Текст книги "Война индюка (СИ)"

Автор книги: Вадим Проскурин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 21 страниц)

Вадим Геннадьевич Проскурин
Война индюка

ГЛАВА ПЕРВАЯ. Сладкий запах победы

1

Есть в космосе маленькая красная звезда, именуемая Барнард. Звезда как звезда, типичный красный карлик, ничего особенного. Вокруг нее вращаются четыре планеты, которые человеческие ученые характеризуют следующим образом: «Планетная система второго рода, главный подтип без аномалий». Если перевести эти умные слова на нормальный человеческий язык, получается, что орбиты планет в системе Барнарда близки к круговым, самый большой газовый гигант располагается на условной линии льда, и нет в этой системе никаких космических извращений наподобие горячих юпитеров.

Вторая планета Барнарда относится к числу земноподобных с коэффициентом сходства девяносто восемь процентов. Сила тяжести, состав и давление атмосферы, средняя температура, влажность и другие параметры очень близки к соответствующим параметрам Земли Изначальной. Остальные планеты Барнарда для человеческого обитания непригодны и настолько неинтересны, что даже не имеют общепринятых имен, только порядковые номера: Барнард-1, Барнард-3 и Барнард-4. Впрочем, планета Барнард-2 тоже не имеет собственного имени, ее обычно называют просто Барнард.

Сутки Барнарда близки к суткам Земли Изначальной, а год длится ровно семь суток. Короткий год – обычное дело для красных карликов, их планетные системы гораздо более компактны, чем у среднеразмерных желтых звезд наподобие Солнца Изначального. Чаще всего у таких планет продолжительность суток совпадает с продолжительностью года и планета всегда повернута к солнцу одной и той же стороной, но Барнарду повезло, два вращения этой планеты еще не успели синхронизироваться. Из-за короткого периода обращения на планете Барнард нет смены времен года, на большей части ее поверхности все время стоит нежаркое лето. Местные обитатели называют год неделей, но длинные промежутки времени почему-то измеряют не в неделях, а в днях, хотя это, очевидно, менее удобно.

За шесть миллиардов земных лет до описываемых событий на планете Барнард зародилась жизнь. В дальнейшем она эволюционировала обычным образом, не аномально быстро, как на Земле Изначальной, а с нормальной черепашьей скоростью. Это неудивительно – кометный пояс в системе Барнарда недоразвит, пояс астероидов отсутствует, у самой планеты Барнард нет мегаспутника, как у Земли, а значит, нет приливов и тектоническая активность на порядок ниже. Общепланетарные катастрофы на Барнарде происходили в двадцать-сорок раз реже, чем на Земле, соответственно, и эволюция протекала медленнее. Первые многоклеточные организмы появились на Барнарде лишь тогда, когда взорвался Сириус-Б. На Земле Изначальной в это время вымерли динозавры.

Как обычно бывает после таких запоздалых катастроф, биосфера стала развиваться ускоренно, как бы наверстывая упущенное время. Текущее ее состояние некоторые земные биологи ассоциируют с силуром, некоторые – с карбоном, короче, примерно середина палеозоя. Точнее сказать трудно, потому что ничего подобного земным позвоночным планета Барнард пока не породила, соответственно, девонский период из палеонтологической летописи начисто выпадает, а все дальнейшие рассуждения на эту тему можно излагать только высокоучеными словами, нормальному человеку недоступными, поэтому мы их опустим.

Другое примечательное отличие Барнарда от Земли – черный цвет местного аналога хлорофилла. Аборигенные растения Барнарда одинаково радостно потребляют любые доступные фотоны, не брезгуя серединой оптического спектра. Возможно, это связано с несколько меньшей освещенностью планетарной поверхности.

Если смотреть на планету Барнард из космоса, на ее поверхности прихотливо чередуются белые пятна облаков, синяя гладь океанов и черные пятна континентов, от края до края заросших густыми лесами, где листья отчаянно борются за каждый квадратный сантиметр освещенной поверхности. Кое-где угольно-черные пространства лесов перечеркнуты коричневыми полосами горных цепей, лишенных растительности.

Среди двенадцати континентов Барнарда резко выделяется один. Он не черный, а серо-зеленый, лишь у восточного края проходит широкая черная полоса, отделенная от остальной его части узкой коричневой лентой Дырявых Гор. С этого континента началась человеческая колонизация Барнарда, и им же она закончилась. Первые поселенцы выжгли и вытравили на этом континенте аборигенные леса, засеяли освободившееся пространство земными растениями, заселили земными животными и застроили башнями-конденсерами, поддерживающими в колонизованной зоне комфортный для человека климат. Первоначально планировалось терраформировать всю планету, но уже через полвека пассионарный порыв колонистов сошел на нет. А потом система терраформирования вышла из строя, человеческую общину сотрясли две экологические катастрофы, и вслед за ними пришла катастрофа политическая, также известная как бэпэ. И тогда Человеческая Община впала в первобытную дикость, и закончилась вторая эпоха, и пришло межвременье. Но теперь оно, похоже, подошло к концу.

Планета Барнард не имеет естественных спутников, но искусственных спутников вокруг нее крутится более чем достаточно. Самым большим из них является орбитальная платформа «Грантчестер» – ядро комплекса планетарной обороны. В прошлом такой комплекс обязательно сооружался вокруг каждой новой колонии. Обычно они никогда ни для чего не использовались, но планета Барнард стала исключением. Во время бэпэ «Грантчестер» провел несколько массированных бомбардировок, и в последнее время вокруг него снова начало наблюдаться оживление. Несколько раз платформа сплевывала в атмосферу маленькие рои микроядерных бомб, иногда после этого поверхность озарялась вспышками разрывов, иногда нет.

За этими событиями пристально наблюдали шестнадцать гиперпространственных разведчиков класса «Блюбэт». Их пассивные сенсоры неустанно изучали поверхность планеты и радиоэфир, а рукотворные мозги, объединенные через стелс-канал в единую информационную сеть, накапливали и анализировали информацию. И по мере того, как поступала новая информация, постепенно уменьшалось значение глобальной переменной InfoToSendRemaining. Когда оно сравняется с нулем, один из «Блюбэтов» покинет пост на орбите, отправится к ближайшему гиперпространственному порталу, совершит прыжок к ближайшей неодичавшей планете (для Барнарда это Земля Изначальная) и сольет накопленные данные в единую глобальную сеть всей человеческой цивилизации. Последний раз такое происходило восемьсот двадцать два года назад, когда планету сотряс бэпэ. С тех пор «Блюбэты» так и крутились на орбите, не видя под собой ничего достойного немедленного доклада. Переменная InfoToSendRemaining сократилась за все это время на двадцать процентов, причем львиная доля сокращения пришлась на последний год. Если так пойдет и дальше, следующий доклад состоится лет через семь. Впрочем, прогнозировать подобные события – дело неблагодарное.

Сейчас один «Блюбэт» пролетал над юго-восточным углом зеленого континента, который аборигены называют так же, как и всю планету – Барнард. Сенсоры разведчика созерцали правильный квадрат темно-серого цвета, образовавшийся позавчера после пролета «Грантчестера». Если бы «Блюбэт» умел испытывать любопытство, он, несомненно, счел бы открывшееся зрелище крайне любопытным. Но человеческие эмоции «Блюбэту» чужды, и поэтому он просто уменьшил значение InfoToSendRemaining еще на три единицы.

Говорят, в первую, то ли вторую эпоху какой-то художник однажды нарисовал картину следующего содержания. Под ясным небом и ярким солнышком расстилается зеленая лужайка с цветочками, птичками и бабочками, а посреди лужайки зияет круглая и бездонная черная яма. К яме со всех сторон бегут люди, и падают они в яму, и нет оттуда возврата. Некоторые источники утверждают, что на оригинальной картине на дне ямы угадывалось адское пламя, другие говорят, что на краях ямы стояли демоны с вилами, а третьи – что ничего особенно адского в этой яме не было, яма как яма, и от этого зрителю становилось только страшнее.

То, что наблюдал сейчас «Блюбэт», было весьма похоже на вышеописанную картину. Только вместо ямы был призрачный колпак силового поля, и никто в него не проваливался, потому что пройти сквозь силовое поле невозможно, пока оно не отключено, а отключить его можно только изнутри. Впрочем, в древних документах попадаются смутные намеки на некие каналы, через которые внутрь поля можно подать сигнал на отключение, но что это за каналы и что за сигнал нужно подать – этого в пятитысячной эльфийской армии не знает никто, в том числе и генерал Умберто. Вот и стоят охотники за удачей вокруг колпака и терпеливо ждут, когда он отключится. И тогда самое главное – не оплошать.

До позавчерашнего дня никто в благословенных лесах не знал, что именно скрывается под этим силовым полем. Да и о самом силовом поле никто тоже толком не знал, на каких-то картах оно было отмечено, на каких-то не было, но большого значения никто ему не придавал. В самом деле, что интересного может быть там, куда нельзя ни войти, ни даже заглянуть? Но позавчера все изменилось.

Во-первых, стало доподлинно известно, что под силовым полем скрывается по меньшей мере один дисколет-штурмовик, которые ранее считались мифическими артефактами. Во-вторых, выяснилось, что презренные низкорожденные обладают ключ-сигналом, предоставляющим доступ внутрь. Хорошо, что их глупый вождь замешкался с повторным включением поля – возможно, несколько охотников за удачей сумели пробраться под колпак, пока оно не работало. А возможно, никто не сумел. Орбитальные бомбы превращают своих жертв не в мясной гуляш, а в горячую плазму, из-за этого сосчитать пострадавших от орбитальной бомбардировки можно только приблизительно. Как бы то ни было, пошли вторые сутки после битвы, а призрачный купол как стоял, так и стоит. Но придет время, и он откроется, и тогда только решительные действия смогут спасти высшую расу от фатального поражения.

Узнав о случившейся катастрофе, комиссар Сонни порылся в древних архивах и нашел упоминание о некоем стратегическом складе номер один, который раньше считался то ли уничтоженным во времена бэпэ, то ли вообще мифическим. И оказалось, что краткое и туманное описание этого склада очень хорошо подходит к местности, где только что разразилась эпическая битва с силами зла. И если это действительно тот самый склад, то боевых дисколетов внутри должно быть не менее двухсот штук, и если они попадут в грязные лапы красножопых, это может означать только одно – полный и безоговорочный конец высшей расы.

На спасение оставался лишь один маленький шанс, которым генерал Умберто решил воспользоваться в полной мере. Если Гея смилостивится над своими недостойными сынами, и силовой колпак приоткроется хотя бы на минуту, ее сыны не оплошают. Группа прорыва, огневая поддержка, корректировщики – все роли расписаны, сектора и зоны распределены, порядок взаимодействия рассчитан настолько детально, насколько это возможно с учетом имеющихся скудных данных. Все возможное сделано, теперь остается только одно – молить Гею о милости.

Силовой колпак открылся через час после рассвета. И сразу стало ясно, что Гея оставила мольбы высокорожденных без внимания. Шестнадцать дисколетов-истребителей, подобно рассерженным осам, прыснули в разные стороны из-под исчезнувшего купола, в считанные мгновения набрали высоту, недосягаемую ни для пращей, ни для гранатометов, и обрушили на эльфийские боевые порядки огненную смерть.

В эльфийской армии было двенадцать бластеров – весь стратегический запас высшей расы до последнего ствола. Ни один из этих стволов не выстрелил ни разу. Каким-то сверхъестественным чутьем низкорожденные ублюдки направили первые удары именно по тем охотникам за удачей, которым довелось вооружиться древними артефактами. И артефактов не стало.

И тогда бой превратился в избиение. Автоматические бластеры дисколетов сыпали пульками, как грозовая туча сыплет дождем. Разрывы слились в единый незатухающий раскат грома, и те высокорожденные, кому повезло встретить этот проклятый час на некотором удалении от разгула огненной стихии, попадали в ужасе в свежевырытые траншеи. А те, кому не повезло, превратились в прах и пепел. Все планы рухнули.

Там, где только что вздымался призрачный купол, вспух исполинский гриб черного дыма, и вокруг него, подобно мухам над навозом, вились летающие тарелки. Они больше не сеяли смерть, потому что полагали, что посеяли достаточно.

А затем в небо стали взмывать другие дисколеты – одноместные истребители и более крупные штурмовики с четырехместным десантным отсеком. По-настоящему тяжелых летательных аппаратов на складе не было, потому что в них никогда не было нужды. На всей планете не было целей, с которыми не смог бы справиться истребитель или штурмовик. А ковровые бомбардировки по-любому удобнее проводить с орбиты, благо «Грантчестер» пока не испытывает дефицита тяжелых зарядов. Хотя выжечь все Чернолесье от края до края даже ему не под силу.

Летающие тарелки мчались одна за другой, будто нанизанные на невидимую нить. В некоторых сидели люди, другие были пусты. Но и первые, и вторые подчинялись единой воле тактического компьютера, которым управлял человек по имени Джон Росс. Впрочем, управлял – слишком сильно сказано, скорее, он просто присматривал.

Джон Росс сидел в пилотском кресле истребителя, его голову облегал шлем виртуальной реальности, похожий на шапочку-содомку. Джон наслаждался полетом. Он установил режим полного слияния сознания с машиной, он не управлял истребителем, а летел сам. Порывы ветра колыхали его композитную кожу и отдавались в углеродных костях. Антигравитационные мускулы направляли его полет по расчетной траектории. Его электронное осязание следило за нагревом наружной обшивки, а его получеловеческий-полуэлектронный мозг принимал эту информацию к сведению, но не волновался, потому что знал, что температура обшивки не успеет войти в критический диапазон. Для боевой машины суборбитальный полет по экономной трассе – это как для лошади неспешная рысь по ровной утоптанной дороге. Можно отключить сознание от корабля, полностью доверить управление бортовому компьютеру, и ничего плохого не произойдет. Окажись на месте Джона любой нормальный человек, он так бы и поступил. Но человека, не имевшего доступа к высоким технологиям на протяжении бесконечно долгих восьмисот двадцати двух лет, никак нельзя назвать нормальным.

Узор гравитационных вихрей за бортом изменился. Основные силы эскадры начали выход на низкую круговую орбиту, а двум командирским истребителям поставлена особая задача. Незаметно приземлиться в окрестностях города Идена и морально подготовить бойцов к тому, что летающие тарелки, от которых скоро потемнеет небо – не авангард мифических инопланетных захватчиков, а боевая добыча, эпик вин, как говорили в конце первой эпохи.

Кажется, верхняя точка траектории уже достигнута. Да, достигнута, компьютер подтверждает. Самое время уточнить, как идут дела на других кораблях… вроде нормально. А у Алисы как? Гм… Забавная девочка. Уговаривать бортовой компьютер дать порулить – это примерно как со статуей беседовать и обижаться, почему та не отвечает. Впрочем, что взять с девчонки? Деревенщина необразованная, только-только читать выучилась… Но какая же она милая, непосредственная…

– Хорошо, уговорила, – произнес нечеловеческий голос в наушниках Алисы. – Но тебе придется снять всю одежду, кроме наушников можно оставить. Не торопись так, а то заденешь что-нибудь… Молодец. Теперь вот этот рычаг надо вставить в…

Композитную кожу Джона защекотало ионосферой. Сейчас начнется вход в плотные слои, связь прервется. Довести шутку до конца не получилось, но не менять же из-за этого траекторию снижения! Передать компьютеру корабля Алисы приказ, чтобы извинился, когда она догадается, и перейти в автономный режим. Поехали! Хотя нет, «Поехали!» надо было раньше кричать, на старте.

В небе над Иденом вспыхнули две падающие звезды. Джон не рассчитывал, что их заметят, но он недооценил бдительность караула. Не успели летающие тарелки коснуться пожухлой травы, а на базе уже взвыли сирены боевой тревоги и засуетились бойцы.

Летающая тарелка смачно чмокнула, в борту открылся маленький круглый люк, из него выполз Джон Росс. Выпрямился, подвигал руками и туловищем, разминаясь. Прислушался.

– И чего они суетятся? – задал он риторический вопрос. – Можно подумать, они нас победить хотят.

– Правильно они суетятся, – ответил ему полковник Слайти, также известный как Дубовый Джозеф. – Встретившись с неведомой угрозой, настоящий боец сперва пытается ее победить, а уже потом начинает думать. Это называется «отвага».

Произнося эту маленькую речь, Джозеф тоже стал разминаться, при этом его экзоскелет отчетливо посвистывал в такт движениям. Надо сказать, что обе ноги Джозефа были ампутированы ниже коленей, их временно заменяли соответствующие детали экзоскелета. Джозеф из-за этого походил на мифического сатира. Кисти рук у него тоже были ампутированы, вместо них стояли металлические нейропротезы, придававшие полковнику сходство не только с сатиром, но и с другим мифическим существом – терминатором.

– Пойдем, вождь отважных, – сказал ему Джон. – Там вон уже дозор выезжает, надо им показаться издали, а то столкнутся с тобой нос к носу, подумают: «О, терминатор мифический!», и сразу побеждать начнут. И ведь победят, они у тебя отважные!

Джон и Джозеф взобрались на вершину небольшого холмика, закрывавшего место посадки со стороны базы.

– О, вон уже скачут, – сказал Джозеф и помахал рукой всадникам.

Солнце блеснуло на металлической кисти полковника.

– Ты их лучше не пугай, – посоветовал ему Джон. – А то подумают, что к ним голем в гости явился. Мы лучше вот что сделаем.

Он вытащил из кармана телефон и несколько секунд пристально вглядывался в него, при этом на экране мелькали картинки.

– Вот, – сказал Джон и протянул артефакт Джозефу. – Сейчас он работает в режиме радиостанции, на вашу волну я его уже настроил, скажи дежурному радисту, чтобы трубили отбой.

– Радиостанция не работает, – сказал Джозеф.

– Работает, – возразил Джон. – Просто я помехи ставлю, а сейчас временно снял. Осторожнее, не раздави!

Джозеф немного расслабил металлические пальцы, корпус телефона перестал хрустеть. Джозеф поднес телефон к уху и сказал:

– Дежурный! Полковник Слайти говорит, прием. Отбой тревоги, прием. Подтверждаю отбой тревоги, прием. Конец связи.

Он вернул телефон Джону, Джон его спрятал. Через полминуты Джозеф сказал:

– Не верят, суки.

– Ничего, сейчас поверят, – заверил его Джон.

Еще через две минуты Джозеф истошно заорал во всю глотку:

– Лейтенант Бист, ко мне! Чего пялишься, это я, Слайти!

Еще через минуту всадники приблизились к ним, возглавлявший всадников лейтенант Бист спешился.

– Сэр полковник, лейтенант Бист по вашему приказанию прибыл, – доложил он. – Разрешите узнать… эээ…

– Тяжелое ранение, – ответил Джозеф на невысказанный вопрос. – Протезы. Еще вопросы?

Лейтенант отрицательно помотал головой.

– Двух лошадей нам, – потребовал Джозеф. – Едем на базу, срочно.

Когда они подъезжали к воротам, сирена тревоги наконец-то заткнулась. А еще через пять минут над базой разнесся голос полковника, усиленный десятком громкоговорителей:

– Говорит полковник Слайти. Отбой боевой тревоги. Всем офицерам немедленно явиться в штаб.

Еще через полчаса ворота базы распахнулись, и наружу выехала сотня конных воинов. Вооружены они были традиционно – не бластерами, а мечами и луками. Бойцы распределились по периметру большого ровного луга к югу от базы и спешились. Казалось, они охраняют этот луг от какой-то неведомой угрозы. Хотя, если вдуматься, зачем его охранять?

Ответ на этот вопрос стал ясен, когда ясное небо расцветилось двумя сотнями падающих звезд. И когда эти звезды опустились достаточно низко, стало видно, что это вовсе не звезды, а боевые дисколеты ушедшей эпохи. И заполнили они весь луг своими композитными телами, и стали из них вылезать люди, и смеялись они, и радовались, и хлопали друг друга по плечам и спинам, и здоровались с теми, кто их как бы охранял, и столько было радостных возгласов, что слились они в сплошной непрерывный галдеж. И смотрели на это зрелище Джон и Джозеф, и были их лица радостны и светлы.

– А все-таки мы это сделали, – сказал Джозеф.

– Угу, – сказал Джон.

– Давай, я ребят построю, – предложил Джозеф. – Произнесешь речь, у тебя тогда отлично получилось, мне очень понравилось. Как там было… кто не со мной, тот сам по себе, а кто со мной, тот со мной до конца… Так, вроде?

– Что-то типа того, – рассеянно кивнул Джон. – Нет, спасибо, я больше не хочу демагогией заниматься.

– Почему? – удивился Джозеф.

– Демагогия – это спецсредство, – объяснил Джон. – Нельзя пользоваться им слишком часто. А то стану как Морис Байтер, разве это хорошо будет?

– Нехорошо, – согласился Джозеф. – Но ты не станешь как Морис Байтер. Потому что Байтер – дурак, а ты нет.

– Это временно, – сказал Джон. – Начну злоупотреблять демагогией – тоже поглупею. Да и не нужно сейчас никаких речей, особенно от меня. Командуешь-то ты, а я так, советами помогаю помаленьку.

– Фигасе помаленьку, – сказал Джозеф.

– Как умею, – сказал Джон и улыбнулся.

– Сегодня мы никаких мероприятий устраивать не будем, – решил Джозеф. – Только поле надо огородить. А то набежит из города любопытная детвора, попачкают технику… Это ж сколько возиться придется… Колючей проволоки заказывать… сколько метров-то…

– Проволоку заказывать не надо, – сказал Джон. – Техника здесь долго не простоит. Завтра-послезавтра тренировки, еще день-два на подготовку операции, и вперед, за боевой славой.

– Может, все-таки в центр доложим? – предложил Джозеф. – А то получается не полк, а вольница пиратская.

– А мы и есть пиратская вольница, – улыбнулся Джон. – С таким вооружением нам сам Сэйтен не указ. Сожжем, разбомбим и расстреляем!

– Я серьезно говорю, – сказал Джозеф.

– Все равно преждевременно, – заявил Джон. – Что Рейнблад подумает, когда узнает, чем мы тут занимаемся? Он подумает две мысли: как наложить лапу на наши трофеи и как сделать так, чтобы мы не посвергали немедленно всю власть в Барнард-Сити. Можно ему сколько угодно твердить, что мы никого свергать не собираемся, он не поверит. Вот когда он узнает, что мы эту армаду повернули не на любимых вождей, а на богомерзких эльфов, вот тогда он задумается. А до этого даже пытаться не стоит.

– Как знаешь, – пожал плечами Джозеф. – Пойду, взбодрю бойцов, а то расслабились тут без меня.

2

Всякая победа пахнет по-своему. В древности победы пахли разделочным цехом мясокомбината, либо, если активно применялось высокоэнергетическое оружие – кухней, на которой жарятся отбивные. Победа сэра Росса и сэра Бейлиса при Драй Крик пахла именно так – кухней. Победа сэра Слайти при Идене ничем особенным не пахла, потому что в той битве эльфов расстреливали издалека, а рукопашных боев почти не было. Нынешняя победа, пока еще не получившая общепринятого названия, пахла коноплей.

Весть о небывалом успехе похода разнеслась по казармам и общежитиям, и наполнила сердца бойцов и командиров столь же небывалым энтузиазмом. Тут и там заклубился конопляный дымок. К полудню личный состав упоролся до почти полной потери вменяемости, и стало очевидно, что восстанавливать распорядок дня – дело бессмысленное. Даже бойцы двух взводов, назначенных охранять летное поле, употребили изрядно, а кое-кто и злоупотребил. Джозеф собрался было разгневаться, но Джон посоветовал ему не нагнетать маразм, дескать, со спутников отлично видно, что на высокотехнологичные дисколеты никто не покушается, а если вдруг покусится – тем более будет видно. А чтобы почтенный сэр полковник успокоился окончательно, Джон запустит в патрулирование обоих паукообразных роботов. Все равно от них будет больше пользы, чем от бойцов с томагавками, даже не укуренных. Джозеф немного поворчал для порядка и согласился.

Когда база только-только строилась, перед офицерским общежитием высадили аллею молодых акаций, и рядом с каждым деревцем установили скамейку. Чтобы офицер, утомленный тяготами и лишениями воинской службы, мог присесть, полюбоваться пейзажем (плоская, как тарелка, сухая степь), выкурить косяк, а затем с новыми силами приступить к выполнению обязанностей согласно должностному регламенту.

На одной из этих скамеек сидели три офицера: капитан Седрик Мунлайт, капитан Пол Хорзшу и капитан Чарльз Фриман, командиры первого, второго и третьего эскадронов, соответственно. В официальной иерархии базы они занимали третье-пятое места сверху, а в неофициальной – второе-четвертое. Потому что майор Кадди, хоть и числился непосредственным заместителем полковника Слайти, авторитетом среди подчиненных не пользовался. На земле перед офицерами стоял глиняный кувшин, в руке у каждого была глиняная кружка. Время от времени они прикладывались к своим кружкам и делали по глотку. Любой сторонний наблюдатель сразу определил бы, что господа офицеры с особым цинизмом нарушают устав гарнизонной службы – жрут стаканами запрещенный наркотик спирт, ни от кого особо не таясь. Последнее, впрочем, проистекало не от цинизма, а оттого, что таиться было уже поздно. Оба человека, наделенные полномочиями делать замечания господам офицерам, здесь уже побывали. Полковник Слайти сделал замечание следующим образом:

– Скамейку не заблюйте, герои херовы.

Взял кувшин за ручку железной рукой, ручка отломилась. Тогда он осторожно взял кувшин за бока двумя руками, поднял, сунул нос в горло кувшина, втянул воздух и брезгливо поморщился.

– Свекольник, что ли? – спросил он.

– Так точно, сэр полковник, осмелюсь доложить, оно самое, – доложил Хорзшу заплетающимся голосом. – Разрешите предложить соизволить… гм…

– Отведать, – подсказал капитан Фриман.

– Так точно, отведать! – обрадовался Хорзшу. – Разрешите предложить отведать, сэр полковник, от полного и всяческого… эээ…

– Благоуважения, – подсказал Фриман.

– Ты чего, охренел? – обратился к нему Хорзшу.

Фриман смущенно пожал плечами и глупо хихикнул.

– Предложить разрешаю, – сказал Слайти.

Нехило отхлебнул из горла и застыл неподвижно в остолбенении. Лицо его в это время медленно наливалось кровью, а седые усы вставали торчком.

– Ну вы, блин, даете, фильтровать же надо, – резюмировал полковник и удалился.

Что касается майора Кадди, то свое замечание он сделал так. Приблизился к господам офицерам на три шага, упер руки в боки, склонил голову к правому плечу, состроил брезгливую гримасу и стал искать подходящие к случаю слова. Но не нашел, потому что капитан Хорзшу откинулся на спинку скамейки, растопырил руки, как распятый Джизес, и стал нелепо дергаться, будто пригвожден к скамейке чем-то невидимым. Фриман громогласно заржал и стал втыкать в руки и ноги коллеги невидимые ножи, приговаривая:

– Пыщь! Пыщь! Га-га-га!

Этой пантомимой они намекали на тот случай, когда майор Кадди впервые повстречался с Джоном Россом. Майор тогда попытался показать сэру Россу, кто здесь главный, но тот не удостоил его беседой, а пригвоздил к дверному полотну пятью метательными ножами, причем пятый нож вонзил в опасной близости от майорского мужского достоинства.

Этот момент стал кульминацией пантомимы, которую разыгрывали господа офицеры. Сэр Фриман воткнул воображаемый кинжал между раздвинутых ног сэра Хорзшу, тот завопил тоненьким голоском:

– Уй-юй-юй!

А затем добавил нормальным голосом:

– Ты чего, одурел, козел?!

Дело в том, что сэр Фриман случайно задел кулаком мужское достоинство сэра Хорзшу, отчего тот обиделся, сэр Мунлайт захохотал, а сэр Кадди счел целесообразным удалиться, так и не сказав нми слова.

– Ну и бесы с ним, с козлом, – сказал ему вслед Пол Хорзшу. И добавил, обращаясь к Чарли Фриману: – А тебе хватит уже наливать, упоролся как свинья, координацию движений нарушаешь.

– Извини, – сказал Чарли. – Зато Седрик развеселился.

Действительно, когда Чарли случайно двинул Полу по яйцам, на губах Седрика впервые за сегодняшний день появилась улыбка. Но теперь она снова исчезла.

– Выпей еще, Седрик, – сказал Чарли. – А то на тебя смотреть страшно.

– Страшно – не смотри, – буркнул Седрик.

– А это что за хрен нарисовался? – неожиданно спросил Пол. – Не припоминаю у нас бойца с таким хавальником. Сэр Джозеф кого-нибудь вербовал в последние дни?

– Вроде нет, – сказал Чарли.

– Это орчила бывший, – объяснил Седрик. – Его раньше Длинный Хрен звали или как-то похоже. А теперь Росс его человеком сделал.

– Прикольно, – сказал Чарли. – Был орчила поганый, а стал типа человек. А как это у Росса получается?

– Особая инъекция по древним рецептам, – объяснил Седрик. – Делают жабе укол, печати на морде рассасываются, а в другом месте новая татуировка вырастает.

– И все? – удивился Чарли.

– Все, – подтвердил Седрик. – Три татуировки в минус, одна в плюс. Типа человек.

– А мозги? – спросил Пол. – Мозги тоже человеческие делаются?

– Мозги остаются как были, – ответил Седрик. – Как был полукровка, так и остался. Но теперь как бы в законе.

– Вот говно, – резюмировал Пол.

– Так он, наверное, из боевого братства, – предположил Чарли. – Ну, помните, это такая банда орочья, ее олигархи типа сформировали чтобы типа народную кровь хлебалось удобнее. Говорят, они как бойцы вполне себе ничего.

– Говно они, а не бойцы, – возразил Седрик. – В боях никак не проявили себя. Шли с эскадроном как пассажиры, за штаны Росса держались, как дитя за мамкину юбку. Цыпу Россову охраняли.

– О, глядите! – воскликнул Чарли. – Жаба-то у нас курящая! Сидит такой, типа, с понтом, и смолит, типа, косяк, как человек, блядь. А нас как бы к бесам посылает.

– Непорядок, – согласился Пол, допил из кружки, занюхнул рукавом и отставил кружку в сторону. – Пойду, построю.

– Да не трогай ты это говно, – сказал Седрик и сплюнул. – Не воняет, и ладно.

– А мне покласть, воняет оно или нет, – заявил Пол. – Меня говном не удивишь. Пойду все же построю.

Подошел к скамейке, на которой сидел орчила, встал напротив, упер руки в бока и стал многозначительно покачиваться взад-вперед, глядя на орка нагло и вызывающе. Орк занервничал. Забычковал докуренный косяк о край скамейки и собрался было встать, но упоротый капитан преградил ему дорогу.

– Куда собрался, боец? – ласково спросил Пол.

– А это, сэр, не ваше почтенное дело, – невежливо отозвался низкорожденный.

– Поддержание внутреннего порядка и воинской дисциплины есть почетная и неотъемлемая обязанность каждого военнослужащего, – процитировал Пол общевоинский устав. – Тебя кто учил мебель портить, жаба?