Текст книги "Ваншот: За пределом («Oneshot: Beyond») (СИ)"

Автор книги: Вадим Филоненко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 18 страниц)

Вадим Филоненко
Ваншот: За пределом («Oneshot: Beyond»)

ПРОЛОГ

«Oneshot: Beyond»

Ваншот – от английского one shot – один выстрел. Игровой термин, означающий, что вы убиваете здорового противника с одного выстрела, навыка, удара. Либо, напротив, ваш персонаж погибает от одного единственного удара врага.

Имена некоторым персонажам давали победители Второго конкурса на выживание: Роман Мельников, Алексей Турбин, Denis Morphine, Максим Катырев, а так же победитель конкурса Костя Говоруха.

Надпись на могиле

неизвестного геймера:

One shot – one kill,

No luck – just skill

(Один выстрел – один труп,

Это не удача – только умение)

Утреннее метро оказалось на редкость пустым. В поезде было полно мест. Я сел на свободное сиденье и вознамерился подремать, но девчонка напротив неожиданно подняла глаза от смартфона, и сонливость с меня как ветром сдуло. Это была девушка моей мечты! Нежный овал лица, милый носик и… губы. Яркие, сочные, они не позволяли отвести взгляд. Их загадочные изгибы отражали всё, о чем думала хозяйка. Такой рот называют чувственным.

Девушка заметила мой пристальный взгляд и чуть смущенно улыбнулась, на ее щеках заиграли ямочки и легкий румянец. Она тут же опять уткнулась в свой телефон и с преувеличенным интересом стала молниеносно набирать что-то пальчиками с идеальным маникюром.

Я сидел и пялился на нее, понимая, что надо действовать. Но как себя заставить подойти и начать разговор? По виду она не из тех, кто знакомится в метро.

Время шло. На очередной остановке вагон заполнился пассажирами. Между мной и девушкой встали люди. Я уступил сиденье нервной пожилой тетке, а сам протиснулся поближе к незнакомке, грубовато оттеснив парня в мешковатой куртке. Он недовольно буркнул что-то неразборчивое, посмотрел диковатыми глазами, но в сторону отошел. Я заметил у него на лбу и висках крупные капли пота, но не придал значения. Подумаешь пот. Может, ему жарко.

Девчонка обратила внимание на мой маневр и подняла глаза. На ее потрясающих губах заиграла притягательно-таинственная улыбка. Она словно подбадривала: «Давай, действуй, я жду!» Или мне это только казалось?

Я стоял и собирался с духом, но никак не мог придумать, с чего начать разговор. На меня вдруг напало косноязычие. К тому же внутри все сжалось. Моя самоуверенность полностью улетучилась. Сердце глухо долбилось в левую пятку, а в ушах шумело.

Обычно с девчонками я другой, никогда не задумываюсь над тем, что сказать. Слова сами слетают с языка. У меня много друзей среди представительниц прекрасного пола, мы вместе тусуемся, ходим в универ. Но с ними всегда было просто. А вот сейчас…

Правильно один из классиков сказал: когда ты влюблен, становишься глуп, неуклюж и молчалив.

Я отлично понимал, что время уходит. И что если не начну разговор прямо сейчас, незнакомка выйдет на одной из остановок и исчезнет навсегда. «Все! Хватит молчать! Давай!» Я вдохнул поглубже, открыл рот и…

Внезапно поезд закричал, как раненый зверь, завизжал тормозами – металлом о металл, не к месту всхлипнул искаженным голосом сбившейся радиотрансляции:

– Осторожно, двери закры-ы-ы… у-у-у… ва-ва-ва… – и затих, растеряно мигнув светом в вагонах.

Резкий толчок экстренной остановки заставил пассажиров повалиться друг на друга, толкаясь локтями и наступая на ноги соседям. Меня отнесло в сторону от незнакомки. Я нашел ее взглядом.

Лицо девушки почему-то сильно побледнело, а глаза испуганно расширились. Она смотрела, не отрываясь, на того самого странного парня с диким взглядом и каплями пота на висках.

Ему на вид казалось лет восемнадцать, не больше, на подбородке торчали редкие волосинки, видимо означающие бородку, а еще я заметил сломанные уши, остекленевшие мертвые глаза и… пояс шахида под курткой!

Это он дернул кран экстренной остановки, запирая наш поезд в туннеле метро, а затем распахнул куртку, демонстрируя обреченным пассажирам взрывчатку.

– Сдохнете, собаки! – орет он на весь вагон.

В его голосе ненависть и тоска. А еще ему страшно. Так же сильно, как и нам. Как и девушке. Она сидит прямо напротив смертника, и ее бьет крупная дрожь.

Ужас, что царит сейчас в вагоне, почти осязаем. Он обволакивает нас мутной душной волной, парализует дыхание, сводит спазмом живот. Мы все вдруг очень ясно осознаем, что через несколько мгновений перестанем существовать.

– Не надо! – одна из пассажирок, белая как мел пожилая женщина умоляюще протягивает к шахиду трясущиеся руки. – За что, сынок?..

Я машинально качаю головой: зря она это, просить и умолять его бесполезно, он уже за гранью добра и зла, ничего не видит и не слышит.

Мы обречены.

Бросаюсь вперед, чтобы закрыть девчонку собой, отгородить от приближающейся смерти. Краем глаза успеваю заметить, как лицо шахида искажает гримаса безумия. А на его поясе разгорается крохотное яркое пламя.

Звука взрыва я почему-то не слышу. Уши будто залили водой. Время замедляется, становится вязким и тягучим, как патока.

Я словно застываю в прыжке, вижу разбухающий огонь и чувствую, как резко начинает плотнеть воздух. Его внезапно становится очень много. Он уже не помещается в вагоне.

Горячий колючий ветер бьет меня, словно боксер-тяжеловес, со всей силы швыряя спиной на девушку.

Ветер под завязку напичкан гвоздями и подшипниками, которые вдруг обретают скорость и смертоносность пуль.

Очень ясно вижу перед глазами длинную кривоватую ножку и сточенное на конус острие гвоздя. Успеваю рассмотреть его во всех подробностях. Осознаю, что сейчас гвоздь вопьется мне между глаз – аккурат в переносицу, пробивая череп.

И тут ко мне возвращается слух. Слышу грохот вылетающих стекол, дикие предсмертные вопли пассажиров, а потом ощущаю мгновенную резкую боль сразу в нескольких местах – в груди, плече, животе, лице.

«Только бы не на смерть!» – проносится отчаянная мысль, и я рывком погружаюсь во тьму…

ГЛАВА 1. ВНЕДРЕНИЕ

– Сорок Шестой, включайся! Ну! Да очнись же, твою мать! – что-то, очень похожее на разряд электротока, вырвало меня из небытия.

Первая мысль: «Живой! Все-таки живой! Повезло». Облегчение, ликование граничило с шоком, от которого едва снова не потерял сознание. Или это от ран? Покалечило-то меня должно быть изрядно.

Кое-как справившись с дурнотой, открыл глаза, подсознательно готовясь увидеть больничную палату.

Как бы не так! Я лежал на кровати в какой-то незнакомой комнате. Помещение выглядело странным донельзя. Окна отсутствовали как класс. Лампы тоже. Казалось, что свет испускал сам потолок. Неяркий такой, приглушенный, но, несомненно, электрический. Стены и пол были обиты чуть ли не листами металла, стали там или еще чего. Хотя может это пластик такой – под металл. Швы сочленений с заклепками виднелись довольно отчетливо. И все явно не новое – с потеками, пятнами ржавчины и царапинами. В общем, грубоватый дизайн – не для жилого помещения, и уж тем более не для больницы, где я, по идее, должен был очнуться, раз уж довелось чудом выжить в том огненно-гвоздяном кошмаре.

Кроме кровати мебели никакой нет, разве что потайные шкафы запрятаны в стенных панелях. Входная дверь закрыта. Выглядит прочной, будто сейфовой. Естественно, тоже металлическая на вид.

В помещении кроме меня никого.

Больше ничего путного сходу заметить не удалось. Все это я охватил одним взглядом, и картинка, как обычно, отпечаталась в памяти с фотографической точностью.

Вновь раздался знакомый уже мужской голос:

– Ну, наконец-то! Включился, Сорок Шестой. Молоток! Не подвел.

Я искренне разделял его радость. Настоящее чудо – выжить после такого взрыва.

Человек, наверняка, врач. Или, судя по молодому голосу, интерн. Странно только, почему мы с ним общаемся на расстоянии. Разве он не должен сейчас суетиться рядом с постелью больного, подключать всякие там капельницы и датчики?

А как там незнакомка? Жива? Надеюсь, да, ведь все летящие в нас гвозди я принял на себя. Или не все?

Попытался спросить, но голосовые связки не послушались, и тела своего я тоже не ощутил. Парализован?! При взрыве повредил себе позвоночник?!

Только не это!!!

В панике выпучил глаза и захрипел, пытаясь выдавить хоть звук.

– Э, Сорок Шестой, ты полегче, – недовольно заговорил невидимый врач. – Настройки себе сорвешь. Да успокойся, ты. Сейчас кое-что подрегулирую, и будешь ходить и говорить.

Уф, не парализован. Прямо камень с души. Только сильно раздражало, что он упорно звал меня Сорок Шестым. Мог бы не полениться и посмотреть моё имя, оно в студенческом билете чёрным по белому написано. А билет в момент взрыва находился при мне – в кармане джинсов, я ж как раз в универ ехал. Только этому интерну недоделанному явно в лом. Вон даже не удосужился лично зайти к пациенту, предпочитает сидеть… ну, где он там сидит… Кстати, через какое устройство мы с ним общаемся, никак не пойму. Динамиков вроде не видно. В любом случае, мог бы и подойти ко мне лично. Молодой совсем, а пациентов уже за людей не считает, по номерам нас зовёт. Видать, я у него уже сорок шестой. Вот ведь «свезло» – достался мне лентяй и, наверняка, двоечник.

Пока эти мысли крутились в голове, я машинально пытался пошевелить рукой или ногой.

И у меня получилось! Я вновь почувствовал свое тело. Правда, был некий дискомфорт в ощущениях…

– Так, настройка завершена, – вновь объявился врач. – Громила, попробуй встать.

Громила? Хм… Никто меня так никогда не называл. Звучит приятно! Моё негативное отношение к коновалу слегка поуменьшилось.

Я постарался расправить плечи, выкатить грудь колесом. Получилось не очень – меня ощутимо шатало. И все-таки удалось подняться на ноги. Дискомфорт усилился. Я беспокойно завертел головой, рассматривая руки и ноги. Потом принялся ощупывать себя целиком, постепенно осознавая страшную правду: тело не мое! Чужое. Незнакомое. Полуголое в одних плавках и… чернокожее! Чернее некуда. Как смоль. Даже у негров не бывает такой совершенной черноты! Моя кожа словно соткана из мрака, только осязаемого и лоснящегося, будто смазанного маслом. Абсолютно не человеческая!

Получается, никакого невидимого врача нет, как и странной комнаты. Они существуют только в моем воспаленном сознании. Это бред. Предсмертный бред. На самом деле я лежу сейчас в агонии в покореженном после взрыва вагоне среди трупов и вижу сон наяву. Или меня все-таки спасли, отвезли в больницу – нормальную, а не как эта! – и теперь я в глубокой коме, а больное сознание подсовывает мне ирреальные галлюцинации.

От таких мыслей ноги подкосились, я сполз прямо на пол. Растекся амебой. В переносном смысле, конечно. Мое несуществующее невозможное тело оставалось непривычно накачанным и мускулистым. И черным. С огромными пудовыми кулаками, бицепсами, трицепсами и другими цепсами.

– Э, Сорок Шестой. Ты чего там уселся? – проявил недовольство невидимый собеседник. – А ну-ка вставай. Сейчас адреналина подкачаю…

Я ощутил прилив сил, словно и впрямь получил инъекцию адреналина.

– Так должно быть лучше. Теперь давай поднимайся, – не унимался голос.

Я не стал торопиться. Прежде надо осмыслить ситуацию.

Если на самом деле я в коме, то надо скорее очнуться. А если это предсмертный бред, то… пусть продолжается. Возвращаться в кровавую реальность не хотелось. Лучше тихо-мирно отойти в мир иной, ощущая себя небывало сильным, здоровым, способным рукой подковы гнуть.

Захотелось поиграть внезапно обретенными мускулами, пока ещё есть время. Ну-ка, ну-ка…

Присмотрелся к ножкам кровати. С виду массивные, металлические, да еще и намертво привинчены к полу. Эх, силушка богатырская! Разгуляй рука, раззудись плечо. Ухватившись обеими руками за нижний край кровати, напрягся изо всех сил, зарычал и… оторвал ножки от пола вместе с болтами. С мясом из пола выдрал. Круто! Во мы чего могём!

– С адреналином я переборщил, – тут же прокомментировал голос мой поступок. – Надо чуть убавить. А в целом неплохо, Сорок Шестой. Общее физическое развитие в пределах нормы. Теперь давай-ка проверим уровень твоего интеллекта. Проведем короткий тест-драйв.

Нет, ну совсем эта галлюцинация оборзела. То, что он ни разу не врач, а это не больница, я больше не сомневался. Разве что психушка.

– Слышь, ты. Хочешь драйва, вон в боксеры иди, – мой ответ прозвучал довольно резко. – Там на ринге тебя и оттестят, и отдрайвят. А меня тестировать не надо. Лучше скажи, кто ты? Где я? И что со мной?

От моего ответа он завис конкретно. Пару минут царило молчание.

– Кажись, оцифровка сбойнула. Или баг проскочил. Вот ведь непруха, – проигнорировав мои вопросы, себе под нос пробормотал он. – Попробуем перенастроить. Усилить пси-нагрузку...

– Э! – забеспокоился я. Слово «пси» мне очень не понравилось. Этот невидимый гад явно собирался как-то влиять на мозг. На мой между прочим. – Не вздумай! Себя перенастраива…

Слова застряли в горле. Голова налилась свинцом, а язык стал чужим и непослушным.

– Назови свой класс, – резко потребовал голос.

«В школе? “Б”. Но это почти пять лет назад было», – хотел ответить я, но мой рот вдруг сам собой произнес:

– Класс Грабитель.

Незнакомец повеселел – в голосе появились нотки облегчения:

– Порядковый номер?

– Восемнадцать сорок шесть, – ответ вновь сорвался с губ без моего согласия. Да что ж это такое?!

– Специализация?

– Громила.

– Имя?

– Негатив.

Да почему Негатив-то?! Сроду меня так не называли. Я ведь помню свое имя.

– Ро… м-м-ма… Мель… ник… ов…

Почему-то собственное имя выговаривалось с трудом. А вот «Негатив», напротив, я произнес легко и без запинки. Как и класс до этого. Во мне сейчас словно жили два разных человека: настоящий я и этот самый Негатив со специализацией Громила из класса Грабителей. Ну, уж хрен вам! Раздвоению личности – бой!

– Роман Мельников, – уже тверже повторил я не столько для голоса, сколько для себя самого. – Специализация а… теплотехника.

В последний момент прикусил язык. Чуть не сболтнул свою настоящую профессию. Хотя формально я физик-теплотехник – в перспективе, как только универ закончу. А кем в свободное время подрабатываю, его не касается. О моей тайной профессии и в реальной-то жизни мало кто знает…

Но невидимому собеседнику и теплотехника хватило за глаза.

– Твою мать! – простонал он. – Всё-таки сбой. Пипец! Придётся удалять. Пять косарей псу под хвост.

Я ощутил тревогу:

– Э! Чего ты там собрался удалять?

– Не чего, а кого, – на этот раз снизошел до ответа он. – Ты глючный, а значит, подлежишь стиранию.

Прозвучало обыденно, но очень и очень страшно. Почему-то я сразу поверил – действительно удалит! Сотрет из жизни раз и навсегда! Это таинственное «удаление» пугало больше любой, самой лютой, смерти.

Стало жутко. Мурашки побежали по коже, а кончики пальцев рук стали ледяными. Я нервно кашлянул и торопливо заговорил:

– Погоди! Куда ты торопишься, – второй раз за один день расставаться с жизнью ох как не хотелось. Даже с такой странной. Но в этой комнате я чувствовал себя в ловушке и был полностью в его руках. Непонятным образом он мог воздействовать на меня – накачивать адреналином или, напротив, лишать сил. А то и вообще стереть. Надо попробовать выбраться отсюда. Я бочком стал подбираться к двери, прикидывая, заперта она или нет. Если да, то смогу ли вынести её, причём желательно одним ударом, чтобы этот конь педальный не успел помешать. Одновременно принялся заговаривать ему зубы. – Знаешь золотое правило? Не стоит идти на крайние меры, если остальные ещё не испробованы. И вообще, всегда надо давать людям второй шанс.

– Ну, во-первых, все другие меры я попробовал, – желчно откликнулся голос. – Настройки менял, пси-поле усиливал. Безрезультатно, раз мы с тобой все еще разговариваем. А во-вторых, ты не человек, а шотхолл. При оцифровке вообще не должен был сохранить личность. Только матрицу. Но ты же и так это знаешь, – спохватился он. – При подписании контракта подробно рассказывают, как все происходит. Предоставляют полную информацию.

– Может и так, только я не подписывал никакого контракта.

– Гонишь, – не поверил неизвестный. – Всё ты подписывал. Иначе не оказался бы здесь. Так что извини, приятель…

Он явно начал что-то делать. Хотя понятно что – удалять меня! Уничтожать. Я вдруг отчётливо понял, что на сей раз исчезну уже навсегда – окончательно и бесповоротно.

Паника ударила по нервам. Бежать! До двери оставалось шагов пять. Отбросив осторожность, рванул к ней со всех ног.

Не успел.

Он срезал меня в шаге от спасения. Ноги подкосились, я кулем рухнул на пол, словно вдруг безмерно устал.

Дверь была так близко и в тоже время недосягаема. Из последних сил я пополз к ней.

– Она не открывается. Это лишь антураж, – лишил меня последней надежды голос палача.

Ловушка захлопнулась. Мне конец.

– Не делай этого… Не надо, – мой язык ворочался с трудом. – Ты станешь убийцей…

– Не стану, ведь ты и так уже не живой, – резко возразил он и пообещал: – Не бойся, это будет быстро.

Меня вдруг стало крутить и мутить. Казалось, что я разделился на фрагменты, как в пазле. И эти кусочки начали перемешиваться, меняться местами, стираться.

Нет! Не хочу! Как же достучаться до него?! Как убедить, что я живой?..

В угасающей памяти вспышкой молнии промелькнули выдержки из учебника по психиатрии: «Обращение по имени помогает расположить к себе пациента, создать доверительный настрой». И еще: «При обострении попробуйте переключить внимание пациента, заинтересуйте его другой проблемой, не связанной с манией».

Вообще, это у меня такая особенность: фотографическая память. Я запоминаю людей, пейзажи, ситуации, книги от корки до корки и потом могу мгновенно вспомнить требуемую информацию, вплоть до последней запятой или морщинки в уголках губ. Именно из-за этой уникальной способности, а еще наблюдательности и склонности к анализу меня, двадцатидвухлетнего пацана, привлекли серьезные дяденьки в строгих костюмах к работе в качестве… хм… короче привлекли. Одно из тех предложений, от которых невозможно отказаться. Я не жалуюсь. Башляют много, а связанный с работой риск можно и потерпеть.

Но это там, в реальной жизни. А здесь, в этом страшном непонятном месте, меня вот-вот убьют. Теперь уже окончательно и безвозвратно.

Сознание продолжало медленно гаснуть. Меня словно пропускали через мясорубку, дробя на пиксели и биты, а потом затягивали в воронку без конца и края, мерзкую и жгучую.

Остался последний шанс побороться за жизнь.

Как там сказано? Обращаться по имени. Переключить внимание. Заинтересовать. Если мой «стиратель» нормальный человек, не психопат, не профессиональный убийца, то может сработать.

– Скажи… своё… имя… напоследок… – я с неимоверным трудом выталкивал из себя слова, борясь с подступающей мглой, без всякой уверенности быть услышанным. Но пока во мне теплится хоть искорка сознания, буду бороться. Не сдамся! – Слышишь?.. Эй!.. Меня зовут… Рома… А тебя?.. Я имею… право знать… кто… меня… убил…

– Ты и так уже мертв! Мертв! – как заклинание выкрикнул он, но процедуру удаления прекратил. Мне чуть-чуть полегчало, хотя силы не вернулись, и двигаться я по-прежнему не мог. Зато сознание прояснилось, осталась, правда, пульсирующая боль в висках.

– Так как тебя зовут, камрад?

– Виталий, – неохотно пробурчал он, нервно покашлял и вновь заговорил. Теперь в его голосе прозвучало виноватое сочувствие: – Слышь, как там тебя… Рома. Чисто по-человечески я понимаю, как тебе не хочется снова… М-да… Но ты же и не должен был очнуться. Оцифровка не сохраняет личность, только матрицу. Чистый разум, освобожденный от всех предыдущих воспоминаний. Не понимаю, что пошло не так. Со мной подобное впервые. Но в инструкциях есть четкое указание… Ты пойми, таким глючным я не могу отпустить тебя в игру, иначе пойду под суд за нарушение закона о неприкосновенности личности. А в реальном мире ты уже труп. Тебе некуда деваться. Остаётся только… хм… удаление. Так по всем инструкциям положено!

Я проигнорировал «труп» – это явно не про меня, что-то он путает, – и ухватился за соломинку:

– Виталик, а ты наплюй на инструкции и вспомни про пять косарей, которые можешь потерять, если сотрешь меня. – Переключили внимание? Теперь попробуем заинтересовать. Нечем? А блеф на что? – Я могу принести и еще денег. Много, – как именно, пока замнем, я и сам не знаю, – Слушай, Виталь, давай заключим сделку. Ты отпускаешь меня… Куда там ты сказал, в игру, – да хоть к черту в пасть, сейчас главное выбраться отсюда. – Получаешь свои деньги, а я молчу о том, что глючный. Всем представляюсь Негативом, Громилой, Мясником, да хоть Некрофилом! Кем скажешь, мне по фиг.

– Ну, Некрофилом не надо. И вообще, переименовать персонаж несложно, – рассеянно откликнулся Виталий. Он явно думал о чем-то другом. – Имя я назначал сам только что во время твоей оцифровки. Вот с расой и классом сложнее – они уже вбиты в сценарий игры. А с именем проблем нет. Можно изменить. Правда, Роман Мельников для сеттинга не слишком подходит. Ты ведь по сценарию не человек, а ирриец. Будет как-то так: Ром Мел.

– Годится. – Хоть горшком назови. Главное, что мы уже перешли от вопроса удаления к вопросу внедрения меня в игру. Он и сам не заметил, как стал плясать под мою дудку. Отлично! Теперь главное не спугнуть. – Так что это за игра такая, расскажи.

– А ты не знаешь? – удивился он. – Ты же подписывал контракт.

Опять снова-здорово! Да не подписывал я ничего!

– Наверное, при этой… как ее там… оцифровке часть памяти все-таки стерлась, – слукавил я. – Так что расскажи все по новой.

– Игра называется «Oneshot: Beyond» (*«Убить одним выстрелом: За пределом»), – неохотно начал Виталий. – Что еще… Трудно рассказывать о том, о чем и так всем известно.

– Игра, какого рода: страйкбольная по сценарию?

– Естественно нет, – он удивился. – Компьютерная, ролевая, он-лайн РПГ, с открытым миром.

– Ага. Я буду игроком? Геймером?

Вопрос показался ему невероятно смешным.

– Игроком! Ну, ты и жжешь! Ребятам бы рассказать, жаль нельзя! Ты, Рома, физически не можешь быть геймером, потому что ты – шотхолл, грубо говоря, компьютерный код, пойми это, наконец.

Я посмотрел на свои черные бицепсы, на выдранную из пола кровать. Не знаю, верить ему или нет, но пока другого объяснения моей новой внешности и этой комнате, не находилось. Если, конечно, оставить в стороне версию с психбольницей и моим помешательством. Очень сбивало ощущение реальности происходящего. Я уже практически свыкся с новым телом, первоначальный дискомфорт прошел, оно стало по-настоящему моим.

– А ты кто по жизни? Админ? Разработчик? – после паузы спросил я.

– Не совсем. Я оцифровщик. Принимаю шотхоллов, таких, как ты, вернее вашу матрицу, оцифровываю, даю имя, тестирую, внедряю в память персонажа легенду.

– Что-то вроде ложных воспоминаний? – уточнил я.

– Ага. Так называемая история персонажа. Если бы не сбой, ты искренне считал бы себя членом банды Потрошителей, боевиком-громилой по прозвищу Негатив.

– А почему такая странная кликуха? – удивился я.

– В зеркало посмотри, сам поймешь, – предложил Виталий. – Вон ту панель открой. Слева, рядом с кроватью. Там шкаф.

Как я и думал, это не просто стены. Только есть одна проблемка.

– Виталь, да ты шутишь? Я шевельнуться не могу, не то, что встать.

– Сейчас сможешь, – пообещал оцифровщик.

И правда, слабость быстро пошла на убыль. Открыв шкаф, увидел стопку шмоток и пистолет странноватого вида. Брать это все без разрешения моего тюремщика не стал. Посмотрел на себя в зеркало, и едва не отшатнулся.

Что тут сказать… Шок был силен. Нет, я уже смирился с тем, что тело не мое. И ожидал увидеть чужое лицо. Но не такое же!

Выглядел я довольно брутально. Зверская, но в то же время смазливая физиономия. Черная, смоляная, отливающая антрацитовым блеском кожа. Желтые глаза хищника. И абсолютно белые волосы. Не седые, а именно белые. Как снег. У людей такого цвета в принципе не бывает. И впрямь, словно негатив человека – белое и черное в моей внешности поменялось местами. Был бы светлокожим с темными волосами, за человека сошел. А так… Одно слово – негатив.

– Для иррийцев такая внешность типична, – подал голос Виталик. – Вообще, они вымирающая раса. Планету Иррий полностью уничтожили во время Третьей Галактической войны. Тогда ты… твой персонаж… был ребенком, попал в числе беженцев на Аланию вместе с матерью. Она погибла во время погрома. Его устроили местные жители. Не хотели кормить лишние рты. Тогда на Алании царил голод, и доведенные до крайности аланийцы…

– …пошли громить лагерь беженцев. Наш лагерь, – эхом подхватил я. Чужое прошлое оживало в памяти, перемешиваясь с моим собственным. Как наяву увидел озверевшие хари человекоподобных аланийцев с торчащими изо рта кабаньими клыками и костяными гребнями вдоль хребтов. В руках нападавшие держали кувалды, плазмопилы, тесаки, изредка пистолеты. Более серьезного оружия у них не было. Но у нас… то есть беженцев не имелось и такого. Как и мужчин дееспособного возраста, которые могли бы дать серьезный отпор. Только старики, женщины и дети. Наше сопротивление быстро подавили, и началась бойня. Кровь, трупы, крики, горящие павильоны из легкого пластика, которые служили нам временными домами.

А в это же самое время иррийские мужчины и мой отец… то есть отец Негатива… в том числе отчаянно сражались в составе Шестой отдельной космической десантной роты, пытаясь сдержать продвижение армады Шостарей вглубь нашей Галактики. Иррийские «ястребки» стояли сотней против тысяч шостарских кораблей, погибали один за другим, но сдерживали врага, не давая ему обрушиться на беззащитные внутренние планеты вроде той же Алании. Потом подошла объединенная флотилия Звездного Содружества Млечного Пути и разгромила армию Шостарей. Но к тому времени последняя иррийская рота перестала существовать.

А я, то есть Негатив, при погроме выжил чудом – нападающие не заметили четырехлетнего ребенка среди груды трупов. Потом были разные планеты и банды, пока, наконец, я… вернее, Негатив… тьфу ты, совсем запутался… не нанялся к Сэму Упырю – главарю мелкой шайки с напыщенным названием Потрошители, промышляющей на обитаемой станции-городе со странным названием Бродвей.

В моей карьере были убийства с отягчающими, грабежи. И вообще, как выяснилось, я тот еще тип – безжалостный и свирепый. Короче, именно таких персонажей с удовольствием убивают положительные герои, зарабатывая скиллы и удовлетворяя свою жажду мировой справедливости.

Я помотал головой, очищая сознание от чужих и в то же время до жути реальных воспоминаний.

– Вспомнил? – проницательно заметил Виталий.

– Угу. Сценарий кто писал? Ты?

– Нет, конечно. У нас сценаристов полный штат. Я лишь выбираю из перечня подходящую легенду и накладываю на шотхолла. А что, пробрало? – понимающе ухмыльнулся он.

– Особенно та часть с погромом, – честно признался я. – Сильно. Я аж сам себя пожалел.

– Ну, так. На том и стоим. Мощно. Достоверно. Без халтуры. Недаром игра стала культовой. Держится на первом месте в рейтинге популярности уже седьмой год… Или восьмой? Хм… Первый запуск был в пятьсот сорок восьмом, сейчас у нас пятьсот пятьдесят пятый, так что да, восемь лет.

– Это ты время в игре называешь? – не въехал я. – Пятьсот пятьдесят пятый год – текущая игровая дата?

– Ты чего, Рома? Это реальная дата. Сейчас у нас по календарю 2 августа 2555 года.

Наверное, мой мозг уже оказался неспособным удивляться очередным финтам происходящего, так что информацию я воспринял со спартанским спокойствием. Будущее так будущее. Подумаешь!

– Ты это забыл? – насторожился Виталий и для себя под нос добавил: – Может, оцифровка прошла не так уж и плохо. Часть твоей личности определенно стерта. Надо попробовать еще с дельта-каналом поиграть…

– Виталик, уймись. Хватит уже меня перенастраивать, – разозлился я. – Пойми ты, дурья башка, в таком виде, как сейчас, тебе от меня больше пользы. И денег, – вновь на удачу выстрелил я. И, кажется, попал в точку.

– Возможно, – протянул он. – Если будешь поддерживать со мной связь, я смогу заключать на тебя пари… Хотя стремновато, конечно. Если наш сговор всплывет, я тюрьмой не отделаюсь. На пари крутятся серьезные бабки и крутые игроки, такие покалечат на раз…

Чувствовалось, что жадность в нем борется с осторожностью. Надо помочь товарищу сделать правильный выбор – для меня правильный, поскольку вопрос о моем удалении-сохранение, судя по всему, еще окончательно не решен. Им – не решен. Я-то сразу сделал свой выбор: хочу жить пусть даже и в виде персонажа компьютерной игры!

– Скажи, Виталик, если шотхолл не такой, как я, а нормальный, со стертой личностью, с ним можно сговориться?

– Нет, конечно, – фыркнул оцифровщик так, будто я сказал глупейшую глупость. – Такой перс не понимает, что находится в игре. Для него это настоящая жизнь. Реальность. А меня он забудет, как только покинет тестировочную.

Вероятно, так Виталий обозвал ту комнату, где я сейчас нахожусь.

– А я забуду? – во мне вновь проснулась острая тревога. – Еще одно стирание личности?

– Ага, тебя сотрешь, как же. Ты ж мне назло при любой оцифровке уцелеешь. Чтоб я спокойно по ночам спать не мог, – кисло пошутил Виталий и серьезно пояснил: – Когда я заканчиваю тестировать шотхолла, перед тем, как ввести его в игру, стираю последний блок воспоминаний – то, что происходило в этой комнате. А тебя не трону. Наоборот, ты должен помнить наш разговор.

– Логично. Тогда не парься насчет сговора. Нас не спалят просто потому, что никому и в голову не придет такой вариант. Сам же сказал, с шотхоллом договориться невозможно. Кстати, так что это за зверь такой шотхолл. Объясни.

– Тебе ж при подписании договора все рассказали, – вновь завел старую шарманку он, а потом махнул рукой: – Да ладно, объясню, если забыл. Смотри. В игре все персы делятся на две большие группы: геймеры и НПС (*НПС от английского NPC –non-player character –управляемые компьютером персонажи, с которыми игрок может торговать, разговаривать, сражаться, получать у них задания или взаимодействовать иным образом; их еще называют неписями, ботами или мобами).

– Это я знаю.

– Сам же спросил, – судя по голосу, он нахмурился. – Могу и не рассказывать.

– Извини. Давай дальше.

– Только больше не перебивай. Терпеть этого не могу. – А Виталий-то, оказывается, с характером. – Непись или бот, как ты знаешь, по сути, компьютерная программа с определенным алгоритмом действий. Ее несложно обыграть – если просчитать этот самый алгоритм. Сильным игрокам не интересно сражаться с ботами, они быстро бросают игру и переходят в новую.

– Поэтому и придумали он-лайн, – не удержался я. – Там геймеры играют с геймерами. Непредсказуемость полнейшая.

– Ага. Только часто бывает, что в какой-то момент геймеров в игре очень мало или нет совсем. И ты часами вынужден ждать, пока соберется комплект игроков. Или играть команда на команду в четко оговоренное время, что не всем удобно.