консервативное сознание слегка покорежилось и ринулось гнусно колобродить. Но я уже лежал на ней, впившись в сочные губы и чувствуя, как подо мной твердеют ее соски. И мне разом стало все равно, где и с кем она загорала.

Потом мы чинно отдыхали. Я опорожнил нетронутую турку в раковину и заново приготовил кофе. Мы сидели за столом, рядом – на расстоянии ладони, и, прихлебывая, беседовали о разных житейских пустяках. Я смотрел на нее и не переставал удивляться: даже в моем широком махровом халате она умудрялась сохранять осанку и стать королевы. Едва заметные складки в уголках глаз и на переносице выдавали, что ей далеко не двадцать. Тридцать? Тридцать два? Но выглядела она, действительно, до жути привлекательно. Я не удержался и произнес это вслух. Подергав за лацканы халата, она хохотнула:

– Вот в этом балахоне?

– Представь себе.

– Значит, я тебе еще не разонравилась?

– Не провоцируй меня. А то…

– А то что?

– Придется доказать, затащив тебя снова в постель.

– Ну напугал. – Она рассмеялась.

И снова нахально вмешался телефон. Звонил шеф, извещал о том, что завтра к концу дня поступят материалы Счетной палаты.

– Хорошо, – покорился я. – В понедельник заеду. Часиков в двенадцать.

Посерьезневшая Наталья вопросительно вскинула брови:

– Опять что-то о твоем друге?

Я покачал головой и объяснил:

– В понедельник нужно быть в редакции.

– Но ты же в отпуске.

– Дела, труба зовет. Требуется кое-что подчистить.

– Жалко. Я предполагала взять отгул. Думала, побудем вместе. Скоро ехать с группой в Париж. На целых две недели.

– И бери, – обрадовался я. – Мне потребуется всего часа два. Освобожусь и сразу же тебе позвоню. Считай, что ты уже приглашена на обед.

– А как же твой розыск?

– Какой такой розыск?

– Насколько я поняла, ты с головой погрузился в поиск пропавшего приятеля.

– С чего ты взяла? – пробормотал я. – Его исчезновение меня, конечно, встревожило. Но розыск – громко сказано. Это дело милиции. А я… я просто прощупываю его окружение.

– Как частный сыщик, да?

Может быть, и не стоило, но раз уж она затронула тему, я решил ее немного развить.

– Кстати, ты все-таки могла бы здесь немного помочь.

– Чем это? – вскинулась она и странно на меня посмотрела.

– Если бы преодолела свое нежелание рассказать о Тамаре. Ты знаешь, она ведь тоже исчезла?

– Исчезла? – повторила она сухим, безучастным голосом. – Что ты хочешь сказать?

– То, что сказал.

Я посвятил ее в перипетии своей погони за Тамарой, стараясь не тратить много слов. Она раздумчиво помотала головой и с недоумением взглянула на меня.

– Но какая тут связь с твоим приятелем?

– У них были слишком тесные отношения.

– Глупости, – решительно бросила она. – Я достаточно хорошо ее знаю, чтобы не принимать всерьез эти отношения. Могла бы открыть тебе тьму тьмущую таких отношений. Поверь, я знаю, что говорю. Некоторое время я была у нее… явочной – или как это там называется.

– Связной, – усмехнулся я.

– Да-да, связной. – Она раздраженно отвела скользнувший к глазу локон. – Бывало, мне одновременно звонили по нескольку воздыхателей. На твоем месте я бы не делала поспешных выводов.

– Но ради Бориса она порвала со своим шефом. Это разве ни о чем не говорит?

– Шефом?

– Неким Вайсманом, недавно скончавшимся вице-президентом «Универса». Слышала?

– Слышала. – Зеленые искры метнулись в меня, и она протянула: – Дааа, многое же ты разузнал. Только все не так. Не из-за твоего Бориса. Разразился большой скандал, даже жена приезжала из Германии. Собственно, это Вайсман с ней порвал – супруга добилась.

– Но ведь они не живут вместе. Я имею в виду – Вайсман с женой.

– Не знаю. Там какие-то странные отношения. Во всяком случае, он с ней очень считался. И, говорят, был сильно привязан к сыну.

– У них есть ребенок?

– Да, мальчик. Что-то около семи лет. Живет в Германии, с матерью и бабушкой.

– А что из себя представляет жена?

– Это тебе зачем? – Она окинула меня пытливым взглядом.

– Так, полюбопытствовал.

– Инга, моя подруга – та, что уехала, рассказывала о ней как о сущей мегере. Благодаря ее деньгам Вайсман и пошел в гору. Да, не смотри на меня так недоверчиво. Она из богатой семьи – отец ей оставил большой капитал. Но скупая до ужаса, из-за копейки, говорят, удавится. Даже не удавится – убьет.

– Так-таки и убьет, – съязвил я.

– Говорю, что слышала, – обиделась она. – В последний год у них крепко разладилось. Как будто она требовала, чтобы он изъял деньги из банка и перевел в Германию. А он сопротивлялся. Да еще его романы – сначала с Ингой, потом с Тамарой.

– Черт подери! – вырвалось у меня. – И с Ингой? Содом какой-то.

– Знаешь, если бы он умер не своей смертью, я бы прежде всего подумала на жену.

– Он умер своей смертью. А жена была в Германии.

– Сейчас это делается очень просто, ты ведь знаешь. Найти киллера – не проблема. А речь идет о больших деньгах.

Мне изрядно прискучили эти женские перетолки, и я невольно скаламбурил:

– Ладно, оставим в покое покойника. И его жену тоже. Мне до них дела нет. Но вот муж ее – Тамары, разумеется…

– Что муж? – недовольно промолвила она и мило насупилась.

– Расскажи мне о нем.

– Мне нечего рассказывать. Мужик как мужик. У нас с ним с самого начала сложились довольно холодные отношения. Наверное, он подозревал, что я покрываю подругу. А с тех пор как они разъехались, я его ни разу не видела.

– У меня создалось впечатление, что он в курсе – про Тамару и Бориса. Похоже, он что-то скрывает.

– Ты с ним общался?

– Сподобился, – признался я. – Довольно-таки неприятный тип, скажу тебе. Не может он быть как-то причастен к их исчезновению?

– Федор? – Она выдавила раздраженный смешок. – Господи, да он мухи не обидит. С виду грозный, но только с виду. Тамара вертела им как вздумается. Нет, положительно тебя заносит.

Наталья умолкла и заметно скуксилась. Я тоже виновато затих. Проследил, как изящные пальцы ловко выловили из пачки сигарету, поднес огоньку и закурил сам. Она сердито сказала:

– Ты учинил мне настоящий допрос. С пристрастием.

– Прости, – повинился я и пошутил: – С такой очаровательной женщиной никак нельзя без пристрастия. По секрету скажу. – Я наклонился, отодвинул мягкую прядь волос с маленького ушка и прошептал: – Ты самая обворожительная, самая обольстительная, самая…

Она приложила пальцы к моим губам, улыбнулась и тоже прошептала:

– Докажи.

Я отобрал у нее сигарету и загасил в пепельнице. Потом обнял рукой за плечи, подхватил другой под коленками, поднял, крякнув от полузабытой боли в боку, и потащил в спальню.