Текст книги "Война индюка (СИ)"

Автор книги: Вадим Проскурин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 21 страниц)

Винни отреагировал на изменение обстановки молниеносно и единственно правильным образом. Он сразу догадался, что небольшая группа человекообразных, кучкующихся в окрестностях убежища, является эльфийским штабом, и приказал атаковать. Второй взвод второй роты совершил марш-бросок по темным коридорам, связисты Сойер и Росс действовали достойно всяческого подражания – вывели взвод к цели кратчайшим путем, а в конце пути не только самостоятельно распределили бойцов по исходным позициям, но догадались запланировать и осуществить прорыв через тонкие стены. В результате мозговой центр противника был даже не уничтожен, а захвачен в плен почти в полном составе. На допросе выяснилось, почему на объекте так много вражеских войск – завод посетила с инспекцией сама королева. Ее, к сожалению, захватить не удалось – незадолго до налета отошла по нужде в боковой коридор и тем спаслась (у беложопых, оказывается, нужников нет, гадят, где хотят, а умный лес впитывает). Жалко, взяли бы королеву в плен – успех был бы наиэпичнейший. Впрочем, и так неплохо получилось, не только обезглавили вражескую армию, но и ценные сведения получили. Поначалу комиссары говорить не хотели, пришлось одного кастрировать специально затупленным ножом, дальше проблем не было.

Основные силы второй волны десантников хлынули внутрь территории завода по уже зачищенным коридорам, и через четверть часа исход сражения стал предрешен. Эльфийские воины заняли оборонительные позиции на периметре, а человеческие воины неспешно устанавливали в их тылу минные поля и оборудовали места для засад. Время от времени очередной эльфийский капитан или как они там называются, отправлял в штаб очередного гонца, этих гонцов методично убивали. Скоро эльфийские командиры совсем изведутся от неизвестности, начнут отдавать бестолковые отчаянные приказы, и тогда обороне Фриско придет окончательный и бесповоротный конец. Все отлично.

Единственное, что огорчало Джозефа Слайти – прилетев сюда, он показал себя не с лучшей стороны. Он и раньше знал, что отличается повышенной импульсивностью, но на должности командира полка это было терпимо, а на должности главнокомандующего – уже нет. Если главнокомандующий при малейшей угрозе локального поражения будет срываться с места и возглавлять боевые порядки – никуда это не годится! Винни Мэй повел себя гораздо разумнее, сидит себе в Драй Бэдланд и руководит боем. А Джозеф мало того, что зря машину гонял туда-сюда и подвергал себя неоправданному риску (на посадке легко мог получить стингером в зад или на очередь из бластера нарваться, не дай боги), так еще оставил войска без командования почти на полчаса. Никуда это не годится, никуда. Отвага, бесстрашие и личное мужество – качества хорошие, но на генеральском уровне выдержка и стрессоустойчивость несравненно важнее.

– Винни, я прилетел, – сообщил Джозеф в микрофон радиостанции. – Зря летел на самом деле.

– Зря, – согласился Винни. – Я же тебе говорил.

– Я хреновый главнокомандующий, – признался Джозеф. – На лошади скакать и мечом размахивать умею, а руководить большим операциями мне еще учиться и учиться. Извини, что я тебя подставил.

– Да какое там подставил, ерунда, – сказал Винни. – Все в лучшем виде прошло, осталось только добить гадину в логове. Слушай, Джозеф, может, ты лично возглавишь? До налета на Портленд полчаса осталось, я бы хотел Алану советом помочь, думаю, нелишне будет.

Джозеф нахмурился. Фактически, Винни предложил поменяться обязанностями до конца операциями – полковник Мэй становится как бы главнокомандующим, а генерал Слайти – как бы командующим локальной операцией полкового масштаба. Предложение обидное, но если отбросить эмоции, приходится признать, что Винни прав. С управлением большими операциями он справляется однозначно лучше.

– Хорошо, – сказал Джозеф. – Одобряю. И, это… спасибо тебе, Винни. Без тебя я бы не справился.

– В следующий раз справишься, – сказал Винни. – Передай приказ, что принимаешь локальное командование, а то капитаны недоумевать начнут.

– Окей, – кивнул Джозеф. Переключил радиостанцию на локальную связь и сказал: – Внимание, Слайти говорит. Эйри, Торнтон и приданные связисты – выдвинуться к бывшему эльфийскому штабу. Я иду с восточной стороны, в меня не стрелять. В квадрате 30–06 минное поле кто ставил?

– Лейтенант Вокер, – ответила рация.

И тут же добавила другим голосом:

– Разрешите дать справку, Вокер говорит. Поля там больше нет, все мины сработали. Там основная мясорубка была.

– Вокер, Слайти говорит, – сказал Джозеф. – Ты уверен, что абсолютно все мины сработали?

– Уверен, – заявил Вокер. – Сэр генерал, вы когда там проходить будете, сами убедитесь. Там уже нечему больше взрываться.

Минуты через три Джозеф убедился, что Вокер был прав. Вначале в ноздри ударил едкий запах гари, смешанный с еще более едкой вонью от пены из огнетушителей. А потом Джозеф споткнулся о мертвое тело, огляделся и понял, что пройти по коридору будет непросто. Сколько же тут беложопых накромсали, ступить некуда, пола вообще считай что не видно… И пена эта гадкая… Поскользнешься, навернешься, испачкаешься…

– Вокер, Слайти говорит, – сказал Джозеф. – Тут у вас в 30–06 не мясорубка, а ад какой-то.

– Дык, – согласился Вокер.

– Вокер, от лица верховного командования объявляю благодарность всему личному составу, – сказал Джозеф. – Эйри, Торнтон, когда меня увидите, постарайтесь не смеяться, я тут сейчас через мертвяков перелезать буду, испачкаюсь в кровище, вид будет неуставной.

– Да мы тут все неуставные, – отозвалась рация. – Как палачи на чемпионате.

Джозеф мысленно воззвал к богам и стал преодолевать завал из мертвых тел. Поскользнулся, упал мордой на чьи-то выпущенные кишки, стал плеваться и материться. Потом полез дальше. В какой-то момент в голове главнокомандующего мелькнула несвоевременная мысль: а не забыл ли он закрыть люк истребителя? Джозеф отогнал эту мысль – сейчас надо планировать и осуществлять финальный добивающий удар, а не отвлекаться на всякую ерунду.

ГЛАВА ШЕСТАЯ. Отчаянный рейд королевы

1

Чтобы добраться до вражеского истребителя, Анжеле нужно было пробежать полкилометра по открытому пространству. Она знала, что это будет нелегко, не такая она молодая, чтобы бегать, как лошадь или коза, ее дело – головой думать, а не ногами бегать. Но она не предполагала, что это будет настолько мучительно.

Обычно эльфы ходят босиком. Они знают, что такое обувь, на некоторых плантациях земледельцам положены лапти, а охотники за удачей, когда уходят из благословенных лесов в поганые пустоши, надевают на ноги специальные кожаные сапоги, которые шьют особые мастера-сапожники из особо выделанной мокричьей шкуры. Но в родном лесу эльфы обуви не носят. Все комнаты и коридоры в эльфийских лесах покрыты мягкой землей, из которой специально обученные псевдомуравьи удаляют все камешки и палочки, способные создать малейшее неудобство, не говоря уж о том, чтобы наколоть пятку. А общественные помещения и магистральные коридоры каждые сто дней обрабатываются особым артефактом, заставляющим тонкие ветки укладываться вплотную одна к другой и образовывать ровную мелкоскладчатую поверхность, на которой не то что наколоться, но и споткнуться невозможно. Только последний дурак станет обматывать ноги вонючими портянками, когда можно ходить босиком и не испытывать неудобств.

Но выжженную пустошь, сотворенную петаджоульным взрывом, псевдомуравьи не обрабатывали. Головни, угольки и обожженные сучки, во множестве порожденные взрывом, уже успели остыть, но мягче от этого не стали.

Когда Анжела выбежала на пустошь из-под сени благословенного леса, ей показалось, что она попала в ад, в который верят некоторые глупые низкорожденные. Яркий солнечный свет ударил ей в глаза, она почти ослепла, хорошо еще, что полнеба затянуто черной тучей, а то бы точно ослепла. Мерзкая гарь ворвалась в ноздри, а под ногами словно рассыпали битое стекло. Анжела завизжала, нелепо подпрыгнула и упала на карачки, сильно ободрав ладони и коленки. Из глаз брызнули слезы.

Она припала к земле, завалилась на бок и некоторое время лежала, приходя в себя и собираясь с силами. Вскоре ее глаза приспособились к ослепительному свету пустошей и перестали слезиться. Она огляделась. Слава Гее, низкорожденные захватчики не заметили, как она выбежала из леса. Впрочем, было бы странно, если бы они ее заметили, она всего-то пробежала метров пять, и сразу упала. Но теперь ей надо пробежать не пять метров, а пятьсот.

Падая, Анжела выронила телефон, он валялся неподалеку, сверкая на солнце отполированной панелью экрана. Чтобы подобрать его, надо было пройти три шага, и Анжела прошла их, тщательно выбирая место для каждого шага, чтобы не наколоть ступню об острый сучок. Нагнулась, взяла артефакт, поднесла к лицу и закричала в телефон:

– Я не смогу!

– Очень жаль, – отозвался тот, кто называет себя богом Каэссаром. – Значит, против судьбы не попрешь.

– Я не смогу дойти! – кричала Анжела. – Я все ноги собью! Мне больно! Я пока ковылять буду, меня расстреляют!

– Это твои проблемы, – ответил бог Каэссар. – Если не сможешь – значит, конец твоей расы угоден богам, и я умываю руки. А если передумаешь, я тебя вызову, когда доберешься до дисколета.

Анжела упала на колени, снова разодрала ногу каким-то сучком, и заплакала. Минут пять она рыдала, ругалась и стучала кулаками по обгорелой земле, затем успокоилась. Подняла лицо к загаженному небу, прикрыла глаза рукой, чтобы не слепило, и сказала:

– Гея, милая, на тебя уповаю. Укрепи и наставь, Гея, любимая, умоляю тебя.

И стало Анжеле легко и просто, и сделала она шаг, а затем еще один шаг, и боль в ступнях показалась ей не такой уж мучительной. Да, она изранит ноги в кровь, но она сделает это во имя Геи, а всякая боль, испытанная во имя Геи, переносима, и никакая жертва, принесенная во славу Геи, не чрезмерна. А если вражеская стрела оборвет путь комиссара – значит, на то воля Геи. Но не бывать такому! Минутная слабость осталась позади, и теперь Анжела точно знает, что Гея с ней, Гея ведет ее через поганую пустошь, оскверненную магией низкорожденных, тень матери всего сущего незримо высится за правым плечом Анжелы, и нет для Анжелы ничего невыполнимого, пока незримая матерь дает ей поддержку.

Через какое-то время Анжела осмелилась перейти на бег. Было тяжело и больно, но она терпела, а когда становилось невтерпеж – шептала пересохшими губами очередную молитву, и Гея давала еще немного сил. Однажды Анжела упала – хотела перепрыгнуть бревно, а бревно дернулось и ухватило ее за лодыжку. Оказалось, это было не бревно, а поверженный высокорожденный неизвестного пола и возраста, изломанный и обожженный до полной неузнаваемости человечьего облика. Закон требовал, чтобы Анжела остановилась и оказала товарищу последние почести, но Анжела выдернула ногу из некрепкого захвата, пробормотала нечто невразумительное и побежала дальше. Закон сейчас один – воля Геи, другого закона нет, и нет для единого закона другого исполнителя, кроме комиссара Анжелы. Ибо такова воля Геи, рядом с которой все прочее несущественно.

Она добежала. Не обезумела от боли в окровавленных ступнях, не обессилела от усталости, не сломала ногу ни в одной из коварных трещин, во множестве открывшихся в земле, когда-то плодородной, а нынче иссушенной адским пламенем. Ничто не прервало бег комиссара: ни стрела, ни камень из пращи, ни пулька из бластера. Гея сохранила ее для великого дела.

Анжела полностью отдалась великой силе, правящей миром. Не было больше для Анжелы ни боли, ни усталости, ни страха, ни мыслей, ни желаний. Только путь, который нужно пройти, и ничего сверх того. И когда путь привел ее к цели, она не сразу поняла, что сделала невозможное. Она стояла и смотрела на выпуклый бок летающей тарелки (какая она маленькая!), в котором зияла черная дыра входа (как у мокрицы задний проход, прости, Гея за невольное кощунство), и никак не могла поверить, что дошла.

ПСССТ-БДЫЩЬ!

Тяжелая бронебойная стрела просвистела над ухом и вонзилась в выпуклый бок летающей тарелки. Именно вонзилась, а не отскочила, у летающих тарелок бока, оказывается, мягкие, кто бы мог подумать…

Анжела не стала тратить время на обдумывание всех этих мыслей. Гея завладела ее телом, и тело прыгнуло в черную кишку входа головой вперед, ухватилось за что-то мягкое и провалилось внутрь. Вход моментально закрылся, а обшивка, пораженная стрелой, напряглась и вытолкнула стальной наконечник наружу. Но последнего Анжела уже не увидела.

Она провалилась в темное и тесное помещение, рука попала в щель между чем-то твердым и чем-то другим, тоже твердым. Анжела почувствовала, как кости предплечья гнутся под нагрузкой, и завизжала в ужасе. Она не успела сформулировать мольбу, но Гея поняла ее и так. Неведомый капкан отпустил руку, кость не сломалась. Анжела ссыпалась на пол, ударилась затылком о что-то железное, из глаз брызнули искры, и были они ослепительны, как поганое солнце пустошей… нет, это не искры из глаз, это в кабине свет зажегся… Ой, мамочка, Гея, милая, помоги, а-а-а!!!

Посадочные опоры подломились, летающая тарелка провалилась в бездонный колодец. Анжела сидела на полу кабины в неудобной позе, вцепившись руками в какие-то железки, и безостановочно визжала. А машина все падала и падала, набирала скорость, ее трясло, и вот-вот она уже достигнет дна колодца, не бездонный же он, в конце-то концов… Но тряска почему-то ослабевает, и что это значит…

Воздух в легких кончился, Анжела перестала визжать. Судорожно и хрипло вдохнула, и вдруг поняла, что в кабине есть кто-то еще, кроме нее. Подняла голову, поводила глазами туда-сюда, и обнаружила, что железки, в которые она вцепилась – это детали кресла, а над его подголовником закреплен стальной шлем, из которого что-то бубнит монотонный мужской голос. Анжела стала вставать и вдруг воспарила, она стала невесома, как носимый ветром пух, мать-Гея больше не притягивала ее к себе, горе-то какое…

– Кончай тупить, дура! – отчетливо прозвучало из шлема. – Сядешь ты в кресло или нет, дебилка бестолковая?!

Анжела изогнулась, ухватилась за подлокотник и кое-как впихнулась в кресло. По ходу заметила, что к креслу приделаны два коротких ремня. Анжела положила их себе на талию и завязала бантиком.

– Дура, там застежка есть, – прокомментировал эти действия голос из шлема.

Теперь, когда он звучал ближе, было несомненно, что он принадлежит искусственному интеллекту, называющему себя богом Каэссаром.

– Сам дурак, – отозвалась Анжела. – Недосуг мне с застежками разбираться, разобьюсь же!

Голос засмеялся, а она подумала, что падение длится ненормально, неадекватно долго. Сколько она тут телепается в невесомости? Минуты две, не меньше. Это же какой глубины колодец должен быть…

– Надень шлем, – приказал голос. – И забрало опусти.

Анжела надела шлем и переспросила:

– Чего опусти?

– Забрало, – объяснил бог Каэссар. – Щиток такой на глаза.

Анжела опустила забрало и взвизгнула. Кабины больше не было, Анжела зависла в бездонной, беспредельной пустоте, половину которой занимает черное звездное небо, посреди которого противоестественно сверкает дневное светило (когда на него смотришь, звезды исчезают, отводишь взгляд – снова проявляются, интересно). А вторую половину вселенной занимает гигантский бело-черно-зелено-голубой шар, который…

– Это Барнард? – спросила Анжела.

– Быстро сориентировалась, – откликнулся бог Каэссар. – Да, это Барнард, твоя Родина. Мы в космосе.

– Для тех, кто следует путем Геи, весь мир – космос, – процитировала Анжела священное писание.

– Избавь меня от демагогии, – сказал бог Каэссар. – Я путем Геи не следую.

– Следуешь, – возразила Анжела. – Все живое следует путем Геи, и неважно, осознаешь ты это или нет.

– Насрать, – заявил бог Каэссар.

Анжела поморщилась, но ничего не сказала.

– Полюбуйся пока пейзажем, – посоветовал бог Каэссар. – Через шесть минут будем входить в атмосферу, это тоже красиво, но по-другому. Как раз успеешь космосом налюбоваться.

У Анжелы закружилась голова. Она уже поняла, что бесконечное падение – просто иллюзия, на самом деле она не падает вниз, а летит высоко-высоко в небе, но она понимала это умом, а желудок вот-вот сведет спазмом, хорошо, что ничего не ела с утра…

– Но-но! – прикрикнул на нее бог Каэссар. – Тошнить даже не вздумай! Заблюешь кабину – сама потом будешь дышать своей блевотиной!

– Я не могу терпеть! – прохрипела Анжела.

– Щиток подними, – посоветовал бог Каэссар.

Анжела подняла глазной щиток. Бесконечная бездна исчезла, теперь Анжелу снова окружала тесная кабина, посреди которой парил в невесомости… Бластер?!

Она протянула руку и цапнула оружие. Точно, бластер. Стоит на предохранителе, метка заряда зеленая.

– Спасибо, – сказала Анжела.

– Не за что, – отозвался бог Каэссар. – Если снова затошнит – сразу убирай внешний обзор. Проблеваться в невесомости смертельно опасно. Очень глупо пройти через все испытания и сдохнуть в муках из-за такой ерунды.

– Я тебя не за то поблагодарила, – сказала Анжела. – За бластер спасибо.

– За какой бластер? – не понял бог Каэссар. И тут же богохульно выругался – очевидно, понял. Помолчал немного и сказал: – Совсем Дубовый Джозеф расклеился, оружие теряет… Можешь считать, что его тебе Гея подарила, ее благодари.

– Благодарю тебя, Гея, милая! – возблагодарила богиню Анжела. – От всего сердца благодарю, любимейшая!

– Поблагодарила, и хватит, – сказал бог Каэссар. – Прибери его куда-нибудь, а то когда в атмосферу войдем, трясти начнет, снова потеряешь, не дай боги. Вдруг Гея не поможет?

– Гея всегда помогает своим возлюбленным детям, – возразила Анжела.

Но бластер прибрала.

– Больше не тошнит? – поинтересовался бог Каэссар. – Тогда надвигай забрало обратно, попробуем с оружием потренироваться.

– Разве тут можно стрелять? – удивилась Алиса. – Этот обзор, он, как я понимаю, просто иллюзия.

– Иллюзия, – согласился бог Каэссар. – Из ручного бластера стрелять нельзя – сама себя зажаришь, и будет эпик фейл.

– Что будет? – не поняла Анжела.

– Неважно, – отмахнулся бог Каэссар. – Я о внешнем оружии говорю. Тут автоматический бластер установлен и катапульта с «Фебосами».

– Ого! – воскликнула Анжела.

– Ого, – согласился бог Каэссар. – Потянись мысленно к внешнему оружию.

– У меня мозг не прочипован, – сказала Анжела. – Не получится.

– Все получится, – возразил бог Каэссар. – Ты просто попробуй.

Анжела была права, мысленное управление оружием доступно только прочипованному мозгу. Но Джон не собирался реально доверять ей управление оружием истребителя. Он собирался создать иллюзию, что она им управляет, а для этого вполне достаточно примитивного энцефалографа, вмонтированного в пилотский шлем демоны знают кем и зачем.

Анжела мысленно потянулась к внешнему оружию, в ее поле зрения сформировался черный крестик. В первую секунду он был маленьким и схематичным, а затем вдруг вырос, растянулся, оброс какими-то неясными отметками…

– Вижу! – воскликнула Анжела. – Прицел вижу! Это бластер?

– Смотря что ты видишь, – ответил бог Каэссар. – Если крест – значит, бластер, пляшущий кружочек – тоже бластер…

– Крест! – перебила его Анжела.

– А если эллипс плюс парабола – значит, прицел катапульты, – закончил свою мысль бог Каэссар.

– Эллипс – это что? – спросила Анжела.

– Серость ты необразованная, – ответил бог Каэссар. – Эллипс – это круг, вписанный в квадрат три на четыре.

– Квадрат не бывает три на четыре, – возразила Анжела. – У квадрата все стороны равны друг другу. А если не равны, это не квадрат, а прямоугольник.

– Спасибо, центурион, – сказал бог Каэссар.

– Центурион – это что? – не поняла Анжела.

– Не что, а кто, – сказал бог Каэссар. – Центурион Обвиус. Есть такой мифический персонаж. Короче, не бери в голову. Пройдись взглядом по поверхности планеты, попытайся спроецировать на нее нечто яйцеобразное.

Анжела прошлась взглядом по поверхности планеты и попыталась спроецировать на нее нечто яйцеобразное. Ничего не получилось.

– Не получается, – констатировала Анжела. – А что это такое – спроецировать?

– Гм, – сказал бог Каэссар. – Ну, как бы представь себе, что оно там есть.

– А, поняла, – сказала Анжела. – Вон там, в бело-голубом, есть что-то яйцеобразное, черно-коричневое такое.

– Это глаз циклона, – сказал бог Каэссар.

– Разве циклоны такие большие? – удивилась Анжела. – А где у него уши, рот и все остальное?

Бог Каэссар вздохнул и сказал:

– Уши, рот и все остальное – это у циклопа. Циклоп – это мифическое человекообразное существо. А циклон – это атмосферный вихрь.

– Я знаю, что такое атмосфера, – сказала Анжела. – Это воздух, понимаемый как единая сущность. Третья из пяти ипостасей Геи.

– Невежда ты мракобесная, – сказал бог Каэссар. – Ты лучше не отвлекайся, а прицел проецируй. Представь себе, что хочешь устроить на земле большой взрыв с пожаром.

– Ты что несешь?! – возмутилась Анжела. – Земля – это литосфера, первая ипостась Геи, она живая, ее нельзя жечь и взрывать!

– Так, значит, ты передумала прекращать войну? – поинтересовался бог Каэссар.

– С какого это перепугу?! – возмутилась Анжела. – Погоди… Ты как бы намекаешь… Ты говорил, надо только одного человекообразного убить…

– Все верно, – согласился бог Каэссар. – Тебе нужно убить Мориса Трисама, верховного вождя тех, кого ты называешь низкорожденными. Проще всего это сделать бомбардировкой с воздуха. Но если это противоречит пути Геи…

– Это не противоречит пути Геи, – быстро сказала Анжела. – Гея не допускает бессмысленного и безответственного насилия над природой, но если насилие происходит во имя благой цели и сопровождается должными молитвами… А что конкретно я должна сделать?

– Швырнуть две пригоршни «Фебосов», – объяснил бог Каэссар. – Одну по дворцу Трисама, другую по Совету Нации. Постарайся, чтобы бомбы попали в окна, так больше разрушений будет.

– Тогда никакого насилия над природой не будет! – обрадовалась Анжела. – Если взрывать и сжигать только каменные коробки богомерзкие… Не буду я молиться!

– Не хочешь – не молись, – сказал бог Каэссар. – Тебе виднее. Попробуй все же прочувствовать прицел катапульты. Потянись к нему мысленно, представь себе, что ты бомбы как бы горстью зачерпываешь и вниз швыряешь. И при этом дай мысленную команду, чтобы бомбы полетели к нужному зданию и в окна залетели.

– А это как? – спросила Анжела.

– В точности так, как я говорю, – сказал бог Каэссар. – Нужно просто дать мысленную команду. Бомбы умные, они поймут.

Какая-то неведомая сила ухватила летающую тарелку и мягко, но непреклонно потащила в сторону.

– Ой! – воскликнула Анжела. – Что это?

– В атмосферу входим, – объяснил бог Каэссар. – Сейчас трясти начнет, а перед лобовым щитом такое пламя появится характерное, и картинка поплывет. Ты не пугайся и не удивляйся, это нормально. Когда войдем в совсем плотные слои, тарелка затормозится, тряска успокоится, тогда начнешь бомбить.

– А что бомбить-то? – спросила Анжела.

– Цели должны быть уже подсвечены, – ответил бог Каэссар. – Проследи мысленно линию спуска…

И в этот момент все получилось. Из середины лба Анжелы выстрелила в планету призрачная линия, изогнувшаяся примерно так, как летит брошенный камень. Наверное, это и есть парабола. А там, где эта линия упиралась в отвратительную серо-зеленую плесень на оскверненном лике любимой планеты, там засветились ядовито-красным светом две яркие точки.

– Вижу! – воскликнула Анжела. – Только яйцеобразное не спро… ну, это самое не…

– Сейчас трясти начнет, приготовься, – сказал бог Каэссар. – Держись крепче за подлокотники, и язык не прикуси. Постарайся не отводить взгляда от цели, и все-таки сформируй на ней эллипс прицела. Если не получится, придется зависнуть в воздухе над целью и попробовать еще раз, но это опасно, могут сбить. Лучше атаковать прямо из пике – раз, раз, бабах, и тебя уже нет. Ну да помогут нам боги.

– Гея, помоги, – прошептала Анжела.

Летающая тарелка затрепетала мелкой дрожью, в поле зрения заплясали огоньки, подобные тем, какие пляшут на верхушках деревьев перед грозой. Планету затуманило неясным маревом, в нем заблистали языки пламени, Анжела взвизгнула от испуга, но вовремя поняла, что с любимой планетой не происходит ничего страшного, это сама машина окутывается дымкой… как же это называется… ионосфера, что ли… нет, ионосфера – это то, где она сейчас летит… да наплевать! Гея, помоги, милая, на тебя уповаю!

Машину тряхнуло так, что Анжелу едва не выбросило из кресла. Бантик, которым она привязалась, развязался, но она уцепилась в подлокотники и кое-как удержалась. Лицо исказилось в отчаянной гримасе, на лбу выступил холодный пот. А ведь ей еще бомбы на цели наводить…

И в этот момент она увидела красный эллипс прицела.

– Вот оно! – закричала Анжела. – Вижу прицел! Пора уже бомбить?

– Не пора, – отозвался бог Каэссар. – Как станет зеленым, а в ушах запищит – тогда бомби, а раньше не надо.

Дальнейшее произошло очень быстро. Выпуклый бок планеты, неторопливо ползущий навстречу, стал приближаться, распластался в плоскую карту, и Анжела падала на нее, как камень, как падающая звезда…

– Гея, мамочка! – заорала Анжела во всю глотку.

В ушах запищало. Душу перехватило ужасом, Анжела вдруг поняла, что не сможет дать бомбам приказ вырваться из катапульты и посеять смерть. Она не охотница, она не проходила должную психологическую подготовку, она надеялась на помощь Геи, но Гея не убивает, но дарит жизнь, и это бессмысленно, ничего не получится…

– Я не смогу! – закричала Анжела. – Я не могу убивать!

Четверка ядовито-черных микроядерных бомб прыснула в сторону цели, и сразу же, без перерыва, вторая четверка устремилась ко второй цели. Подобно атакующим пчелам, бомбы летели не как придется, а в боевом порядке, Анжела не понимала его смысл, но было несомненно, что эти кусочки смерти разумны, и она, именно она, выпустила их на волю, будь она проклята…

– Уходим, – прозвучал в наушниках голос бога Каэссара. – Ты справилась, Анжела. Я горжусь тобой. Ты настоящая королева.

– Будь я проклята, – прошептала Анжела.

Бог Каэссар рассмеялся.

– Добро пожаловать в наш клуб, – сказал он. – Я вот тоже проклят, и, уверяю тебя, ничего страшного в этом нет. Ты привыкнешь.

И едва он закончил произносить эти страшные слова, каменные коробки богомерзкого города осветились пламенем, и ударил ветер смерти, и Анжела поняла, что он лжет, есть в этом страшное, просто ему не дано увидеть это страшное, ибо он не бог, но богомерзкая тварь, а она теперь…

Она не смогла додумать эту мысль до конца, потому что провалилась в обморок. Гея милосердна.

2

Некоторые запрещенные наркотики при передозировке дают эффект, называемый наркоманами жаргонным словом «измена». Суть эффекта заключается в том, что приятные ощущения, сопровождающие употребление наркотика, становятся настолько мощными, что перестают быть приятными, а становятся ужасными. Передоз спирта часто сопровождается явлением несуществующих бесов и демонов, а если перебрать грибов или пейотля, можно услышать, как с тобой разговаривают предметы мебели. А от полумифического бутирата, по слухам, наркоманы скачут, как сумасшедшие, и вопят дурными голосами всякие глупости. Сэр Морис Трисам однажды попробовал бутират, ему не понравилось.

А вот от опиума измены не бывает. Опиум не вызывает ни галлюцинаций, ни бреда, ни необузданных приступов ярости, он просто убирает душевную боль и наполняет сердце тихой, спокойной радостью. Ты сидишь или лежишь и наблюдаешь вселенную, а вселенная наблюдает тебя, и гармония всего сущего овладевает твоей душой, и это прекрасно. Морис Трисам очень любил опиум.

Наркоманов принято презирать. Отчасти это разумно, типичный наркоман, грязный, опустившийся и бесполезный для общества, не заслуживает ничего, кроме презрения. Но причина этого презрения не в том, что человек употребляет наркотики, а в том, что он грязный, опустившийся и бесполезный для общества. А если человек чист, опрятен и полезен – кому какое дело, что он употребляет? Сэр Морис систематически употребляет опиум протяжении уже не одну тысячу дней, и хоть бы кто слово сказал! Потому что все понимают, что Самый Дорогой Господин Человеческой Общины стоит выше всех законов и правил, установленных для рядовых членов общества. Он сам себе закон. И это прекрасно.

Очень трудно управлять Человеческой Общиной, не употребляя наркотики, практически невозможно. Сэр Морис понял это не сразу. Поначалу он честно старался вникать во все детали управления обществом, но чем больше усилий прикладывал, тем яснее понимал, что все тщетно. Все чаще ему казалось, что во всем Барнарде есть только один умный и честный человек – сам Морис Трисам. А все остальные или глупы, или бесчестны, а чаще и то, и другое одновременно. Какого чиновника ни возьми – либо некомпетентный раздолбай, либо циничный казнокрад. Как с такими людьми вести Великую Родину к Истинному Процветанию? Никак. Но надо. И чем больше ты размышляешь над этим парадоксом, тем глубже он въедается в мозг и тем сильнее болит душа от печальных мыслей о cудьбах Отечества. А как избавиться от душевной боли без опиума? К сожалению, никак.

Однажды Герка Рейнблад сказал Морису, что святой Маркс, якобы говорил, что религия – тоже в некотором смысле опиум. Что если придти в храм и искренне помолиться, на душе становится легче, и можно с новыми силами приступать к нелегкой руководящей работе. А если натренировать душу должным образом, можно даже в храм не ходить, а просто медитировать в саду камней, как сам Герка делает. Морис попробовал воспользоваться советом кардинала, завел себе привычку ежедневно молиться, и нельзя сказать, что Герка соврал, какой-то эффект это дало. Но не такой явный, как хотелось бы. Действительно, молитва расслабляет, но если бежать в храм всякий раз, когда очередной бестолковый чиновник в очередной раз тебя расстроил – так и будешь бегать туда-сюда с утра до вечера. Опиум лучше – покурил и часа четыре, а то и все шесть тебе хорошо, все тебя радует и ничего не колышет. Сосредотачиваться, правда, трудно, но когда голова раскалывается от боли, а душу одолевает бешенство – соображать еще труднее. А как под опиум хорошо размышляется о судьбах Отечества…

И вот пришла измена. Да какая измена! Морис и не знал, что такие великие измены вообще бывают от опиума. Сидел Великий Вождь в кресле, никого не трогал, размышлял о судьбах Отечества, и вдруг как блеснуло, как загрохотало, как запрыгало! Гобелены вспорхнули со стен, как мифические птеродактили, и стало видно, как штукатурка на потолке в мгновение ока расчертилась густой сеткой трещин. И зашевелились кирпичи в стенах, и обрушился на сэра Мориса гобелен и закутал его в кокон, как червя-шелкопряда, и повалился сэр Морис на пол, и накрыло его креслом, а вокруг все тряслось, грохотало и подпрыгивало. И понял сэр Морис, что пора принимать решительные меры.